Текст книги "Друзья бога"

Автор книги: Сергей Слюсаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Оскорбленный Манко отскочил от Андреа, как кошка от воды, и подобрал с пола один из валявшихся на полу топоров. Индеец стал в позу обороны и приготовился драться. С лезвия его оружия на пол капали тягучие капли крови. Откуда на топоре появилась кровь, было непонятно, никто из людей не получил ни царапины.

– Да ты что, совсем рехнулся в этих склепах? – взревел Андреа.

На глазах изумленного Травалини Андреа подошел к Манко. Тот, не задумываясь, рубанул топором. Рукоять скользнула по предплечью Андреа, он ловко перехватил топор, вырвал его из рук индейца и мощным ударом в челюсть уложил Манко на пол.

– Развели тут мракобесие. – Юноша еле сдержался, чтобы не плюнуть на пол.

Пока Манко елозил ногами по полу, старясь подняться, Андреа подобрал выпавшую из рук индейца карту.

На куске ткани он смог рассмотреть только замысловатую картинку в левом верхнем углу. Основной рисунок был практически неразличим в тусклом освещении склепа. Андреа смотрел на карту, пытаясь понять, что на ней изображено, а за спиной у него сопел Травалини.

– Очень интересный свиток, – проговорил врач и протянул руку к карте, чтобы посмотреть ее поближе.

Капитан не возражал.

– Какой воистину интересный документ, – повторил врач. – И материал необычный.

Доктор извлек из кармана лупу, непонятным образом уцелевшую в походе, и стал рассматривать мелкие детали.

– Вы не можете посветить? Мне кажется, тут есть что-то интересное. – Травалини попытался посмотреть карту на просвет, но в сумраке ничего не смог увидеть.

– Да как? Ни огнива, не свечки.

– Приложите к стене, – раздался слабый голос Манко.

– Не умничай! – оборвал его Андреа. – Я с тобой потом поговорю.

Но врач все-таки подошел к ближайшей стене, мерцавшей призрачным светом, и приложил к ней карту. Та засверкала, как будто стала частью этой светящейся стены.

– Смотрите, тут появился узор! – Травалини ткнул пальцем в карту, но Андреа и сам увидел, что на свитке проступила паутина из прямых линий.

– Я вижу, но какой в этом смысл?

– Я думаю, скрытый, – важно сообщил Джузеппе. – Это, видимо, ключ к разгадке.

– Я все равно ничего не понимаю, – сокрушенно произнес Андреа.

– Вы знаете, – задумчиво произнес врач, – у меня есть определенная мысль. Мой знакомый профессор Миммо Грассо провел несколько лет при дворе императора Японии Гокомэ. И вот в этой удивительной стране есть много оригинальных обычаев. Например, в банях там принято пользоваться услугами юных банщиц, и еще японцы, например, едят сырых креветок и…

– Доктор, сейчас не время для изучения варварских обычаев, – прервал его Андреа.

– Да-да, я увлекся. Так вот, там есть такое странное искусство, называется «оригами». Меня ему научил мой друг Миммо.

– Короче, Травалини!

– Вот смотрите! – Врач стал складывать карту по тем линиям, которые появились в призрачном свете. После нескольких перегибов из карты получился небольшой квадратный фунтик.

– А вот теперь самое главное – раскрыть оригами. Вот! – Доктор потянул за один уголок квадрата, и карта развернулась, но в виде цветка. На лице Травалини сияла улыбка восторга.

– Ну и? – спросил Андреа.

Сверху на лепестках соединялись между собой отрывочные фрагменты узора, который сначала был разбросан по всему полю карты с обеих сторон свитка.

– А теперь смотрите. – Травалини картинно указал рукой на прямоугольный каменный блок. – Вот куча черепов. Значит, на этом постаменте и было то самое древнее капище. А если вы проявите немного усердия, то сможете рассмотреть на его боковой стороне именно этот узор.

Врач, невероятно довольный и своим открытием, и самим собой, показал на рисунок, который образовался из сложенной карты.

– Я так думаю, это и есть решение нашей задачи. Здесь и находится цель нашего путешествия.

Андреа внимательно осмотрел каменную глыбу, провел рукой по шершавым завиткам. Каменное сооружение выглядело монолитным.

