Текст книги "Гарсиа Маркес"

Автор книги: Сергей Марков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 39 страниц)

В этой теме любопытно, думается, было бы сопоставление художественных пристрастий самых знаменитых писателей латиноамериканского «бума» – друзей-врагов Гарсиа Маркеса и Варгаса Льосы. Устойчивое предпочтение Льосы, тоже с юности и на всю жизнь, – бальзаковского возраста крупные женщины с пышными формами. Об этом свидетельствуют и давний его знаменитый почти автобиографический роман «Тётушка Хулия и писака», и один из последних – «Похвальное слово мачехе», в котором сорокалетняя мачеха Лукреция соблазняет малолетнего сына своего мужа (точнее, он, воплощённый Эрос, – её). Эта «Мачеха» привела в замешательство, а то и шокировала и читателей, и критиков неожиданно откровенным пряным эротизмом и тем, что можно было бы отнести к порнографии, если бы не несомненный талант и мастерство автора.

«Я по многу раз переписываю сексуальные сцены, – говорил в одном из интервью Льоса, – добиваясь того, чтобы они были подробными, но не были вульгарными. Физическая любовь в последнее время настолько затаскана в литературном смысле… Кажется, что всё, что могли сказать, уже сказали. Что выразить её на каком-то новом, скажем так, более свежем уровне уже невозможно. Ну а я хотел показать, что возможно».

«Изощрённое письмо, поэтически-чувственно воспевающее и возвышающее интимные и даже низменные моменты, оказывается значительнее банальной сюжетной схемы, – писали критики о „Похвальном слове мачехе“ Льосы. – Поэтому разрушенная гармония „идеальной“ семьи восполняется высшей гармонией природного начала, а поражение индивидуума – торжеством слияния плоти и духа…»

Для Маркеса же «божество и вдохновение» – «прекраснейшая из новосотворённых роз». Как и для Кавабаты, которому первый литературный успех принесла ещё в 1925 году повесть «Танцовщица из Идзу» о любви студента и девочки-танцовщицы. Два главных персонажа, автобиографический герой и невинная девушка-героиня, проходят через всё творчество Кавабаты. Впоследствии его ученик Юкио Мисима отзывался о характерном для творчества Кавабаты «культе девственницы» как об «источнике его чистого лиризма, создающего вместе с тем настроение мрачное, безысходное». «Ведь лишение девственности может быть уподоблено лишению жизни… В отсутствие конечности, достижимости есть нечто общее между сексом и смертью…» – заметил писатель-самурай-гомосексуалист Мисима, который, напомним, миновав бурную молодость и войдя в средний возраст, сделал себе харакири.

– У нас настоящий культ девственницы – как символ открытия, овладения нашим континентом, – объясняла мне Мирабаль. – Помню, в Мехико меня представили одному известному человеку, скажем так. Мужчине за сорок. А мне – четырнадцать. И я сразу почувствовала… нет, не шало-маслянистый взгляд, а то, как ещё мгновение назад замотанный делами, он ожил, почти физически наполнился поэзией! И как изумительно в тот вечер он читал стихотворение своего любимого Дарио «Лед» из цикла «Песни жизни и надежды», будто тайно посвящая их мне или таким, как я! «Взъерошив перья, шелковист и нежен, / любовью ранен он – и потому / по-олимпийски прост и неизбежен / и Леда покоряется ему. / Побеждена красавица нагая, / и воздух от её стенаний пьян, / и смотрит, дивно смотрит, не мигая, / из влажной чащи мутноокий Пан».

– А Пан-то мутноокий, – заметил я. – И стихотворение отнюдь не детское.

– Четырнадцатилетний человек у нас, тем более девушка – не ребёнок.

С этим утверждением трудно не согласиться. Например, на Кубе мне довелось наблюдать, что наибольшую активность проявляют именно тринадцати-четырнадцатилетние задорные девчонки, задавая тон и на дискотеках, и на сборе цитрусовых, и на площади Революции, где Фидель произносил свои многочасовые, будоражащие речи.

