Текст книги "Нарушенные клятвы (ЛП)"

Автор книги: Ш. У. Фарнсуорт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 6

НИК

По дороге в Филадельфию я не успеваю ничего сделать, кроме как посмотреть в окно.

Я погружен в свои мысли. В воспоминания. В сожаления.

Дома я никогда не мог позволить себе такого. Да и сейчас я не должен себе этого позволять, учитывая, что в этой поездке у меня еще есть дела, о которых нужно позаботиться.

Но я все равно это делаю. Я часто бываю эгоистом, но это редко бывает в моих собственных интересах. Это ожидаемое поведение, которое я должен выставлять напоказ, как корону, чтобы обозначить свое место в иерархии. Красивые женщины, шикарные машины и дорогое спиртное – все, что от меня ждут, и я потакаю им. Они ни в коем случае не уникальны. Ни одна из них не имеет для меня никакого значения; это не пороки и не вещи, без которого мне было бы трудно жить.

Воспоминания о смехе и глазах Лайлы, которые часто становились таинственными? Они мои – и только мои.

Болезненная снисходительность.

Мазохистское облегчение.

Мне следовало задать Алексу больше вопросов, прежде чем отправляться в эту поездку. Но я не мог этого сделать, не проявив уязвимости. И динамика отношений между мной и им сейчас совсем иная, чем была в колледже.

Тогда я иногда спрашивал совета у Алекса. Теперь моя роль изменилась. Неуверенность – это слабость в моем мире, даже среди самых близких мне людей. Особенно среди них.

Постепенно пейзаж становится знакомым. Ностальгия покалывает мою кожу, раздражая, но успокаивая.

Мы въезжаем в Ист-Фоллс и останавливаемся перед восьмиэтажным жилым домом.

– Оставайся в машине, – инструктирую я водителя, прежде чем надеть солнцезащитные очки и выйти на тротуар.

Переходя улицу, я изучаю фасад многоквартирного дома. Он чистый и ухоженный. Но скучный и безжизненный, как сетевой отель.

С точки зрения безопасности это чертов кошмар. Балконы и широкие окна выходят на дорогу. Рядом с главным входом есть панель управления, но кто-то подпер дверь камнем, чтобы она была открыта. Швейцара нет. Сигнализация не реагирует на открытую дверь.

Я не пользуюсь преимуществами легкого доступа.

Добраться сюда – все, что входило в мои планы. Я понятия не имею, что теперь делать. Быть боссом – одинокая работа, но я никогда не чувствовал себя более одиноким, чем сейчас. Любой, кому я расскажу о Лайле и ее сыне, может стать для них угрозой в будущем.

Я ушел от нее, потому что у меня не было другого выбора. Я ушел от нее, не попрощавшись, потому что беспокоился, что еще могу сказать. Было бы заманчиво – слишком заманчиво – рассказать ей правду. Чтобы заставить ее ненавидеть меня немного меньше. Но это было бы эгоистично. Это не изменило бы наш конец. И подвергло бы ее опасности.

Мне не следует вступать с ней в контакт. Я должен притвориться, что Алекс мне ничего не рассказывал. Я могу открыть какой-нибудь секретный счёт, управлять им через несколько подставных компаний и убедиться, что о них хорошо заботятся, благодаря анонимному непредвиденному доходу.

Лайла всегда была гордой. Когда мы учились в колледже, она никогда не хотела принимать мою помощь и уж тем более мои деньги. Но я думаю, что она приняла бы их ради своего ребенка.

Бросить Лайлу в первый раз было непросто. Если бы я знал, что она беременна, не знаю, что бы я сделал. Встреча с ней – с моим сыном – подвергает их обоих риску.

Риск, с которым они будут сталкиваться всю свою жизнь, несмотря ни на что… из-за меня. Если кто-нибудь когда-нибудь узнает о моей связью с ними, они будут в опасности. Любая попытка обеспечить их безопасность будет вдвойне равносильна допуску.

Слух о том, что у меня есть ребенок, быстро распространился бы.

Сын.

Наследник.

Я стою на потрескавшемся тротуаре и чувствую, как похожие трещины разбивают сердце, которое, как я думал, не пострадает.

Защитить или забыть?

