355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Малицкий » Голод. Дилогия » Текст книги (страница 12)
Голод. Дилогия
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 01:32

Текст книги "Голод. Дилогия"


Автор книги: Сергей Малицкий



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 67 страниц)

– Зачем взял зеркало, дурак? – прошипела колдунья. Зиди недоуменно поднял левую руку. Когда успел руку Рич выпустить, он помнил, а вот когда ему старик в ладонь зеркало сунул…

– Спрячь его, – ледяным тоном потребовала Рич. – Убери, чтобы я не видела его. Мне жизнь на алтарь класть ни к чему. У меня другие планы, иначе нечего было из Скира бежать. Тетке моей его отдашь, а мои пальцы его не коснутся даже.

Зиди недоуменно повернул зеркало. Формы неправильной, оправа простенькая, серебряная. Будто не из стекла выточено. Камень не камень, кто его разберет, только поверхность словно на костре закоптилась, даже отблеска нет. Что ж, не в привычках баль подарки выбрасывать, да и серебро не самый дешевый металл. Распустил Зиди голень сапога, прилепил зеркало к икре, снова затянул шнуровку.

– Дальше куда? – спросил баль. – Опять развалины одни кругом.

– Туда нам, – кивнула на юг Рич. – Видишь, за стеной белые скалы торчат? Они уже за границей Суйки. Надо успеть до темноты хотя бы до внешнего круга добраться. А это еще не меньше двух-трех лиг.

– Я смотрю, у тебя силы появились? – прищурился Зиди. – На ногах крепко стоишь?

– Упаду – подхватишь, – отрезала Рич. – И жалеть меня не смей! Если ты думаешь, что я за твою ногу да нашу скрытность десять лет собственной жизни разменяла, то ошибаешься. Это ведьма деревенская собственным сроком расплачивается, а мне все одно рано или поздно дорога в храм. Даже если я и танкой сначала стану. В храме срок жизни я уже сама определять буду.

– Танкой собираешься стать? – усмехнулся Зиди, внимательно приглядываясь к развалинам. – Значит, прав я был? Без молодого красивого тана твоя история не обошлась?

– Не твое дело, – процедила сквозь зубы колдунья. – Ты деньги отрабатывай. Повезло нам чуть-чуть. Или после того холода с сумасшедшим стариком мертвый круг выпал, или новый гость уже через ворота прошел, теперь им Суйка занялась. Вот пусть и занимается, у меня лишний раз с Суйкой связываться желания нет. Спускаемся и не медлим! До третьего круга беспрепятственно дойдем, а там уж как получится.

– К стене за силой ходила? – бросил Зиди в спину Рич. – Слышал я об испытаниях для колдунов. Ну и как, от стены твоя бодрость или от злости, что сила не далась?

Обернулась Рич, прищурилась, смерила седого воина взглядом с головы до ног. Подумала немного, но вымолвила примиряюще:

– Не знаю я пока. Обычно после испытания колдун к учителю приходит, тот сразу говорит, касался ты стены или нет, и глаза ученику на собственную силу открывает. А у меня учителя нет. Может, и нет никакой силы.

– Нет и не надо, – отмахнулся Зиди. – А то как же я буду деньги отрабатывать? Посох за тобой носить? А потом еще превратишь меня в какую-нибудь гадость. Правда, что колдуны могут в зверей оборачиваться? А человека заколдовать можно? Ну, там, в лошадь или в повозку?

Вот превратишь меня в лошадь. Нога теперь не болит, я тебя до Дешты мигом домчу!

– Какой же ты болтун! – с досадой воскликнула Рич.

Айра медленно входила в ворота четвертого круга. До сего дня и в третьем круге лишь раз была, да далеко не прошла, Синг ждал у выхода. Только испуга ни в тот раз не было, ни теперь. Ярость приходила вместо испуга. Синг, который при Арухе в пояс изгибался, а без него жестким становился, как камень, с первого дня сказал сопливой девчонке, которую за руку на своем кошельке поймал на ярмарке: эта ярость твоя – испуг тот самый и есть. Справишься с яростью, значит, и с испугом поладишь. Маг холодным как лед должен быть, горячим хорошо только цветочное вино с медом зимними вечерами. Даже воин, если он горячий, смерть свою недолго ищет. От жара глаза закипают, смотреть трудно, а видеть еще труднее. Так учил Синг Аиру с первого дня.