«В 1986 году, прилетев в Москву, – вспоминала Л. Синянская о давней встрече Маркеса в аэропорту, – навстречу ожидавшим вышел спокойный, усталый человек, уже вступивший в пору славы не только на литературном, но и на политическом Олимпе. Он посмотрел, нет, даже не посмотрел, а чуть повёл взглядом в сторону ожидавших его журналистов, друзей, знакомых и любопытствующих и устало приопустил веки. Точно свинцовые шторы. Засверкали блицы, защёлкали, застрекотали камеры. Однако ни один из журналистов не кинулся к нему с микрофонами и вопросами, вмиг поняв, что не преодолеть им этой непроницаемой, властной стены отчуждения. И вдруг из толпы выскочила юная девушка, почти подросток, – дочь его старого друга – и кинулась на шею писателю, прильнула к нему. На лице Мастера проступило волнение, глаза засветились. Несколько лет спустя, читая его рассказ „Самолёт Спящей красавицы“, я вспомнила эту сцену и невольно задалась вопросом: что это было – душевная радость встречи с отпрыском соплеменника в чужой… стране или плотское блаженство прикосновения к юному, невинному и прекрасному телу? Во всяком случае, затихшему залу выпало наблюдать мгновения счастья».

«Так где и петь ему, – задавался поэтическим вопросом Дарио, – если не здесь, в царстве сатира, которого он очарует пением, где же, если не здесь, в лесу, где всё веселится и пляшет, пленяет красотой и манит любовью, где вакханки и нимфы вечно девственны и вечно дарят ласки, где же, если не здесь, где вьются виноградные лозы, и звенят цитры, и хмельной козлоногий царь, подобный Силену, пляшет перед фавнами?»

Но всё-таки справедливости ради надо сказать, что не одними лишь «нимфетками», по выражению Набокова, пленяется Маркес. Он влюблён во всех без исключения женщин, его творчество пронизано, напоено мужской страстью, обожанием, неизбывным, всесильным и всепобеждающим желанием Её Величества Женщины.

Не знаю, каким образом маркесовская экспансия проистекала в других странах, а у нас, в СССР, повторим, роман «Сто лет одиночества» завоёвывал всенародную любовь в значительной мере именно сладостью «запретного плода», сексом, казавшимся безудержным, сумасшедшим, а главное – свободным! (Так некогда приманчивы были и любовно-постельные сцены Хемингуэя, Фолкнера, Сэлинджера, Генри Миллера.)

Немного у Маркеса героинь среднего, промежуточного возраста – равно как и «промежуточной» морали: или блудницы – или святые. Однако населил свои произведения он таким количеством блудниц, вакханок, жриц любви, шлюх, проституток, что вполне хватило бы на публичный дом. «Материал для ваяния» Маркес черпал прежде всего из жизни. Но влияние великих учителей с молодости сказывалось и в этом. Того же Фолкнера, который в интервью французскому журналу «Пари ревю» сообщил, что лучше всего ему работается в домах терпимости, потому что «по утрам там царит тишина и покой и работа идёт особенно плодотворно, а по ночам там всегда праздник, вино и люди, с которыми бывает очень интересно поговорить».

В конце 1990-х годов в Аргентине было опубликовано целое исследование о блудницах, шлюхах, проститутках в литературе Латинской Америки, в атмосфере специфических латиноамериканских диктатур: «Диктаторы и блудницы».

