Текст книги "Марш мародеров"

Автор книги: Сергей Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Помолчав, инженер откладывает провода, снимает очки и в задумчивости протирает стекла.

– Конец света – интересная версия, – говорит он наконец. – Человечество почему-то эта… всю свою историю об этом думает. Пророки, предсказатели, ученые – все его предрекали. Апокалипсис и Страшный суд – это религиозный вариант. Я эта… плохо помню, давно читал, но вроде бы Бог должен собрать всех людей, воскресить мертвых и оценивать добрые и злые дела каждого, чтобы решить – кому эта… в ад идти, кому – в рай. Но эта… не похоже. У нас что-то другое случилось.

– Другое – какое? – не отстает Хал.

– Всемирная катастрофа, я так думаю. – Юсупов покусывает дужку очков. – И этого, судя по всему, ни Нострадамус, ни Ванга, ни кто другой не предсказали.

– А как же майя? – вставляет свои пять копеек Ник, прислушиваясь к разговору.

– Эта… а что майя? – поворачивается к нему Юсупов. – Там вообще другая история. Во-первых, речь у них шла о две тысячи двенадцатом годе, во-вторых, никакого конца света они эта… не пророчили. Это просто неправильный перевод и эта… много-много… как это говорится, охочих до дутых сенсаций журналистов.

– Что значит «неправильный перевод»? – удивляется Эн. – Я сама читала, что по каменному календарю майя в декабре двенадцатого года время человечества должно было закончиться. Вот оно и закончилось. Просто в другой год. Может, не перевод, а просто посчитали неправильно?

Юсупов усмехается, водружает очки на нос, жует губами. Изрекает:

– Про время – в самую точку. Действительно, в декабре две тысячи двенадцатого года закончился круг времени майя. Эпоха, понимаете? Ну, эта… календарь у них был рассчитан до этой даты. И не более того! С января две тысячи тринадцатого началась новая эпоха, просто календарь для нее майя вырезать… эта… высечь не успели – вымерли.

Хал коротко гыгыкает и сразу снова становится серьезным.

– Очки, ты нам, блин, про науку давай.

– Наука… – Юсупов чешет затылок и усаживается поудобнее. – Вообще, существует четырнадцать версий… ну эта… сценариев конца света. Глобальное потепление, например. В ходе него растают все льды и в Арктике и в Антарктиде. Уровень океана повысится на восемьдесят метров. Пол-Европы и пол-Азии затопит, по всей планете эта… изменится климат. Холодные воды из Северного Ледовитого океана хлынут в Атлантику, Гольфстрим исчезнет, и в Европе наступят холода, как в Сибири. Англия, вся Скандинавия эта… вымерзнут… вымерзут. Жить там будет нельзя. А в Америке…

– Погоди, Вилен, – останавливает инженера Ник. – К нам-то это какое отношение имеет? Ясно же, что с климатом все в порядке.

– Да, этот вариант не катит, – поддерживает друга Хал. – Давай, блин, дальше – чё там еще у тебя есть в загашнике?

Юсупов усмехается.

– Еще есть сценарий, согласно которому Земля сталкивается с крупным астероидом…

– Не пойдет, – качает головой Эн. – Я по телевизору смотрела – там такое должно начаться… Везде землетрясения, новый всемирный потоп, в атмосферу поднимается гигантское количество пыли и наступает глобальная зима, потому что солнечные лучи не могут пробиться сквозь эту пыль.

– Правильно, – соглашается Юсупов. – Такой вариант нам действительно эта… не подходит. Есть еще версия, что в один прекрасный… ну, точнее, ужасный день земная кора провернется.

– Это как, блин? – вытаращивает глаза Хал. – Чё такое «провернется»?

Юсупов опять усмехается и назидательным тоном произносит:

– Ученые считают, что земная кора эта… как бы плавает в магме, ну, в расплавленном камне. Она – как скорлупа на яйце. И одновременно как куски масла на горячей сковородке. И если вдруг произойдет перераспределение массы… из-за вулканов, например, которые выбрасывают из земных недр тысячи тонн лавы, то земная кора придет в движение и поедет. Северный и Южный полюса эта… поменяются местами. Опять же будут землетрясения, катаклизмы всякие.

– Опять мимо, – говорит Ник. – Давай дальше. Что там еще?

