Текст книги "Дозор. Пенталогия"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Владимир Васильев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 80 (всего у книги 108 страниц)

Но у нас в запасе есть заклинание, которое никогда еще не звучало под этим солнцем. Привезенное Рустамом с далекого северного острова, придуманное хитроумным Светлым по имени Мерлин, но ужаснувшее даже его, стоящего опасно близко к Тьме…

Белое Марево.

Рустам произносит чужие, грубо звучащие слова. Я повторяю вслед за ним, даже не пытаясь постичь смысл. Слова важны, но они лишь руки гончара, придающие форму глине; глиняная форма, в которую вольют расплавленный металл; бронзовые оковы, не дающие лишней свободы рукам. Слова все начинают и все заканчивают, в словах форма и направление, но решает все Сила.

Сила и Воля.

Я больше не могу сдержать ту мощь, что бьется во мне, с каждым ударом сердца готовая разорвать жалкое человеческое тело. Я открываю рот одновременно с Рустамом. Я кричу, но кричу уже без слов.

Время слов кончилось.

Белый туман вылетает из наших ртов, вздымается мутной волной – и накатывается на приближающуюся армию, на круг Темных магов, что плетут паутину своего заклинания… не менее ужасающего, но более медленного… чуть более медленного. Серые тени, уже начинающие подниматься из камня, сдувает белым туманом.

А потом Белое Марево настигает и Иных, и человеческих воинов.

Мир перед нами теряет краски, но не так, как это происходит в Сумраке. Мир становится белым, но это белизна смерти, а не жизни, это смешение красок, которое так же бесплодно, как их отсутствие. Сумрак вздрагивает, сминается – слой за слоем слипаются меж собой, протягивая меж ледяных жерновов кричащих от боли людей и онемевших от страха Иных.

И мир застывает.

Белая мгла рассеивается. Остается валящий с неба пепел. Остается раскаленная земля под ногами. И остаются окаменевшие фигуры Иных – причудливые, очень часто совсем не похожие на человеческие тела, превратившиеся в гранит и песчаник, огрубленные и исковерканные. Перекидывающийся в тигра оборотень, припавший к земле вампир, воздевшие руки в тщетной попытке защититься маги…

От людей не остается вообще ничего. Сумрак поглотил их, переварил и обратил в ничто.

Нас с Рустамом трясет. Мы распороли ногтями кожу друг другу до крови. Что ж, мы давно собирались побрататься.

– Мерлин говорил, что Иных выбросит на седьмой, последний слой Сумрака… – тихо произносит Рустам. – Он ошибся. Но так тоже вышло… неплохо… Эта битва… будет жить в веках. Это славная битва.

– Посмотри, – говорю я ему. – Посмотри… брат.

Рустам всматривается – не глазами, а так, как умеем мы, Иные. И бледнеет.

Эта битва не будет жить в веках. Мы никогда не станем ею хвалиться.

Убить врага – доблесть. Обречь его на муки – подлость. Обречь на вечные муки – вечная подлость.

Они все всё еще живы. Обращены в камень, лишены движения и Силы, осязания, зрения, слуха, всех отпущенных людям и Иным чувств.

Но они живы и будут жить – пока камень не обратится в песок, а может быть, и дольше.

Мы видим их трепещущие живые ауры. Видим их удивление, страх, гнев.

Мы не станем гордиться этой битвой.

Не станем о ней говорить.

И никогда больше не произнесем чужих колючих слов, вызывающих Белое Марево…

Почему я смотрю на Алишера снизу вверх? И с какой стати за его головой потолок?

– Очнулся, Антон?

Я привстал на локтях. Огляделся.

Восток – дело тонкое. Восток умеет быть деликатным. Все в чайхане сделали вид, что не заметили моего обморока. Предоставили Алишеру самому приводить меня в чувство.

– Белое Марево, – повторил я.

– Понял, понял, – кивнул Алишер. Он был не на шутку встревожен: – Ну ошибся я, не морево, а марево. Извини. В обморок-то чего падать?

– Рустам применял Белое Марево вместе с Гесером, – сказал я. – Три года назад… в общем, Гесер научил меня этому заклинанию. Серьезно так научил. Воспоминаниями поделился. В общем… я теперь помню, как все это было.

