Текст книги ""Сварщик" с Юноны 3 книга (СИ)"

Автор книги: Сергей Трунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

По результатам эдакого сумбурного, но весёлого испытания, Савелий с механиком внесли некоторые улучшения, и Полесов, к разочарованию Петьки, укатил велосипед обратно в мастерскую.

Дальше Савелий заказал велосипеды подростковый и детский, спецификацию на детали для конвейерного производства, а сам механизм запатентовал как весь целиком, так и отдельные узлы.

Но вот настал день, когда доработанный велосипед механик с торжественным видом выкатил из сараюшки и вручил СоКесарю.

Савелий вывел двухколёсную машину за ворота мастерской, а там уже собралась толпа горожан, невесть как прознавших о новинке. Он крякнул, дёргая головой, мол: «тоже мне цирк нашли!». Но деваться некуда – не разгонять же! – поставил левую ногу на педаль слева, правой оттолкнулся, набирая ход, перекинул её через раму, словно садился на коня, плюхнулся в седло и, накручивая педали, выехал с тротуара на проезжую часть с замеревшими при виде необычного зрелища экипажами. Лошадь одного испуганно заржала и шарахнулась в сторону.

Так, провожаемый изумлёнными взглядами горожан, ватагой вездесущих мальчишек и сворой самозабвенно облаивающих необычайный экипаж собак, Савелий докатил до дома.

Аньке понравилось кататься на раме велосипеда, невзирая на немилосердную тряску. И к трём годикам малышка, стоило лишь на мгновение упустить её из вида, упорно поджав губки, сползала по ступенькам крыльца, а затем усердно карабкалась на велосипед. Зато визга и смеха при езде через край!

Петьке, как наследнику СоКесаря доверили испытания и обкатку первого подросткового велосипеда, «Орлёнка». И мальчишка ездил гоголем, пацанята за ним табунчиком бегали, он благосклонно награждал лучших разрешением прокатиться.

Мигель, наиболее сдержанный из ребятишек Резанова, и Ольга на высочайшее испытание получили по «Школьнику». Примерно одного возраста дети сдружились и девочка, на правах старшей, проявляла материнскую заботу над сводным братиком. Катались вместе, несмотря на то, что у каждого среди местных ребятишек образовался круг приверженцев. Тут катались все по очереди, и Полесов грозно шевеля усами, но ворча добродушно, то и дело принимал в починку, то один, то другой детский велосипед.

На быстром ходу двухколёсный агрегат трясло чрезвычайно, и Савелий заказал Базарову камеры и покрышки. Тот под эту затею потребовал набрать работников. Пришлось обещать.

25 сентября 1811, после уборочной, Савелий распорядился начать в газетах САСШ, Канады и Мексики компанию по привлечению в Русскую Америку новых подданных. Княжество задыхалось без квалифицированных рабочих рук. Из разоренной беспрерывными войнами Европы и Азии караваны судов давно привозили переселенцев.

Однако нахлебников, вроде всякого рода проповедников, а также авантюристов всех мастей и любителей лёгкой наживы министерство по переселению налаживало обратно. С шумом и треском. Чтоб другим неповадно было. А выявлять помогали как корпус охраны сокесаря (КОС) в спарке с осевшими на нелегальное положение диверсионно-разведывательными группами (ДРГ) в странах, откуда прибыл претендент, так и милиция по местам жительства, натуру ведь от людей не скроешь. Да и централизованный учёт прибывающих в Княжество переселенцев, по настоянию Савелия с отпечатками пальцев, позволял оперативно опросить земляков подозрительного.

А 17 января, после Рождества, на столе в рабочем кабинете он нашёл первый номер «Русской красы». Так Кончита с подружками назвала журнал мод. Неказистый по меркам времени Савелия, на десятке страничек, но с двумя полноразмерными выкройками!

Весь тираж в жалкие сто экземпляров разошелся буквально за час и только «по своим». И Савелий, правами СоКесаря отложив выпуск иной печатной продукции, за исключением газеты «Русское слово», распорядился допечатать столько «Русской красы», на что мизерных запасов бумаги хватит. И не ошибся!

