Текст книги "Товарищ Кощей (СИ)"
Автор книги: Сергей Уксус
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)
До гансов оказалось даже ближе, чем Гусев думал. Через двадцать минут привычного уже бега по ночной степи они услышали звонкие удары железа по железу, а ещё через столько же вышли к редкой цепочке часовых, за которой, как понял Сергей, находилось много чего интересного. Начиная с полевой ремонтной мастерской, на шум которой они и шли, и заканчивая... Да чем угодно! Вплоть до штаба дивизии. Хотя последнее – вряд ли. Скорее уж штаба полка. Но тоже неплохо.
Вообще, такой лагерь выглядел, мягко говоря, ненормально, и Гусев, мысленно обложив себя по-всякому, сделал то, что следовало сделать сразу же, как только пришёл в себя. А именно – спросить у напарника, куда тот их приволок. Но, как говорится (Командир сказал), лучше поздно, чем никогда, а до рассвета время есть, так что, оттащив Кощея подальше от гансов, Сергей приступил к допросу.
Князь какое-то время поупирался, но, поняв, что Гусев не отстанет, принялся объяснять. И про Кромку, которую Сергей назвал Серым Миром. И зачем в неё полезли (точнее, Кощей полез и Серёгу с собой потащил). И почему ему (Гусеву) было так... нехорошо. И куда они в конце концов выбрались.
Последнее даже на карте показал. Той, которой Сергей разжился на немецкой батарее, но Командиру отдать не успел. И когда Гусев осознал, где они оказались (на острие немецкого клина!.. Ну, или рядом), он простил напарнику всё! И рискованный переход по Кромке, и своё... хреновое самочувствие после этого. И даже вредность натуры... Хотя и не всю, частично. Вслух, конечно, не сказал, особенно про вредность, и, как оказалось, правильно сделал. Потому что этот... пережиток прошлого, глядя на Серёгу с сочувствием, спросил, каким... местом Старший* государственной безопасности Гусев собирается останавливать или хотя бы замедлять гансов.
*Майор – лат. Maior, старший.
Пропустив подначку мимо ушей (это что! А вот когда Кощей над Командиром издевался, которому старшего майора дали...*), Сергей, который над этим уже думал, для начала всё же спросил напарника, не может ли тот чем помочь.
– Шариков нету, – отозвался князь.
*Старший майор – в переводе получается старший старший .
Гусев кивнул: это не было отказом, напарник просто сообщил, что использовать "тяжёлую артиллерию" не может. "Снаряды" не подвезли. Те самые шарики и слоников. А шарики от подшипников не годились – их ещё в Крыму пробовали использовать. Получались "плохие гранаты", как однажды выразился Кощей. А их использовать было просто невыгодно. На такое же расстояние князь мог и обычный комок тьмы бросить, слепленный на скорую руку. Так что Сергей, почесав бритый затылок, вздохнул и сообщил:
– Значит, будем делать как раньше.
– А это как? – не понял Кощей.
– А как в Минске, – хищно (ну, ему так казалось) оскалился Гусев.
Если всё время действовать по одному плану, пусть даже приносящему успех, однажды можно и проиграть. Или как-то так: Сергей, любивший разные красивые (и не очень) выражения и старавшийся их запоминать, это почему-то дословно не запомнил. Только смысл. Но для жизни хватало и его. Правда, если учесть, что князь с тогда ещё капитаном очень и очень редко утруждали себя составлением каких-либо более-менее детальных планов, предпочитая действовать по принципу "Война план покажет"...
В общем, Кощей с Гусевым, подумав, решили... подождать смены часовых, потом зачистить караульное помещение и заодно взять там "языка". Конечно, очень сомнительно, чтобы даже начальник караула знал много, однако для начала должно было хватить.
Хлопок по плечу вывел Гусева из состояния задумчивости. Точнее, отвлёк от грустных мыслей, вызванных, как ни странно, добычей ночного налёта. Хорошей добычей. Жирной. Сочной. Вкусной. Но – скоропортящейся. Ну, или если говорить прямо – командир моторизованного полка и оперативные планы. Будь это обычный выход, они бы уже сейчас неслись к своим не жалея ног, потому что чем дальше, тем меньше ценность добытых сведений и "языка". А так...
