Текст книги "Наша фантастика, №3, 2001"
Автор книги: Сергей Лукьяненко
Соавторы: Андрей Белянин,Марина и Сергей Дяченко,Генри Лайон Олди,Александр Зорич,Алексей Калугин,Евгений Лукин,Андрей Валентинов,Алексей Бессонов,Любовь Лукина,Алексей Корепанов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)
Василий Мидянин
ОН ГДЕ-ТО БЫЛКак тебе уже известно, друг Горацио, в мире существует очень много таких вещей, которые даже и не снились подавляющему большинству умных и уважаемых людей как в нашей стране, так и за рубежом.
Непосредственной причиной грандиозных событий, происшедших с пенсионером Семеном Петровичем Лисовским в Царицынском парке, послужил двенадцатый том собрания сочинений Станислава Лема. Семен Петрович болел Лемом с середины шестидесятых, когда в очередном томе «Мира приключений» случайно наткнулся на его роман «Непобедимый». Это был катарсис, и с тех пор Лисовской читал исключительно фантастику. Со временем у него появились новые фавориты – Брэдбери, Шекли, Саймак, Гаррисон, однако все они понемногу исписывались либо совершали неблаговидные поступки, чего привыкший к военной дисциплине Семен Петрович одобрить никак не мог. Рэя Брэдбери он начал презирать после одного телевизионного интервью, в котором мэтр поведал миру о том, что вряд ли стал бы писать многие из своих мрачных рассказов-предупреждений, если бы знал, что Америка будет так славно процветать в конце XX века. Таким образом, вышеупомянутый писатель отказался от собственного гениального творческого наследия в пользу порносайтов глобальной компьютерной сети Интернет, «Диснейленда» и нескольких сотен сортов водянистого мороженого, за что и был беспощадно изгнан из жизни Семена Петровича. Шекли совершил не менее серьезную ошибку – словно жалкий новичок, взялся дописывать за Фостером сто пятьдесят восьмую часть «Чужих», потерпев в этом деле вполне заслуженный крах. Саймак создал слишком много халтурного фэнтези, Гаррисон осчастливил своих поклонников невнятными псевдоисторическими романами – и лишь Лем, дружище Лем, тонкий, едкий, циничный пророк с безумной фантазией и горькой усмешкой на старческих губах, всегда оставался на высоте. Даже его провалы зачастую были на порядок выше серьезных достижений большинства других авторов. Поэтому где-то даже символично, что именно его новая книга вытащила Семена Петровича в то роковое утро из дому и направила в сторону Царицынского парка, где заслуженный пенсионер решил совместить удовольствие от чтения с непродолжительной солнечной ванной на скамеечке.
В тот момент Семен Петрович еще не знал, какие неприятности ожидают его в парке, поэтому поначалу прогулка казалась ему просто восхитительной. Слегка раскисшая после ночного дождя неширокая укромная тропинка, протоптанная вдоль берега замшелого екатерининского пруда любителями уединенных прогулок, уже начала подсыхать, над ней, навевая сентиментальные мысли, заструилось густое влажное марево, которое устремлялось к небу и увязало в смыкающихся высоко над тропинкой изумрудных дубовых кронах. Было нежарко. Пышные сугробы блестящей листвы с остатками влаги трепетали от едва заметного движения воздуха, словно невесомые горы мыльной пены. Отовсюду доносились пронзительные птичьи крики и щебет, в пруду на три голоса перекликались утки. Восходящее солнце с трудом пробиралось через глухое переплетение шершавых ветвей и покореженных сучьев, постепенно отодвигая границу прохладного полумрака все дальше и дальше в глубь парка.