Первую половину из трёх тысяч восемьсот тридцати девяти журналов в первый же день распродали в городах и селениях Княжества. А вторую, предназначенную в книжный магазинчик для иностранцев на ярмарке в портовом Галичье, тираж так и не дошёл. Савелий рекламы ради раздал по экземпляру послам, так на второй день те в приемной СоКесаря чуть ли не в драку выкупали для своих стран остаток.

А французский, балагур и шутник, эмоционально жестикулируя, поведал собравшимся, как забыл свой экземпляр на работе. Так жена, увидев «Русскую красу» в гостях у супруги английского – здесь послы этих воюющих в Европе стран вполне дружно уживались, прибежала домой разгневанная и все волосы ему чуть не повыдирала, пока он в панике одевался, чтобы немедля бежать за причитающимся ей по праву драгоценным изданием. Все дружно хохотали, утирая слёзы.

Но и о детях Савелий не забывал.

– Зачем резиновые нити? – переспросил Савелий.

– Ну да, – Базаров потряс пуком в метр длиной, а то заказали, а любопытно же.

– Любопытно? – Савелий открыл, было, рот, чтобы начать объяснять, но потом Огонёк азарта блеснул в уголках глаз: – Слушай, у твоей жены найдётся катушка из-под ниток и пуговица?

Лицо Базарова вытянулось: – Найдётся. Они же с Екатериной Александровной Вашей шьют.

– Здрасте, Николай Петрович, – из-за полуоткрытой двери блеснула любопытными глазками Эвита. Молодая бразильянка, которую Лангсдорф прислал в числе других помочь разгружать каучук. Они-то уже в этом деле поднаторели. И вот поразила любовь Базарова с первого взгляда. И это не чистая индианка или негретянка, мулатка скорее. Шоколадного цвета, но европейскими чертами, очень миловидная, отзывчивая и смешливая.

Базаров ласково принял из рук жены, подал требуемое. И Савелий быстренько соорудил из деревянной катушки из-под ниток странную конструкцию.

Продел внутри сложенную вдвое резиновую нить, с одного конца зафиксированная палочкой, а с другого пуговица, дальше вдет, фиксируя, гвоздь. Вращая гвоздём, как рычагом, закрутил резинку в жгут внутри катушки, а потом поставил на стол. Катушка, опираясь на далеко вынесенный назад торец, кончик гвоздя, подчиняясь упругости раскручиваемой резиновой нити, бодро припустила по столу, скребя кончиком гвоздя о столешницу.

– Ого! глаза Базарова заблестели в изумлении.

– Ну, вот так примерно работает резиномотор, Евгений Васильевич. Это одна игрушка, а я буду использовать на другую. Но сейчас тебе объяснять не стану, чтобы ты себе там ничего не выдумал. Как сделаю – покажу. Но и это ещё не всё. Завтра я тебе продемонстрирую, как резиновые нити использовать в одежде.

– В одежде? – опять высунула из кухни прелестную головку Эвита.

– Да, Эвита. И ты у Екатерины Александровны сама увидишь, Сейчас рассказывать ничего не буду, потому как некогда, – он вытянул за цепочку луковицу часов, извинился: – Да, уже опаздываю. Спасибо! – потряс руку Базарова, – за это, – помотал пучком резиновых нитей, зажатых в левой руке.

А после работы и сытного ужина заглянул в домашнюю мастерскую к. Кончите. Она читала книжки детям и одновременно что-то рисовала мелом на разложенном куске материи. Выдумывала новые выкройки.

Савелий, склонив голову набок, поглядел на недоступную его пониманию заготовку из материи, и, встрепенувшись, спросил: – Кать, а ты собиралась мне лёгкие штаны пошить, полотняные, летние. Готово?

– Да, Коль. Осталось только подбить штанины и пояс прострочить.

– О, отлично, Кать! Насчёт пояса. Смотри, что сделай мне, пожалуйста. Вот тут, оставь вдоль всего пояса внутри сквозное отверстие, чтобы можно было шнурок продёрнуть.

– Ты хочешь завязку внутрь? – сразу, как ей показалось, сообразила молодая женщина.

