Текст книги "Ромул"

Автор книги: Сергей Житомирский

Соавторы: Альфред Дугган
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

Глава 15. ЛОВУШКА

Так Рема передают

Нумитору для казни.

Тит Ливий. История

Стояло яркое весеннее утро. Молодая листва ослепляла зеленью, заливались птицы, чистое небо источало тепло, хотя в затенённой обрывом лощине Четырёх пещер было ещё свежо. Три дня назад Рем и Секст вернулись из похода на юг и теперь отдыхали. Рем был доволен жизнью.

   – Ну что, съездим, навестим твоего Муция? – спросил Секст. – Погода подходящая, а я давно не был в Роще Дианы.

   – Как договаривались, – согласился Рем.

Они пошли к лужайке, где паслись лошади.

   – Всё же, Секст, отличного ты купил коня! – сказал Рем, поглаживая светлую гриву нового скакуна. – Наверняка он кровей Ветра.

   – Да, похоже, – согласился Секст.

Командир и помощник выехали из лощины, спустились на тропу и поскакали на восток, чтобы обогнув Альбанскую гору, добраться к озеру Неми. После сырости лощины было приятно оказаться на солнце. Рем ощущал радость и силу. Он мог гордиться своим конным отрядом в тридцать человек храбрых и умелых воинов. Теперь, узнав, что они провожают караван, дорожные грабители даже близко не подходили к стоянкам. А ведь часто это были отчаянные горцы, нападавшие сотнями. Но после пары плачевно закончившихся для них стычек даже само имя отряда Рема стало надёжной защитой.

Рем немного завидовал брату, управлявшему уже полутысячной командой, которая без всяких усилий с его стороны непрерывно увеличивалась. «Но Ромул, – считал он, – простак, не способный заглянуть вперёд. Что он собирается делать дальше со своими горемыками, которых превратил в рабов-землекопов и лесорубов? На что они будут способны, когда попытаются основать город и встретятся с кознями соседей? И это притом, что Ромул имеет права на альбанский престол! То ли дело я сам, – Рем мысленно улыбнулся, – готовлю ядро конной армии, которая со временем под знаменем Альбы станет грозой Лация и наведёт в нём порядок».

Миновав долину, всадники свернули на юго-запад. Наконец внизу засинела вода и показался светлый столбик храма Дианы. Друзья выехали на дорожку и двинулись вниз шагом, чтобы не нарушать священный покой этого таинственного и страшного места.

Рем не был здесь уже несколько лет и новыми глазами смотрел на круглое святилище, уменьшенную копию альбанского храма Весты, могучий древний дуб и прижавшийся к его стволу роковой падуб. На поляне перед храмом почти не было паломников. Путники привязали коней к дереву. Секст остался снаружи, а Рем вошёл в святилище.

Он оказался в высоком круглом помещении со скромной статуей Дианы-Весты. Поклонившись горевшему перед ней негасимому огню, Рем дал жертвенные деньги высокой черноволосой жрице, назвался, сказал, что он старый друг Муция, и спросил, где его можно найти. Жрица улыбнулась и попросила подождать перед храмом.

Вскоре жрица появилась и провела Рема к домам позади святилища, где жили многочисленные служительницы и единственный служитель богини. Царь Леса сидел у стены на скамье, покрытой овечьей шкурой, и, видимо, отдыхал после упражнений с мечом, который лежал рядом. У ног Муция стояло ведёрко воды с тряпицей для обтирания. Он блаженно улыбался, подставив мускулистое тело весеннему солнцу.

   – Привет, – сказал Муций, не меняя позы. – Всё суетишься? Рассказывал мне Ромул о твоих подвигах! Подожди, сейчас принесут угощение.

Действительно, тут же появились две молодых служительницы, одна из которых поставила на траву складной табурет, а вторая низкий столик с дымящимися блюдами, винным кувшином и чашами. Рем сел напротив старого приятеля.

   – Нет, не понять тебе ту степень довольства, какую получает добившийся в жизни всего! – говорил Муций. – Тебе и не снилось такое почитание и обожание, какое непрерывно изливается на меня. Какая это радость – ощущать власть над душами людей, которые приходят к тебе с надеждой и уходят окрылённые. Какое счастье быть близким к великой богине, ловкой, сильной, огненно-страстной! Ромул видел мой поединок; спроси его, и он подтвердит, что только помощь Дианы позволила мне победить того старого волка, прежнего жреца, которого, уж не знаю зачем, она столько времени терпела. Впрочем, у бессмертных свои понятия о сроках.

