Текст книги "Наследники Эдема (СИ)"

Автор книги: Сергей Верник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

     – А что в этом такого? – удивилась Гэйли, все же оборачивая полотенце вокруг бедер. Да уж, земная женщина закрылась бы гораздо выше талии.

     – Законы этики, – ответил я. – Разнополые люди не должны видеть друг друга голыми. По крайней мере, пока не станут жить вместе.

     – И что? – вновь не поняла девушка. – Мы все живем вместе, под одной крышей. Что в этом такого страшного, если у тебя красивое молодое тело? Все должны видеть эту красоту. Пусть восхищаются.

     – А как же инстинкт размножения? – решил напрямую пойти я. – При виде такой вот красоты некоторые мужчины могут просто не сдержаться.

     – Какой инстинкт? – приподняла бровь Гэйли. – Размножения? Ты хочешь сказать, что на Земле люди размножаются? Да еще естественным путем?

     – Конечно, – кивнул я.

     – С ума сойти, – заворожено прошептала она. – Эргол не поверит, когда очнется. Это же просто невероятно.

     – Что здесь невероятного?

     – Сам факт возможности... иметь детей, – Гэйли на миг закрыла глаза, и я было решил, что у нее тоже начался приступ. Но на сей раз обошлось.

     – А как же Сат? – после ее слов мне стало жутко интересно узнать, откуда же появился мальчишка. – Он ведь ребенок.

     – Ребенок, – невесело усмехнулась она, махнув рукой. – Вечный ребенок. Сат один из счастливчиков, которому досталось настоящее, хоть и незрелое тело. Представляешь, как ему Эргол завидует?

     Я кивнул.

     – Значит, у Эргола все-таки есть шанс обрести плоть?

     – Один из миллиона, – Гэйли вытащила из шкафа легкий белый халат и накинула его на плечи. Влажное полотенце она небрежно отправила в угол комнаты. – Возвращать себе полноценные тела могут лишь Наследники. Мы об этом узнали десять лет назад, если придерживаться спиллийской шкалы времяисчисления, когда на Эфарбе случайно наткнулись на их потерпевший аварию линкор. Он был первый, и до сих пор единственный, найденный в относительно целом состоянии. Обычно Наследники сами разрушают всю свою технику, чтобы не попала в чужие руки. А тогда мы от неожиданности даже растерялись. И вот, когда проникли в один из отсеков, обнаружили внутри систему, очень похожую на инкубатор. Под стеклянными колпаками зрели наполовину сформировавшиеся тела погибших членов экипажа. Поэтому если предположить, что несчастье произошло часов пять назад, процесс воссоздания не так уж долог...

     – И вы воспользовались инкубатором? – предположил я.

     – Нет, на нас напали, – продолжила Гэйли. – Ведь знали, что малейшее любопытство всегда наказывается, и все равно пошли. А там – ловушка. Те, кто стоял ближе к колпакам, упали почти мгновенно, изрезанные смертоносными лучами. Среди них был и Сат. Остальным удалось спастись. Похоже, системы безопасности линкора уже не могли нормально работать. Повезло...

     Я смотрел на нее, и пытался поймать случайный взгляд. Мне просто хотелось понять. Гэйли рассказывала эпизод из своей жизни, причем эпизод не самый приятный для воспоминаний. Жестокие ловушки, гибель брата... О подобном хотелось бы забыть навсегда.

     Но я чувствовал ее внутренний восторг. Будто девушка делилась впечатлением после просмотра интересного кинофильма или сеанса компьютерного военного симулятора. Для нее жизнь была словно игра, которую всегда можно продолжить. Правда, уже в железном гробу в виде уродливого робота. И это не худший вариант, по крайней мере, с точки зрения уязвимого землянина. Наверное, нужно просто не бояться смерти, чтобы понять людей этого мира. Людей, над которыми не властна старуха с косой. Интересно, каково это – быть бессмертным?

     – Уж не знаю, каким чудом, но инкубатор распознал наши капсулы, – голос Гэйли вновь ворвался в мои мысли. – Эндофоллы Сата и еще пятерых погибших оказались перемещены в новые тела. Только вот дозреть им уже не дали. Система окончательно вышла из строя. Вот так в Лапире появились первые дети.

