Текст книги "Товарищ Кощей (СИ)"
Автор книги: Сергей Уксус
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)
Разведчик, оглянувшись на полковника и не найдя у него ни понимания, ни даже сочувствия, всё же ответил. Внимательно его выслушав, князь о чём-то задумался, потом сказал: "Ждите!" – и неторопливо направился в дом. Вернулся он минут через пять. Подошёл к ожидавшим его гостям, напарнику и Колычеву (Командир явно на всякий случай задержался. Во избежание), попросил Гусева посветить и, развернув один из принесённых свёрточков, провёл короткий инструктаж по использованию "спецсредства типа "косточка"". Потом ответил на вопросы и под конец "обрадовал" гостей сообщением, что в полночь третьего дня, если считать следующий первым, неиспользованные "спецсредства" можно будет выкинуть.
После этих слов разведчик посмотрел на Кощея как кролик на удава (сам Гусев такого не видел, ему рассказывали) и поспешил исчезнуть, пока эти странные не пойми кто не "обрадовали" ещё чем-нибудь. Его спутник, не произнёсший за всё время ни слова, исчез вместе с ним.
Посмотрев им вслед, князь повернулся к Колычеву и попросил:
– Командир, отпусти ночью прогуляться? Пока я тут никого не убил...
За день до "Праздничного выхода", подготовленного князем и Серёгой с разрешения Командира и с его помощью, чтобы отметить возвращение капитана ГБ Гусева в строй, поступил приказ отправить пленного генерала в Столицу. А с ним – и захватившую его группу. Как объяснил Колычев, это потому что дальше держать фон Зальмута здесь смысла не было – всё, что знал, он уже рассказал (после такой доставки даже давить не пришлось).
Точнее, рассказать-то он мог ещё много разного, но уже не про крымские дела, так что держать его в Севастополе смысла не было. С группой, по мнению Сергея (и Командир был с ним согласен) тоже всё просто: стране нужны не только хорошие новости, но и, кхм, герои. То есть дело попахивало очередным награждением. А Кощею – подарком. Одно было непонятно – почему Командира не вызвали? Однако когда Гусев подошёл к Колычеву с этим вопросом, тот отмахнулся – мол, не за награды воюем.
И всё равно на душе было... нехорошо. Потому что, как и в первый раз, всю работу сделал напарник, а он, Серёга Гусев, при этом только присутствовал (хорошо ещё, под ногами не путался). И получалось, что награждают его только чтобы людям показать: вот, мол, у нас по делам и награда.
Эх, знал бы кто эти дела!..
Похоже, это его настроение незамеченным не осталось, потому что незадолго до отправки на аэродром Командир отвёл Сергея в сторонку и принялся объяснять, что как раз его, капитана Гусева, задача и состоит в том, чтобы служить громоотводом для князя. И что награды для Гусева – это как шашка для товарища Будённого. Ну или винтовка для снайпера. Тем более что сам князь награды получать не может. А советским людям нужно видеть, что Советское Государство не забывает тех, кто хорошо работает, верно служит и совершает героические поступки. Ну и для детей пример...
В общем, отставить реф-лек-сии!..
До Москвы летели вместе с Зальмутом, которого сопровождающий явно преднамеренно посадил так, что тот видел Кощея. И весь полёт ганс не сводил с князя глаз. Веяло от генерала при этом смесью интереса, страха и почему-то неверия. А от сопровождающего – Гусев прислушался к ощущениям – весельем, удовлетворением и интересом. Правда, интерес этот относился к Зальмуту – похоже, кто-то из особистов (может, даже и этот) проверял какие-то свои предположения. Князю это, насколько мог почувствовать Сергей, было безразлично. Он вообще сидел весь в раздумьях. Знать бы ещё о чём.
На аэродроме они наконец-то расстались: Зальмута увезли в Управление, а их троих – в знакомую гостиницу, где всех, даже Пучкова, поселили в отдельные номера. В соседние. И Гусев, убедившись, что все устроились нормально, отправился спать – до утра осталось всего ничего...