Прошло девять лет с тех пор, как я исчез. С тех пор, как я занял свое законное положение пахана Братвы Морозова. Никто не пришел за ними.

Если я женюсь на Анастасии, как планировал, и заведу еще детей, они станут той семьей, на которую нацелятся мои враги. Это будут те, у кого будет круглосуточная охрана, с кем я буду ужинать каждый вечер.

Я колеблюсь между невозможным выбором, уже зная, каким должно быть мое решение.

Мои ноги не двигаются.

Мое решение принято.

Но я борюсь с этим. Оплакиваю то, что могло у меня быть.

Я продолжаю смотреть на здание, где Лайла Питерсон живет с моим сыном, пытаясь представить их жизнь. Они всегда жили здесь? Закончила ли она школу после того, как узнала, что беременна? Думала ли она не оставлять ребенка? Был ли прав Алекс? Он похож на меня?

Блядь. Блядь. Блядь.

На этот раз она поймет, что я бросил их обоих. Либо она солжет нашему сыну, либо он узнает, что я решил не вмешиваться в его жизнь.

Я вздыхаю, понимая, что мне нужно уходить. Мои люди, несомненно, гадают, какого черта я делаю, просто стоя здесь. Это было безрассудно и импульсивно – два прилагательных, которые никто не использовал бы для моего описания, – прийти сюда. Я должен немедленно вернуться в Нью-Йорк, уладить там свои дела, а затем вернуться в Россию, как и планировалось.

Чувствуя себя неуверенно, но решительно, я поворачиваюсь, чтобы уйти.

И понимаю, что мне потребовалось слишком много времени, чтобы сделать выбор.

Лайла Питерсон направляется ко мне. Она разговаривает по телефону, свободной рукой теребит кончик своего темного хвостика и покусывает нижнюю губу, слушая, что говорят на другом конце провода.

Я не могу думать. Не могу пошевелиться.

Я просто разглядываю ее.

Время не притупило память. Я мог бы узнать ее из тысячной толпы.

Лайла выглядит уставшей, но не несчастной. На ней брюки и пуховое пальто, ее щеки и уши порозовели от холода. Никакой косметики. Помимо ее лица, единственный проблеск кожи – это ее руки, одна ладонь забинтована из-за травмы, из-за которой я стою здесь.

Даже уставшая, она вытягивает весь кислород из воздуха. Мое сердце замирает, когда мой взгляд скользит по ее высоким скулам, длинным ресницам и пухлым губам. Я видел много красивых женщин. Большинство из них точно знали, насколько они привлекательны. У меня всегда было ощущение, что Лайла не знала, даже когда я говорил ей – и показывал ей, – а ее опущенные плечи говорили о том, что она все еще не замечает своей красоты.

Лайла что-то говорит, затем вешает трубку и засовывает телефон в карман пальто.

Затем она замечает меня и замирает. Вся краска отхлынула от ее лица, как дождь, стекающий по оконному стеклу.

Никто из нас не моргает и не дышит. Это похоже на мгновение, приостановленное во времени, непроницаемое для любой внешней силы.

На секунду остаемся только я и она. Все остальное не имеет значения и даже не существует.

Я никогда не думал, что увижу ее снова. Не в этой жизни.

Все в Лайле кричит о том, что она думала то же самое обо мне. Ее застывшая поза. Ее бледное лицо.

И как бы я ни был чертовски ошеломлен тем, что действительно вижу ее, как бы я ни паниковал по поводу того, что это будет означать – какую ложь мне придется сплести или какие обещания я дам и, возможно, нарушу – я улыбаюсь. Странное ощущение – в последнее время я нечасто улыбаюсь.

Рад тебя видеть.

Я так думаю; я этого не говорю. Потому что неожиданность не изменила реальность. Я собираюсь стать тем мудаком, который подведет ее – снова. Который предлагает чек на крупную сумму и не берет на себя никакой ответственности. Я не буду вести себя как хороший парень, даже врать не придется.

Делать то, что лучше для кого-то другого, и делать то, что хочешь ты, часто не совпадает.

Моя улыбка, кажется, выводит Лайлу из состояния шока, когда она обнаруживает меня стоящим перед ее домом.

– Привет.