     – Каково это – быть бессмертным, Гэйли? – спросил я.

     – Страшно, – ответила та. – Говорят, что бессмертному в первый раз очень страшно умирать. И очень больно.

     Страшно и больно... Надо же, всего лишь мгновение, временные неприятности, а она говорит так, будто в самом деле жизнь заканчивается. И не будет никакого 'после'. А ведь Эргол тоже говорил, как ужасно больно потерять тело, данное Отцом. Только о какой боли он говорил? Скорее всего, дело не только в физических страданиях.

     – Сколько вы живете? – решил уточнить я. – Эргол упоминал, что ваши тела все же стареют. И если взять в расчет отсутствие рождаемости, то выходит...

     – Изначально нас было семьсот тысяч, – с грустью в голосе ответила Гэйли. – Осталось меньше половины. Мы слишком поздно научились быть по-настоящему бессмертными. А ресурс наших тел действительно не вечен. Отец дал нам жизнь сроком в три десятка спиллийских столетий, но, как правило, она делится на несколько отрезков памяти. Дело в том, что человеческий мозг рано или поздно очищается, сбрасывая накопленные знания и опыт. Мы не знаем, в чем причины. Возможно, сказываются частые приступы Траума. Или в самом деле Отцом была допущена какая-то ошибка, и наш срок должен быть в разы меньше. А на Терре сколько люди живут, Фёст?

     Я внимательно посмотрел в ее глаза, предвкушая увидеть в них буйную реакцию на свой предстоящий ответ.

     – Сто земных лет – это предел, – произнес я, с удовольствием замечая, как брови девушки поползли вверх. – Сто пятьдесят по меркам Спилла. Но до такого возраста доживают единицы. В среднем – шестьдесят-семьдесят лет. Да и то, к этим годам тело становится настолько дряхлым и больным, что все существование сводится только к ожиданию смерти.

     – Это вполне нормальный естественный процесс, – отстраненно проговорила Гэйли. Она явно о чем-то думала. – В том случае, если исправно работает репродуктивный механизм. Старые должны умирать, чтобы дать дорогу новому поколению. Все правильно. Значит, все подтверждается. Мы – генетический мусор с рудиментами вместо органов размножения...

     – Не смей произносить это вслух! – вдруг послышался строгий голос Эргола. Он, скрипя несмазанными суставами, тяжело поднялся на ноги. Струи пара обдали спинку дивана. – Есть закон, и не стоит его нарушать. Мы же договорились, Гэйли. Так?

     – Да, – нехотя согласилась та. – Буду молчать.

     – Вот и ладно, – проскрежетал Эргол, направляясь к выходу. – Будет подходящее время и место, еще вернемся к этому разговору. А сейчас отдыхайте. Я займусь расчисткой снега, а вы можете пообедать. Мне это удовольствие пока недоступно.

     Выждав некоторую паузу, Эргол скрылся за дверью. Гэйли странно посмотрела на меня. Спросила:

     – Ты голоден?

     – Есть немного, – соврал я. На самом деле желудок уже давно изнывал от предвкушения встречи с нормальной пищей.

     – Тогда, есть предложение, – встрепенулась Гэйли. – Я видела у тебя в сумке несколько круглых металлических емкостей. В них еда?

     – Консервы, – кивнул я. – Не самый лучший вариант. Это провизия на экстренный случай.

     – Все равно годится, – глаза девушки лихорадочно заблестели. – Приготовим обед, сочетающий твои консервы и нашу синтетику. Посмотрим, что получится.

     Кухонный аппарат долго соображал, явно не желая познать натуральное, хоть и второго сорта мясо. Затем выдал в тарелку однородную серую массу. Помещение сразу наполнилось пряными ароматами восточной кухни. Если верить запаху, получилось вполне неплохо. По крайней мере, не хуже перловки с тушенкой.