– Действительно так мрачно? – спросил Алишер.

– Очень. Не хочется мне туда ехать.

– Ну, это ведь было давно, – успокоительно произнес Алишер. – Все уже кончилось, все давным-давно прошло, кануло в Лету…

– Если бы, – ответил я, но уточнять не стал. Если Алишеру не повезет, то он сам все увидит и поймет. Потому что ехать на плато демонов нам все-таки придется. Рустам из моих заимствованных воспоминаний ничего общего с Афанди не имел.

Как раз в этот момент вернулся из туалета Афанди. Сел на подушки, посмотрел на меня, добродушно спросил:

– Отдохнуть решил, да? Отдыхать рано, после плова будем отдыхать.

– Не уверен, – пробормотал я, садясь.

– Ах какая хорошая вещь – цивилизация! – продолжал Афанди, будто не слыша меня. – Вы молодые, вы не знаете, сколько блага принесла цивилизация миру.

– Неужели там горела лампочка? – пробормотал я. – Алишер, поторопи официанта с пловом, ладно?

Алишер нахмурился.

– И впрямь…

Он встал, но как раз в этот момент появился молодой мужчина с большим блюдом. Разумеется, одна тарелка на всех, как положено… красноватый рассыпчатый рис, оранжевая морковь, изрядное количество мяса, цельная головка чеснока сверху.

– Я же говорил, здесь хорошо готовят, – с удовольствием произнес Алишер.

А я смотрел на мужчину, который принес плов. Интересно, куда делся тот молодой паренек? И почему новый официант так нервничает?

Я взял рукой пригоршню плова, поднес к лицу. Посмотрел на официанта. Тот закивал и начал вымученно улыбаться.

– Баранина под чесночным соусом, – сказал я.

– Каким еще соусом? – удивился Алишер.

– Это я так… вспоминаю мудрого Холмса и наивного Ватсона, – ответил я, больше не беспокоясь о том, что мой русский язык выглядит неуместно. – Чеснок – чтобы отбить запах мышьяка. Сам же говорил – на Востоке надо верить носу, а не глазам… Дорогой, откушай-ка с нами плова!

Официант замотал головой, медленно отступая. Из любопытства я посмотрел на него сквозь Сумрак – в ауре преобладали желтые и зеленые оттенки. Страх. Профессиональным убийцей он не был. И отравленный плов потащил сам, вместо младшего брата, потому что боялся за того. Удивительно, какие мерзости способен совершить человек из-за любви к ближним своим и заботы о них.

Вообще все это было чистой воды импровизацией. В чайхане нашлась какая-то гадость с мышьяком, какой-то крысиный яд. И кто-то приказал накормить нас пловом с отравой. Убить сильного Иного таким образом невозможно, но ослабить, отвлечь нас можно было запросто.

– Сейчас я из тебя самого лагман сделаю, – пообещал я официанту. – И накормлю им твоего брательника. За чайханой следят?

– Не… не знаю… – Официант сразу понял, что, несмотря на мою внешность, надо говорить по-русски. – Я не знаю, мне велели!

– Пшел вон! – велел я, вставая. – Чаевых не будет.

Официант бросился к двери на кухню. А посетители тем временем принялись покидать чайхану, по такому случаю решив обойтись без платы. Что их так напугало – мои слова или интонации?

– Антон, штаны себе не прожги, – сказал Алишер.

Я опустил глаза – в моей правой ладони с шипением крутился файербол. Я разозлился настолько, что заклинание «с кончика пальцев» вышло на пусковую стадию.

– Спалить бы этот гадючник… в назидание, – процедил я сквозь зубы.

Алишер молчал. То неловко улыбался, то морщился. Я прекрасно понимал, что он хочет сказать. Что эти люди не виноваты. Им велели, и они не могли воспротивиться. Что эта небогатая чайхана – все, что у них есть. Что с нее кормится две-три большие семьи с детишками и стариками. Но он молчал, потому что в данном случае я был вправе устроить маленький пожар. Человек, пытающийся отравить трех Светлых магов, заслуживает воспитательных мер. В назидание и себе, и другим. Мы Светлые, а не святые…

– Шурпа хорошая была, – тихо сказал Алишер.