– Нож, возьми нож, – опять раздался голос Манко, который сидел на полу там же, где его побили.

Андреа недобро глянул на индейца, но все-таки достал каменный нож. Лезвие пыхнуло зеленоватым огнем, отразив струящийся со стен свет. Внимательно осмотрев узор на жертвеннике, юноша обнаружил посередине узкую, почти не видимую в сложном рельефе, щель. Андреа вставил в нее нож, и гигантский монолитный блок вдруг со скрипом раскрылся, как будто это была простая деревянная шкатулка. Внутри на горе золотых дисков стоял, призрачно светясь, нефритовый череп. Андреа протянул к нему руку, но тут пол завибрировал, стены загорелись ярче, раздался низкий гул. Одна из стен с грохотом отъехала в сторону, и в помещение ворвались клубы красного тумана. На какое-то время он полностью лишил людей способности ориентироваться. Но, словно от порыва свежего ветра, туман рассеялся, открыв стоящего посреди храма человека. В нем Андреа узнал гостя из своих ночных кошмаров. Манко с ужасом в глазах немедленно пал ниц. Потом он обернулся к Андреа и Травалини и страшным шепотом произнес:

– На колени, это Монтесума!

Но Андреа и не подумал преклоняться. Монтесума был в золотом одеянии, его голову украшал убор из золотых перьев, в руках он держал высокий посох. Взгляд Монтесумы, до сих пор устремленный в никуда, вдруг остановился на Андреа.

– Ты освободил меня, теперь ты тоже свободен, – произнес Монтесума.

Андреа готов был поклясться, что на лице ацтека не дрогнул ни один мускул и губы не шевелились. Но голос звучал в юноши прямо в голове.

– Отдай мне нож и иди, – заговорил Монтесума.

Андреа на секунду растерялся, но потом выхватил каменный нож из отверстия и, сделав над собой усилие, подошел к хозяину подземелья и протянул ему нож, держа его за лезвие.

Тот поднял руку и прикоснулся к рукоятке ножа. Тотчас словно тысяча чертей запели песню. Страшный вой ворвался в уши, ударил по барабанным перепонкам. Воздушный вихрь, как будто вырвавшись из ада, закрутил всех, оторвал людей от пола, бросил их на стену, с грохотом раскидал сотни черепов, которые с треском рассыпались в прах. Вихрь закружил Монтесуму, который растаял в нем бесследно. После этого стихия успокоилась. В помещении храма повисла смертельная тишина. Зеленое призрачное свечение погасло, но стена, из-за которой пришел Монтесума, не вернулась на место, оставив выход наружу, откуда шел обычный дневной, живой свет.

– Эй, тут есть кто живой? – раздался голос снаружи. Это был Торро Вальдес.

– Здесь! Сюда! – заорали Андреа и Травалини. Манко при этом хранил молчание, хотя тоже заметно обрадовался.

В проем разрушенной стены вошли остальные участники экспедиции. Они, как и было договорено, ждали у храма. Но ничего о происходящем не знали и не догадывались, пока взрыв, как им показалось, не разнес внешнюю стену.

– Грузите золото, надо уходить. – Андреа спешил покинуть это страшное место.

Сам он снял с мула свою поклажу и извлек оттуда белую холстину. В нее завернул череп и спрятал его надежно в переметную сумку на боках мула. Но тут из пирамиды раздались крики и звуки борьбы. Почуяв недоброе, юноша бросился обратно в храм. Там в сумраке он увидел, как Заморра с Хаби связывают руки поваленному на пол Травалини.

– Это что происходит?! – взревел Андреа.

– Спокойно, капитан, мы просто не умеем делить на восемь. Только на четыре, – раздался за спиной хриплый голос Торро Вальдеса. Ствол пистолета уперся в спину капитана.

– Ну и набрали мы сброда на Ямайке, – только и смог сказать Андреа.

Быстрыми и неприятными движениями руки Вальдеса обшарили карманы Андреа и сняли с перевязи шпагу.

– Пригнись! – раздался внезапно крик Манко.

Андреа, ведомый скорее инстинктом, чем разумом, рухнул на пол. А боевой топор ацтеков со свистом вошел прямо в лоб Вальдесу. Падая, тот в агонии все-таки спустил курок. Прогремел выстрел, но Андреа не стал разбираться, куда угодила пуля. Выдернув из головы Торро топор, он за один прыжок преодолел расстояние до лежащего врача. В бешенстве Андреа двумя ударами уложил предателей.