     Я вообще заметил, что люди в Лапире не стесняли себя маленькими индивидуальными помещениями в виде отдельных комнат. Что в челноке, что в доме было одно основное жилое пространство, включающее в себя и зону отдыха, и кухню с гостиной. Удивительно еще, что туалет и душевую по какой-то случайности отделили. Наверное, из-за амбре первого, и излишней сырости второй. В подобном образе жизни явно проглядывали тени из далекого прошлого, из первобытнообщинного строя моих земных предков. Интересно, было ли здесь нечто подобное?

     Когда наша стряпня была разложена по тарелкам, и мы уже приготовились было вкусить сей кулинарный изыск, появился Сат. Вымытый, переодетый, он тщательно принюхивался, водил носом, явно соблазненный вполне аппетитными запахами.

     – Конт би, Сат, – Гэйли кивнула на один из пустых стульев. После чего наполнила еще одну тарелку.

     – Пар глин до самбоно? – мальчишка сел за стол. Приступил к еде, окуная пальцы в серую кашу. Столовых приборов здесь не использовали, все ели руками, предварительно вытерев их влажным полотенцем.

     Я достал алюминиевую вилку с чуть погнутыми зубцами, прошедшую со мной через все радости и невзгоды долгих скитаний по чужим мирам, и под заинтересованные взгляды со стороны хозяев дома начал трапезу.

     – Удобно? – немного погодя спросила девушка, косясь на диковинный предмет.

     – Очень, – ответил я, продолжая поглощать пищу.

     – Дашь попробовать?

     Я пожал плечами, вытер вилку о полотенце, и протянул Гэйли. Та неумело взяла ее в руку, покрутила. Затем, подцепив немного каши, сунула в рот.

     – Оу! – каша полетела на стол, забрызгивая всю полированную поверхность. – Больно!

     Я рассмеялся. Даже не думал, что вилкой так просто уколоть себе язык. Наверное, ей стоило начинать с пластмассовых вилок для младенцев.

     Вернув мне обратно столовый прибор, девушка продолжила есть традиционным способом. У нее это получалось намного удачнее.

     – Кстати, Сат пригласил тебя завтра покататься с ним на самбоно, – проговорила Гэйли, когда ее пустая тарелка полетела в утилизатор. Мыть посуду в этом доме явно было не принято. – Это очень забавно. Пойдешь?

     – Самбоно? – я перестал жевать. Вопрос застал меня врасплох. – Что это?

     – Один из видов зимних забав, – улыбнулась девушка. – Тебе должно понравиться.

     – Ну, раз должно... – я вновь пожал плечами. – Почему бы и нет? Хотя...

     Я замер, уставившись на Гэйли.

     – Что-то случилось? – встревожилась та.

     – Как я с ним общаться буду? Он же спиллийский не знает. Так что, придется тебе составить нам компанию.

     – Придется, – Гэйли тяжко вздохнула. – Тогда нужно хорошенько отдохнуть. За последние сутки совсем вымоталась. А ты как?

     – Держусь пока, – соврал я. На самом деле едва держался на ногах. Сказались ли стрессы и суета последних дней, – не столь важно. Просто я готов был сейчас отдать все за теплый угол и клочок одеяла.

     – Мы должны спать, – с умным видом заявила девушка, протягивая мне свернутую в рулон металлизированную ткань. Неужели постельное белье? – Пока еще можем себе это позволить.

     После чего она сделала неуловимый жест рукой, и пол в трех местах начал вздуваться, постепенно принимая форму ни то расположенных в ряд лодок, ни то ванн. На вид эта 'мебель' ну никак не походила на обычные в моем понимании кровати. Я быстро разделся, бросив одежду прямо на пол, осторожно лег на гладкую теплую поверхность. Анатомическое ложе быстро подстроилось под особенности моего тела, и, укрывшись легким серебристым одеялом, с блаженной улыбкой заснул.

     Разбудил меня знакомый сладковатый запах. Пахло табаком. Нет, не табачным дымом, а именно влажными листьями табака. Интересно, здесь-то откуда взялась эта дрянь?

     Прежде чем понять очевидный ответ на свой вопрос, я услышал голос Гэйли.