– Вспышка на Солнце. Такой глобальный термоядерный взрыв. Землю сперва атакует эта… мощный электромагнитный импульс, который выведет из строя всю электронику, потом придет ударная волна и температура повысится до тысячи градусов. Вся планета превратиться в выжженную пустыню… Да, тоже не то.

– А что – то? – спрашивает Эн. – Столько всяких ужасов, но с нами-то они не происходили.

– Ну, есть совсем фантастические гипотезы… – Юсупов машет грязной рукой в воздухе. – Вторжение инопланетян…

– Во-во, точно! – обрадовано вскакивает Хал. – Я же говорил – инопланетяшки, блин! Прилетели и ставят над нами эксперименты всякие, уроды зеленые!

Ник и Эн, вспомнив разговор по дороге в Большие Клыки, смеются.

– При всем моем уважении, – иронически выгибает бровь Юсупов, – эту версию серьезно рассматривать нельзя.

– Чё это? – сразу насупливается Хал, не выносящий насмешек. – Другие, значит, можно, а мою – нет?

– Инопланетяне – это из той же серии, что и эта… Бог там и прочие мистические варианты, – посерьезнев, пытается объяснить инженер. – Не рационально, понимаешь? Абсурд. Фантастика. Знаешь, как в интернете писали: «Что курил аффтар?»

– Пошел ты… – Хал выглядит не на шутку обиженным.

– Да я не тебя имею в виду, – старается смягчить ситуацию Юсупов. – Ты же эта… не сам придумал – в кино видел или читал где-нибудь.

Сжав кулаки, Хал сопит. Последняя фраза окончательно выводит его из себя.

Эн и Ник переглядываются. Оба прекрасно понимают, что если не разрядить обстановку, дело может закончиться дракой.

– Оставим инопланетян на потом, – дипломатничает Ник. – А сейчас лучше обсудим оставшиеся версии. Катастрофы там всякие, экологию…

– А что «экологию»? – пожимает плечами невозмутимый Юсупов. – Как мы видим, она-то как раз в порядке – природа возвращает себе то, что отвоевал у нее когда-то человек. Наше счастье, что прошло не сто, не двести лет, мы бы эта… вообще не узнали наших городов. Нет, то, что произошло, к экологическим бедствиям не имеет никакого отношения. Если обсуждать гипотезы, то я бы выдвинул три: катастрофа космического масштаба, которую породили какие-то явления во Вселенной, результат некоего глобального научного эксперимента и биологическая причина.

– В смысле – биологическая? – не понимает Ник.

– Ну эта… можем же мы предположить, что у всех особей эта… хомо сапиенс случился сбой на генетическом уровне? Люди уснули…

– И спали тридцать лет, блин? – Хал морщится. – Фигня! Да нас бы всех если не звери, то червяки с муравьями заточили бы, блин, за это время!

– Ну, кого-то они и того… действительно съели, – рассеянно говорит Юсупов, явно думая о чем-то другом.

– Да ни фига! – вскидывается Хал. – Смотри – те, кто умер… погиб, короче – те давно лежат, кости остались только, блин. И умерли они или от пожаров, или от того, что их придавило чем-то, или взрывы были…

Ник поддерживает Хала:

– В самом деле, мы видели останки тех, кто попал в аварии, кого убило током. Но главное даже не это – не бывает так, чтобы вдруг целый биологический вид впал в кому…

– Может быть, может быть… – кивает Юсупов. – Я эта… вот о чем сейчас подумал: а что, если произошел временной скачок? Нет, не скачок, а перенос? Мы все, разумные существа, точнее эта… наше сознание, наш разум – перенеслись во времени, а все материальные предметы, вещи, строения – все добиралось своим ходом?

– Ерунда, – отмахивается Ник. – Слишком много нестыковок получается.

– Эх ты, Очки! – искренне расстраивается Хал. – Я думал, блин, ты чё-то умное задвинешь… А ты пургу несешь конкретную. Баклан ты, блин, тупорылый.

– Слышь, улым. – Юсупов снимает очки, складывает их и убирает в нагрудный карман. – Ты кончай борзеть. Я эта… хоть и интеллигент, но казанский! Я вырос на Хади Такташе. Если что, я и въе…

– Брэк! – вмешивается Ник, ухватив Хала и Юсупова за плечи. – Кончайте, мужики. Тоже мне, горячие казанские парни! Нам только мордобоя тут не хватало. И главное – из-за чего? Кстати, Вилен, ты еще про космическую катастрофу говорил и научный эксперимент.