Дежавю. Именно так начался наш первый разговор. Ему также предшествовали пристальные взгляды и молчание.

– Привет, – повторяю я.

Лайла теребит ремешок сумочки, перекинутой через плечо.

– Думаю, Алекс приврал о том, как часто вы двое общаетесь.

Я внимательно изучаю ее, пытаясь оценить, как много Алекс ей рассказал. Он преданный. Он никогда не разгласит никаких подробностей о моей семье или бизнесе. Но прошлой ночью я слышал сочувствие в его голосе. Тот же тон, который я ставил под сомнение мой выбор покинуть этот город посреди ночи девять лет назад.

Мне следовало задать Алексу еще несколько вопросов об их разговоре, прежде чем повесить трубку. Я планировал сделать это после того, как успокоюсь. Обдумаю все.

– Он позвонил мне вчера вечером.

– Значит, ты живешь поблизости.

– Нет. Просто так получилось, что я был в Нью-Йорке, когда он позвонил.

Она не спрашивает, где я живу.

– Ты часто бываешь в Нью-Йорке?

Я не ожидал такой… вежливости. Это немного похоже на собеседование при приеме на работу – светскую беседу.

– Несколько раз в год.

– Ты возвращался в Филадельфию?

– Нет.

Лайла кивает, переваривая услышанное.

– Я бы сказала тебе раньше, если бы могла. Если бы ты когда-нибудь вернулся до этого момента. – В словах появляются следы гнева, который, как я ожидал, она испытывает.

– Я знаю. – Я наблюдаю, как она снова теребит ремешок своей сумки. – Лайла… Мое исчезновение к тебе не имело никакого отношения.

Боль и раздражение мелькают на ее лице, ожесточая элегантные черты.

– Я так и думала. Я вообще не имела большого значения.

Я пересматриваю свои слова. Я отвык оценивать других, прежде чем говорить.

– Это не то, что я…

– Ты хочешь с ним познакомиться?

Обычно я ценю прямоту. Прямо сейчас я хотел бы, чтобы мы вернулись к обсуждению моих поездок.

Больше всего на свете.

– Я не уверен… должен ли я.

На это она усмехается.

– Отлично. Мы прекрасно справлялись без тебя. Уходи снова, Ник.

– Все так сложно, Лайла.

Осознание того, что она, должно быть, ненавидит меня, было трудно переварить. Видеть это на ее лице – форма пытки, более эффективная, чем любая, которую я испытывал раньше.

– Сложно. – Она повторяет это слово с изрядной долей презрения. – Конечно, твоя жизнь сложна, но быть матерью-одиночкой проще простого. Настоятельно рекомендую залететь от парня только для того, чтобы он исчез и больше не появлялся в моей жизни.

Я вздрагиваю.

– Я не знал, что ты беременна. Если бы я знал, то…

– Что тогда, Ник?

– Я не знаю, – признаюсь я. – Я понятия не имею, что бы я сделал на твоем месте.

Она фыркает, звук сочится презрением. Прошло много времени с тех пор, как кто-то разговаривал со мной таким образом. Обычно меня бы это разозлило, то в ее исполнении мне даже нравится.

Я не опасен для Лайлы. Я просто Ник.

– Это была такая ошибка. Я увидела Алекса и подумала… подумала, что ты заслуживаешь знать. Теперь знаешь. Возвращайся к своим сложностям и оставь меня и моего сына в покое.

– Нашего сына, – поправляю я.

Глаза Лайлы вспыхивают, словно в них отражается пламя. Если бы это было так, я был бы горящей кучкой пепла.

– То, что я случайно забеременела, не делает тебя его отцом. Ты даже никогда с ним не встречалась.

– Я не знал, что он существует, Лайла!

– И кто в этом виноват? – огрызается она.

Я глубоко выдыхаю, пытаясь держать себя в руках.

– Послушай, мне нужно идти на встречу. Могу я вернуться через пару часов?

– Встреча? – Недоверчиво переспрашивает Лайла. – Что, у тебя есть еще одна залетевшая дурочка, которой нужно рассказать про сложности?

Я смериваю ее суровым взглядом, но мне хочется рассмеяться. Лайла называет себя мамой моего ребенка забавно и удивительно возбуждающе.