В романе Мигеля Анхеля Астуриаса «Сеньор Президент» одна из глав так и называется – «Публичный дом». Через заведение, которому оказывает покровительство сам диктатор, проходят все слои общества, таким образом, бордель становится коллективным портретом горожан и всей страны. Сам Астуриас неоднократно признавался критикам и журналистам, что бордели описывал, базируясь исключительно на собственном богатом опыте, посещая весёлые дома как в родной Гватемале, так и во многих других странах Латинской Америки. В романе Карлоса Фуэнтеса «Старый гринго», вышедшем в 1985 году и имевшем огромный успех не только в испаноязычных странах, но и в США, описывается основанная на реальных событиях история североамериканского писателя и журналиста, который бросает всё, чтобы пересечь мексиканскую границу и присоединиться к войскам одного из вождей мексиканской революции – Панчо Вильи. (По роману был снят фильм с голливудскими звёздами Грегори Пеком и Джейн Фондой.) В революционных войсках полно разного люда, но едва ли не главную роль играют именно проститутки. Роман «Век просвещения» был написан кубинцем Алехо Карпентьером в начале 1960-х, вскоре после революции на Кубе. Действие происходит во время Великой французской революции. В Гаване злые языки, всяческие диссиденты утверждали, что, учитывая мировоззрение и биографию Карпентьера, прожившего большую часть жизни во Франции и других цивилизованных сытых странах Европы, то есть вдали от революционной Кубы, выходит, что революция и проституция – едва ли не близнецы-сёстры. В романах Марио Варгаса Льосы блудниц даже, пожалуй, больше (хотя никто ещё не подсчитывал, насколько нам известно), чем у Маркеса и других «бумовцев». Начиная с первого романа, сделавшего юного писателя знаменитостью, – «Город и псы». Действие романа, напомним, разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». Кадеты же, чтобы стать мужчинами, отправляются строем в публичный дом. В крупнейшем и структурно наиболее сложном произведении Варгаса Льосы – романе «Зелёный дом» – много персонажей: бандиты-контрабандисты, полицейские и солдаты, индейцы и провинциальные чиновники, деклассированные обитатели трущоб и миссионерки-монашенки. Но основным собирательным персонажем является сам «Зелёный дом» – то ли вся тропическая страна Перу, то ли реальное заведение зелёного цвета, или, попросту говоря, огромный публичный дом на окраине города Пьюры. В романе «Капитан Панталеон и рота добрых услуг» (1973) Льоса вводит читателя в публичный дом для военных, где всё подчиняется казарменной дисциплине и напоминает реально существовавшую в Перу военную диктатуру Веласко Альварадо. По этому роману также был снят кинофильм – из разряда мягкого порно, но с отдельными элементами жёсткого, он так и называется: «Рота добрых услуг», в нём снимались как актрисы, так и профессиональные проститутки.

Можно рассматривать как автобиографические и аналогичные мотивы в произведениях Маркеса – он в этом неоднократно признавался, называя проституток своими «добрыми друзьями». Его «похвальное слово блуднице» – интервью журналу «Playboy», которое мы уже цитировали, можно считать и его «мужским кредо», и своеобразным синопсисом будущей книги «Вспоминая моих грустных шлюх». Любопытный факт: в большинстве его произведений нет положительных в привычном понимании героев – кроме проституток, которые всегда добры, щедры, готовы к самопожертвованию. И он всю жизнь с ними, подле них, с детства в Аракатаке – Макондо. «Для тех чужеземцев, – читаем в романе „Сто лет одиночества“, – кто не привёз с собой своей милой, улица любвеобильных французских гетер была превращена в целый город, ещё более обширный, чем город за металлической решёткой, и в одну прекрасную среду прибыл поезд, нагруженный совершенно особенными шлюхами и вавилонскими блудницами, обученными всем видам обольщения, начиная с тех, что были известны в незапамятные времена, и готовыми возбудить вялых, подтолкнуть робких, насытить алчных, воспламенить скромных, проучить спесивых, перевоспитать отшельников…»

Но вернёмся к роману-поэме «Вспоминая моих грустных шлюх», где также многое взято из реальной жизни, вплоть до борделя Чёрной Эуфемии, в котором сам Маркес в молодости провёл немало времени.