   – А тебя не донимают соперники? – спросил Рем.

   – Уже нет, – ответил Муций. – В первое время, пока не зажила рана, один досаждал мне, но так и не решился напасть. А теперь никто и не думает.

   – Значит, ты доволен? – спросил Рем.

   – Да. Кто мог подумать, что я, сын пастуха, стану Царём? Тебе-то такое и не светит!

   – Кто знает? – улыбнулся Рем.

Он не стал говорить, что Царь Леса на самом деле ничем не владеет. Он пленник этой рощи, за пределы которой не может выйти, пленник обрядов, которые обязан выполнять, игрушка в руках служительниц и раб своего меча, с которым должен еженощно охранять себя и деревце падуба. Нет, счастлив только настоящий царь, который правит народом и волен вести его к избранной цели. Тогда любовь и почитание будут заслужены делами, а не победой над состарившимся соперником.

С такими мыслями Рем вернулся к Сексту, который сидел на прежнем месте. Рему показалось, что конь его встревожен и тяжело дышит.

   – Что с твоим конём? – спросил он.

Секст встал, похлопал коня по шее и равнодушно ответил:

   – С ним такое бывает, задремлет и увидит страшный сон, а потом ничего. Поехали? Давай вернёмся через Бовилы, у меня там друг живёт.

Рем согласился. Чтобы сократить дорогу, они поднялись на Альбанские луга и направились к южному берегу блестевшего вдали озера.

Неожиданно из-за деревьев им наперерез выскочили вооружённые всадники, окружили и велели остановиться. Посетители священной рощи, Рем и Секст, были безоружны.

   – Рем? – прорычал старший, направив на юношу копьё.

   – Да. А в чём дело?

   – Вяжите его, он украл Ветра!

Рем оглянулся: Секст, пригнувшись к холке коня, мчался прочь. Ему мгновенно стало всё ясно. Купленный в подарок конь был не просто похож на Ветра, это был он сам, украденный сообщниками Секста. Убегавшего вора сообщник назвал именем Рема, а сегодня, пока он прохлаждался в обществе Муция, Секст успел съездить к сторожам табуна и предупредить их, что приведёт преступника. Вот почему так тяжело дышал его конь... Предатель, он решил возглавить отряд! Рем всё это понял, но уже ничего не мог сделать... Его стащили со знаменитого коня и связали.

   – Пошёл! – крикнул старший, дёрнув надетую на шею пленника верёвку.

Старший конюх застал Нумитора во дворе, где старик, полулёжа на подушках, грелся под солнцем. Он доложил, что Ветер найден, а вор уличён и пойман.

   – Как вам это удалось? – обрадовался царь.

   – Он наглец, сам приехал к табуну на Ветре. А его дружок предупредил, что приедет.

   – Хорош дружок!

   – Ну, может, не дружок, а тайный враг. Он ускакал, мы не стали за ним гнаться.

   – Кто вор? – спросил царь.

   – Рем, сын пастуха Фаустула.

   – Победитель конных состязаний? Странно. Впрочем, бывает такая страсть к коням. Он признался?

   – Отчасти, – ответил конюх. – Отозвался на имя Рем. Лица похитителя, правда, никто не разглядел, коня угнали ночью, но свидетель слышал, как его напарник крикнул: «Рем, скачи сюда!» Что касается убийства пастуха и кражи коня, преступник всё отрицает.

   – Его можно понять, – кивнул царь. – За такое казнят. Амулию доложили?

   – Да, государь. Поскольку конь твой, он сказал, что тебе и казнить.

   – Ветер в порядке?

   – Да, с ним обращались хорошо.

Нумитор был рад возвращению любимого коня и поимке преступника. Но не в его обычаях было отправлять на казнь человека, даже не увидев его.

   – Ладно, я займусь этим завтра, – решил он.

Весть о том, что Рем схвачен за кражу коня и убийство, дошла до Ференты поздно вечером. Фаустул был вне себя от горя.

