Текст книги "Наша фантастика, №3, 2001"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Андрей Белянин,Марина и Сергей Дяченко,Генри Лайон Олди,Александр Зорич,Алексей Калугин,Евгений Лукин,Андрей Валентинов,Алексей Бессонов,Любовь Лукина,Алексей Корепанов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

Не тратя времени попусту, оборачиваюсь в сторону приближающихся шагов. Меч валится из моих рук. Это женщина. Геката. Строгие, благородные черты лица – часть ее второго тела. Она молча глядит на первое, лежащее у моих ног. Потом переводит взгляд на меня. Не могу сражаться с женщиной. Тем более с такой красивой, как эта.

Опять беру гитару и начинаю играть.

Откликаясь на мою мелодию, над рекой шевелится туман. В нем вдруг возникают цветные, почти живые картины. Геката смотрит туда. В тумане – мраморная набережная узкой речки. Там, под сенью величественного каштана, сидят двое – парень и девушка. Парень высокого роста, темноволос, его лицо… Я вам уже говорил: не смотрите на это лицо. Девушка светловолосая, ее серые глаза горят любовью и радостью. Эхо звучного смеха переплетается с аккордами гитары и возносится к сводам пещеры. Мелодия звучит грустнее, а в тумане над рекой – другая картина.

Знакомая набережная, но теперь там – осень. Тот самый парень, укутавшись в черный плащ, одиноко шагает по набережной. Моросит противный осенний дождь. Капли дождя на его лице перемешиваются со слезами и кровью, текущей из раны на лице. Ветер срывает мокрые листья каштана, сбрасывает их в реку. Река медленно уносит листья прочь.

Одна, совсем неприметная слезинка бежит по щеке Гекаты. Женщина на мгновение отворачивается. Когда поворачивается обратно, лицо ее – другое. То, что я видел в тумане возле домика Радаманта. Мелодия обрывается. Туман. Опять только туман. Вместе с картинами в тумане пропадает и Геката. Я остаюсь один. Нету тела у моих ног, только в двадцати шагах от меня сцепились в схватке Орт и его брат. Две головы Цербера безжизненно свисают, но змеи с шеи безжалостно жалят Орта в бока. Делаю шаг в их сторону, но Орт рычит. И мне слышится в этом рычании слова: «В лодку!»

Я убегаю, а Орт с братом валятся на землю, вцепившись друг в друга зубами. Прощай, Орт. Прощай, неожиданно обретенный друг.

Медсестра отложила в сторону шприц с остатками питательного раствора и присела рядом с больным. Влажной губкой очистила кровоточащую сторону его лица. Взяла его руку в свои ладони и тихо запела колыбельную, так любимую ее братом. Она не знала, не могла обьяснить, кому пела. Может, себе. А может, мужчине, который не слышит ее да и вряд ли когда-нибудь услышит.

Петь колыбельную тому, кто спит пятый год?..

Харон размахивает руками и собирается оттолкнуться от берега, так и не взяв меня в свою чертову лодку. Я запрыгиваю в нее, не обращая внимания на протесты старикашки. Он пытается вытолкнуть меня. Хватаю его в объятия, поднимаю и кидаю в волны Стикса. Надеюсь, он умеет плавать. Жаль было бы старичка. Но я не член общества по спасению утопающих и поэтому быстрее сажусь за весла, спиной к дальнему берегу. Теперь я вижу свою Дику. Она сидит в лодке и улыбается мне. Контуры ее тела стали более осязаемыми, она уже больше похожа на живого человека. Кажется, одно мгновение – и мы на другом берегу. Гребу, глядя на любимую, пока днище лодки не заскрежетало по песку.

Теперь я опять должен отвернуться. Знали бы вы, как это трудно. Почти невозможно. Все-таки я отворачиваюсь и шагаю мимо домика, в котором живет Радамант. Спешу поскорее выбраться из этой проклятой пещеры.

Подниматься наверх почему-то много легче, чем спускаться. Может, потому, что я вижу все выступы, за которые можно цеплятся? А может, потому, что все ближе победный конец моего похода. Единственная мысль не дает покоя: как там Дика? Не отстала ли? Легче ей взбираться потому, что она – дух, или, наоборот, – сложнее?

