Текст книги "Невинные дела"

Автор книги: Сергей Розвал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

8. Гордиев узел

Логика предугадает три случая, а их миллион!

Ф.М. Достоевский. "Преступление и наказание"

Эдвард Чьюз провел отвратительную ночь. Напрасно он старался успокоить себя тем, что завтра приедет Эрни и все разъяснится. Правда, намек, нарочно брошенный следователем, успеха не имел: конечно, дело не в том, что сын что-то скрывал от отца. "Грехэм в безопасности!" – эта коротенькая фраза, переданная через Луизу, и поспешность, с какой сын снова уехал, показывали, что все дело было очень срочно, у сына не было ни времени, ни возможности что-то сообщить, о чем-то посоветоваться – очевидно, опасность, угрожавшая Грехэму, была велика и надвинулась вплотную. Но можно ли быть уверенным, что Грехэм сейчас действительно в безопасности? Оттого, что у Чьюза произошла размолвка с Грехэмом, старику было особенно тяжело: конечно, размолвка не могла повлиять на внезапный поворот событий, он очень хорошо это понимал и все же чувствовал себя почти виноватым в том, что все так случилось. Но главное было даже не в этом. Эрни сделал вид, будто он и не приезжал в столицу. Луиза вынуждена была сказать следователю, что ни мужа, ни Грехэма она вчера не видела. Итак, сын вступил на путь обмана – вот чего отец никак не мог принять. Сына еще не было, а старик вел уже с ним воображаемый спор: "Как ты не хочешь понять, Эрни, что это вопрос вовсе не морали, а практической выгоды? Обман – их сила, правда – наша сила! Правда всегда сильней обмана, но они вынуждены хвататься за обман, потому что другого у них нет. Но почему же нам отказываться от правды и хвататься за обман? Я еще не знаю, Эрни, что ты сделал, но смотри: этот скользкий червяк Скадерс уже знает, что ты обманываешь. Будь уверен: он ударит по этому слабому месту! Пойми, Эрни: нам невыгодно обманывать! Когда я боролся за "лучи жизни", враги опутывали меня сетью лжи, но я ни разу слышишь, ни разу! – не обманул – вот почему они не могли поймать меня в свою сеть!" Так, ворочаясь с боку на бок, забыв о сне, старый Чьюз отстаивал свою веру в правду, спорил, волновался, пока, под самое утро, неожиданно не заснул на неоконченной мысли-фразе. Проснулся он поздно и прежде всего потянулся к утренним газетам, которые Роберт обычно клал на ночной столик, если хозяин вставал попозже. Чьюз был уверен, что после пожара в Светлых Грезах, после "нападения" на лабораторию Уайтхэча следующей сенсацией будет "бегство Грехэма к коммунистам". Ну, конечно же! Развернув "Горячие новости", Чьюз как раз обо всем этом и узнал: "Грехэм, убедившись в том, что ему не дадут визы на выезд в Коммунистическую державу, скрылся у местных коммунистов, причем унес с собой чертежи своего секретного оборонного изобретения. Последнее обстоятельство с несомненностью установлено во время обыска, произведенного вчера на квартире исчезнувшего Грехэма: чертежи изобретения обнаружены не были. Во время обыска присутствовал в качестве свидетеля профессор Чьюз-старший. "Это очень кстати, – писали "Горячие новости", даже так называемым "прогрессивным ученым" придется поверить своему лидеру, что Грехэм взял чертежи с собой. Несомненно, профессор Чьюз-старший мог бы сообщить еще немало интересных подробностей, так, например, он мог бы рассказать, почему вернувшийся два дня назад в столицу его сын, профессор Чьюз-младший, после того как его посетил инженер Грехэм, снова срочно выехал из столицы и принял все меры к тому, чтобы об этом его приезде известно не было. Так же точно профессор Чьюз-старший мог бы разъяснить, почему как раз после этой встречи Грехэма и Чьюза-младшего и внезапного отъезда Чьюза-младшего исчез и сам Грехэм. Да мало ли чего еще мог бы рассказать профессор