Утро у Сергея наступило как всегда – в шесть часов. Лёжа на спине и не открывая глаз он сначала попробовал дотянуться Силой до Найдёныша и, нащупав-увидев-ощутив какой-то сгусток, послал ему команду "Подъём!". Потом попытался найти князя, но в голове тут же нарисовался нахально скалящийся череп со светящими зелёным светом глазами и пролязгал: "Не шуми! Всё кладбище подымешь!" После чего, явно почувствовав удивление Сергея, довольно заржал. Если, конечно, скрипение ржавым железом по мутному неровному стеклу можно назвать ржанием...
Через сорок пять минут вся группа собралась в номере Кощея, чтобы отдать должное местной кухне. Пучков, узрев в своей тарелке овсянку, сначала сморщился, но потом, увидев, с каким удовольствием её наворачивает Гусев, решился всё же попробовать... Когда же капитан, покончив со своей порцией, почти традиционно спросил у Кощея разрешения съесть и его порцию тоже, проводил тарелку таким тоскливым взглядом, что Серёга, не выдержав, отложил ему половину...
В семь ноль пять, когда все трое не торопясь пили по второму стакану чая, в дверь номера, вежливо постучав, просунулась испуганная дежурная по этажу и поинтересовалась, не здесь ли находится капитан Гусев. А узнав, что здесь, сообщила, что оного капитана просят к телефону...
Встреча началась, как и предыдущие, со взаимных приветствий. Затем Он предложил садиться, и когда все (а кроме Него и группы в кабинете был ещё и Нарком) расселись, попросил Гусева доложить, как прошло задание. То, в котором им удалось добыть вражеского генерала.
Попросил! Он!..
Почувствовав, что у него сейчас отвалится челюсть ("Подумаешь! На Пучкова посмотри!"), Сергей, спешно опустил веки, восстанавливая душевное спокойствие и выстраивая порядок доклада. Затем открыл глаза и коротко и чётко описал произошедшие во время того выхода события. Не все, понятное дело. Самые основные.
После того как прозвучало заключительное: "Капитан Гусев доклад закончил!" – Он некоторое время молчал, о чём-то думая и переглядываясь с Наркомом, а потом снова попросил. Рассказать о задании. Именно рассказать, а не доложить. Подробно.
Сергей опять ненадолго задумался – его не торопили – и, ощущая молчаливую поддержку напарника, принялся рассказывать с самого начала. Упоминание пьяного аса Люфтваффе вызвало у Него усмешку, а то, что Гусев его отпустил – одобрительный кивок. Когда Сергей описал торжественную встречу в ауле и вынесенное большое блюдо с красноармейскими книжками и командирскими удостоверениями, Он что-то сказал по-грузински, явно ругательное, а когда упомянул свиней, которых кормили людьми, Его прорвало:
– Лаврентий! Узнай, где это! В порошок стереть!.. – после чего, вскочив со стула, принялся вышагивать по кабинету, что-то бормоча.
Наконец, немного успокоившись и вернувшись на место, Он попросил продолжать, и Сергей недолго думая сообщил, что стирать в порошок там уже некого. Потому что князь их проклял. И когда группа уходила от аула, из живых там разве что домашний скот оставался – овцы там, козы... А свиней Кощей сжёг. Вместе с сараем. И пепел развеял...
Потом все долго молчали, и Гусев думал, что всё, что он сейчас рассказывает, было в рапорте. В том, который для совсем секретных архивов. Но до Него это почему-то не дошло...
Квартира, подаренная Герою Советского Союза Сергею Гусеву (вообще-то хотели подарить князю, но он сказал, что у него терем есть), поражала. Она была... большая. Даже очень. Три комнаты, каждая из которых больше того номера в гостинице, куда его поселили. Кухня, в которой можно устроить небольшой строевой смотр. Отдельная ванная (правда, горячей воды сейчас нет, но в мирное время...), ватерклозет, всякие там кладовки... И в завершение – коридор! Широкий и длинный!..
Одно плохо – пусто. Ни мебели, ни посуды. Понятно, почему на обустройство отпуск аж десять суток дали – пока всё найдёшь...
С другой стороны, а оно надо? Когда всё время на фронте?..