– Ну, что-то типа, – уклонился от прямого ответа он.

– Ну, сейчас, дочитаю, через десять минут будет. Заходи.

Через десять минут он зашёл с двумя резиновыми нитями в руке, и на глазах у Кончиты, с помощью булавки и шнурка протянул резиновые нити внутри пояса, и впереди через отверстия вывел их концы наружу и завязал на себе так, чтобы хорошо держалось.

– Вот, теперь смотри, Кать, ты спрашивала "Зачем?". Видишь, никаких завязок не надо. Снял, – он спустил штаны, – отдел, – натянул вновь, – пошёл, завязывать ничего не надо.

– Дааа. – с удивлением покачала изящной головкой царственная швея, – Хотя, конечно, завязать тоже несложно... А ну-ка, что там?

– Вот, резиновые нити. Это, Катя, не только на штаны. Это вот и на трусы. Не только мужские, но и женские. И на бюстгальтеры, вот сзади, если такие нити, вот смотри. Вот так вот, видишь?

Взгляд его упал на ножки Кончиты и он замер. Потом в глазах мелькнуло лукавство, и он вкрадчиво попросил:

– А ну-ка, Ваше СоВеличество, приподнимите платьице, покажите Вашу прелестную ножку своему господину.

Кончита вначале раскрыла ротик в изумлении – никогда муж ничего такого не произносил. Затем испугано покосилась на дверь в детскую, куда только что ускакали ребятишки на призывы гувернанток, зарделась, и, округлив глазки, трагичным голосом прошептала: – Командор, что Вы себе такое позволяете!

Савелий хрюкнул, сдерживая ржачку, упруго шагнул, приобнял молодую женщину и промурлыкал на розовое от смущения ушко: – Девушка, Командор не намерен покушаться на Ваше целомудрие, – и, сделав драматичную паузу, многозначительно добавил: – Пока Заботливая Утка не дала «Добро». – И уже обычным голосом продолжил: – Кать, я просто хочу сделать тебе сюрприз. Подарок. Ну, нет же никого, – подбодрил он её.

Кончита опустила пушистые реснички и, потупив глазки, потянула платье вверх.

Так и есть!

Верх чулка придерживала подвязка из ленты.

Савелий присел на одно колено и дёрнул за кончик, развязывая бантик.

– Ах! – выдохнула Кончита от эдакого коварства.

Но Савелий уже расправил ленту внахлёст вокруг изящного бедра и, придерживая край, достал свободной рукой из кармана резиновую нить, обмотал поверх в три витка и связал концы.

– Не жмёт, Кать, – спросил заботливо.

Молодая женщина отставила ножку и любовалась подарком: – Да как будто не жмёт. И чулок, словно сам вверх подтягивается! – она с восторгом взирала то на новинку, то на супруга, позабыв о недавнем смущении – женщина всегда остается женщиной!

– Ну, если что, вот тут ослабишь. А потом края сверху и снизу подверни и прошей. А вот тебе на другие подвязки, – он с улыбкой протянул ещё три резиновые нити.

Кончита взвизгнула, обвила Савелия за шею, чмокнула в щёку и покраснела от собственного порыва: – Это же теперь никогда не развяжется в самый неподходящий момент!

– Или вот, – он взял кончик её косы, распустил ленту банта и продел в резиновое кольцо. Молодая женщина потрясла головой, с удовольствием следя за болтающейся, но так и не распустившейся пышной косой.

– А если волосы у кого короче, то у головы перехватить резинкой, чтоб не мешали работе.

– Ну да, у Алки Голицыной такая причёска. И у Лары, этой американской девочки, что Алке в рот глядит, тоже такая. Сейчас лентами перехватывают, завтра покажу! – Кончита с восхищением приподняла свою косу.

Причёска эта, с лёгкой руки Кончиты, получила название «русская коса» и после публикации, с подсказки Савелия, во втором номере «Русской красы», эпидемией разлетелась по свету.

На следующий день Савелий преподнёс подарок Базарову, носки. Тот сначала удивился, мол: «Ды что, своих, что ли нету!?». Но Савелий махнул ладонью: «Снимай свои».