– Ничего я не говорил, – раздраженно стряхивает руку Ника со своего плеча Юсупов. – Это все бред взбудораженной совести…

– Совесть-то тут при чем? – удивляется Эн.

– Натали, не обращай внимания. Я просто процитировал одну хорошую книжку. Там эта… описано нечто вроде того, что случилось с нами. Эксперимент есть Эксперимент[28].

– Значит, блин, наука все же виновата, – бурчит Хал.

– Наука виновата в том, что ты на свет родился! – не выдерживает Юсупов. – Если бы не достижения современной медицины, тебя и на свете бы не было. В средние века детская смертность такая была, что эта… только десять младенцев из сотни выживали, понял?

– А я никого не просил, блин! – заявляет Хал, вставая. – Может, и хорошо было бы… Короче, я спать.

Он уходит и даже со спины видно, что парень продолжает злиться. Ник провожает худощавую фигуру Хала взглядом, подбрасывает дров в притухший костер и спрашивает у мрачного Юсупова:

– Что это вы с ним как кошка с собакой?

– Это вечное противостояние, – инженер по привычке изображает в воздухе какой-то энергичный жест. – Гопота против тех, кто использует голову не только для того, чтобы эта… в нее есть. У нас в Казани штук двадцать вузов, студентов много. И таких вот, как он, эта… тоже дополна. Ох, я в молодости натерпелся от них… Дебилы!

– В молодости? – деланно удивляет Эн, явно собираясь поменять тему. – А сейчас вы что, старый?

– Мне тридцать четыре года, Натали, – грустно улыбается Юсупов.

– А выглядите вы так молодо… Никогда бы не сказала, что вам столько! – теперь удивление девушки уже не притворное.

– Вернемся к нашим баранам. – Ник начинает скучать от этого «бабского» разговора. – Итак, где-то кто-то проводит какой-то глобальный эксперимент, в результате которого все люди на планете засыпают. Впадают в своеобразный анабиоз, так? Спрашивается – кто, где, как и зачем все это сделал?

– Я эта… не знаю, – разводит руками Юсупов. – Но если у Теслы в начале двадцатого века, при тогдашнем уровне развития науки, получалось ставить всю планету на уши, то почему бы сейчас не сделать что-то подобное?

– Тесла – это который с электричеством, с магнитными полями что-то мутил? – уточняет Ник.

– Он занимался разными вещами, – уклончиво отвечает Юсупов. – В частности, попытками передачи энергии на расстояния без проводов, перемещениями во времени – и так далее. Пойду-ка я тоже спать, ребята. Эта… устал я. Спокойной ночи.

Пожелав инженеру в ответ сладких снов, Ник и Эн еще долго сидят у костра. Взбудораженный разговором, припомнив все, что он знает о Николе Тесле, Ник разворачивает перед Эн одну гипотезу за другой.

Он очень увлечен и совершенно не замечает, что девушке невыносимо скучно слушать эти околонаучные бредни и что она явно хотела бы поговорить с ним о совсем других вещах…

В боксе не продохнуть – тяжелый, сладковатый солярный выхлоп заполняет его полностью, от пола до потолка.

– Мы тут как в коптильне, – шутит Ник, но, когда Юсупов теряет сознание, шутки кончаются.

– Надо эта… во двор выбираться. Угорим насмерть, – придя в себя, не то просит, не то приказывает инженер.

– Ворота как будем открывать? – Ник подходит и пинает тяжелым ботинком створку. – Вросло. Выкапывать, что ли?

– Да эта… вышибем, и всё. – Юсупов поднимается с пола, покачиваясь, подходит к воротам. – Вы только подальше отойдите.

Вскоре бокс оглашает утробный рык заведенного двигателя. Из открытой дверцы валит синеватый дым выхлопа. Лязгают гусеницы. Слышатся глухие удары.

– Он там опять не отрубится? – интересуется Хал.