– Где четвертый? – крикнул Андреа.

– В углу. – Манко показал куда-то себе за спину. – Он меня связать хотел. Я ведь говорил, что придут только трое.

– Спасибо, Манко, ты спас мне жизнь. – Андреа протянул руку индейцу. – Но в морду я дал тебе по делу!

– Ты мне брат, я на брата не обижаюсь. – Манко ответил на рукопожатие.

Через час небольшой караван из десяти мулов и трех всадников двинулся на запад, к берегу Тихого океана.

Глава 20

 
Закрутили петлю ловко.
Леденеет кровь.
Перекинулась веревка.
«Ей, не прекословь!»
Под ногой – сухие корни,
А под носом – смерть.
Выше, виселица, вздерни
В голубую твердь!
Подвели: зажмурюсь, нет ли —
Думать поотвык.
Вот и высунул из петли
Красный свой язык
 

Андрей Белый

Лагерь разбили на берегу живописной бухты Сиуатанехо, где путешественники должны были дождаться прихода «Диссекта». Золото на всякий случай спрятали в тайнике, вырытом в зарослях пальм, подступающих к самой кромке океана. Там же оставили мулов, соорудив временный загон из тонких стволов молодых акаций.

Неделя отдыха на райском побережье океана пошла Андреа, Манко и Травалини на пользу. Мучения перехода забылись, усталость прошла, раны затянулись, не оставив никаких следов, кроме нескольких мелких шрамов. Манко после событий в пирамиде изменился, от его замкнутой таинственности почти не осталось и следа, и по вечерам часто рассказывал смешные истории из ацтекского эпоса. Но каждый раз, когда Андреа намеками пытался поговорить с ним о том, что произошло в храме, индеец упорно уходил от вопросов. Наконец Андреа спросил его в лоб:

– Манко, я понимаю, что ты не хочешь мне ничего объяснять. Но я все-таки хочу знать, что произошло там, с какими силами мы столкнулись. Я прошу, объясни. – Андреа, сидя у костра, следил за реакцией индейца, освещенного пляшущими языками огня. – Я уважаю твою веру и традиции твоего народа, но поверь, в моем желании понять нет ни грамма желания владеть. Только знать.

– Много лет назад испанцы разорили нашу империю, и Монтесума предал нас, – неожиданно заговорил индеец.

– Предал? Я слышал, что он погиб, борясь с захватчиками.

– Монтесума думал, что умер. Но нет прощения предателю! – Манко, казалось, даже чуть поднялся в воздух над костром, столько возмущения и силы было в его глазах.

– Кого он предал? – спросил Травалини. – Великий Монтесума боролся в рядах освободительного движения…

– Он хотел принять вашу веру, – мрачно изрек Манко.

– А что, вера царя стоит жизни народа? – не унимался врач.

– Вера стоит жизни.

– Чья жизнь – цена веры?

– Того, кто верит.

– Во что, во что верит? В то, что если вырезать сердце у невинного юноши, то всем станет сразу хорошо?

– Юноша первый в это верит. Верил. И его жизнь была подвигом.

– Варварство не есть подвиг. Варварство – это потакание низменным инстинктам.

– А разве инстинкт может быть низменным?

На мгновение повисла пауза. Андреа не знал такого слова – «инстинкт», Травалини употребил его в силу своей природной склонности к академической дискуссии. Но вот то, что Манко знал это слово, – просто обрушило спор.

– Когда Монтесума решил принять вашу веру, он предал нас. Нельзя предать веру ради свободы – уперся Манко. – Вот Кетцалькоатль и проклял его. Монтесума умер, но его дух должен был сидеть взаперти до освобождения.

– Сидеть где? Манко, я все, конечно, понимаю, но уж если он стал христианином, дух Монтесумы не может быть нигде, кроме как во власти Бога!

– А он и не стал христианином. Он просто собирался нас предать.

– Манко, тысячу раз готов повторить: прийти в лоно истинной церкви – это не предать, это спасти ваши души.

– Это твоя вера. Вот ты и спас его.

– Что значит спас?

– Ты дал душе Монтесумы пойти туда, куда она хотела. Ты открыл храм его души.