Носки у Базарова были, как обычно, на подтяжке. Как и женские чулки либо на подвязке, либо на поясе держались, так и мужские носки.

– А вот теперь смотри, – Савелий задрал свою штанину: – Видишь, нет никакой подтяжки. Вот, такие же носки. Там резинка внутри. Та самая нить, которую ты вчера мне дал. Видишь, край подвёрнут внутрь.

– Ну и ну! Ну и выдумщик Вы, Николай Петрович!

– Жизнь заставит, начнёшь крутиться, – загадочно произнёс Савелий.

Не объяснять же, что сам-то он ничего не придумал, просто вспоминает удобство из будущего.

К дубу в октябре он приехал уже на велосипеде. Проклял и дорогу в колдобинах, и сплошные жёсткие резиновые шины. И, как и ожидал, кровь Кончиты также на портал слабо воздействовала. Что Савелий воспринял как должное, однако опробовать был обязан, вот и опробовал.

На обратном пути тряски не заметил. Вряд ли неудобства исчезли, просто он мыслями ушел в новую затею.

Как раз прибыла бальса, Савелий вырезал ножом и лобзиком нервюры, обклеил бумагой набранные крылья, поставил резиномотор. Петька с Ларой с упоением помогали ему мастерить, схватывали «на лету». К восторгу ребятни, летающие модели вскоре расцветили небо над пионерлагерем Орла. А Савелий на какое-то время вздохнул с облегчением в надежде, что сумел переключить наследника престола Княжества с опасного пилотирования дельтаплана на безобидный авиамоделизм.

Глава 25: Провокация

в которой Савелий знания разведчика оборачивает в силу государства

"Новое чудовищное злодеяние краснокожих дикарей!

27 апреля сего 1812 года на ферму скваттера Шервуда коварно напали индейцы. Поселенцев жестоко убили, сняв скальпы, ферму разграбили, постройки сожгли, чтобы сокрыть следы злодеяния. Но безнаказанно бандитам уйти не удалось. Патриот Америки мистер Уил Уайт со своими отважными кентукскими добровольцами, заметив дым пожарища, поспешил на выручку согражданам и столкнулся с разбойниками в лесу. В схватке с превосходящими силами американские бойцы рассеяли врагов и отбили часть награбленного. Но, к сожалению, освободить плененную насильниками мисс Дженни Шервуд патриотам не удалось".

газета "День Балтимора"

Стоянку бледнолицых Майский Жук почуял издалека.

Проводил разведывательный облёт приграничного лесного массива, как сказал бы Командор, когда внезапно в нос шибануло. Повинуясь рефлексу, налёг на рулевую трапецию и летяга спиралями полез вверх.

Ага, вот и полянка, прямо у края чащи, на которой снует народ. А дальше через луг, примерно в километре, в отдельно стоящей рощице постройки крестьянского хозяйства. На опушке, в полукилометре от стоянки, наблюдатель с подзорной трубой, повернутой в сторону фермы.

Набрав высоту, Майский Жук защёлкнул руль в положение автопилота, теперь летунов ими оборудуют, и аппарат принялся нарезать круги в восходящем потоке в поднебесье, словно орёл. С земли только опытный охотник отличит. А добить ни одно ружьё не в состоянии!

Поэтому пилот спокойно достал кулибинокль высвобожденными руками и прильнул к окулярам. Минуту спустя он уже мчался к лагерю своего отряда.

А спустя семь минут докладывал Ловкому Ужу: – Привлёк запах виски. Каратели с Вилли-молотком, наблюдают за фермой американских поселенцев.

Через минуту ушли пятеро пеших разведчиков шауни, сопровождая прикомандированного к партизанам светописателя. Лагерь снялся вслед девятью минутами позже.

На стоянке бледнолицых извергов творилось такое, что еле удержав воинов от нападения, командир немедленно отправил радиошифровку с литером «Воздух», наивысшим доступным для должности Ловкого Ужа. Что означало «Лично в руки Верховному вождю объединенных индейских воинов». И буквально через десяток минут последовал ответ: «Командиру партизанского отряда шауни Ловкому Ужу. В бой вступать запрещаю. Наблюдать скрытно. Все действия карателей документировать. На время операции выполнять распоряжения командира ДРГ. Светописателю код „Заря“».