Грохочет, гремит, земля под ногами у Ника и остальных вздрагивает, и вдруг большие деревянные ворота, обитые жестью, складываются посредине, как крыша карточного домика, сами собой вываливаются на площадку перед боксом и разъезжаются в разные стороны. Тягач, победно рыча и громыхая гусеницами, проползает по ним и останавливается, окутавшись облаком пыли.

Камил, яростно лая, скачет в стороне. Эн заслоняется рукой, Хал испугано приседает. Никто не ожидал от неказистого тягача такой прыти.

– Смотри-ка, получилось, – хмыкает Ник.

Откинув верхний люк, из «маталыги» выбирается страшно довольный Юсупов.

Усевшись на броню и обняв башенку с зачехленным пулеметом, он гордо заявляет:

– Ну эта… вот так вот!

Глава пятая

Эн

Солидол – это такая гадость! Бр-р-р… Как повидло, только есть нельзя. Камил вон, дурачок, попробовал – бегал потом и смешно, по-собачьи, плевался.

У меня все руки в солидоле. И вся одежда. Это потому, что я целый день мазала тягач. Всякие железки и колеса. Шприцом таким большим металлическим закачивала солидол в специальные дырочки. Вилен сказал, что это специальные пресс-масленки. Хорошо хоть Ник с Халом нашли комнату с военной формой, каптерка называется. Конечно, моего размера не оказалось, но все равно: поменять одежду на чистую – это здорово.

Ребята, похоже, собираются воевать по-настоящему. При этом они ругаются, спорят. Хал и Вилен готовы друг другу в горло вцепиться. А я вот не понимаю – ну какая война? Для войны солдаты нужны, которые всё умеют. А Хал вон автомат взял и не знает, как его зарядить. Ник, конечно, в армии служил, но ведь война – это людей убивать надо. А я даже представить не могу, чтобы Ник в человека выстрелил. Он же тихий, спокойный, нерешительный. Рохля. И Юсупов тоже такой же, как мне кажется. Умный он, конечно, и знает много. Но какой из него боец? Смех один. И слезы.

Они, мужики, хорохорятся – вот мы, мол, партизанский отряд, боевая единица, Аслану надаем и вообще всё круто будет. А я почему-то всегда ополчение хоббитов вспоминаю. Вояки такие же. Хотя хоббитам-то удалось с врагами справиться, но это только потому, что у них вожди были настоящие. А мы… В общем, бежать нам надо из города.

Бежать…

Третий день в Танковом училище начинается с уже привычной процедуры всеобщего благодарения Камила за своевременное снабжение продовольствием. На этот раз пес притаскивает сурка, здорового и очень жирного. Хал быстро раскладывает перед казармой костер, ловко разделывает тушку зверька, нарезает мясо тонкими пластинками, кидает его на решетку и жарит над углями. Получается вкусно, гораздо вкуснее зайчатины. Камил, получивший в полное и безраздельное владение всю требуху и голову сурка, радостно их съедает и теперь лежит рядом с Эн, сыто облизываясь.

– Не понимаю я его, блин, – доедая сурчатину, говорит Хал. – Бегал, ловил. Мог в однёху всё захавать. Нет, блин, нам принес, самому только кишки достались – и доволен до жопы!

– Психология, – улыбается уголками рта Ник и встает. Завтракают они во дворе, обустроив здесь что-то вроде столовой – стол, табуретки, сложенный из кирпичей мангал с решеткой, когда-то служившей для чистки обуви. – Ладно, хватит загорать. Солнце уже высоко. Эн, поможешь Вилену, а мы пойдем этот долбанный склад НЗ искать.

– Гранаты с собой возьмите, – советует инженер, поднимаясь и по привычке вытирая о новую форму жирные пальцы. – Двери эта… взорвете, если что.

– Эргедешкой? – прищуривается Ник. – Не выйдет. Это же так, хлопушка.

Он сует руку в карман камуфлированных штанов, вытаскивает гранату и подбрасывает на ладони.

– Хочешь – покажу? Пыли много будет, а толку…

Камил вдруг начинает ворчать, тревожно задрав голову.

– Не надо показывать, – укоризненно смотрит на Ника Эн. – Видишь, ему не нравится.

– Да я пошутил…

– Погоди-ка, – перебивает Ника Хал. – Он, блин, учуял

что-то…

Пес вскакивает и поворачивается в сторону ворот. До них отсюда довольно далеко, метров триста, а разросшиеся деревья мешают увидеть, что там происходит.