Большинство женщин, с которыми я спал, точно знали, чем я зарабатываю на жизнь. Любая из них приползла бы ко мне за деньгами и защитой после того, как забеременела.

– У меня нет других детей.

– О котором ты знаешь, – многозначительно отвечает она.

Я снова подавляю смешок. Прошло девять лет с тех пор, как кто-то говорил со мной подобным образом. Алекс иногда поддразнивает меня, но он мой подчиненный. Он никогда не зайдет слишком далеко. Либо уважаешь своего пахана или платишь за свою наглость.

Но для Лайлы я просто придурок, который перевернул всю ее жизнь. Который разбил ей сердце и оставил растить ребенка без отца – так же, как она росла.

Интересно, отнеслась бы она ко мне с такой же дерзостью, если бы увидела, как я вчера вечером мыл окровавленные руки перед ужином? Если бы она знала, что я сделал, чтобы сохранить свою семью – моих мужчин – в безопасности.

– У меня деловая встреча. Я бы не назначал ее, если бы я… Я вернусь, как только смогу.

– Бизнес, значит? Чем занимаешься?

Вопрос, на который я не хочу отвечать.

– с ним тоже все сложно.

Она усмехается.

– Конечно, сложно. – Затем вздыхает. – Квартира № 613. Ты можешь подняться прямо сейчас. Звонок сломан.

Конечно, сложно. И снова я держу свои мысли при себе. Я просто киваю.

– Спасибо.

Я поворачиваюсь и иду к ожидающей машине. Я хочу остаться подольше, но не могу найти этому оправдания. Точно так же я не могу охарактеризовать возвращение иначе, как эгоистичное. Как только я проведу эту встречу с Лукой Бьянки, которую я организовал только для того, чтобы объяснить эту поездку моим людям, я должен покинуть этот город как можно скорее.

Или я мог бы сказать ей правду.

Она не захочет, чтобы я был рядом с ними, как только я это сделаю.

Отчасти меня привлекли в Лайле ее моральные принципы. Ее стойкость и вера в системы, которые ее подвели. Она хотела стать социальным работником и помогать таким детям, как она сама. Я должен был спросить, кем она работает. Ее мать умерла от передозировки. Если бы она имела хоть малейшее представление о бизнесе, которым я занимаюсь, я сомневаюсь, что она взяла бы мои деньги, даже если бы они были для… черт.

Я даже не спросил, как зовут моего собственного ребенка.

Я никогда не задумывался о себе как об отце, даже с тех пор, как материализовалась договоренность с Павлом жениться на его дочери. Это всегда было абстрактно. Неважно.

Знание того, что я отец, не заставляет меня чувствовать себя таковым. Я никогда его не встречал, как сказала Лайла.

Встреча с ним, знание его имени заставят меня почувствовать себя настоящим отцом.

Есть мимолетный шанс, что я смогу это осуществить. Я не рискну приехать сюда еще раз – никогда.

Я не уверен, о чем я буду сожалеть больше. Точно зная, чего я лишаюсь, или зная, что он где-то рядом, но ничего больше.

Дверца захлопывается, когда я забираюсь обратно в ожидающую машину. Я измучен неуверенностью в том, что делать, парализован нерешительностью. Это совершенно нехарактерно для меня. Обычно я горжусь своим умением принимать решения. Это неотъемлемая черта успешного лидера.

Я достаю телефон и звоню Григорию, который сидит в машине позади меня.

Он не задает вопросов, когда я говорю ему остаться с Виктором и наблюдать за зданием. Принимает указание сообщать мне обо всем подозрительном без колебаний.

Это помогает немного успокоить хаос в моей голове, когда я даю сигнал Андрею трогаться с места.

Здесь нет правильного или ошибочного решения.

Это просто мое решение. Так было, когда дело касалось всего остального.

Это не будет исключением.

ГЛАВА 7

ЛАЙЛА

Телефон звонит через пятьдесят четыре минуты в течении двух часов Ника. Я бросаю губку и вытираю руки.