Чьюз-старший, если бы, конечно, пожелал! Мы уверены, что он пожелает: он всегда выставлял себя поборником истины. Итак, мы ждем его письма! Всем известно его мастерство в эпистолярной литературе!" Скомкав газетный лист, Чьюз с досадой швырнул его на пол. Вот плоды хитроумного обмана, предпринятого Эрни! Около полудня Роберт доложил хозяину о приезде профессора Эрнеста. Чьюз поспешно оделся и вышел в кабинет, где его уже ждал сын. Мрачно он выслушал рассказ Эрни о записке Рэдчелла и отъезде Грехэма. – Значит, всем этим "Горячим новостям" мы не можем и возразить, – все с тем же мрачным видом сказал отец. – Ведь Грехэм действительно скрылся у коммунистов. – А разве ты считаешь это предосудительным, отец? – спросил Эрнест. Лучше, по-твоему, было бы попасть в лапы врагам? И потом есть еще один существенный факт: Грехэм не брал с собой никаких чертежей и записей. Он все уничтожил. По твоему же совету, отец. Вот почему ты не видел их во время обыска. – А как это доказать? – А разве отсутствие чертежей является доказательством того, что Грехэм взял их с собой? – В том-то и дело, Эрни, что они не заботятся о доказательствах, а нам они нужны. – Нет, на этот раз я думаю, что нам просто надо игнорировать все газетные инсинуации, – возразил Эрнест. – Враги кусают себе локти от злости, что не удалось захватить ни Грехэма, ни его изобретения. И пусть себе злятся и брызжут слюной! Не откажем им в этом удовольствии! Грехэм-то в безопасности! Придет время – Грехэм появится, и все станет ясно само собой. – А где сейчас Грехэм, ты знаешь? – Получилось плохо. Рэдчелл арестован, в тюрьму за справкой не обратишься. Арест его – большое несчастье. Надеюсь, Грехэму удалось избежать опасности. Попытаюсь связаться с кем-нибудь из людей, близких к Рэдчеллу. Должен же кто-нибудь знать о местопребывании Грехэма. – Будь осторожен, Эрни... Сейчас, понятно, слежка... – Отлично понимаю, отец... Но, собственно, чего бояться? Меня уже и так обвинили в содействии бегству Грехэма. – И меня тоже, – сказал старик. – Вот и выходит, Эрни, что все твои предосторожности с внезапным и скрытным отъездом оказались только вредными. Таков всегда обман... Теперь нам трудно что-либо возразить. Кто поверит, что ты спасал Грехэма от похищения?.. – А что ж, по-твоему, отец, лучше было бы допустить это похищение? – Нет, лучше было действовать прямо. Да, да, прямо сказать, что готовится похищение Грехэма, и поселить его где-нибудь открыто, да у меня, например! И тебе никуда не прятаться – так было бы и благороднее и выгоднее, вот именно, выгоднее. Они не посмели бы похитить Грехэма из моего дома! – И старый Чьюз приготовился произнести тот горячий монолог в защиту правды, который лишил его сна этой ночью. Но Эрнест неожиданно сказал: – Я это и предлагал Грехэму, но он отказался. – Почему? – Нашел, что не имеет права доставлять тебе беспокойство... – Чепуха!.. Теперь беспокойства больше... – Кроме того... – Эрнест запнулся. – Что еще? – нетерпеливо спросил Чьюз. – Не знаю, отец, у вас произошла какая-то неприятность... – нерешительно сказал он. – Я не совсем понял Грехэма. Он мне рассказал. По-моему, пустяки... Но он придал слишком большое значение... Ему, видишь ли, после этого показалось неудобным... Старый Чьюз поник головой. А, размолвка! Сыграла все-таки свою роль! Эрнест заметил огорчение старика. – Ну, отец, еще неизвестно, что лучше... – сказал он успокаивающе. Рэдчелл, я думаю, устроил Грехэма с большей безопасностью. Может быть, мы обольщаемся, говоря, что они не посмели бы вытащить Грехэма из твоего дома. – Тогда они сами разоблачили бы себя... – О, они нашли бы способ и вывернуться, и снова обмануть. На это они мастера!.. В дверь постучали. Вошел Роберт с пачкой газет. Спор затих: отец и сын погрузились в просмотр "Горячих