«…И почти тотчас же я проснулся от телефонного звонка, и ржавый голос Росы Кабаркас вернул меня к жизни. „Везёт дуракам, – сказала она. – Я нашла курочку, даже лучше, чем ты хотел, но с одной закавыкой: ей только-только четырнадцать“. – „Ничего, поменяю ей пелёнки“, – пошутил я, не поняв, к чему та клонит. „Да не в тебе дело, – сказала женщина, – а кто мне оплатит три года тюрьмы?“

Никто и ничего не должен был платить, а она – и подавно. Она собирала свой урожай именно на малолетках, они были товаром в её лавке, у неё они делали свой первый шаг, а потом она жала из них сок до тех пор, пока они не переходили к более суровой жизни дипломированных проституток в знаменитый бордель Чёрной Эуфемии. Роса Кабаркас никогда не платила штрафов, потому что её дом был аркадией для местных властей, начиная губернатором и кончая последней канцелярской крысой из мэрии, и трудно было вообразить, что хозяйке этого заведения не хватает власти, чтобы нарушать закон в своё удовольствие».

Исповедь маркесовского старика – искренняя и порой парадоксальная, с неизбежными в подобных случаях (если таковые вообще возможны) элементами абсурда. «Тем, кто меня спрашивает, я всегда отвечаю правду: продажные женщины не оставили мне времени, чтобы жениться. Однако, надо признать, это объяснение не приходило мне в голову до дня моего девяностолетия, до той минуты, когда я вышел из дома Росы Кабаркас, твёрдо решив никогда больше не искушать судьбу».

«В двенадцать лет, ещё в коротких штанишках и школьных башмаках, – вспоминает то ли герой произведения, то ли автор (помним, как отец отправил Габито в бордель), – я не мог устоять против искушения познакомиться с верхними этажами… Женщины, до рассвета торговавшие своим телом, с одиннадцати утра начинали жить домашней жизнью; жара под стеклянным куполом была невыносимой, и они бродили по всему дому в чём мать родила, громко, в полный голос обмениваясь впечатлениями о ночных похождениях. Я испугался. Единственное, что пришло мне в голову, – это убежать тем же путём, каким пришёл, но тут одна из этих голых, плотная и мясистая, пахнувшая горным мылом, обхватила меня сзади, так что я не мог её видеть, и потащила в свой картонный закуток под радостные крики и аплодисменты нагих постоялиц. Швырнула меня навзничь на постель для четверых, мастерски сдёрнула с меня штанишки и оседлала, но холодный ужас, сковавший моё тело, не дал принять её, как подобает мужчине. Ночью, дома, мучаясь стыдом за пережитый налёт, я не мог ни на минуту заснуть от желания снова увидеть её. И на следующее утро, когда ночные работяги ещё спали, я, дрожа, поднялся в ту каморку и, рыдая, разбудил женщину, обезумев от любви, которая длилась до тех пор, пока её не смёл безжалостный ураган действительности…»

Надо сказать, что Маркес и в свои почти восемьдесят не утратил отваги, проходя, как канатоходец без страховки, над пошлостью и порнографией: талант, без него, как мы не раз отмечали, подобные сцены выходят за рамки литературы. «В сексуальном плане возраст никогда меня не заботил, – философствует старик, – потому что мои возможности зависели не столько от меня, сколько от женщин, – они знают что и как, когда хотят. Сегодня мне смешны восьмидесятилетние мальчишки, которые, чуть какой-нибудь срыв, испуганно бегут к врачу, не ведая, что в девяносто будет ещё хуже, но станет уже не важно: этот риск – расплата за то, что ты жив. И торжество жизни как раз в том, что память стариков не удерживает вещи несущественные и лишь очень редко изменяет нам в чём-то по-настоящему важном. Цицерон выразил это одной фразой: „Нет такого старика, который бы забыл, где спрятал сокровище“. <…> Никогда ни с одной женщиной я не спал бесплатно, а в тех редких случаях, когда имел дело не с профессионалками, всё равно добивался, убеждением или силой, чтобы они взяли деньги, пусть даже для того, чтобы выкинуть их на помойку. С двадцати лет я начал вести им счёт, записывал имя, возраст, место встречи и вкратце – обстоятельства и стиль каждого случая. К пятидесяти годам в моём списке значилось пятьсот четырнадцать женщин, с которыми я был хотя бы один раз. И перестал записывать, когда тело уже было не способно на такую прыть и я мог продолжить счёт без бумажки, в уме. У меня была своя этика. Я никогда не участвовал ни в групповухах, ни в прилюдных совокуплениях, никогда ни с кем не делился секретами и никому не рассказывал о приключениях своего тела или души, ибо с юных лет знал, что ни то ни другое не остаётся безнаказанным…»