Выходной во второй половине дня – это в новинку. Сегодня большинства адвокатов не было в офисе, они на юридическом семинаре в Питтсбурге. Мэри, главный секретарь, отправила нас всех по домам после обеда. Я позвонила Джун и спросила, не хочет ли она, чтобы я забрала Эй Джея из школы, когда поеду за Лео. Предполагалось, что во второй половине дня я проведу несколько часов наедине с собой, а затем удивлю Лео, забрав его.

Вместо этого я занимаюсь уборкой. Уборка из-за стресса.

Звонят из школы Лео.

Я поднимаю трубку.

– Алло?

– Здравствуйте, мисс Питерсон. Это миссис Гейблз. Как поживаете?

– Я в порядке, миссис Гейблз. Все в порядке?

– Все в порядке. Но сейчас активно бушует эпидемия простуды, и Лео говорит, что плохо себя чувствует. Он попросился к медсестре, но я не могу оставить его сидеть там остаток дня. Вы не могли бы как-нибудь забрать его пораньше?

Дерьмо.

Беспокойство смешивается со стрессом. Я не против забрать Лео пораньше. Это портит сюрприз от того, что я в кои-то веки сама забираю его после школы, и мой план сводить его за мороженым. Но больше всего меня беспокоит осознание того, что Лео будет дома, когда Ник вернется. Если он вернется.

– Мисс Питерсон? Вы еще здесь? Если это проблема, я могу отправить его в кабинет медсестры на вторую половину дня.

– Это не проблема. Я скоро буду, – говорю я.

При других обстоятельствах было бы идеально, если бы это произошло в редкий выходной день. В противном случае мне пришлось бы в панике звонить миссис Хадсон, пожилой женщине, которая живет несколькими этажами ниже и нянчится с детьми, когда Джун не свободна, и попросить ее забрать Лео, чтобы он не торчал часами в кабинете медсестры.

– О, прекрасно. – в голосе миссис Гейблз слышится облегчение. – До скорой встречи.

– До скорой встречи, – повторяю я, затем вешаю трубку. Я надеваю куртку и беру ключи, прежде чем выйти из квартиры.

Ник не назвал конкретное время. Я забыла об этом – о том, как он пускает все на самотек.

Я полная противоположность. Я расписываю свою жизнь до секунды. У меня, как у матери-одиночки, работающей на двух работах, особого выбора нет, но все же.

Ник всегда был сдержан, его вполне устраивало предположение, что все получится так, как он хочет.

Я уверена, что он мог бы появиться на своей встрече – если она действительно состоится – опоздав на несколько часов, и убедить всех, что задержка произошла по их вине.

Я пытаюсь не обращать внимания на то, что эта прогулка может означать, что он может появиться, пока меня не будет, и подумать, что я передумала продолжать этот разговор. Если он так просто сдаться, то он в любом случае не заслуживает быть частью жизни Лео. Я не уверена, что он заслуживает этого, даже если он появится. В ответе на вопрос «хочешь ли ты впервые встречаетесь со своим ребенком?», не должно быть слова «сложности».

Но я знаю, каково расти без отца. Это не то, чего я хочу для своего собственного ребенка. Раздумья, сомнения в себе, «что, если». Одно дело, когда Лео был младше и легко принимал то, что нас было только двое.

Эй Джей – его лучший друг, и к тому же у него есть только мама. Но у Джун есть фотографии ее покойного мужа, держащего на руках ее сына. У него большая семья, переполненная историями о том, каким был отец Эй Джея, чтобы помочь сохранить память о нем.

У меня ничего этого нет. У Лео ничего этого нет. И чем старше он становится, тем более зияющей раной для него это становится.

В отличие от меня, зачатой из-за отчаянной попытки моей матери получить доступ к наркотикам, которые она не могла себе позволить, Лео был создан из любви. Его отец не бездельник-наркоторговец.

Ник образованный. Обаятельный. Умный. Богатый.

Я никогда не задумывалась, будет ли он хорошим отцом, когда мы были вместе. Но он тот парень, который будет отцом мечты для каждого ребенка – без усилий справляющийся со всем. Крутой и харизматичный.

Я хочу этого для Лео больше всего на свете. Достаточно, чтобы я проглотила свою гордость и сделала так, чтобы Нику было как можно проще стать частью его жизни.

Он появился меньше чем через день после того, как узнал о существовании Лео.