– Пошли сквозь Сумрак, – сказал я, превращая файербол в струйку жидкого пламени и выливая ее на блюдо с пловом. Рис и мясо превратились в головешки вместе с мышьяком. – Не хочется мне что-то мелькать в дверях. Слишком быстро работают, твари.

Алишер с благодарностью кивнул, встал, для верности растоптал угольки на блюде ногами и опрокинул туда два чайника.

– Зеленый чай тоже был хорош, – согласился я. – Слушай, ведь чай вроде как простецкий. Гадкий чай, если честно. А очень вкусный!

– Тут главное – правильно заварить, – с облегчением подхватил разговор Алишер. – Когда чайнику пятьдесят лет и его ни разу не мыли… – Он запнулся, но, не обнаружив на моем лице ярко выраженного отвращения, продолжал: – В этом-то и вся хитрость! На стенках изнутри образуется такая хитрая корочка из танинов, эфирных масел и флавоноидов…

– А разве в чае содержатся флавоноиды? – удивился я. Снова повесил сумку на плечо. Едва не забыл. Белье – ладно, но в сумке комплект боевых амулетов от самого Гесера и пять толстых пачек баксов!

– Ну, может, я и путаю… – согласился Алишер. – Но дело именно в этой корочке, она позволяет заваривать чай словно в скорлупе из чая…

Уже привычно подхватив Афанди под руки, мы вошли в Сумрак. Хитрый старик не спорил, даже наоборот, поджал ноги и повис между нами, гнусно хихикая и покрикивая: «Но! Но!» Я подумал, что если все-таки вопреки воспоминаниям Гесера Афанди и есть Рустам – не посмотрю на возраст. Обложу таким русским народным, что у него уши в трубочку свернутся.

Глава пятая

Честно говоря, я бы предпочел «уазик» или «ниву». Не из патриотических соображений, а потому что джип «тойота» не самая распространенная в Узбекистане машина. А маскировать ее при помощи магии – все равно что размахивать над головой флагом и вопить: «Мы здесь! Кто на новенького?»

Но Афанди очень уверенно сказал, что дорога нас ждет плохая. Совсем плохая. Единственная «нива», на которую мы наткнулись поблизости от чайханы, была в таком ужасающем состоянии, что подвергать старушку издевательствам было и стыдно, и неразумно.

А «тойота» была новенькая, укомплектованная по полной программе, как это принято в Азии – если уж можешь себе позволить купить дорогую машину, то пусть в ней будет все! И спортивный глушитель, и стойка для велосипедов (на которые толстопузый хозяин с детства не забирался), и сиди-чейнджер, и форкоп, и накладки на порожки – в общем, вся та красиво блестящая фигня, которую придумывают производители, чтобы задрать цены в полтора раза от номинальной.

Хозяин машины был, похоже, и хозяином местного рынка. Выглядел он обычным узбекским баем, как их рисовали в старых мультиках и карикатурах, то есть с тем же правдоподобием, что толстый капиталист с неизменной сигарой в зубах. Наверное, ирония судьбы заключалась в том, что все представления о внешнем виде богатого человека этот немолодой мужчина почерпнул из детских мультфильмов и модных европейских журналов. Он был толстый. В тюбетейке, расшитой золотыми нитями. В дорогущем и явно тесном ему костюме. В не менее дорогом галстуке, который, вне всякого сомнения, несколько раз заляпали жирной пищей, а потом, не мудрствуя лукаво, постирали в машинке. В начищенных туфлях, совершенно неуместных на пыльной улице. В золотых перстнях со здоровенными синтетическими камнями, «дурмалинами», как их ехидно называют торговцы ювелирными украшениями. Тюбетейка долженствовала символизировать его близость к народу, а все остальное – европейский лоск. В руке он сжимал мобильник – дорогой, но приличествующий скорее богатому молодому остолопу, а не солидному бизнесмену.

– Пойдет нам эта машина? – спросил я Афанди.

– Хорошая машина, – согласился Афанди.

Я еще раз огляделся – Иных поблизости не наблюдалось. Ни враждебно настроенных, ни союзников, ни обычных, живущих среди людей. Ну и замечательно.