     – Проснулся? – девушка крутилась вокруг кухонного синтезатора. – А я тут нашла у тебя ароматную смесь трав, и решила приготовить напиток. Ты горячим будешь или холодным?

     Я едва не вывалился из своего ложа. Про американские сигареты и забыл совсем. Ну откуда девчонке знать, что их нужно курить, а не заваривать?

     – И положила тебе новую одежду, – тем временем продолжала Гэйли. – Там, на диване.

     – А старая где? – я придирчиво разглядывал черные брюки из плотного, похожего на вельвет материала. Футболка с рукавами и пара ботинок на толстой подошве внушали куда больше доверия.

     – В утилизатор выбросила, – как ни в чем ни бывало, ответила девушка. Потом вдруг замерла. – Ой, она тебе была дорога как память?

     Я только выругался про себя, и стал напяливать обновки. Хорошо хоть не носил ничего в карманах.

     – Нет, просто привычная.

     – Это ерунда, Фёст, – улыбнулась Гэйли. – У нас ты сможешь найти себе одежду намного лучше.

     – Уже понял, – проворчал я, силясь расстегнуть хитрый замок на брюках. С пятой попытки он все же поддался.

     Подойдя к столу, скептически уставился на стоявший на нем прозрачный кувшин с исходящей паром желтой жидкостью. Гэйли уже начала доставать пиалы.

     – Лучше вылей это, – посоветовал я девушке.

     – Тебе не нравится, как я приготовила напиток? – нахмурилась та. – Что-то не так сделала?

     – 'Кэмел' не заваривают, а курят, – я сел на стул.

     – Курят? Это как?

     – Поджигают с одного конца, и втягивают в легкие дым.

     Гэйли несколько секунд пыталась осознать сказанное мной. Села напротив, отрешенным взглядом обводя помещение. Потом спросила:

     – И зачем? Это такое лекарство?

     – Скорее наоборот, – невесело усмехнулся я. – Легкий наркотик, от которого возникают многие болезни. В том числе и смертельные.

     Лицо Гэйли побледнело.

     – Зачем, Фёст? Зачем добровольно принимать яд?

     – Думаю, на этот легендарный вопрос не сможет ответить ни один из миллионов курильщиков Земли. Они заложники иллюзий. Просто считай это культом Смерти.

     – А почему никто не запретит курить?

     – Да потому что это выгодно, – выпалил я. – Табачная индустрия – одна из самых прибыльных. На человеческой слабости у нас принято наживаться.

     Меня уже понесло. Испуг и недоумение в глазах Гэйли словно заставляли подниматься из глубины души той грязи, что являлась частью моего бывшего дома. Терра? Они считают ее благодатным миром? Что ж, я покажу всю ее 'благодать'.

     – Это просто, как дважды два, – продолжал я. – Большинство наркотических препаратов вызывают привыкание, и попавшие в эту глупую ловушку люди уже вынуждены покупать еще и еще. На этом и делают огромные деньги. К примеру, у вас есть алкоголь?

     – Есть, – едва заметно кивнула девушка. – В древности использовали как антидепрессант.

     – Алкоголь – один из самых страшных наркотиков, – подавшись вперед, заговорщицки произнес я. – Если им злоупотреблять, конечно. Именно в состоянии алкогольного опьянения совершается большинство ужасных преступлений. А еще он, наверное, единственный наркотик, от ломок которого можно легко умереть.

     Я замолчал. Гэйли сидела с отрешенным взглядом, и мне вдруг стало стыдно, что вывалил на ни в чем не повинную девушку столько чужой грязи. Я даже не стал ее останавливать, когда она тихо встала из-за стола, взяла мою сумку, и решительно отправила в утилизатор. Затем туда же выбросила сосуд с заваренным табаком.

     – Здесь все по-другому, Фёст, – вернувшись на место, проговорила Гэйли. Ее голос дрожал. – Я не хочу...Я не позволю всей этой отраве заполонить Лапир. Это чудовищно бессмысленно...

     – Успокойся, – я накрыл ладонью ее руку. – Ты правильно сделала. Все правильно. Теперь можешь будить Сата. Он еще не передумал кататься на самбоно?