Правда, первый урок Айра прослушала, зубами впилась в схватившую ее руку. Взвыл Синг от боли, щелкнул пальцем по затылку разбойнице, которой тринадцать едва стукнуло. Только девчонка, вместо того чтобы без памяти повалиться, крепче зубы сжала, да еще и сама пальцами щелкнула. От этого щелчка хитон на маге загорелся. Тут уж Сингу не до набора учеников для нового советника конга стало, надо пламя сбивать. Одного не рассчитала Айра, когда от завопившего колдуна в толпу нырнула, – не один он по Скиру ходил. Трое крепких стражников за ним следовали. Вмиг скрутили, локти стянули, пальцы бечевой замотали, рот грязным тряпьем забили. Так и началась ее учеба.

Долго Синг не мог понять, откуда в портовой побрякушке, которой до шлюхи всего год-два оставалось, пламя такое хлещет? Месяц по бедняцким кварталам ходил, да только никто рассказать не смог. Мать ее была статной, не шустрой. Сама из рабынь-корептянок, понесла девчонку неизвестно от кого, когда еще в ошейнике ходила. Да вот нашелся неизвестный, выкупил через третьи руки ее вместе с младенцем, дом ей справил, лавку рыбную отписал. А кто – демон его знает. Мать-то еще пять лет назад укололась о плавник прибрежной шипучки, от яда и померла. А девчонка, что девчонка? Она и сама за себя постоять могла. Кошельки на рынке из озорства резала, в порту все так жили. А так ей-то озоровать нужды не было: в трактире Ярига кто-то счет ей открыл, каждый месяц на пять золотых могла рассчитывать, и одежонку прикупить, и наесться от пуза. Да на такие деньги стражник конга целую семью мог содержать!

Ткнулся Синг к Яригу, а тот только руками развел: мол, приносят деньги раз в год по шестьдесят золотых, и всякий раз человек разный, к тому же лицо не показывает. Даже Арух в трактир выбрался, чтобы колдуну в единственный глаз посмотреть. Навел ужаса на трактирщика, немало огненных знаков начертил у него на спине, да только то и вызнал, что проныра хоть обязательства перед неизвестным исполнял, но деньги не под замком держал, а с немалой выгодой в рост пускал. На том и успокоился Арух, тем более что перепуганный Ярит верным доносчиком колдуна стал.

А неизвестный этот, как Айра в башне у Аруха обосновалась, больше не появился у трактирщика. Только самой Аире до этого дела не было. Она вдруг в себе страсть к магии обнаружила, которая не то что легко ей давалась, а тянула в себя, как мостовая притягивает, если на нее с площадки скирского маяка смотреть. Ровесники, которых Синг десятка полтора набрал, подначивать ее попытались: мол, не ветер ли тебе попутный в паруса дует? Да быстро язычки прикусили, едва Айра умение свое показала. Только двое и устояли – белоголовый крепыш Смиголь и тонкий, на девицу похожий, Тирух. Тот самый, что сейчас лежал у нее за спиной с рассеченной грудью. «Ну так как? – сама себя спросила вчерашняя портовая разбойница. – Сможешь остаться холодной, когда догонишь танцовщицу?»

За воротами четвертого круга стоял туман. Плотными языками полз с востока на запад, поворачивал на юг за крутым склоном храмового холма и вновь уползал на восток. Айра, стоя на краю четвертого круга, видела только уходящую вверх пустынную улицу, заполненную туманом, над которой странно избегающие света Аилле здания стояли как черные тени, но ощущение закручивающегося вокруг храма тумановорота не оставляло. Не вьщержала Айра, выставила перед собой на всякий случай жезл, оглянулась. За спиной свет Аилле не ослабевал, а впереди стояла почти ночь. Вот, значит, какие подарочки приготовила ей Суйка? Что там, в тумане? Что за тени мелькают, похожие на собак? Что за огни горят на мутных ступенях? Отчего чудятся деревья с растопыренными живыми ветвями посреди туманного месива?