новостей". – Отец, смотри! – изумленно воскликнул Эрнест. Он протянул отцу газетный лист. То, что его поразило, было довольно крупной фотографией. Перед подъездом дома стоял автомобиль. Из него вышел, направляясь к подъезду, человек, сфотографированный в профиль: это был Грехэм. Отчетливо светилось на вывеске у подъезда: "Национальный комитет Коммунистической партии". "Вот куда скрылся Грехэм!" – кричала надпись над фото. Отец и сын не отрываясь смотрели на фотографию. – Это невозможно! – воскликнул наконец Эрнест. – Невозможно! Какая чепуха: Грехэм скрывается в здании компартии! – Может быть, временно заехал? – неуверенно спросил отец. – Чепуха! Рэдчелл и этого не допустил бы. Он знал, что готовится провокация, меня предупредил – и вдруг привезти Грехэма в здание Национального комитета!.. – Возможно, фото старое? – Да когда же Грехэм мог заезжать туда? И зачем? Что он, коммунист? Нет, нет, тут обман! – уверенно сказал Эрнест. – Неужели фото поддельное? – спросил отец. Они снова стали тщательно рассматривать напечатанный в газете снимок. Эрнест взял со стола лупу и стал исследовать фотографию. – Нет, это лицо Грехэма! И потом здесь совпадение даже в мелочах: та же машина, на которой уехал Грехэм. Я выходил провожать его во двор, сейчас ясно представляю машину, вот видишь: на борту эта широкая линия, я ее запомнил – нет, нет, такое совпадение невозможно!.. – Но, Эрни, если это действительно Грехэм, значит, все-таки Рэдчелл распорядился привезти его туда, а потом уже направил... – Невероятно! – Ну, а как же объяснить? Или посланец Рэдчелла не понял его или обманул? Может быть, провокатор? – Нет, отец, я слишком хорошо знаю Рэдчелла... Ненадежному человеку он не доверился бы... – Тогда я ничего не понимаю... – И я не понимаю, – согласился Эрнест. Он возбужденно ходил по комнате. И тем не менее надо немедленно действовать. А гадать... Выскажешь тысячу остроумных догадок, а жизнь, оказывается, выкинула тысячу первый вариант... – Что ж ты хочешь делать? – спросил отец, подняв голову от фотографии и глядя поверх очков на сына. – Связаться с кем-нибудь из близких к Рэдчеллу людей... – Как? – Не знаю... Надо обдумать... С этим Эрнест и уехал. Вечером он, взволнованный, возвратился к отцу. – Представь себе, отец, мне удалось многое узнать. Я разыскал одного из работников Национального комитета. С Грехэмом – плохи дела. Явная провокация! Конечно, никакого письма Рэдчелла и не было, но Грехэма действительно подвезли к зданию Национального комитета. Как раз в тот момент подъезжал также один из комитета и видел, как Грехэм вышел из машины, остановившейся перед подъездом, и направился было в здание. Сотрудник увидел, что Грехэма незаметно для него сфотографировали, и почти в тот же момент к Грехэму подошел еще один участник загадочной сцены и что-то торопливо говорил ему... Грехэм вернулся в машину, и она умчалась. Все это настолько выглядело заранее подготовленной инсценировкой, что сотрудник также бросился к своей машине и проследил за той, на которой увезли Грехэма... Короче говоря, у нас есть теперь адрес особняка, во двор которого въехала машина с Грехэмом. – Но ведь она могла вскоре уехать оттуда? – Нет! Сотрудник вызвал по автомату товарища и вскоре с моей помощью установили постоянное наблюдение за особняком. Дело в том, что я сообщил адрес Райчу, и он ухитрился снять напротив особняка комнату, откуда его студенты, сменяя друг друга, ведут непрерывное наблюдение. – Тогда мы спасем Грехэма! – торжественно, как клятву, произнес старый Чьюз.

9. Еще одно последствие пожара

"Охота на ведьм" в нашей стране велась в давние времена в Салеме... Видел ли кто в наши дни, чтобы ведьмы летали по воздуху? Да! Они летают посредством радио и прессы... Банки и миллионеры – вот кто владеет радио и прессой.