Сергей вздохнул и посмотрел на опустившегося рядом напарника:
– Что скажешь, княже?
– Колычев просил исчезнуть, – не задумываясь отозвался Кощей.
– Просил... – снова вздохнул Гусев. – Но ты ж видишь! – он приподнял за уголок расстеленную прямо на траве карту.
Они замолчали, думая каждый о своём. Сергей – о том, что добытые сведения могут спасти много жизней. Хотя, конечно, могут и не спасти. Потому что то, что они успели увидеть до начала немецкого контрнаступления, не лезло ни в какие ворота – одна линия обороны, отсутствие каких-либо заграждений, минных полей... Как будто война началась только вчера, и не было ни Минска, ни Москвы, ни Крыма, наконец... И как эти... люды отреагируют на полученные сведения? И Командир... Он, конечно, поймёт и ничего не скажет, но... В общем, горькие у Гусева думы думались. Горькие и... смутные? Наверное, да. А князь...
– Гусев, а тут что?
– Что? – переспросил ушедший глубоко в себя Сергей, поднимая голову и возвращаясь в этот мир.
– Вот тут что? – терпеливо повторил Кощей, тыкая пальцем в карту.
Посмотрев, на что он показывает, майор хмыкнул:
– На опорный пункт похоже, – и на всякий случай уточнил: – Наш. А мы сейчас...
– Тут, – костлявый палец уверенно ткнул в другую точку.
– А ес-ли... – протянул Сергей, пытаясь поймать мелькнувшую мысль. Мысль не давалась, и майор начал закипать.
Кощей какое-то время с любопытством наблюдал за напарником, а потом, указав на карте ещё одно место, сообщил:
– А Колычев здесь.
– Точно! – подскочил Гусев, которого наконец-то осенило. – Княже, а ты можешь нас сюда вывести? – и теперь уже сам указал на опорный пункт.
– Нас – это кого?
– Тебя, меня, "языка"...
Немного подумав, Кощей кивнул:
– Можно то. Ночью.
Сергей скривился: мало того, что задержка, хоть и всего на несколько часов, но пока разбудишь, пока объяснишь, пока почешутся... В общем, пользы столько будет, что и смысла нет дёргаться.
Кто другой после этого плюнул бы и занялся чем-нибудь ещё. Другой, но не Гусев, успевший немного узнать напарника и потому предложивший другой вариант:
– А если без "языка"?
– Всё равно ночью, – не желал уступать Кощей.
– Но почему?!
– Потому, Гусев, – вздохнул князь после того, как полминуты изучал возмущённо-непонимающее выражение на лице напарника, – что нельзя тебе сейчас на Кромку. Не вернёшься.
Потом был недолгий спор, итогом которого стало решение князя отправиться в одиночку, взяв карту и опознавательный знак Гусева. Знак этот следовало предъявить первому встречному особисту, и ему же можно передать карту. Если особиста не окажется, просто отдать карту первому попавшемуся командиру. Знак в этом случае предъявлять не нужно. После чего срочно возвращаться, потому что здесь (да-да, вот на этом самом месте!) Кощея с нетерпением будут ожидать упомянутый Гусев и больше не нужный "язык" ("Ужин!")...
Наконец князь сказал, что всё понял, убрал опознавательный знак и карту за пазуху, сказал: "Жди!" – и...
И никуда не ушёл.
То есть это сначала Гусев так подумал. Потом он посмотрел на хитрую... лицо напарника, и в его... в этой (бога нет! Души тоже нет!)... там, в общем. Так вот, там зародились подозрения. И чтобы их развеять – просто на всякий случай! – Сергей спросил:
– Ну и зачем?
Лучше бы не спрашивал: этот... ходячее суеверие закатил целую речь о том, что люды по натуре своей все неуёмные, с шилом в одном месте. И Гусев – такой же. И хотя за то время, пока они знакомы, шило в... у него поуменьшилось, однако он – князь – не может предсказать, что отколет его напарник, загляни в этот распадок, к примеру, гансовские тарахтельщики на своих тарахтелках. Так что почёл за лучшее дать "вою хороброму" возможность отдохнуть да сил набраться. А заодно и припрятал его и "языка" так, чтобы в глаза не бросались...