   – Бедный мальчик, как щедро он помогал нам в последнее время! – твердил пастух. – Это ошибка, не может быть, что он вор! Но мы спасём его, Плистин! Слушай, у меня есть тайна. Близнецы нам не родня, они дети Марса и Реи Сильвии, мне дал их на воспитание Гней Клелий. Нумитор – родной дед Рема! Как же он сможет его казнить?

   – Не он, так Амулий, – нахмурился Плистин. – Надо звать на помощь Ромула, его люди смогут отбить Рема.

   – Да, скажи Фулу, чтобы на рассвете ехал к нему.

Фаустул заметался по землянке, чуть не опрокинул лампу, и наконец извлёк из-под хлама старую обтянутую покоробленной кожей корзинку.

   – Вот, вот она, циста, в которой я принёс младенцев, – стал он показывать её Плистину. – Видишь, тут клеймо Амулия. Надо скорей отнести её Нумитору.

   – Успокойся, брат, – сказал Плистин. – Городские ворота давно закрыты. Я схожу к Фулу, пусть зовёт Ромула. А нам с тобой придётся подождать до утра.

Нумитор собрался выслушать конокрада утром, но это случилось раньше. После вечерней трапезы к царю явился возбуждённый Люций и сказал, что вор требует свидания. Говорит, что владеет тайной, которую не может открыть никому другому. Нумитор велел привести преступника.

Стражи ввели высокого сильного юношу со связанными за спиной руками и верёвкой на шее. Несмотря на это, преступник держался независимо, с гордо поднятой головой. Он посмотрел на Люция, потом на Нумитора, узнал царя и обратился к нему:

   – Государь, прикажи меня развязать. Недостойно гражданину Альбы быть связанным.

   – Развяжите, – кивнул Нумитор. – Я знаю тебя, победителя состязаний по конному бою. Скажи, что тебя толкнуло на убийство и кражу?

   – Я не преступник, – ответил Рем, растирая затёкшие запястья. – Коня украли мои враги, подарили мне и обвинили в краже. Я не знал о пропаже Ветра, а причиной сходства коней посчитал их родство.

   – Назови настоящих преступников, – предложил Нумитор. – Мы схватим и накажем их.

Рем замешкался. Раскрыть тайное гнездо в долине? Поставить под удар весь отряд из-за двух предателей, которые, может быть, из осторожности на время решили скрыться?..

   – Я не могу их назвать, – ответил он.

   – Тогда ты останешься под подозрением, – сказал Нумитор. – Лучше скажи, что за тайну ты хотел мне открыть? Надо ли нам для этого остаться наедине?

   – Нет, государь, мне нужно только, чтобы первым узнал её ты. А потом пусть она перестанет быть тайной. – Рем помолчал и с расстановкой произнёс: – Я и мой брат-близнец Ромул не родные дети Фаустула. Перед смертью нам это открыла вскормившая нас Акка Ларенция. Настоящие наши родители – бог Марс и Рея Сильвия. Я твой внук, государь. Призови Фаустула, он подтвердит тебе это и доставит доказательства.

Поражённый Нумитор пристально посмотрел на юношу. Его сходство с дочерью было несомненным, а мощь и красота фигуры могли говорить о родстве с богом. Или с Асканием? Именно такими он желал видеть своих погубленных Амулием внуков, такому желал бы оставить родную Альбу. На глазах старика выступили слёзы. Бессмертные боги! На закате жизни, после бесчисленных неудач и потерь он снова может познать радость и надежду. Его первым порывом было встать и обнять юношу, но он сдержался и, сохраняя внешнее спокойствие, обернулся к Люцию:

   – Помести Рема в гостевых покоях, пусть его накормят и примут с почётом. Потом возвращайся ко мне.

Рема увели, и мысли Нумитора перешли от переживаний к политике. Близнецы, пусть даже самозванцы (во что он не верил), могли стать могучим оружием против Амулия. Ко времени, когда Люций вернулся, у царя уже был готов план действий.

   – Прикажи объявить, что завтра в начале первой четверти дня я созываю Народное собрание. Пусть к этому времени все граждане приходят на площадь перед храмом Юпитера. Сделай так, чтобы об этом и о появлении детей Реи узнал и Амулий, но позже всех, иначе может помешать. Завтра мы дадим ему бой.

