Текст книги "Шаг сквозь туман (СИ)"

Автор книги: Сергей Корьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

норме.

– Ну что, завтра на расчистку взлётной полосы, и через день в путь. Съюзен,

может с нами, домой в добрую Англию? – предложил Николай.

– Чуть позже, у меня ещё остались дела здесь, в России. Я когда-то обещала

отцу, что займусь поисками его сестры и её семьи. Пришло время выполнить

свой долг.

Домой мы вернулись как раз к обеду и, предупредив всю компанию, что

завтра едем снова в Гатчину, приступили к дележу драгоценных камней. Всё

прошло без каких-либо неожиданностей. Все остались довольны, каждый

получил причитающеюся ему долю. Степан заявил, что должен сходить к

своему другу и предупредил, что ночевать сегодня будет у него, а завтра

утром они вместе отправится с нами в Гатчину. Что-то стало грустно, вскоре

мы расстанемся. Николай с семьей, Клавдия и Виктор покинут Петербург.

Жаль, мы вместе пережили так много! Мне остаётся найти тётушку Съюзен и

постараться доставить её в Лондон. Александр уедет в Москву. Вот и всё, я

останусь опять одна! Грустно. Впервые за много дней я опять загрустила о

своей прошлой жизни, и мне захотелось оказаться в Лондоне.

На следующее утро Степан приехал со своим другом Антоновым, и мы

дружной компанией, едва вместившись в авто, отправились в Гатчину снег

разгребать. Это кажется, что снег легко раскидывать, а тут почти полдня

провозились. Степан даже попробовал мотор запустить. Удалось! Антонов,

друг Степана, заядлый фотолюбитель, предложил сфотографироваться на

память, даже камера у него с собой оказалась. А что, неплохая идея! Мы

открыли ворота ангара и выстроились напротив самолёта. Галина с мужем,

Виталий, Николай и Вера, Клавдия, Степан и я.

–Сейчас птичка вылетит. Смотрим на меня,– скомандовал Антонов. Все, как и

в моё время. Вроде и разница почти в сто лет, а слова те же. Вспышка магния

и мы, счастливые и довольные проделанной работой отправились домой.

Осталось меньше суток быть вместе.

Вечером решили устроить прощальный ужин. Антонов отправился домой

забрать свои вещи. А мы, посоветовавшись, решили выделить и ему толику

камушков. Человек ведь летит в страну, где у него нет ни знакомых, ни

родственников, а жить на что-то надо. Правильно решили.

Вернувшись, Антонов выставил на стол бутылку шустовского коньяка. Ого,

вот это подарочек! Ведь Шустов, основатель знаменитой винно-коньячной

империи "Шустовъ и сыновья", поставлял свою продукцию английскому

королевскому двору, и коньячок его, будучи одним из самых лучших, стоил

довольно дорого. Для женщин достали из моих запасов «Рябиновую» в

длинной с гранёным низом бутылке.

–За нас, за нашу дружбу!– прозвучал первый тост.

Несмотря на то, что на столе было спиртное, веселья не было. Все понимали,

что скоро мы расстанемся и, наверняка, больше никогда не встретимся.

Антонов попросил нас записать наши адреса, обещав, когда будут готовы

фото, выслать их нам. Верилось в это с трудом, но чем чёрт не шутит. Не

знаю почему, но я написала свой московский адрес того далёкого 2012 года.

Зачем я это сделала? Сама не знаю, просто наитие какое-то.

–Ну, всё, пора, давайте отдыхать, – распорядилась Галина, – завтра трудный

день. Ещё раз проверьте, всё ли собрали.

На этом мы разошлись, думая каждый о своём. Меня удивила Клавдия – она

обратилась к Виктору с просьбой передать бумаги, за которыми она и

приезжала в Петербург, сообщив, кому их следует вручить.

–Мне необходимо попасть в Москву, – заявила она, не объяснив причины.

Однако, я начала догадываться, что она положила глаз на Александра, да и

тот всё время поглядывал на неё. Ну что же, пусть у них всё сложится!

На следующее утро, позавтракав, стали собираться. Поехали не все. Галина с

мужем и Виталием остались дома. Клавдия и Александр проводили нас до

машины. Я села за руль, «Руссо-Балт» мог ещё понадобиться, и мне

предстояло доставить его обратно в Петербург. Попрощавшись, расселись по

местам. Галина перекрестила нас.