Светописатель кивнул и принялся перебирать приданное имущество.

А командир ДРГ, позывной Бур, приближался, на ходу засовывая карту в планшет.

– Командуй, Бур, – Ловкий Уж бросил ладонь к груди в воинском индейском приветствии.

Бур кивнул, ответно прикладывая пальцы к головному убору и радуясь, что в столь ответственный момент нет нужды объяснять необходимость единоначалия. Но кое-что, в рамках дозволенного, для лучшего взаимопонимания все, же счёл необходимым объяснить: – Смотри, Ловкий Уж, – вновь вытянул и развернул карту, – По всей видимости бандиты замышляют провокацию. Хотят под видом индейцев разорить ферму.

Лицо командира партизан шауни посерело, а будь он белым, то побледнело бы, и он выдавил: – Так их надо остановить! Командуй! Нас чуть меньше, но каждый воин шауни стоит троих этих бледнолицых собак, коли ударим внезапно.

– Погоди коней гнать, – поднял ладонь Бур, – Да, этих мы уничтожим, несомненно. Но тогда их подельники где-нибудь в другом месте повторят, о чём мы можем и не узнать заблаговременно. А нам требуется остановить не только этих выродков, – он кивнул в сторону стоянки карателей, которые деловито облачались в индейскую одежду, примеряли вместо париков настоящие скальпы, перебирали оружие, захваченное у краснокожих. – Нам кровь из носу нужно так по ним вдарить, чтоб навсегда отбить охоту пакостить! – стукнул кулаком в ладонь Бур.

– Командуй, – Ловкий Уж овладел собой и вытянулся в подобии стойки "Смирно!".

– Пусть твой светописатель снимает их «До» и «После» переодевания. Как собираются. Куда поедут. Твоя задача обеспечить, чтобы он задокументировал как можно больше. Да, и того пусть снимет, который на опушке за фермой наблюдает. Но твои бойцы чтоб не попали им на глаза!

– Так, когда они из леса на ферму кинутся, мы же не сможем скрытно следовать за ними.

– А и не надо. Поднимай в воздух своего пилота, пусть он с высоты сопровождает, а как бандиты начнут бесчинствовать, пусть снимает на светописец. Остальное моя забота. Помни: что бы ни случилось, а тебя с отрядом здесь словно не было никогда!

Ловкий Уж Нехотя кивнул и приложил руку к груди, подтверждая принятие приказа к исполнению. А Бур не стал говорить, что двое членов его группы сейчас гнали коней к фермам в шести и пяти километрах. Едва он увидел приготовления карателей, как мгновенно разгадал их намерения, которые циркулярно доводились до всех ДРГ в приграничье, а потому он немедля послал своих людей. Сам же, уяснив, что все его распоряжения поняты, верно, и исполняются, вскочил на свою лошадь и поскакал к ближайшим соседям цели провокации, в трёх километрах.

Солнце подвалило к зениту, когда двоша прибежал наблюдатель карателей. Не дослушав, Вилли-молоток рявкнул и подельники, упарившиеся в своих изуверских париках повскакивали на коней и порысили к опушке.

Расчёт разбойников оказался верный, уставшие к обеду фермер с работниками расслабились, а оружие, с которым в приграничье умели обращаться все, обманутые тишиной побросали, где попало.

Поэтому лже-индейцы неслышной по траве рысцой подобрались незамеченными к самой ферме и тут, имитируя улюлюкание краснокожих, внезапно напали врасплох.

Летуна Майского Жука отработанно запустили с лесной тропки, с помощью веревки, привязанной к луке седла бегущей лошади. И он старательно щёлкал затвором светописца, фиксируя все этапы нападения.

Бандиты меж тем бесчинствовали на ферме, палили из ружей, неловко пускали стрелы из трофейных луков и рубили несчастных поселенцев томагавками.

