Текст книги "Друзья бога"

Автор книги: Сергей Слюсаренко

Глава 18

 
Встает зеленый шар над синевой зыбей,
И небо вдалеке прозрачно голубое…
И месяц, опьянев от тишины и зноя,
Разорван на куски ударом тонких рей…
Скелеты бригантин, как черные бойцы,
Вонзили копья мачт в лазурную бумагу…
И пурпурный корсар безмолвно точит шпагу,
Чтоб гибель разнести в далекие концы.
 

Э. Багрицкий

Словно раненый зверь «Диссект» искал ближайшее, удобное для якорной стоянки место. Его нашли чуть северней острова Андерсена, в глубоко уходящих в материк фиордах. Сайлер дал команде сутки на отдых, понимая, что люди измотаны до предела. Несмотря на это, нашлась группа добровольцев для высадки на берег в поисках дичи и свежей воды. Сайлер решил тоже спуститься на берег, надо было не только запастись провизией, но и по возможности присмотреть лес для ремонта фрегата. Хотя на самом деле лейтенант просто соскучился по суше.

Суровый берег Южной Америки встретил моряков галдящими птицами на скользких скалах. Сайлер взял с собой двух матросов и отправился в глубь материка на разведку, остальные решили попытать счастья и подстрелить несколько морских львов, водившихся в изобилии в прибрежных камнях. Аскетичная природа Огненной Земли превратила прогулку по суше в скучную экспедицию. Сделав небольшой круг, Сайлер вернулся к берегу. Оказалось, что охота оказалась удачной, и на шлюпку уже грузили разделанные туши морских львов.

Через час лодка мягко ударилась о борт «Диссекта». Сайлер первым поднялся по трапу на борт. Крепкие руки матросов подхватили лейтенанта, и резкий удар в спину бросил его на палубу. Кто-то тяжелый, сопя, уселся на него сверху и стал связывать руки веревкой.

– Ваше время, молодой человек, кончилось. – Помощник капитана узнал голос штурмана.

Ван Фогт стоял у поверженного офицера и довольно ухмылялся.

– Вы что себе надумали? – Лейтенант с трудом поднялся. – Вы понимаете, что вам грозит за бунт?

– Бунт? Оставьте красивые слова палачам. Мы просто восстановили справедливость.

– О какой справедливости вы говорите?

– Не будьте идиотом, лейтенант, – в разговор вмешался Сайрус Санториус.

До сих пор он стоял за спиной Сайлера, храня молчание.

– А, и вы с ними заодно. Ясно… – грустно произнес Сайлер.

– Неужели не понятно, что ваши сюсюканья с итальянцами, тогда когда великолепный приз был уже у нас на блюдечке, отвернул от вас всю команду?

– Жажда легкой добычи позволяет вам в одно мгновение из офицера королевского флота Его Величества стать пиратом? – возмутился Сайлер.

– Каперскую лицензию у меня никто не отнимал. А ты, глупый сопляк, так и не узнаешь, что такое власть, слава и богатство. – На лице Санториуса играла отвратительная улыбка. – Повесить его.

Последние слова он сказал словно в никуда, но в голосе его звучал металл.

– Это кто тут гавкает? – послышался негромкий, чуть хрипловатый голос штурмана. – Ты, что ли, тут капитан? Поубавь спесь и радуйся, что ты не полетел за борт еще час назад. Хвали всевышнего, что тебя оставили в команде. Тебе еще предстоит доказать, что мы не ошиблись.

– Чему обязан такой любезностью? – спросил Сайлер. – Или вы придумали более изощренный способ от меня избавиться?

– Мы же не варвары! – осклабился боцман. – И скажите спасибо канониру.

Ван Фогт махнул рукой, и несколько матросов взяли Сайлера под руки и немедленно спустили его в шлюпку, которую к тому времени не успели поднять на борт. Потом эти же люди загрузили туда бочонок пороха, мешочек с боеприпасами, шпагу лейтенанта и мушкет. Вслед за лейтенантом в шлюпку был высажен фельдшер Джозеф Мак Кормик, который, как потом выяснилось, насмерть отказался оставаться в команде с пиратами. Шлюпку оттолкнули от борта в сторону берега. Основная оснастка «Диссекта» была уже приведена в порядок, фрегат поднял паруса и скоро исчез за правой оконечностью бухты. Через некоторое время лодка с Сайлером и Мак Кормиком уткнулась в скалистый берег Огненной Земли, который не сулил никакой надежды на выживание.