Мелькнувшую мысль, что пока сам воюешь, тут можно было бы поселить, к примеру, сестрёнок Найдёныша, Сергей покрутил так и этак, потом спросил князя с Пучковым, что они думают. Князь пожал плечами, что означало что-то вроде "твой дом, тебе решать", а Пучков стал отнекиваться: мол, не дело и так далее. Спор грозил затянуться, но тут в дверь постучали.
Открыв, Гусев обнаружил невысокую (по меркам самого Гусева) худощавую женщину лет пятидесяти на вид. Представившись управдомом, она назвалась Надеждой Васильевной и, посмотрев на Пучкова, сказала, что можно тётей Надей. Сергею она понравилась. И Кощею тоже. Князь, глядя на неё, о чём-то задумался на несколько секунд, а потом выдал:
– Надёжа... Хорошее имя. Доброе.
Как оказалось, тётя Надя зашла не только познакомиться с новыми жильцами, но и сообщить, что по тем бумажкам, которые прилагались к ордеру на квартиру, можно получить на спецскладе мебель и посуду. Бесплатно. И если ей эти бумаги отдадут, она вполне может помочь "товарищу командиру". Завтра с утра.
Вспомнив народную мудрость, что за спрос денег не берут, Сергей, раз уж отношения вроде как доброжелательные, поинтересовался, можно ли, чтобы здесь пожили младшие сестрёнки их боевого товарища, кивнув при этом на Пучкова. Управдомша немного подумала, а потом сказала, что если у них запрета на проживание в Москве нет, то почему бы и нет. При этом во взглядах, бросаемых ею на Найдёныша, читалось пусть и скрытое, но видимое Гусеву сочувствие.
Потом все дружно (кроме Кощея) прикидывали, что и где было бы неплохо поставить с учётом того, что тут поселятся две девчонки (если выдадут), потом...
Потом тётя Надя, узнав, что они только вчера с фронта и через десять (точнее, уже девять) суток отправляются обратно, пригласила всех к себе, попить чаю. Предупредив, что будет немного тесновато, но ничего... И все четверо дружно направились в соседний подъезд, где у управдомши была однокомнатная квартира.
На кухне у тёти Нади и впрямь оказалось тесновато – трое отпускников, сама хозяйка и молодой лейтенант с орденом Красной Звезды на застиранной и местами заштопанной командирской гимнастёрке. Увидев Гусева, лейтенант попытался встать, но тут же стал заваливаться на бок, и если бы не Кощей, возникший рядом и успевший его поддержать, упал. И только потом Сергей обратил внимание на костыли, прислонённые к стенке рядом с орденоносцем. Мысленно обругав себя за невнимательность, Гусев попросил лейтенанта не вставать, на что тот, смутившись, объяснил свой порыв привычкой.
Сидячих мест на всех не хватало, и князь не долго думая устроился на широком подоконнике, аккуратно подвинув стоявший там горшок с каким-то растением. С каким – Гусев сказать не мог, поскольку его знания в этой области ограничивались только кактусом, фикусом и геранью. Поёрзав, чтобы устроиться поудобнее, Кощей вытащил из-за пазухи небольшую деревянную то ли шкатулку, то ли просто коробочку, покрытую резьбой, и протянул её тёте Наде со словами:
– На-кось, хозяюшка, завари этого.
Затем, тоже из-за пазухи, появились две плитки шоколада "Спартак" и узелок, в котором, когда Пучков его развязал, оказались куски сахара. На вопрос Гусева, откуда такое богатство, напарник хмыкнул:
– У обозников сменял. На часы.
Тем временем хозяйка закончила возиться с чайниками (в большой – налить воды и поставить на керогаз, из маленького вылить старую заварку и сполоснуть), села на табурет, и знакомство пошло по второму кругу. Только теперь знакомились не с управдомшей, а с лейтенантом.
Парня звали Игорем Селивановым. Оказался он сыном профессора, жившего раньше в этом доме. Мать у них умерла в тридцать девятом, вот они и жили вдвоём.