Выйдя из Сумрака, я всмотрелся в лицо владельца внедорожника. Потом легонько коснулся его Силой. Подождал, пока он повернулся ко мне, недоуменно морща густые брови. Улыбнулся и послал в его сторону два заклинания, чьи точные названия были слишком вычурны.

В быту их называют «сколько лет, сколько зим» и «не разлей вода».

Лицо современного бая расплылось в ответной улыбке.

Двое сопровождавших его парней – то ли охранников, то ли дальних родственников, а скорее всего и то, и другое вместе, настороженно уставились на меня. В Сумраке с меня смыло небрежно наложенную личину Тимура. И незнакомый русский, который, раскинув руки, шел навстречу их начальнику, вызывал естественное подозрение.

– А! Сколько лет, сколько зим! – закричал я. – Старый друг моего отца!

К сожалению, он был старше меня лет на двадцать. Иначе прошла бы версия однокашника или «помнишь, как служили вместе, брат!». Впрочем, «служили вместе» в последнее время очень часто не срабатывает. Человека клинит в попытке честно вспомнить, как он служил с тобой вместе и как это вообще могло случиться, если он честно откупился от армии за стопку зеленых бумажек американского производства. Некоторые зарабатывают серьезный невроз на этой почве.

– Сын моего старого друга! – завопил мужчина, открывая мне объятия. – Где ты был так долго?

Тут главное – дать человеку чуть-чуть информации. Дальше он все придумает сам.

– Я? Я жил в Мариуполе у бабушки! – сообщил я. – Ох как же я рад тебя видеть! Ты стал таким большим человеком!

Мы обнялись. От мужчины вкусно пахло шашлыком и хорошим одеколоном. Вот только одеколона было чересчур много.

– И какая у тебя прекрасная машина! – добавил я, окидывая джип одобрительным взглядом. – Это ее ты хотел мне продать?

В глазах у мужчины появилась тоска, но «не разлей вода» не оставляла ему выбора. Ничего, пусть скажет спасибо, что Гесер так щедро снабдил нас перед дорогой. Иначе я попросил бы подарить «тойоту».

– Да… ее… – печально подтвердил он.

– Держи! – Я открыл сумку, достал четыре пачки долларов и сунул ему в руку. – Ключи, если можно. Я очень, очень спешу!

– Она… она дороже стоит… – несчастным голосом произнес мужчина.

– Ну так я же подержанную беру! – пояснил я. – Верно?

– Верно… – вымученно признал он.

– Дядя Фархад! – растерянно воскликнул один из молодых людей.

Фархад окинул его строгим взглядом, и юноша замолчал.

– Не мешай, когда старшие разговаривают, не позорь меня перед сыном моего старого друга! – рявкнул Фархад. – Что подумает сын моего старого друга?

Молодые люди были в панике. Но молчали.

А я, взяв из рук мужчины ключи, сел на сиденье водителя. Вдохнул запах свежей кожаной обивки и подозрительно посмотрел на спидометр. Н-да… подержанная. Если верить приборам, машина проехала всего триста километров.

Я помахал оставшейся без транспорта, но с сорока тысячами долларов, троице рукой. Вырулил на дорогу. И сказал:

– Всем выйти из Сумрака!

На пустом заднем сиденье возникли Алишер и Афанди.

– Я бы на него еще немножко счастья наложил, – сказал Алишер. – Пусть не переживает потом. Человек вроде как не очень хороший, злой человек. Но все-таки.

– Лишние заклинания – лишний повод с катушек съехать. – Я покачал головой. – Ничего. Я с ним, можно сказать, расплатился. Переживет.

– Будем ждать Эдгара? – спросил Алишер. – Или искать Светлых?

Но я уже обдумал и отверг эти варианты.

– Нет, не стоит. Давай-ка сразу рванем в горы. Чем дальше от людей, тем спокойнее.

Алишер сменил меня за рулем, когда начало темнеть. Мы ехали от Самарканда на юг, к афганской границе, уже три часа. Как раз к началу сумерек ужасная асфальтированная дорога перешла в кошмарную грунтовую. Я перебрался на заднее сиденье, где спокойно похрапывал Афанди, и решил последовать примеру старика. Но, прежде чем задремать, достал из сумки несколько боевых амулетов.