Наконец утес преодолен. Еще несколько сотен шагов – и я уже вижу проникающий снаружи в пещеру дневной свет. Невольно оборачиваюсь взглянуть, как там Эвридика. Она стоит рядом, улыбаясь. Почти как живая. Почти…

Ее тело вдруг расползается туманом. Я еще пытаюсь заключить ее в объятия, но мои руки обнимают пустоту. Ее уже нету… Только слабый огонек отдаляется от меня.

Бросаюсь вслед за этим огоньком, но буквально в двух шагах упираюсь в огромное зеркало, перегородившее путь назад. Желаю, чтобы оно исчезло, но ничего не происходит, только по поверхности зеркала бежит еле заметная трещина. С разбегу бью кулаком по своему отражению. Осколки, падая, ранят мне руки. Но это пустяк – не больно. Больно оттого, что за зеркалом – стена. Каменная кладка, покрытая плесенью.

Кровоточащими руками безнадежно бью по холодному и бесчувственному камню. Еще раз пытаюсь что-нибудь изменить. Закрываю глаза. Открою их – стены не будет.

Нет, ничего не меняется. Я бессилен. Не в моей воле что-нибудь изменить, путь назад закрыт…

Бьюсь головой о проклятую стену. Слезы текут по щекам, но я этого не замечаю. Не чувствую ничего, кроме дикой боли там, где, как говорят, должно быть человеческое сердце.

Дика, моя Дика… Неужели я опять тебя потерял?

Из небытия меня вырывает тихая песня. Еле слышный женский голос достигает слуха, но слов не разобрать. Звук доносится оттуда, где в пещеру проникает дневной свет. Поневоле бреду туда, влекомый чарующим голосом. Слышу все лучше и лучше. У выхода из пещеры, там, где солнечный свет борется с мраком подземелья, стоит девушка. Ее лицо – то, что я видел в тумане. Оно похоже на лицо Дики, но в то же время – это лицо эринии и плачущей Гекаты.

Тихо напевая, она отступает к свету. Прямо из ниоткуда появляется широко распахнутая дверь. Девушка останавливается в дверях и с немым вопросом глядит на меня.

Оборачиваюсь – за моей спиной негостеприимно чернет вход в пещеру. Кое-где сверкают осколки зеркала. Зеркала, разбитого, как и мои надежды вернуться назад, исправить то, что непоправимо.

Делаю шаг вперед – через прямоугольник двери. С той стороны до меня доносится свежий весенний ветерок, легко играя белым платьем стоящей в дверях девушки.

Иду к дверям…

Когда он открыл глаза, она была рядом. Теперь он блуждал взглядом по палате, ища чего-то или просто пытаясь сообразить, где он находится.

Она взяла его за руку, привлекая внимание к себе.

Мужские глаза взглянули на нее, а губы приоткрылись – и девушка услышала слабый голос:

– Дика…

– Я не…

Но мужчина опять повторил:

– Дика.

Открывается дверь палаты, и входишь ты. Наклоняешься, целуешь. Пряди твоих волос нежно касаются моего лица.

– Вот книга, о которой ты спрашивал. Я скоро вернусь.

Смотрю на твой исчезающий за дверью силуэт, прислушиваюсь к звукам удаляющихся шагов. Потом раскрываю книгу, на обложке которой красуется название: «Феномен „цветущей кобры“». На первой странице снимок коварного цветка. Смотрю на него, и на грудь наваливается груз разных чувств, но боль заглушает все.

Листаю книгу. В самом конце – список жертв «цветущей кобры». С фотоснимками. Со страниц книги на меня с улыбкой смотрит Дика. А рядом… Нет, это не медсестра, хотя сначала я подумал именно так. Лицо мужчины, очень похожее на ее лицо. Под снимком – фамилия, даты рождения и смерти. Два события, между которыми втиснута жизнь…

Откладываю книгу.

«Цветущая кобра» отняла у тебя брата. А ты отняла у нее меня…

Слышу шаги. Это возвращаешься ты.