Когда началась война, Игорь пошёл на фронт, а два месяца назад кто-то где-то напутал, и на него прислали похоронку. Результат – у старика не выдержало сердце.
Поскольку живых жильцов не осталось, управдом поступила по инструкции: квартиру опечатала и сообщила по начальству, что жилплощадь освободилась.
Около месяца назад в квартире появились новые жильцы – эвакуированная из Львова семья, а три недели назад неожиданно вернулся живой, хоть и не совсем здоровый, её владелец. Бывший владелец.
Сначала по инстанциям бегала управдом. Женщина, насколько разобрался в ощущениях Гусев, чувствовала себя виноватой в сложившейся ситуации и пыталась помочь, но ничего добиться не смогла. Тогда по инстанциям пошёл Игорь. Его тоже посылали... Посылали, хотя и относительно вежливо. Но в последний раз один из чинуш договорился до того, что лучше бы Селиванова на самом деле убили...
На этом месте Кощей, до того молча слушавший, вдруг спросил:
– Гусев, таратайка ждёт?
– Я не отпускал, – пожал плечами Сергей и повернулся к Пучкову.
– Никак нет, тащ капитан! Я не отпускал! – сообщил тот не дожидаясь вопроса.
– Тогда вставай-ка ты, Игорь из рода Селивановых, да съездим-ка мы к тому тиуну говорливому...
Трясясь в кузове полуторки, Гусев думал о том, что какие чистки ни устраивай, как за чистоту рядов ни борись, вот такие вот "говорливые тиуны" будут и будут появляться. И ведь он скорее всего не ворует. И взяток не берёт, во всяком случае деньгами. Нет, он просто сволочь, которая оценивает людей по полезности для себя, любимого. И по неприятностям, которые эти люди могут доставить, опять же, ему, любимому. А закона, требующего от чиновника быть человечным, у нас нет. Ни закона, ни инструкции. Ни распоряжения. Так что если бы "тиун" этот не распустил язык...
Сначала – при Селиванове. Потом – при наряде милиции, вызванном секретаршей при виде толпы, вломившейся в кабинет шефа, при самой секретарше и прибежавшем на шум заместителе. Прямо в квадратные от удивления глаза слушателей высказывая, что он думает о всяких там недобитых гитлеровцами командирах, красноармейцах, членах их семей и прочих нищебродах (как потом совершенно спокойно объяснил Кощей, ну захотелось люду выплеснуть наболевшее. А тут и случай подвернулся. Подходящий).
Когда же "артиста" наконец увели, испуганный зам пообещал, что самое большее через четыре дня товарищ лейтенант снова въедет в свою бывшую квартиру. Объяснив, что задержка вызвана необходимостью куда-то переселить тех, кто в ней живёт сейчас. Не выкидывать же людей на улицу? Гусеву объяснив. А на князя – поглядывая. Сергей тогда подумал, что хорошо, что они Пучкова с управдомшей оставили, а то бы у бедного чинуши совсем глаза разъехались.
А о машинах они в тот же день договорились, узнав у водителя, где и как можно это сделать. Так что сейчас по тряским советским дорогам к одному из городков Московской области шла небольшая автоколонна, состоящая из двух таратаек – "эмки" и полуторки.
Хмыкнув, Сергей посмотрел на точно так же трясущегося у противоположного борта Кощея. По какой-то причине в этот раз князь не отправился в путь по своей Кромке, а решил ехать вместе с напарником. А Пучкова посадили в идущую головной "эмку" – водителя развлекать.
Сам Гусев предпочёл грузовик из-за роста – тесновато ему в "эмке" было. Ноги девать некуда, особенно при долгой езде. Да и случись что... Шутки шутками, а до того, как ударили морозы, на этих дорогах диверсанты пошаливали. Так что вместе с машинами им выдали и два ППД. Хотели ещё и Кощею выдать, но тот отказался.
Одним из несомненных достоинств маленьких городков является то, что в них всё рядом. Вот и Найдёныш, узнав, что его сестрички ещё в школе, спросил разрешения у Гусева, убежал и уже через двадцать минут вернулся, подпираемый с двух сторон большеглазыми чудами в совсем не серьёзно выглядящих по такой погоде чёрных пальтишках, платках и валенках.