     – Он никогда не передумает, – губы девушки тронула улыбка. – Что ж, пойду его поднимать. А ты пока приготовь что-нибудь съедобное. И безвредное.

     Я покорно кивнул и приступил к изучению кухонного синтезатора. На столе передо мной лежала теперь единственная память о Земле, – старая алюминиевая вилка.

Глава 15. Торговец и его куклы.

     Глава 15. Торговец, и его куклы.

     Вся жизнь во Вселенной, какую бы простую или сложную форму она не имела, стремится к единственной основной цели – размножению. Но в этом ли смысл жизни человека? Многие мудрецы искали ответ на сей щекотливый вопрос десятилетиями, и до конца своих дней так и не находили его. Они не хотели принять истину, пытались завуалировать ее за ложными догматами, продолжая биться головой об самими же сотворенную стену. Придумывали себе обманчивые пути, будто бы способные привести к высшей цели.

     Но природа уже давно все за всех решила, и на каждое хитрое создание заготовила свою ловушку. Ведь что такое любовь? Та самая любовь, что возникает между людьми разного пола (патология в виде гомосексуализма не в счет). Быть может, это самая совершенная ловушка, нацеленная на разумных существ с высшими психическими функциями. Красивая игра чувств, конечной целью которой является все тот же процесс воспроизведения себе подобных. И потомство, рожденное в любви, имеет больше шансов на выживание.

     Только мог ли я себе представить, что когда-либо встречу людей, лишенных основной функции живых существ?

     Людей? А имеют ли они право так называться? Ведь дело даже не в облике... Кто из нас в большей степени человек: Гэйли или я? Земляне или обитатели Внешней Стороны имеют право назвать себя настоящими людьми? Если верить в то, что мы созданы по образу и подобию Бога, то где искать правду? Кто над кем властен: Бог над природой, или наоборот? А может, это единое целое...

     Гэйли никак не походила на бесполое существо. Впрочем, как и Эргол. Они оба несли четкие признаки своего пола, выраженные в манере поведения и некоторых поступках. Только вот в чем смысл такого деления для тех, кто не способен к размножению? Если, конечно, они раньше не имели такую способность и со временем не утратили ее.

     Но пошло ли на пользу обществу подобное нарушение естественного процесса? Ведь в основу цивилизации как раз-таки заложены отношения между мужчиной и женщиной. Объединение могучих государств, кровавые войны, жестокие предательства и братоубийства – все это вытекает как последствия этих отношений. Попытки доказать, что кто-то сильнее, достойнее или красивее других. Стремление к лидерству. Чем сложнее культура общества, тем больше различных нюансов. А в итоге-то все равно сводится к одной и той же цели...

     Только у этих людей цель была другая. Мне трудно что-либо утверждать, так как кроме двух взрослых и одного псевдоребенка никого пока не встретил. Но очень хотелось увидеть все их общество изнутри, понять принципы взаимопонимания и сотрудничества. Какими могут быть женщины, которым не нужно искать привлекательную одежду, накладывать на лица несколько слоев косметики и сооружать на головах сложные формы из волос? Им чужды красивая походка, флирт и беззаботная влюбленность, и в их жизни никогда не появится шанс познать прекрасное чудо материнства. Если ничего этого нет, тогда кто они? Женщины ли?

     А мужчины, лишенные долга защищать свои семьи? Могут ли они заботиться о ком-либо, кроме себя? Даже если предположить, что с древних времен сохранились какие-то родственные связи, все равно это такие же рудименты, как и упомянутые Гэйли органы. Отголоски тех далеких времен, когда их жизнь все еще двигалась вперед, а не стояла на месте. Интересно, можно ли замершую жизнь считать незавершенной смертью?

     Эргол хорошо постарался, и теперь идти по расчищенной от снега дорожке было одно удовольствие. Мороз уже не так ощущался благодаря теплому комбинезону из какой-то металлизированной ткани, а высокие сапоги на толстой рифленой подошве не давали ногам скользить. Чувствовал я себя в новой одежде вполне комфортно, даже не смотря на то, что она была мне велика.

