Текст книги "Царица Армянская"

Автор книги: Серо Ханзадян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

– Не замерзла, душа моя?

– Нет, матушка царица! – и девушка поцеловала руку Мари-Луйс.

Арбок Перч демонстративно прошел мимо Нуар, но процедил сквозь зубы:

– Ты бы тоже переоделась, не то простудишься, ошалелая козочка.

Нуар только засмеялась в ответ.

– Царица о тебе спрашивала.

– Обо мне – царица?.. – возликовала Нуар. – И ты, конечно, не

поскупился расписать меня?..

– Не гогочи, – резко оборвал ее Арбок Перч. – Ты же вдова. Стыдно.

– Стыдно тебе! – разозлилась Нуар. – Рука того, кому я была отдана в

жены, не коснулась меня, знай это и выкинь из головы все, что тебе в нее

надул бог лжи.

– Царица очень интересовалась тобою, – хитро ухмыляясь, сказал Арбок

Перч.

– Не думаю, что и она, как ее супруг, решит выдать меня замуж.

– А вдруг?..

– Надеюсь, только не за тебя.

Нуар опять весело засмеялась и побежала к своим.

Зарезали и освежевали коз и баранов, стали жарить шашлык. Начинался

праздник, который должен длиться девять дней и девять ночей.

Вечером, уходя на покой, Мари-Луйс, явно медля, огляделась вокруг,

ища Таги-Усака. Но его нигде не было. Не было и дочери медника Нуар...

* * *

В доме медника Миная в этот вечер сверкало море огней. Светильники

было чудо как хороши и все разные: то в виде львиной лапы, то головы

дракона. Дымок от них тянулся к ердику*.

_______________

* Е р д и к – отверстие в потолке помещения.

Нуар варила рыбу в глиняном горшке и пекла лепешки на раскаленных от

огня камнях. Одну из них, пышущую жаром, она протянула Таги-Усаку:

– О такой вкусноте ты небось и не мечтал никогда! Ешь, наслаждайся.

Таги-Усак с удовольствием съел лепешку и спросил:

– Кто тебя научил печь такую прелесть?

– Бабушка моя. А ее никто не учил. Все это от праматери нашей, богини

Эпит-Анаит. От великой и светоносной Эпит-Анаит, у которой в ногах лежат

львы, чтобы в клочья разрывать таких гордецов, как ты! – Нуар горько

улыбнулась.

Таги-Усак сделал вид, что не слышал ее последних слов.

Гости заполонили весь дом. Рассевшись на карпетах*, они вели

неспешные беседы. Это были люди мастеровые, медники, гончары, плотники,

каменотесы. Нуар оделила всех лепешками, подала тушеных бобов и пива.

Затем, постучав в медный круг на стене, чтоб изгнать злых духов, поставила

перед гостями и рыбу. Все принялись за еду.

_______________

* К а р п е т – безворсовый цветной ковер, типа паласа.

Хозяин дома говорил более других. Голос его звучал негромко, но

уверенно. Остальные в основном согласно покачивали головой.

– В Тондраке обнаружены новые залежи меди, – сообщил Минай. – Наш

царевич Каранни, наверно, затем и поехал туда. Поклонение – это только

предлог. От хеттов необходимо скрывать, где у нас в стране залегает медь.

– Каранни в наказание уничтожил в Мецаморе всех жрецов и городского

старосту, – сказал Таги-Усак.

– За что? – удивился Минай.

– Они прятали у себя хеттских жрецов, которые имели намерение

выкрасть секрет производства бронзы, известный только горновым Мецамора.

– О, так это же предательство! – вознегодовал Минай. – И что дальше

было?

– А дальше то и было. Каранни покончил со всеми и пресек воровские

происки хеттов.

– Благодарение богам! – воздев руки к небу, проговорил медник

Минай. – И нашему предку, царю Уганне, тому, что жил еще в седьмом колене

до нас! Храброму и отважному. Одно свое славное копье он всадил в землю

долины на берегу большой реки, ставшей северной границей лона армян, нашей

Армении, а другое копье всадил у берега Урумского моря, на востоке.