Подозрения о несерьёзности подтвердил и водитель "эмки", спросивший, не этих ли детей нужно будет везти обратно. А услышав, что этих, покачал головой: "Поморозим". Сами водители были "упакованы" в овчинные полушубки, валенки и ушанки с опущенными и завязанными под подбородком ушами. На руках – рукавицы военного образца, с отдельными большим и указательным (чтобы на спуск нажимать) пальцами. Рядом с ними Гусев с Пучковым в своих шинельках совсем не смотрелись, а уж Кощей в поношенном летнем х/б, ботинках с обмотками и пилотке – и подавно. Хорошо ещё, водители, как и машины, относились к родному ведомству, так что держать языки за зубами умели.
Однако водитель был прав, и Сергей уже по привычке повернулся к напарнику:
– Княже?
– В маленькой поеду, – хмыкнул тот. – Впереди сяду.
Кивнув, капитан обратил своё внимание на подошедших Пучкова с девочками:
– Так, товарищи красноармейцы и родственницы красноармейцев, слушайте боевую задачу...
Через три часа успевшие собраться, перекусить (соседка помогла) и даже подремать в тепле (водители) "путешественники" загрузились в таратайки и колонна двинулась в обратный путь.
Обратно ехали спокойно, а Гусев так даже с большим удобством, чем туда, благодаря нескольким брошенным в кузов узлам с вещами. И Силы на согревание пока хватало. Правда, немного беспокоили слоники. Князь, зашедший к соседке с каким-то вопросом, вышел от неё, задумчиво крутя в руках три белых фигурки, и пояснил, заметив вопросительный взгляд Сергея:
– Сменял.
– Опять на часы? – хмыкнул Гусев.
– Не, – помотал головой напарник. – На это, как его, на мыло гансовское, на два куска.
Хмыкнув, капитан не стал уточнять, что на самом деле, если верить обёртке, мыло французское. И хозяйка с этим наверняка разобралась. Хотя, может, и нет. В конце концов, если князь согласился на такой обмен, значит, он его устраивает, а обжулить Кощея... Ну-ну. Что называется, бог (которого нету!) им в помощь.
Почти перед самой Москвой, уже в сумерках, полуторка вдруг сбавила ход, а потом и вовсе остановилась. Находившийся в полудрёме Гусев встрепенулся и, подхватив лежавший рядом ППД, осторожно выглянул из кузова. Впереди, примерно в семи метрах, стояла "эмка", а рядом с ней, спиной к машине, Кощей. Князь что-то высматривал среди подходивших почти к самой дороге кустов и деревьев. Потом он резко взмахнул рукой, и Гусеву показалось, что в лес полетел один из тех, выменянных напарником слоников.
Несколько секунд после этого ничего не происходило, а потом в той стороне вдруг раздался неразборчивый вопль и метрах в десяти от дороги началась стрельба. При этом сидевшие в лесу явно воевали друг с другом.
Бой длился около двух минут, потом стрельба прекратилась и стало слышно, как кто-то ругается хриплым срывающимся голосом. По-немецки. Решив, что можно уже выходить, Сергей высунулся чуть дальше, но князь, не глядя в его сторону, сделал знак ждать, и капитан опять укрылся за бортом, глядя поверх прицела и поводя стволом из стороны в сторону.
Вылезти Кощей разрешил ещё только через минуту, когда ругань в лесу почти стихла. Приказав спрыгнувшему на землю Гусеву ждать, князь, чуть пригнувшись, просочился – иначе не скажешь – сквозь кусты и почти не проваливаясь зашагал к месту боя...
Сергей смотрел, как напарник неторопливо стаскивает к полуторке тела (он пробовал помочь, но едва сошёл с дороги, как провалился по... Почти по пояс), и воспитывал Найдёныша. Доблестный красноармеец Пучков, когда началась перестрелка, кубарем выкатился из "эмки" и, недолго думая, занял позицию за её кузовом. И сейчас Гусев объяснял надежде советского осназа, что та (надежда) была неправа. В корне. А поскольку фантазия у красноармейца Пучкова была богатая, он очень живо представил, как ответный огонь гитлеровских диверсантов прошивает тонкое железо кузова и...