Занятый своими заботами Ромул в последнее время почти не виделся с Ремом, у того и у другого жизнь наладилась: Рем нанимался на охрану товаров и совершал дальние походы с этрусскими караванами, Ромул продавал лес, готовил пашни, запасал брёвна для строительства городских стен, засевал первые земельные наделы. Население лагеря росло, теперь в нём было уже больше семисот человек, но и работы и пищи хватало. Ромул принимал всех, даже скрывшихся преступников и беглых рабов, но тех, кто нарушал установленный им порядок, без жалости изгонял.

В это утро он как раз думал, не послать ли к брату гонца договориться о встрече, когда в лагерь на загнанном коне влетел Фул и сообщил об аресте Рема. Он выехал на рассвете и достиг лагеря рано. Лесные люди ещё только подкреплялись после сна.

Рема надо было выручать. Ромул позвал Юлия и Квинта и рассказал о постигшей брата беде.

– Дело идёт не только о спасении Рема, – решительно заявил он. – В Альбе может начаться гражданская смута, там созывают Народное собрание, и нам нельзя остаться в стороне. Если Нумитор победит Амулия, а мы ему поможем, Альба Лонга станет нашим другом и опорой. Могут произойти и более выгодные нам события. Поступим так. Сейчас у нас только десять верховых лошадей. Я с девятью воинами немедленно скачу в Альбу. Ты, Юлий, собери отряд, человек пятьсот, вооружённых только спрятанными под одеждой ножами. Вы должны будете войти в город, не напугав горожан, поэтому не бери неопрятных и вспыльчивых. Когда соберёшь, быстрым шагом иди к воротам Альбы, там я оставлю связного с указанием, что делать дальше, либо Фула, либо кого-то из конников. А ты, Квинт, с остальными готовься к обороне лагеря. Все работы на сегодня отменяются. Если нас схватят, альбанцы могут добраться и до вас.

Через небольшое время одиннадцать всадников помчались к Альбе через сырой от росы весенний лес.

Глава 16. КЛЯТВА ФАУСТУЛА

Юноши явились со всем отрядом на

сходку и приветствовали деда,

называя его царём; единодушный

отклик толпы закрепил за ним

имя и власть царя.

Тит Ливий. История

Часть граждан оповестили о созыве Нумитором собрания ещё вечером, часть рано утром, и когда глашатаи Амулия стали кричать, что никакого собрания не будет, было уже поздно. Полторы тысячи граждан сошлись на площади в середине города. Храм Юпитера, квадратное каменное здание без передней стены, стоял на возвышении, небольшом отроге склона, срезанном строителями. Это была единственная в Альбе постройка с черепичной крышей. В её задней части, за статуей бога располагалось хранилище городской казны. На площадке перед храмом возвышался каменный алтарь, сюда принесли царские кресла и скамьи для членов Совета.

Глашатаи не называли причины собрания, но в толпе уже говорили о появлении одного из сыновей Реи Сильвии и о том, что он арестован за кражу коня. Слух обрастал противоречивыми подробностями, многие склонялись к тому, что Нумитор хочет провозгласить вора царём и сместить Амулия. Кое-кто считал, что Нумитор пошёл на хитрость и сам предложил юноше, осуждённому на казнь, объявить себя потомком Марса, а тот, естественно, согласился. Другие заявляли, что давно догадывались о спасении близнецов: недаром же говорят, что Рее удалось спастись, и Амулий держит её в тюремной башне под видом помешанной по имени Илия. И действительно, если в истории с близнецами участвовал бог, то не мог же он допустить гибель избранницы и своих детей...

Ромул с воинами приехал в Ференту и спрыгнул с коня у родной землянки. Растерянный Плистин бросился ему навстречу. Из сбивчивой речи дяди Ромул понял, что собрание вот-вот начнётся, а Фаустул исчез.

   – То есть как это исчез? – изумился Ромул.

   – Утром Фаустул пошёл к Нумитору, – стал объяснять Плистин, – я немного задержался покормить гусей, а тут прискакал человек Нумитора. Оказывается, брат к царю не пришёл, и стражи ворот его не видели. Не понимаю, куда делся?

   – Зато я понимаю, – сказал Ромул. – Его похитил Амулий.