– Собаки? – испугано восклицает Эн.

Хал тут же вскидывает автомат, с которым не расстается ни на минуту.

– Вроде тихо? – прислушиваясь, говорит Ник. – Надо бы вообще-то пост какой-то установить, дежурство… Живем тут, как в пионерском лагере.

– Ага, – кивает Юсупов. – А потом эта… местные придут. Девчонок на дискотеке зажимать.

– Не смешно, – дергает плечиком Эн. Форму для нее подобрали с большим трудом, таких маленьких размеров на складе училища не нашлось, и девушка напоминает этакую «дочь полка». – Ник прав – надо на крыше того домика, с которого я собак стреляла, наблюдателя поставить.

– Давайте лучше эта… побыстрее тягач до ума доведем и уедем отсюда, – не соглашается Юсупов.

– Куда? Куда ты собрался, Очки? – немедленно бросается в спор Хал. – Тут про нас никто не знает хоть.

Спор этот, то затухая, то разгораясь вновь, продолжается уже второй день. Когда стало ясно, что у них есть оружие и бронированный тягач с пулеметом, вопрос «А что же дальше?» сделался донельзя актуальным.

– Забор надо укрепить и людей сюда сманивать, – гнет свою линию Хал. – Тут танки, оружие, байда всякая военная. Крепость сделаем, блин! А чё? И никакой Аслан не сунется.

Ник считает, что первым делом нужно помочь людям из Цирка, поднять что-то вроде вооруженного восстания против АК, а потом уже думать о создании общины в училище.

Юсупов вообще предлагает уехать из города, обосноваться где-нибудь в хорошем и спокойном месте, делая вылазки за техникой и оборудованием.

– Генератор достанем, запустим, электричество будет, радиостанцию заведем, компьютеры. Не может быть, чтобы эта… по всей земле так. Найдем людей, сохранивших цивилизованный облик, свяжемся…

Еще он хочет начать диверсионную войну против Аслана.

– Будем эта… ощипывать его постепенно, с разных сторон. Пока один костяк не останется, – хищно оскалясь, говорит Юсупов.

Очередной виток спора достигает своего пика, страсти накаляются, как вдруг Камил начинает лаять и бросается все туда же – в сторону ворот.

– Нет, там все-таки собаки, – подхватив свой автомат, Ник передергивает затвор и делает несколько шагов вдоль жилого корпуса.

Лай Камила резко обрывается – словно отключают трансляцию. Слышатся крики, ругань, а затем воздух распарывает короткая, злая автоматная очередь.

– Ка-амил! – взвизгивает Эн. – Ка-амил, ко мне!

Хал, выставив ствол, уже крадется вдоль деревьев. Ник бежит вперед, готовый в любую секунду упасть в траву. Юсупов зигзагами несется к казарме – за оружием. Эн бестолково мечется возле костра и всё зовет пса.

– Ка-а-амил! Ко мне!

– Не ори, дура! – шипит на нее Хал.

В этот момент Ник видит тех, кто стрелял в Камила. Видит – и сразу падает в бурьян.

Незваных гостей пятеро, все с оружием и белыми повязками на рукавах.

Аковцы.

Нашли.

Люди Аслана цепью идут поперек двора училища, держа автоматы наизготовку. Они совершенно спокойны, разговаривают, даже смеются, уверенные в своей силе и безнаказанности. У Ника мелькает мысль, что это не целенаправленный рейд, а обычная разведка или даже простое патрулирование. В этот район города, достаточно удаленный от центра, патрули аковцев, судя по всему, еще не забредали. Но все когда-нибудь бывает в первый раз.

– Их нельзя упустить, – доносится до Ника со стороны деревьев тихий голос Хала. – Мочим всех, блин. Где Очки?

– Я здесь, – отзываются из-за его спины Юсупов. – Наверное, эта… надо подпустить ближе, да?

– Когда дойдут до акации – стреляем разом, – чуть приподнявшись из травы, говорит им Ник. – Я беру двух левых, вы поделите остальных. И хорошо бы кого-то живьем взять.

– Языка, блин, – шепотом смеется Хал. – Слышь, Очки, по ногам стреляй, понял?