Третьим он обозначил границу между народом ашшурским* и нашей страною с

юга. И четвертым определил нашу западную границу, с царством Хеттским,

обиталищем сурового и коварного народа. Копья эти вросли в землю,

разветвились и зазеленели волею богов, и сейчас это деревья с необъятными

стволами, под сенью которых живет и гнездится народ, хранимый девяноста

девятью легендарными витязями.

_______________

* А ш ш у р ы (ассирийцы) – жители Ассирии, государства,

существовавшего в IV – III вв. до н. э. в междуречье Тигра и Евфрата.

– Свидетельствуем это! – воскликнули все присутствующие.

– Многие реки мира земного берут свое начало в горах нашей страны и

уходят в моря!..

– Свидетельствуем это!

– Крыши мира осеняют нашу страну, наш великий дом. И Сис, и Масис, и

Кирс, и Арагац, и еще Немровт и Сепухн. И еще, и еще горы и горы окружают

родину нашу!

– Свидетельствуем это!..

– Да не прервется речь твоя, Таги-Усак!..

– Звезды небесные вещают твоими устами, брат наш!..

– Слава! Слава тебе...

И, чокнувшись, они все выпили по кружке пива.

– А жрец хеттов Кама Вараш не оставляет намерения принести человека в

жертву богу Шанту! – сказал, горестно покачав головой, один из гончаров.

– Опять он настаивает на этом, ненасытный?..

– Да, все говорят...

– Но ведь запрещено! – удивился медник Минай. – Как смеет этот хетт

нарушить волю нашей царицы?!

И все замолкли, задумались.

Таги-Усак посмотрел на Нуар. Она разрумянилась от огня и стряпни и

была прелестна.

– Мы не позволим этим хеттам творить своеволие на нашей земле! —

снова заговорил медник Минай. – Хватит издеваться над человеком, жалеть

его надо. Незачем зря кровь проливать. Все до единого поддержим царицу! Не

позволим!..

И все повторили за ним:

– Не позволим!..

Ночь. Уже поздно. Нуар вышла проводить Таги-Усака. Ему до боли

захотелось обнять ее, но тут вдруг острые ногти вонзились в его плечо.

Это была Мари-Луйс.

* * *

Дорогой Артит Арар предложил престолонаследнику искупаться в одном из

небольших озер.

– Вода в нем чистая, прозрачная. Сама богиня Цовинар его оберегает. Я

буду очень рад, государь мой, если ты посетишь это священное место.

Солнце еще не убрало своих лучей с вершин Котайских гор, когда они

подъехали к озеру. Тут жрецы уже принесли в жертву священным водам озера

трех белых овец, загодя сюда доставленных...

Каранни в полном вооружении вытянулся в струну, стоя на колеснице, и,

показывая жезлом на восток, скомандовал:

– В путь на Сисакан!..

Каш Бихуни внутренне не одобрял похода в Сисакан. Дикие, гористые

места, населенные мятежными, воинственными племенами. Зато Урси Айрук и

братья Андзев радовались тому, что увидят новые, дотоле им неведомые края

родной страны. Радовался и Каранни, он ехал во владения своего тестя.

Артит Арар попросил разрешения проводить престолонаследника до

Гегамского озера, где кончаются границы его владений и начинается Сисакан.

Каранни вспомнил Таги-Усака и мысленно спросил его: «Не собьемся с дороги,

астролог?» – «Не собьетесь, держитесь к востоку от Большой Медведицы, она

и поведет вас безошибочно».

Полки построились и тронулись в путь.

Спустя день, когда уже были позади Котайские горы, когда миновали

обиталище бога Атиса и впереди завиделось Варажское плоскогорье, Артит

Арар сказал:

– Еще немного, и мы будем у озера, божественный.

Здесь все еще было в буйном весеннем цветении. Дороги подсохли и были

хорошо накатаны. Колесницы мчались легко и быстро.

И действительно скоро показалось Гегамское озеро – бескрайняя чаша в

лоне гор, от горизонта до горизонта.

– Чудо! – воскликнул наконец Каранни после долгого молчаливого

созерцания этой невиданной красоты. – Чудо! И какое оно огромное, это

Гегамское озеро! Не озеро, а целое море!

– Да, мы и зовем его все больше морем. Отсюда, если, скажем, поехать

вдоль берега вправо, целый день скачи, а конца морю не увидишь.

– А что там за корабль плывет?..