     – Можно где-нибудь почитать или увидеть вашу историю? – спросил идущую передо мной Гэйли. Мы едва поспевали за умчавшимся вперед Сатом. – Должны же быть какие-то летописи...

     – Конечно, – не оборачиваясь, ответила та. – Только придется выучить наш язык. Сколько, говоришь, тебе отпущено лет?

     – Что, такой сложный? – понял я намек. – У нас и китайский учат.

     – Вряд ли китайский такой же древний, как глаплес, – девушка обернулась. – Все-таки десятки тысячелетий накладывают свой отпечаток. Спиллянин тоже хотел выучить, а в итоге мы заговорили на его языке.

     – Значит, это судьба, – улыбнулся я. – Поможете с переводом.

     – С переводом?! – глаза Гэйли округлились. – Ты хоть представляешь, сколько там информации?! Это не один год работы.

     – А мне никуда торопиться, – решил пошутить я, но видя, что глаза девушки стали еще больше, поправился: – По крайней мере, в ближайшие дни. А информацию можно грамотно отфильтровать, откинув все лишнее.

     – Хорошо, – кивнула Гэйли, успокаиваясь. – Надо поговорить с Эрголом, и еще одним человеком. Они помогут.

     Постепенно тропинка закончила петлять между сугробов, и пошла вверх по склону холма. Оказавшись на вершине, я огляделся. Наш дом с такого расстояния был уже не виден, но сквозь стволы высоких деревьев заметил еще несколько однотипных строений. Прямоугольники из зеркального стекла странно смотрелись среди ржавого снега, будто брошенные кем-то огромные аквариумы. Похоже, у местных архитекторов было туго с фантазией. Ах, да тут ведь дело не в архитекторах. Эти люди ничего же не производят сами.

     – Ваши дома кто построил? – спросил я. – Отец?

     – Отец, – кивнула девушка. – Все вокруг сотворил он. И дома, и челноки, и синтезаторы.

     – А самбоно?

     – А самбоно уже мы придумали, – довольно улыбнулась Гэйли. – Оценишь наше изобретение.

     Изобретение... Все, что могли создать своими руками – это какую-то нелепую забаву. Ничего полезного. Словно стайка избалованных детей. Даже их исследования и якобы научные поиски, на самом деле выглядели не более чем игрой. Всего лишь жалкой иллюзией, способной как-то скрасить бесконечную жизнь. А что еще остается людям, у которых все есть? Изобретения, как правило, случаются при какой-либо необходимости, а ее-то как раз у них и нет. Практически беззаботное существование. Но я никому не желал бы такого, даже врагу. Нет стимула двигаться дальше – значит, нет будущего.

     Сата мы догнали на склоне очередного холма. Мальчишка стоял неподвижно, глядя в сторону приютившегося в низине 'аквариума'. Но этот дом отличался от остальных собратьев наличием высокого корявого забора, опоясывающего территорию. А за забором я смог разглядеть солидный парк из пяти челноков, двух странных машин сферической формы, имеющих широкие гусеницы, и еще одного агрегата непонятного назначения. Похоже, хозяин дома питал страсть к технике.

     – Это жилище Лотбера, – пояснила Гэйли. – Он торговец, и мы сможем подобрать тебе подходящий субмар. Без него на самбоно не пойдешь.

     – У меня нет таких денег, – признался я. – И вряд ли в ближайшие годы будут. А вы не похожи на богачей, чтобы делать дорогие подарки.

     – Денег? – приподняла бровь Гэйли. – Не знаю, что ты имел ввиду, но в Лапире торговля осуществляется по системе взаимовыгодного обмена. Каждый предмет имеет свою категорию полезности, и всегда может быть обменен на более нужную вещь. Так что не переживай.

     – И что же вы готовы отдать за субмар? – мне было жутко интересно узнать местную цену на прибор.

     – Тот, что ты принес с собой, – ответила девушка. – Эрголу он уже не нужен. Он его испортил, когда на спиллянина пытался надеть. А Лотбер возьмет. Говорят, он их чинить умеет.