Вилли-молоток догнал молодую хозяйку, схватил за светлые волосы, перекинул через круп лошади и, скалясь в похоти, ломанулся сквозь подлесок. Там, под кустом, скинул, соскочил и набросился на пленницу, нечленораздельно рыча.

Но женщина оказалась не робкого десятка и, когда бандит разодрал блузку жертвы, на секунду отвлекшись на увиденное, вцепилась ему в лицо разъяренной фурией. Одна рука оставила кровавые полосы на лбу и щеке, вторая сбила на сторону зловещий парик так, что соломенные волосы Вилли-молотка вылезли на свет Божий.

– Ах ты, сука! – взревел он и взметнул свой зловещий инструмент.

Майский Жук, паря над местом драмы, щёлкая затвором, в бессильной ярости запулил в насильника окатышем гальки, случайно оказавшимся в кармане. Камень не успел набрать силу пули, всё-таки падал не слишком высоко, но и этого хватило, чтобы приложить меж лопаток мерзавца не хуже оглобли. Но слишком поздно, молоток успел опуститься.

Злодей выгнулся от пронзившей боли, взвыл и резко обернулся, но дельтаплан уже закрыли верхушки секвойи. И в этот момент на окраине фермы грохнул сдвоенный выстрел, сигнал тревоги.

Вилли-молоток вздрогнул, бросил взгляд на распластанную жертву, вокруг головы, которой трава почернела от крови, сплюнул от досады и, болезненно морщась, выпрямился, вскочил на лошадь и, не оглядываясь ломанулся обратно.

От лесной окраины справа, с севера, поднимая шлейф пыли, скакала кавалькада всадников.

Главарь ещё раз сплюнул, бандиты в спешке добивали поселенцев, снимали скальпы, а как улики, призванные «перевести стрелки» на краснокожих, бросали луки, томагавки и индейские ножи, пристрелили индейскую неподкованную лошадь. Когда поджигали постройки, второй наблюдатель крикнул о всадниках слева, с юга. Пришлось улепётывать по своим следам.

Светописатель Ловкого Ужа терпеливо заснял обратное переодевание и последующую делёжку добычи.

25 июля 1811 Уайт распустил в газетах шумиху, обвиняя индейцев в чудовищном уничтожении фермы переселенцев. И прозрачно намекнул, что без поддержки русских краснокожие вряд ли решились бы поднять руку на мирных американцев.

На сей раз семена возмущения упали на благодатную почву. Кровно заинтересованные в новых землях переселенцы воспылали праведным гневом и стали стихийно создавать отряды добровольцев и ополчения. Этого-то момента Савелий со своим оперативным штабом разведоперации и поджидал.

– Здравствуйте, господин посол, – Савелий протянул руку высокому нескладному мужчине с мясистым породистым носом на благородном лице

– Здравствуйте, Мистер СоКесарь, – настороженно пожал его ладонь гость.

И Савелий продолжил: – Я Вас пригласил для конфиденциальной беседы, как видите, стенография не ведётся, – он обвёл рукой кабинет, – Но прежде, чем продолжить, скажите: Вы ведь личный друг президента САСШ? У меня правильные данные?

– Ну да, – поднял бровь вошедший, – даже семьями дружим.

Значит, переживаете за друга. Я хочу через Вас предупредить его, что недруги вознамерились сместить его с поста. И не просто сместить, а так, чтобы втоптать в грязь его репутацию.

Лицо посла закаменело, в прищуренных глазах сверкнуло подозрении, и он проскрипел: – Мистер СоКесар, Вы выразились верно, я друг Томаса Джефферсона. А Вам какой прок принимать его сторону?

– Справедливый интерес, – кивнул Савелий, – Да всё просто. Дело в том, что администрация нынешнего президента дружелюбно относится к Княжеству. И взвешенно. Кроме того, мне лично импонирует его порядочный поступок по отношению к любимой женщине, бывшей рабыне Салли Хамингс. Не побоялся предвзятого общественного мнения о темнокожих и твёрдо придерживается своих убеждений. Что говорит о нём, как о человеке мужественном и одновременно предусмотрительном, способном обходить подводные камни. К тому же у меня есть личный интерес, о котором чуть позже. Я ответил на ваш вопрос, господин Адамс?