Ну что же? Сейчас и посмотрим!

Глава четырнадцатая

Третий круг с южной стороны Суйки Зиди и Рич прошли быстро. Девчонка сожгла лишь несколько рыгв, да и те по ее мнению выглядели слабыми и вялыми. Старому воину так не показалось, но его устроило и то, что почти рассеялась ставшая уже привычной вонь, да ни один из трех, бросившихся на них мурров, не добрался до вожделенной плоти. Вновь обретенный Зиди меч рубил нечисть исправно. Но перед воротами второго круга Рич остановилась с явной опаской.

– Мертвецов в Суйку с этой стороны не возят, – прошептала она, напряженно всматриваясь в полуобрушенную арку проездных ворот. – Слышала я, что с этой стороны даже первого круга нет, со вторым он сливается, да и второй стеной не огорожен, ни склепов в нем, ничего, – беднота жила с этой стороны. От их домов, кроме груд мусора, ничего не осталось, но ни трава, ни кусты на них не растут. И почему мертвецов не возят, непонятно. Руку дай, – вдруг потребовала Рич. – Левую.

Тряпицу достала, от Зиди отвернулась, стилет откуда-то извлекла. Левую ладонь, которую еще не так давно этот же стилет на ведьмином столе удерживал, тряпицей обмотала и рану, затянувшуюся после снятия покрывала смерти, вновь отворила. Зиди и охнуть от боли не успел, а девчонка уже тряпицу кровяную скомкала и в здоровую руку баль сунула.

– В лесу я тебя учить не стану, – сказала негромко, – а здесь я тебе и лекарь и проводник. Ну-ка…

Размахнулась Рич и наотмашь по ранке ладонью хлопнула. Зиди уже хотел крепкое слово употребить, да не успел, зубы стиснул, чтобы от боли не вскрикнуть, а там уже и сам увидел: не кровенит ранка. Правый кулак сам стиснул, сжал в комок тряпку. Рич кивнула, как и в прошлый раз обхаживать его руку стала. Ждал уже Зиди, а все одно, когда зверек на его ладони глазками блеснул, едва сдержался, чтобы не выпалить что-нибудь подобающее.

– Этому что отдашь? – спросил девчонку. – Шаги, запахи или морок какой наведешь?

– Так отдал ты уже или не заметил? – усмехнулась она. – Плоть свою и отдал. А теперь пойдем, посмотрим, что с плотью твоей, да и моей, будет за этими воротами.

Шагнул в арку Зиди вслед за юной спутницей, на которую он все чаще как на старшую посматривал, присел на корточки рядом, сразу все разглядел. И мрачную полосу мертвого камня, усыпанную обращенными почти в пыль обломками зданий, и густые непролазные кусты иччи за ней, и сосны, и белые скалы за кронами деревьев. Над пустырем кружил редкий снег, но не ложился на камни, а сносился порывами ветра куда-то влево, в сторону пади.

Рич опустила зверька на камень и подтолкнула его, прошептав только одно:

– Вперед.

И двух десятков шагов не промчалось магическое создание. Как ни поддергивал лапки зверек, провалился сначала на палец, потом вовсе исчез. Только шар над камнем вздулся, да когда лопнул, тряпица лежать осталась.

– Течень, – словно сама с собой согласилась Рич. – Болотный течень. Огромный. Вправо и влево насколько лежит – не знаю, а вперед до кустов уж точно.

– Что делать-то будем? – напрягся Зиди.

Рич тяжело вздохнула, спиной о стенку оперлась, сползла наземь, словно последние силы разом ее покинули, на баль глаза подняла.

– А знаешь, мы ведь с прошлой ночи ничего не ели, а ты и до того не объедался. Признаюсь, баль, ты и раньше красавцем не был, а теперь на тебя и вовсе смотреть страшно. Глаза горят, щеки ввалились, да и оброс ты щетиной, как нищие старики на скирском рынке.

– Так не до бритья было, – пожал плечами Зиди и меч за поясом шевельнул. – Да и нож мой…

– Вернется еще к тебе твой нож, – прошептала Рич, – и быстрее, чем ты думаешь, вернется. А сейчас поесть нам надо и хорошо поесть. Развязывай-ка мешок, кое-что я у ведьмы все-таки прихватила. Вино, рыбу копченую, лепешки. Старушка-то не бедствовала, да не пригодится ей уже это все. И сам давай ешь.