   – Зачем?

   – Плистин, Амулию нужно доказать, что Рем самозванец, а Фаустул – единственный, кто может доказать обратное.

   – Так ты знаешь, что вы дети Реи?

   – Да, и я, и Рем. Нам это перед смертью сказала Акка. Я думал, мне придётся выручать брата, а оказалось, ещё и отца.

   – Что же теперь делать?

   – Давай подумаем, – Ромул помолчал. – Где мог Амулий спрятать Фаустул а? Скорей всего, в подвале тюремной башни. Слушай, а правда Тарпей когда-то служил в нижней крепости?

   – Да, – кивнул Плистин.

   – Ждите здесь, я съезжу к нему.

Один из воинов отдал коня Плистину, и через некоторое время Ромул со своими конниками, Фулом, Тарпеем и Плистином спешились на лугу у восточного края города.

   – А как ты узнал про подземный ход? – спросил Ромула Тарпей.

   – Догадался. Как иначе Амулий мог поместить пленника в башню, минуя городские ворота?

   – А с чего ты взял, что Фаустул в башне? Его могли спрятать и не в городе, – возразил Плистин.

   – Вряд ли, – отмахнулся Ромул. – Царь до этого не додумается. Так где вход в подземелье?

   – Я говорил, что ход начинается в подвале башни, но где выход, не знаю, – хмуро ответил Тарпей.

Ромул огляделся. Вряд ли ход стали копать вверх. Скорее вниз или вправо. А выход, чтобы можно было незаметно пройти, должен быть в лесу. Ближе всего лес подходил к городу как раз на уровне тюремной башни.

Оставив троих воинов с конями, он повёл остальных к опушке и приказал им искать следы.

   – Похоже, тут что-то тащили, – позвал его Фул.

Там, где он указал, трава была примята, а на серой песчаной проплешине виднелись бороздки от мелких камешков. Спасатели бросились осматривать землю рядом с найденным следом.

   – Раздавленное гусиное яйцо! – крикнул Тарпей, уже войдя в лес.

   – А вот ещё одно, целое, – подхватил забравшийся выше Плистин.

Ромул побежал вверх и заметил в кустах выше находок кучу рассыпанных яиц и перевёрнутую корзину, ту самую. Ромул осторожно поднял и осмотрел её. Дураки! Выкинули главное доказательство. А сверху уже кричали о найденном входе.

Ромул узнал у Тарпея, что в подвале башни хорошо слышно то, что происходит за дверью. Он выдал Тарпею пять серебряных драхм из выкупа за Тивула и послал его в .город ко входу в башню. Там бывший стражник должен был отвлечь дежурного игрой в кости. Сам Ромул с Фулом и Плистином собирался проникнуть в подвал и освободить Фаустула. Ромул первым протиснулся в низкий овальный лаз и стал подниматься в темноте, ощупывая корявые скальные стены. Ход был не очень длинным и привёл в тупик. Ромул поднял голову и заметил слабые полоски света – щели между досками крышки. По выбоинам в стене колодца он поднялся, осторожно сдвинул крышку и высунул голову наружу. В лицо ударил тошнотворный запах. Ромул увидел узкое помещение с глухими выходами камер по бокам и лестницей наверх, за которой горели просветы в щелях наружной двери. Он спустился к спутникам, ждавшим его у начала колодца, и шёпотом приказал им затаиться.

Наконец сверху донёсся звучный голос Тарпея. Сперва прозвучали приветствия, потом началась игра с прибаутками и шутливыми упрёками в жульничестве. Пора. Ромул сдвинул крышку и вылез в коридор, за ним последовали двое воинов. Ромул пошёл по подвалу вдоль правой стены, осторожно сдвигая засовы и приоткрывая тяжёлые двери. Плистин двигался вдоль левой. Камер было восемь, по четыре с каждой стороны, они освещались дырами, пробитыми в потолке. Две первых оказались пустыми, в третьей на соломе лежала женщина, запястья которой сковывала толстая цепь.

Женщина устало приподняла голову, и Ромул узнал Илию, вдову Агиса, свою настоящую мать. Он прикрыл дверь, хотел заглянуть в последнюю камеру, но Плистин знаками показал, что нашёл пленника, и исчез за дверью. Ромул вернулся к матери и зашептал:

   – Держись, сейчас мы вытащим тебя отсюда через подземелье. Ты прикована к стене?