...и тела сестрёнок, оказавшиеся на его – ответного огня – пути...
Гусев же, убедившись, что младший товарищ прочувствовал и осознал, похлопал его по плечу и слегка подбодрил, сообщив, что такие ошибки – дело обычное. И что если бы было время на нормальную подготовку, красноармеец Пучков это всё изучил бы на полигонах. А сейчас главное – всё запомнить и потом не забыть.
Водитель "эмки", воспользовавшийся случаем, чтобы покурить, и слышавший все эти наставления, одобрительно кивал, однако присоединиться к делу воспитания молодёжи, рассказав, например, историю из своей (или не своей) жизни, не спешил. Впрочем, насколько понял Сергей, и без его помощи достигнутый результат был вполне удовлетворительным.
Тем временем Кощей принёс последнее тело и, предупредив, что этот – живой, погнал Гусева с Найдёнышем в кузов, принимать. Всего диверсантов оказалось восемь – пять нормальных трупов, два трупа странно лёгких – явно напарник силы восполнил – и один живой. В смысле, диверсант живой, а не труп. Первой мыслью Сергея было оставить высушенных здесь – глядишь, до весны зверьё даже кости растащит, однако Кощей, когда Гусев на него посмотрел, сказал: "Пусть будут", – и Сергей, решив, что напарнику виднее, перешёл к "языку". Но и тут ничего делать не понадобилось – раны оказались закупорены засохшей кровью и в перевязке не нуждались. Вот только как бы ганс за время езды в сосульку не превратился – капитан хоть и не мёрз, однако то, что мороз постепенно усиливается, ощутил. И похоже, что Кощей это просто не учёл, потому что после Серёгиного вопроса сначала помянул каких-то Белобога с Чернобогом, потом секунду подумал и наконец сказал, что поедет в кузове. А Гусев, если хочет, может перебраться в маленькую таратайку, потому что Найдёныш как сидел с сестрёнками, так пусть и дальше сидит – им теплее будет.
Ещё оставался вопрос с оружием диверсантов, но тут князь сказал, что если кому надо, пусть сам лезет и копается в снегу. Или до весны подождёт, когда всё растает...
Хотя пулемёт он всё же притащил... По привычке, наверное?..
Заезд в Управление много времени не отнял: во-первых, оно располагалось недалеко от того дома, где Гусеву дали квартиру, а во-вторых, никто никуда, собственно, не заезжал. То есть князь попросил водителя полуторки подъехать к главному входу, и пока Гусев ходил "радовать" дежурного привалившей на ночь глядя работой, на пару с Пучковым быстренько выгрузил из кузова трупы. Уложил их рядком, а сверху аккуратно пристроил "языка".
Когда удивлённый дежурный вышел на крыльцо, чтобы лично оценить размеры свалившегося на его голову "счастья", Кощей, ткнув пальцем, объяснил, что "вон тот вон жив", но шевелиться не сможет примерно до полуночи. Чтобы присмотрели. После чего скомандовал: "Гусев! В машину!" – и как только Серёга влез в кузов, дважды стукнул ладонью по крыше кабины – мол, поехали. И они поехали. Оставляя позади жалобный крик дежурного: "Товарищ капитан! Ну нельзя же так!.."
Когда Гусеву сказали, что ему и его группе предоставляется отпуск аж в десять суток (ему – для обустройства нового жилья, князю с Найдёнышем – за компанию), он, зная родную организацию, не очень-то в это поверил.
Нет, если бы взять и всем вместе отправиться, например, на Кощеев остров или хотя бы просто на необитаемый остров (главное условие – чтобы его не было на карте), тогда – да, тогда была бы надежда, что эти десять суток удастся отдохнуть спокойно. Но и то сомнительно. А так...