Умиротворенный всеобщей идиллией, Семен Петрович отыскал неподалеку от тропинки невысокую скамейку, сделанную из половинки древесного ствола, опустился на нее, благоговейно раскрыл своего Лема и погрузился…
(…неожиданно мощный центробежный всплеск энтропийных флюктуаций в одной из внешних макровселенных прорвал грань пространственно-временного континуума, четыре измерения вторглись в шестое и, двигаясь назад во времени, пересекли астрономический ряд совмещенных на относительной плоскости девятимерных галактик, нарушив стабильность системы подпространственных коридоров, произошел невероятный темпоральный скачок…)
…в чтение. Следующие несколько мгновений он с изумлением разглядывал свои внезапно опустевшие ладони, а затем поднял голову и огляделся. Выяснилось, что теперь он сидит на склоне странного ребристого холма, очертаниями напоминающего перекошенный тетраэдр. Вокруг, насколько хватало глаз, до самого горизонта, который сейчас был почему-то гораздо ближе, чем обычно, беспорядочно громоздилось бесчисленное множество туманных призматических глыб неправильной формы, казавшихся выпиленными изо льда или, учитывая их нейтральную температуру, из мутного витринного стекла. Острые грани дымчатых призм были настолько прозрачными и неуловимыми, что иногда, под определенным углом зрения, казалось, будто под ногами нет ничего, кроме вставшего на дыбы переливающегося искрящегося тумана. Холм, на котором сидел Семен Петрович, также оказался составленным из этих необычных кристаллоидных образований. Сверху варварское нагромождение пространственной тригонометрии освещалось прерывистым мерцающим сиянием низкого серого неба, выглядевшего, как и горизонт, несколько неестественно: с равным успехом это небо могло быть огромным высоким потолком, например сводом циклопической пещеры.
На время Семен Петрович потерял дар речи. Он потрясенно озирался по сторонам, и в его голове, словно цифры в окошечках арифмометра, выскакивали только отдельные отрывочные восклицания: «Погулять… Лем… Иные миры… Но как же… Боже!»
Несмотря на ранний час, Лисовскому казалось, что смеркается прямо на глазах. Ни один звук не нарушал холодную тишину кристаллической долины. Семен Петрович судорожно кашлянул, но его кашель утонул в вязком молчании чуждого пространства.
Безумие какое-то.
Немного оправившись от первого шока, Лисовской протянул руку и с опаской потрогал ближайшую глыбу. Глыба была твердая, гладкая и чуть теплая на ощупь, словно отполированное дерево. Недоумевая по поводу происходящего, Семен Петрович попытался приподнять ее. Глыба отделилась от кучи на удивление легко. Не ожидавший этого пенсионер пошатнулся от своего чересчур сильного рывка и едва не упал – вес огромного кристалла не превышал ста граммов. Привстав, Семен Петрович без малейшего усилия швырнул его далеко в долину. Пролетев порядочное расстояние, полупрозрачная призма с едва слышным хрустальным звоном покатилась по склону, но не замерла у подножия, как можно было ожидать, а быстро заскользила вперед по граням других призм, взлетела, вращаясь, на соседний холм, соскользнула с него, не потеряв скорости, и вскоре скрылась из глаз, слившись с горизонтом. Потревоженные ее движением кристаллы потрескивали и кряхтели, словно полурастаявшие кубики льда в бокале.
Ноги Семена Петровича непроизвольно подогнулись, и он мешком опустился на острый гребень холма. Он совершенно не представлял, что ему теперь делать, как выпутываться из создавшегося положения. В полной прострации он обвел взглядом горизонт, изо всех сил надеясь увидеть признаки жизни в этом абсурдном мире, какой-нибудь заблудившийся вертолет, но вокруг абсолютно никого…
(…вторичные вихревые потоки спирального пространства-времени продолжали пронизывать шестимерную материальную конструкцию, порождая при этом самые неожиданные эффекты…)
…не было. Семен Петрович обернулся и едва не подпрыгнул от неожиданности: метрах в тридцати от себя, почти на вершине соседнего пирамидального холма, он увидел сидящего человека. Человек был невысок, худощав, он ссутулился и немного подался вперед, словно высматривая на горизонте что-то невидимое. Семена Петровича незнакомец не замечал, поскольку сидел к нему спиной.
– Эй! – Пенсионер привстал и закричал во все горло, чтобы привлечь внимание собрата по разуму.
Тот вскочил, как будто вспугнутый воплем, но так и не обернулся.