– Это остров, божественный. Там обитают сисаканские боги. Хочешь,

поплывем туда?

– Нет, не хочу, – ответил Каранни, – устал я от возни с богами.

Ему вспомнились слова жены о том, что люди глубоко заблуждаются,

считая, будто боги – начало всех начал.

Вдали вдруг поднялось облако пыли. Артит Арар высказал предположение,

что это, должно быть, едет родоначальник Шатлойс, властитель земли

Сисаканской. Но вот пыль рассеялась, и он увидел, что Шатлойса

сопровождает его старший сын Татан со своей старшей женой Лор.

– Тикин* Лор поразительно правит колесницей. В этом ей нет достойных

соперников.

_______________

* Т и к и н – госпожа, почтительное обращение к женщине (арм.).

– Да, вспоминаю, – сказал Каранни, – в дни моей свадьбы я сам видел,

как она это делает.

Кавалькада остановилась. Шатлойс, его сын и невестка сошли с колесниц

и шагах в десяти от царевича опустились перед ним на колени. Властитель

Сисакана снял шлем с головы и громко проговорил:

– Волею богов ты осчастливил нас, о великий, божественный государь

наш Каранни! Прими наше нижайшее почтение и сердечное приветствие!

И волосы, и густая борода Шатлойса были белы как лунь.

Каранни сошел с колесницы и обнял тестя.

– Мой отец, великий царь Уганна, приветствует тебя, твоих сыновей,

жен, внуков и всех сородичей! – проговорил Каранни и через миг, вспомнив,

что сказал не все, добавил: – Мать моего сына и царица армянская, твоя

дочь Мари-Луйс тоже приветствует тебя, твоих сыновей, что приходятся ей

братьями, твою прекрасную невестку Лор, которая оказала мне великую честь,

приехав навстречу, и всех своих сородичей! Встань, дорогой тесть. Мне не

доставляет удовольствия видеть перед собой коленопреклоненным отца моей

супруги-царицы. Встань!

После объятий, пожеланий долгих лет жизни, мира и спокойствия все

наконец тут же неподалеку сели поесть жаренной на вертеле рыбы, которую

специально наловили в море-озере. Она здесь особая. Царевич такой еще не

едал. Очень ему понравилась.

Когда солнце уже клонилось к закату, проводили Артит Арара в обратную

дорогу, а сами берегом стали продвигаться в сторону гор.

Вечер был необыкновенный, какой-то розовый, как цветущий абрикосовый

сад. Из глубин озера к небу тянулись сияющие отсветы. Каранни ехал вровень

с колесницей тикин Лор. Они чуть опережали всех остальных, ехали неспешно

и рассказывали друг другу веселые истории, шутили. Тикин Лор удивительно

красиво и звонко смеялась. Она впервые так близко общалась со своим

высоким родственником. И Мари-Луйс давно не видала золовку свою, которая

теперь царица...

Вдоль всего пути им встречались небольшие крепости с башнями и

хорошими, крепкими стенами, а вокруг колосились посевы ячменя и проса. У

одного из родников толпилась стайка девчушек, и среди них была одна

старушка. С кувшинами на плече они с интересом наблюдали за удивительной

кавалькадой. В развевающихся от ветра одеждах, в кожаных сандалиях на босу

ногу девушки смело переговаривались с проезжающими, приветствовали их.

Одна, у которой в руках была корзина с хлебом и сыром, спросила, глядя на

красиво одетую женщину:

– Ты не наша ли тикин Лор?

– Да, это я. А ты чья жена?

– Я пока еще никому не жена, – засмеялась девушка. – И не знаю, буду

ли женой. Мои родители – рабы нашего военачальника, а значит, и я рабыня.

– Господин твой добр? – спросил Каранни.

– Да какой же господин добр? – пожала она плечами. – А ты кто?

– Я сын царя Уганны.

Девушки испуганно присмирели, еще чуть постояли и бросились бежать.

Как птицы, вмиг разлетелись. Каранни даже погрустнел. Отчего это они, ни в

чем не повинные, так его испугались? У родника, вся высохшая и черная, как

ворона, осталась только одна старушка. Она что-то мыла на камне проточной

водою.