Но самое, может быть, важное – понимание того, что проститутки вдохновляли «художника в юности», по выражению Джойса. Вдохновляли безотказностью, податливостью, пусть не всегда искренней, притворной, но столь порой необходимой молодому человеку. Вспомним, как в юности Маркес читал жрицам любви стихи и ранние свои рассказы, и они переживали, исповедовались ему, точно священнику, открывали душу и трогательно помогали, стирая ему рубашки, перепечатывая на машинке его рукописи… Вспомним, сколь не банальные, не клиентские отношения связывали нашего героя с колумбийкой Марией, «блудницей от Бога», как она себя называла, с той же увековеченной им чернокожей Эуфемией…

«„Вспоминая моих грустных шлюх“, – объяснял Маркес, – это своего рода попытка поставить им всем памятник. Не мне судить, что из этого вышло». Неисчерпаемая тема – роль проститутки в мировой литературе. Достойна ли блудница, представительница древнейшей профессии, памятника? На этот вопрос трудно ответить. (Авторитетнейшее в этой области издание «Sex-guide international» сообщает, что за первое десятилетие XXI века не менее 170 тысяч человек спаслись от суицида благодаря жрицам любви.)

На обложке испаноязычного издания «Шлюх» – фотография старика в белом, удаляющегося, может быть, в загробный мир. «Вспоминаются полковники в отставке, которых Гарсиа Маркес выводил в своих произведениях. Однако этот старик до жути напоминает самого писателя – похудевшего, слабеющего, с поредевшими волосами. Именно так он выглядел, когда вносил последние изменения в эту книгу перед тем, как отдать её в печать», – констатирует профессор Мартин.

Знаменитый американский писатель Джон Апдайк в своём книжном обозрении в «The New Yorker» отозвался на публикацию книги с восхищением, написав, что «повестью „Вспоминая моих грустных шлюх“ Габриель Гарсиа Маркес заверил, что мечта осуществится в этом году – или в следующие сто лет, он доказал, отправляя это любовное послание нашему меркнущему свету, что не только жив, но исполнен желаний и своего бесподобного могильно-олимпийского юмора».

Глава шестая
СТАРЫЙ ГАЗЕТЧИК

«Ваш корреспондент – старый газетчик, – писал Хемингуэй. – Значит, все мы – свои люди». Воздав должное первой древнейшей профессии, Маркес вновь всецело отдался второй древнейшей – журналистике, притом с чрезвычайной энергией. И это, пожалуй, уникальный случай в истории с писателем такого – высшего – ранга. Возникает ощущение, что журналистика и есть его главное и самое действенное лекарство от всех недугов.

В январе 1998 года Маркес как специальный корреспондент делал репортажи для колумбийских СМИ об историческом визите папы римского Иоанна Павла II на Кубу.

Маркес задавался вопросом, волновавшим миллионы людей во всём мире: «Визит папы на Кубу – успех Ватикана или Гаваны?» И отвечал, что завершившаяся пастырская поездка папы римского дала положительные результаты для обеих сторон: как для Ватикана, стремящегося к расширению поля деятельности и влияния католической церкви на Кубе, так и для Гаваны, крайне заинтересованной в разрушении старых стереотипов в восприятии режима на международной арене.