   – Нет. Цепь только на руках. Кто ты?

   – Я Ромул, твой первый сын, один из близнецов. Дай я помогу тебе встать.

   – А где второй?

   – Рем в городе. Тише, пойдём.

Они вышли в проход, там уже стоял освобождённый от верёвок Фаустул. Ромул закрыл задвижки на двери камеры и осторожно подвёл пленницу к колодцу.

   – За мной, – шёпотом приказал он. – Проверьте засовы и не забудьте задвинуть крышку.

Рея лежала на траве под солнцем и дрожала так, что у неё стучали зубы. Ромул насилу успокоил её. Цепь удалось снять только с левого запястья.

   – Вот что, Плистин, – решил Ромул, – отвези Рею к нам домой, дай ей умыться, накорми, пусть немного отдохнёт. Вот тебе деньги, купи у кого-нибудь из соседей чистое платье. Негоже царевне ходить в тряпье. Как только она сможет, идите в город на площадь. Стойте в толпе, пока о Рее не зайдёт разговор, а тогда сами решите, что делать.

   – А цепь?

   – Пусть держит конец в правой руке и прячет под одеждой. Без кузнеца цепь не снять. А нам с тобой, отец, – повернулся он к Фаустулу, – пора в город.

   – И сразу к царскому помосту? – спросил тот, пряча под одеждой заветную корзинку.

   – Нет, вначале постоим в сторонке, подождём нужного момента.

Фаустул кивнул. Ромул привык, что ему подчиняются люди намного старше и опытнее его: он умел думать и часто находил удачные неожиданные выходы из трудных ситуаций. Пока Фортуна явно благоволила. Но что будет дальше?

Рее помогли сесть на кобылу впереди Плистина, и они поехали в Ференту. Остальные поскакали к воротам, кроме воина, уступившего Фаустулу коня. У ворот они спешились. Ромул оставил Фула снаружи сказать Юлию, чтобы его люди без лишнего шума оттеснили стражу от ворот, вошли в город и встали позади горожан. А дальше будет видно, что делать.

Отрядив двоих воинов с конями в Ференту, Ромул с Фаустулом и остальными вошёл в ворота, которые выходили на площадь напротив храма Юпитера.

Ромул увидел толпу горожан, охватившую полукольцом возвышение храма, а справа отряд наёмников с копьями, в шлемах и панцирях. Наёмники стояли строем у городской стены почти на границе священного участка, куда нельзя было входить с оружием. Ромул помрачнел, он не ждал, что Амулий решится так откровенно пугать горожан. Перед широким проёмом храмового входа на площадке в высоких креслах восседали цари: слева Нумитор, справа Амулий. Между ними, ниже в кресле сидел фламин Юпитера Манилий – старец с бахромой седых волос вокруг лысины, который слыл образцом честности и часто решал спорные вопросы. Позади на скамье разместились члены Совета. Над алтарём ещё курился дым, вероятно, только что закончилось жертвоприношение. Ромул с Фаустулом поспели к самому началу.

Успев к началу собрания и освободив важных свидетелей, Ромул был уверен, что сможет помочь Нумитору выиграть спор, но присутствие отряда наёмников меняло дело. У Амулия был решающий довод – бросить строй копьеносцев на толпу безоружных горожан. Куда же запропастился Юлий со своим отрядом? Ромул вглядывался в толпу, пытаясь угадать, скрываются ли в ней вооружённые сторонники Нумитора, которые в нужный момент смогут противостоять воинам Амулия, но никого не находил – либо они умело спрятались, либо скорее всего их не было. Как же Нумитор решился открыто выступить против коварного брата, имеющего такой перевес сил, на что надеется?

Нумитор встал, опираясь на посох. Толпа замерла, разговоры стихли, старый царь заговорил сильным высоким голосом:

   – Сограждане, я собрал вас, чтобы явить чудо. Приведите Рема, – обратился он к служителю.

На площадку гордой походкой вышел Рем в красивом светлом одеянии.