– Скоро ль дальше пойдем? – спросил Зиди, когда и мех вина опустел вполовину, и живот наполнился.

– Скоро, – медленно ответила Рич, прислонившись к холодной стене. – Сейчас бы к огню, к камину, так чтобы в щели не дуло, завернуться в теплое…

– Как мы пройдем-то? – не понял баль. – Особого желания вздуваться пузырем и лопаться у меня нет.

– Я буду вздуваться, – повернулась к нему девчонка. – Не волнуйся, в пузырь не обращусь, кровью не забрызгаю. Но напрячься придется. Ты, главное, упасть мне не дай. Как из Суйки выйдем, от тебя все будет зависеть. Там, у скал, ждут нас – я чувствую. Может, и стражники, но колдун точно есть. Ловушки магические натянул так, что их звон и здесь слышен. Перестарался. Там тебе придется напрягаться, иначе не пятьдесят золотых получишь, а руки по локоть и ноги по колена потеряешь. Потом и с головой простишься.

– Не в ладах я с магией, – вздохнул Зиди. – Может быть, в колючках переждем, пока ты в себя придешь?

– В себя приду? – засмеялась Рич.

Тихо засмеялась, словно силу копящуюся растерять боялась.

– Не спеши, воин. Мы еще погань не прошли, что перед нами лежит. А задерживаться никак нельзя. За нами колдунья идет. Кто такая – не знаю, но сильна очень. Даже с учетом того, что ей нелегко приходится, гораздо тяжелее, чем нам, я против нее пока не противник. От такой бежать надо, а не пальцами щелкать.

– Далеко она еще? – вскочил на ноги Зиди.

– Близко. – Рич с трудом поднялась. – Но мы успеем. Не отставай! И меч готовь.

Она прошла по холодным камням десяток шагов так уверенно, словно видела границу, где основание мертвого города поглощала сама смерть. Остановилась, зажала посох коленями, подняла руки, вытянула их в стороны и завыла, как воет ветер в каминных трубах скирских башен на излете месяца ветрень. С усилием, словно поводья невидимые поймала, ухватила что-то по сторонам света, потянула к взлохмаченной гриве рыжих волос. Хлопнула в ладоши, мгновенно разделила волосы на два хвоста и завязала один узел, второй, третий, четвертый, пятый, обернулась, ошарашив Зиди побелевшими зрачками, прошипела почти по-змеиному:

– Режь волосы над первым узлом и бросай вверх что было сил!

Только одна мысль мелькнула в голове Зиди, когда его бальский меч отсекал волосы Рич: как же она решилась? Волос девчонке лишиться – это же все равно что в шлюхи портовые податься! А уж колдунье без волос, как воину без рук. Но мысль только мелькнула, да и растаяла без следа тут же, потому что в тот миг, когда баль запустил в вечернее небо тугую плеть, залепетала, зачастила скороговоркой какое-то заклинание Рич. Ни слова не смог разобрать Зиди, но это не было криком и бессмыслицей. Просто слова не лились друг за другом, нет, летели пригоршней, стремительной цепью, звено за звеном мчались вслед за отсеченными волосами. И когда рыжие, стянутые в пять узлов волосы вдруг исчезли в небе, Рич со звериным визгом ударила посохом о камень, и деревяшка вспыхнула!

– Иди, – прохрипела девчонка, падая на руки Зиди.

А впереди зашевелилась, забугрилась сама земля. Словно огромные мыши забегали под каменным ковром, складывая его в волны, сминая в складки.

– Иди же! – в отчаянии повторила Рич. – Беги!

И Зиди побежал. Не был он моряком. Никогда не вставал на палубу не то что в ладье, лодкой не баловался! Не удержался бы на ногах в качку, да и по деревьям не бегал уже с юности, а тут словно молодость вспомнил. Камень дрожал под ногами, невидимая рука то поднимала мгновенно взмокшего воина, то опускала его. То ли вой, то ли стон стоял в воздухе, или урчание взбесившегося зверя, который пожирал сам себя, но лес приближался с каждым шагом. Зиди влетел в иччу с разбега, подняв легкое тело Рич над головой, и даже не почувствовал боли от колючек. Остановился у первых деревьев и, прижав к груди замершую девчонку, обернулся.