Это что-то значит – я надеюсь.

Как только я паркуюсь перед школой Лео, начинает идти снег. Я застегиваю пальто, прежде чем выйти из теплой машины и побежала в школу, стараясь двигаться достаточно быстро.

Когда я вхожу, Лео сидит на одном из пластиковых стульев, стоящих вдоль стены. Горячий воздух обдает меня сухим порывом, смывая остатки холодного воздуха, прилипшие к моей одежде. Я улыбаюсь миссис Нельсон, секретарше в приемной, прежде чем присесть на корточки рядом с его стулом.

– Привет, приятель. Как ты себя чувствуешь?

– Я в порядке. Я сказал миссис Гейблз не звонить тебе на работу.

Что-то сжимается у меня в груди, когда я замечаю его обеспокоенное выражение лица. Беспокоится обо мне, не о себе.

Я скрываю от него свое бремя, как могу. Он ребенок. Ему не стоит беспокоиться об аренде, выплатах за машину, страховке или о чем-то еще, что не дает мне спать по ночам.

Но он умный мальчик. Он все равно замечает.

– Я рада, что она это сделала, – говорю я ему, прижимаясь своим плечом к его плечу. – У меня выходной. Я собиралась заехать за тобой после школы. Теперь у нас будет больше времени побыть вместе. – Я встаю. – Я подпишу бумаги.

Подписывая бумаги, я болтаю о кое-чем с миссис Нельсон, а затем мы с Лео направляемся на парковку. На секунду холод кажется приятным, прежде чем он становится ледяным.

Мы мчимся по асфальту, по легкому слою белого снега, который уже покрыл серый асфальт.

Лео несколько раз шмыгает носом, пока я веду машину, но в остальном, кажется, пребывает в хорошем настроении. Я паркуюсь на стоянке в конце нашего квартала, которая стоит вдвое меньше, чем аренда за одно из мест у здания, молясь, чтобы снега не скопилось слишком много. Если Лео слишком болен, чтобы идти утром в школу, мне придется менять планы. Необходимость чистить машину только сделает мое утро более беспокойным.

Черный «Ван» и красный «Мини Купер» припаркованы прямо перед зданием, под знаком «Парковка запрещена», но нет никаких признаков внедорожника, на заднем сиденье которого Ник сидел ранее. Сзади – потому что у него есть водитель. Я знала, что он состоятельный человек. Он сказал мне, что его родители были богатыми, но я не могу представить Ника живущим на средства трастового фонда.

Как только мы возвращаемся в квартиру, я отправляю Лео вымыть руки и переодеться в пижаму. Я занята на кухне, готовлю горячий шоколад и ставлю пакет с попкорном в микроволновку, украдкой поглядывая на часы на плите.

Прошло больше двух часов.

Это не должно меня разочаровывать. Это было ожидаемо. Облегчение, без осложнений.

В микроволновке раздается звон, означающий, что попкорн готов.

Секунду спустя раздается звук выстрела. Прошли годы – десятилетия – с тех пор, как я слышала выстрелы, но его невозможно спутать ни с чем другим.

Резкий и ужасающий.

Громкий и решительный.

Я бросаю молоко и бегу по коридору в комнату Лео.

Он съежился возле кровати, зеленые глаза широко раскрыты от удивления, на нем полосатая пижама с танцующими эльфами, которую ему подарили на Рождество два года назад.

Сейчас пижама слишком мала для него, рукава на пару дюймов обнажают запястья и локти. Я бросаюсь к Лео и прижимаю его к себе, ругая себя за то, что оставила телефон на кухне.

Стрельба прекратилась так же быстро, как и началась.

Мне нужно позвонить в полицию.

– Все в порядке, – говорю я Лео, крепко обнимая его. – Я сейчас вернусь. Мне просто нужно взять свой телефон, чтобы я могла позвонить в полицию и убедиться, что они знают, что происходит. Все будет хорошо.

Я смотрю вниз. Защищать его – мой единственный инстинкт. Я не… не могу… позволить себе впитать в себя ни капли страха.

Лео кивает с серьезным выражением лица.

Я всегда знала, что Лео очень похож на своего отца. С возрастом сходство стало еще более заметным. Но я не понимала, насколько они похожи, пока снова не увидела Ника.