Когда я остаюсь один, в палату иногда заглядывает пес. Обычно он устраивается в углу и наблюдает за мной влажными глазами. Я зову его Ортом. Кажется, это псу нравится.

Я быстро поправляюсь. Завтра меня обещали выпустить во двор. И все время рядом со мною – она. Я знаю, она не моя Дика. Дики нет уже давно. Но она – рядом. Она так красиво улыбается, а руки ее такие теплые. Я даже сказал бы: любящие руки. Сказал бы, если бы не боялся. Ее лицо – это лицо девушки, которая вывела меня из пещеры. Лицо эринии. Только чертовски доброй эринии.

Красавица моя, я же – больной. Я старше тебя почти на десять лет.

А может быть, на многие столетия…

Владимир Крыштелев
ВТОРЖЕНИЕ

Рис. А. Семякина

Я сидел на скамейке в парке и устало смотрел, как приземляется космический корабль. Не нужно было много ума, чтобы догадаться, что это в принципе означало. Все ясно без лишних слов: инопланетяне решили захватить Землю. Ну, так им и надо. Мне-то, собственно, какое до этого дело.

Корабль самым наглым образом выжег площадку в лесу – недалеко от того места, где я сидел, – и приземлился. Открылся люк, и на свет появился человекообразный робот, оснащенный кучей различных приспособлений, призванных, по-видимому, облегчать и без того трудную его жизнь.

Просканировав местность, он уставился на меня.

– Добрый…

Он запнулся и поднял голову, очевидно чтобы измерить угол наклона солнца над горизонтом. Но это ему не удалось, поскольку погода была пасмурной, и он беспомощно застыл.

– День, – подсказал я ему и добавил: – Часы с собой носить надо.

– Только прилетел. Еще не успел настроиться на местное время. Ну ничего, я возьму твои.

Я взглянул на свои наручные электронные часы.

– Я не собираюсь их отдавать, – уведомил я его.

– А я и спрашивать не буду. Вот сейчас уничтожу тебя и заберу часы.

Интересная логика, но в целом он начал уже меня утомлять.

А робот продолжал:

– Целью моего дружественного визита является завоевание Земли и полное уничтожение ее населения.

Ну, что я говорил. Ни капли оригинальности. Все инопланетяне (которых, правда, до настоящего момента никто не видел) только и мечтают о том, как бы уничтожить Землю. Я им даже немного сочувствую – ведь не со зла это они. Просто они достигли таких высот цивилизации, когда других проблем больше нет.

Человек в своем извечном стремлении покорить космос дошел до Луны, постоял, подумал и повернул назад. А инопланетяне в этом почувствовали слабинку. Вот и нагрянули сразу.

Робот тем временем еще что-то пробормотал и объявил, что я подлежу немедленному расстрелу. Но он мне уже порядком надоел, так что даже не смог этим заявлением привлечь к себе внимание. Я с гораздо большим интересом наблюдал, как белка прыгает с ветки на ветку, пытаясь угадать, где она повернет.

После прочтения моего приговора робот поднял руку и направил ее на меня. Из устройства на его предплечье вырвалась маленькая ракета и с огромной скоростью устремилась в противоположную от меня сторону. Последовала яркая вспышка, и совершенно безобидная сосна рухнула на дорогу.

– Ты хоть бы стрелять научился, – заметил я.

– Извините, технические неполадки, – забормотал робот. – Одну секундочку – и все будет исправлено.

Но я уже окончательно потерял интерес к нему, поэтому просто встал со скамейки и спокойно направился прочь.

Раздался еще один хлопок. Яркая вспышка. Я обернулся, чтобы взглянуть, не забыл ли я на скамейке сигареты, однако от скамейки остались лишь дымящиеся обломки, а столб линии электропередач, стоявший за ней, постигла та же участь, что и сосну перед этим.

– Ну теперь жди. Электрики приедут – они тебе точно все гайки скрутят, – предупредил я. – И молись, чтобы этим все обошлось.

– А что? – испугался робот.

– Не любят они этого, – задумчиво произнес я.

– Что же делать? Что же делать? – забегал робот, хватаясь руками за голову.