Когда Кощей закончил, Сергей некоторое время смотрел на него, не зная, что сказать. Вроде и всё правильно, и в то же время обидно. Он – Серёга Гусев – взрослый человек, а его считают... Кем? Дитём неразумным? Да вроде нет... А кем тогда?.. В конце концов решив не гадать, Сергей спросил:
– Княже, вот ответь, ты меня кем считаешь?
– Учеником, – становясь на миг совершенно серьёзным, хмыкнул князь.
Сходил напарник благополучно. А если учесть, что там как раз оказался комдив, которого зачем-то занесло на передовую, то даже удачно – карта сразу попала в нужные руки. Так что совесть у Гусева могла быть спокойной. Правда, осталось чувство какой-то неправильности, чего-то упущенного, и потому Сергей, пользуясь тем, что до темноты они никуда не двинутся, завалился на пологий склон, как раз освещаемый склоняющимся к закату солнцем – погреться, а заодно и подумать.
Чуть позже рядом опустился и Кощей, "прибравший", как он выражается, ненужного уже ганса. От напарника веяло спокойствием и удовлетворением, как от человека, хорошо сделавшего порученную ему работу. А ещё – весельем. Но это волнами. Как будто увидел или услышал что-то на самом деле смешное и потом время от времени вспоминает и снова веселится...
Кощей...
Во вражьем тылу...
После... ну, скажем, прогулки...
Чувствуя, как по спине начинает пробирать морозец, Сергей повернулся к напарнику:
– Княже, а они тебя о чём спрашивали?
Кощей рассказал. И не просто рассказал – он устроил целое представление в лицах! И слушая его, Гусев думал, что в мирное время, если напарник решит пожить среди людов, его с удовольствием возьмут на радио. Или даже в театр. Потому что – талант!
Сергей слушал, а его воображение, на бедность которого майор никогда не жаловался, послушно рисовало одну картину за другой.
Вот напарник в своей ношеной-переношеной выгоревшей до белизны форме без знаков различия и даже без звёздочки на пилотке, на вопрос: "Кто ты?" – гордо отвечающий: "Кощей, князь ночной!"
Или того хлеще: разговор с комдивом (в том, что князь не ошибся и вручил "подарок" именно комдиву, Гусев не сомневался: знаки различия – и свои, советские, и немецкие, и даже румынские – напарник знал на "отлично"), неверяще глядящим на карту и вопрошающим:
"Ты где это взял?"
"Майор дал", – что было совершенной правдой.
"Какой майор?"
"Этот... – валял дурака Кощей. – Го-су-дарст-вен-ной бе-зо-пасности который! Во!"
"А сам он где?"
"Кто?"
"Майор. Государственной безопасности".
Тут Кощей вертит головой по сторонам, после чего тычет пальцем в одну из стен: "Там!.."
Если добавить сюда, что это только в пересказе напарник обошёлся без словечек на древнерусском*, а тогда наверняка вставлял их через слово, а то, может, и чаще, картина получалась вообще... эта... в общем, та ещё. И Сергею очень хотелось бы знать, в каком виде это донесёт до Командира молва...
*Русский народ был всегда! Просто в древние времена назывался по-другому.
Когда Кощей умолк, они опять грелись на солнце, и теперь Гусев думал уже о том, куда податься следующей ночью. На север? Можно, конечно, вот только хрен знает, как далеко успела уползти ударная группировка и сколько времени придётся её догонять. На юг? Там они уже были. Разве что к дороге выйти, чтобы напарник там косточек навтыкал. На восток нельзя. Пока. Рано потому что – Командир просил не меньше двух дней, но лучше пять. И получается? Запад?
А что? И своим – тем, кто в кольце – помочь можно, и они думать будут, что князь с Серёгой в их районе околачивались. А если захотят подробностей – отсылать к Командиру. На него где сядешь, там и слезешь.