Есть моменты, когда Лео похож на меня, но волосы, глаза, нос, выражение его лица прямо сейчас? Это все Ник.

Вокруг нас царит жуткая тишина, как затишье после бури.

Его прерывает шум, еще более ужасающий, чем стрельба. Звук, похожий на хлопанье открываемой входной двери, сопровождаемый шагами так близко, что они могли быть только внутри этой квартиры.

Страх леденит мою кровь. Последние двадцать четыре часа были бурными эмоциональными американскими горками. Мое тело пережило множество эмоций. Но я чувствую страх повсюду. Оно хочет привязать меня к месту, но я не могу этого позволить.

– Оставайся здесь, – говорю я и бросаюсь к двери.

Я понятия не имею, что мне делать.

Это ни в коем случае не шикарный район, но уровень преступности здесь низкий. Стрельба в четыре часа дня во вторник – ничего подобного я никогда не ожидала увидеть. Но я не собираюсь прятаться под кроватью со своим сыном. Я сделаю все, чтобы защитить его. Они могут взять в квартире все, что захотят, включая меня. Но не Лео.

В гостиной стоят двое мужчин. Один широкоплечий, с коротко подстриженными черными волосами. Другой не такой крупный, но все еще мускулистый. Его волосы длиннее и свисают ниже подбородка.

Мое сердце учащенно бьется, когда они смотрят, как я молча иду к ним по коридору. Ни у кого из них не видно оружия в руках. Они оба одеты в темную одежду, которая проста, но выглядит дорого, и далеки от голодающих или отчаявшихся, которые могут попытаться совершить вооруженное ограбление.

По мере моего приближения между ними слышится быстрая перебранка на иностранном языке. Русский, если просмотр «Американцев»² не прошел для меня зря.

– Вы вторглись в квартиру, которая вам не принадлежит, – говорю я, дойдя до конца коридора. Я горжусь тем фактом, что мой голос ровный и сильный, без малейших колебаний.

– Черт. Я очень надеюсь, что это та квартира. – Один из них говорит по-английски.

Другой мужчина, более плотный, делает шаг назад, чтобы изучить мою входную дверь, которая теперь криво висит на сломанных петлях.

– Это 613-я.

Мужчина, заговоривший первым, вздыхает. У него светлые волосы и неряшливая борода, которую он теребит.

– Чертовы итальянцы. Драматизм во всем.

Ответ произносится по-русски. Я не понимаю ни слова, но думаю, что это касается меня, судя по тому, как они оба смотрят в мою сторону.

– Я звоню в полицию, – заявляю я, надеясь, что это их отпугнет.

– Это будет ошибкой, – говорит темноволосый мужчина. – Мы должны быть в Нью-Йорке, вот почему нужна зачистка.

Блондин усмехается.

– Зачистка? Они поймут, что это были мы.

– Знать и доказать – это две разные вещи.

– Я уверен, что Бьянки заметит разницу, – отвечает блондин, поднося телефон к уху.

Я делаю шаг ближе к кухонному островку, где лежит мой телефон, и их внимание возвращается ко мне.

– Он не отвечает? – темноволосый мужчина спрашивает блондина.

– Нет. Не хотел бы я оказаться на месте Бьянки, когда босс узнает, что здесь произошло.

Черные брови сошлись на переносице.

– Мы должны посмотреть, не…

– Мама?

Я закрываю глаза и мысленно выкрикиваю длинный список ругательств, прежде чем поворачиваюсь и смотрю, как Лео идет по коридору в пижаме. Я не уверена, чего хотят эти мужчины. Я не могу сказать, почему они здесь, или оценить, насколько они опасны. Это не та ситуация, в которую я когда-либо хотела, чтобы Лео попал.

– Возвращайся в свою комнату, Лео.

Он не слушает, останавливаясь рядом со мной и свирепо глядя на двух незнакомцев.

Раздается быстрый поток русской речи. Мужчины переводят взгляд с Лео на друг друга, их голоса резкие и настойчивые. Обеспокоенные и сбитые с толку.