– Ничего не делать. Я пошутил.

– Как?

– Эта линия электропередач не работает уже четыре года.

– Почему? – снова задал робот глупый вопрос.

– Экономия электроэнергии. Экономика должна быть экономной! – провозгласил я.

– А что же случилось с теми, кто получал от этой линии электричество? – поинтересовался робот. Своими детскими вопросами он начинал действовать мне на нервы.

– Разве это непонятно? Ничего не случилось, просто они его больше не получают.

– Бедные люди! Бедные люди! – снова стал хвататься за голову робот.

– Слушай, – разозлился я, – ты прилетел, чтобы соболезнования выражать или чтобы Землю завоевывать?

– Землю завоевывать, – угрюмо ответил он.

– Ну так и занимайся своим делом! – отрезал я и продолжил свой путь.

– Но я не могу так, – заныл робот. – Мне не оказывают никакого сопротивления. Это нечестно.

Я сжалился над ним:

– Ладно, пойдем со мной, я попытаюсь организовать тебе сопротивление.

– Правда? – обрадовался он. – Слушай, ты – настоящий друг. Как только будет оказано сопротивление, тебя я расстреляю в первую очередь. Обещаю!

Мы вышли из парка и направились по улице к ближайшему телефону.

– Телефон-автомат, – прочитал робот. Осмотрев свое вооружение, он добавил: – Интересное усовершенствование.

– Иди ты… – сказал я. Потом, подумав, продолжил: – Прямо по этой улице. Через несколько шагов справа увидишь магазин. Зайди, купи минеральной воды.

– А ты? – спросил робот.

– А я позвоню и подойду. Если через час меня не будет – можешь взорвать бутылку из-под минеральной воды.

– Указания приняты, – объявил завоеватель и зашагал прочь.

Я набрал номер милиции.

– Алло, – сказал я, когда там подняли трубку. – Здесь прилетел инопланетянин с целью захватить Землю, просит оказать сопротивление.

В ответ полился поток слов и устойчивых выражений, из которого я понял, что мне рекомендуют обратиться к психиатру.

Ясно, отсюда помощи не дождешься. Я побрел к магазину.

Робот, увидев меня, радостно подбросил бутылку и сразу двумя ракетами мастерски разложил ее на атомы.

– Ты чего хулиганишь? – строго спросил я.

– Ты же сказал, что, если через час не придешь, мне нужно взорвать бутылку с минеральной водой.

– Во-первых, не нужно, а можно, во-вторых, не с минеральной водой, а из-под минеральной воды. А в-третьих, еще только пять минут прошло. Где тебя, олуха такого, программировали?

– Я решил, что если ты пришел через пять минут, то через час ты прийти уже не можешь, – начал оправдываться он.

– Через час – значит в течение промежутка времени от нуля до девяноста минут с указанного момента, включая верхний и нижний пределы. Это понятно?

– Но девяносто минут – это час и еще тридцать минут, – не понял робот.

– Это условное обозначение, – отмахнулся я. – Но где же найти для тебя сопротивление?

Тем временем из магазина с довольным видом вышел мужик с бутылкой «Пшеничной» в руках. К нему присоединились еще двое, у которых прояснился взгляд и расцвели улыбки, когда они увидели, что он несет. Все трое дружно отправились в ту сторону, откуда мы только что пришли. И внезапно меня озарило.

– Слушай, – сказал я роботу, – видишь тех троих?

– Вижу, – хмуро отозвался он.

– У одного из них в руках бутылка. Подойди к ним, вырви у него ее и хлопни об асфальт. Будет тебе сопротивление!

– Правда? – обрадовался робот и поспешил выполнять мои рекомендации.

* * *

Я собрал все, что осталось от робота, и погрузил на корабль.

– Куда тебя хоть везти? – спросил я, разглядывая пульт.

– Там есть красная кнопка, – ответила отделенная от туловища голова моего собеседника, – на нее не нажимай.

Я с трудом удержал руку, уже потянувшуюся было к красной кнопке.

– Олух, говори, на какие нажимать!