– Да какой же господин добр? – смеясь, повторяла старуха слова

исчезнувшей девушки. – Как сказала, а? Я будто глас богов услыхала в этом

речении.

– Ты тоже рабыня?

– Да. А кто в этом мире не раб? Ты, который престолонаследник, разве

не раб?

– И чей же я раб?

– Твоего бога, если он в тебе един. Твоих богов, если их много, этой

земли, этого родника. Все мы рабы, обреченные души...

Долго потом молчали, ехали задумавшись. Первым заговорил Каранни:

– Мне думается, что эти девушки-рабыни куда свободнее, чем мы,

царствующие и правящие, тикин Лор. Они дети природы. Мы ведь и в любви не

принадлежим себе, а они свободны соединиться по желанию.

– Прости, божественный. Но, по-моему, все не совсем так. Во владениях

моего отца, в Арцахе, и здесь, в Сисакане, внебрачная близость считается

безнравственной. И за нее равно осуждаются на смерть обе стороны: и

мужчина, и женщина.

– Неужели? – удивился Каранни.

– Да, да.

– А как же храмы с их нравами?

– С храмами – дело иное. Жрецы имеют с этого большой доход. Они

установили, что жена умершего мужчины должна впредь жить одна, но при этом

оговорили, что при желании она может поступить послушницей в храм, отдав

туда и все имущество мужа как дар. Так многие вдовы попались в лапы

жрецов.

– Вот оно что! – помрачнел Каранни. – Необходимо пресечь это дело.

Храмы у нас обладают несметными богатствами. Они наживаются от имени богов

и этим разрушают основы царства.

Тикин Лор молитвенно сложила руки на груди.

– Остерегайся и храмов, и жрецов, божественный. Вся скверна и все зло

от них. Я слыхала, что наша царица, твоя супруга Мари-Луйс, стоит за

единого бога, отвергая всех других. Так ли это?

– Да, так она думает.

– Думает или уже установила такое?..

– С намерением узаконить это она и поехала в Нерик. Но я не хочу

вмешиваться в ее дела.

– Ты прав, божественный! – одобрила тикин Лор. – Чем дальше от богов

и от всего, что с ними связано, тем спокойнее.

Они попридержали колесницы, дожидаясь, чтобы родоначальники и войска

нагнали их. Каранни был доволен общением с тикин Лор. Сколько в людях

горечи, тревоги, о которых он и не ведает.

Ночь провели в горах под сенью шатров.

На рассвете, вознеся молитвы богу Арегу, спустились в глубокое

ущелье. Река Арфи беспокойно бурлила и пенилась, перебирая высокими белыми

гребнями волн. Это еще не до конца стаявший снег на высоких вершинах

Сисакана полнил ее. Так, весело буйствуя, она неслась к Ерасху, чтобы

отдаться объятиям его мутных вод.

Из зарослей камыша вдруг повысыпали бычки, целое стадо, и почти все

белые. Они мчались вдоль берега, краем уже зеленеющих полей и лугов.

Удивительным было то, что на каждом из них восседал юноша, вооруженный

копьем. И неслись эти бычки, как буйный ветер в степи.

– О превеликий Мажан-Арамазд! – воскликнул Каранни. – Какое

потрясающее зрелище!

– А у моего отца, – сказала тикин Лор, – люди творят еще большее

чудо: уже несколько лет, как они ездят верхом на лошадях.

– Что? – удивился Каранни. – Люди садятся на коня? Как эти люди на

бычков?!

– Да, божественный. Привязывают ему на спину особую подушку и

садятся. Неужели не слыхал?

– Нет, не доводилось. Значит, мужчина и конь!..

– Да, царевич, мужчина и конь. И так это красиво, когда они, слившись

воедино, мчатся во весь дух.

– Они могут так и в бою участвовать на коне?

– Конечно, божественный. Воины моего отца часто приезжают из Арцаха к

нам в Сисакан верхом на лошадях. И вид у них очень воинственный. Нам такое

непривычно, но, видимо, мужчина на лошади – это большая сила.

Каранни выразил желание немедленно попробовать свою силу, сесть на

коня. Они подъехали к крепости. Удивительное это дело – человек на коне!..

Надо непременно побывать в Арцахе. И как можно скорее!..