– Ага, а дрался я с чертями?

– Ты его освободил. И отдал ему нож. Вот его дух и ушел к верхним людям.

– И что теперь?

– А теперь – все. Вы оба свободны.

– А почему именно я смог его освободить?

– Спроси у богов. Избранный богами часто изгой у людей. И наоборот. Но это все пашня не нашего плуга. Вон смотри, корабль!

Манко протянул руку, указывая куда-то в сторону океана.

– Как ты можешь увидеть корабль в темноте? – изумился Травалини.

Но тут словно в подтверждение слов индейца грянул пушечный выстрел. Во вспышке холостого заряда Андреа успел различить знакомые очертания «Диссекта». Юноша выхватил из костра ветку и стал ею размахивать, стараясь привлечь внимание команды корабля. К нему присоединился врач. Видимо, их сигналы увидели с фрегата. В ответ им помигали фонарем и опять грянул холостой залп пушки.

Через полчаса спущенная с борта фрегата шлюпка неслась на десятке весел по воде. Море приветливо фосфоресцировало, придавая встрече особую торжественность. На носу, раскачиваясь в такт гребкам, стоял человек с фонарем в руках. С берега было не видно, кто это, но все равно Андре, Травалини и даже индеец были готовы прыгать от радости.

– Это Санториус! Сайрус, мы здесь! – Андреа изо всех сил размахивал горящей веткой.

Однако и так было понятно, что шлюпка шла именно к ним. Через несколько минут Андреа уже обнимал своего офицера. На глазах Травалини даже навернулись слезы.

– Давайте погрузим все, и на борт. – Санториус, казалось, устал от объятий и поторапливал Андреа с товарищами. Команда шлюпки не сошла на берег, моряки сидели молча и сушили весла.

– Нет, сейчас на борт! В темноте тяжело грузиться! – Андреа спешил на свой корабль.

– А где все? – Санториус понял, что всего три человека ожидают на берегу.

– Потом, завтра утром! Давайте на борт!

Шлюпка, приняв пассажиров, устремилась на рейд «Диссекта».

– А что же Топо, почему он не пошел с вами? – спросил Андреа.

– Он готовит вам встречу на борту, – спокойно ответил Сайрус. – Сюрприз.

– Вот же неугомонный, – улыбнулся Андреа.

– И вправду неугомонный, – согласился Санториус.

Шлюпка глухо ударилась о борт, и Андреа взлетел на родной корабль, словно пилигрим, возвращающийся домой.

– Добро пожаловать на борт! – встретил Андреа голос Ван Фогта. – Рад видеть вас дома!

Андреа осмотрелся и понял, что все не так, как надо. У грот-мачты стоял штурман в дорогой одежде, не сняв шляпу, как это требовал этикет. Чуть дальше бизани стоял бледный даже в свете фонарей Топо. И еще на палубе стояли матросы, с пистолями за поясами, совершенно неуместными при встрече капитана.

– Штурман, почему встреча не по этикету? – голос Андреа предательски дрогнул.

– А так вышло, у нас власть поменялась, – гадко усмехнувшись, ответил Ван Фогт.

– Да? – Андреа сам для себя неожиданно успокоился. Все стало на свои места, и нервы немедленно пришли в порядок. Главное – не оставалось сомнений как действовать. – И кто теперь тут главный?

– Осмелюсь представиться, капитан «Диссекта» Ван Фогт. – Штурман шутовски снял шляпу и в поклоне расшаркался. – Прошу любить и жаловать.

Андреа молниеносным движением выхватил шпагу и точным ударом пронзил глаз штурмана, воткнув лезвие в мозг. Тот, не издав ни звука, рухнул на палубу.

– Кто еще хочет тут быть капитаном? – холодно и жестко спросил Андреа.

– Не хорохорься, мальчик, тут есть, кому командовать, – раздался из-за спины голос Санториуса, – ты потерял корабль, поэтому…

– А теперь послушайте меня, сволочи! – раздался громовой голос из глубины пушечной палубы. – Это говорю вам я, канонир Мокей!

Все повернулись на голос Мокея, пираты на минуту даже забыли об Андреа. Канонир стоял возле мортиры с запалом в руке.