– Слева на пульте – зеленая и желтая, а справа – синяя и коричневая. Нажми в той последовательности, как я сказал.

Выполнив это, я едва успел заметить удаляющееся Солнце на экранах внешнего обзора.

– Ну, как тебе сопротивление? – поинтересовался я, закуривая.

– Я не успел ничего сделать, – пожаловался робот. – Нельзя же так сразу.

– Ну, я тут ни при чем. – Я пожал плечами. – Никто не виноват, что скорость обработки данных у тебя хромает.

– Сто миллиардов операций в одну наносекунду.

– Видать, маловато.

Тут маленькая звездочка, которая казалась до этого пылинкой в космосе, неожиданно выросла и заняла весь экран.

– Теперь нажми на белую кнопку два раза, – скомандовала голова.

– А одного ей недостаточно?

– В первый раз она заест.

На экранах появилось изображение огромного космодрома со множеством кораблей, и я понял, что мы прилетели.

Включились системы торможения, и на несколько секунд наш корабль завис прямо над другим таким же кораблем, мирно стоявшим на космодроме, видимо размышляя, приземляться ли прямо на него. Наконец бортовой компьютер решил, что не стоит, и мы хлопнулись в десяти метрах правее.

* * *

Все-таки милые люди эти инопланетяне. Мы с ними отлично побеседовали и произвели друг на друга очень приятное впечатление. Напоследок я поинтересовался:

– Я одного не пойму. Зачем вам понадобилось захватывать нашу планету?

Инопланетяне переглянулись:

– Мы и не собирались этого делать. Мы послали робота исследовать Солнечную систему, и больше никаких указаний ему не было дано.

– Ну тогда я вообще ничего не понимаю. Этот гражданин явился на Землю, стал разбрасываться ракетами и кричать, что он захватчик.

Профессор с длинной седой бородой оглянулся на голову робота:

– Опять самодеятельность?! Проклятый параноик! И угораздило же меня с тобой связаться! Пущу на переплавку, – пригрозил напоследок он.

– Так, значит, у вас и в мыслях не было вторгаться на нашу планету?

– Нет, конечно.

Вот так всегда! Только приготовишься понаблюдать настоящее нападение, как перед тобой извиняются и заявляют, что это была ошибка. Неинтересной стала жизнь!

Григорий Панченко
ПЕРЕМЕНА ЗНАКА

Автоматная очередь прошла поверху. Лейтенант инстинктивно втянул голову в плечи, хотя в этом уже не было нужды, потом высунулся и выстрелил в ответ. Солдат сидел прислонившись к земляной стене окопа, и на лице его была написана смертельная тоска. Он только что присоединил новый магазин, но не спешил стрелять, потому что знал, что произойдет через несколько минут. Знал, хотя ему и не полагалось. Никому здесь не полагалось, однако знали все. На передовую информация проникает по самым немыслимым каналам.

Якобы сегодня в 18.00 противник собирается применить сверхоружие. Может, и в самом деле применит – с него станется, хотя по договору, гласному или негласному, обе стороны пока воздерживались от таких шагов. Наши, опять же якобы, узнали об этих коварных планах и теперь нанесут направленный упреждающий удар. Можно догадаться, насколько он направленный, если ровно в полдень приказано надеть сразу все средства индивидуальной защиты, от противогаза до крэкера (в переводе на человеческий язык это значит, что ни одно из них не поможет). Но уж точно – упреждающий. Аж на шесть часов.

Когда-то, еще в школе, их возили по местам Славного Прошлого, и женщина-экскурсовод, профессионально тараторя, выдала: «Перед отступлением из города оккупанты хотели взорвать мост, но это им не удалось, так как наши подпольщики их опередили». Класс зашелся диким хохотом.

Солдат попытался улыбнуться, но лицо его исказила гримаса. Ну да – бей врага его же оружием… Сверхоружием. А сейчас у него уже есть свой сын. Малыш. Его пока что ни разу не возили на школьные экскурсии. Похоже, и не повезут.

Было без трех минут двенадцать.

Он заметил, что лейтенант стреляет не в сторону противника, а в яркое летнее небо. Э, да он не так уж и глупо себя ведет. Он вообще не дурак, мобилизованный студент, какой-то физик-химик, не из этих уставных рыл. И защиты на нем нет. Впрочем, защиту надел только командир отделения, ветеран и идиот. А может, и не надел: у него такая рожа, что от противогаза не отличить. Поговорить бы с ним напоследок, но лень, лень… Солдат никогда не думал, что именно это чувство овладеет им в такой момент.

– Слышь… Да брось ты палить, все равно без толку! – пересилил он себя. – Лучше объясни, чем сейчас накроют – и нас и их. Ты же ученый!

Лейтенант посмотрел на него без удивления. Потом мельком глянул на часы: он тоже ждал полудня.

– Ты знаешь такое понятие – «абсолютный растворитель»? – сказал он спокойно, но быстро, чтобы успеть. – Так вот, теоретически – это вещество, способное растворить абсолютно все. Но на практике его нельзя получить, с ним нельзя работать, потому что его невозможно хранить: оно растворит любую емкость. Так же и с абсолютным оружием.

– Чего «так же»?

– А то, что, как я понимаю, ни я, ни они, – лейтенант указал большим пальцем вверх, – не могут знать, что случится три минуты спустя… Нет, даже две. Сверхоружие – это абсолют. Его нельзя испытывать по определению, а применить можно только один раз: сразу после нажатия кнопки оно заживет своей жизнью, вернуть под контроль его уже будет нельзя. Как абсолютный растворитель. Понял теперь?

И улыбнулся. Улыбка не была фальшивой, он явно ничего не боялся, этот светловолосый паренек. Если что-то его и мучило, то не страх, а любопытство: как оно будет?..

– Вот поэтому я тоже не надеваю всю эту антирадиационно-противохимическую дрянь, но совсем по иной причине. Ты считаешь, что эта штуковина по своей мощности просто прошибет любую защиту, а я – что она вообще будет действовать непредсказуемым образом и мы даже знать не можем, что против нее поможет, а что – наоборот.

– Это ты у себя в универе слыхал или сам решил? – ошеломленно спросил солдат.

– И решил, и слыхал.

Помолчав немного, солдат передернул плечами:

– Ладно, не все ли равно… Сколько осталось? – И сам посмотрел на часы.

Осталось чуть больше минуты.

– Сто двадцать секунд, – сказал лейтенант.

Внезапно он развернулся и открыл огонь по позициям противника. Солдат тут же последовал его примеру. Комментариев не требовалось: из-за поворота окопа за их спинами возникло армейское начальство, как бы не заработать пулю за преступное бездействие раньше, чем все случится. Не очень большое начальство – два сержанта и капитан.

Стреляя вслепую, солдат еще раз украдкой бросил взгляд на часы. Последний раз. Больше ему глянуть на циферблат не доведется.

Внезапно мир вокруг него наполнился светом и автомат подпрыгнул в руках.

Несколько секунд он ощущал себя на грани жизни и смерти. Окончательно поняв, что жив, он боязливо поднес руки к лицу – и обомлел.

Ремень автомата захлестнулся на его предплечье, так что он потянул его за собой. Потянул, как не имеющую веса детскую игрушку. Автомат был пластмассовый, детский, с нарядной этикеткой сбоку и лампочкой, имитирующей вспышку выстрела, на конце ствола.

Солдат опустил глаза на висящий у пояса штык в ножнах. Яркий пластмассовый кинжал, которые продают в детских магазинах рядом с игрушечными же саблями и щитами.

Солдат представил, как в пусковых шахтах среди сложнейшей аппаратуры стоят игрушечные ракеты, как танкисты с недоумением топчутся вокруг своих вдруг ставших игрушечными машин, а на палубах авианосцев четкими рядами выстроились игрушечные самолеты с куцыми крылышками.

Это и есть сверхоружие?

Последние слова он, видимо, произнес вслух, потому что ответил ему лейтенант:

– Не знаю… У меня такое впечатление, что нам кто-то помог, не дал уничтожить друг друга.

– Кто? – Солдат всем корпусом повернулся к нему.