С. Нельсон. "13-й присяжный"

Хотя Рэдчелл действительно был арестован, произошло это с соблюдением законной процедуры и, конечно, без нарушения великанской демократии. На очередном заседании палаты представителей председатель огласил ходатайство генерального прокурора о лишении права неприкосновенности депутата Рэдчелла по соображениям национальной безопасности. Прокурор сообщил, что произведенное расследование подтвердило предположения прессы об участии и более того – о прямом руководстве коммунистической партии нападением на секретную лабораторию в местности, известной под названием Светлые Грезы. Ввиду совершенно секретного характера данные предварительного следствия не могут быть оглашены. К сожалению, коммунистам, непосредственным виновникам уничтожения лаборатории, удалось скрыться. Пожар уничтожил вместе с лабораторией и явные улики. Известно, что сам изобретатель был похищен. Все это чрезвычайно затрудняет следствие. Между тем совершенно ясно, что столь ответственная акция имела отнюдь не местный характер и не могла произойти без ведома и даже прямых указаний центрального руководства коммунистической партии. Вот почему прокурор не видит другого выхода, как просить палату о лишении парламентской неприкосновенности депутата Рэдчелла, тем более, нет никакой гарантии, что он не скроется, подобно непосредственным участникам нападения. Надо отдать себе отчет, что выясняется чрезвычайно важное обстоятельство: не передан ли Коммунистической державе наш государственный оборонный секрет. Вопросы национальной безопасности требуют испрашиваемой меры. Было бы по меньше мере неразумно цепляться за какие-нибудь формальные возражения. Ряд депутатов – "раки" и "крабы" – заявили о своевременности и глубокой аргументации требований прокурора. Депутат Рэдчелл выступил с протестом против явного нарушения конституции. Несмотря на решительность своего требования, прокурор не мог выдвинуть ни одного конкретного, доказательного обвинения. – Не напоминает ли это, господа депутаты, того исторического прецедента, когда в некой стране пожар был использован против коммунистической партии? Вы молотите старую солому... В зале послышался нарастающий шум. – Господа, – успел выкрикнуть Рэдчелл, – вижу, вы поняли, что я имел в виду Гитлера... Яростные крики из зала не дали ему продолжать. Председатель, отчаянно стуча молотком, объявил перерыв. После перерыва "раки" и "крабы" единодушно постановили удовлетворить ходатайство прокурора. При выходе из здания палаты Рэдчелл был арестован.

Не всякую клятву легко выполнить. Вначале было ясно, что делать. Райч со своими студентами установил наблюдение за особняком. Студенты, заменяя друг друга, непрерывно следили за хорошо видимым из окон подъездом к таинственному особняку. Сам Эрнест держался подальше: могли узнать. Но что же делать дальше? Попытаться войти внутрь? Как? Ясно, что особняк внутри охраняется. Никакая хитрость не удастся. От вооруженного вторжения, понятно, тоже приходится отказаться. Попытаться опубликовать эту историю в газетах? Но как доказать, что в почтенном особняке, под уважаемой крышей бандиты спрятали украденного ими ученого. Впрочем, стоит только назвать в печати адрес, как Грехэма так запрячут, что его уже нельзя будет найти... Эрнест Чьюз терялся в догадках: что же делать? На следующий день Райч сообщил ему, что впервые во двор особняка въехала машина и через полчаса ушла. Во дворе "наблюдательного пункта" дежурила своя машина. Райч и двое студентов помчались на ней. Райч сидел за рулем, но на перекрестке, в обычной пробке машин, он потерял свою дичь. Эрнест был в отчаянии: а вдруг увезли Грехэма?.. Машина пришла и на другой день... Значит, Грехэм еще там, его посещают... Конец этого рассказа поверг Эрнеста в еще большее смятение... Все повторялось с удивительной правильностью: Райч гнался, машина шла тем же путем, снова пробка на перекрестке – и машина исчезла... Теперь Эрнест был уверен: Грехэма увезли. Но Райч не унывал. Его разжег азарт преследования. – В следующий раз сделаю иначе... – говорил он возбужденно. – За этим проклятым перекрестком есть стоянка машин. Буду ждать там на машине... Не уйдет! – В следующий раз? – с сомнением сказал Эрнест. – Если только состоится следующий раз... – Будет... – уверенно возразил Райч. – А если этот неуловимый "летучий голландец" пойдет другим путем, а ты так и простоишь напрасно на своей машине? – Мои ребята будут следовать за ним по пятам... – От твоих ребят и подавно уйдет, – невесело усмехнулся Эрнест. – Э, Эрни, ты впал в меланхолию! – неодобрительно сказал Райч. – Ни от кого он не уходил. Простая