В делегации Ватикана не скрывали, что поражены знанием правил протокола и этикета, которые продемонстрировал кубинский лидер. Оказывается, от папы римского следует всегда находиться с левой стороны. Веками заведено, что к главе Святого престола нельзя подходить ближе трёх метров, если только сам папа не выразит желание, чтобы к нему приблизились. Бестактностью считается обгонять папу. Похоже, все эти тонкости были прекрасно известны Фиделю Кастро, который безукоризненно организовал личную встречу с папой во Дворце Революции – штаб-квартире его режима, где работают Госсовет и Совет министров и проводит свои заседания политбюро компартии. Фидель Кастро, сменивший военную форму на элегантный штатский костюм, подчёркнуто уважительно встретил понтифика. Они имели возможность беседовать без свидетелей второй раз в жизни после встречи в Ватикане в 1996 году. Кстати, ещё в самолёте, по пути на Кубу, Иоанн Павел II заявил журналистам, что ожидает от беседы с Фиделем Кастро правды об истинном положении вещей на острове и об отношении Кубинского государства к Церкви. Скорее всего, так и останется загадкой, услышал ли папа искомую правду из уст Фиделя Кастро. (Дабы продемонстрировать гибкость, Фидель объявил Рождество национальным праздником – правда, всего лишь на год. Но отношение к религии на социалистической Кубе было в принципе гораздо более лояльное, чем, например, у нас: храмы не взрывали.)

В аэропорту в день отлёта Иоанн Павел II неожиданно отступил от заранее распространённого текста выступления, сказав, что начавшийся в последний день визита дождь, по его мнению, знаменует новые времена для Кубы. Как бы то ни было, не оставляет сомнений, что визит папы римского, хотя и не способен сотворить политического чуда, но будет иметь весьма важные международные и внутренние последствия для кубинцев. Достаточно сказать, заключал Гарсиа Маркес, что администрации США, хочет она того или нет, теперь, скорее всего, придётся дополнительно разъяснять миллионам американских католиков свою политику многолетнего экономического эмбарго по отношению к Гаване. В свою очередь, кубинскому режиму придётся пойти на то, чтобы позволить Церкви играть более значимую роль в жизни общества.

«К сожалению для Кубы, Фиделя и Гарсиа Маркеса, – пишет профессор Мартин, – этому историческому, переломному визиту понтифика на Кубу не было уделено достойного внимания, он не был должным образом освещён в прессе, потому как Америка в те дни была всецело поглощена скандалом в Белом доме Клинтона с Моникой Левински».

– Нет, ну ты подумай, что за народ! – возмущался Маркес в телефонном разговоре с Плинио Мендосой. – Для них минет святее папы римского!

– А чему ты удивляешься, Габо? Разве не помнишь, как в начале семидесятых вся Америка зачитывалась книжкой «Deep Throat» («Глубокая глотка») о девице, у которой клитор оказался в горле, и она, путешествуя по Штатам, с шофёрами, моряками, музыкантами напропалую занималась тем же самым, чем Моника с Биллом? Тираж книжки был фантастический, его раскупили за считаные дни, особенно домохозяйки, принимая как руководство к немедленному действию, – вот о чём надо писать, а ты всё про своих полковников, диктаторов, любовь…

Вскоре была опубликована статья (и, как водится, переведена на десятки языков) Маркеса «Почему моему другу Биллу пришлось лгать». Он не акцентировал внимание на некоем заговоре республиканцев, подославших девицу к президенту с целью опозорить и объявить импичмент, а чуть ли не в библейском духе вопрошал мужчин: кто из вас без греха? «Приводя в смятение женщин по всему миру», Маркес оправдывал своего друга из Белого дома, представляя его здоровым, но замотанным мужиком, согласившимся на то, чтобы симпатичная молодая стажёрка сняла ему стресс, и решившим скрыть это от жены.