   – Перед вами, граждане, – продолжил царь, – один из близнецов, рождённых семнадцать с половиной лет назад моей дочерью Реей Сильвией. Многие помнят, что тогда по указу правящего царя Амулия младенцы и их мать были подвергнуты суду Тиберина: отданы на волю реки. Все решили, что они погибли, но оказалось, бог реки знал о божественном отце близнецов и спас их. И вот перед вами мой внук, которого его приёмный отец, пастух Фаустул из Ференты, назвал Ремом.

Толпа зашумела, кто-то крикнул: «Победитель в конном бою!» Но сразу же стало тихо, когда встал Амулий.

   – Не спешите верить моему брату, – начал он. – Этот юноша самозванец, мало того, он преступник, приговорённый мною согласно закону к казни за конокрадство и убийство пастуха. Сейчас свидетель расскажет о его преступлении.

Цари сели, зато поднялся фламин, который должен был вести допрос. На площадке появился конюх. Он поклонился царям, фламину, народу и потом сбивчиво рассказал, как четыре дня назад поздно вечером его помощник зачем-то вывел Ветра, лучшего скакуна Альбы, из загона. Тогда свидетель вышел вслед узнать, в чём дело, и тут прискакали двое.

   – Один из них, – продолжил конюх, – заколол помощника мечом и пересел на Ветра, а второй крикнул: «Рем, скачи!» и оба они умчались, а за ними их лошадь. А вчера к табуну подъехал какой-то всадник не из здешних и сказал, чтобы мы приготовились ловить вора, он вот-вот прискачет сюда на Ветре. Так и случилось, он отозвался на имя Рем, и мы его схватили.

   – Вина налицо, – подал с места голос Амулий.

Толпа одобрительно зашумела.

   – Что можешь сказать в своё оправдание? – спросил фламин Рема.

   – В рассказе конюха много странного, – твёрдо ответил тот. – И разве станет вор приезжать на краденом коне к месту кражи? Клянусь, я не крал Ветра, коня мне подарили, я не знал, что это Ветер, думал, это один из его потомков. Кто-то сыграл со мной злую шутку.

Снова толпа отозвалась одобрительным гулом.

   – Это тот юноша, который украл коня и убил твоего помощника? – спросил фламин конюха.

   – Не знаю, – ответил тот.

   – Лицо? Голос? Осанка?

   – Не знаю, было темно, а вор молчал.

   – А кого ты сам подозреваешь? – обратился Амулий к Рему.

   – Не могу сказать, – ответил Рем.

   – Почему? Не может быть, чтобы человек не знал своих врагов. Значит, ты что-то скрываешь. Но честному человеку нечего скрывать. Своим отказом отвечать ты изобличил себя! Так, Манилий?

Старик суетливо огляделся:

   – Так, государь. Но это не проясняет обстоятельств похищения коня. Может быть, отложим его рассмотрение и займёмся самозванством?

   – Ладно, – кивнул Амулий. На этот раз он не стал подниматься, а только слегка повернулся к Рему. – Так ты, преступник, ещё смеешь утверждать, что вместе с братом рождён дочерью царя. Где же брат твой Ромул? Я слышал, он стал вожаком банды бродяг, скрывается в лесу и занят тёмными делами.

   – Я здесь, государь! – крикнул Ромул, бросившись вперёд.

Люди расступились, пропуская юношу. Он взбежал по каменной лестнице на площадку, поклонился царям и фламину и встал рядом с Ремом. Ромул заставлял себя держаться спокойно и уверенно, старался говорить медленнее: нужно было тянуть время, чтобы дождаться Юлия.

   – Тебе рассказали о нас небылицы, государь, – обратился Ромул к Амулию. – Мы вовсе не бродяги и живём не в лесу, а в поле около Тибра. И никакими тёмными делами мы не занимаемся.

   – Чем же вы тогда живете? – спросил Амулий.

   – Плодами леса, – нашёлся Ромул.

   – Желудями? – съязвил царь.

   – Да, государь. Только нам помогают свиньи: они едят жёлуди, а мы их.

В толпе доброжелательно засмеялись. Амулий нахмурился:

   – Хватит: пора разобраться с самозванством. По какому праву вы считаете себя сыновьями Реи Сильвии?

Рем предоставил отвечать Ромулу, зная, что у того лучше подвешен язык.