Второй круг Суйки больше не существовал. И вправо и влево земля горела, расколовшись на части, словно невидимая хозяйка выложила на раскаленную плиту тесто, да перестала за ним смотреть, только посекла его на куски, чтобы сгорело быстрее.

В оставленных за спиной воротах стояла хрупкая фигурка. Показалось Зиди или нет, только вглядываться он не стал. Развернулся и шагнул под покров леса. Но одно успел заметить: не стало меча за поясом, только нож.

«Вот и щетину сбрею», – отчего-то подумал баль.

В середине схватки, когда скулящие, алчущие живой плоти тени наконец почувствовали, что противник с легкостью или нет, но кромсает их на части, рвет их кожистые или бесплотные тела, жжет их пламенем и обращает в прах, Айра поняла, что боится только одного – безумия. Она вовсе не чувствовала себя неуязвимой. Одежда уже была посечена то ли зубами, то ли когтями, то ли хлыстами стремительного противника. Вот и ожоги появились, и обморожения, и ссадины превратились в раны, и жезл раскалился в руке, грозя разлететься в щепу.

Но в этой схватке Айра могла проиграть только самой себе. Бой пьянил ее. Рычание, с которым она начала схватку, обратилось торжествующим хохотом, а сама она, вместо того чтобы двигаться по отчетливым следам беглецов, рвалась в самую гущу противника, размахивала жезлом и растопыренными пальцами, выкрикивала заклинания и, не вполне понимая, что творит, жгла, рвала на части, секла ветром, била молниями мерзость, что окружала ее плотным кольцом.

Внезапно Айра замерла. Так бывает, когда знания воина или колдуна достигают определенной полноты, и он поднимается ступенью выше. Там, на следующей ступени, он опять почувствует себя неучем и неумехой, но чтобы туда подняться, нужно стать всесильным на низшей ступени и понять силу обретенную.

И Айра поняла.

Она поняла, что сражается с одним противником, который не воинов шлет в схватку с неведомой гостьей, а клочья самого себя. И она помогает ему, рассекая его клочья на части, тем самым увеличивая рать собственных врагов. Она поняла, что ее враг абсолютно безразличен к ней, и жажда крови и ненависть, которая рвется наружу из порождений тьмы – это отражение страха, ненависти и жажды самой Аиры. И еще поняла колдунья, что она не враг этому противнику, но и союзником его не будет никогда.

Она прочитала заклинание перемены, застыла на долгое мгновение, как и сгрудившаяся в кольцо нечисть, и с великим трудом сломала это заклинание, но только для себя. Сунула жезл за пояс, прочитала заклинание маски и расплылась в полумгле, сама обратилась черной тенью с извивающимися хлыстами вместо рук.

Запустила руку, которая для нее все-таки осталась рукой, за пазуху и сняла прилепленный меж маленьких крепких грудей липкий шарик плода молочной травы. Еще летом его сорвала и носила полгода на теле, только не думала, что пригодится. Пот ее, страх ее, голос ее впитал спящий росток. Пришла пора ему послужить хозяйке. В тот самый миг, когда заклинание перемены начало гаснуть, Айра бросила шарик в толпу нечисти. Зацепились тонкие крючочки за могильные лохмотья, и сразу же ближайшая тварь обратилась Айрой. Исчезло кольцо теней. Обдав настоящую Аиру холодом и тленом, они ринулись на обманку. Растоптали ее, разорвали в клочья, но в том и секрет молочного орешка – тверд он как камень. Можно сорвать его с одежды, но растоптать не удастся. Тут кузнец с молотом нужен. А уж если кто другой коснется его одеждой или шкурой звериной, тем более в толпе и давке, так он тут же новое прибежище отыщет. Смотришь, мгновения не прошло, одну обманку разорвали, а в куче оскаленных рож новая появилась. И снова вся стая рвет противника.