– Друг! Я здесь! – заорал Семен Петрович, торопливо карабкаясь на шатающийся наклонный выступ из косоугольных блоков, чтобы перебраться через гребень холма. Тот, другой, выждав несколько мгновений, словно желая убедиться, что дикие крики адресованы ему, болезненно передернулся всем телом и почему-то начал удирать вверх по разваливающемуся, оползающему склону. Семен Петрович опять крикнул: «Эй!..» – почти идеальный куб под его ногами повело в сторону, пенсионер нелепо взмахнул руками и упал на дно котловины, погребенный обрушившейся на него лавиной сталкивающихся призм, звенящих, словно гигантские хрустальные бокалы. К счастью, каждая глыба весила не больше картонной коробки из-под обуви, иначе Семен Петрович не пережил бы падения. Он даже не ушибся. Выбираясь из завала, Лисовской поискал глазами незнакомца. Тот лежал немного поодаль, слабо барахтаясь в аналогичной хрустальной гробнице. Семен Петрович нахмурился. Он перевернулся на бок – после паузы незнакомец сделал то же самое. Семен Петрович поднял руку – человек повторил этот жест. Семен Петрович щелкнул пальцами, тряхнул головой, заворочался – как бы после некоторых раздумий все его действия были повторены незнакомцем. Тогда Лисовской подслеповато сощурился и присмотрелся к беглецу внимательнее. Он узнал свои серые брюки, коричневый плащ и собственный коротко стриженный затылок. Сомнений не оставалось: перед ним было его, Семена Петровича, зеркальное отражение, какими-то неведомыми силами перевернутое на сто восемьдесят градусов и запаздывающее с ответным действием на две-три секунды.
Не без труда выбравшись на край ямы, Семен Петрович вяло помахал рукой одному из дальних холмов, после чего обреченно огляделся вокруг. Из бесчисленных низин множество невесть откуда взявшихся Семенов Петровичей, больших и маленьких, стоявших кто спиной, кто лицом, кто боком к оригиналу, трогательно приветствовали его точно таким же жестом.
Прошло около трех часов. Лисовской сидел в низине в окружении своих зеркальных двойников, уныло обхватив колени руками. Пять минут назад он прекратил бесплодные попытки выбраться из долины – сколько он ни брел по расползающимся под его ногами холмам, как ни пытался прибавить шагу, конца кристаллическому хаосу видно не было. Да и пейзаж ни капельки не изменился – ни через километр, ни через два. Все было абсолютно одинаковым: одинаковые неправильные пирамиды возвышались на равном удалении одна от другой, над головой нескончаемо тянулось одинаковое серое небо, одинаково переливался в глубине холмов жидкий мерцающий свет, так что Семену Петровичу стало казаться, что он ходит кругами. Ничего не менялось на этих мертвых…
(…ЭНЕРГЕТИЧЕСКИЙ ХИЩНИК размеренно пронзал мириады совмещенных пространств, за одну десятимиллионную долю абсолютной секунды преодолевая по оси совмещения 3,8 х 10 48килокубических парсеков и перемещаясь по шкале относительного времени на 4,6 х 10 36мегавеков в прошлое. Квазиплазменное ядро ХИЩНИКА, размазанное по нескольким миллиардам вселенных в шестнадцати измерениях, стремительно таяло, пожираемое неумолимыми процессами волнового распада. Это было бы еще полбеды, но ХИЩНИК все больше и больше растягивался по оси абсолютных пространственных координат: теперь он уже находился в 1,3 х 10 74мест одновременно. Все признаки указывали на то, что он испытывает зверский информационный голод. Непредвиденный флюктуационный всплеск согнал ЭНЕРГЕТИЧЕСКОГО ХИЩНИКА с привычной орбиты вокруг двойного звездного гиганта и повредил квазиплазменные контуры его оболочки, поставив под угрозу не только его дальнейший рост, но и само существование. Поддержать угасающую жизнедеятельность можно было лишь путем немедленного поглощения какой-либо малой энергетической системы с подходящими параметрами. ХИЩНИК миновал уже неисчислимое количество разнообразных миров, расположенных на оси совмещения, однако все они были пусты и безжизненны. Постепенно он начинал терять терпение. Пока повышенная нейтринная активность, вызванная флюктуацией, еще замедляла распад его тела, но волновые процессы понемногу набирали силу, расщепляя ХИЩНИКА на узконаправленные потоки лучистой энергии, мчащиеся со скоростью, в шесть с половиной раз превосходящей световую. Положение складывалось критическое.