– Да, – коротко кивнул тот. Одеревеневшие плечи обмякли.

– Ну что же, – сказал Савелий, – расшаркались друг перед другом, можем продолжить.

– Как-как Вы сказали? – в глазах посла вспыхнули озорные огоньки, а губы тронула улыбка: – Расшаркались!? Очень меткое выражение. Ну, да, так и получается. У нас, американцев, сказали бы "Прекратим политесы, перейдём к делу".

Савелий тоже улыбнулся. Ну что же, его вполне устраивал такой настрой.

Жестом подозвал посла к столу: – Смотрите. Вот отклик на якобы нападение индейцев на ферму Шервуда госсекретаря Монро в «Нью-Йорк таймс».

– Да, я читал. А почему Вы говорите "якобы"? – пристально воззрился на хозяина кабинета посол.

– Вот! – поднял тот указательный палец в потолок, – В корень зрите. Глядите сюда. – Савелий высыпал из плотного промасленного, и потому непромокаемого пакета веер светоснимков.

Адамс вначале с обычным к высококачественной светописи интересом взял один. Савелий быстро рассортировал изображения в нужном порядке, Адамс кивнул благодарно, разглядывая живописный бивуак отряда американских добровольцев на лесной поляне, и бросая недоуменные взгляды на СоКесаря. Но вот в его руках следующий снимок, на лице недоумение. Секунду спустя посол резко склонился, пристально вглядываясь. Молча, отложил, проворно схватил очередной. Лихорадочно перебирая, рассмотрел все светописи, то и дело, возвращаясь то к одной, то к другой.

Наконец откинулся на спинку стула, достал платок, вытер взмокший лоб, повернулся к хозяину кабинета: – Мистер СоКесар, так это что же получается? В индейцев переоделись американские добровольцы? И все эти бесчинства, – он ногтем брезгливо отодвинул карточки на столе, словно отгораживаясь от запечатленного на них, – дело рук американцев? И бедная Дженни, жена Шервуда, внучка сенатора Гаррисона? Ведь она у меня вот на этих коленях, – посол похлопал себя по ляжкам, – малышкой сиживала... Сволочи! – желваки взбугрились на его скулах, глаза сверкнули яростью, кулаки сжались.

Савелий налил родниковой воды из графина, подал стакан.

Наконец посол взял себя в руки и поднял потемневшие глаза: – А Вы страшный человек, мистер СоКесар. Я знал, что Вы почти всемогущ, но так задокументировать, – он бросил такой взгляд на снимки, будто это были не бумажки, а клубок змей. – Однако никак не возьму в толк, а какое отношение это имеет к моему другу Томасу Джефферсону?

–Всё очень просто, господин Адамс, – вздохнул Савелий. И продолжил: – Вся эта чудовищная провокация, по имеющимся у нас достоверным данным, санкционирована госсекретарём Монро. Задачу он ставил советнику по делам армии полковнику Дэвиду Уильямсону, а тот заляпанному кровью по брови подельнику Уилу Уайту. Цель провокации – поднять волну возмущения обычных американцев на краснокожих. Цель, увы, достигнута, газеты исходят ядом против индейцев, повсюду открываются новые пункты приёмки скальпов краснокожих, добровольцы толпами стекаются в ополчение. А теперь только представьте, что произойдёт, когда всё это, – Савелий подбородком указал на ворох светоснимков, – увидит свет.

– Так Вы, что же, намерены всю эту грязь опубликовать, – скривился посол.

– А как Вы бы поступили? – в упор поглядел на него хозяин кабинета. – Уж Гаррисон-то имеет право отомстить за внучку, нет?

– Да, Вы правы, извините.

– А вот мой личный интерес, – Савелий достал из ящика стола светопись, где захвативший батель "Мария" Уайт держит за ножку Мигеля.

Посол, едва бросив взгляд, побледнел.

– Но позвал я Вас вовсе не за тем, чтобы «выкручивать руки», – вздохнул Савелий. – Нет. Как я сказал Вам в начале нашей приватной беседы, в наши намерения входит отгородить президента от этой грязи.