И еще одно поняла Айра, когда уже подошла к стене храма и вслед за Рич провела рукой по холодным камням, – ничего эта стена не дает. Совсем ничего не дает, но многое позволяет. Так копье Сади, которое принимает в руки очередной конг, ни силы ему не прибавляет, ни магией не наделяет, не дарит прозорливость и ум, но позволяет ему быть конгом. Дает такое право, уверенность в правоте – не больше, но и это немало.

Грустно стало колдунье. Она даже не оглянулась на развилку мертвых улиц у холма, где нечисть продолжала уничтожать сама себя, на самом деле не принося себе ни малейшего урона. Айра шла по следам непонятного воина баль и странной девчонки, которая все больше казалась ей похожей на нее саму. Она была очень слаба, много слабее Аиры. И не только потому, что никто не учил магии эту сумасшедшую танцовщицу храма Сади, не только потому, что была она вымотана то ли испытаниями, то ли странной ворожбой со смертью, которую Айра почувствовала еще на входе в Суйку. Она слабее горела. Она была как свет звезды в сравнении с обжигающим пламенем костра.

На мгновение Айра подумала, что для сравнения костра со звездой надо бы приблизиться к звезде, но тут же отвлеклась. На южном выходе из Суйки вновь начиналась какая-то странная ворожба. Что же это за враг, который заставляет ворожею забыть даже то немногое, что она успела почерпнуть из манускриптов и некоторых наблюдений? Что это за враг, в оскаленный зев которого мечутся не только сила, но и дух ворожеи? Что же это за враг, если неумеха в отчаянии сумела призвать стихии природы?

Когда Айра добежала до последних ворот, огромный болотный течень уже был мертв. Куски его тела покрывали полосу от скал, окаймляющих темную падь до берега моря. Земля дымилась, и встать на нее было невозможно. Колдунья пригляделась и увидела в кустах силуэт баль. Он уходил, унося на руках девчонку.

«Ну вот, – подумала Айра. – Теперь можно и отдохнуть. Подожду, пока дорожка остынет, а то сапожки испорчу. Пусть теперь Смиголь поупражняется против этой девчонки. Хотя что от нее осталось? Не соперница она мне теперь, не соперница».

Айра присела у арки, протягивая озябшие руки к земляному жару, и внезапно подумала, что смотрит вслед беглянке, как смотрит воин вслед малолетнему сыну врага, которого сейчас можно раздавить пальцем, но через некоторое время не победишь и мечом.

– А это мы еще посмотрим, – зло прошептала колдунья.

Смиголь все делал обстоятельно. Его отец, который был удачливым рыбаком, с детства приучил крепыша сына к тому, чтобы перед выходом в море не торопясь проверить – на берегу каждый узелок снасти, каждый шов в корпусе ладьи, запасы пищи и воды, нитки и запасной парус.

Перемерить, сколько веревок в бухтах, а сколько в мотках. Пересчитать амулеты для морских демонов и прочитать нужное количество раз наговоры для удачи и попутного ветра. Эта неторопливость исчезала в море. Там все делалось очень быстро, хотя и не менее надежно.

Таким Смиголь и вырос: неторопливым и быстрым, обстоятельным и умеющим действовать без лишних раздумий. А уж когда отец заметил, что от наговоров, произнесенных сыном, действительно польза случается, тут-то рыбацкая доля белоголового молодого сайда и закончилась. В дом к рыбаку пришел Синг. Отец попытался протестовать – не хотел он в сыне видеть храмового служку, – но полтора десятка золотых мгновенно склеили ему рот.

Постепенно Смиголь вошел во вкус новых занятий. Его обстоятельность сослужила ему хорошую службу. То, что приходило к Тируху в виде удач и догадок, то, что бурлило у Аиры в крови, Смиголь осваивал благодаря усидчивости и собственным, не таким явным, но не менее действенным талантам. И вот теперь он вел себя так, как будто собирался выйти в море. Но не с отцом, а в одиночку. Его даже присланные Арухом воины не заинтересовали. Он договорился с десятником, что позовет их, когда потребуется помощь, и приступил к подготовке.