Тянутся томительные и волнующие секунды ожидания. Ник через просветы в траве разглядывает противников. Это взрослые, крепкие мужики. Оружие они держат умело, в движениях угадывается расслабленная сила и немалый опыт. Подняв ствол автомата, Ник ловит в прорезь прицела крайнего, небритого, с расплющенным носом, и кладет палец на спусковой крючок.

Когда до раскидистого куста акации, зеленым шаром выкатившегося на край плаца, аковцам остается пройти метров десять, неожиданно грохочет автомат Хала и тут же ему в унисон начинает стрелять Юсупов.

– Куда, рано! – в отчаянии орет Ник и тоже дает короткую, экономную очередь в три патрона – как учил на стрельбище армейский инструктор, подполковник Новиков.

Пули выбивают фонтанчики пыли у ног аковцев. Они сразу начинают отходить, отстреливаясь в ответ. Ник на секунду представляет, что будет, если Аслан узнает о том, что его патруль напоролся на вооруженное сопротивление. Воображение за доли секунды рисует вполне реалистичную картину – несколько десятков аковцев мелкими группками проникают на территорию училища, окружают казарму номер пять… Стрельба, битые стекла, взрывы, выкрошенная пулями штукатурка. И четыре трупа, развешанные в назидание другим на погнутых воротах училища.

Зримо представив себе все это, Ник обливается холодным потом, вскакивает и огромными прыжками бросается вперед, не обращая внимания на вжикающие над головой пули. На бегу перехватив автомат левой рукой, он закидывает оружие за спину, достает из кармана гранату, ломая ногти, отгибает усики чеки. Прикрываясь все тем же злосчастным кустом акации, Ник изо всех сил рвется вперед, сокращая расстояние. Дергает кольцо. Вслепую, на звуки выстрелов, бросает темно-зеленый железный мячик – и валится прямо в ломкие ветви, густо усеянные спелыми стручками.

Взрыв! Свистят осколки. Действуя скорее по наитию, чем осознанно, Ник на четвереньках, обдирая руки, лезет прямо сквозь куст, вскакивает, перехватывает автомат…

На углу главного корпуса училища висит рыжее пыльное облако. В нем колышутся какие-то тени, напоминающие рыб в грязном, запущенном аквариуме. Уже не экономя патроны, забыв обо всех наставлениях подполковника Новикова, Ник начинает стрелять в эти тени, выкрикивая что-то, какие-то злые и грозные слова.

Он не видит и не слышит, как сбоку подбегают Хал и Юсупов и в два ствола поддерживают его, наполнив все пространство впереди смертоносным свинцом.

Поднятая взрывом гранаты пыль как-то очень быстро опадает. Наступает тишина. Ник тупо смотрит на россыпь тусклых гильз у своих ног, потом переводит взгляд туда, откуда стреляли бойцы Аслана. Он видит четыре пятна на припорошенной охряной пылью траве и мелькающую вдалеке, возле ворот, фигурку.

– Один ушел, блин! – как сквозь вату доносится до него голос Хала. – Заложит. Сматываться надо отсюдова, по-бырому…

Убитых они хоронят у забора, с внутренней стороны.

– Всё же они тоже люди, – говорит Эн.

Она помогает Нику и Халу рыть братскую могилу. Юсупов возится с тягачом, гоняя двигатель на разных режимах, проверяя электросистему и ходовую.

Потом, уже в сумерках, мужчины грузят оружие и боеприпасы, а Эн с Камилом, который совершенно не пострадал от пуль аковцев, сидят «на стрёме», чтобы люди Аслана не застали их врасплох. Погрузка занимает несколько часов – двести автоматов сваливают в длинные зеленые ящики, которыми забивают почти весь десантный отсек «маталыги». Две бочки с соляркой, запасной аккумулятор, ремкомплект, канистры с маслом, комплекты обмундирования, обувь, сумки с гранатами, ОЗК – все немаленькое пространство отсека забито, что называется, под завязку.

Хал приносит последний тюк с формой.

– Как ныне сбирает все вещи Олег, – глядя на него, шутит Юсупов.

– Какой Олег, блин? – не понимает Хал. – Меня зовут Дамир.

– Олег конефоб.

– Коне… кто?!

Ник беззвучно трясется от смеха, догадавшись, что послышалось парню.

– Зря вы так, – укоризненно говорит Юсупову Эн.

Хал сбрасывает на землю тюк, набычившись, идет на инженера, сжав кулаки.