Они прежде вошли в храм, где сисаканские жрецы готовились к

ритуальной церемонии. Царевич, не сдержав своего нетерпения, подозвал

шурина:

– Подыщи мне хорошую арцахскую лошадь. Ты уже ездил на коне, а?

Пробовал?..

– Нет, пока не доводилось, божественный, – отвечал Татан, – но видел,

как это получается у других. В войске у тестя своего не раз видел.

Арцахские конники успешно одолевают в стычках своих противников

егимаис-еранцев. Последние теперь, как завидят всадников моего тестя,

сразу разбегаются врассыпную, бросая при этом все, что у них есть.

Каранни не мог дождаться, когда наконец окончится церемония и он,

покинув храм, тотчас отправится в Арцах.

* * *

Властитель Сисакана родоначальник Шатлойс и тикин Лор остались в

крепости, а Татан выехал сопровождать Каранни в его поездке по соседним

провинциям.

В горах, где брала начало бурная речка, которая потом, спускаясь

ущельем в долину, впадала в Ерасх, располагалось окруженное крепостной

стеной селение Диц Майри. Едва они пересекли крепостные ворота, Каранни

послал гонца к властителю Арцаха Багарату Дола, мол, садись на коня,

приезжай немедленно и возьми с собой еще всадников, да побольше...

Крепость Диц Майри зажата в медно-бурых скалах. Из ближних пещер

раздалось воронье карканье и эхом отозвалось в селе. Каранни вышел к реке.

С того берега сельский староста громко прокричал слова приветствия. Татан

таким же манером ответил ему. Сельчане вскоре перекинули деревянные мостки

через реку. Староста со всеми домочадцами, да и весь люд тоже ринулись по

мосткам и, едва ступив на другой берег, бросились в ноги царевичу.

Каранни спросил:

– Как он, мост-то ваш, надежный?

– И мост, и село мое очень надежны, божественный! – отвечал

распростертый на земле староста. – Приказывай, государь наш!

Каранни вскочил в колесницу и направился к мосту. В прозрачной воде

он увидел свое трепещущее отражение. Выходит, боги благословляют его

приезд!..

Престолонаследник успел отметить, что сисаканские армяне отличаются

некоторой странностью. Их словно бы ничто не удивляет. Нет у них и особой

приверженности богам, нет и страха перед оными, и поминают их редко. Как

бы для виду они у них, эти боги. Тикин Лор говорит, что превыше всего

сисаканцы почитают женщину, хранительницу очага. Богоравна та хозяйка

дома, которая может испечь хороший хлеб.

Просо и пшеницу, коих здесь мало, и ячмень, которого достаточно,

обжаривают, затем насыпают в каменную ступу, измельчают, провеивают, потом

мелют на мельнице и уж из муки пекут этот особый, тонко раскатанный хлеб в

печах, вырытых прямо в земле и выложенных гладким, отполированным камнем.

Царевичу очень нравилось, что сисаканцы уважительны и добропорядочны,

свято чтут долг и обязанность.

Из Диц Майри хорошо просматривалось довольно обширное поле, заботливо

возделанное и уже засеянное.

Ночь провели за пиршеством.

Каранни специальной грамотой утвердил, что впредь Диц Майри

объявляется городом.

Дальше путь лежал в Арцах.

Сисакан край лесистый, и потому местами колесницы рабам приходилось

нести на себе сквозь бездорожную чащобу, а распряженных коней они при этом

гнали перед собой...

Три дня довелось провести в долине реки Вараракн. Тут еще многие

семьи и жили в пещерах, храмов не возводили, все обряды отправляли тоже в

пещерах, а поклонялись, как правило, скалистым глыбам, дыбившимся у

родников.

Каранни, весело улыбаясь, похлопал по плечу Каш Бихуни.

– Привез бы сюда с собою одну-другую из своих жен, глядишь, помолясь

на эти священные скалы, одарил бы тебя потомством.

– Э-э, – засмеявшись, махнул рукой верховный военачальник, – уж если

от такого быка, как я, нет плода, от камня и вовсе ждать нечего. Так уж

суждено, прогневил, видно, бессмертных, они и карают...

На поклон к престолонаследнику явились старейшины родов, обитающих в

окрестных горах. Одежда на них из козьих шкур, вид у всех решительный и

непокорный.

– Где ваши жилища? – спросил Каранни.