случайность. Думаешь, эти господа допускают, что мы посмеем следить за ними? Черта с два! Они о нас и не вспоминают. Кто мы для них? Простофили! Только на резолюции да статьи способны... "Джильберт возбужден охотой, – думал Эрнест, – ему проще: он действует... А я..." В самом деле, он лишь выжидал в стороне, а время ведь не ждало. Да и отец наседал. Старому Чьюзу казалось, что надо действовать быстро, прямо, открыто: вот так подойти к подъезду особняка, позвонить и спросить Грехэма. Ну, может быть, и не так просто, а что-то в этом роде. Эрнест понимал старика, но понимал и то, что таким способом ничего не добьешься... Все больше угнетала Эрнеста мысль о той роли, которую заставили его сыграть. Как он наивно поверил! Конечно, не только почерку Рэдчелла, а, главное, так хитро придуманному совету уничтожить чертежи Грехэма. Но как они решились, откуда могли знать, что Грехэм их уже уничтожил? Эрнест, старый Чьюэ и Райч напрасно ломали над этим голову. И вдруг, когда однажды отец и сын перебирали все догадки, Эрнеста осенило. – Отец, – воскликнул Эрнест, – они украли чертежи! Старый Чьюз, не понимая, смотрел на сына. – Украли? – переспросил он. – Что же, Грехэм обманул? Он говорил тебе, что уничтожил... – Поздно, слишком поздно! – с отчаянием сказал Эрнест. – Украли до того, как уничтожил... Старик молча сосредоточенно смотрел на сына. Затем тихо сказал: – Сняли фотокопию... – Конечно! А потом посоветовали уничтожить оригинал... – Да, просто... – огорченно сказал старый Чьюз. – Какое несчастье, что самое простое приходит в голову позже всего! – с надрывом воскликнул Эрнест. – Ну, это только наше предположение. – Старый Чьюз попробовал успокоить не то сына, не то самого себя. – Неужели Грехэм не заметил бы? Что-нибудь положили бы не так... Эрнест даже не ответил. А старик не стал настаивать: он вспомнил обыск, невольным свидетелем которого оказался. О, высококвалифицированные мастера обыска и кражи! Разве не могли они обстряпать это дело идеально? Времени было достаточно: Грехэм на своем хлебозаводе бывал подолгу. А не тогда ли это произошло, когда Грехэм, по его рассказу, чуть не целые сутки провел на заводе за переустройством печи? С момента этого ужасного открытия Эрнест пришел в еще более возбужденное состояние. Только теперь становилось ясно все до конца... Почти до конца. Вот для чего использовали именно его! Конечно, они могли бы похитить Грехэма без всяких затей, без всякого обмана. Но тогда бы Грехэм знал: он похищен врагами. Теперь он убежден: его прячут, спасая, друзья. Еще бы! Только друзья могли заботливо предупредить: уничтожь чертежи! Только друзья могли обратиться к Эрнесту Чьюзу: спрячь Грехэма! Правда, он, Эрнест, не успел сделать это, но он сам, своими руками передал Грехэма друзьям, да еще сказал ему: верь им больше, чем мне! И вот "друзья" привезли его к Национальному комитету компартии – еще раз Грехэм увидел, кто его спасает. Пришло ли ему в голову, что Рэдчелл так никогда не поступил бы? Но почему Грехэм вернулся в машину? Тут была загадка... Эрнест продолжал мысленно разбирать каждое их движение. Как заботливо постарались они сохранить и у отца, да и у него иллюзию, будто Грехэм спрятан Рэдчеллом. Эрнест понял, что они нарочно посоветовали ему уехать на время из столицы. Теперь ясно, для чего: чтобы он никак не мог встретиться с Рэдчеллом. Но они отлично знали, что Рэдчелл вскоре будет арестован. Обыск у Грехэма им нужен был для газет: как же, они "доказали", что Грехэм бежал с чертежами! Случай заставил и старика отца сыграть двусмысленную роль: профессор Эдвард Чьюз теперь своеобразный "свидетель" обвинения – он удостоверил, что чертежей нет. А поездка Скадерса с отцом, беседа с Луизой – ведь это же явная инсценировка лишь для того, чтобы показать, что они убеждены в причастности Чьюзов к "бегству" Грехэма. Разыграно как по нотам. А все же в одном местечке переиграли: снимок Грехэма у Комитета коммунистической партии разоблачил инсценировку. Он же привел и к таинственному особняку. Где тонко, там и рвется!.. Эрнест спрашивал себя: а верит ли еще Грехэм, что он у друзей? И если верит, пока верит, сумеют ли они получить от него то, что им нужно? Ведь ясно: именно для этого они все и устроили. Неужели они сумеют вытянуть у него изобретение? Да нет, не так уж наивен Грехэм!.. Но ведь он, Эрнест, оказался же наивным: сам отдал им Грехэма... Эрнест понимал, что мысли его кружатся в заколдованном кругу. Разбить этот круг, вырваться из него, действовать, но как?

11. "Лучи У-Г"

Всем известно, что порой платит дань добродетели. Мы называем эту дань лицемерием.