– Чё ты сказал, блин? – цедит он сквозь зубы.

Юсупов хватает гаечный ключ на тридцать два, бледнеет.

Ник срывается с места и бежит к ним.

– Стоять, мужики! Перестаньте!

– Пошел ты, – не глядя на него, кидает Хал и кричит Юсупову: – Ну чё, Очки! Зассал смахнуться? Брось ключ!

– Эта… убью, гаденыш! – сипит тот и замахивается.

Эн бросается между ними.

– Не смейте! Нам же всем вместе надо быть, вы что, не понимаете? – в отчаянии она срывается на крик. – Дураки! Камил!

Пес лает, рычит, встопорщив шерсть. Ник отталкивает Хала от Юсупова. Звенит выбитый из руки инженера гаечный ключ.

– Умные вы все, да? – Хал смотрит на свои запыленные ботинки. – Командиры все… А я не командир, блин! Но еще раз кто пошутит, в пятачину заряжу, грести-скрести. Поняли?

И зацепив тюк с формой, он волоком утаскивает его к тягачу.

Ник приносит две последние коробки с лентами для пулемета ПКТ, перебрать и опробовать который так и не дошли руки, вручает их Халу.

– Тяжелые, блин, – распихивая коробки между ящиками, бурчит татарин.

– Тяжело в учении – легко в бою, – невпопад брякает Ник.

Он очень устал, и усталость эта не физическая, а скорее нервная, психологическая. Скоротечный бой, сумевший уйти аковец, конец беспечной жизни и увлекательной эпопеи с реанимацией тягача, ссора Юсупова с Халом. Теперь впереди – неизвестность, позади – майор Асланов со своими отморозками. Партизанская война, о которой столько говорено, становится реальностью помимо их воли.

– Ну, все готово? – спрашивает из темноты Юсупов.

Ник кивает, спохватившись, что инженер его не видит, произносит:

– Вроде да. Осталось только аутодафе, вернее – костер тщеславия…

Они разбредаются по казармам. У Ника в одной руке факел, в другой – канистра с керосином. Поливая пол, стены, кровати, тумбочки, он морщился от резкого запаха и всё думает, всё сомневается: правильно ли это, надо ли сжигать училище?

С одной стороны, надо – люди Аслана придут сюда, и все достанется им, и оружие, и техника из запертых боксов. Если там действительно танки, это будет настоящая катастрофа.

А с другой – ну кончатся же когда-нибудь эти мрак и дикость, восстановится нормальная жизнь, появится власть, наведет порядок, и в училище снова придут курсанты…

Осознав, что он по-прежнему ждет чуда, ждет, что кто-то сильный и мудрый во главе суровых и справедливых придет откуда-то и все наладит, настроит, вернет жизнь в старое русло, Ник вслух ругается самыми черными словами, какие знает, швыряет факел в лужу керосина, разлитого по «взлётке».

– Никто не придет! – говорит он, перешагивает разгорающееся пламя и идет к двери.

Никто не придет. Он – и все остальные люди тоже – предоставлены сами себе. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Поэтому никакой рефлексии! Никаких сомнений! Принял решение – доводи до конца. Делай – или умри. И точка.

Ник, пошатываясь от внезапно накатившей слабости, выходит на улицу, не обращая внимания на разгорающийся за спиной пожар. Начинается дождь, и холодные капли падают ему на лицо, а он ловитл их ртом, слизывает с губ и все повторяет про себя: «Делай – или умри».

В десантном отсеке душно. От рева двигателя закладывает уши. Под полом грохочет, лязгает, над головами тоненько дребезжит какая-то плохо закрепленная железка. Крашенная белой краской переборка, отделяющая двигатель от десантного отсека и от кабины водителя, ходит ходуном.

Ник поднимается со своего места, дергает Хала, торчащего в открытом люке, за штанину.

– Что видно? – перекрикивая грохот, спрашивает он.

– Ни фига, блин, – скрючившись, орет тот в чрево тягача. -

Туман! Кажись, кольцо проезжаем. На, сам посмотри…

Дождавшись, когда Хал слезет вниз, Ник хватается за теплую ручку, ставит одну ногу на какой-то металлический короб, другую – на ящики с автоматами, и высовывается наружу. Его глазам предстает зрелище, достойное кисти художника-сюрреалиста.