Ренессанс журналистской активности у Маркеса был неразделим с неустанной посреднической деятельностью, прежде всего, конечно, между Кубой и другими странами Латинской Америки и Соединёнными Штатами («Я пошёл в свою тётушку, которая была бесподобной сводней!» – в шутку говорил он Мутису). Но далеко не всегда его посредничество увенчивалось успехом. Отнюдь. Пример: переговоры с Белым домом, с ЦРУ в 1998 году. С письмом-нотой от Фиделя Кастро по поводу серии терактов в Гаване Маркеса должен был принять лично Клинтон, неоднократно признававшийся в том, что является большим почитателем его творчества. Но президент США уклонился от встречи, вместо него Гарсиа Маркеса приняли три чиновника. Встреча длилась пятьдесят минут. Ему сказали: «Мистер Маркес, вы блестяще выполнили свою миссию!» – и крепко пожали руку. «Я вышел, – писал потом Маркес, – в полной уверенности, что наши усилия не напрасны, что вопрос передачи послания президенту – технический и решение не заставит себя ждать». И действительно, после визита Маркеса в Белый дом началось некое формальное сотрудничество Вашингтона с Гаваной. В середине июня на Кубу прибыли специалисты из США «для изучения документов и доказательств, добытых в ходе расследования кубинскими спецслужбами». Разведка Кубы передала ЦРУ расшифровки записей телефонных переговоров, видео– и фотодокументы… Плотно отужинав в легендарном гаванском кабаре «Тропикана», пообещали ответить и разобраться «очень быстро, без всяких проблем». И действительно, ответили быстро. Вся информация, предоставленная сотрудникам ЦРУ, была обращена против Кубы, а именно – на выявление в Майами внедрённых с целью предотвращения терактов на Кубе в ультраправые антикубинские группы «агентов Кастро». 12 сентября 1998 года, воспользовавшись информацией, переданной от Фиделя Кастро Маркесом, ЦРУ по приказу президента Клинтона, «почитателя творчества Маркеса», арестовало пятерых кубинских агентов – так называемую «пятёрку из Майами». Кубинцы были осуждены на пятнадцать лет без права досрочного освобождения.

В 1999 году Маркес осуществил мечту юности: приобрёл журнал.

«– Да! – задиристо заявил на пресс-конференции семидесятидвухлетний Маркес. – Я всегда мечтал иметь свой собственный журнал, чтобы мне никто не указывал, что в нём публиковать. Потому что считаю себя прежде всего журналистом, а потом уж писателем».

Журнал назывался «Cambio» (в переводе с испанского – изменение, перемена), выходил в Колумбии и Мексике. Бывалый бизнесмен и старый друг Мутис пытался предостеречь Габо от опрометчивого с финансовой точки зрения шага, но Маркес, как говорится, закусил удила и совершил покупку, даже не поинтересовавшись балансом, расходами, договорами на публикацию рекламных объявлений, на распространение и прочей «рутиной». Он радовался, как ребёнок, получивший вожделенную игрушку. Если бы он читал книгу Ильфа и Петрова «Золотой телёнок», то вполне мог бы воскликнуть вслед за обретшим миллион турецкоподданным О. Бендером: «Сбылась мечта идиота!» (Забегая вперёд отметим, что этот журнал в какой-то момент Маркеса почти разорит.)

Самым энергичным, деятельным и плодотворным сотрудником «Камбио» стал, естественно, его новый владелец. В феврале 1999 года он напечатал очерк «Загадка двух Чавесов», посвящённый только что избранному президенту Венесуэлы.