«Каждая рыбка своего крючка, своей сетки требует», – неторопливо размышлял Смиголь. Баль, по слухам, отличный воин, но хромой. Значит, беглецы двигаться будут медленно, потому как никакую скотину через Суйку они провести не смогут. Что ж, времени для подготовки хорошей встречи более чем достаточно.

Первым делом – расставить ловушки. Натянуть прозрачную нитку, да не одну, а дюжину, благо пауки для этого не нужны, достаточно гусеницы листовертки, что на зиму под корой залегла. Бери кокон и разматывай понемногу. Вроде бы обрывки паутины меж стылых ветвей колышутся, а попробуй смахни ее. Наговорчик незаметный в нитке, но действенный. Железом коснешься, все равно что в барабан над головой насторожившегося мага ударишь. Рукой махнешь, еще и сам закричишь диким голосом, потому как нитка ядом пропитана – кожу жжет как спица раскаленная, палец может отрезать.

А если нитку баль заметит да наклонится, под ковром хвои горошинки серебрянки подавит. Вот у колдуна колокольчики в голове и зазвенят. А там только шагни дальше, как раз напротив деревни амулеты прикопаны. Колдуну ничего, а баль сразу родителей вспомнит. Конечно, не течень болотный – не засосет, не сквасит, но ноги отнимутся. А попытается руками шевелить, и руки откажут.

Ну, прорвется баль и через эту полоску – мало ли, перепрыгнет или с дерева на дерево перелезет, даром что хромой, а тут уже новая ловушка – гнойный гриб. Серые колбаски мальчишки деревенские любят ногами поддевать – трещат они, как уголья в печи, да спорами как пеплом плюются. Пусть плюются, только есть такое заклинание, что пепел безвредный в колдовское снадобье превращает. Сунешься в пыльное облако, забудешь, как моргать да как вглядываться. Не навсегда, но на неделю, не меньше. Потому и деревенских пришлось предупредить, чтобы мальчишек в лес не выпускали. Впрочем, они и сами на эту сторону не больно-то шлялись. Зверья тут нет, словно Суйка из леса живность отсасывает, да и ужасом несет со стороны мертвого города. Смиголь хоть и был там, а все одно всякий раз ежился, когда взгляд на север обращал. Не пройти баль до последней преграды, где сам колдун в избушке смотрителя мертвой нехоженой дороги притаился. А если дойдет, тогда Смиголь рассуждать не станет. Тут уж как на рыбалке: крепче сжимай посох да подсекай, точнее, колдуй, парень, если хочешь, чтобы Арух приметил тебя да милостью не оставил.

Да, а с девчонкой-то что делать? Ведь девчонка еще с баль! Вроде бы не без способностей, колдунья или ведьма, которую живой оставить надо. Это трудно. Убить проще. Смиголь это не хуже Аиры умел, даже нравилось ему. Это Тируха наизнанку вывернуло, когда Синг привел троих молодых колдунов в городскую тюрьму. Айра дело завершила легко, но без особого желания. Расспросила сначала, за какие преступления узник к смерти определен, да придушила его петелькой невидимой за сотню шагов. И то позеленела с лица, а ее еще самой сильной Синг называет. А вот Смиголь все сделал обстоятельно и с разнообразием. Тирух даже говорить после этого с ним не мог, а зачем ему эти разговоры? Он должен девчонку эту живой взять. Пожалуй, тут сетка ведьмина сгодится. Простое заклинание, но даже Синг против него не устоит. Аиру, правда, не удалось испытать, но всему свое время.

Смиголь прикрыл глаза и прошептал про себя заклинание ведьминой сетки. Помнит! Впрочем, и не сомневался он, что вспомнит. Главное, чтобы десятник не забыл, что сидеть ему следует в деревне и ждать дыма над избушкой. Хворост приготовлен, посох в руках, ловушки расставлены, можно было бы и отдохнуть, но что-то сосет в животе. Не от голода, а от предчувствия какого-то. Может, старую рыбацкую присказку против бури прочесть? Помогало когда-то.