С. Бетлер. "Путь всякой плоти"

Никто, пожалуй, не был так удивлен нападением на лабораторию Уайтхэча, как сам Уайтхэч. И совсем отчаянной глупостью представлялось ему нападение на завод Ундрича в Светлых Грезах. После всех разоблачений искать чего-то у афериста – нет, простите, для этого надо быть непроходимыми дурнями, а дурнями коммунистов Уайтхэч не считал, как бы ни относился к ним. Тут уже не оставалось никаких сомнений в том, что это инсценировка, которая кстати ликвидировала проблему "лучей Ундрича". Но если устроена одна инсценировка, почему нельзя устроить и другую – у лаборатории Уайтхэча? Уайтхэч не только со вниманием, но с явным пристрастием расспрашивал охрану, как произошло нападение, как оно было отбито, и, хотя кончил тем, что объявил торжественную благодарность охранникам за оказанное ими при отпоре геройство, остался при убеждении, что ни геройства, ни даже настоящего отпора не было: нападающие проявили необычайную трусость и после двух-трех выстрелов охраны бесследно скрылись, отстреливаясь куда-то в пространство. "Итак, – рассуждал Уайтхэч, – нападение на мою лабораторию инсценировано полицией или правительством, на завод Ундрича – тоже, а что, если и исчезновение Чарли – дело тех же рук?" Несмотря на все выложенные газетами доказательства, на их статьи, распространенное ими фото Грехэма у здания коммунистической партии, Уайтхэч не верил в бегство Грехэма. Зачем? Чтобы бежать в Коммунистическую державу? Да, он сочувствует коммунистам, но бежать – нет, этого он не сделает! Уайтхэч вспомнил свой последний разговор с Чарли. Когда Уайтхэч с насмешкой спросил его, не собирается ли он сбежать к коммунистам, Чарли ответил: "Это не выход..." Уайтхэч любил Грехэма своеобразной любовью – это был единственный человек, к которому он испытывал чувство, столь необычное для себя, что сам стеснялся его. Он мысленно негодовал на Чарли за его увлечение всеми этими наивными идеями о гуманном назначении науки, но, странно, он меньше любил бы его, если бы Чарли, подобно ему самому, проявлял равнодушие к этим вопросам. Где же Чарли? Жив ли он? Или его скрывают те же, кто устроил налет на его лабораторию и пожар завода Ундрича? С таким вопросом ни к кому не обратишься... Вскоре после "нападения" на лабораторию его вызвал к себе президент Бурман. – Поздравляю вас, профессор, – сказал президент, как обычно изобразив на своем совином лице самую любезную улыбку. – Сердечно рад, что вы избежали участи своего коллеги Ундрича. "Комедиант!" – подумал Уайтхэч и молча поклонился. – Изобретение Ундрича для нас безвозвратно потеряно, – продолжал Бурман. "Лицемер! Комедиант!" – внутренне раздражаясь, снова подумал Уайтхэч. – Но Грехэм... другое дело... – неопределенно сказал президент. – Газеты сообщают, что обыск, произведенный у Грехэма после его исчезновения, не дал результатов, – осторожно заметил Уайтхэч. – Да, газеты вынуждены были так сообщить, – согласился Бурман. – Такую информацию им дали. Вы понимаете: в интересах обороны... Но в действительности кое-что найти удалось... – Позвольте: газеты сообщали, что при обыске присутствовал Чьюз. – Записи зашифрованы. Очевидно, Чьюз не обратил внимания. – Чьюз?! – воскликнул Уайтхэч. – Уж слишком это было глупо! – Ну, не знаю, – с досадой сказал Бурман. – Может быть, записи нашли позже. Да что вы? Неужели воображаете, что я вмешиваюсь во все эти мелочи? Мне доставили, и я подумал, что это может заинтересовать вас. Вот... Бурман вынул из стола пачку бумаг и положил перед Уайтхэчем. Это были фотокопии. Уайтхэч глянул на первую страницу и узнал: общий шифр его, Грехэма и Ундрича. Сдерживая волнение, он быстро перелистал. Сомнений не было: он держал в руках записи Грехэма. – Посмотрите, профессор, – любезно говорил Бурман, но Уайтхэчу казалось, что за этой любезностью кроется злорадная ирония. – Посмотрите... Возможно, пригодится... "Мерзавец! Провокатор!" – со злобой думал Уайтхэч, но записи взял и даже улыбнулся. – Я просил бы вас не задерживать, профессор... – в спину уходящему Уайтхэчу сказал президент. Уайтхэч мчался на машине в свою лабораторию. Записи лежали во