Покрутив мысль так и сяк и не найдя больших недостатков, майор поделился ею с напарником. Добавив, что по его, Гусева, скромному мнению, чем меньше тех, кто знает об умении князя быстро перемещаться на большие расстояния, тем лучше. Кощей, внимательно его выслушав (он Сергея всегда слушал внимательно. Даже очень), недолго подумал и согласился. И как только верхний край солнца скрылся за горизонтом, они двинулись в путь...
Вообще, по мнению Гусева, это походило на ту самую знаменитую стрельбу из пушки по воробьям. Причём не мелкой дробью, а ядрами. Или, правильнее, ядром. Их с князем парой. При этом пушка – приказ любимого командования, а воробьи – подразделения противника, обеспечивающие фланги полосы прорыва. Почему воробьи? Да потому что нет у них ни хрена, кроме них самих! Ни складов, ни тяжёлой артиллерии, ни-че-го! Всё где-то там, в тылу, стоит в очереди на проезд по единственной приличной дороге. Вот через пару-тройку дней, когда они обрастут жирком...
А пока Кощей с Гусевым пошли зигзагом: подскочили к линии фронта, устроили там "весёлую жизнь" гансам – и назад. Потом опять подскочили...
И всё это – постепенно смещаясь к северу. На Полночь, как говорит напарник. Особо не... хм, не зверели, что ли? В смысле, в одном месте больше взвода не вырезали – и время, и... время. Раз уж с жирными целями туго, то хоть ужаса на как можно больше гансов нагнать.
Правда, в одном месте от этого правила отступили. Там рядом расположились рота* двухсантиметровых зениток и батарея восьмисантиметровых миномётов. Майор, которому немецкая пехтура уже поперёк горла стояла, аж прослезился...
*Это не опечатка! Flak 38 сводились именно в роты, а не в батареи.
Вот чего у гансов было не отнять, так это умения делать выводы. И на следующую ночь Кощей с Гусевым испытали это на себе – гитлеровцы, обнаружив в своём тылу диверсантов противника, за один день успели выяснить общее направление их движения и организовать засады. Почти успешно – знать о ночном зрении князя (да и зрении ли?) они не могли.
"Обидевшись" на такое "неспортивное" поведение, обнаруженную засаду численностью в два десятка каких-то странных... егерей, наверное. Так вот её, можно сказать, стёрли в порошок. При этом не резали, как прошлой ночью, глотки, а Кощей их выпил. Насухо. Не по необходимости, а, как он сказал, чтоб знали, на кого охотятся. Потом они стали искать засады уже специально и, обнаружив ещё одну, уничтожили и её тоже. Так же. После чего Гусев предложил оттягиваться поближе к дому – здесь они сделали, что могли, да и срок подходит. Тем более что впереди ещё и река. Северский Донец которая. Да и на дороге не помешает задержаться и воткнуть пару косточек...
На этот раз Командир их возвращению обрадовался, хотя внешне это никак и не выразилось. А когда узнал, что никакого отдыха (разве только помыться) ни Кощею, ни даже Гусеву не требуется, обрадовался ещё больше. Приказав старшине приготовить баню, он пригласил князя с майором в "кабинет" и коротко ввёл в курс дела. Ну, или говоря по-другому, ознакомил с обстановкой. Обстановка эта, по словам Ивана Петровича, складывалась хоть и хреновая, однако всё же лучше, чем могла бы быть.
Прежде всего и самое главное – гитлеровцам так и не удалось сомкнуть кольцо окружения. И хотя ширина прохода всего лишь около десяти километров, войска через него потихоньку выходят. А кроме того, в ближайшее время силами 21-го и 23-го танковых корпусов, которые наконец-то удалось развернуть, будет нанесён удар вдоль северного фаса Барвенковского выступа. То есть как раз вдоль берега Северского Донца. И тогда в кольце окажется уже часть сил 6-й армии гитлеровцев. Меньше, конечно, чем хотелось, но...
Князь, внимательно следивший за карандашом, которым полковник показывал на карте обстановку, а также планы командования, ткнул пальцем севернее Балаклеи:
– А тут?