–С богом, – сказала она, и мы тронулись.

Ночью выпал снег, но не настолько много, чтобы можно было переживать за

взлётную полосу. Из города выехала без помех. По дороге в Гатчину нас

остановил конный разъезд, но, увидев детей на заднем сиденье, документов

предъявить, не потребовали. Вот и конечный пункт нашего следования.

Подогнав машину к ангару, остановились, посидели пару минут, собираясь с

духом.

–Ну, всё, пора!

Я выбралась из машины первой. Степан с Антоновым прошли в ангар, а мы

открыли ворота. Вскоре послышался шум работающего мотора, и самолёт

медленно выполз на взлётную полосу.

–Давайте прощаться, – Вера подошла ко мне и передала записку с парижским

адресом родителей.

Николай принёс лестницу, и все поднялись на борт. Виктор, задержавшись,

подошёл ко мне.

–Съюзен, я…,– он не договорил и, махнув рукой, пошёл к самолёту. Затем,

обернувшись, продолжил незаконченную фразу:

–Съюзен, я люблю вас! – и скрылся в кабине.

–Что, что ты сказал? – не совсем расслышав, крикнула я в ответ. Но самолёт

вздрогнул и медленно покатился по взлётной полосе.

Вот и всё. Я боялась себе признаться, что Виктор мне нравился и даже очень

и я собиралась сама сделать первый шаг, сказав ему, что он мне не

безразличен. Оказалось, что и я ему дорога, но мы расстались и неизвестно,

когда встретимся вновь.

Самолёт оторвался от земли и устремился в небо. Вдруг небо разорвала яркая

вспышка. Не может быть, нет, только не это!

Аэроплан исчез в огненном вихре. Что могло произойти? Я стояла и

смотрела, как на землю падают обломки летательного аппарата.

–Нет!– Закричала я, – не надо!!! Только не это! Вера, Виктор, Миша, Настя!

На земле догорали обломки того, что некогда было большим и грозным

аэропланом.

–Боже, как жить дальше?

Постояв несколько минут, поняла, что делать здесь мне больше нечего. Села

за руль и, медленно выехав на дорогу, отправилась в Петербург, решив

ничего никому о произошедшей трагедии не говорить.

Через пять дней съездили за Григорием, который уже оправился после

болезни. Александр стал поторапливать Клавдию с отправлением в Москву.

Я, навестив адрес, сообщённый мне настоящей Съюзен, выяснила, что сестра

её отца вместе с сыном и мужем ещё в пятнадцатом году уехали в Москву и

теперь, по всей видимости, там и находятся. Посему и я намерилась вместе с

Клавой и Александром добраться до Москвы и там продолжить свои поиски.

Собрав необходимы вещи и попрощавшись с Галиной, её мужем, Гришей и

Виталием, мы сели в «Руссо-Балт» и отправились навстречу новой жизни.

Москва 1941 год.

Да, когда Аглая с кумом были со мной, всё казалось проще и было не

так боязно, а теперь… Оставшись одна, я начала сомневаться,

правильно ли я поступила? Завтра посмотрю, как дела сложатся, а то

сама буду в Москву пробираться. Интересно, где сейчас Серафима,

Ольга и Катя? Хорошо бы с ними встретиться.

Я не заметила, как заснула, а утром меня разбудил холод, за ночь изба

вымерзла. Я, конечно, видела, как Аглая топила печку, но сама никогда не

пробовала. Так, с чего начать? Кажется, следует какую-то заслонку открыть.

Ага, вот и она. А дальше надо идти за дровами, а дрова во дворе. Выйдя на

улицу, прошла сразу к сараю, где и набрала охапку дров, принесла их в дом,

положила в печь, взяла старую газету, засунула ту между поленьев и

постаралась разжечь, но не тут – то было! Газета прогорела, а дрова как

лежали, так и лежат. Может, керосинчику плеснуть. Где-то тут стояла

бутылочка. Сказано-сделано. Слава богу, огонь разгорелся. Теперь за водой

на колодец.

Выйдя из дома, увидела вдалеке грузовик, двигавшийся к моему дому. Мне

вовсе не хотелось встречаться с теми, кто находится в том грузовике.