Они знают Ника. Я не уверена, почему это первая мысль, которая приходит мне в голову, но она остается неизменной. Это единственное логичное объяснение узнавания на их лицах, когда они смотрят на моего сына. Я много раз видела выражение благоговения, направленное на его отца.

Я не уверена, должно ли это немного ослабить панику, нарастающую внутри меня, но это так.

Возможно, я больше не знаю Ника. Я определенно ему не доверяю. Но я не верю, что он когда-либо проявил бы недоброжелательность по отношению ко мне или Лео. Он все еще тот парень, рядом с которым я лежала в постели, описывая свое хаотичное детство, и рассказывала о той ночи, когда я нашла безжизненное тело своей матери. Если эти люди знают его – кажется, уважают, – это делает их гораздо меньшей угрозой в моих глазах.

Я тащу Лео за собой, на всякий случай.

Болтовня на русском продолжается.

Я смотрю на свой телефон. Если я побегу за ним, я понятия не имею, что они могут сделать. Это действие, которое я могла бы предпринять до появления Лео. Если я двинусь сейчас, он будет полностью беззащитен. Любой из них может легко схватить его, а я не хочу рисковать.

– Чего вы хотите? – Спрашиваю я.

Русские замолкают.

– Хотим? Ничего, – говорит темноволосый мужчина. – Я годами умирал от желания убить итальянскую krysа. Это приятнее, чем сидеть на собрании.

– Григорий. – Блондин говорит что-то по-русски, затем ухмыляется. Другой мужчина свирепо смотрит на него. Веселье все еще скрывается на лице блондина, когда он поворачивается ко мне. – Я Виктор.

– Мне все равно, как вас зовут. Я хочу, чтобы вы ушли. Сейчас же.

Григорий улыбается.

– Я думаю, что ты передумаешь, если итальянцы вернуться.

Звонит его телефон, и с лица Григория исчезает всякое веселье, когда он смотрит на экран. Он немедленно отвечает и начинает говорить – по-русски.

Я начинаю очень уставать от непонимания того, что говорят. Виктор согласно кивает всему, что говорит Григорий.

Они отвлеклись.

Наверное, это подходящий момент, чтобы позвонить в 911.

Но я не могу пошевелиться. Не могу пойти ни на малейший риск, когда речь идет о безопасности Лео, даже если это увеличит наши шансы в целом.

Григорий вешает трубку и смотрит на меня.

– Поехали.

Я смеюсь и не потому, что мне весело. Григорий произносит это так, словно это разумная просьба после того, как он ворвался в дом незнакомки под звуки выстрелов, а не постучал в дверь, как цивилизованный человек.

Кроме этого, он кажется… нормальным. Никаких безумных глаз или размахивания пистолетом. Но это ненормально. Это безумие. Он сумасшедший, если думает, что я куда-то пойду с ним.

Однако я прекрасно осознаю присутствие Лео позади меня. Все, что я делаю или говорю, должно быть продумано. Все кажется сюрреалистичным, как будто я наблюдаю за происходящим на расстоянии. Но это происходит на самом деле. Реальные действия с реальными последствиями.

Виктор подходит к окну, выходящему на дорогу, и выглядывает наружу, на улицу.

– Компания.

– Сколько? – Спрашивает Григорий.

– Ше… восемь.

– Ублюдки.

– Вы пришли, чтобы разобрать с нами? – Я ненавижу себя за то, что задала этот вопрос в присутствии Лео, но я не знаю, что еще можно сделать. Отправлять его обратно в комнату звучит еще более рискованно, чем держать его здесь со мной.

Григорий и Виктор переглядываются, выглядя искренне озадаченными моим вопросом.

– Разобраться с вами? Конечно, нет. – В голосе появляется больше акцента, чем раньше, каким-то образом добавляя искренности. Григорий звучит искренне, и это немного улучшает ситуацию.

У меня нет причин доверять ему, кроме того факта, что он пока не причинил нам вреда. Он – или Виктор – могли застрелить меня в ту же минуту, как вошли в квартиру.

Удушающее состояние страха, в котором я пребывала с тех пор, как услышала первый выстрел, немного ослабевает.

Виктор снова подошел к окну. Он выглядывает наружу, затем говорит что-то по-русски. Я не понимаю ни слова, но у меня нет проблем с чтением тона.