– Я же сказал – не знаю. Может быть… оттуда? – И лейтенант снова указал большим пальцем вверх.

Рядом с ним один из сержантов стоял на коленях и, кажется, молился. Солдат посмотрел в небо, готовый рухнуть ниц:

– ОН?

– А может быть, ОН. – Лейтенант направил палец себе под ноги, в землю. – Дьявол ли, Бог или парни из летающих тарелочек – не все ли тебе равно?

Нет, ему было не все равно. Вокруг них собирались люди в защитной форме, все с одинаково потрясенными лицами, но что-то мешало солдату стать одним из них. Ему обязательно надо было закончить разговор. Вот только зачем? Разве может он быть важнее того, что уже произошло?

А лейтенант все говорил, и выглядел он гораздо серьезнее, чем недавно, когда ожидал двенадцати:

– Кто-то сделал за нас нашу работу. Просто переменил знак. А ведь ничего и никуда не исчезает, и мы теперь не можем знать – если ЭТО изменилось в лучшую сторону, что же сдвинулось в худшую? Не можем, поскольку это сделали за нас, и теперь если…

– Чего там «если»! Какое еще «если», дурачок! – Солдат вдруг схватил лейтенанта в охапку, как ребенка, и закружился, хохоча. – Все закончилось, салага, войне абзац, всем войнам теперь абзац!

За его спиной капитан, срывая голос, пытался восстановить порядок. Потом раздался щелчок, и между лопаток солдату ударила холодная струйка: капитанский пистолет оказался водяным. Солдат даже не повернул головы.

Лейтенант невесело усмехнулся:

– Вот герой, даже из этого пытается стрелять. Все мы немножко такие. И ты. И я… А ты говоришь – войне конец.

– А… – Солдат махнул рукой. – Вернусь – у своего Малыша все военные игрушки повыкидываю.

Лейтенант улыбнулся еще грустнее:

– Думаешь, это решит проблему? Это надо было сделать нашим отцам. Может быть – даже нашим дедам. А теперь, боюсь, шанс упущен. Хоть бы уж по нам ударило, а не по…

– Ох, не каркай, салажонок!

В глубине души солдата мохнатым пауком шевельнулся беспричинный страх за сына, за Малыша. Как он там, что сейчас делает?.. Но он тут же забыл об этом, потому что от чужих окопов к ним уже шел человек в чужой форме, и при каждом шаге у него за спиной прыгал автомат – легко, как может подпрыгивать только игрушечное оружие…

* * *

Малыш занимался примерно тем же, что и его отец, – стрелял очередями. На конце дула пульсировал красный огонек лампочки, и что-то, питающееся от батарейки, синхронно изображало треск, но Малыш на всякий случай еще и кричал «тра-та-та-та!», и так же кричал Рыжик, с которым он перестреливался, хотя у Рыжика был револьвер. Воспитательницы, выведя старшую группу в парк, считали свой долг выполненным и щебетали в сторонке о своих взрослых делах.

Внезапно звук трещотки изменился и автомат рвануло к земле так, что он едва не выпал у Малыша из рук. Одновременно из дощатой крыши домика в детском городке, за которым прятался Рыжик, полетели щепки.

Малыш круглыми глазами смотрел на то, что теперь висело у него на груди. Из пластикового оно стало металлическим, у затвора поблескивала смазка.

Настоящий.

Вот это да!

Ребята сдохнут от зависти.

Рассматривая обновленную игрушку, Малыш не замечал, что пятилетний карапуз слева от него с изумлением уставился на возникшую у него в руках двустволку. Сосед справа тоже обалдело притих, отягощенный патронташем и поясом с двумя кольтами.

– Бах, бах! Тра-та-та-та-та! – вдруг закричал Рыжик, выскочив из-за угла и поднимая перед собой огромный вороненый пистолет. Рукоятку он сжимал обеими руками, как супермены в фильмах, и то удерживал с трудом.

Малыш направил на него автомат, удивляясь его возросшему весу, но, опережая свое удивление, нажал на спуск одновременно с Рыжиком.

По всей детской площадке, по всему парку, по всем паркам разом захлопали выстрелы.