Забежала в дом, схватила свои вещи и незаметной тропочкой поспешила к

лесу, видневшемуся неподалёку.

Автомобиль подъехал к избе и остановился. Из кабины вышел офицер в

чёрной форме. В кузове сидели солдаты. Хорошо, что мне удалось их

вовремя заметить. Офицер что-то крикнул, и солдаты, спрыгнув на землю,

окружили дом. Офицер зашёл внутрь, но, тут же вышел и махнул рукой.

Один из солдат взял из кузова канистру, отвинтил крышку и плеснул

жидкостью на стену избы. Офицер щёлкнул зажигалкой, и весёлый огонёк

побежал к дому, а вскоре перекинулся на стену, и изба запылала. Солдаты,

посчитав свою миссию выполненной, загрузились в машину и уехали.

Меня охватила паника, я совершенно не знала, куда следует идти.

Убедившись, что грузовик с солдатами скрылся из вида, вышла к

полыхавшей избе и в растерянности застыла, глядя на дорогу.

Конечно, вот она, дорога. Значит, по ней и пойду. Должна же она куда-то

привести? Взглянув последний раз на горящий дом, медленно побрела

вперёд. Не дай бог немцев встретить! Впрочем, объясниться с ними смогу,

немецкий знаю неплохо. За размышлениями не заметила, как из-за поворота

появился мотоцикл. Бежать было абсолютно некуда, поэтому решила

дождаться, пока ко мне подъедут. За рулём сидел солдат, а в коляске офицер.

Приблизившись, мотоцикл остановился, и офицер на ломаном русском языке

поинтересовался, как проехать к Ивановке. Я неопределённо махнула рукой в

сторону сгоревшей деревни. Поблагодарив меня, они уехали. Я шла уже часа

два, когда справа послышался шум проходящего поезда. То, что нужно!

Выйду на железную дорогу и по шпалам доберусь до какого-либо

населённого пункта, а там разузнаю, как добраться до Москвы. Проваливаясь

в глубокий снег, пробралась к железнодорожному полотну и бодро зашагала

по нему, постоянно прислушиваясь, не приближается ли поезд. Идти было

неудобно, переставлять ноги в валенках по шпалам то ещё удовольствие.

Пару раз пришлось прятаться в ближайшем кустарнике, когда мимо

проезжали военные эшелоны. Один раз я увидела дым, поднимающийся из

трубы деревенского дома, но идти туда, где заметила дым, было далековато,

и поэтому пришлось продолжить путь.

Внезапно я заметила невдалеке двух мужчин, одетых в старые застиранные

телогрейки. Те были увлечены каким-то делом, и моё приближение не

заметили, да и они особо не стремилась к этому. Когда до мужчин осталось

метра два, один из них оглянулся, увидел меня и тут же вскинул винтовку:

–Стоять! Ты кто такая?

Решив на всякий не называть своего настоящего имени, назвалась Светланой,

заодно пояснила, что иду из Ивановки, которую вчера немцы сожгли вместе

с жителями.

–А тебе как удалось спастись?– недоверчиво спросил один из мужчин.

Я объяснила, что в это время ходила за хворостом и вернулась, когда всё уже

было закончено. Сейчас вот пытаюсь добраться до ближайшего населённого

пункта, а дальше попробую попасть в Москву, где у меня родственники.

–Извини, Света, но отпустить мы тебя не можем. Придётся пройти с нами, -

твёрдым, не терпящим возражений голосом, сообщил один из мужчин.

–А вы кто такие?– осторожно осведомилась я.

–Неуж не догадалась?

Я пожала плечами.

–Партизаны мы. Семён, как дела?

–Погодь чуток, как раз заканчиваю. Вот и вся недолга!

Мужчины спустились с насыпи, Семён тянул за собой какоё-то провод

Скрывшись за деревьями, присоединил провода к зажимам, показал рукой

рядом с ним.

–Ложись! Теперь ждать будем. Рванём поезд, тогда и в лагерь!– негромко

сказал он.

Ждать пришлось недолго. Из-за поворота появился состав. Впереди паровоза

была прицеплена открытая платформа с мешками, уложенными по

периметру. За мешками укрылись солдаты. Пулемёты уставились стволами в

сторону леса. Когда платформа и паровоз проехали вперёд, Семён повернул

ручку, и раздался взрыв. Вагоны и платформы, наезжая друг на друга, с

грохотом скатывались под откос. Кричали раненые, раздались выстрелы. В

целом картину представляла собой иллюстрацию к всемирной катастрофе. Я,

перепуганная и несчастная, с ужасом смотрела на весь этот ужас.