В ответ заговорили все разом и очень громко:

– Вон в тех самых высоких скалах, государь наш, видишь? Где еще снег

не стаял.

– Говорите потише, – попросил Каранни. – И не все разом.

Оглядев собравшихся, он обратился к тому, кто показался ему старше

других:

– Ты говори. Один только ты.

– Мне говорить? – удивился человек. Сняв с головы козью шапку, он

сунул ее под мышку, прокашлялся, чуть продвинулся вперед и... загремел как

гром: – Я, который есть жертва бога Тибуна, я, постелью которому служит

медвежья шкура, я, у коего семь жен и девяносто девять потомков, имею к

тебе жалобу!..

При упоминании бога Тибуна Каш Бихуни насторожился. Этого бога

почитают на его родине, расположенной у истока реки Тер Мадон. Неужели эти

люди оттуда?.. Он обратился к громовержцу:

– Эй, раб Тибуна, ты родом откуда?

– Предки мои каскейцы, но они еще в седьмом колене до меня бежали со

своих мест и угодили сюда.

– От кого бежали-то?

– Не знаю, господин. Да и неважно это сейчас. Не уводи разговора в

сторону... Так вот о жалобе. – Он показал на стоявших в сторонке людей. —

Наша жалоба на них. Они не кашки. Местные они, издревле здесь живут...

– Что, притесняют вас? – спросил Каранни.

– Да. Воры они. Скот у нас крадут. Девушек умыкают...

Обвиняемые тут же загалдели:

– Враки. Не верь им, государь. Безбожники они. Их бог – бездушный

камень. Камню поклоняются. Разве это люди? Явились сюда, захватили наши и

без того скудные пастбища и нас же называют ворами! Сами они воры. А что

до девушек ихних, так ничего не поделаешь, сами бегут к нашим парням.

Распалясь, они стали размахивать палицами, кидаться друг на друга,

того и гляди, разразится драка. Каранни вскочил с места, и гвалт тут же

оборвался. Старейшины бросились ему в ноги, но, даже распростертые, они

перекидывались грозными взглядами.

Царевич знал о том, что между родами и племенами его страны нет мира,

что в раздорах они порой доходят до кровопролитных стычек. И все больше

из-за пастбищ. Сисаканские пастухи лето проводят в высоких горах, а зимой

спускаются вниз. Тут все и начинается.

Каранни думал уже о том, чтобы разделить и пастбища и пашни. Между

родами и семьями установить твердые границы владений и таким образом

устранить причину вечных столкновений и свар. Но и царь-отец, и особенно

верховный военачальник Каш Бихуни не соглашались с ним в этом. Они

утверждали, что роды и племена легче удерживать в подчинении царской

власти, если между ними лежит яблоко раздора и постоянно подогревается

вражда.

Царь Уганна часто повторял: «Чем больше разобщенность между родами и

племенами, тем у государства больше надежд уберечься от бед, которые может

повлечь за собой их единение».

Каранни не разделял этих взглядов отца и давно надеялся осуществить

свои намерения, объединив поначалу хоть небольшие племена и роды и решив

их земельные и пограничные споры. Он не сомневался, что это сильнее свяжет

людей с царствующим домом и безусловно будет способствовать увеличению

объединенного войска. Раздоры подрывают силу и мощь страны. А она сейчас,

как никогда, нуждается в единстве всех племен. Бессмысленная грызня только

во вред царству. Земля должна стать собственностью. И границы владений той

или иной семьи, рода должны охраняться государственным законом, тогда

люди, связанные этой своей собственностью, будут держаться за землю, не

бросят ее, не уйдут. И от царя будут больше зависеть, будут больше его

почитать.

Каранни решил именно здесь осуществить свое намерение. За три дня,

проведенных в долине реки Вараракн, он сам определил границы владений

местных племен, помирил их между собой и отправился дальше в Арцах. Татан

и некоторые из сисаканских родоначальников и старейшин были в его свите.

Вскоре перед царевичем предстали семеро сыновей властителя Арцаха

Багарата Дола, все верхом на буланых норовистых конях.

Каранни даже побежал им навстречу. Он впервые видел людей на коне. Ни

в Египте, ни в Хеттском царстве, нигде такого не было.