Новички очень любят всякого рода магические жезлы, кристаллы, ножи – как сделанные самостоятельно, так и заряженные более сильным магом. Впрочем, даже слабый неопытный маг, несколько дней любовно изготавливающий артефакт и накачивающий его Силой, может добиться потрясающего эффекта. Беда в том, что это именно эффект – мощный, продолжительный, выверенный. Но – одиночный. Два различных заклинания к одному предмету не привяжешь. Магический жезл, предназначенный для того, чтобы извергать пламя, великолепно справится со своей задачей даже в руках слабенького Иного. Но если его противник успеет сообразить, в чем дело, и поставит защиту от огня, жезл со всеми своими огненными чудесами станет бесполезным. Он не сможет замораживать, иссушать или переворачивать вверх ногами. Либо используй запасенный огонь, либо молоти жезлом, как дубинкой. Недаром слабые маги, которые взаимодействуют с людьми (а вмешиваться в дела людей или вмешивать их в свои дела предпочитают именно слабые маги), всегда использовали магический посох – гибрид обычного жезла и длинной дубинки. Некоторые, скажем честно, владели дубинкой куда лучше, чем магией. Помню, как мы всем Дозором пошли в кинотеатр «Пушкинский» на премьеру «Властелина Колец». И все было замечательно, пока Светлый Гэндальф и Темный Саруман не принялись драться при помощи боевых посохов. Вот тут два ряда, заполненных Иными, разразились гомерическим хохотом. Особенно практиканты, которым каждый день вдалбливают в головы: маг, полагающийся на артефакты, – это стремящийся к эффектности, а не эффективности лентяй. Сила мага – в умелом использовании Сумрака и заклинаний.

Но, разумеется, из каждого правила есть исключения. Если опытный маг сумел предугадать будущее, все равно как – путем грамотного анализа линий вероятности или просто исходя из своего опыта, то заряженный артефакт незаменим. Уверен, что твой противник – оборотень, не способный манипулировать Силой напрямую, полагающийся на физическую силу и быстроту? Один ускоряющий амулет, одна подвеска со срабатывающим на приближение Щитом, один простенький жезл (многие предпочитают зачаровывать обычный карандаш, дерево и графит – прекрасная форма для накопления Силы) с заклинанием заморозки. Все! На охоту за Высшим оборотнем можно смело отправлять мага седьмого уровня. Щит отразит атаку, амулет придаст движениям мага немыслимую скорость, а Фриз, темпоральная заморозка, превратит врага в неподвижный комок шерсти и ярости. Вызывайте перевозку, враг готов к транспортировке на суд Инквизиции.

Артефакты, которые хранились в моей сумке, были куда дороже валявшихся рядом с ними денег. И готовил их лично Гесер… ну, может быть, не готовил, но по крайней мере отбирал из спецхрана оружейной комнаты. Можно было рассчитывать не только на их мощь, но и на то, что они будут полезны. Мне вдруг вспомнился старый-престарый, в детстве еще увиденный австралийский мультфильм «Вокруг света за восемьдесят дней». Хладнокровный английский джентльмен Филеас Фогг, вознамерившийся совершить кругосветное путешествие за рекордный для тех времен срок, в мультфильме выглядел этаким хитрым предсказателем, четко знающим, что ему понадобится в ближайшие часы. Если он поутру брал с собой гаечный ключ, чучело опоссума и связку бананов, то уже к вечеру чучелом затыкали течь в борту лодки, гаечным ключом подпирали дверь, в которую ломились враги, а бананы получала обезьянка, отдавая взамен билеты на пароход. В общем, все это напоминало компьютерную игрушку в жанре «квест», где каждому предмету надо найти нетривиальное применение.

Артефакты от Гесера могли использоваться и по прямому назначению, и совершенно неожиданным образом. Но в любом случае применение для них обычно находилось.

Вот и сейчас я разложил на сиденье между собой и похрапывающим Афанди двенадцать предметов и внимательно осмотрел. Стоило сделать это раньше, но дома я не доставал их, чтобы не заинтересовать Надюшку, в самолете возиться с магическими артефактами не хотелось, потом просто не было времени. Вот будет обидно, если среди амулетов – оружие против големов!