Тягач уверенно прет по сильно заросшей кустарником канаве, в которую за тридцать лет запустения превратился Оренбургский тракт. Пласты сизого тумана перекрывают канаву, напоминая слоеный пирог, пробитый во многих местах темными силуэтами деревьев.

Тягач мокрый, словно его поливали из пожарного брандспойта. Капли воды дрожат на броне, а когда машину сильно дергает на очередной яме, стряхиваются вниз, но на их месте тут же появляются новые.

Юсупов ведет «маталыгу», не разбирая дороги. Плоский нос тягача сминает кусты, ломает небольшие деревца. Ник выворачивает шею и смотрит назад. Вопреки его ожиданиям, он не видит остающейся там просеки. Пройдя под днищем машины, кусты тут же выпрямляются, и туман скрывает их. У Ника складывается впечатление, что они едут по огромному ворсистому ковру, без дороги и следа. Это хорошо. Это даже здорово. Если беглецов начнут искать, сделать это окажется затруднительно. Жалко, начавшийся ночью дождь быстро кончается. Вода хорошо смывает следы – и в прямом, и в переносном смысле слова…

Впереди неожиданно встает раскидистая липа, старая, с толстым, в два обхвата, стволом. Юсупов резко поворачивает вправо, объезжая дерево, тягач мотает, и Ник едва не проваливается в люк, прикусив язык. Рот наполняется кровью, от боли темнеет в глазах. Сплюнув, он сжимает зубы, мысленно выругавшись. Ругаться вслух чревато – «маталыгу» начинает таскать из стороны в сторону, подбрасывая то вверх, то вниз.

Туман немного рассеивается, и Ник видит в просветах между деревьями, по правую руку от себя, отблески воды. Он вспоминает, что где-то здесь находится озеро Кабан, то ли Верхний, то ли Нижний. Впереди сереет бетонный короб автобусной остановки, за ним – кривая просека, уводящая вверх и несколько остовов легковых машин, перегораживающих бывшую дорогу. Тягач дергается и останавливается. Ник бьется грудью о край люка. Рев двигателя переходит в утробное урчание. Люк над водительской кабиной приподнимается и появляется взлохмаченная голова Юсупова. Повернувшись к Нику, он скалится, тычком поправляет очки и кричит:

– Я эта… прямо через машины поеду!

Ник молча кивает. Выбора у них действительно нет – по обе стороны дороги высятся большие деревья. Юсупов ныряет обратно. «Маталыга» словно бы приседает на корму – и резко рвется вперед. Задрав нос, тягач наползает на ближайшую легковушку – кажется, это какой-то джип – и лихо проутюживает его, лязгая гусеницами. Молодая сосенка, на свою беду выросшая слишком близко к центру дороги, сгибается, ствол ее с громким треском лопается и длинная белая щепка отлетает, кувыркаясь, в сторону.

Выбравшись из низины, они едут по более-менее ровной местности. Низкие облака сливаются с туманом и где-то там, в белесой мути, оловянно светится кружок встающего солнца.

На пересечении с Фермерским шоссе Юсупов теряет дорогу, впарывается в березовую рощу, валит несколько больших деревьев и едва не сажает тягач днищем на завал.

Пока «маталыга» задом, вырыв под собой изрядную яму, выбирается оттуда, туман рассевается. Солнце находит себе дыру в облаках, наливается желтизной, блеском. Сразу становится жарко, броня высыхает.

Оставив раскуроченную рощу позади, тягач выбирается на тракт и прет в сторону Республиканской клинической больницы. Слева, в зарослях, время от времени проглядывают квадратные рамы поваленных рекламных щитов, справа тянутся какие-то ангары с просевшими крышами – видимо, раньше тут был складкой комплекс.

Ржавых машин на пути «маталыги» становится больше. Юсупов уверенно давит легковушки, грузовики и автобусы объезжает или таранит, спихивая в сторону. Грохот при этом стоит такой, что слышно, наверное, даже в центре города. По крайней мере, Ник думает именно так. Он даже представляет, как Аслан отдает приказ своим людям, и отряды «кремлевских», дергая затворы автоматов, с нескольких сторон несутся через всю Казань, чтобы отрезать тягачу все пути к отступлению, взять машину в кольцо и…