Дверь в каморку, где лежал связанный Топо, открылась, и в свете чахлого фонаря появился штурман.

– Ну что, еще осталось желание со мной спорить? – без всякого вступления спросил Ван Фогт.

– Я убью тебя, – послышалось в ответ.

Губы у Топо были разбиты, и слова давались ему с трудом. Кроме того, связанные за спиной запястья распухли, и юноша почти не чувствовал их.

– Еще успеется. – Штурман никак не отреагировал на угрозу. – Я могу тебе предложить сделку.

– Я с пиратами в сделки не вступаю!

Этот ответ Топо искренне рассмешил Ван Фогта. Тот даже сел на пол от смеха.

– Ты, первый жулик в Порт-Ройале, известный каждой собаке на Ямайке как самый неудачливый пират, не заработавший делом ни монеты, изображаешь из себя аристократа! Ну, насмешил старика, насмешил! Ты вот что, – штурман поднялся с пола, – уйти на корм рыбам всегда успеешь, а пока послушай.

Топо промолчал, соглашаясь выслушать.

– Мне от тебя надо одно, чтобы ты был на борту до встречи с твоим дружком, капитаном бывшим, Андреа. А как мы подберем его, так и иди на все четыре стороны. Ну или плыви. Океана на всех хватит.

– А если я не соглашусь?

– Ты все равно останешься на борту, только будешь сидеть в этой кладовке все время. А вот это… – Ван Фогт вытащил за шиворот из мешка, который он принес с собой, упирающегося Барбароссу, – полетит за борт. Ты подумай.

Кот, вывернувшись, освободился от хватки боцмана и, тихо пискнув, кинулся к Топо. Подбежал и ткнулся лбом в лицо хозяину, словно пытаясь его подбодрить.

– Хорошо, – ответил Топо.

– Ну и молодец. – Ван Фогт вытащил нож и перерезал веревки. – Но только учти, капитанская каюта теперь занята, будешь жить здесь. Запирать тебя никто не будет. Считай себя важным пассажиром.

Штурман мерзко захохотал и ушел наверх. Топо растер затекшие ладони. Придя немного в себя, он уже решился подняться на палубу, но тут раздались шаги. К нему шел новый гость. Это оказался Мокей. Пушкарь принес воды и еды. Впрочем, о еде юноша даже и не вспоминал до сих пор.

– Ну что, бедолага, давай решать, как жить дальше. – В свете фонаря казалось, что густая борода Мокея не седая, а багровая. – Ты, конечно, храбрец, не побоялся против всех пойти, только ведь могли не по затылку поленом, а ножом под ребро.

– А ты с ними заодно?

– Я только с собой заодно, – улыбнулся Мокей. – Ты прости старика, но не всегда смерть – это слава.

– Джентльмен удачи не начинает с предательства, – отрезал Топо.

– Пацан ты еще. Да ты Ван Фогта должен на коленях благодарить, он тебя от верной смерти спас. Хотели тебе кишки выпустить.

– За что?

– Ну неужели не понятно? Шалопай, который ничего не делает, живет в каюте капитана и при этом ни за что не отвечает, кроме как за своего кота… Ну, не любят простые люди таких, ой не любят.

– Ясно, – мрачно произнес Топо. – И что теперь? Прощения просить?

Рикки перекусил и после того, как Мокей перебинтовал ему голову, внезапно осознал случившееся не только разумом, но и душой. Он стиснул зубы до боли, и еле сдержался, чтобы не заплакать от обиды. Как так?! Какие-то мерзавцы посмели захватить корабль! И чей корабль!

– Я убью его или он убьет меня, – прошипел Топо.

– Да никого ты не убьешь голыми руками. И пока ты нужен новому капитану, тебя тоже не тронут. Только я не знаю, зачем ты ему нужен. Ладно, ты постарайся не высовываться пока. Пусть у них кровь поостынет.

– Мокей, а почему они именно сейчас решили фрегат захватить, ведь были же и лучше возможности?

– Ага, ты видел эту свору? Как бы они Горн прошли? С востока на запад! Ладно, будем надеяться. Не знаю, правда, на что.

Мокей потрепал по голове кота, который принял ласку благосклонно, и удалился.

Четвертый день продвижения «Диссекта» на север начался с того, что марсовой заорал: «Корабль по носу!»

Судно, которое шло параллельным курсом, было галеоном под английским флагом. На корме удалось прочесть название «Вэгтейл». Ван Фогт, изучив в подзорную трубу парусник, немедленно принял решение. Штурман, ставший капитаном, был уверен, что малое пушечное вооружение галеона свидетельствует о том, что судно это – торговое. Видимо, англичане в Тихом океане чувствовали себя свободнее и рисковали ходить в одиночку. Подняв все паруса, фрегат ринулся вдогонку за галеоном. Широко развевающийся английский флаг «Диссекта» не вызвал никакой тревоги у англичан. Когда корабли поравнялись на расстоянии меньше кабельтова, команда галеона замахала шляпами «Диссекту», приветствуя земляков.

Пираты, а иначе теперь и нельзя было назвать команду фрегата, ответили дружественным приветствием. Тем временем Ван Фогт, в бешенстве от того, что не смог найти канонира, отдал приказ сблизиться. Артиллеристы не совсем слаженно в отсутствие главного пушкаря зарядили орудия и были в полной готовности у закрытых пушечных люков. От артиллерии не требовалось особого искусства. По команде Ван Фогта открылись люки, и выкатившиеся орудия немедленно дали залп по борту галеона. Практически в упор. Чтобы ни у кого не оставалось сомнений, на гроте взмыл черный флаг. В воздух полетели абордажные крючья, и «Вэгтейл», с пылающей палубой и разнесенными в щепки грот– и бизань-мачтами, был моментально намертво прижат к «Диссекту» энтердеками. Абордажная команда с устрашающими воплями бросилась на палубу галеона.

Несмотря на то что экипаж торгового судна был ошеломлен и дезориентирован, схватка завязалась нешуточная. Абордажной группой руководил лейтенант Санториус. Ему Ван Фогт даровал должность помощника капитана. Впрочем, Санториус при абордаже не рвался вперед, а осмотрительно координировал действия с юта «Диссекта». Экипаж торгового судна оборонялся неожиданно стойко. Это взбесило пиратов. Прорвавшись на палубу галеона, они устроили настоящую резню. Зажав англичан с двух сторон у обломков грота, пираты методично, с каким-то адским спокойствием убивали несчастных одного за другим. Понимая, что оборона бессмысленна, остатки экипажа галеона сдались. Капитан «Вэгтейла» поднял руку, призывая своих людей сложить оружие. Сам он выступил вперед и отдал шпагу подоспевшему с «Диссекта» Санториусу.

– Несмотря на то, что вы напали на нас подло, под фальшивым флагом, – сказал капитан галеона, – я надеюсь, что вы проявите благородство и отнесетесь гуманно к моей команде.

Санториус скривился и приказал разоружить моряков «Вэгтейла». Им связали руки и загнали на корму, где моряки покорно ждали своей участи. Санториус, гордый своей победой, отправился на борт «Диссекта», чтобы обсудить с Ван Фогтом следующие шаги. После краткой беседы с лейтенантом тот потребовал привести к нему капитана галеона.

– Назовите ваше имя, – с брезгливой миной на лице потребовал Ван Фогт.

– Я полковник Ландмарк. Я выполняю миссию по поручению вице-короля Индии, а значит, и самого короля Англии.

– Вот что, полковник, вы должны благодарить провидение за то, что я, Андреа Амалфийский, сохраняю вам жизнь. Берите своих людей, ваши шлюпки целы, и да поможет вам Бог, – сообщил Ван Фогт.

Через пятнадцать минут три шлюпки с бывшей командой «Вэгтейла» отчалили от галеона. Вместе с капитаном Ландмарком и оставшимися в живых десятью моряками на шлюпки погрузили раненых. А в это время на борту галеона царил разбойничий праздник. В трюмах был обнаружен большой груз кувшинов с благовониями, селитрой и специями. Двадцать бочонков с отличным ромом, предназначавшимся явно на продажу, очень обрадовали пиратов. Но особый восторг вызвали несметные сокровища, спрятанные в самой глубине трюма. Около тысячи серебряных и пятьсот золотых слитков, очевидно, перевозившихся контрабандно, немедленно перегрузили на борт фрегата. Через несколько часов, после того как с галеона было утащено все мало-мальски ценное, «Вэгтейл» подожгли, и вскоре океан навсегда поглотил несчастный корабль.

Вечером на борту «Диссекта» шла дележка добычи. Ван Фогт, воспользовавшись гардеробом капитана галеона, нарядился в умопомрачительный лиловый камзол и вышел на квартердек. Ему казалось, что в такой одежде он выглядит богатым и благородным. Широкополая шляпа с немеренным плюмажем, пристегнутым к тулье золотой брошью, завершала наряд.

– Уважаемые джентльмены удачи, я хочу, чтобы сейчас, после первой нашей победы, мы, чтобы избежать недоразумений, подписали общий договор. Нет возражений? – начал речь бывший штурман.

Одобрительный гул голосов подтвердил, что команда согласна.

– Пользуясь кодексом великого Дрейка, [84]84
  Сэр Фрэнсис Дрейк (ок. 1540–1596) – английский мореплаватель, корсар, вице-адмирал времен Елизаветы I. Ему приписывается создание кодекса пиратов.


[Закрыть]я предлагаю простые законы. Пока я капитан, я беру на себя ответственность за все, но вы должны выполнять мои приказы беспрекословно. За измену – смерть. Если команда недовольна – можете избрать другого капитана. Но пока я капитан – я здесь бог! Согласны?

Возражений не было.

– Теперь, мы будем жить по справедливости. И добыча должна делится честно. Мне как капитану десятая часть. И потом все остальное поровну между членами команды. Офицерам полтора пая. Врачу два пая.

– У нас нет врача, – возразил кто-то из толпы.

– Так будет! Я сохраню его пай. Нет возражений?

Тишина. Все внимательно слушали капитана.

– За присвоение приза, за обман при дележе – смерть!

– Смерть! – радостно заорали пираты.

– А ты скажи, капитан, вот камзол твой и шляпа – это как? Ты присвоил? – подал голос матрос Лимо Каннир.

– Я присвоил? Можете считать, что это часть моей доли! Но капитан должен выглядеть капитаном, а не оборванцем.

– Ладно, что ты цепляешься. – Лимо толкнули в спину товарищи.

Матросам не терпелось приступить к дележу. Но для начала Ван Фогт велел откупорить бочонок рома. Пока команда передавалась пьянству, новоявленный капитан потребовал отыскать канонира, который так и не объявился с начала погони за галеоном. Мокея нашли в кладовке, где сидел Топо. Канонир был пьян до невменяемости и на все вопросы отвечал мычанием. Это обстоятельство было принято как оправдательное и спасло его от расправы. Но, естественно, ни Мокей, ни тем более Топо не получили ни грана из награбленного.

Ван Фогт лично с помощью Санториуса проводил подсчет добычи, тщательно пересчитывая и слитки, и утварь, и даже одежду, доставленную с галеона. Когда все было готово и составлены подробные списки, началось самое сложное – раздел приза на части. С учетом того, что команда была мертвецки пьяна и не так строго следила за равноценностью долей, процесс прошел гладко. К вечеру награбленное растащили по матросским сундукам и откупорили новую бочку рома. Теперь и капитан, и Санториус уже не отказались от хорошей порции спиртного.

– Скажите, Ван Фогт, – начал лейтенант, но Фогт остановил его.

– Называйте меня просто – господин капитан, – с улыбкой произнес недавний штурман.

– Хорошо, капитан, – с трудом подавив сарказм, продолжил Санториус, – а зачем вы назвались Андреа Амалфийским перед этим полковником?

– О, это мудрое и дальновидное решение! – Капитан поднял указательный палец. – Во-первых, если эти несчастные доберутся до берега, очень скоро все будут знать, что этот наглый выскочка, я имею в виду Андреа, стал на опасную тропу. А во-вторых, если команда под моим началом поднимет бунт против этого неразумного капитана, то нас примут на Ямайке с распростертыми объятиями, как героев. Вот и войдем мы в гавань Порт-Ройаля не джентльменами удачи, а добропорядочными моряками Его Величества. А нам нужен отдых и ремонт в родном порту. И команду надо пополнить надежными людьми.

Такая изощренность удивила даже лишенного моральных устоев Санториуса.

Глава 19

 
Вот и допил я прекрасное какао,
сердце мое плачет и болит,
только лишь страдаю на земле я.
Правда ли то, неужели то правда,
Что вся наша жизнь проходит на этой земле?
Нет, не вся это жизнь – лишь один ее миг!
Здесь зеленый нефрит превращается в крошку,
Украшенья из золота обращаются в прах,
И даже прекрасные перья кецаля тускнеют…
Нет, не вся это жизнь – лишь один ее миг!
 

Несауалькойотль (1402–1472) – автор изысканной ацтекской философской лирики

Джунгли отступили, словно устали мешать путешественникам. Но теперь на сотни миль вперед простирались горы и ущелья. Глядя на бесконечный горный массив, Андреа впервые за все время похода подумал, что он не сможет преодолеть это горное пространство. Его настроение, видимо, передалось остальным участникам похода. Особенно пугала громада Истактепетля. [85]85
  Истактепетль – один из крупнейших вулканов Мексики.


[Закрыть]Манко сказал, что Белая гора, что означало это название на языке ацтеков, – священная гора и что про нее нельзя говорить плохо, иначе разгневается. И что только эта гора решит – пропустить людей или нет. Потрясенные видом величественной снежной вершины путешественники и вправду словно потеряли последние силы. Решено было сделать привал.

Манко был уверен, что где-то рядом живут люди, и у них можно будет купить мулов. В лагере, разбитом у подножия устремленного в небеса вулкана, решили несколько дней отдохнуть. За это время индеец должен был найти людей и договориться о покупке мулов. Ацтек словно не чувствовал никакой усталости и немедленно отправился на север.

Вернулся он через два дня, ведя за собой десяток мулов. Как рассказал Манко, в нескольких милях на север было небольшое индейское поселение, и он даже нашел там дальнего родственника. Однако индейцы советовали поскорее отправиться в путь, потому что местный колдун видел плохие знаки. К радости путешественников, Манко не только привел животных, но и привез на них свежих овощей и фруктов. Кроме того, на боку одного из безразличных ко всему мулов было навешано с десяток калебас, полных пульке – хмельного, тягучего и пенистого напитка из сока агавы. Пока стреноженные мулы пощипывали травку вокруг лагеря, путешественники наконец позволили себе расслабиться и полностью забыть о том, какой переход им еще предстоит. У костра завязалась непринужденная беседа, в которой впервые участвовал Манко.

Сначала пришла еле заметная тревога. Даже не тревога, а просто пауза в разговоре, словно тихий ангел пролетел. Захрапели мулы, сначала тихонько, потом громче и громче. Манко кинулся их успокаивать. Но тяжкий низкий гул усилил тревогу, превращая ее в первобытный ужас. Сначала слабый, как гудение майского жука, но с каждой секундой он вырастал и становился страшнее и страшнее. Мимо, даже не пугаясь огня, пронесся табун гуанако. [86]86
  Гуан ако – млекопитающее рода лам.


[Закрыть]А потом ахнул взрыв, заставивший людей упасть на землю, а мулов – ринуться прочь от стоянки. Все вокруг озарилось лиловым светом. Истактепетль, выбросив в небо вулканическую бомбу, стал истекать потоками лавы. Люди в панике метались по лагерю. Андреа сначала тоже растерялся, но тут увидел спокойное лицо врача. Травалини с иронической усмешкой выудил уголек из костра и спокойно раскуривал трубку. Казалось, что извержение вулкана никак его не касалось.

– Доктор, помогите мне! – Андреа видел, что только Травалини сейчас сохраняет трезвость мысли.

– Успокойтесь, капитан. Я пережил два извержения Везувия, и эти китайские огни меня не впечатляют. К тому же ветер дует от нас, и нам никак не страшен пепел. Ну а лава сюда дойдет только через несколько дней. – Травалини выпустил облако ароматного дыма из своей трубки. – Садитесь рядом, я уверен, что через несколько минут все ваши люди поймут, что суета бессмысленна. А животные… Куда убежит стреноженный мул? Не дальше соседней кочки.

Андреа, собрав волю в кулак, сел рядом с врачом и, приняв от него кубинскую сигару, невесть каким образом сбереженную в походе, стал прикуривать, делая вид, что он спокоен и не обращает внимания на извержение Истактепетля.

– В 1630 году, за десять лет до моего рождения, мои родители пережили катастрофическое извержение, такого, пожалуй, не было со времен гибели Помпеи и Геркуланума. Но даже тогда, хоть пепел и засыпал Турцию, никто не испугался так, чтобы метаться, как мечутся сейчас наши друзья, – спокойно, словно на лекции, рассказывал Травалини. – Извержение – дело такое, преходящее. Тем более что от нас до кратера очень далеко.

Манко к этому времени уже собрал испуганных мулов и, видя, что Андреа и доктор спокойно сидят у костра, сел на корточки рядом. Несмотря на то что всего несколько мгновений назад индеец паниковал не меньше, чем остальные, теперь он хранил непроницаемый вид. Ацтек не спеша раскуривал свою длинную трубку и сидел прищурившись, словно всматривался в вечность. Дым из трубки отливал сизым. Андреа знал, что Манко не всегда курит только табак. Видимо, это придавало индейцу силы сохранять нечеловеческое спокойствие.

Через пятнадцать минут люди, перестав метаться, искать защиты у бога и просто прятаться под одеялом, собрались у костра. Грохот вулкана уже не казался ужасным, отблески лавы выглядели забавными, а легкий аромат серы придавал вечеру некоторую пикантность.

Утром, вполне отдохнув, экспедиция, погрузившись на мулов, отправилась на север, вперед к древним руинам Теночтитлана.

За две недели последующего перехода пришлось приноравливаться и привыкать к новым ландшафтам. Переход через горы требовал совсем других навыков. Горные массивы не сдавались просто так. Каждый перевал стоил множества шишек и синяков. После трудных переходов обветренные и сожженные коварным горным солнцем губы не могли произнести ничего, кроме слова «ром». Обмороженные пальцы не держали даже ложки, а ночевки на снежниках не приносили отдыха. Сколько раз у Андреа замирало сердце под внезапно разверзающимися горными пропастями. Сколько раз нога соскальзывала в коварный ранклюфт, [87]87
  Ранклюфт – трещина (промоина) между ледником и скалами. Достигает 1 метра в ширину и до 8 метров в глубину.


[Закрыть]оставляя болезненные ссадины на голени. Но с упорством, которое встречается только у людей, экспедиция шла вперед и вперед.

На вторую неделю от мулов осталась только половина, остальных поглотили бездонные трещины и пропасти. Потом одного мула пришлось забить, так как в пропасть улетели последние запасы провизии. Но всему приходит конец. Кончился и этот тяжелейший штурм горных хребтов. Вечером путники, не имея ни сил, ни желания разбить лагерь, просто заснули вокруг костра, после того как окончился спуск с очередного перевала.

Утро пришло с резкими солнечными лучами, прорывающимися под сомкнутые веки, и жизнерадостным хрустом. Мулы, обнаружив изумрудные заросли чертополоха, утомленные за долгий переход сухими мхами и невкусными рододендронами, поглощали сочную пищу. Впервые за долгие недели животные смогли и поесть вволю, и отдохнуть на росистых лугах. Утренние лучи солнца осветили желтый камень руин Теночтитлана.

– Ну что, Манко, ты говорил, что только трое дойдут. – Андреа смотрел на древние пирамиды с восторгом победителя. – А ведь потери минимальные. Не все так плохо в итоге.

– До цели дойдут трое, – невозмутимо упорствовал Манко.

– Ладно, думай как хочешь. Итак, господа, прошу разбить настоящий лагерь, а не стоянку на ночлег. Завтра утром я, Манко и наш уважаемый доктор идем в храм. Остальные остаются в лагере и к вечеру ждут нашего возвращения. – Андреа не рискнул идти за добычей прямо сейчас.

Пока готовился бивуак, он отозвал индейца в сторону для приватной беседы.

– Итак, Манко, что говорит твоя карта, где нам искать этот нефритовый череп? Ведь очевидно, что если мы будем рыться здесь наобум, то до скончания дней ничего не найдем.

– Зачем тебе карта, если тебя позвал Монтесума?

– Я понимаю, ты ближе к этим богам, чем я, но даже зов Монтесумы не подсказывает мне, куда идти.

– Надо идти. Дорога сама приведет к цели.

– Но где здесь дорога? – громко возмутился Андреа.

– Иди там, где идешь. – Манко замолчал и спокойно пошел в лагерь.

Андреа долго не мог заснуть, тревога будоражила кровь. Он долго ворочался, не находя себе места у костра. Потом, измученный бессонницей, Андреа поднялся и стал проверять оружие. В слабом свете углей удалось даже почистить пистолеты. Работа позволила успокоиться, и наконец пришел сон. Тревожный, изматывающий не меньше, чем бессонница.

Утром, после порции крепкого кофе, Андреа отдал последние распоряжения. Он с Травалини и Манко идет к храмам. Остальные после обеда должны собрать лагерь, отправиться в центр Теночтитлана, где и ждать арьергард у подножия двуглавой пирамиды, которая отсюда была хорошо видна.

До города шли в полном молчании. И несмотря на то что граница города была иллюзорной, в какой-то момент Андреа понял – они вошли в Теночтитлан. Исчез легкий ветерок, так же как исчезли птичьи крики и шелест деревьев. Сейчас их окружала плотная тишина и неподвижность. Казалось, что люди находятся среди гигантских театральных декораций в замкнутом пространстве. Только мелкие камешки похрустывали под ногами, хоть как-то давая знать, что все происходящее – реально. Лишь рядом с руинами можно было оценить, насколько колоссальными были эти творения рук человеческих.

– Манко, – шепотом, словно боясь спугнуть кого-то, спросил врач, – а вот эта пирамида в центре, двуглавая, – это гробница?

– Это великий храм наших богов, – объяснил индеец.

– Мы идем туда. – Андреа показал рукой на вершину храма.

– Почему? – удивился Травалини. – Ведь если это храм, то можно найти вход в него и не забираясь наверх.

– Не знаю почему.

– Испанцы осквернили храм, – вдруг подал голос Манко. – Они выломали громадные куски из него и увезли. Строить свой храм. На них лежит проклятие Вицлипуцли.

– Вицлипуцли – это… – начал Травалини с видом знатока.

– Это бог солнца и войны. Это его святилище. – Манко показал рукой на левую вершину храма. Он говорил с такими интонациями, что у Джузеппе пропало всякое желание пошутить.

– А справа – это чье?

– Тлалока, бога дождя и воды.

– Они жили там? – Доктор уже достал свою записную книжку, пытаясь на ходу записывать.

– В присутствии богов надо хранить молчание, – остановил его индеец.

Подъем на вершину храма оказался очень сложным. Почти двухсотфутовая лестница быстро сбила дыхание, от напряжения по лицам людей заструился пот. В конце концов, когда казалось, что колени отказывают, вершина была достигнута. Отсюда открывался величественный вид на мертвый город.

– А что внутри? – опять не выдержал Травалини и направился к тому сооружению на вершине пирамиды, которое Манко назвал святилищем Вицлипуцли.

– Здесь приносили жертвы богам. Твоим ножом рассекали грудь юношей. – Манко посмотрел на Андреа. – А потом у жертв вырезали сердце.

– Этим ножом? – Андреа вытащил каменный ноле из кармана.

Небеса как будто только и ждали этого. Словно дыхание древних богов, пронесся порыв ветра. Небо немедленно потемнело в сгущающихся тучах. Хотя мгновение назад в безоблачном синем небосводе не было ни облачка. А ритуальный нож в руке Андреа вдруг засветился каким-то дьявольским, неземным синим огнем. Разорвав небо и ударив по барабанным перепонкам, с неба ринулась лента белой молнии и окончилась на острие ножа. Андреа сжал нож до боли в суставах, до крови из-под ногтей, только бы не упустить его.

Одновременно с раскатами грома у подножия пирамиды сгустились клубы синего тумана, закрывшие полностью ее основание. Туман дрожал и пульсировал в такт тревожным раскатам. Из тумана, лежащего не выше десяти ступенек, вышли люди и медленно потянулись к вершине храма, туда, где находился Андреа с товарищами. Потоком тягучей материи людские тела покрывали пирамиду и поднимались вверх. Они были обнаженными, движения их были неуверенны. Они то ли на ощупь искали дорогу, то ли пытались дотянуться до стоящих на вершине Андреа с товарищами. Когда толпа приблизилась к вершине настолько, что уже были видны их безумные пустые глаза, Андреа с ужасом рассмотрел страшные раны у них на груди, обнажающие глубины грудной клетки там, где должно быть сердце.

В смятении Андреа и его товарищи стали отходить внутрь храма в поисках хоть какого-то убежища. Но гром загремел с удесятеренной силой, и все трое полетели в разверзшийся пол храма. Они летели в каменном колодце, сложенном из прямоугольных камней, изо всех сил цепляясь за стены, чтобы хоть как-то замедлить стремительное падение и не разбиться. Долгий полет в темноте окончился болезненным ударом обо что-то твердое. С ужасом и отвращением люди увидели, что они лежат на пирамиде из человеческих черепов. Эта жуткая куча находилась посреди громадного зала. От стен помещения исходил рассеянный, тревожный золотистый свет. Как только Андреа пришел в себя, он увидел, как из-за колонн, удерживающих потолок, вышли человеческие фигуры. На них были золотые латы, прикрывающие грудь, в руках они держали страшные топоры с длинными рукоятями. Эти могучие воины шли неспешно к людям, и в их намерениях не приходилось сомневаться.

Андреа, понимая, что уже нет пути для отступления, выхватил чудом уцелевшую шпагу и, соскочив с пирамиды из черепов, стал в боевую позицию посреди зала. Он почувствовал, как его товарищи последовали за ним и стали спиной к спине в круговую оборону. А воины подземелья тем временем сжимали цепь, окружив людей смертельным кругом.

Когда призраки приблизились настолько, что сомкнули строй, один из них сделал первый выпад. С широким замахом лезвие топора, казалось, неотвратимо летело в голову Андреа, но юноша успел в последний момент пригнуться и ответить ударом шпаги в не защищенное горло латника. Захрипев, воин упал. Андреа немедленно подхватил его оружие и, вращая топор над головой, двинулся на врага, пытаясь разорвать плотную цепь. Но воины в золотых латах, казалось, не воспринимали людей как достойных противников и наступали, не обратив внимания на потерю. С жестким звоном топор Андреа встретился с оружием одного из них, удар отозвался болью в руке юноши.

Андреа немедленно поменял тактику. Он успел заметить, что подземные воины двигаются однообразно, как куклы с хитроумным механизмом внутри. Они наносили рубящие удары слева направо, не меняя тактики, не стараясь обороняться. Резким, восходящим выпадом Андреа удалось свалить еще одного. А дальше пошла боевая карусель, в которой завертелись все. Кружа с топором в руках, как бешеный кот, юноша стал врубаться в ряды латников. Те, словно крысы за флейтой, двинусь за Андреа, который переместился в другое крыло зала. Травалини и Манко, видя, что теперь нападают только на капитана, смогли зайти с тыла латникам и завалить троих. Через несколько минут бой был окончен. На полу валялись трупы в золотых латах. Андреа стоял посреди подземелья и тяжело дышал.

– Манко, ты можешь мне объяснить, что происходит? – Он наконец восстановил дыхание настолько, что смог говорить.

– Монтесума охраняет вход в свой дом, – ответил индеец.

– Ясно, – буркнул Андреа. – А где теперь искать этот нефритовый череп? Что говорит твоя карта, Манко?

– Вот знак, ищи его. – Манко развернул карту перед глазами Андреа.

– Слушай, местный, – терпение Андреа лопнуло, и он схватил индейца за грудки. – Я понимаю, ты великий воин и твое племя – великое. Но вот сейчас я здесь самый великий, ты понял? Мне осточертела твоя постная непроницаемая рожа и твои постоянные ссылки на богов, ты понял? Вот теперь скажи мне ясно, ты же говорил, что понимаешь в этой карте, где находится череп?