Два портативных боевых жезла, не длиннее десяти сантиметров каждый. Первый из древесины черного дерева – огонь. Второй из моржового клыка – лед. Ну, это одновременно банально и полезно. Пока справлялись без них, но все может случиться.

Четыре серебряных кольца с защитными чарами. Вот это очень странный комплект! Обычный Щит Мага защищает от всего, надо лишь подпитывать его энергию. Защитные кольца Иному требуются редко. А тут – целевые защиты от огня, льда, кислоты… и вакуума. Я даже не сразу поверил в то, что увидел сквозь Сумрак. Изучил кольцо повнимательнее. Нет, все верно! При резком падении давления кольцо начинало работать и удерживало вокруг своего обладателя воздух.

Странная штука. Есть, конечно, несколько боевых заклинаний, удушающих противника, в том числе и путем удаления вокруг него воздуха. За тысячелетия войны чего только ни придумано! Но в бою эти капризные и медленные заклинания никто не применяет.

Четыре браслета. А вот с ними как раз все ясно! Четыре различных заклинания, заставляющих человека или Иного говорить правду: Пьяный Язык, Вагонный Разговор, Последняя Исповедь и Как-на-духу. Все амулеты накачаны под завязку. Тут никакой Рустам не устоит – выложит все, что знает. Хорошая вещь.

Я подумал и надел все браслеты на левую руку, связав их общим спусковым заклинанием. Если Рустам заупрямится – мне достаточно произнести «Скажи мне правду», чтобы на древнего мага обрушился чудовищной силы удар. Откровенность, откровенность и ничего, кроме откровенности.

Осталось еще два амулета, менее банальные как по форме, так и по содержанию, явно изготовленные самим Гесером специально для этой нашей миссии. Во-первых – сим-карта для мобильного в пластиковой коробочке. Обычная карта, но изрядно накачанная магией. Я некоторое время изучал ее, но так ничего понять и не смог. Тогда решился на эксперимент – вытащил из телефона свою карту, вставил обработанную магией.

Ничего не понимаю! Это была копия моей же сим-карты! Но зачем? Чтобы я не тратил деньги на звонки в Москву? Чушь собачья…

Некоторое время я размышлял, потом попросил Алишера набрать мой номер. Мобильный тут, как ни странно, еще работал.

Мой телефон зазвонил. Все в порядке, это действительно копия моей симки, но зачем-то обработанная магией… Я пожал плечами и решил оставить в телефоне эту карту. Может быть, какое-то хитрое магическое шифрование разговора? Но я никогда не слышал о такой магии.

Последний амулет представлял собой обкатанный морем камешек с дыркой, «куриный бог», по человеческим суевериям приносящий удачу. В дырку была продета тонкая серебряная цепочка хитрого плетения, похожая на толстую крученую нитку.

Сам по себе, конечно, «куриный бог» никакой удачи не приносит, что не мешает детям увлеченно искать его на берегу и таскать потом на груди, продев веревочку в дырку. Но на этот камень было наложено сложное заклинание, похожее отчасти на Доминанту. Тоже для разговора с Рустамом? Я подумал-подумал, да и надел цепочку на шею. Вреда не причинит…

Оставалось распределить кольца и жезлы. Тут я тоже долго не думал. Растолкав Афанди, попросил его надеть кольца. Афанди восхищенно сказал: «Ах!», нацепил кольца на левую руку, полюбовался ими – и снова задремал.

Жезлы я отдал Алишеру, он молча спрятал их в нагрудный карман рубашки. Они торчали оттуда словно экзотические авторучки от какого-нибудь «Паркера» или «Монблана», столь же изысканные на вид и почти столь же смертоносные. Почти – потому что от росчерка чьего-то начальственного пера погибло все-таки гораздо больше людей, чем от всех боевых жезлов.

– Я посплю, – сказал я Алишеру.

Алишер некоторое время молчал. Джип медленно пер в гору по каменистой тропе, которую куда чаще форсировали на ишаках, чем на четырех колесах. Свет фар метался слева направо и справа налево, выхватывая то темную пропасть, на дне которой шумела река, то крутой скалистый склон.