–Всё, пошли, пока нас не заметили, а то поздно будет.

Ползком скрылись за деревьями, и лишь только когда нас невозможно было

разглядеть с железнодорожного полотна, встали на ноги и последовали в

глубь леса. Шли довольно долго, но, в конце концов, вышли к партизанскому

лагерю, представлявшему из себя полуподземный городок, состоявший по

большей части из землянок.

–Иди пока к женщинам. Командир тебя после позовёт,– показал Семён на

одну из землянок, над которой вился едва заметный дымок. Я заметила, что в

стороне над костром висел большой чан, в котором растопляли снег. Мне

объяснили, что сегодня как раз банный день, вот снег и топят, чтобы воды

побольше было. Как наберут достаточно, мужики пойдут мыться, опосля и

женщины.

–Ты, это, давай иди, неча по сторонам глазеть, – велела одна из женщин. Я

вошла в землянку, и тут же глаза заслезились от дыма, который несмотря на

наличие трубы, находил в печке лазейки и с удовольствием вился под

потолком. Землянка была небольшой, всего человек на пять-шесть, но сейчас

в ней находилась всего одна женщина, лежавшая на топчане неподалёку от

печки.

– Простыла я чегой-то, – хрипло пробормотала она.

Обстановка в землянке была более, чем скромной. Вдоль стен разместились

грубо сколоченные лежаки, покрытые соломой и застеленные солдатскими

одеялами. В центре стоял самодельный стол, на нем виднелось несколько

алюминиевых кружек, на печке кипел чайник.

–Налей кипяточку,– попросила меня больная, – моя кружка вон, с красной

отметиной.

Я выполнила её просьбу и присела на ящик, служивший стулом.

–А где все остальные, – полюбопытствовала я.

–Так на работе все и заняты, – просипела женщина, протянув пустую кружку,

– кто чем. Одни воду для бани греют, другие грязное бельё кипятят, третьи

кашеварят. Одна я, вишь, бездельничаю. А ты-то как к нам попала?

Пришлось повторить всё то, что я рассказала партизанам при встрече.

–А по профессии, ты кто? – поинтересовалась больная.

–Художница, – коротко ответила я.

–Художница, значица! А чего рисуешь?

–Да всё помаленьку, а в основном портреты.

–А не врёшь?– засомневалась женщина.

–А зачем?

–Живёшь-то чем? Неуж картинками своими?

–Ими самыми на жизнь и зарабатываю.

Меня не возмутили и не озадачили её вопросы. В моё время женщина-

художница выглядела экзотической белой вороной. Очень немногие из них

добивались успеха. Вероятно и здесь такое же отношение к живописцам.

Всем кажется – что это за труд намалевать картинку да денег за неё

получить? И я так смогу. Название профессии «художник», по мнению

подобных людей, происходило от слова «худо». Значит, человек больной,

если ничем другим заниматься не может.

Наш диалог был прерван появлением пожилого мужчины.

–Эй, новенькая, пошли, командир кличет.

Я последовала за своим провожатым, который и отвёл меня в такую же

землянку, где можно было топор вешать – так там было накурено.

–Проходи, чего встала?– распорядился мужчина лет сорока – сорока пяти,

оказавшийся командиром партизанского отряда.

–Ну, давай рассказывай.

–О чём рассказывать?– растерялась я.

–Сама не понимаешь?

–Вроде ничего плохого совершить ещё не успела.

–Ты, это, дурочкой-то не прикидывайся, а давай по порядку говори, как здесь

очутилась и зачем к нам в отряд шла?

От такой постановки вопроса у меня чуть глаза на лоб не вылезли. Я ни сном,

ни духом не помышляла, чтобы в отряд попасть, а тут на тебе, – зачем к ним

шла!?

Пришлось ещё раз повторить придуманную мной версию.

–Чувствую, что врёшь! – рассердился командир, – бывал я в Ивановке, а тебя

там не встречал. Говоришь, жила там? У кого?

–Ничего я такого не говорила!– возмущённо парировала я.