Колычев только развёл руками – мол, нашим бы с уже задуманным управиться. После чего пояснил, что тот выступ – это участок другого – Юго-Западного фронта. А у них свои... воеводы.
В общем, насколько понял Гусев, очень внимательно смотревший и слушавший, вопрос с выводом войск из котла всё ещё остаётся нерешённым. И следующие слова Командира это подтвердили:
– Княже, а ты можешь сделать такой же проход, как тогда, под Минском?
– Полторы тысячи шагов в ширину и три тысячи шагов в длину? – хмыкнул Кощей и уточнил:
– Моих.
Колычев, в который раз уже обманутый в своих ожиданиях, всё же спросил на всякий случай:
– А больше совсем никак?
Как Гусев успел заметить, лицо напарника становиться каменным либо в присутствии чужих, когда Кощей не хочет, чтобы кто-то догадался о том, что он думает или чувствует, либо когда задумывается. Глубоко. А поскольку сейчас здесь чужих не было, значит, Кощей, как он однажды объяснил, перебирает возможности. И, опять же, если Гусев всё правильно понимает – ищет, что предложить вместо создания прохода. Сергей и сам, чтобы не терять зря время, принялся прикидывать, что можно сделать.
Возможностей этих, по его мнению, было всего две. Первая – они с князем с наступлением темноты выходят на позиции противника и начинают всех резать. Вторая – князь это делает один, без напарника. В первом случае повышалась, гм, скажем, производительность труда. Во втором – Кощей получал свободу манёвра. То есть мог в любой момент взять и уйти на Кромку. И как ни крути, как ни обидно, более выгодным получался именно второй вариант. Потому что насколько больше они уложат гансов вдвоём – это ещё вопрос. А вот потеря такого специалиста, как князь...
Признаваться в собственной... малополезности, да? Пусть даже самому себе, было... неприятно. Но Сергея всю жизнь учили смотреть правде в глаза, да он и сам прекрасно понимал опасность переоценки своих сил, поэтому... Поэтому только и оставалось, что сидеть да вздыхать...
Однако долго жалеть себя не получилось. Напарник, явно что-то придумавший, первым делом поинтересовался, не надумал ли чего Гусев, и пришлось срочно встряхиваться, принимать бравый вид и быстро и чётко, как и подобает красному командиру ("Ага! И гордо!"), излагать... надуманное. При этом от князя веяло только вниманием, а вот от Командира смесью разочарования и почему-то гордости.
Ну, разочарование – понятно. Потому что Сергей не придумал способа решить дело разом. А гордость?.. Но об этом можно было подумать потом, а пока майор чётко закончил доклад, уточнив под конец, что это если не будет шариков.
Шариков не было. Командир сказал об этом сразу же, как только Гусев умолк. И что слоников тоже нет. Кроме – он достал из нагрудного кармана и торжественно поставил, можно даже сказать, водрузил фигурку на середину стола – одного. Да и того нашли случайно. Видно, потерял кто-то.
Осторожно взяв слоника, Кощей повертел его в руках и со вздохом ("С тяжёлым!") убрал за пазуху – для чего-нибудь серьёзного этого явно было мало. Потом посмотрел на Командира и спросил:
– Колычев, а если мы сделаем так?..
Идея князя состояла в том, чтобы не протыкать в боевых порядках противника сквозной проход, а сделать выемку. Ночью. В темноте. И ввести в неё "пешцев", чтобы те заняли позиции на флангах. Для начала. А утром, как рассветёт...
Не договорив, князь поднял глаза от карты, по которой водил пальцем, объясняя замысел, и посмотрел на полковника. Тот какое-то время что-то прикидывал в уме, потом спросил:
– На те же самые полторы тысячи твоих шагов в ширину и три тысячи в глубину?
– Так, – кивнул Кощей.
– А... в каком месте?
– А где скажешь, – хмыкнул князь.
Задав ещё пару уточняющих вопросов, командир отпустил напарников отдыхать, а сам быстро собрался и уехал. Как понял Сергей, предлагать воеводам возможность выбраться из той задницы, в которую они влезли...