– Поспи, – сказал Алишер. – Только линии вероятности глянь. Дорога больно плохая.

– Я вообще не рискну назвать это дорогой, – согласился я. Прикрыл глаза и посмотрел в Сумрак. В ближайшее будущее, куда вели извилистые, переплетающиеся линии вероятности.

Рисунок мне не понравился. Слишком много было резко обрывающихся линий, кончающихся на дне ущелья.

– Алишер, останови. Ты слишком вымотался, чтобы ехать в горах по темноте. Подождем до утра.

Алишер упрямо покачал головой:

– Нет. Чувствую, спешить надо.

Я это тоже чувствовал, поэтому спорить не стал. Предложил:

– Давай я сяду за руль?

– Не думаю, что ты бодрее. Антон, встряхни меня немного.

Я вздохнул. Не люблю я это – с помощью магии прогонять сон и усталость, обострять восприятие. И даже не из-за негативных последствий, нет их, отоспался как следует – и все хорошо. Тут беда другая: очень скоро перестаешь полагаться на обычное восприятие, начинаешь все время ходить с подпиткой магической энергией, все время бодрый и заводной, будто больной МДП в маниакальной фазе. И все-то у тебя в руках спорится, и в любой компании ты желанный гость, весельчак и балагур. Но рано или поздно ты к этому привыкаешь, тебе хочется быть еще активнее, еще остроумнее, еще энергичнее. Ты увеличиваешь поток Силы, стимулирующей твои нервы. И так все длится и длится, пока ты не обнаруживаешь, что всю Силу, которую способен перерабатывать, тратишь на искусственную бодрость. И остановиться уже просто страшно.

Магическая наркомания – она ничем от обычной наркомании не отличается. Только болеют ею одни лишь Иные…

– Встряхни, – попросил Алишер. Остановил машину, поставил на ручник, откинул голову назад, закрыл глаза.

Положив одну ладонь ему на лицо, а другую прижав к коротко стриженной макушке, я сосредоточился. Представил, как поток Силы, идущий через мое тело, начинает просачиваться через ладони, впитывается в голову Алишера, холодным огоньком пробегает по нервам, искрами перепрыгивает по синапсам, встряхивает каждый нейрон… Никаких специальных заклинаний не надо, работа идет на чистой Силе. Тут самое важное – хорошо представлять себе физиологию процесса.

– Хватит, – сказал Алишер посвежевшим голосом. – Хорошо-то как. Пожрать бы только.

– Сейчас. – Я перегнулся через сиденье в багажное отделение. Предчувствия меня не обманули: там стояли два ящика с «колой» в пластиковых бутылках и несколько коробок с шоколадными батончиками. – «Колу» будешь?

– Что? – воскликнул Алишер. – «Кола»? Буду! И батончики буду! Боже, благослови Америку!

– Не слишком ли много за изобретение очень сладкого лимонада и очень калорийных шоколадок?

Вместо ответа Алишер ткнул пальцем в кнопку проигрывателя. Через секунду из динамиков донеслись ритмичные аккорды.

– Тогда еще за рок-н-ролл, – невозмутимо ответил он. Некоторое время мы ели батончики, запивая «колой».

Все Иные – сладкоежки поневоле. Афанди, не прекращая похрапывать, зачмокал губами и протянул руку. Я вложил в украшенные кольцами пальцы батончик, Афанди сжевал его, словно бы даже не просыпаясь, и снова захрапел.

– К трем часам ночи будем на месте, – сообщил Алишер. – Станем дожидаться утра?

– Ночь – наше время, – ответил я. – Разбудим старика Рустама, ничего. Он и так не перерабатывает.

– Странно это, – заметил Алишер. – Необычно. Что ж он там, отшельником живет, в пещере?

– Ну почему… – Я подумал немного. – Может, коз пасет или баранов. Или пасеку в горах держит. Или метеостанцию.

– Или обсерваторию, за звездами наблюдать… Что за странное колечко ты Афанди надел?

– Ты про то, с рубином? Защита от вакуума.