–Как же не говорила? Только что сказала, что жила в Ивановке!– злорадно

напомнил мужчина, вероятно, видевший во мне немецкую шпионку.

–Ещё раз повторяю, что была в гостях в Ивановке, когда появились немцы. И

только благодаря тому, что мы их вовремя заметили, нам удалось спастись.

Потом ушли на хутор, там и остались. Днём хозяйка с кумом ушли, а я

осталась ждать своих подруг, которых потеряла во время бомбёжки

пассажирского эшелона. Утром следующего дня немцы до хутора добрались

и дом сожгли. Я в это время за дровами ходила, вот и удалось спастись.

–Как говоришь, звали хозяйку хутора? Мария что ли?– глядя мне прямо в

глаза, спросил командир.

–Да нет, не Мария. Аглая.

Мужчина облегчённо вздохнул.

–Ты уж извини меня за допрос. Сама понимать должна, что время такое

сейчас, не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь. Не раз уж к нам в отряд

фашисты своих людей засылали. Вот и приходится с каждым новичком вот

так обходиться, чтоб потом чего не вышло. А по профессии ты кто?

Мой ответ удивил всех находившихся в землянке.

–Художница, значит, – обрадовался командир отряда, – вот это то, что нам

нужно! Ладно, об этом попозже. Ты, наверное, голодная?

Я кивнула. Говорить уже не было сил, какая-то усталость накатилась на меня

волной. Командир, заметив это, велел привести какую-то Елену. Вскоре

появилась женщина гренадёрского роста и размера. Про таких говорят «бой-

баба».

–Слушай, покорми Светлану, пусть отдохнёт. Потом в баньку её, а ближе к

вечеру доставь ко мне. Разговор у меня к ней серьёзный будет. Ну, всё,

идите. С трудом поднявшись, я последовала за Еленой на кухню, где мне

вручили тарелку с кашей. Я и забыла, что последний раз ела позавчера. Так

что каша показалась мне необычайно вкусной, хотя и была сварена на воде и

только слегка сдобрена постным маслом. Затем передо мной поставили

кружку с кипятком. Горячий! Сделав глоток, почувствовала необычный, но

приятный вкус.

–Что, не нравится?– удивилась Елена.

–Наоборот, ничего вкуснее не пила.

Женщина просветлела лицом и пояснила, что заварила вместо чая травы,

собранные ею ещё летом. На самом деле было вкусно.

–Теперь иди, отдыхай.

Меня направили уже в знакомую землянку. Едва опустившись на топчан, тут

же провалилась в сон, сказалось беспокойство предыдущих дней.

Мне снилась Москва, Красная площадь. Вокруг весёлые нарядно одетые

люди. В небе вспыхивают разноцветные огни фейерверков. Незнакомые

мужчины и женщины подходили ко мне, поздравляли, обнимали. Слышались

хлопки от открываемых бутылок «Шампанского». Всем было весело, кроме

меня. Я стояла и ждала, но кого – не могла понять. Увидев нового человека,

проходившего мимо меня, внимательно вглядывалась в его лицо.

–Эй, ты чего такая грустная? Война ведь закончилась! Понимаешь, нет

больше войны!– закружил меня один из прохожих, но, заметив моё

настроение, спросил.

–Что, не вернулся твой-то?

Я грустно кивнула головой.

–А ты не переживай, может всё и сладится, и он вернётся. Слышал я, что

наших на Восток отправляют. Наверняка и твоего туда послали. Улыбнись!

Войне конец!– и мужчина скрылся в толпе веселящихся людей.

–Эй!– кто-то потряс меня за плечо. Я оглянулась…

–Эй, просыпайся. Мужики уже отмылись, наш черёд.

Заметив у меня на глазах слёзы, женщина покачала головой и спросила.

–Приснилось чего?

Я кивнула, вытерев слёзы.

–Ладно, пойдём. Я вот от своего мужа уже год весточек не получаю. Не знаю,

жив ли, нет. Хватит о грустном, пошли. Запасное бельё есть ли у тебя?

–Не успела взять.

–Ничего, сейчас чего-нибудь найдём,– мне протянули старое, но чистое

нижнее бельё, кофту и юбку.

–Вот, держи. Извини, что не новое, но какое уж есть.

Мы отправились в баню, устроенную в такой же землянке, только чуть

больше размером. Было жарко, пар витал под потолком. Мне протянули

тазик с горячей водой и предупредили, чтобы особо воду не расходовала.

Мыла не было и пришлось воспользоваться щёлоком. Вымылась и, между

прочим, неплохо. После бани пили чай из трав. Как хорошо! Впервые за

несколько дней я испытала чувство полнейшего спокойствия и

удовлетворения от жизни.

–Далеко не уходи, – предупредили меня, – скоро ужин.

Интересно, куда я могла пойти прогуляться, весь лагерь был как на ладони.

–Отхожее место вон, там,– показала рукой Елена. – Там уж сама разберёшься.

В центре партизанского городка находилась кухня, где постоянно кипела

работа. Ели в несколько очередей, поскольку постоянно кто-то уходил на

задание, а кто-то, наоборот, возвращался. Были и дежурные, приносившие

воду из ближайшей речки, коловшие дрова и занимавшиеся различными

вполне будничными делами. Чуть на отшибе находилась баня. Вокруг

землянки командира приютились жилища остальных членов отряда. Рядом с

лазаретом сушились бинты и кипели котлы с водой, в которых

стерилизовались перевязочные материалы. Особняком стояла землянка, где

проводились операции. Раненых лечили и выхаживали три женщины и

старичок-доктор, бежавший из города старый еврей.

После ужина за мной пришли, и пришлось вновь идти к командиру отряда.

–Светлана, нам потребуется ваша помощь как художника. Скажите, по

памяти вы сможете нарисовать портрет человека?– сразу же озадачили меня.

–Вполне, – не вдаваясь в подробности, ответила я, – а что требуется сделать?

–Завтра вы отправитесь в город, а с вами двое моих ребят. Появилась

информация, что недавно туда прибыл высокий чин. Вот его портрет нам и

нужен. До сих пор не удавалось выяснить, кто он и с какой целью прибыл.

Получив его портрет, мы сможем отправить его изображение в центр, а там

решат, что нам дальше делать. Как, согласны?

–А у меня есть выход?

–Выход есть всегда. Вы остаётесь в лагере, но за вами будет установлен

жёсткий контроль. Возможно, мы определим вас в помощь нашим

санитарочкам, возможно на кухню, а там отправим запрос о вашей личности

и будем решать в зависимости от полученных результатов, что с вами делать.

А так сможете проявить себя и тем доказать свою преданность трудовому

народу, запрос подождёт до лучших времён, – невозмутимо сообщил

командир.

–Мне боятся нечего, я сказала вам чистую правду. Теперь можете проверять.

Я не могу оставаться в стороне, когда трудовой народ сражается с врагом, и

согласна с вашим предложением.

–Тогда до завтра. Утром получите все необходимые инструкции,

познакомитесь со своими провожатыми. Теперь всё. Да, всё то, о чём мы

говорили, должно остаться между нами.

Попрощавшись, я ушла в свою землянку. Быстро что-то я стала привыкать к

реалиям нового времени. Ночь прошла спокойно. Позавтракав, хотела

немного привести себя в порядок, но меня вновь вызвали к командиру и там

представили двум моим ровесникам, с которыми мне предстояло идти на

задание.

Через несколько минут мы покинули лагерь. Идти по заснеженному лесу

было трудно, но партизаны, не останавливаясь, двигались уверенно вперёд и

вскоре мы оказались на дороге, ведущей в город.

Через час пути показались первые дома небольшого городка, куда мы и

направились. Деревянные дома постепенно стали уступать место каменным

собратьям. На главной площади виднелся собор, поостренный по моим

прикидкам, лет двести назад. Площадь окружали многочисленные магазины,

магазинчики и торговые лавки. Народ сновал туда-сюда, занятый обычными

житейскими делами. Мои спутники, оставив меня дожидаться их, куда-то

исчезли. Я присела на скамеечку в сквере и стала осматриваться. Пробежала

девчушка с корзинкой в руках, наверняка послали за продуктами, которыми

торговали крестьяне из окрестных сёл. Пожилой мужчина с сапогами,

перекинутыми через плечо, направился к сапожнику. Женщина тащила куда-

то упирающегося мальчишку, который всё время как заведённый повторял

одну фразу.

–Не пойду я к нему. Пусти, зуб уж почти и не болит. Ну, пусти!