А так – ровно в восемь часов утра раздался звонок телефона, о наличии которого в своей квартире Сергей и не подозревал. Зато, как оказалось, адъютант наркома об этом устройстве знал. И номер капитана Гусева – тоже. Потому что на следующее утро после поездки за сёстрами Найдёныша ровно, как уже говорилось, в восемь часов деловым тоном сообщил об ожидающей у подъезда машине, готовой отвезти самого капитана Гусева и всю его группу в ведомственное ателье. В котором героев ждут не дождутся мастера, желающие пошить им парадные мундиры. Срочно пошить. Потому что завтра в Кремле состоится церемония награждения достойных. К которым, само собой, относятся и члены упомянутой группы.
Положив трубку и выпутавшись из шторы (аппарат когда-то поставили на подоконник, а потом там забыли, и если бы не звонок...), Гусев посмотрел на сидящих вокруг большого стола, можно сказать, членов семьи (ещё бы сюда Командира) и сообщил, что внизу ждёт машина и что им сейчас надо срочно ехать в ателье. Всем. То есть всем троим: ему самому, Пучкову и почему-то Кощею.
Последний, не задавая вопросов, отставил чашку с недопитым чаем, поднялся и сообщил, что он – "к Надёже", сказать, что их вызывают, и попросить, чтобы за детьми присмотрела. После чего, не обращая внимания на возмущённое фырканье этих самых детей, вышел из комнаты. Посмотрев ему вслед, Сергей вытащил из кармана галифе пачку купюр – часть "добычи" от позавчерашнего налёта на финчасть – положил на стол и предупредил девочек, что если "тётя Надя" предложит пойти по магазинам, то это на покупки. Найдёныш попробовал было отказаться (а дети – отнекиваться), но Гусев рыкнул: "Боец Пучков, одеваться бегом... марш!" – и вопрос сам собой отложился на некоторое время.
В ателье всех троих растащили по разным комнатам, и Гусев, попавший в цепкие лапки невысокого полноватого мужичка в жилетке и с портновским метром на шее, на некоторое время потерял связь с миром. Бесконечные "станьте прямо", "повернитесь", "наклонитесь", "поднимите", "опустите" и так далее привели бравого капитана в состояние полного охренения. Так что он даже забыл о своём подопечном и не вспомнил о нём даже тогда, когда мастер объявил, что за готовым мундиром можно будет заехать уже завтра после восьми утра, и лично проводил его в небольшой зальчик, где посетители ожидали, когда ими наконец займутся.
Там пока ещё не было ни Пучкова, ни князя, и Гусев, оглядевшись, сел в кресло у стены и принялся рассматривать какого-то долговязого... гражданина в чёрном костюме и шляпе, любовавшегося собой в огромном, в полтора человеческих роста, зеркале. Гражданину этому явно что-то не нравилось. Но то ли он пока не понял, что именно, то ли пытался с этим смириться, но от зеркала не отходил. Сергей хотел было уже выдать что-то вроде "Свет мой, зеркальце, скажи...", однако не успел открыть рот, как долговязый в костюме пролязгал:
– Гусев. Лучше. Молчи...
После ателье водитель передал просьбу Наркома о встрече, и они все вместе отправились в Управление. Хотя Гусев, глядя на состояние напарника, предпочёл бы более безопасное место. Фронт, например.
Однако вопреки ожиданиям ничего страшного не случилось. Князь, как бывало и раньше, вошёл в кабинет один, оставив Сергея с Найдёнышем подпирать дверь, а когда их тоже пригласили, внутри оказалось всё чинно и спокойно. Даже стёкла в окнах целые. Правда, сам Лаврентий Палыч выглядел очень уж задумчивым, но зато Кощей, судя по ощущениям Гусева, успокоился и уже не горел желанием оторвать кому-нибудь что-нибудь ненужное. Вроде головы.
Нарком, ответив на приветствие и подождав, когда Сергей с Пучковым усядутся, ещё некоторое время о чём-то напряжённо размышлял, но наконец всё же нашёл в себе силы обратить внимание на посетителей. Правда, чтобы вспомнить, кто они и что делают в его кабинете, Наркому потребовалось некоторое время. Но никакие трудности не способны остановить старого большевика, и товарищ Берия наконец-то справился с собственной памятью и встал:
– Товарищи! Прежде всего хочу поблагодарить вас за уничтожение вражеской диверсионной группы. Не скрою, она нам много крови попортила. Отдельное спасибо за взятого "языка". Он уже пришёл в себя и готов сотрудничать, правда, – Лаврентий Павлович посмотрел на князя, – при условии, что его не отдадут потом тебе, княже. Ни его самого, ни, если его в конце концов расстреляют, его душу.