– Вот смотрите, уроды! Мортира направлена в зенит. Если я сейчас поднесу запал, то через миг бомба весом в сотню фунтов рухнет на палубу. И от вас, сволочи, уже ничего не останется. Вы сомневаетесь в меткости вашего канонира?

– Мокей, не стоит суетиться, – прервал его Санториус. – Ведь мы же сохранили вашу жизнь…

– Боцман, хоть ты и сволочь, освободи Топо. – Андреа понял, что никто из команды не хочет погибнуть сейчас же, а намерения Мокея не оставляли сомнений.

– Да, капитан! – Хан-Вайер метнулся к Топо и разрезал веревку, связывавшую его руки.

Никто из моряков, вооруженных пистолями, не достал оружие. Андреа, отдавая команду, рисковал, но он рассчитывал, что, будучи уверенными в своем превосходстве, восставшие даже не удосужились зарядить пистоли.

Юноша, размяв онемевшие руки, спокойно отнял нож у боцмана и подошел к Санториусу.

– Вот посмотри, ублюдок, у меня в руке нож, только нож, а у тебя и пистолет, и шпага. А ты знаешь, что сейчас произойдет и почему?

– Ты сдохнешь. – Санториус отвел пистолет от головы Андреа.

И моментально лишился оружия, потому что капитан резким ударом выбил пистолет из рук лейтенанта.

Тут с легким свистом воздух разрезал летящий клинок. Лейтенант захрипел и упал на палубу со скальпелем в горле.

– Хирург должен уметь обращаться со своим инструментом, – весело сказал Травалини и развел руками.

– Эта сволочь убила Барбароссу. – На глазах Топо навернулись слезы. – Живого выбросил в море.

Он с легкостью, словно это был не мертвец, а мешок с сеном, перебросил труп Санториуса через планшир.

– Итак, кто еще недоволен капитаном? – Андреа повернулся к команде, стоящей в растерянности на палубе. – Давайте признавайтесь. Нас трое, а вас много. Ну?

Голос Андреа был жесток и не оставлял никаких надежд бунтовщикам.

И тут в толпе моряков раздался резкий всхлип. Команда расступилась. На палубе лежал труп с перерезанным горлом.

– Извините, капитан, тут был один, который… – промямлил Лимо Каннир. – Вот мы его и того… Мы люди подневольные. Мы всегда вас капитаном считали и считаем.

– Ладно, бог вам судья. Пока. А сейчас ты, – Андреа показал пальцем на Лимо, – Травалини и Манко, заберите оружие и всех в трюм, под замок.

– А что потом? – спросил Травалини.

– Утром разберемся. Но одно могу сказать: невиновных простят, виновных – повесят. Лучше будет, если дело не дойдет до властей. Всем по местам! Отбой! Мокей – на охрану моей каюты.

Когда за Андреа и Топо закрылись двери, капитан плеснул в кружку рома, залпом выпил его и спросил:

– Что происходит? Ты знаешь, сколько раз я уже задаю себе такой вопрос?! Как получилось, что корабль захватил этот сброд? Ты же нанимал людей в Порт-Ройале! Что произошло? Объясни мне, где Сайлер?

Рикки то ли вздохнул, то ли всхлипнул.

– Сегодня, когда вышли на рейд, Ван Фогт поставил условие: или я сделаю все, чтобы ты не догадался о бунте, или он… – Топо не стал говорить, «что он». – А Санториус взял Барри и просто вышвырнул его за борт. Потом связали меня и поставили у бизань-мачты. И сказали: одно мое неосторожное слово – и убьют всех вас сразу же.

– Что же они меня не убили?

– У них был договор: если ты всю добычу привезешь на борт – убить. Если же ты не привезешь золото сразу, то тогда, шантажируя тебя заложником, заставить привезти добычу или показать, где ты ее спрятал. Заложник – это значит я.

– А Мокей? Он был с ними, а потом передумал? Я понимаю, матросня, им все равно, с кем и куда, но канонир?

– Он весь переход прикидывался мертвецки пьяным. Ну, не то чтобы совсем уж прикидывался…

Андреа подошел к двери, распахнул ее и отдал команду:

– Канонира сюда!

Мокей, стоящий на страже, от неожиданности вздрогнул и вошел в каюту.

– Ну, заходи, заходи, – сказал Андреа, – рассказывай. А то от Топо, который в конуре просидел все время, подробностей не узнаешь.