Идиллия, да и только, если не знать, что идёт жестокая война. Немцев, как

это ни странно, нигде видно не было. Изредка проходили мужчины в чёрной

форме с белыми повязками на рукавах и с винтовками, перекинутыми через

плечо. Проехала телега, запряжённая старой лошадью, с трудом тащившей

свой груз. Где-то затявкала собака; зашипев, кошка вскарабкалась на дерево.

Мои спутники задерживались. Пора бы им уже и подойти. Внезапно эту

мирную картину нарушил крик, раздавшийся как гром среди ясного неба.

– Тикайте, люди добрые, облава!

На мгновение над площадью повисла вязкая тишина. Кошка испуганно

смотрела с дерева, девчушка от неожиданности уронила свою корзину, а

мальчишка, до этого, сопротивлявшийся изо всех сил попыткам матери

затащить его к зубному врачу, перестал ныть и испуганно посмотрел на

собор, из-за которого появился грузовик с вооружёнными солдатами.

Тишина взорвалась многочисленным разноголосьем.

–Тимофевна, чего застыла? Тикай, твою мать!

Эта самая Тимофеевна, женщина лет шестидесяти, вдруг заголосила:

–Ой, боженьки, что деятся-то! Ироды окаянные, людям жить спокойно не

дають!– и побежала, придерживая рукой юбку. Убежать ей не удалось.

Солдаты выгрузились из машины и стали загораживать выход с площади.

Увидев, что один из переулков перекрыт, народ бросился к другому, но было

поздно – там тоже стоял грузовик, и солдаты дружно спрыгивали на землю,

направляя оружие в сторону толпы, пытавшейся покинуть площади.

–Всё, не уйти, – кто-то обречённо произнес у меня за спиной.

Я оглянулась и увидела молодую женщину, прислонившуюся к дереву сзади

меня. В глазах у неё стояла вселенская тоска.

–Это конец, – со слезами на глазах сказала она.

–Оглянувшись, я заметила, что сзади скамейки виднелся большой сугроб. А

что, вариант. Схватив девушку за руку, потянула её, пока нас не заметили, в

сторону сугроба.

–Скорее, есть шанс укрыться, – прошептала я.

Укрывшись за сугробом, руками накидали на себя сверху снега. Едва успели

это сделать, как услышали совсем рядом с собой голос.

–Не, герр Шульц¸ здеся никого нету. Сугроб толькось и всё!

–Сугроб, так сугроб. Всех собрали?

–Кажись всех!

–Тогда – по машинам.

Услышав разговор, я обрадовалась, что вскоре всё закончится, и можно будет

выбираться из снега. Скажу, что лежать на холодной земле удовольствие

малоприятное.

Послышался шум моторов, крики солдат и плач людей. Вскоре все звуки

начали отдаляться, становясь всё глуше и глуше. Раздалось жалобное

кошачье мяуканье, неуверенный собачий лай, и где-то рядом прошелестел

голос:

–Митька, вылазь, можно ужо, всё разъехались.

Ну что же, и нам пора. Стряхнув с себя снег, мы поднялись на ноги.

–Зина,– представилась девушка.

–Светлана, – ответила я и огляделась в растерянности по сторонам.

–Как я понимаю, тебе некуда идти, – предположила Зинаида, – если не против,

пошли ко мне. У меня переночуешь. И спасибо тебе!

–За что? – удивилась я. – Вроде бы ничего такого и не сделала.

–А ты, как я вижу ничего так и не поняла! Думаешь, зачем облаву устроили?

Зинаида объяснила ситуацию, пока мы добирались до её дома, – немцы тоже

люди и не дураки к тому же. Зачем им народ? А вот зачем. Молодых и

здоровых девок и парней на работы в треклятую Германию отправят. Тех,

кто постарше, возможно, и отпустят. Пару – тройку человек партизанами

объявят. Вот и все дела. Загребли бы нас с тобой как миленьких и прямиком

к какой-нибудь фрау в услужение!

–Слышь, а про партизан я что-то не поняла!– постаралась я изобразить

сплошную дремучесть

–Явно ты не от мира сего! Недавно что-ли к нам попала?

–Я из Москвы неделю как.

–Тогда всё ясно. Вы там ни сном, ни духом о том, что у нас творится.