– Как? – посол глядел с надеждой.

– Вы сейчас берете эти снимки, лично едете в Вашингтон и собственноручно, не доверяя никому, с глазу на глаз, как вот мы с Вами сегодня, показываете другу. Он инициирует сенатскую комиссию, отстраняет на время Монро и совместно с Гаррисоном разносит эту шайку-лейку в пух и прах. Ну, это в общих чертах, по месту разберётесь. По результату просемафорите лично мне, способ связи обговорим. Ну, а если у Вашего друга что-то не срастётся, спустя пару дней похожий пакет ляжет на стол Гаррисона.

1812 год. После шокирующих снимков в ведущих изданиях САСШ, Британии, Франции и России и выступления Дженни Шервуд, спасённой монашками-кармелитками, в сенатской комиссии САСШ, волна народного негодования обрушилась теперь на провокаторов, на которых объявляется всенациональная охота.

На сей раз полковник Дэвид Уильямсон встретился с подельником Уилом Уайтом в захудалой таверне на рабочей окраине Вашингтона.

– Вилли, скотина, ты что, не мог заранее разведать, на кого нападаешь?! – прошипел полковник.

– Дэвид, да почём было догадаться, что среди этих поселенцев на фронтире, в пограничье, сплошь деревенщины, затесалась внучка аж сенатора! – прогундосил Вилли-молоток, запивая обиду полстаканом дрянного бренди.

– Почём знать, почём знать, – передразнил подельника Уильямсон, – Хоть бы девку добил, а то она в сенате сама обвинять будет. Теперь из-за твоего косяка кабы нам всем кранты не пришли, – он, зажав нос, выдул свою порцию пойла. Зажевал куском мяса, продолжил спокойнее: – Где зависли твои ребята?

– На ферме Боба Дилана.

– Отлично. Мы с тобою в одном гнезде, поэтому уходишь прямо сейчас, – протянул клочок бумаги с адресом хлопководческого поместья.

– В Луизиану?

– Да. Прикупил по дешёвке, когда французишки "делали ноги". Пересидишь там. Но чтоб тихо! Я скоро, чует моя задница, составлю тебе кампанию.

Задница не подвела полковника. Его почерк на копии плана провокации из паба в сенатской комиссии, мягко говоря, не понравился, пришлось «уносить ноги». Монро тоже отстранили.

Вот только в южных штатах пока свои законы...

Российской Империи и Великому Княжеству Русская Америка президент САСШ Стефенсон принёс официальные извинения, а правительственные маршалы выдали для суда всех захваченных врасплох подельников Уайта. А после тяжёлых переговоров при посредничестве Российской Империи, Франции и Великобритании, САСШ признало индейское государство в районе Великих озёр. Главой которого индейцы на всеобщем патлаче по случаю победы избрали Текумсе.

Скупщики Морозова в поисках прямых поставок дешевого сырья для ткацких мануфактур Княжества забрели на хлопковую плантацию Уильямсона. Несколько десятков негров, впечатленные рассказами покупателей, сбегают. Уайт отправляется в погоню.

29 июля 1813 года Савелий работал дома. Вдруг в соседней с кабинетом детской послышался грохот. И наступила оглушительная тишина.

Сердце запрыгало, едва не выскакивая из груди. Услышь он плачь, чувствовал бы себя спокойнее, а тут...

Савелий вскочил, опрокинув стул, но документ всё-таки машинально накрыл папкой, и опрометью ринулся на шум.

Больно ударившись о косяк, ввалился в комнату. Анна, сжав губки и размазывая ладошкой по личику кровь, упрямо пыхтела, пыжась поднять подаренный трёхколёсный велосипед. В глазах Савелия потемнело от страха за девочку.

Споткнувшись о порог, он подлетел к малышке, быстро осмотрел, облегчённо выдохнул, установив, что ребенок всего-навсего разбила носик. Но все, же кинулся к шкафчику с лекарствами, злясь и обламывая ногти на тугой от детей щеколде, вынул вату и перекись, обтёр мордашку любимицы.

И машинально сунул пропитанную кровью дочки Резанова ватку в склянку с притёртой пробкой.