Устроившись на завалинке с кружкой того самого чая, заваренного лично старшиной Нечипоренко, Гусев перебирал в уме детали последнего выхода в поисках ошибок и недочётов. Ну, то есть теперь перебирал. А до этого предавался – стыдно сказать! – пустым рассуждениям о том, что баня, пусть и не настоящая, намного лучше, чем такое достижение человеческого разума, как ванна. Потому что баня, хоть и собранная из палаток и железной печурки, здесь, можно сказать, под боком. Да. А ванна – она где-то там. Ну и толку с неё, получается? А?.. Вот то-то!..
Скорее по привычке, чем по необходимости, проверив ещё раз все обстоятельства и действия и не обнаружив ошибок, Сергей улыбнулся и, открыв глаза, посмотрел на сидевшего справа напарника. Тот почувствовал взгляд и, не поворачивая головы, ехидно поинтересовался:
– Гусев, а ты отчёт написал?
Майор, собравшийся отхлебнуть чайку, так и застыл с поднесённой ко рту кружкой. Однако быстро пришёл в себя и, всё же сделав глоток, не менее ехидно сообщил:
– А я не знаю, что писать! – и довольно ухмыльнулся во все свои тридцать-сколько-там зуба, когда Кощей с удивлением посмотрел на него. – Нет, серьёзно! – Сергей сделал ещё глоток и поставил кружку рядом с собой. Чай всем был хорош, но только несладкий. И даже мёд уже кончился. Правда, у напарника наверняка шоколадка заначена, но просить не хотелось. Сам князь шоколад не ел – он вообще к лакомствам, не считая мёда, был равнодушен – а вот окружающих женщин угощал. Причём не тех, что при штабах задами крутили да сиськами трясли, а которые вроде зенитчиц. Ну, или санинструкторш. И, наверное, детей бы тоже угощал, но они просто пока не встречались...
– Ну, значит, сейчас узнаешь, – хмыкнул Кощей, отворачиваясь и прикрывая глаза.
Гусев насторожился. Вроде бы мотор гудел. Или показалось? Хотя нет, точно мотор. Причём приближается. Интересно, как напарник ухитрился определить, что это именно Командир едет? По звуку? А если Командир, то?..
Сергей оглядел себя: после помывки он так и не удосужился одеться, ходил в кальсонах и нижней рубахе, босиком. Правда, в фуражке, но...
Но с другой стороны – была команда отдыхать! Которую майор Гусев, будучи дисциплинированным сотрудником государственной безопасности, выполняет... э-э-э... тщательно и со всем старанием? Нет?
Мотор загудел тише, потом опять набрал обороты и стал удаляться, а через полминуты из-за угла показался и Командир. Махнул рукой попытавшемуся встать Гусеву – сиди, мол, – и сам, подойдя, опустился на завалинку рядом с князем.
Сергей "принюхался": от любимого начальства тянуло усталостью, удовлетворением, раздражением (несильным) и желанием посидеть спокойно, чтобы не трогали. Получалось, что предложение князя Иван Петрович всё же протолкнул. Хотя и не без боя. То есть у них с Кощеем сегодня и завтра, а может, и послезавтра тоже, если ничего не случится, будет отдых. Потому что раньше войска подготовиться не успеют...
После обеда Командир опять собрал Кощея с Гусевым на... "военный совет", на котором объявил, что командование Южного фронта приняло решение нанести отсекающий удар по южному клину противника. При этом он так выразительно посмотрел на князя, что находись в "кабинете" кто посторонний, он бы без всяких подсказок понял, кому принадлежит идея этой операции. Затем Командир указал на карте три предполагаемых участка, на которых удары, по мнению командования фронтом, окажутся наиболее действенными, и предложил высказываться.
Некоторое время Кощей с Серёгой чуть ли не стукались головами, опять изучая обстановку, но теперь с учётом пожеланий армейцев, потом князь на двух из указанных Командиром участков нарисовал карандашом по прямоугольничку размерами полторы на три тысячи его шагов. После чего посмотрел на полковника. Командир кивнул и начал аккуратно сворачивать карту. В это время Кощей, отошедший к окну, чтобы не мешать, вдруг спросил:
– Сильно упирались?
– Да уж! – хмыкнул Командир, и от него вдруг потянуло злым весельем.