Рис. А. Семякина
Внезапно что-то сместилось в относительном пространстве, и в одной из параллельных вселенных ЭНЕРГЕТИЧЕСКИЙ ХИЩНИК различил слабую электромагнитную пульсацию. Это был запах добычи, и ХИЩНИК встрепенулся. Торопливо перестроив свое сознание для внепространственного броска, он начал поэтапное перемещение в мир, где заманчиво и аппетитно пульсировали невидимые контуры ничем не защищенной малой энергетической системы…)
…просторах. Семен Петрович поднял голову. Прямо перед ним в сером пасмурном небе завис странный медузообразный объект гигантских размеров, напоминавший раскаленное до красноватого сияния облако светящегося газа. Облако медленно проворачивалось вокруг диагональной оси и колыхалось, все время меняя очертания. Прикрыв глаза ладонью от яркого света, начитанный Семен Петрович пришел к выводу, что оно состоит из какой-то энергетической субстанции или плазмы. Ослепительные лучи временами отрывались от поверхности светового облака и падали в кристаллическую долину, вызывая вулканические извержения сполохов, встававших над холмами неровными гребнями северного сияния. Покрутив головой, Семен Петрович сообразил, что облако, оказывается, простирается во все стороны до самого горизонта, но при этом одновременно остается в своих первоначальных границах. Как это так выходит, Семен Петрович понять не смог, хотя и пытался.
То расползаясь, то сжимаясь, облако висело над долиной подобно огненному шару ядерного взрыва и, по-видимому, изучало сидевшего у подножия холма человека. Семен Петрович встал на ноги, мужественно выпрямился и стал ждать, что произойдет дальше, поскольку ничего другого в данной ситуации он предпринять все равно не мог. Однако время шло, а неопознанный летающий объект, вопреки утверждениям авторитетов научной фантастики, в контакт с человеком вступать не собирался. Постепенно пенсионер начал терять надежду и в конце концов решил, что это облако не имеет никакого отношения к инопланетному разуму и является каким-то местным феноменом наподобие пирамидальных холмов и миллионов Семенов Петровичей. Он отвел взгляд, и…
(…ХИЩНИК неторопливо изучал параметры малой энергетической системы, размышляя, каким образом лучше поглотить ее, чтобы излишки энергии не рассеялись впустую, а отложились про запас в квазиплазменной оболочке. ХИЩНИК не был обжорой, он никогда не исчерпывал ресурсы подобных объектов до конца, а забирал только пятую часть с тем расчетом, чтобы со временем малая система могла регенерировать свое астральное тело, однако сейчас ему было не до правил приличия: он расползался в пространстве и исчезал прямо на глазах. Убедившись, что других источников пищи в этой вселенной нет, ЭНЕРГЕТИЧЕСКИЙ ХИЩНИК принял решение начать с соблазнительно мерцающих биотоков и протянул к малой системе наружные органы пищеварения…)
…в этот момент огненное облако пришло в движение. Его поверхность покрылась крупной рябью, и Семен Петрович в замешательстве увидел, как в его сторону стремительно движутся отделившиеся от облака огромные световые протуберанцы. Зрелище было жутковатым, и осторожный пенсионер боязливо попятился. Приблизившись на минимальное расстояние, потоки ослепительного плотного света обогнули человека по дуге и заключили его в пылающее кольцо диаметром метров в двадцать. Испугавшись по-настоящему, Семен Петрович отшатнулся, застрял ногой между призмами и упал навзничь. Что-то странное, происходило в его голове, как будто некий гигантский призрак аккуратно сдвинул ему крышку черепной коробки, вставил меж-, ду полушариями мозга соломинку для коктейля и начал не спеша потягивать через нее его мысли и чувства. Больно не было, но было настолько страшно и неприятно, что Семен Петрович схватился за голову руками. Он хотел крикнуть от ужаса, но внезапно с изумлением осознал, что не помнит, как это делается. Память, привычки, вкусы, рефлексы, навыки, чувство юмора – все это стремительно покидало Лисовского через проклятую соломинку, которой управляло пылающее в небе существо. Он уже не помнил ни названия города, в котором проживал три часа назад, ни фамилии своего лечащего врача, ни собственного отчества. В панике Семен Петрович с содроганием осознал, что через несколько минут подобной обработки от него останется только бездумная и бессловесная физическая оболочка. Собрав последние силы, он…
(…ЭНЕРГЕТИЧЕСКИЙ ХИЩНИК блаженствовал…) …рванулся, и на этот раз ему удалось…
(…второй флюктуационный всплеск был гораздо сильнее первого. В отчаянии ЭНЕРГЕТИЧЕСКИЙ ХИЩНИК попытался укрыться в кинематических контурах малой системы, которую с таким удовольствием употреблял мгновение назад, и ему это почти удалось, но неумолимый эффект Доплера вытащил его оттуда за хвост, заставив изблевать только что изъятую драгоценную информацию. В результате ХИЩНИКА отшвырнуло на противоположный край относительной оси пространственных координат, развернув его по темпоральной шкале так, что время для него потекло вспять. Третье измерение вышло из шестого и минуя астрономический ряд совмещенных пространств, устремилось к состоянию равновесия…)
…немного привстать. Кряхтя, пачкая локти и колени влажной глиной, Семен Петрович поднялся с земли. Беспечные воробьи щебетали над его головой. От пруда тянуло влагой и преющими водорослями. Похоже, это снова был Царицынский парк, хотя вот так сразу поручиться за это Лисовской не рискнул бы.