– Да что тут рассказывать. То, что много гниленького народа набрали в Порт-Ройале, я сразу заприметил. Себе в пушкари я потому сам и набирал, чтобы на них положиться можно было. Но моих людей было мало. А как шхуну итальянскую выручили, так вся эта шваль по углам шептаться стала. Мол, почему удачу упускаем, где наша доля… Ну и приятелю вашему, Топо то есть, – Мокей кивнул в сторону юноши, – глотку перерезать хотели.

– А мне за что? – удивился Топо.

– Не любят любимчиков, да и уверены были, что ты поставлен присматривать за командой.

– А что за шхуна? – перебил Андреа.

– Я потом объясню, – ответил Топо. – Пусть он расскажет.

– Так вот, – продолжил Мокей. – Как Горн прошли, сами-то они боялись без Сайлера, так и устроили бунт.

– И ты пошел вместе с ними? – Андреа глянул строго прямо в глаза канониру.

– А на рожон переть славы мало, да и Топо пусть спасибо скажет, что жив остался. Это я Ван Фогту мыслишку кинул, что вас, капитан, трудно будет на борт заманить, если его не будет. И сказал еще, что помощника вашего и фельдшера отпустить надо, не по чести их убивать. Но вот он не даст соврать: когда напали на англичанина, я честно спрятался. Прикинулся пьяным. Пиратствовать, да еще на своих нападать – это не по мне.

– Так. Еще и англичане. Много взяли добычи? – Андреа с досады хлопнул себя по колену ладонью.

– Взяли-то много, но потом за неделю в Ла-Серене [88]88
  Ла-Серена – город в Чили.


[Закрыть]спустили.

– Это как же так? Английское судно вошло в испанский порт, да еще… – Андреа нервно заходил по каюте.

– У Фогта там свои люди были. Он все заранее продумал, – сказал канонир.

– А что же боцман? Тоже с ними заодно?

– Йорген Хан-Вайер лошадка темная. Вроде и за них, вроде и не очень. Не разбери-поймешь.

– Сколько в команде человек, активно участвовавших в бунте?

Капитан слегка успокоился и сел на диван, установленный вдоль кормовой застекленной галереи.

– Что там верещит? – Андреа повертел головой, услышав странный звук.

Он развернулся и открыл окно. С жалобным писком, мокрый и несчастный, в каюту вполз Барбаросса.

– Барри! – Топо подскочил, схватил своего кота и прижал к груди. – Живой! Ай, умница. Полотенце дайте!

– Видать, не оплошал, животина! Доплыл до якорного каната, – улыбнулся Мокей.

– Топо, ты можешь подтвердить слова канонира? – продолжил прерванный разговор Андреа.

– Конечно, мертвецки пьян, – невпопад ответил Топо.

– Хорошо, Мокей, я верю вам. Тем более что если бы не ваша помощь в самый критический момент, сейчас, наверное, мы бы не беседовали здесь. Вы можете поручиться за кого-нибудь в команде, что они будут на моей стороне в дальнейшем?

– Да, человек за пять я точно могу поручиться, – кивнул канонир.

– Писать умеете?

– Да.

– Тогда вот вам бумага, перо, напишите список, их сейчас освободят, пусть они стоят на вахте по очереди. Нельзя позволить вспыхнуть бунту. И пусть приведут боцмана.

– Есть, капитан! – Мокей с явным удовлетворением посмотрел на Андреа. – Наконец у нас есть капитан.

Когда привели Хан-Вайера, Топо уже перестал тискать своего кота и отправил его спать, предварительно накормив так, что живот у Барри раздулся, как бурдюк.

– Вызывали, капитан? – хмуро пробурчал боцман.

– Не вызывал, а приказал привести, – жестко ответил Андреа. – Я хочу услышать вашу версию бунта. И выяснить вашу роль в этой грязной истории.

– А я что, я ничего, – промямлил Йорген Хан-Вайер. – Я и глазом моргнуть не успел, а команда уже черную метку мне принесла. Выбор у меня был один – или за борт, или остаться боцманом.

– Что же вы за боцман, что не могли заметить, что в команде назревает бунт? И почему вы остались боцманом, даже когда власть на корабле перешла в руки пиратов?