Объясняю. Объявят вот так партизанами, а назавтра казнят этих людей,

запросто так. Для острастки, чтобы другим боязно было, – пояснила Зинаида.

Интересная картина получается. Человека можно просто так вот взять и

казнить.

Наконец мы подошли к небольшому деревянному домику в три окна по

фасаду. За забором забрехал пёс.

–Цыц, Шарик! – успокоила его хозяйка,

–Чего встала, пошли, – Зинаида, открыв калитку, пропустила меня вперёд.

Вскоре мы сидели за столом, и пили чай.

–Ты пока отдохни, а я пока ужином займусь, – захлопотала Зина, – завтра с

тобой в город выйдем, посмотрим, что к чему. А ты, что делать думаешь?

Я пожала плечами.

–В Москву бы добраться.

–Аусвайс у тебя есть ли?

–Что это такое?

–Ах, да, вы москвичи, к такому не привыкли. Аусвайс, он и в Африке

аусвайс.

Бумага это, типа нашего паспорта. С ней можешь свободно ходить, и никто

тебя не тронет, наверное, никто. В наше время ни в чём нельзя быть

уверенным.

–Нет, такой бумаги у меня нет. В Москве пока как-то не требовалось.

–Ладно, давай ужинать, а завтра в город. А там посмотрим, может, и в

Москву тебя проведу. Не простое это дело, но думаю, справимся. Ты как, в

столицу пехарем дотянешь?

–Если потребуется, то дотяну.

Утром после лёгкого завтрака отправились в город, на разведку.

Подойдя к центру, почувствовали, что атмосфера начинает накаляться.

Несмотря на то, что народу на улицах было мало, во всём, как мне

показалось, была печать напряжённости. Жители города, старательно пряча

глаза, блеклыми теням скользили мимо нас. Немцы усилили патрулирование

улиц. Выйдя на площадь, мы увидели, что в самом центре, где до недавнего

времени располагались лотки торговцев, возвышалось некое деревянное

сооружение, напоминавшее виселицу. Неужели это то, о чём я подумала?

Какой ужас, значит, была права моя новая знакомая, предположившая, что

для устрашения населения будут казнено несколько человек.

К виселице подошёл человек в военной форме и, окинув взглядом площадь,

достал из кармана листок бумаги, развернул его и зачитал короткий текст, в

котором говорилось, что вчера были захвачены три партизана, которых и

повесят в полдень на базарной площади.

Жителям города настоятельно советовали присутствовать на акции

устрашения, а дабы никто не отлынивал от намеченного мероприятия,

патруль пройдётся по домам проверить наличие там гражданского населения,

призванного присутствовать на площади.

–Ну что. Света, и нам, хочешь, не хочешь, придётся быть здесь в полдень,– с

грустью сказала Зинаида.

–А что, если нам до обеда выйти из города?– предложила я.

–Не выйдет. Наверное, ты заметила, что усилено патрулирование.

Следовательно, и все возможные выходы из города будут перекрыты.

Отсидеться дома тоже не удастся. Если нас там найдут, мало не покажется.

Торговли в этот день не было. Ближе к полудню на площади стал появляться

народ, вынужденный присутствовать на казни. Ровно в двенадцать появился

грузовик с солдатами. У кабины в кузове сидели три человека, одетых в

потёртые пальто и поношенные шапки. На груди у каждого красовались

таблички с надписью «партизан».

Грузовик остановился, и осуждённых спустили на землю. Сами они этого

сделать не могли, поскольку руки у них были связаны. Лица были в

кровоподтёках. Да, несладко им пришлось! Приглядевшись, я узнала в двух

из них тех, с кем пришла в город из партизанского отряда. Неужели их

повесят? Надо что-то делать. Людей спасать надо! Вот только, что я могу

сделать против десятка вооруженных солдат? Вот, если бы у меня был

автомат, тогда бы…. Автомата у меня не было. Появилась шальная мысль

выхватить оружие у одного из солдат и расстрелять охрану. Легко подумать,

а вот сделать! Мужчин ввели на помост, откуда-то появилась скамейка, на

которую и поставили осуждённых. Один из моих провожатых, встретившись

со мной взглядом, видимо прочёл решимость в моих глазах, и отрицательно

покачал головой.

Слёзы непроизвольно навернулись на глаза. Тем временем на шеи