Кони шли резво, сомкнутые рядом. Всадники одной рукой прижимали копья

к ноге, другою держали уздечку. Старший из сыновей властителя Арцаха

опустил перед царевичем бело-красное знамя отца.

– Боги не обделили нас, о царевич Каранни, государь наш достославный

и высокочтимый! Благословляем и приветствуем твой приезд!

За сыновьями Багарата Дола выстроилось еще триста арцахских

воинов-всадников. Прекрасно экипированные, гордо восседающие на конях, они

ослепляли своей красотой и удалью.

Каранни не мог сдержать восторга.

– Диво, да и только! – воскликнул он. – Кто и когда еще видел такое

чудо: человек на коне, воин на коне?! Никто такого не видал! Содрогнитесь,

о боги!..

Он расцеловался с каждым из сыновей арцахского властителя, погладил

их коней, затем приказал построить свое войско и развернуть знамена в

честь властителя Арцаха Багарата Дола.

Всадники были одеты легко и удобно. Оттого и выглядели очень хорошо.

Кони ржали и все будто рвались куда-то, но седоки уверенно держали их в

узде, умело действуя поводьями.

После торжественной церемонии воины Драконова полка окружили конницу,

с интересом рассматривали упряжь, седла.

Каранни, все еще переполненный восторгом, тем не менее насупившись,

спросил у братьев:

– А что, ваш отец не счел нужным лично встретить меня?

– Нет, это не так, божественный! – встревоженно ответил старший из

сыновей арцахского властителя. – Наш отец – твой верный слуга, как и мы

тоже! Дело в том, что егемаис-еранские племена с оружием вторглись в наши

владения, и отец во главе своего войска выступил против них...

Царевич весь так и загорелся. Давно он не был в ратном деле. И... ох

уж эти егимаис-еранцы... Как москиты облепят – не отобьешься, пока

что-нибудь да не урвут! Может ли Багарат Дола их одолеть? Надо бы помочь

ему.

Каранни приказал немедленно трогаться в путь. И скоро они уже

спускались с Сисаканских гор в долины Арцаха.

Странный этот Сисакан. Обитающие в горах племена ютятся в жалких

лачугах, в шалашах, поклоняются каждое своему каменному идолу и верят, что

почитаемое ими божество неотрывно следит за всем, что среди них

происходит, и определенно ведает, кто прав, а кто виновен...

Воины царевича, увидев на пути каменотеса за работой, решили над ним

подтрунить:

– А в твоем камне душа есть, мастер? – спросил один из них.

– Как же ей не быть? – ужаснулся каменотес.

– Это что же, ты сам вдохнул в него душу? Ха, ха!.. Э-эх, человече.

Да откуда в камне душа? И как ему отличить правого от неправого? Не в себе

вы тут все!..

Каменотес на это не ответил, только ткнулся головою в землю и стал

молиться. А потом еще и надрезал кончик пальца у себя на руке, мазнул

кровью идолище и запричитал:

– Прости, боже, этого заблудшего человека, чужого и нищего!..

Воин засмеялся.

– А с чего ты вдруг взял, что я нищий?

– Молчи, молчи! – испуганно предостерег каменотес. – Нищий, он свят.

Нищего надо простить. Не гневи больше бога.

Теперь уже все воины громко смеялись и, оставив встреченного мастера

в покое, продолжали свой путь.

В лесной чащобе наткнулись на становище одного из местных племен,

мужчины которого женились лишь путем похищения девушек: жених

уговаривается с дружками, и они вместе выкрадывают облюбованную им

девушку. И все повелось оттого, что еще издревле в этом племени было

заведено платить за невесту выкуп ее отцу, а платить многим было нечем,

вот и стали красть девиц. И ни в какого бога они не верили.

Много, очень много странного в Сисакане.

– Очень мы дики! – с горечью признавался Каранни. – Нет у нас в

стране твердых правил и уложений, как, скажем, в Египте. У них есть чему

учиться.

В долинных селах были свои божества, священными там считали быков и

буйволов. Женщины и девушки ходили за ними, купали их, холили и умасливали

благовониями.

Самым страшным было то, что эти дикие племена жестоко враждовали

между собой. Постоянные стычки между ними были всегда кровавыми.