   – Вскормившая нас достойная Акка Ларенция, – начал Ромул, – полгода назад перед смертью открыла нам, что как раз в осень суда Тиберина нас к ней младенцами принёс в корзинке её муж, почтенный Фаустул...

   – Мы собирались его допросить, – сказал Амулий. – Но он сбежал, как видно, побоялся стать лжесвидетелем.

   – Я здесь, – крикнул из толпы Фаустул.

Он двинулся к храму, прижимая к груди заветную корзину, и поднялся к судьям. Амулий сделал знак рукой и к нему подбежал человек в шлеме, в котором Ромул узнал командира стражи Сервия. Одними губами беззвучно царь произнёс проклятия и спросил:

   – Ты, Сервий, был послан свершить суд Тиберина. Расскажи всё как было.

   – Я готов. Гней Клелий передал мне закрытую корзинку весом примерно в десять мин. Я отвёз её к Тибру, принёс бескровную жертву Тиберину и отдал цисту ему на волю.

   – Она утонула?

   – Скорее всего, да. Но сам я этого не видел, корзинку сразу унесло течением.

   – Все слышали? – грозно спросил Амулий. – Корзина утонула. Значит, перед нами самозванцы.

Но тут со скамейки советников поднялся Гней:

   – Я был тогда на Тибре пару дней спустя. В те дни река была многоводной и вполне могла занести корзинку в какую-нибудь заводь, и, вернувшись в свои берега, оставить на суше. Ведь суд Тиберина не казнь, а передача решения божеству.

   – Вы что, сговорились мешать мне? – рявкнул Амулий.

   – Пора допросить Фаустула, – вмешался Нумитор. – Начинай, Манилий.

   – Расскажи, как было дело, – обратился к Фаустулу Манилий.

   – Жена родила мёртвую девочку, она очень горевала, груди её были полны молока. Я молился богам о чуде. Я нашёл корзинку с двумя младенцами и принёс домой. Потом я увидел на корзинке соединённые буквы «А» и «М», знак Амулия, и понял, что корзинка из дворцового хозяйства. Вот она, – пастух протянул цисту Манилию. – Посмотри сам, какая она старая: кожа покоробилась и треснула. Разве стал бы я хранить эту рухлядь, если бы близнецы были моими родными детьми?

Манилий стал разглядывать корзинку, а Амулий, сверля пастуха взглядом, потребовал:

   – Выкладывай подробности. Где ты нашёл цисту?

   – У воды, государь, под старой смоковницей. На ней ещё сидел дятел...

   – Птица Марса! – крикнул кто-то в толпе.

   – Ты сейчас скажешь, что он кормил близнецов червяками? – усмехнулся Амулий.

   – Этого я не видел, государь, – ответил Фаустул, – зато видел, как волчица кормила их своим молоком.

   – Сказки, – заявил Амулий и обратился к фламину: – Заставь его, Манилий, всё это повторить под нерушимой клятвой богу Правды.

Фламин положил корзинку на кресло, подошёл к алтарю, прошептал молитву, повернулся к Фаустулу и проговорил грозным голосом:

   – Сейчас, пастух, ты принесёшь страшную клятву богу договора Семону Санку. Помни, одно слово лжи – и ты ослепнешь, или станешь паралитиком, или умрёшь на месте! Иди сюда.

Фаустул твёрдой походкой подошёл к алтарю.

   – Накрой голову полой одежды и повторяй за мной.

Фаустул повиновался и вслед за Манилием повторил:

   – Если я, Фаустул из Ференты, скажу неправду, да падёт на меня кара Семона Санка.

   – А теперь клянись.

Толпа замерла. Фаустул, склонив накрытую полой голову, медленно заговорил:

   – Что младенцев мне никто не давал, клянусь. Что нашёл цисту с ними у воды, под старой смоковницей, клянусь. Что видел на ней дятла, клянусь. Что видел, как их своим молоком кормила волчица, клянусь.

Фаустул откинул край плаща с головы и выпрямился, по его лицу струился пот. Собрание взревело, послышались крики: «Он сказал правду! Дети Марса! Утопили невинную!» Какой-то пастух пробирался через толпу к храму, расчищая дорогу бледной измождённой женщине в крестьянской одежде. Вот они подошли к возвышению, и женщина, пряча в складках платья правую руку, поднялась по ступенькам на возвышение.