Текст книги "Дозор. Пенталогия"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Владимир Васильев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 108 страниц)

– Донникова?

Я посмотрела на Лемешеву и кивнула:

– Совершенно согласна. Если целью нашей миссии было непременное освобождение задержанной – то образование круга силы и угроза жертвоприношения являлись наилучшим решением.

Помолчав, я скептически добавила:

– Конечно, если эта дура стоила таких усилий.

– Алиса! – в голосе Лемешевой зазвенел металл. – Как ты смеешь обсуждать приказы руководства? Шеф, приношу извинения за Алису, она переволновалась и несколько… несколько не в себе.

– Разумеется, – сказал Завулон. – Алиса, фактически, обеспечила успех операции. Пожертвовала всей своей силой. Неудивительно, что ей хочется задавать вопросы.

Я вскинула голову.

Завулон был очень серьезен. Ни тени насмешки или иронии.

– Но… – начала Лемешева.

– Кто-то только что говорил о субординации? – прервал ее Завулон. – Помолчите.

Лемешева осеклась.

Завулон поднялся из-за стола. Неторопливо подошел ко мне – я, не отрываясь, смотрела на него, но вставать не стала.

– Та дура, – сказал Завулон, – ни стоила таких усилий. Разумеется. А вот сама операция против Ночного Дозора была крайне важна. И все ваши боевые раны вполне оправданны.

Мне словно шило в одно место вставили…

– Спасибо, Завулон, – ответила я. – Мне будет легче прожить все эти годы, зная, что я выкладывалась не зря.

– Какие годы, Алиса? – спросил Завулон.

Странное дело… мы целый год вообще не разговаривали… я даже приказов от него лично не получала… а вот сейчас он заговорил – и в груди снова холодный колючий комок…

– Лекарь сказал, что я восстановлюсь очень нескоро.

Завулон усмехнулся. И – вдруг – протянул руку! И потрепал меня по щеке. Ласково… и так знакомо…

– Мало ли, что сказал лекарь… – миролюбиво произнес Завулон. – У лекаря свое мнение… а у меня свое.

Он убрал руку, и я с трудом удержалась, чтобы не потянуться щекой за ней следом…

– Думаю, никто не спорит, что Алиса Донникова в значительной мере обеспечила успех сегодняшней операции? – спросил Завулон.

Ага… хотела бы я посмотреть на того, кто возразит! Лишь Лемешева осторожно добавила:

– Мы все приложили значительные усилия…

– По вашему состоянию легко понять, кто и что приложил.

Завулон вернулся к столу. Но садиться не стал, лишь облокотился о столешницу, и замер, глядя на меня. Кажется – он внимательно меня прощупывал сквозь сумрак.

Но я не могла этого ощутить…

– Все согласны, что Дневной Дозор должен помочь Алисе? – осведомился Завулон.

В глазах Лемешевой появилась ярость. Когда-то старая ведьма и сама была подругой Завулона. Поэтому она ненавидела меня, когда я была в фаворе… поэтому сменила гнев на милость, едва шеф от меня отвернулся.

– Если речь идет о помощи, – начала она, – то Карл Львович провел хорошую параллель. Мы готовы поделиться с Алисой силой, но это все равно, что давать умирающему кусок сала вместо бульончика. Впрочем, я готова попробовать…

Завулон повернул голову, и Лемешева заткнулась.

– Нужен бульончик – будет бульончик, – очень мирным голосом сказал он. – Все свободны.

Первыми повскакивали братья-вампиры, потом повставали ведьмы. Я тоже зашарила ногами в поисках босоножек.

– Алиса, останься, если не сложно, – попросил Завулон.

Глаза Лемешевой вспыхнули – и погасли. Она поняла то, во что я все еще боялась поверить.

Через несколько мгновений мы с Завулоном остались одни. Молча глядя друг на друга.

Горло пересохло, и язык отказывался повиноваться. Нет, не может такого быть… не стоит даже и обманываться…

– Как ты, Аля? – спросил Завулон.

Алей меня зовет только мама.

И Завулон – раньше звал…

– Как выжатый лимон, – сказала я. – Скажи, я и впрямь страшная дура? Истратила себя на никому не нужную работу?

– Ты умница, Аля, – сказал Завулон.

И улыбнулся.

Так же как раньше. Совсем так же.