Князь, наверняка тоже это почувствовав, прищурился:
– Неужто прибил кого?
Полковник, как раз в этот момент застёгивавший планшет, остановился, некоторое время смотрел прямо перед собой, видя что-то ведомое только ему, потом тряхнул головой, отгоняя наваждение и вздохнул:
– Пообещал доложить. А для кое-кого это похуже смерти будет...
«От советского Информбюро! В ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое мая наши войска стремительным ударом проломили оборону противника на участке южнее города Изюм и...»
Поморщившись, майор отвернулся от висящей на стене хаты, в которой обосновались радисты группы, тарелки репродуктора. Времена, когда он безоговорочно верил всему, что говорят по радио и пишут в газетах, остались, казалось, в далёком прошлом. А потом ещё и с Кощеем познакомился, считавшим, что все бояны врут. А которые не врут, те либо привирают, либо недоговаривают. Либо то и другое сразу.
Что примечательно, князь их за это не презирал, считая полезными. А если кто страдает излишней доверчивостью, то это, мол, только его беда.
Сергей покосился на сидящего рядом напарника. Тот, как будто его ничего не касалось, прикрыл глаза и грелся на солнышке. А что ему? Попросили – помог. Хотя, конечно, правильнее будет сказать – сделал. Честнее. И награды не требует. Самое настоящее коммунистическое отношение, получается. Хотя и князь. А может, он всё же не настоящий князь? Может, в той секретной лаборатории ему как-то на голову подействовали, чтобы больше мог, а оно взяло и?..
Из открытого окна над головой послышалось: "Гусев! Зайди!" – и майор понял, что лично для него отдых закончился...
Наконец-то их вернули в, можно сказать, родные места. Под Москву. И как и раньше, по дороге к месту дислокации Командир, князь, Гусев и Пучков заехали в Столицу – пришёл вызов начальства. Точнее, вызвали только Колычева, Кощея и Гусева, а вот Гека Командир прихватил с собой своей властью. Разместились, как и в прошлый раз, на квартире, кроме полковника (то есть, конечно же, старшего майора государственной безопасности), предпочёвшего гостиницу. И в Управление ещё в день прилёта отправился тоже один только Колычев, наказав остальным сидеть дома и ждать звонка.
Появился он на следующее утро. И, обрадовав всех известием, что по решению командования им троим – то есть князю, Гусеву и Пучкову – предоставляется краткосрочный (трое суток) отпуск, порекомендовал заглянуть в финчасть за денежным довольствием. А заодно сообщил, что "товарищу Кощею" на время пребывания в Столице предоставляется автомобиль с водителем. И что лично он, старший майор госбезопасности Колычев, будет очень благодарен, если, отправляясь в Управление, они подвезут и его тоже.
Нет, что ни говори, а отпуск – это хорошо. Можно запастись всякими полезными мелочами, вроде подворотничков, иголок и тому подобного. Причём набрать их не только для себя, но и для товарищей.
Можно сходить куда-нибудь. Например, в зоопарк, где медведица Зойка уже проснулась после зимней спячки. Вот ведь, казалось бы, зверюга дикая, а напарника запомнила и когда опять увидела, обрадовалась. И они с Кощеем снова о чём-то шушукались, удивляя не только работников зоопарка, наблюдавших со стороны, но и сестрёнок Гека. Девчушек взяли с собой, потому что сами они вряд ли смогли бы попасть туда до конца войны.
Можно зайти в какой-нибудь известный ресторан, оглядеть зал и...
Нет, не перебить половину сидящих там, хотя при одном только взгляде на эти рожи руки сами тянутся к оружию. И даже не уйти. А нахально усесться за столик в самой середине зала и, когда брезгливо кривящий губы при взгляде на застиранную Кощееву гимнастёрку (но при этом почему-то не замечающий ни знаков различия Гусева, ни его наград) официант начнёт бормотать, что столик якобы не обслуживается, положить на его середину (стола, понятное дело) табельный ТТ и посоветовать всё же его обслужить. Потом подождать, когда примчится вызванный ни капельки не испугавшимися работниками ресторана патруль и вдруг остановится, как будто врезавшись в стену, потому что неожиданно разглядит и твои знаки различия, и награды, и, наконец, полномочия (почти такие же, как у князя. И тоже выданные по Его приказу, но позже. После Крыма).