     – Так значит, спиллянин не мог пользоваться субмаром? – едва не воскликнул я. По спине пробежал холодок. – Тогда как он перемещался? Как?

     – Вероятно, на челноке, – пожала плечами Гэйли. – Он тогда исчез так незаметно...

     – Но я-то тоже использовал его субмар, – глядя в глаза девушки, уверенно проговорил я. – И он сработал. Понимаешь, Гэйли? Сработал.

     – Не понимаю, – призналась та. – Ты использовал прибор не по назначению. Это всегда опасно, и может привести к неизвестным заранее результатам. Ведь так и случилось? Так ты пробил барьер Внутренней Стороны?

     – Возможно, – я мотнул головой. Мне вдруг показалось, что на нас кто-то пристально смотрит. И взгляд этот не предвещал ничего хорошего. Впервые, находясь в Лапире, я почувствовал опасность.

     Но Сат уже как ни в чем ни бывало, направлялся к криво сколоченным из толстых досок воротам. Вряд ли они могли сдержать даже мальчишку, хоть и выглядели внушительно. Торговец был явно профан в плотницком деле.

     – Де рут би аго?! – донесся из-за ворот властный баритон.

     – Ест де абро, – уверенно произнесла Гэйли. – Греп лит носте, Лотбер?

     Одна из створок приоткрылась, и я увидел нечто, отдаленно напоминающее Эргола. Но это создание было куда изящнее, и имело четыре гибких манипулятора вместо рук. Голова представляла собой гроздь из трех начищенных до блеска черных шаров, которые постоянно вращались вокруг своей оси. А вот нижняя часть туловища имела полное сходство с 'анатомией' Эргола.

     Недолго думая, создание резво двинулось на нас. Я поспешил отскочить в сторону, уступая дорогу. Поравнявшись с Гэйли, оно остановилось, что-то проговорило, девушка ему коротко ответила. Потом двинулось дальше, прочь от дома торговца.

     – Это был Окрен, – тихо проговорила Гэйли. – Он вчера на Даоре потерял свое седьмое в этом году тело. Сейчас у Лотбера приобрел новое. Кажется, оно слишком хрупкое. Окрену такое нельзя.

     – А по-моему, он доволен, – ответил я, провожая взглядом удаляющуюся железную фигуру. – Все равно скоро вернется.

     – Зря ты так говоришь, – с укором сказала девушка. – Нельзя желать близкому человеку плохого исхода. Своим негативом ты притянешь к нему неприятности.

     – Он мне не близкий, – попытался оправдаться я.

     – Мы все одна семья, Фёст, – Гэйли строго посмотрела на меня. – Мы люди, и в нас течет кровь Отца...

     – В вас может быть и течет, – я усмехнулся, перетирая пальцами комок рыжего снега. Жгущий руку холод был необычайно приятен. – А на Земле все давно перемешалось. Четыре основных расы, и тысячи народностей всех мастей, от белых, как мы, и до иссиня-черных. Ты когда-нибудь видела чернокожего человека, Гэйли?

     Судя по тому, как глаза девушки насмешливо сузились, мою попытку ее удивить ожидал явный провал.

     – Айзек был чернокожим, – выдала она после недолгой паузы. – И в легендах о Терре говорится, что все люди, живущие там, имеют темный цвет кожи. Признаться, я до сих пор удивлена твоей бледностью, потомок.

     – Я же говорю: все давно перемешались.

     Неожиданно стоящий в двух шагах от нас челнок вспыхнул вереницами ярких огней, внутри него что-то загрохотало, отдаваясь дрожью по утрамбованному снегу площадки. Затем из динамиков раздался уже знакомый баритон:

     – Де раум би герн! Ленс тего наби?!

     – Арг субмар, – ответила Гэйли, делая шаг вперед. – Би ант веро кантроб. Ден пари Терра сантау.

     Стоявший возле одной из шаровидных машин Сат вдруг подскочил ко мне. Вцепился в рукав и, глядя в сторону челнока, принялся быстро говорить:

     – Ден пари Терра, Лотбер. Пари Терра. Нау де кант би акаро.