– Но я теперь…

Я замолчала, потому что Завулон шагнул ко мне – и слова стали не нужны. Я даже встать с кресла не смогла: обхватила его за ноги, обняла, прижалась – и разревелась.

– Сегодня ты положила начало одной из лучших наших операций, – сказал Завулон. Его рука трепала мне волосы, но все-таки казалось, что он сейчас далеко-далеко. Конечно, такой маг как он никогда не может позволить себе расслабиться: на нем весь Дневной Дозор Москвы и области, на нем судьбы простых Темных, живущих мирной и спокойной жизнью, ему приходится бороться с интригами Светлых и уделять внимание людям… – Алиса, после твоей глупой выходки с призмой силы я решил, что ты вряд ли заслуживаешь моего внимания.

– Завулон… я была самонадеянной дурой… – прошептала я, глотая слезы. – Прости. Я подвела тебя…

– Сегодня ты полностью реабилитировалась.

Одним движением Завулон поднял меня с кресла. Я привстала на цыпочки, иначе пришлось бы болтаться в его руках, и почему-то вспомнила, как меня это поразило в первый раз – чудовищная сила его худощавого тела. Даже когда он в человеческом обличье…

– Алиса, я тобой доволен, – он улыбнулся. – И не переживай, что выложилась. У нас еще есть кое-какие резервы.

– Вроде права на жертвоприношение? – я попыталась улыбнуться.

– Да, – Завулон кивнул. – Поедешь в отпуск, сегодня же. Вернешься лучше чем была.

У меня предательски задрожали губы. Ну что такое, реву как истеричка, тушь небось вся потекла, силы ни капельки не осталось…

– Хочу тебя, – прошептала я. – Завулон, мне было так одиноко…

Он мягко отстранил мои руки.

– Потом, Аля. Когда ты вернешься. Иначе это будет… – Завулон улыбнулся, – использованием служебного положения в личных целях.

– Кто посмеет тебе такое сказать?

Завулон долго смотрел мне в глаза.

– Найдутся, Аля. Прошлый год был очень тяжелым для Дозора, и многие не прочь увидеть меня униженным.

– Тогда не надо, – быстро сказала я. – Не надо рисковать, восстановлюсь сама потихоньку…

– Надо. Не беспокойся, девочка моя.

Меня всю перевернуло от его голоса. От спокойной, уверенной силы.

– Ну зачем ты так рискуешь ради меня? – прошептала я. Не ожидая ответа, но Завулон все-таки ответил:

– Потому, что любовь – это тоже сила. Большая сила, и ей не стоит пренебрегать.

ГЛАВА 3

Странная вещь – жизнь.

Еще сутки назад я выходила из своей квартиры: молодая, здоровая, полная силы – и при этом несчастная ведьма.

А полдня назад я стояла в офисе Дозора: изуродованная, лишенная надежды и веры в будущее…

Как все изменилось!

– Хочешь еще вина, Алиса? – Павел, мой провожатый, заискивающи заглянул в глаза.

– Немножко, – не отрываясь от иллюминатора сказала я. Самолет уже начал снижение на посадку в аэропорту Симферополя. Старенькая «Тушка» поскрипывала, медленно заваливаясь на крыло, и лица пассажиров были скорбно-напряженными. Только мы с Павлом сидели совершенно спокойно – безопасность полета проверил лично Завулон.

Павел подал мне хрустальный бокал. Разумеется, бокал был не из реквизита стюардесс, как и наполнявший его южноафриканский сотерн. Похоже, к своей миссии немолодой оборотень отнесся более чем серьезно. Он летел отдыхать на юг к кому-то из своих знакомых, но в последнюю минуту его сняли с рейса на Херсон и поручили сопровождать меня до Симферополя. Слухи о том, что мои отношения с Завулоном вернулись в прежнее русло, явно успели до него дойти.

– Давай за шефа, Алиса? – спросил Павел. Он так старательно заискивал, что это даже становилось неприятно.

– Давай, – согласилась я. Мы чокнулись, выпили. Прошла мимо стюардесса, проверяя в последний раз застегнуты ли ремни, но на нас даже не посмотрела. Заклятие незначительности, наложенное Павлом, все-таки работало. Даже этот убогий оборотень сейчас был способнее меня…

– Все-таки нельзя не признать, – отпив вина сообщил Павел, – что отношение руководства к сотрудникам у нас на высоте!

Я кивнула.

– А Светлые… – он вложил в слово столько презрения, сколько было в его силах, – куда большие индивидуалисты, чем мы!

– Не передергивай, – сказала я. – Вот это, все-таки, неправда.

– Да брось, Алиса! – от вина он сделался словоохотливым. – Помнишь, как год назад в оцеплении стояли? Перед ураганом?

Пожалуй, только по этому оцеплению я его и помнила. Оборотни выполняют черновую работу, и пересекаемся мы редко. Либо на силовых акциях, либо в тех редких случаях, когда созывают весь персонал Дозора.

– Помню.

– Ну вот, этот… Городецкий. Светоч, блин!

– Он очень сильный маг, – вновь возразила я. – Очень.

– Ну да! Силы нахапался, выжал из людишек последнее, и что? Куда он ее употребил?

– На собственную реморализацию.

Я прикрыла глаза, вспоминая, как это выглядело.

Фонтан света, бьющий в небо. Потоки энергии, собранные Антоном у людей. Он поставил все на карту, рискнув прибегнуть к заемной силе, на краткий миг обрел силы, соизмеримые, а то и превосходящие возможности Завулона и Гесера.

И обрушил всю силу на себя.

Реморализация. Поиск этически оптимального выхода. Самая страшная проблема Светлых – не причинить вреда, не сделать поступка, который повлечет за собой зло для людишек.

– Он же теперь суперэгоист! – со вкусом сказал Павел. – Мог он свою подругу защитить? Мог. Мог с нами схватиться? Еще как! А он что сделал? Взял себе все собранное! Даже ураган остановить не захотел… а ведь мог, мог!

– Кто знает, к чему бы привел любой иной поступок? – спросила я.

– Да ведь он поступил, как любой из нас! Как самый настоящий Темный!

– Тогда он был бы в Дневном Дозоре.

– Будет, – уверенно сказала Павел. – Куда денется. Жалко ему стало силы, вот он ее и употребил для себя. Потом оправдывался – мол, все для того, чтобы правильное решение принять… А какое было решение? Не вмешиваться! Всего лишь – не вмешиваться! Это наш подход, темный.

– Не буду спорить, Павлуша, – сказала я.

Лайнер вздрогнул, выпуская шасси. Кто-то в салоне тихо ойкнул.

На первый взгляд оборотень был прав. Вот только помню я лицо Завулона в следующие дни после урагана. Нехороший у него был взгляд, уж я-то научилась разбираться. Словно он понял, что его провели, но понял это слишком поздно.

Павел все продолжал рассуждать о тонкостях борьбы Дозоров, о разнице в подходах, о долгосрочном планировании операций. Стратег… ему в штабе сидеть, а не по улицам шастать…

Я вдруг поняла, как он успел меня утомить за три часа полета. А ведь на первый взгляд производил приятное впечатление…

– Павлуша, а ты в кого перекидываешься? – спросила я.

Оборотень засопел. Неохотно ответил:

– В ящера.

– Ого! – я вновь посмотрела на него с интересом. Такие оборотни и впрямь редкость, это не заурядный вервольф, вроде покойного Виталика. – Это серьезно! А почему я тебя редко вижу на операциях?

– Я… – Павел поморщился. Достал платок, промокнул потный лоб. – Тут такое дело…

Мялся он замечательно, будто нашкодившая школьница на приеме у гинеколога.

– Я в травоядного ящера превращаюсь, – выпалил он наконец. – Не самая высокая боеспособность, к сожалению. Челюсти сильные, но зубы плоские, трущие. И медлительный слишком. Руку или ногу сломать… палец сжевать… это могу.

Я невольно засмеялась. Участливо сказала:

– Да ничего. Такие ведь тоже нужны! Главное – чтобы у тебя вид был внушительный, вызывал страх и оторопь.

– Вид внушительный… – подозрительно косясь на меня ответил Павел. – Только чешуя пестрая слишком, будто хохломская игрушка, маскироваться трудно.

Мне удалось сохранить серьезное лицо.

– Ничего, это даже интересно. Если надо людей попугать, особенно детишек, то пестрая чешуя вполне уместна.

– Да я так обычно и работаю… – признался Павел.

Толчок прервал наш разговор – самолет коснулся посадочной полосы. Дружно, хотя и несколько преждевременно, зааплодировали пассажиры. Несколько секунд, прильнув к иллюминатору, я жадно смотрела на зелень, здание аэропорта, ползущий на взлет лайнер…

Просто не верится.

Я вырвалась из душной Москвы, получила долгожданный отпуск… и свои особые права… и когда я вернусь – меня снова будет ждать Завулон…

Павел проводил меня до троллейбусной остановки. Самый забавный троллейбусный маршрут из тех, что я знаю – он идет из города в город, из Симферополя в Ялту. Как ни странно, это довольно удобно.

Все здесь было по-другому, совсем по-другому. Вроде бы и жарко – но не московской асфальтово-бетонной жарой. И море, хоть до него и далеко, чувствовалось. И буйная зелень, и вся атмосфера огромного курорта в разгар сезона.

Хорошо… мне действительно стало хорошо. Еще бы побыстрее душ принять, выспаться, привести себя в порядок…

– Ты ведь не в Ялту? – понимающе спросил Павел.

– Не совсем в Ялту, – кивнула я. Мрачно посмотрела на плотную очередь. Даже дети в ней были собранны и готовы к схватке за место в троллейбусе. Вещей у меня было всего ничего – сумочка и спортивная сумка через плечо, и в общем-то я могла бы даже постоять – если удастся сесть в троллейбус без билета.

Но не хотелось.

В конце концов у меня тугая пачка командировочных, отпускных и «лечебных» – Завулон ухитрился выдать мне почти две тысячи долларов. На две недели – вполне прилично. Особенно на Украине.

– Ладно, Павлуша, – я чмокнула его в щеку. Оборотень зарделся. – Я доберусь, ты меня не провожай.

– Уверена? – уточнил он. – Мне приказано оказывать тебе любую помощь.

Ох, защитничек… Ящер травоядный, корова с чешуей…

– Уверена. Тебе тоже надо отдыхать.

– Я с товарищами собираюсь на велосипедах путешествовать, – сообщил он зачем-то. – Очень хорошие ребята, украинские волкулаки и даже один молодой маг. Может мы и к тебе заглянем?

– Буду рада.

Оборотень двинулся обратно к зданию аэропорта, явно собираясь сесть на другой рейс. А я неторопливо пошла вдоль жиденького ряда частников и таксистов. Уже смеркалось, и было их совсем немного.

– Куда, красавица? – окликнул меня грузный усатый мужчина, куривший у своего «жигуленка». Я покачала головой – вот еще на «Жигулях» я не ездила между городами… «Волгу» я тоже проигнорировала, неизвестно на что надеющуюся «Оку» – тем более.

А вот новенький «Нисан Патрол» меня вполне устроит…

Я наклонилась над опущенным стеклом. В машине сидели два молодых чернявых парня. Тот, что занимал место водителя, курил, его товарищ отхлебывал из бутылки пиво.

– Свободны, ребята?

На меня уставились две пары оценивающих глаз. Выглядела я не слишком-то кредитоспособной, так требовалось по легенде…

– Возможно, – изрек водитель. – Если в цене сойдемся.

– Сойдемся, – сказала я. – До «Артека». Полсотни.

– Пионерка? – ухмыльнулся водитель. – За полсотни мы тебя по городу покатаем.

Остряк. По возрасту ему уже и слово «пионерка» помнить не положено. Да и амбиции у него непомерные… полсотни карбованцев – почти десять долларов.

– Вы не уточнили главное, – заметила я. – Полсотни чего…

– Полсотни чего? – послушно повторил товарищ водителя.

– Баксов.

Морды парней сразу изменились.

– Полсотни баксов, едем быстро, без всяких попутчиков, музыку громко не включаем, – уточнила я. – Договорились?

– Да, – решил водитель. Зашарил глазами: – А вещи?

– Все со мной, – я села на заднее сиденье, бросила рядом сумку. – Едем.

Похоже, мой тон подействовал. Через минуту мы уже выкатывали на дорогу. Я расслабилась, откинулась поудобнее. Все. Отдых. Мне надо отдыхать… кушать персики… собирать силу…

А потом меня ждет Москва и Завулон…

И тут в сумочке запищал мобильник. Не открывая глаз я достала трубку и приняла вызов.

– Алиса, как добралась?

В груди потеплело. Сюрприз за сюрпризом! Даже в лучшие наши дни Завулон не считал нужным интересоваться такими мелочами. Или это потому, что я сейчас больна и не в форме?

– Спасибо, замечательно. Говорят, были проблемы с погодой, но…

– Я в курсе. Ребята из Дневного Дозора Симферополя помогли с метеоусловиями. Речь не об этом, Алиса. Ты сейчас в машине?

– Да.

– У тебя плохой прогноз на эту поездку.

Я насторожилась.

– Дорога?

– Нет. Очевидно, твой водитель.

Бритые затылки парней каменели впереди. Я секунду смотрела в них, злясь от бессилия. Даже эмоции не почувствовать, не то что б мысли прочитать…

– Справлюсь.

– Ты отпустила сопровождающего?

– Да. Не беспокойся, милый. Я справлюсь.

– Ты уверена, Алиса? – в голосе Завулона была неподдельная тревога. И это на меня подействовало, словно допинг.

– Конечно. Ну глянь снова на прогноз!

Завулон на миг замолчал. Потом удовлетворенно сказал:

– Да, выправляется… Но будь на связи. Я приду, если потребуется.

– Если они меня обидят, ты просто спусти с них шкуру, милый, – попросила я. Парень, сидевший рядом с водителем, обернулся и внимательно посмотрел на меня.

– Не просто спущу, а заставлю их же ее и сожрать, – согласился Завулон. Это была не угроза, разумеется, а вполне реальное обещание. – Ну, счастливо отдохнуть, детка.

Я выключила мобильник и задремала. «Нисан» шел ровно, вскоре мы уже выбрались на трассу. Временами парни закуривали, начинало пахнуть табаком, к счастью – не самым плохим. Потом мотор стал петь натужнее – мы поднимались на перевал. Я открыла глаза, взглянула поверх опущенного стекла в звездное небо. Какие крупные в Крыму звезды. Какие близкие.

Потом я уснула всерьез. Мне даже начал сниться сон – сладкий, томительный, в котором я купалась в ночном море, и рядом кто-то был, и временами во тьме угадывалось его лицо, и я чувствовала легкие касания рук…

Когда я поняла, что касания настоящие, то мгновенно проснулась и открыла глаза.

Мотор молчал, машина стояла чуть в стороне от трассы. Кажется – в аварийном отводе дороги, для тех бедолаг, у которых отказали тормоза.

А у водителя и его друга тормоза и впрямь отказали. Видно было по их глазам.

Едва я проснулась, как приятель водителя убрал руку от моего лица. И даже скорчил улыбку:

– Приехали, подруга.

– Непохоже на «Артек», дружок, – в тон ответила я.

– Мотор перегрелся, – водитель облизнул губы. – Надо подождать. Можно выйти, проветриться.

Он даже искал какие-то бессвязные отговорки, видно, волновался куда больше своего товарища. А тот наоборот, взвинчивал себя:

– Пописать можно…

– Спасибо, не хочется, – я продолжала сидеть, с любопытством глядя на парочку. Интересно, что они предпримут? Попытаются вытащить меня из машины? Или попробуют изнасиловать прямо здесь?

А потом?

Отпускать – опасно. Наверное, вниз с обрыва. Там уже море… лучший друг убийц всех времен и народов. Это земля хранит следы долго, у моря – короткая память.

– Сомнение возникло, – заявил водитель. – Деньги-то у тебя есть… пионерка?

– Раз подрядила вас, – я выделила тоном слово «подрядила», – значит, есть.

– Покажи, – потребовал водитель.

Ох, ну какие же вы тупые… людишки…

Я молча достала из сумочки пачку баксов. Отделила от нее полтинник, протянула – будто не замечая жадных глаз, впившихся в деньги. Ну теперь точно, конец мне.

И все-таки они продолжали нуждаться в каких-то оправданиях. Хотя бы перед собой.

– Это же фальшивые! – взвизгнул водитель, бережно пряча полтинник в карман. – Да ты, сучка, хотела нас…

Я выслушала порцию отборной брани, все так же невозмутимо наблюдая за ними. Хотя что-то внутри меня напряглось – все-таки я не имела нормальной силы Иного, позволившей бы сделать из двух ублюдков послушные марионетки.

– На дружка своего надеешься? – спросил товарищ водителя. – Да? Шкуру он, значит, спустит? Да мы с него спустим, курва!

Я захохотала, представив себя миллион и одну забаву, которую сотворил бы со щенками Завулон. За одни лишь эти слова.

Водитель схватил меня за руку. Лицо его, в общем-то молодое и красивое, я бы была не прочь завести с таким юношей курортный романчик, исказилось от смеси злобы, страха и похоти.

– Платить будешь натурой, стерва!

Угу. Натурой. А также вещами, а также кратким полетом вниз по почти отвесному склону…

Нет, не хочется мне так начинать знакомство с черноморской водичкой. Ко мне потянулся второй парень – причем уже явно нацеливаясь порвать блузку. Козел, она же двести пятьдесят баксов стоит!

Его руки почти коснулись меня, когда я уперла ему в лоб ствол пистолета.

Наступила короткая пауза.

– Какие вы крутые, мальчики, – промурлыкала я. – А ну-ка, ручки убрать, и вон из машины.

Пистолет их ошеломил. Может быть потому, что я вышла из аэропорта, и предположить, что у меня есть оружие было совсем невозможно. А может почуяли, инстинктом мелких шавок, что выпустить им мозги будет для меня развлечением.

Они выскочили из машины, я вышла следом. Несколько секунд парни колебались, а потом кинулись бежать. Но это уже не устраивало меня.

Я всадила первую пулю в лодыжку приятелю шофера. Ему ноги менее важны, на педали жать не надо. Ранение было совсем смешным, вскользь, скорее ожог кожи чем огнестрельная рана, но этого вполне хватило. Парень с воем упал, его товарищ застыл как вкопанный, подняв руки. Интересно, за кого они меня приняли? За сотрудницу ФСБ на отдыхе?

– Жадность вашу вполне понимаю, – сказала я. – Экономика в разрухе, зарплату не платят… Похоть – тоже. В конце концов, в вас еще юношеская гиперсексуальность бурлит. Во мне, кстати, тоже!

Даже раненый замолчал. Они внимали мне в полной тишине – дорога к ночи опустела, лишь вдали виднелись приближающиеся фары. А ночь была восхитительная – тихая, звездная, теплая крымская ночь, и внизу, под обрывом, шумело море.

– Вы ведь очень симпатичные ребята, – сказала я. – Одна беда, я теперь не настроена на секс. Вы себя слишком плохо вели. Но!

Я подняла вверх палец, и они уставились на него, как загипнотизированные.

– Мы найдем выход!

Судя по их лицам, ничего хорошего они уже не ждали. Ну и зря. Я же не убийца.

– Поскольку вас двое, и вы, явно, хорошие приятели, – объяснила я, – для вас не составит проблем удовлетворить друг друга. После этого мы спокойно и без приключений доедем до лагеря.

– Да ты! – водитель шагнул было ко мне, но нацеленный в пах ствол оказал должный эффект.

– Есть запасной вариант, – согласилась я. – Можно избавить вас от лишних частей тела. И я ставлю три против одного, что сумею это сделать с первого выстрела.

– Ты… – прошипел раненый. – Да за нас…

– За вас «копийки» ломаной не дадут, – сообщила я. – Спускайте штаны и за работу.

Той силы, которой любой Иной может сломать волю человека, во мне не было. Но, наверное, в голосе осталась убедительность.

Они подчинились.

Мы в отделе порой смотрим гейскую порнушку – очень забавно. Так же как в дежурке у вампиров и магов частенько крутят лесбийские фильмы.

Но в кино актеры отдавались делу самозабвенно и умело. А эти два придурка явно были расстроены неожиданным поворотом событий и соответствующего опыта не имели. Так что я в основном любовалась ночным морем, поглядывая лишь, чтобы парни не сачковали.

– Ничего, – утешила я их, когда все закончилась. – Как говорится в поговорке – первый раз не считается. В машину.

– Зачем? – прекратив отплевываться, завопил водитель. Наверное, решил, что я хочу их застрелить и спустить вместе с тачкой вниз, в море.

– Ну, вы же подрядились меня довести? – удивилась я. – И деньги уже получены.

Дальше мы ехали без приключений. Лишь на середине пути водитель стал вопить, что он сам себя ненавидит, что жить ему теперь незачем, и он сейчас вывернет руль в пропасть.

– Давай-давай! – согласилась я. – С пулей в затылке тебе будет совсем не больно падать!

Он замолчал.

Пистолет я из рук не выпускала до самых ворот «Артека».

Уже открыв дверь, я подалась обратно:

– Да, вот что еще, ребятки…

Они с ненавистью смотрели на меня. Будь я в форме – столько силы бы откачала!

– Лучше и не пробуйте найти меня. Иначе эта ночь вам покажется раем. Понятно?

Ответа не последовало.

– Молчание – знак согласия, – решила я, пряча маленький «Astra Cub» обратно в сумочку. Идеальное оружие для хрупкой женщины… хотя через таможню его пришлось нести Павлу.

Я пошла к воротам, а «Нисан» с ревом укатил прочь. Надеюсь, у незадачливых грабителей-насильников хватит ума воздержаться от мести…

Впрочем, через пару дней меня перестанут волновать мелкие местные бандиты.

Вот так в два часа ночи я приехала в «Артек», где мне предстояло восстанавливать здоровье.

«Вкушать бульончик», как выразился Карл Львович, подписывая требуемые разрешения.

Каждый образцовый советский пионер должен был совершить в жизни три вещи – навестить Ленина в мавзолее, отдохнуть в «Артеке» и повязать галстук октябренку. После этого он мог приступать к следующей стадии своего развития – комсомолии.

Я в своем недолгом пионерском детстве успела выполнить лишь первый пункт. Теперь был шанс восполнить один из пробелов.

Не знаю, как в советские времена, а сейчас образцовый детский лагерь выглядел серьезно. И забор вокруг территории был вполне исправный, и охрана дежурила у входа. Правда оружия видно не было… на первый взгляд… но крепкие парни в милицейской форме и без него выглядели достаточно серьезно. Как-то совершенно смешно смотрелся рядом с этими стражами порядка пацан лет четырнадцати-пятнадцати. Может быть, отголосок прежних времен, когда звенели горны, стучали барабаны и стройные шеренги пионеров шли на пляж принимать в установленном порядке водные процедуры?

Честно говоря, я ожидала бюрократической волокиты. Или повышенного удивления. Но, похоже, пионервожатым (сейчас, впрочем, моя должность именовалась проще – воспитательница) было не впервой добираться к «Артеку» в два часа ночи на иномарках. Один из охранников мельком глянул на мои документы – настоящие, выправленные во всех положенных инстанциях, заверенные подписями и печатями, после чего подозвал постового мальчишку.

– Макар, проводишь Алису к дежурному.

– Угу, – буркнул пацан, с интересом разглядывая меня. Хороший, незакомплексованный мальчик. Видит красивую девушку и не стесняется проявить свой интерес. Далеко пойдет…

Мы вышли из домика охранников, прошли мимо длинного ряда стендов с распорядками дня, объявлениями о каких-то мероприятиях, детскими стенгазетами… как давно я не видела стенгазет! Двинулись по скупо освещенной алее, причем я поймала себя на том, что непроизвольно ищу по сторонам гипсовые статуи горнистов и прочих девочек с веслом. Впрочем, таковых не нашлось.

– Вы к нам временно? – спросил мальчик.

– Да.

– Макар, – он с достоинством протянул мне руку.

– Алиса, – я обменялась с ним рукопожатием, с трудом удерживаясь от улыбки.

Разница в возрасте у нас с ним – лет десять, ну может двенадцать. А даже по именам видно, как все изменилось. Куда исчезли Кэрроловские и Булычевские Алисы? Ушли вслед за гипсовыми горнистами, пионерскими знаменами, утраченными иллюзиями и несбывшимися мечтами. Стройными колоннами ушли, под веселую задорную песню… Девочка, сыгравшая когда-то Алису в телефильме, и влюбившая в себя всех мальчишек страны, теперь мирно трудится биологом, с улыбкой вспоминая свой романтический образ.

Пришли другие. Макары, Иваны, Егоры, Маши… Неизменный закон природы – чем хуже живет страна, чем в большую грязь ее втаптывают, тем сильнее тяга к корням. К старым именам, к старым порядкам, к старым ритуалам. Нет, они ничем не хуже, Макары и Иваны. Наоборот, наверное. Серьезнее, целеустремленнее, не связаны идеологией и показушным единством. Они куда ближе к нам, Темным, чем те Алисы, Сережи, Славы…

И все-таки немножко обидно. То ли за то, что мы не были такими, то ли за то, что они такими стали.

– Вы к нам временно? – все так же серьезно осведомился мальчик.

– Да. Моя подруга заболела, я ее буду подменять. Но на следующий год попробую приехать снова.

Макар кивнул:

– Приезжайте, у нас тут хорошо. Я на следующий год тоже приеду. Мне уже будет пятнадцать лет.

То ли мне показалось, то ли в глазах у этого чертенка и впрямь мелькнул огонек.

– А после пятнадцати?

Он покачал головой. С явным сожалением сказал:

– Только до шестнадцати можно. Впрочем, я собираюсь в шестнадцать уезжать на учебу в Кембридж.

Я чуть не поперхнулась.

– Это достаточно дорого, Макар.

– Знаю. Все запланировано пять лет назад, не беспокойтесь.

Наверняка, сын какого-нибудь нувориша. У них и впрямь все запланировано.

– Основательный подход. Там и останешься?

– Нет, зачем? Получу достойное образование, и вернусь в Россию.

Очень серьезный ребенок. Что ни говори, а среди людей порой попадаются забавные экземпляры. Жалко, что не могу сейчас протестировать его на способности Иного… такие ребята нам нужны.

Вслед за своим провожатым я свернула с вымощенной квадратными каменными плитками дорожки на узкую тропинку.

– Здесь короче, – объяснил мальчик. – Не беспокойтесь, я тут все знаю…

Я молча шла за ним – было темновато, приходилось полагаться лишь на человеческие способности, но его белая рубашка служила надежным ориентиром.

– Вон, огонек видите? – спросил Макар, оборачиваясь. – Прямо на него идите, а я побежал…

Похоже, мальчик просто-напросто решил надо мной подшутить… до огонька было метров триста по густо заросшему парку. Будет ему повод похвастаться перед друзьями: завел новенькую воспитательницу в кусты, и там бросил…

Но едва Макар сделал шаг в сторону, как зацепился за что-то ногой и с удивленным возгласом упал. Я даже злорадствовать не стала – так это было смешно.

– Ну вот, а говорил «все знаю», – не удержалась я.

Он даже не ответил – сопел, растирая разбитую коленку. Я присела рядом, заглянула в глаза:

– А ведь ты надо мной хотел подшутить. Верно?

Парнишка взглянул на меня – и быстро отвел глаза. Пробормотал:

– Извините…

– Над всеми так шутите? – спросила я.

– Нет…

– Чем же я удостоилась такой чести?

Он ответил не сразу.

– У вас вид был… очень самоуверенный.

– Еще бы, – легко согласилась я. – Добиралась с приключениями. Чуть не убили по дороге, честное слово! Но выкарабкалась. С каким же еще видом мне ходить?

– Извините…

С него окончательно слезла и вся серьезность, и вся самоуверенность. Присев рядом я попросила:

– Покажи коленку.

Он убрал руки.

Сила. Я знала, что она есть. Я почти чувствовала ее, бьющую из мальчишки силу: рожденную болью, обидой, стыдом, острую и чистую… Я почти могла ее взять – как любая темная Иная, чья сила – чужая слабость.

Почти могла.

Все-таки это было еще не то, что надо. Макар сидел, стиснув зубы, и не издавая ни звука. Держался – и держал силу в себе. Это – слишком много для меня сейчас…

Я достала из сумочки тонкий фонарик-ручку, посветила.

– Ерунда. Хочешь, пластырем залеплю?

– Да не надо, само пройдет…

– Как знаешь, – я поднялась, посветила вокруг. Да, трудновато будет найти дорогу к теплеющему вдали окошку… – Ну так что, Макар? Убегаешь? Или проводишь меня все-таки?

Он молча встал и пошел вперед, я двинулась за ним. Уже у самого здания, оказавшегося совсем не маленьким – двухэтажный каменный особнячок с колоннами, Макар спросил:

– Расскажите дежурному?

– Про что? – я засмеялась. – Вроде как ничего не было, мы мирно прогулялись по аллее…

Он посопел секунду, потом сказал еще раз, причем куда с большей искренностью:

– Извините. Я глупую шутку придумал.

– Лечи коленку, – посоветовала я. – Промыть не забудь, и йодом смажь.