внутреннем кармане пиджака и жгли грудь. Несколько раз он порывался вынуть их, рассмотреть, но сдерживался... Итак, они украли... украли... Уайтхэч приехал к себе, отдал приказ секретарше не беспокоить его, никого не принимать и заперся в кабинете. Он положил пачку на стол, но долго не решался прикоснуться к ней. Ведь это же воровство, воровство! Он, Уайтхэч, станет сейчас вором! Но если Чарли погиб, что ж, погибать и его открытию?.. Однако Чарли не хотел отдавать его... Не хотел... А почему не хотел? О, эти никчемные, сентиментальные мечты о науке, работающей только для человечества, не имеющей права работать на войну!.. Неужели он, Уайтхэч, не посмеет быть выше этого?.. Уайтхэч склонился над столом и стал быстро перелистывать записи. Пока старое, старое, вместе записывали... Дальше, дальше! Ага, вот... Собственная запись Грехэма... Какое совпадение: Чарли двигался тем же путем... А вот новое, совсем новое... Нет, Чарли выбрал другой путь... Боже мой, как просто и оригинально!.. Почему же Чарли мог, а он, Уайтхэч, не мог, не догадался, не понял? На мгновение от обиды на несправедливость судьбы делается темно в глазах, буквы расплываются... Но вот он снова хватает записи, вгрызается в них острым взглядом, рассматривает чертежи... Уайтхэч очнулся поздно ночью... Все прочитано... Секрет открыт... От волнения у него дрожат руки, кружится голова... Он открывает дверь кабинета. Секретарша ушла, никого нет... Он залпом выпил стакан воды... Весь следующий день он не выходил из кабинета. Ему казалось, что, едва он покажется, по его лицу поймут, что именно случилось. Записками через секретаршу он распорядился доставить ему нужные материалы, подготовить приборы. Под вечер он прилег в кабинете на диване и заснул тревожным сном. В полночь проснулся и бросился к часам. Пора! Все ушли, осталась только охрана... Он прошел в лабораторию... Секретарша, как обычно, пришла первой, в десять часов утра. Затрещал телефон. Требовали профессора. Да, сейчас же! От президента... Как, профессор еще не пришел? Но дома его тоже нет. Хорошо, сообщить, как только придет. К одиннадцати стали сходиться сотрудники лаборатории. Главный зал лаборатории был заперт. Профессор работает! Один работает, всю ночь работал... Около полудня Уайтхэч вышел. Глаза его запали, лицо похудело, черты стали еще более резкими, острыми. Так измениться за одну ночь! Он ничего не сказал, и никто не посмел беспокоить его вопросами. – Звонили от президента, – сообщила секретарша. – Соедините, – распорядился Уайтхэч. – Хорошо, сейчас приеду, – говорил он через минуту в трубку. Итак, секрет открыт... почти открыт. Уайтхэч сделал то же, что и Чьюз: крысы и мыши под воздействием лучей моментально погибали. Конечно, этого недостаточно для военного применения лучей. Но попытка усилить эффективность их действия пока не удалась. Работа Чарли как-то странно обрывается... Может быть, он дальше не пошел? Однако он сказал тогда, что лучи открыл. Конечно, если ставить себе ту же цель, что Чьюз, она достигнута: микробов лучи уничтожают. Но ведь в своей лаборатории они искали лучей, которые уничтожают людей... Странно... Не мог же Чарли считать это завершением работы... Что ж, придется еще поработать... Главное, уже можно кое-что продемонстрировать... Придется пойти на эту уступку. Что поделать: его положение и так пошатнулось, а если и теперь, когда ему передали чертежи Грехэма, он будет тянуть, его смогут вообще отстранить. Поручат тому же Ундричу – черт их знает, где они его скрыли. А фотокопию записей они, конечно, оставили у себя. Словом, основательно поразмыслив, Уайтхэч решил, что теперь поздно идти на попятный. Надо было раньше отказаться, не брать записи у Бурмана. Может быть, через месяц-другой он сам бы достиг тех же результатов... Если бы они продолжали работать с Грехэмом вместе, они вместе достигли бы тех же результатов: вероятно, Грехэм внес бы больше – что ж, надо сознаться в этом перед самим собой, – но все-таки лучи они назвали бы "лучами Уайтхэча-Грехэма", Грехэм сам настаивал бы на этом... Правда, Чарли не хотел отдать их для войны. Но это предрассудки!.. А