Поразмышляв, Сергей Петрович отряхнулся, подобрал валявшегося под скамейкой Лема и медленно побрел домой. Дома он напился крепкого чаю с черничным вареньем и лег в постель, чувствуя себя совершенно больным и разбитым. Однако к утру организм пенсионера настолько отдохнул, и окреп, что Семен Петрович сумел вспомнить почти все, что считал безнадежно уничтоженным проклятым энергетическим вампиром. В конечном счете, не получив никаких расстройств физиологического характера, Семен Петрович даже остался доволен неожиданным приключением. Теперь у него появилось новое забавное хобби увидев на улице пьяного дебошира или группу хамоватых подростков, он останавливается и, прикрыв глаза от удовольствия, начинает лакомиться через невидимую соломинку их избыточной энергией, после чего обессиленные хулиганы, удивляясь неожиданному упадку сил, разбредаются по домам. Разумеется, Семен Петрович лишнего себе не позволяет и забирает только пятую часть энергии, чтобы случайно не повредить интеллектуальному здоровью пациентов.
Семен Петрович никому не рассказал о своем странном приключении, чтобы не прослыть сумасшедшим. Перелистав гору специальной литературы, он так и не сумел обнаружить ни сведений о мире, в котором побывал, ни намеков на физические процессы, отправившие его туда. До сих пор он теряется в догадках, где был в то замечательное летнее утро и что там видел.
СЕРДЦЕБЫК(Из цикла «Бестиарий города Мидиан»)
Прошу вас, благородные мидяне, расчехлите ваши бинокли: вот оно, мчится прямо на нас по оранжевым холмам пустынной долины, которую в древних манускриптах называют Армагеддоном, из его раскаленных ноздрей с шипением выплескивается жидкое олово, вздыбленный стальной загривок ощетинен тремя миллионами обоюдоострых бритвенных лезвий, в расширенных блестящих зрачках мерцает фиолетовое бешенство, вращающиеся кривые рога со свистом рассекают воздух, из-под ребристых подошв армейских ботинок разлетаются осколки раздавленных камней – вот оно, необъяснимое явление природы, изобретатель бесплодных желаний, тысячеликий кумир безумцев, великий Минотавр По Почте! Вот оно, самое омерзительное и ужасное чудовище, какое только в силах вообразить себе беспомощный человеческий разум! Вот оно, самое грандиозное событие нашей эпохи, подобного которому больше не способна породить эта ограниченная вселенная! Разъяренный сердцебык – подобное зрелище стоит нескольких лет нашей жалкой, никчемной жизни. Маэстро изначально динамичен, он внебрачное дитя энтропии, он демон космических аномалий, он не переставая бурлит в котлах двойных звездных систем, он выбрасывает в пространство свои бесчисленные протуберанцы, он свирепствует и кидает клич, он сокрушает шипастыми копытами необитаемые ледяные миры, оглушительно трубя при этом победную песнь невидимой линии оптического спектрального фокуса. Сейчас он собьет нас с ног, разорвет на куски и втопчет в жидкую грязь, но пока у нас еще есть девятнадцать секунд, чтобы как следует рассмотреть его.