– Экзотично. – Алишер присосался к бутылке. – Я и не припомню случая, чтобы Иной погиб от вакуума.

– А я помню.

Несколько секунд Алишер молчал, потом кивнул и сказал:

– Извини. Не подумал. Ты все еще переживаешь?

– Мы были друзья… почти. Насколько это возможно для Светлого и Темного.

– Не просто Темного. Костя же был вампиром.

– Он не убивал, – просто ответил я. – И не его вина, что он вырос не человеком. Вампиром его сделал Геннадий.

– Кто это?

– Родной отец.

– Вот скотина, – с чувством произнес Алишер.

– Не суди. Мальчику не было и года, когда он загремел в больницу. Двухсторонняя пневмония, аллергия на антибиотики… в общем – родителям сказали, что их сын не жилец. Знаешь, попадаются иногда такие удивительные доктора, которых и в ветеринарию пускать нельзя, коров жалко… «Мальчик ваш умрет, вы к этому готовьтесь, люди вы еще молодые, нового заведете…» Нового бы они, конечно, не завели. Костя был уже посмертным ребенком Геннадия. Вампиры после инициации довольно долго сохраняют способность к зачатию, это такая странная шутка природы. Но ребенок у них может родиться только один. После этого вампир становится стерильным.

– Да, я слышал, – кивнул Алишер.

– Так вот Геннадий поговорил с женой… Она была человеком. Она знала, что ее муж вампир… бывают такие семьи. Но он никого не убивал, был очень законопослушный вампир, она его любила… В общем – он укусил ее. Инициировал. Они планировали, что сына инициирует мать. Но у нее еще шел метаморфоз, а малыш стал умирать. Геннадий укусил и его. Костя поправился. То есть он умер, конечно. Как человек – умер. А от пневмонии поправился. Врач бегала вокруг и квохтала, что это исключительно благодаря ее талантам. Геннадий как-то признался, что едва не вцепился ей в горло – когда она стала намекать, что за чудесное спасение не грех бы ее и отблагодарить.

Некоторое время Алишер молчал. Потом сказал:

– Все равно. Они – вампиры. Лучше было мальчику умереть.

– Так он и умер, – согласился я. Мне вдруг как-то резко стал противен этот разговор. Я хотел объяснить, что Костя был самым обыкновенным ребенком, только ему приходилось раз в неделю пить консервированную кровь. Что он обожал играть в футбол, читать сказки и фантастику, а потом решил поступить на биофак, чтобы изучить природу вампиризма и научить вампиров, как обходиться без человеческой крови.

Но Алишер меня не поймет. Он настоящий дозорный. Он настоящий Светлый. А я пытаюсь понять даже Темных. Даже вампиров. Понять и простить, или хотя бы понять, или хотя бы простить. Последнее – труднее всего. Иногда простить – вообще труднее всего на свете.

Телефон в кармане звякнул. Я достал трубку. Ага. Ровное серое свечение.

– Привет, Эдгар, – сказал я.

После короткой паузы Эдгар спросил:

– У тебя что, мой номер определился?

– Нет, догадался.

– Ты силен, – со странной интонацией ответил Эдгар. – Антон, я уже час в Самарканде. Где вы?

– Кто «мы»?

– Ты, Алишер и Афанди. – Инквизитор явно не потерял даром последний час. – Ну и дел вы натворили…

– Мы? – возмутился я.

– Ну, не вы, – пошел Эдгар на попятный. – Хотя и вы тоже. Машину у директора рынка зачем отняли?

– Не отняли, а купили. Согласно пунктам о возможности конфискации транспорта в чрезвычайной ситуации. Тебе зачитать соответствующие параграфы?

– Антон, Антон, не гони, – быстро сказал Эдгар. – Никто вас ни в чем не обвиняет. Но ситуация и впрямь мрачная. Чтобы замаскировать ее, придется провести версию об уничтожении крупной банды террористов. А ты же знаешь, мы очень не любим маскировать свои… свои недоработки под человеческие преступления.

– Эдгар, я тебя понимаю, – сказал я. – Но мы-то здесь при чем? У меня есть личный разговор к одному Иному, не состоящему на службе в Дозорах. Я прилетел неофициально и имею полное право перемещаться по стране.