И уже через пятнадцать минут (центр города! Всё рядом!) из оцепленного ресторана начинают выводить вперемешку посетителей и работников. Их пока ещё не арестовывают. Нет. Их пока что задерживают для выяснения и проверки. И пока что самое большее, что им грозит, – это ночь в не слишком ком-фор-та-бельных условиях. И вы с напарником ждёте, когда выведут всех, то и дело ловя на себе заинтересованные взгляды бойцов. А потом, пожав руки старшему патруля и старшему наряда, вы неторопливо идёте гулять по вечернему городу, потому что у вас – отпуск...
Но и это ещё не конец!
На следующее утро примчится бросивший свои наверняка важные дела Командир, посмотрит в твои честные, незамутнённые глаза и, тяжело вздохнув, попросит чаю. И они вшестером – Командир, князь, ничего не понимающие Гек с сестричками и сам Серёга – будут пить горячий, ароматный чай из тонких стаканов в серебряных подстаканниках, кто с сахаром, а кто с ирисками, и думать каждый о своём.
И только выпив полстакана, Иван Петрович вздохнёт:
– Ох, знали бы вы, какое... – тут он посмотрит на навостривших уши девчонок и поправится: – Какую кучу разворошили!
– Неужто каются?! – не поверит князь.
– Дождёшься от них! – фыркнет Командир и пояснит: – Хвастаются!..
А потом, допив чай и отказавшись от добавки, встанет и торжественным голосом сообщит:
– Товарищи командиры! – тут Гусев с Пучковым встанут и вытянутся по стойке "смирно". Потому что так положено. А Командир продолжит: – Княже! – и Кощей тоже встанет. – Командование благодарит вас за проделанную работу!
И Гусев с Пучковым (с ничего не понимающим Пучковым!) хором ответят:
– Служим Советскому Союзу!
А потом Командир скажет, что командование просит их прервать отпуск и отправиться к месту службы (пока город ещё цел). И если они согласны, то ровно в тринадцать часов придёт машина и отвезёт их на аэродром...
И хотя было немного жаль, но отпуск всё равно подходил к концу, так что все согласились, и только когда самолёт уже отрывался от земли, Гусев понял, чего они не сделали – они так и не купили слоников...
На всём протяжении Советско-Германского фронта, от северных льдов и до почти уже тёплой воды Чёрного моря, царило затишье. Ну, точнее, почти затишье и почти на всей. Ни у одной, ни у другой стороны сил для крупномасштабных наступательных операций не хватало, вот и сидели каждая на своих позициях, делая противнику мелкие пакости. А заодно, чтобы время не пропадало совсем уж даром, решали поднакопившиеся внутренние проблемы.
Там – Великий Фюрер (сиречь вождь) Всея Германской Нации тряс своих генералов и фельдмаршалов, пытаясь добиться внятного объяснения, как... КАК какие-то дикие варвары смогли противостоять потомкам Самого Зигфрида! И не только противостоять, но и несколько раз очень чувствительно настучать по голове.
Здесь...
Здесь поначалу было тихо и благочинно. Внешне. И так бы оно и забылось, но нашлись недоумки (кто именно, Командир не сказал), которые объявили Харьковскую операцию успешной (правда, переименовав её в Барвенковскую) и потребовали награждения «победителей».
И грянул гром!..
Досталось если не всем, то почти всем. Сторонникам операции – за то, что прожужжали Ему все уши, доказывая её необходимость. Противникам – за то, что протестовали слишком вяло. Даже Лаврентий Палычу, предоставившему большую часть сведений, на основании которых Он сейчас и «раздавал подарки» – за то, что не выявил своевременно замаскировавшихся и окопавшихся врагов народа, просочившихся аж в Политбюро. Но, правда, не сильно. В смысле, Любимому Наркому влетело несильно. А вот Тимошенко прямо из Его кабинета увезли в госпиталь с сердечным приступом.