     – Вы рассказали торговцу, что я с Земли? – еще не веря своим ушам, прошипел я. – Зачем, Гэйли? Только не говори, что мы одна семья.

     – У нас нет секретов друг от друга, – с некоторым удивлением в голосе произнесла девушка. – В Лапире все живут открыто, и проблемы или радости одного человека всегда разделяются между остальными. Это разве плохо?

     – Коммунизм какой-то, – буркнул я по-русски. – Личная жизнь каждого гражданина – достояние общественности...

     – Я вижу, ты чем-то недоволен, – заявила Гэйли, оттаскивая от меня Сата. – Это уже не Терра, Фёст. Оставь свои комплексы, и живи свободно.

     – Де анего субмар, Гэйли! – ударил по ушам усиленный динамиками голос торговца. – Нат пентар би санкал. Кас роул бинаго.

     Девушка ничего не ответила. Взяв меня за руку, резво потащила к стеклянным дверям дома. Сат уже стоял на пороге, от нетерпения притопывая ногой.

     – Лотбер приглашает разделить с ним санкал, – проговорила Гэйли. – Это напиток такой, из очень редких трав. Вкусный и полезный. Не та гадость, что мы утром едва не напились. 'Кэмел', кажется? Ты заинтересовал Лотбера, Фёст. Он обычно никогда не отвлекается от своей техники, но сейчас будет с нами...почти лично.

     – Как это 'почти'? – не понял я.

     – Ну, покинуть новоприобретенный челнок его не заставит даже гибель всей планеты, – пояснила девушка. – Но он может управлять дистанционно многими механизмами, в том числе и куклами. Так что, присутствие с нами марионетки – это уже великая честь.

     Но переступить порог дома Гэйли так и не успела. Громко охнув, она стала заваливаться. Я едва успел ее подхватить. На сей раз это был приступ Траума. И случился он в самый неподходящий момент. Интересно, сколько людей гибнет вот так, захваченные болезнью врасплох за каким-либо опасным занятием? Сидя за рулем, например, или просто замерзнув в снегу. Не удивительно, что кроме Гэйли и Сата я до сих пор не встретил здесь ни одно живое существо.

     Занеся девушку в дом, уложил на точно такой же диван, как и в ее комнате. Оказалось, что 'аквариумы' еще и внутри практически идентичны: такая же мебель, на тех же местах. Даже потертости на подлокотниках диванов схожи. Никакой индивидуальности интерьеров, словно привнести в обстановку что-то свое считалось у них моветоном.

     Но самое неприятное: я остался без переводчика. И как буду общаться с хозяином, совершенно не представлял.

     – Ты почему спиллийский не учил? – с упреком спросил я Сата. Тот непонимающе хлопал глазами, и невинно улыбался. – Что будем делать, двоечник?

     – Будем пить санкал, – раздалось из-за моей спины. – Здравствуй, потомок Айзека.

     Я обернулся, и увидел замершего в дверях голого человека. Однако присмотревшись, понял, что человеком он только показался на первый взгляд. На самом деле это был оживший манекен со стеклянными глазами и лысой пластмассовой головой. Имелись даже характерные соединения в местах сгибов рук, ног, шеи и туловища. А еще он был черным.

     – И ты здравствуй, Лотбер, – поприветствовал я торговца. Вернее куклу, с помощью которой он со мной общался. – Значит, ты тоже спиллянина знал?

     – Его многие знали, – не шевеля губами, ответил 'манекен'. – Трудно оставаться равнодушным, когда в Лапире находится представитель чужой расы. Он столько шума наделал в научных кругах, что до сих пор волны не улягутся. Тебе санкал горячий или холодный?

     – Обычный, – пожал я плечами. Так меньше шансов прогадать.

     – Тогда, прошу за стол, – 'манекен' поднял руку, указывая на кухонный закуток, где стоял стеклянный обеденный стол.

     Сат остался возле девушки, а я проследовал на кухню. Там уже расставлял посуду еще один 'манекен', идентичный первому. Увидев меня, он повел рукой.