раз Чарли нет, нечего с ним и считаться... Что случилось с Чарли? Бурман, вероятно, знает... Но как спросить так, чтобы не показать, что их игра разгадана? Признать, что понимаешь эту игру, значит, признаться перед ними в воровстве изобретения Грехэма!.. И тут сознание Уайтхэча возмущается. Нет, он не вор. Это Чарли изменил, ушел... Какое право имел он это сделать, когда Уайтхэч принял его, как сына, подготовил его, вложил ему в руки эту работу? Что с того, что Чарли, как более молодой, оказался сильней и талантливей? Без Уайтхэча он ничего не мог бы. И уйти – ради чего? Ради наивных мечтаний! Нет, это ты, Чарли, – изменник, вор, ты хотел украсть у Уайтхэча известность, славу! Несмотря на этот убедительный монолог, предстоящий разговор с Бурманом был очень неприятен Уайтхэчу: себя легче убедить, что ты не мерзавец, чем убедить в этом другого, особенно если понимаешь, что тот, другой, тоже мерзавец и знает в этих делах толк! – Скоро? – прямо спросил Бурман, когда Уайтхэч вошел к нему в кабинет. – Потребуется еще работа, опыты... – осторожно сказал Уайтхэч. – Недели хватит? – Возможно... – Отлично... Уайтхэч откланялся, дошел до двери и, вдруг обернувшись, спросил: – Господин президент, о Грехэме сведений нет? – Нет. Очевидно, ему удалось ускользнуть. Раздражение охватывает Уайтхэча: какой же подлец Бурман! Ведь он отлично знает, что Чарли не бежал, и все-таки клевещет! Внезапно решившись, Уайтхэч говорит: – Простите, но невероятно, что Грехэм, задумав бежать, оставил свои записи. Свои обвинения газеты основывают именно на отсутствии записей в квартире Грехэма. Но мы же знаем... – Не все ли равно: бежал, похитили... – с досадой перебил Бурман. – Важно, что его нет. И, очевидно, надо расстаться с надеждой увидеть его. – Грустно... – сказал Уайтхэч. – Он был мой любимый ученик. И мне не хотелось бы, чтобы его имя смешивали с грязью. Бурман с удивлением посмотрел на Уайтхэча. – Личные симпатии приходится подчинять более высоким гражданским чувствам, – наставительно сказал он. – Вообще же я вам сочувствую, – господин Бурман склонил голову. – Вы правы: это грустно. Ваш любимый ученик мог бы избежать неприятностей. Он сделал большую оплошность, покинув столь заботливого учителя. Уайтхэч ушел, раздумывая над смыслом последней фразы: в ней, несомненно, заключалась злая ирония. Он кипел от негодования: Бурман толкнул его на подлость, а теперь издевается! И все так устроил, что у него, в сущности, и выбора не было. Но это же отчасти позволяло Уайтхэчу оправдывать себя. Зато для Бурмана он не находил оправданий. О, он еще отомстит ему! И за подлость с чертежами отомстит, и за то, что он посмел оклеветать Грехэма. Что ж, он официально назовет изобретение "лучами У-Г" – кто посмеет помешать изобретателю дать любое название своей работе! Но на первой же публичной демонстрации он расшифрует эти буквы. Он расскажет, что Грехэм вовсе не бежал к коммунистам, его оклеветали, расскажет, как много помог его ученик в его изобретении, так много, что и изобретение он назвал не только своим именем но и именем ученика: "лучи Уайтхэча-Грехэма". Это будет хорошая пощечина Бурману! И вот через неделю появилась новая сенсация: было объявлено, что лаборатория Уайтхэча нашла новый тип сверхмощного оружия: вскоре будет произведена публичная демонстрация открытых лучей. Газеты, понятно, напечатали воинственные статьи, бряцая новым оружием (да будет разрешено это выражение по отношению к такому оружию, как лучи!). Ораторы атомного красноречия, понятно, произнесли в палате и сенате соответствующие спичи, и наконец сама штаб-квартира господина Докпуллера объявила, что изобретателю присуждается Большая национальная премия имени Докпуллера. Это было знаменательное исключение: до сих пор премия присуждалась за открытия в области медицины и здравоохранения – в последний раз ее получил профессор Чьюз за "лучи жизни". Но в постановлении о награждении профессора Уайтхэча высказывалось твердое убеждение, что новое изобретение "поможет оздоровить международную обстановку" – очевидно, это и позволило зачислить новые лучи в рубрику медицинских открытий!