Громыхает что-то со стороны Суйки – то ли вой, то ли треск какой. Опять, что ли, медведь или олень на поганую землю забрел? Может быть, если течень, только лапу оттяпает? Вряд ли. Впрочем, у этого теченя хватка как у лучшей ловчей ямы. Самое дрянное же во всей этой истории не глухая деревня с плохой едой, и не холод в ветхой избушке, и не вонючие стражники, которые пристают к селянкам, а то, что не пройдут, конечно, беглецы через Суйку, и придется Смиголю собирать ловушки и сматывать. А может, оставить все как есть? Нечего тут деревенским бродить, а забредут, пусть на себя пеняют.

Баль появился посередине деревни, когда десятник разливал по кубкам уже второй мех. Шагнул в освещенный круг и камень в костер бросил. Или не камень, а горшок круглый, только пламя взметнулось такое, что у троих стражников рожи сразу пузырями пошли, а у десятника еще и усы опалило. Рассмеялся баль и в сумерках к лесу кинулся. Это о нем, что ли, Смиголь говорил, что баль хромой?! Тогда девчонка его вообще, что ли, с крыльями? Ничего, и крылья пооборвутся, и хромота появится.

Десятник едва голос не сорвал, пока молодцы его не прочухались. Цепью на лес пошли, а баль тут как тут – стоит на опушке, усмехается. Что он там крикнул?.. Что никто еще баль в его родном лесу не поймал? Вот сейчас и посмотрим, чей это лес и кто лучший ловец – бравый десятник или юнец колдун. Как он дымы-то собирается запускать, если ночь подступает?

Вошли воины в лес. Кто глаза протирал, а кто от хмельного покачивался. Клинки перед собой выставили, а все одно – кто руки себе о колдовскую нитку посек, а кто и шею не уберег. Вой над лесом поднялся, какой и не во всякой битве случается. А баль словно сквозь землю провалился. Не в иччу же он горную вошел, к ней до середины зимы без кольчужных рукавиц и близко лучше не подходить. Послал десятник двоих молодцов за факелами, и снова крики услышал. Вышел на полянку, а там ребятки его валяются, словно ноги у них отнялись. И десятка воинов у десятника не осталось, но и они к тем, что по поляне на руках ползали, подойти не решились. Ночь ведь уже – кто его знает, какая напасть их укусила. Хорошо еще колдун не подкачал, точно над кронами со стороны избушки его дым светящийся в небо пополз. Знает свое дело юнец!

– За мной бегом! – заорал десятник и повел оставшихся стражников в обход неприятной полянки. Не больше полусотни шагов оставалось до хижины колдуна, уже и костер сквозь стволы проглядывал, когда словно дымом запахло, и кромешная тьма опустилась. Раза четыре приладился лбом о деревья десятник, пока догадался, что не видит ничего. Хорошо еще глаза о сучья не выколол. Судя по вою, не всем из его воинов так повезло. Только старого командира не так-то легко с ног сбить. Приходилось с колдунами схватываться – главное перетерпеть. Глаза не видят, зато уши слышат, и не только вой обезумевших подчиненных, но и треск костра, и даже голос колдуна, который слова незнакомые частит. Неужели колдовство правит? Может быть, зрение вернет?

Не успел десятник рот открыть. Быстр Смиголь оказался, набросил на неясную фигуру ведьмину сетку. Руки притянуло к бокам, рот закрылся самое меньшее до утра. Ноги согнулись и коленями в грудь уперлись. Ни слова сказать, ни вздохнуть. Утром заклинание закончится, а еще целый день потом будешь кости разминать, да неделю суставы вывороченные вправлять.

Смиголь быстр оказался, а баль все одно быстрее. Едва десятник в траву свалился, из темноты нож вылетел. Тот самый, который недавно бальским мечом прикидывался. Ничего не успел подумать Смиголь, иначе изловчился бы заклинание бросить. Но тело у колдунов, если они воинскому искусству не обучены, такое же слабое, как и у скирских торговцев. Нож вошел в горло. Только и сумел Смиголь, что посох не выпустить да животом в костер упасть.

Баль подошел к трупу, вытащил нож, вытер его о спину колдуна и отправился за Рич, которая без сил лежала в якобы непроходимых зарослях колючего кустарника.

Айра вышла к избушке Смиголя утром. По дороге добила трех умирающих стражников, выжгла остатки ловушек, вернула зрение ослепшим, сняла ведьмину сетку с десятника.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю