Текст книги "Отшельник 2 (СИ)"

Автор книги: Сергей Шкенёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Интерлюдия

Где-то в высоких кабинетах. В очень высоких кабинетах.

– И что?

– Пока ничего. Он отменил все назначенные лечебные сеансы и исчез.

– Куда?

– Да кто же его знает? Ни в Москве, ни в Гороховце, ни в Нижнем Новгороде не появлялся.

– Там у него на очереди японец был с опухолью мозга. Ценник такой, что авианосец построить можно.

– Настолько серьёзная сумма?

– Немного преувеличил, но на несколько самолётов точно хватит.

– Но самолёты его не интересуют.

– Да, скупает металлолом и всякое старьё со складов. Мои аналитики говорят, что дедушка слегка свихнулся и готовится к апокалипсису. Точнее, к постапокалипсису. Серьёзно готовится, для чего закупает примитивное оборудование, способное работать почти без ремонта не один десяток лет, и сырьё для производства. Думаю, опасается отката в средневековье.

– Даже если у него слетела кукуха и вальты королей гоняют, у его повёрнутости есть полезный побочный эффект. Пусть развлекается как хочет, тем более за свой счёт. Вообще предлагаю помочь дедушке с какой-нибудь мелочёвкой.

– Оружие?

– Да, спихните ему старьё. У нас на складах есть карабины Симонова?

– В закромах Родины даже шуваловские единороги можно найти.

– Вот! Их тоже отдайте. Если человек готовится к средневековью, нужно обеспечить его соответствующим эпохе реквизитом.

– А карабины…

– А что карабины? Если не хватит, добавьте трёхлинейных винтовок. Хотя нет, там с патронами проблема встанет.

– Так ему ещё и патронов дать?

– Вам что, жалко?

– Не в этом дело. Вдруг всплывут где-нибудь, причём стреляющие в нашу сторону?

– Бросьте! Восемьдесят два автомата так до сих пор нигде и не всплыли?

– По нашим данным уже девяносто.

– Тем более! Мы поможем дедушке, дедушка потом поможет нам.

– Если вернётся.

– Да почему бы ему не вернуться? Или вы намекаете на шабаш, устроенный зятем нашего главного социал-демократа?

– Вообще-то он говорил, что из соображений безопасности может уехать в Швейцарию или Израиль.

– Это если мы не примем меры для обеспечения спокойной работы. Но мы же их примем, не правда ли?

– Так уже.

– Вот и славно. Осталось только дождаться возвращения, и… Впрочем, авансом привезите всё это барахло ему в Любимовку и сгрузите возле дома. Ну и взвод спецназа для охраны.

– А если не вернётся?

– Чтобы прапорщик, пусть даже бывший, не вернулся к огромной куче ценного имущества? Вы сами-то в это верите?

– Действительно, как же я забыл про звание.

Глава 3

Самарину пришлось вернуться в Любимовку лишь чуть-чуть не доехав до Москвы, благо запас бензина в прицепленных к снегоходу санях позволял сделать несколько рейсов туда и обратно. Возвращался не из-за ерунды вроде оставленного включенным утюга, а по самой уважительной причине – от района современных Мытищ до Кремля стала устойчивой радиосвязь, и Полина Дмитриевна сообщила о накрывших Смоленск жутких морозах, из-за чего защитники начали простужаться вплоть до воспаления лёгких. Требовался запас лекарств, так как имеющихся в наличии попросту могло не хватить. Да, не подумали заранее… Да, ошиблись в прогнозах маленькой победоносной войны… Что уж теперь?

Зато появилась возможность обкатать в боях войска нового строя, вооружённые пушками и огнестрельным оружием хоть и местного производства, но на порядок или два превосходящим существующие сейчас образцы. Единственный недостаток – его слишком мало, да и самих войск кот наплакал. Бывшие княжьи и боярские дружинники крайне неохотно встают в пеший строй, предпочитая лихую конную сшибку и дальнейшее сабельное месилово-рубилово. Объясняют тем, что в старину огненного боя не было, и если возвращаться к жизни по старине… Ретрограды херовы! Самарин вообще подозревал, что седоусые и бородатые вояки боятся не справиться с новинками и опозориться перед лицом молодёжи.

Вот молодёжь с удовольствием шла в пехотные полки, надеясь выслужить чин в постоянно растущем войске. А чин, это и почёт, и уважение, и оклад денежного содержания при полном казённом снабжении всем необходимым. Вот сверх необходимого, там да, там закупай сам. Только зачем, если в нынешние времена собольей шубой никого не удивить, а звезды или хотя бы нашивки на плече сияют куда как ярче любых самоцветов.

Так что идёт молодёжь в армию, идёт. Тем более жизнь «по старине» открывает головокружительные перспективы любому, независимо от происхождения, национальности и вероисповедания. Вот и потянулись на государеву службу те же мордовцы, черемисы и вотяки с вогулами из-под руки императора Касима с его молчаливого одобрения, да и сами татары с согласия своего повелителя охотно меняли подданство при условии, что после службы осядут на землю.

Как однажды сказала Полина Дмитриевна на одном из Советов:

– Нам неважно какое происхождение имеет русский человек, нам важен сам человек!

Золотые слова, достойные того, чтобы написать их красивым почерком на деревянных табличках и приколотить ржавыми гвоздями к башке самых непонятливых и недовольных переменами. Нет нынче на Руси разделения на народы, есть только разделение на своих и чужих, и граница проходит точно по прицельной мушке пехотной пищали Шакловитого. Те, что со стороны приклада, те свои. Ну а те, что в прицеле…

С этими мыслями Самарин и вернулся в Любимовку, где его встретил встревоженный Филин:

– Вовремя ты, княже.

– Что-то случилось?

– Ещё не знаю, но за воротами в Беловодье давеча что-то рычало, вроде как дизеля камазовские, и кто-то матерно перекликался. Потом стихло, но всё равно что-то мне тревожно.

– За воротами? – удивился Андрей Михайлович. – Филин, чёрт старый, ты видишь ворота?

– Не такой уж я и старый, – староста сделал вид, будто обиделся. – И я их не вижу, но зато слышу что там творится. Плохо слышу, но ежели громко орут, то некоторые слова разобрать могу.

– И давно?

– Да три дня уже, как слышать начал.

– Я про дизеля спрашиваю.

– Вчера к вечеру всё стихло. А что там может быть, княже?

– Сейчас и узнаем, – Самарин с плеча автомат, с которым не расставался во время поездок, оставшись в одном бронежилете, надетом поверх армейской телогрейки. – Ты со мной?

– И не только я, – Филин громко свистнул, и из заснеженных кустов у невидимых ворот начали вылезать наряженные в белые маскировочные халаты деревенские ополченцы с охотничьими двустволками. А чем ещё вооружать, если нарезного оружия на всех на хватает? – Все пойдём, княже. Как ты нас учил, так и пойдём.

Самарин хмыкнул – принцип входить в любые помещения сразу после гранаты его не устраивал. Пусть гранаты монастырского производства слабенькие, но есть вариант, что разнесут любимый дом со всем прилегающим участком к чертям собачьим, и не дай бог повредят портал, непонятно как работающий, и явно не одобряющий столь грубое обращение. Ну да, возможно это сооружение и способно пережить взрыв тактического ядерного боеприпаса, только проверять эту гипотезу не хочется.

И потом, что может грозить Андрею Михайловичу в двадцать первом веке кроме штрафов за превышение скорости? Теоретически, конечно, многое может грозить, а вот на практике, это вряд ли. Слишком большое количество облечённого властью народа заинтересовано в спокойной жизни знаменитого народного целителя, и в недавние гарантии от МВД очень хочется верить. Глупо, конечно, верить… но хочется.

– Вдвоём пойдём, – решил Самарин. И ты оружие на виду не держи.

– Я и не держу, – кивнул Филин, прикрывая полушубком две кобуры на поясе. Длинные охотничьи ружья он почему-то не любил, остановив выбор на пистолетах ТТ. – Не дурак, понимаю, что [5]5
  Что можно Юпитеру, нельзя быку


[Закрыть].

– Образованный, мать… Ладно, открываю ворота.

* * *

Затейливая подпись украсила ещё одну накладную, но над следующей Самарин попридержал ручку, и вопросительно посмотрел на пухлого типа бухгалтерской наружности, прибывшего прицепом к грузу и спецназу:

– Какие нахрен сто двадцать семь винтовок Бердана номер два драгунские? Ты это серьёзно?

Гражданский тип тоже заглянул в накладную и пожал плечами:

– А что по остаточной стоимости же. По цене металла, можно сказать. Даже патроны есть! По полторы тысячи на каждый ствол.

– Этим патронам двести лет! – возмутился Андрей Михайлович. – Ими только по лягушкам в Клязьме из рогатки стрелять, да и то одни промахи пойдут.

– Не двести, а поменьше, – толстячок ткнул пальцем в накладную. – Тут только за гильзы посчитано.

– Засунь эту экономию себе в задницу!

– Андрей Михайлович, всё предусмотрено, и в этих вот ящиках…

– Помолчи, отмахнулся Самарин. – Чапай думать будет.

Хотя что тут думать, тут нужно хватать и не пущать! Пожелавшие остаться неизвестными благодетели (неизвестные, ага…) организовали поистине царский подарок, от которого немыслимо отказаться любому здравомыслящему человеку. Даже какой-то музей ограбили на четыре горных единорога образца 1838 года, причём вполне приличного вида и состояния. Нужно брать, однозначно, а раздумья это так, для маскировки восторга и крайней заинтересованности драгоценным старьём.

Но что считать старьём для средины пятнадцатого века от Рождества Христова? Уж явно не самозарядные карабины в ящиках и заводской смазке, и даже не те самые берданки. Ну и не патроны, отсыпанные щедрой рукой. Побольше бы такого старья, подходящего под определения «вундервафля обыкновенная».

Правда, Самарин подозревал, что неизвестные (два раза ха-ха!) доброжелатели собираются подсадить его на патронную иглу и потом выцыганить за следующие поставки что-нибудь полезное, но и это не смущало. Вполне нормальное желание в эпоху развитого дикого капитализма, причём выраженное вполне вежливым намёком на взаимовыгодное использование тех самых полезностей. Берданки вот только эти…

Хотя нет, бухгалтер правильно тыкал пальцем в бумажку, в которой написано про пулелейки и прочую приблуду для переснаряжения, включая запас капсюлей и дымного пороха. Позаботились благодетели, ничего не скажешь. Так-то и сам бы справился, вроде руки из правильного места растут, но времени жалко. Дай вам бог здоровья, добрые люди!

И этими берданками можно вооружить… кстати, кого ими можно вооружить? Пехотная пищаль Шакловитого менее надёжна и довольно капризна, но скорострельность чуть выше, чем у однозарядок, так что в боевые части винтовки отдавать нельзя. Да и не справятся дружинники в полках с переснаряжением каждого патрона. Стало быть, что? Стало быть, наступила пора выполнить слёзную просьбу императора Касима Чингизида о повышении квот на огнестрельное оружие для его орды, а то ему достаются сущие крохи с уральских совместных предприятий. Так-то оно правильно, татары ещё не начали полноценную войну против турецкого султана за почётное право именоваться Повелителем Правоверных, и пока гоняют по степи таких же оборванцев с тупыми саблями и в подбитых конским волосом халатах. Ну зачем против бродяг огнестрел? Зато теперь можно сделать доброе дело не в ущерб себе, да ещё выторговать что-нибудь полезное. Тоже своего рода дикий капитализм.

Кому-то покажется, что вооружать и усиливать недавнего противника и не слишком надежного союзника опасно, но Самарин считал иначе. Наоборот, такой вот жест доверия укрепит власть Касима, всерьёз настроенного сколотить из пастухов, степных бродяг и разбойников великую державу с блекджеком и… То есть, с городами, с развитым земледелием, промышленностью и профессиональной армией. Сколотить, а потом объединить под рукой общих с нынешним государем-кесарем потомков, за которого пообещал отдать свою дочь. Пока, правда, у него только одни сыновья, но…

А сыновья, кстати, были в курсе планов своего отца и нисколько не возражали и не видели в том несправедливости. Ведь великий Темучин завещал – родительская доля остаётся младшему, старшие же должны возвеличить славу предков великими деяниями и новыми завоеваниями. Тем более, нужно даже не завоёвывать, а возвращать своё, взятое когда-то на саблю непобедимыми туменами Потрясателя Вселенной, и бездарно утраченное его ослабевшими потомками.

Старший поглядывал на восток, где праотеческие степи упирались в стену, построенную с целью отгородиться от… Да, от кого они там прячутся, эти демоны с длинными косами и полными звонкого серебра кошелями? Уж не от истинного ли наследника Хубилая, когда-то завоевавшего богатую страну и основавшего там собственную империю? Но ничего, бунт против законной власти не забыть и не останется безнаказанным.

Ну а младший сын Касима так далеко не заглядывал – ему нравились Хорезм и Бухара, Хива и Коканд. Персия тоже нравилась, но на полноценную любовь к персиянам пока не хватало сил. Да ещё турки, да помочится шайтан на их плешивые головы, под ногами мешаются.

– Андрей Михайлович! – пухлый представитель неведомых благодетелей ерзал на лавке будто боевой конь перед атакой. Кони, правда, на лавках не сидят, но всё равно похоже. – Андрей Михайлович, вот по этой накладной ещё гранаты Рдутловского проходят, так они вообще по весу идут. Всего полторы тысячи рублей за килограмм!

– Какого года выпуска?

– Э-э-э… не знаю.

– Вот когда узнаешь, тоже засунь их туда же, куда недавно засовывал экономию. Ты бы мне ещё Царь-пушку из Кремля приволок, тоже штука внушительная и донельзя бесполезная.

– А что с ними не так?

Самарин поморщился. Даже если бы эти гранаты до сих пор сохранили способность взрываться, то и тогда нахрен были бы не нужны. Процесс приведения этих дивных устройств в боевое положения по сложности очень напоминал вызов демона из преисподней, и всё равно не давал гарантий успеха.

– Ты в армии служил, юноша?

– Вот зачем сразу на личности переходить? – обиделся «бухгалтер». – Не нужны гранаты, так сразу и скажите. Вместо них могу предложить пенициллин и одноразовые шприцы.

– У них срок хранения истёк?

– А как вы догадались?

– Интуиция, твою мать.

– Андрей Михайлович, я бы попросил…

– В просьбе отказано, – Самарин хлопнул ладонью по толстой пачке накладных. – Но если в графе «Итого» первую цифру изменить с пятёрки на четвёрку, готов выслушать любую просьбу.

– Я про мать.

– Чью?

– Не знаю, но вы вроде бы про мою.

– Юноша, я никогда не видел твою мать, несомненно достойную женщину, и ничего не мог про неё сказать. Так меняем цифры или нет?

– Меняем! – согласился «бухгалтер», очень опасавшийся, что вздорный старикашка, несмотря на седую бороду выглядевший лет на тридцать пять, потребует убрать ноль из итоговой суммы. Полученные инструкции позволяли согласиться и с этим требованием, но в таком случае и премия за удачную командировку теряла этот ноль. – Оформим как скидку постоянному покупателю.

– А уже подписанные накладные?

– Перепишу.

И опять какой-нибудь чрезмерно осторожный человек мог бы попенять Андрею Михайловичу на оставленные в документах подписи. Или не попенял, если бы смог заглянуть в лежащие на столе бумажки. А что криминального в том, что человек расписывается в получении: «конфеты СКС артикул 56-А-231 в упаковке», «орехи грецкие 7.62х39», «пастила Бердана № 2», и ещё многого кулинарно-кондитерского? Всё же неизвестные благодетели тоже не пальцем деланные, и в лихие девяностые успешно приторговывали с половиной мира различной сельскохозяйственной техникой. Жатками там, комбайнами, и даже мельницами для тонкого помола сопредельных государств.

– Послушай, юноша, – Самарин так и не спросил имени собеседника с самого начала, а теперь как-то и неудобно было интересоваться. – А зачем вообще возиться с бумажками? Ты мне товар, я тебе деньги – все счастливы и веселы.

– Как можно, Андрей Михайлович? У нас же не частная лавочка, у нас… ой…

– Да я и не слышал ничего, – успокоил «бухгалтера» Самарин. – И заметь, молодой человек, я даже не спрашиваю, питерская у вас кондитерская фабрика, или наоборот, старокремлёвская. Мне это вовсе не интересно.

– Я не уполномочен отвечать на этот вопрос.

– Разве кто о чём спрашивает? Если только… если только мне вдруг захочется ещё чего-нибудь сладкого, или эти запасы закончатся, к кому и куда обратиться?

– Вообще-то директор нашей фабрики… или главный инженер… но если что-то срочное, дайте в любой местной газете объявление о покупке конфет «Мишка на севере» по советскому ГОСТу, и с вами свяжутся.

– «Мишка на севере»?

– Да, он самый.

– Нет ли здесь намёка на известного дизайнера рабочих рукавиц?

– Как вы могли такое подумать, Андрей Михайлович? У нас не частная лавочка, а…

– Понял, – кивнул Самарин и снова взял шариковую ручку. – Давай свои бумажки.

Где-то между Москвой и Тверью Год третий от обретения Беловодья.

Маментий Бартош покачивался в седле и предавался непривычному для себя занятию – он размышлял на философские темы. Сам новоиспечённый сотник слова «философия» не знал, и скажи его при нём вслух, схватился бы за карабин от оскорбления. Да, за карабин СКС, которыми вооружили сотню особого назначения. Давеча князь Беловодский Андрей Михайлович объяснил, что эти буквицы в названии есть сокращение от «Самозарядного карабина Симонова». Только одно непонятно – сам ли Симон, то есть апостол Пётр их придумал, или же кто из его потомков. Кто говорит, что у апостола детей не было? На кол богохульника и еретика! Как это не было, когда наглядное тому подтверждение висит на ремне за правым плечом?

И вообще в последнее время появилось много доказательств, что Господь обращает на Русь самое пристальное внимание и оказывает всяческую помощь, давая понимающим людям явно и ясно видимые знаки. Вот рядом с Андреем Михайловичем едет Филин, по случаю войны сменивший чин и ставший старшим десятником. Так у него на поясе пистоли с Вифлеемской звездой на рукоятках! Большого благочестия человек, потому что тех пистолей аж две штуки.

Филин командует охраной князя Андрея Михайловича, но Маментий подозревал, что у бывшего старосты есть и другие обязанности кроме как обеспечение безопасности, и сбор трофеев занимает в них не последнее место. Вчера сам говорил на дневном привале:

– Война, друг мой Маментий, должна не только кормить сама себя, но и приносить прибыль. Так учат нас полководцы прошлого – Наполеон Бонапарт, Клаузевиц и Евгений Савойский.

– Жидовины?

– Не-е-е, – отмахнулся Филин. – У тех кроме Исуса Навина и Моше Даяна вояк толковых и не появилось. Разве что Голда Меир, но та не воевала, хоть и была бабой со стальными яйцами.

Сотник ничего не понял, но на всякий случай кивнул и принял умный вид. И на том же вчерашнем привале пожаловался князю Андрею Михайловичу на незаслуженную славу, неожиданно свалившуюся на голову по неизвестным причинам. Вроде и подвигов особых не совершал, а в лубках расписали такое, что Александр Македонский удавился бы от зависти.

Андрей Михайлович хмыкнул, закурил длинную коричневую сигариллу (Маментий уже знал, что именно так называются душистые палочки для воскуривания угодных Господу благовоний в походных условиях), и ответил после некоторого раздумья:

– Пропаганда, Маментий, должна говорить правду. Разве что можно слегка её приукрасить.

– Но мы же…

– А что вы? Вы разве не герои и не совершали всего перечисленного? Лубки самую малость преувеличили, и обобранный вами до нитки католический монах стал Папой Римским, а десяток польских лыцарей превратился в самого польского короля. Пойми, это образ собирательный, и… – тут князь Самарин улыбнулся и спросил. – Ты сказы про Бову-королевича слышал?

– А как же! На ярмарках в балаганах даже представления дают.

– Так вот, это тоже собирательный образ. Неужели ты думаешь, что настоящий сэр Бэв из Антона и вправду пробрался во дворец сарацинского падишаха, а потом обесчестил его самым непотребным способом?

– Так он сэр? – удивился Маментий. – Если сэр, то мог и обесчестить, у них там такой грех особым грехом и не считается.

Самарин рассмеялся:

– Про вас в лубках такого нет и точно не будет, так что неси свой крест, Маментий. Считай это посланным от Господа испытанием. Огонь, воды, теперь вот медные трубы.

И вот сейчас сотник особого назначения покачивался в седле в такт неторопливому шагу коня, и размышлял о планах, имеющихся на него у Господа. А ещё вспомнил проповедь патриарха Евлогия, услышанную перед самым отъездом из Москвы. Особенно запомнились последние её слова:

– Господи, помоги… Господи, помилуй… Не так, возлюбленные мои братья и сестры! Лучшая молитва заключается в вопросе: – «Господи, чем я могу тебе помочь?»

* * *

А Московский пехотный полк, усиленный охочими московскими же людьми, выдвигался к Новгороду. Это была идея самого Андрея Михайловича – перерезать ганзейским наёмникам пути снабжения, а заодно сурово погрозить пальчиком охамевшим торгашам беспокойного города. Они не только отказывались признавать власть Москвы, как светскую, так и духовную, но и сомневались в праве юного Иоанна Васильевича именоваться титулом государя-кесаря. Дескать, знать не знаем такого, и вообще на Руси никаких кесарей отродясь не бывало. Вот князья в Новгороде были, но чаще всего на птичьих правах, и редкого не прогоняли до истечения срока договора сраны… хм… не очень чистыми вениками. Сейчас же вообще докатились до того, что совместно с немцами осадили Смоленск.

С одной стороны посмотреть, вроде как предатели, но с другой… С другой стороны Новгород от Москвы независим, присягу не давал, ничем не обязан. Какие могут быть претензии? Уважаемые люди тряхнули мошной, чтобы в литовском Смоленске заработать серебра детишкам на пропитание, и если вдруг оказалось, что город уже несколько месяцев не литовский, то это ничего не значит. Из-за такой малости отменять сулящее хорошие барыши предприятие? Да вы с ума сошли!

Только не учли в своих рассуждениях господа толстосумы ни много ни мало, а целого князя Беловодского, для которого не существовало оттенков серого или чёрного. Власовцев, даже средневековых, на виселицу!

* * *

Жители Твери почувствовали исходящую от Самарина опасность обострённым чувством недавнего соперника или даже противника – слишком мало времени прошло с тех пор, как тверичи ходили на Москву со своим князем. Не дошли, правда, но разве это что-то меняет? Теперь князя нет и вместе с ним пропала вина за былые грехи, но вдруг? Да, просто вдруг, и всё! И спросит Андрей Михайлович за прошлое.

А проводили его со вздохами облегчения и тайной радости. Не спросил! Не укорил! Только выгреб из города всех способных держать оружие, оставив воеводу наместника командовать малой учебной дружиной из четырнадцати новиков, и рванул к Новгороду, заставляя Московский пехотный полк падать от усталости на каждом привале. Шутка ли, сорок вёрст в день, а в которые и все пятьдесят.

Сначала стали сдавать лошади, набранные в Твери – опасения опасениями, но эти продувные бестии подсунули самых ледащих животин, руководствуясь принципом «бери, убоже, что нам негоже». Андрей Михайлович сделал пометку навестить хитрый город на обратном пути, но скорость похода не сбавил.

И вот тогда начали сдавать люди. Самарин не учёл, что полк изначально планировался как придворный, и дружинников не беспокоили излишними по мнению командования нагрузками, тренировками, маршами в полном снаряжении. Раз в неделю пробегут налегке версты три, и довольно. Если кого в своё время и гоняли в учебной дружине, то с той поры успело всё забыться. Даже благополучным жирком успели обзавестись.

Радовала только сотня особого назначения Маментия Бартоша – поджарые как волки по весне и такие же опасные, они разрывались между дальней разведкой, боковым охранением и дозорами, но воспринимали всё это как должное. Правда, от сотни осталось едва три десятка человек, остальных же «спецназовцев» пришлось пересаживать на сани для длительного отдыха и отпаивать отваром мяун-травы, учёными мужами именуемой валерианой. И неизвестно что пройдёт раньше – запредельная усталость, или истерика от осознания того, что жидко обделались, не оправдав доверие «того самого Маментия Бартоша».

Сотнику Самарин объяснил причину спешки, похлопав по зелёному железному ящику с разноцветными огоньками на передней стенке:

– Вот по этому переговорнику… Ты вообще знаешь про радиосвязь?

Маментий достал из-за пазухи так и не возвращённый Хомякову переговорник (генератор для зарядки аккумуляторов тоже затерялся в хозяйстве особого назначения), и Андрей Михайлович удовлетворённо кивнул:

– Ага, ты про неё знаешь. Так вот, эта птичка в клювике принесла весть о том, что в славном Господине Великом Новгороде пришлые немцы устоили знатную резню.

– Это как? – не понял сотник.

– Да вот так, от тележной чеки и выше. Всех под нож. Освобождают жизненное пространство.

– Так ведь когда новгородское войско вернётся от Смоленска…

– А оно вернётся?

Маментий погладил ореховый приклад карабина:

– Пожалуй и не вернётся.

– Вот и я про то говорю. Мы, конечно, предотвратить, то есть уже остановить… Да, остановить не успеем, зато перехватим обоз, предназначенный для войск под Смоленском, ну а потом…

– Что потом? Всех немцев убьём?

– Это само собой, – опять кивнул Андрей Михайлович. – И нанесём ответный визит вежливости в немецкие земли, отдавая предпочтения ганзейским городам. Долг платежом красен, согласен?

– Око за око, зуб за зуб? – уточнил сотник особого назначения, и не дожидаясь ответа предложил. – Но от большого благочестия я бы оба глаза выбивал, да и зубы у немцев явно лишние. По одному оставить, чтоб было чему болеть, и хватит с них.

– А на кол посадить?

– Я живых не сажал, – обиделся Маментий. – Только покойников для устрашения супротивника, а в лубках раздули! Вот кого бы живьём посадил, так того самого придумщика.

– Главного государева лекаря Вадима Кукушкина?

– Ой…

– Вот тебе и ой, – усмехнулся Самарин. – А про пользу пропаганды я тебе недавно объяснял. Ладно, сотник, иди отдыхай, завтра будет трудный день. И послезавтра. Да у нас вообще лёгких дней не предвидится.

Маментий и пошёл. Только не отдыхать, а проверить поредевшие десятки своей сотни. Вроде бы отбирали самых лучших, а вот оно как получилось – едут сейчас эти лучшие на санях, и случись чего, так и в бой не с кем. Разве что «три богатыря», попавшие в десяток Влада Дракула, радуют упорством в стремлении дотянуть до уровня «тех самых» и заслужить упоминания в лубках и личные почётные прозвища. Нескромное желание, но вполне понятное. Кто не представлял себя великим героем, отмеченным государем-кесарем и любимым народом? Что, никто не бросит в них камень?