– Хм? – Кощей непонимающе посмотрел на Наркома. – Ну так не отдавайте.
– То есть он тебе не нужен? – на всякий случай переспросил Берия.
– Нет, – покачал головой Кощей.
– Хорошо, – кивнул Нарком и перешёл к другим делам.
Прежде всего им всем сообщили о назначенном на завтра торжественном награждении, на котором им – то есть Гусеву с Пучковым – следует быть обязательно. Что же касается князя, то он (тут Нарком глянул на Кощея и, когда тот отрицательно качнул головой, вздохнул) по соображениям секретности присутствовать не сможет. Напоследок же напомнил, что вчерашнее событие тоже без награды не останется, но позже...
Церемония была... как церемония. Награждаемых всего около двух десятков (можно было бы посчитать, конечно, но зачем?), и половина из них – генералы, а вот из рядовых бойцов присутствовал только Пучков. И награда у него оказалась самой младшей – орден Красной Звезды. И такое вот несоответствие награды месту вызвало у других награждаемых удивление. Впрочем, обстановка к проявлению любопытства не располагала. Сначала – по причине стояния в строю, а потом – поскольку боец этот всё время держался рядом с капитаном из того же ведомства.
Самому Гусеву на грудь упали вторая Золотая Звезда и второй орден Ленина. Что, в общем-то, было ожидаемо.
После вручения наград состоялся небольшой концерт, а за ним банкет, на который Сергей с Найдёнышем не пошли. Гусева беспокоил оставшийся без присмотра напарник, а Пучкову при взгляде на стоявшие на столах яства стало стыдно – он тут обжирается всякими вкусностями, а его сестрёнки там...
В общем, отыскав в бурлящей толпе родного Наркома, получили у него разрешение отбыть и отправились домой – отметить событие ещё раз, но уже среди своих...
Их дёргали ещё дважды. Сначала к Нему на вручение подарков, где князю преподнесли серебряную продолговатую чашу в виде то ли лодки, то ли корабля, покрытую красивыми узорами*. Какое-то время Кощей её разглядывал со всех сторон, а потом, хитро прищурившись, посмотрел на Него. И Он, довольно заулыбавшись, повернулся к стоящему рядом Наркому и скомандовал:
– Лаврентий, доставай!
*ГГ не знает слова «братина».
Второй раз их вызвали в Управление, чтобы написать отчёты. Какой-то старший майор, который занимался теми диверсантами и не мог закрыть дело, не получив отчётов от непосредственных участников их ликвидации. Дело, в общем, обычное. Если бы не одно обстоятельство: "Особая инструкция", очень строго ограничивавшая круг тех, кто мог получать достоверные сведения о действиях спецсотрудника. И старший майор в этот круг не входил. Возможно, по этой причине он и об "Особой инструкции" никогда не слышал. А может, прочитал, но забыл. А может, ещё почему, но когда Гусев сказал, что у этого старшего майора не хватает допуска, тот взбеленился и начал орать. Посмотрев на его багровую... лицо, Сергей перевёл взгляд на стоявшего позади крикуна Найдёныша и коротко кивнул...
Когда дежурный наряд вывел притихшего старшего майора из кабинета Наркома, товарищ Берия, посмотрев на закрывшуюся за конвойными дверь, вздохнул и спросил, не желает ли товарищ капитан Гусев вместе с товарищем бойцом Пучковым и товарищем спецсотрудником Кощеем прервать свой отпуск, до конца которого осталось три дня, и вылететь в Севастополь уже завтра. А за сёстрами товарища Пучкова присмотрят. Пусть товарищи об этом не беспокоятся....
Вот казалось бы, отсутствовали всего ничего, а изменилось за это время столько, что...