С первого взгляда отчетливо видно, что разъяренный сердцебык в прыжке подобен отточенному лезвию ятагана либо пылающей янтарным серебром колеснице, летящей по небу. Его восьмиугольный силуэт обрамлен пульсирующей аурой непрерывного ликования. На лбу у сердцебыка находятся двадцать четыре синие косички, закрученные в поперечную красную полоску, – это символы его любимых футбольных клубов. Издалека хорошо слышно, как у него в груди ритмично бьется и пульсирует горячий ртутный термометр. В его многочисленных боковых глазницах бессмысленно сверкают плоские циферблаты часов, идущих назад. О сердцебык! Древние легенды утверждают, что раньше, еще до Начала Времен, этих тварей было гораздо больше – восемь. Они населяли Землю, любили друг друга, сталкивались в кровопролитных братоубийственных войнах, выращивали рис, топили корабли, строили атомные электростанции, устраивали ураганы, писали пьесы и никогда не фотографировались на позитивную цветную мелкозернистую пленку – это противоречило их религии. Однако Времена начались, и огненное племя серьезно поредело. Сердцебык, который раньше бороздил собой просторы Северного Ледовитого океана и ударом магнитного кулака шутя разбивал резиновые глыбы айсбергов, стал полуостровом Лабрадор; обитатель Патагонии однажды уснул с ячменным зерном во рту, а когда проснулся через восемнадцать тысяч лет, то уже давным-давно был старым высохшим пером, вложенным в пожелтевшую пергаментную книгу; африканец запил, отпустил длинную гриву, начал принимать ЛСД, слушать ранний «Пинк Флойд» и думать о снеге, а потом примкнул к пацифистам и маршем мира ушел с ними куда-то на Ближний Восток, где его следы благополучно и потерялись; тибетский сердцебык, любивший посещать на досуге Шамбалу и прыгать с вершины священной зороастрийской горы Джомолунгма, сломал себе копыто, очень расстроился и, чтобы немного успокоить расшатанные нервы, временно прикинулся скульптурной композицией «Лаокоон и С° борются со змеями», которая ныне экспонируется в Лувре; сердцебык, имевший охотничьи угодья под Калугой, пошел однажды погулять перед завтраком, поскользнулся, неосторожно упал в озоновую дыру, и больше его никто никогда не видел. Теперь вы понимаете, что данный экземпляр уникален, он абсолютен, поскольку это – последний сердцебык на нашей грешной планете. Уверяю вас, другого, подобного ему, нет и уже никогда не будет. Впрочем, если уж откровенно, то никогда и не было.
Но продолжим наблюдение за этим невероятным природным явлением. Если присмотреться внимательнее, можно сделать вывод, что оно не зверь, но и не человек, и даже не совсем человекозверь, и совсем даже не зверочеловек. Гораздо логичнее классифицировать его как факел квазиядерной битвы или тень бульдозера, беснующегося на дымящихся развалинах Помпей. Возможно, мы сравнили бы его с раскаленными плазменными языками, вырывающимися из сердца только что вспыхнувшей сверхновой звезды, если бы имели такую возможность, однако, как вы уже, наверное, поняли, такой возможности мы не имеем, ибо сердцебык не сравним ни с чем. Он – вопль первобытного экстаза, он – бокал освежающей искрящейся энергии, он – карманный властелин мира! Вот сейчас у нас есть редкая возможность понаблюдать за тем, как маэстро разрушает многоэтажный жилой дом. Он делает это настолько непринужденно и с таким размахом, что невольно закрадывается в душу сомнение: да полно, затрачивает ли мэтр хотя бы мизерные физические усилия для такого масштабного гала-представления? Не осуществляется ли оно само по себе, поддерживаемое и направляемое одним лишь магическим волеизъявлением великого гуру? Пожалуйста, пригнитесь, уважаемые мидяне, чтобы в вас не попали разлетевшиеся во все стороны куски железобетона. Теперь можете спрятать свои бинокли – сердцебык уже рядом с нами. Он трясет каменной головой и обдает нас жаром своих пылающих легких, в которых день и ночь тлеет жидкая сера, он роет землю десятками своих бронзовых клювов, он перебирает телескопическими ногами, он отрывает руки неосторожным кинооператорам, оказавшимся поблизости, – он явно выбирает, с кого из нас начать свою кровавую жатву. И вот благородное племя мидян обращается в бегство, мы бежим, однако это всего лишь бегство от самих себя, поскольку убежать от разъяренного сердцебыка не удавалось еще никому. Так давайте же сейчас, за несколько мгновений до того, как он настигнет нас и превратит в горсть беспорядочно кружащих в пустоте молекул, вознесем сугубую хвалу этому десятиклятому владыке всепоглощающего сомнамбулизма, этому триумфатору неизлечимых страстей, этому смиренному служителю безрассудного бешенства, этому люциферу из нервно-паралитического баллончика, этому барбитура…