Топо смотрел на своего друга с удивлением. Совсем недавно, когда они расстались, Андреа был еще застенчивым, хоть и умелым офицером, но никогда не был таким жестким и неумолимым. Словно за эти несколько месяцев Андреа стал другим человеком.

– Ну… – боцман замялся.

– Без «ну»! Я вправе повесить вас прямо сейчас! Как участника бунта и пирата! – Андреа вскочил, подошел вплотную к Йоргену и посмотрел ему прямо в глаза.

Жесткие слова капитана заставили боцмана собраться, и он заговорил уже увереннее.

– То, что в команде растет недовольство, я заметил уже давно. Все надеялись, что в нашем походе будет в основном выполняться каперская миссия. – Голос боцмана окреп, словно Йорген сам себя стал убеждать в своей правоте. – Но я думал, что неудовольствие уляжется после первого же удачного дела. Однако случая такого не представлялось. А после того как спасли итальянца, команда затихла. Кто же знал, что штурман к тому времени уже подбил команду на бунт. Он без труда нашел слабовольных и жадных до денег.

– Вы знали штурмана раньше?

– Нет, он новый человек в городе, это только сейчас он сам рассказал свою историю.

– Какую?

– Он раньше на Тортуге отирался. Ходил на промысел с самим Бразильцем, Роком Бразильцем. Потом они что-то там не поделили, и он ушел от него. Хитрый был, как тысяча чертей.

– И вы пошли за ним?

– А какой у меня был выбор? Прогуляться по доске? Тут большого ума не надо, – мрачно произнес боцман.

– Я думаю, сейчас каждый из тех, кто сидит под стражей в трюме, мне ответит так же, – сказал Андреа. Он еще раз глянул в глаза боцману и вернулся в свое кресло. – Как же так вышло, что один мерзавец заставил бояться весь экипаж? Или не весь? Сколько у него было сторонников?

– Человек десять были готовы идти за ним до конца. Этого хватило, чтобы разоружить остальных. Троих они убили, эта скотина Франсуа Олоне перерезал горло Тукали только за то, что он не так на него глянул. Пацана не пожалел! А командира отправили на берег вместе с фельдшером. Ну и то, что Санториус был на стороне Ван Фогта, сильно помогло. Вроде как вся ответственность на офицере.

– Да уж, мне наука. Нельзя доверять свой корабль никому, – сам себе сказал Андреа. – Вы знаете всех зачинщиков?

– Да, конечно, они даже в трюме в кучку сбились, боятся, что их свои же на ножи поставят.

– Откуда в трюме у безоружных матросов ножи?

Боцман только развел руками: мол, вопрос не серьезный.

– Скажите боцман, они способны на новый бунт?

– Команда не пойдет на новый бунт, но пару человек из них уже слишком замарались в крови, боюсь, от них всего можно ждать.

– Так, Рикки, бери людей и этих мерзавцев, Хан-Вайер покажет кого, и посадить их отдельно в карцер. И чтобы шанса у них не было выскользнуть до утра. – Топо без особого удовольствия встал, он уже клевал носом. – А вы, боцман, пока исполняйте свои обязанности. И от того, как вы их будете исполнять, зависит ваша дальнейшая судьба. Старшим помощником на корабле я назначаю Топо, то есть Рикардо Бартолино, лейтенанта Бартолино. Завтра всех поднять на рассвете. Сейчас после выполнения доложить и спать. Вы, боцман, можете ночевать в своей каюте.

Утром, когда небо над Сиуатанехо осветило багровым светом скалы, торчащие посреди бухты, весь экипаж «Диссекта» был построен на шкафуте по обе стороны над батарейным деком. Распахнулась дверь, и из капитанской каюты вышел Андреа в сопровождении Топо и Травалини. Они были одеты в парадные камзолы, при оружии. Шляпы с гордым плюмажем украшали их головы. Травалини на этот раз был вооружен непривычной для него шпагой, однако он так изящно держал руку на эфесе, словно был рожден с клинком в руках.

Андреа осмотрел моряков, они без всякой команды стояли по стойке «смирно», пытаясь смотреть прямо в глаза капитану, и произнес:

– Вы покрыли свои головы позором. Не только потому, что встали на преступный путь, но и тем, что проявили трусость, не сумев подавить бунт. Но я дам вам шанс до окончания похода заслужить прощение. Не всем. Есть те, кому прощение не положено. Стража, приведите осужденных.