Каранни сейчас особенно вдруг понял стремление Мари-Луйс привести

веру их народа к единому богу. Она права, действительно должен быть один

бог. Только тогда можно обуздать дикость нравов и объединить весь народ...

Все дни царевич в основном проводил в обществе арцахских конников и

сыновей Багарата Дола. Бывало, даже тайком от Каш Бихуни, еще до рассвета,

в сопровождении одного-двух телохранителей, придет к арцахам и всех

перебудит.

– А ну, крылатые, подымайтесь-ка, я хочу видеть, как вы готовы вести

бой на своих конях!

Конница начинала учения, а он, с восторгом наблюдая за ними,

предавался мечтам: «Заиметь бы тысяч десять конников, держись тогда царь

хеттов Мурсилис, все твои жены и девы станут моими...»

Сыновья Багарата Дола подарили царевичу трех прекрасных верховых

коней, все буланой масти. Он быстро овладел искусством верховой езды и

скоро уже без всякой помощи мог оседлать коня, вскочить на него и мчаться

хоть галопом. Когда, слившись с конем воедино, царевич вылетал в открытое

поле, оба других коня неслись рядом. Его научили, как на скаку метнуть

копье и многому другому, что могло понадобиться в бою. Особенно трудно

было наловчиться управлять бегом лошади, отпустив поводья, чтобы руки были

свободными для стрельбы из лука.

Увлечению царевича не было предела. Целыми днями он носился в седле и

очень радовался, когда что-то ему особенно удавалось. Радовался, как

ребенок.

– Отец будет счастлив, узнав, что мы придумали! – говорил он Каш

Бихуни. – Конница в бою! Она же непобедима! Мажан-Арамазд тому свидетель,

приезд наш сюда – знамение небес!

Отныне мечта о несметной коннице не оставляла престолонаследника.

Хетты-то ведь и знать не знают, что войско можно посадить на коня и тем

удесятерить его силу. Да и кто это знает?..

* * *

В Арцах царевич въехал в таком воодушевлении, словно заново родился,

он был полон неуемных сил.

Земля эта – щит всей страны. Народ здесь отважный. Арцахцы не раз

крушили егемаис-еранские племена.

Степные прибрежья Ерасха были безлюдны. Зимовья пустовали, обитатели

их с наступлением тепла ушли за скотом в Сисаканские горы, на пастбища.

Необозримы просторы туманных далей от горизонта до горизонта. То и

дело встречаются дикие лошади, вереницы ослов. Появляются они неожиданно и

вихрем проносятся в направлении гор. Иногда за ними мчатся степные тигры.

Дорог тут нет. Путь к городу Бойлакану сыновья Багарата Дола

определяют по звездам.

К утру вдали на плоскогорье показалась крепость с башнями. Это был

Бойлакан. Но еще до въезда в город Каранни увидел небольшую толпу. На

лицах был явный испуг перед неожиданно явившимся войском. Кони

братьев-арцахцев ринулись на них, толпа бросилась врассыпную, но всадники

вмиг настигли всех и перебили. Одного только взяли живым и поволокли к

царевичу. Пленник, черный, волосатый, узкоглазый человек, был одет почти в

рубище. И зловоние от него распространялось ужасное. Он, чуть не рыдая,

молил о том, чтобы его освободили.

– Что вы за люди, из каких мест? – спросил Каранни.

Выяснилось, что и те, убитые, и этот пленник – чужеземцы, вторгшиеся

в страну армян. Они окружили Бойлакан и бьются сейчас там с целью

захватить город.

Язык, на котором говорил пленник, был грубый, гортанный, но сыновья

Багарата Дола как-то понимали его.

Царевич приказал, чтобы половина арцахских конников и приданный им

полк с тыла налетели на осаждающего город противника и уничтожили его.

Неожиданность удара сулила безусловный успех.

Каш Бихуни незамедлительно исполнил приказ: войска были подготовлены

к бою и скоро выступили.

Подойдя к вражьему стану, они поначалу наткнулись на черные шатры, в

которых, как оказалось, стервятники пооставляли своих жен, детей и все

награбленное. Тут же сбились бесчисленные отары овец, стаи собак. Мужчин

не было, они рвались в крепость, осаждали Бойлакан.

Войско Каранни своим появлением повергло вражий лагерь в панику. И