Пока стража ходила за приговоренными, никто на палубе не шелохнулся. Только легкий утренний бриз теребил широкие шелковые рукава рубашки Андреа и перья на шляпе. Капитан в это время, словно ища поддержки откуда-то извне, крутил резное кольцо на мизинце.

– Именем короля я, капитан фрегата «Диссект», офицер королевского флота Андреа Амалфитано, властью, данной мне, приговариваю Франсуа Олоне и Даниэла Шеппарда, – Андреа ткнул пальцем в бледных от ужаса пиратов, – за предательство, за измену присяге, за убийства и морской разбой к смерти! Повесить!

Топо нервно сглотнул. Он никак не ожидал от друга такого решения. Стража быстро соорудила две петли и перекинула их через грота-рей [89]89
  Грота-рей – самый нижний рей на грот-мачте.


[Закрыть]по обе стороны мачты.

– Капитан, дай хоть слово сказать, – уже с петлей на шее произнес Олоне. – Напоследок.

– Ты уже все сказал, – жестко ответил Андреа и кивнул, отдавая приказ.

Толчком в спину обоих приговоренных столкнули с края шкафута в шлюпочный люк. Раздался гадкий хруст сломанных шей, и два бездыханных тела закачались на рее.

– Приведите остальных, – приказал капитан.

Восьмерых зачинщиков немедленно привели. Один из них увидел на веревках два трупа и обмочился от страха.

– Я знаю, что мера вашего преступления требует вас повесить рядом с этим отребьем. Но я вам дарую жизнь. Вас высадят на этом берегу. Жалко, правда, такое райское место портить вашим присутствием, но находиться на моем корабле вы не имеете права. Вам дадут один нож на всех. Надеюсь, что вы этим ножом в ближайшие дни перережете друг другу глотки. Еще вы можете взять мулов, которых найдете на берегу. И постарайтесь исчезнуть с берега к вечеру, иначе я отдам команду стрелять. А канонир у нас меткий.

Матросы не верили своим ушам. Они не сомневались, что сейчас будут болтаться на рее.

– Спасибо, господин! – Один из матросов упал на колени. – Прости нас.

– Бог простит. Спустить две шлюпки.

В одну шлюпку погрузили осужденных, во вторую сели Манко, Топо и вооруженные матросы, за которых поручился Мокей.

Через минуту обе шлюпки уже неслись к берегу. Там Манко и Топо отправились в заросли и, найдя мулов, нагрузили их спрятанным золотом. Сокровища в мешках перегрузили на шлюпку. Нефритовый череп Манко от себя не отпускал и прижимал к груди холстину, в которую была завернута реликвия, пока не поднялся на борт фрегата. Осужденным отдали мулов, нож и топор и оставили на волю Божью. Обе шлюпки вернулись без приключений. К вечеру на берегу не видно было ни души.

Пока высаживали осужденных, пока шлюпки шли обратно с грузом, экипаж находился на палубе, Андреа не давал команды разойтись.

Золото и череп подняли на палубу, и Андреа опять обратился к экипажу;

– Я знаю законы и традиции. Все добытое необходимо делить с командой, раз уж мы занимаемся каперством. Но на этот раз я поступлю иначе. Чтобы в будущем вы принимали правильные решения и оставались верными своему капитану. Половина золота, – Андреа пнул ногой один из мешков, и золотые кругляшки рассыпались по палубе, – будет поделена между мной, врачом, Манко, Рикардо и канониром. По известным всем правилам. Десятина пойдет Короне. Остальное будет общим фондом. Если вы в бою смоете кровью свое преступление, я буду награждать вас из этого фонда. Всем ясно?

– Да, – прозвучал нестройный хор голосов.

– Всё! Разойтись по местам, готовиться к отходу! – Андреа, придерживая шпагу, отправился в свою каюту, за ним последовали его товарищи.

– Налейте рому. – Андреа в каюте вдруг обмяк, так, словно он бесконечно устал.

– Подожди! Есть средство лучше рома, я проверял, – остановил его Топо, он выскочил из каюты и через минуту вернулся с Мокеем. У канонира в руках была бутылка с водкой и кувшин с огурцами.