Маркес и Чавес познакомились в Гаване на форуме лидеров Кубы, Колумбии и Венесуэлы. Из-за «титанической занятости обоих», как писали кубинские репортёры, времени на обстоятельный разговор не было. По приглашению Чавеса Маркес совершил вместе с ним перелёт из Гаваны в Каракас на самолёте венесуэльских ВВС. Как мы знаем, наш герой всю жизнь был подвержен магии сильных мира сего и едва ли не с первого взгляда очаровывался, можно сказать, влюблялся, а потом нередко разочаровывался (что произошло и в случае с Уго Чавесом): «С первого момента меня поразила мощь его тела, словно вылитого из железобетона. Он исключительно приветлив и обладает креольской грацией чистокровного венесуэльца… Один из двух – человек, которому выпал шанс спасти свою страну; другой – иллюзионист-манипулятор со всеми замашками очередного деспота».

В том же феврале 1999 года группа репортёров «Камбио» под руководством «дона Габриеля» освещала мирные переговоры высших руководителей Колумбии и леворадикальных РВСК, более сорока лет ведущих партизанскую войну с правительством. Испанская газета «Эль Паис» писала на первой полосе: «Гарсиа Маркес окончательно вернулся в журналистику, осуществив скрупулёзное исследование событий, предшествовавших исторической встрече в минувший четверг президента Колумбии Андреса Пастраны и партизан в местечке Сан-Висенте-дель-Кагуан». Далее публиковался коллективный репортаж журналистов «Камбио».

В июне 1999 года у Маркеса состоялось рандеву, правда, в присутствии посторонних и под прицелом фото– и телекамер, с поп-дивой Шакирой. Сейчас её имя известно всем – Шакира неустанно шокирует мир. В то время, произведя фурор в Колумбии, она начала восхождение на мировой музыкальный олимп, и очерк великого прозаика, в котором он осыпал двадцатидвухлетнюю певицу комплиментами, способствовал её триумфу. Маркесу понравилась необычная манера исполнения, особый стиль песен Шакиры, которая сама пишет тексты и музыку. «В отличие от попсы её песни наполнены смыслом и искренностью…» – писал он.

«Никогда в жизни не могла подумать, что меня будет интервьюировать сам Гарсиа Маркес! – восхищалась Шакира на пресс-конференции. – Он не только гениальный писатель, но и необыкновенно галантный мужчина. Мне было необычайно приятно беседовать с ним. Сначала я чувствовала себя немного скованно, но обаяние Габриеля помогло мне быстро освоиться.

– А как ты отреагировала на его признание в любви?

– Я испытала шок! Услышать такие нежные слова от величайшего человека – незабываемое ощущение! Конечно, Габриель сказал это в шутку, но всё равно мне было очень приятно. И надо было слышать и видеть, как он это произнёс! Он – необыкновенный, он замечательный!..»

Естественно, «жёлтая» латиноамериканская пресса не преминула хорошо заработать на сплетнях о бурном романе звёзд – «закатывающейся и ослепительно восходящей». Писали об их тайных свиданиях на Арубе и ещё каких-то островах, кто-то видел их целующимися в ресторане в Санто-Доминго, кто-то – на пляже в Акапулько… Папарацци сулили редакциям шокирующие фотографии голой Шакиры с Маркесом… Сам Маркес, впрочем, реагировал примерно так же, как в своё время пожилой и умудрённый в шоу-бизнесе художник Сальвадор Дали – на сообщения о его романе с юной певицей Амандой Лир, – усмехался в серебряные усы.

«Некто свыше вложил в эту девочку ангельскую внешность, мудрость и необыкновенный талант», – писал Маркес.

Шакира Изабелла Мебарак Рипойл родилась в городе Барранкилья в семье колумбийки благородного происхождения и ливанца. Имя Шакира в переводе с арабского означает «женщина, полная изящества и благодати», с хинди – «богиня света». В четыре года начала сочинять стихи и песни. Альбом «Босые ноги, высокие мечты» (смесь поп-рока и латиноамериканских ритмов) в 1996 году сделал её знаменитой. Шакира основала благотворительный Фонд босых ног, цель – привлечение средств для детей из малоимущих семей Латинской Америки (нередко Шакира выступает на сцене босиком, да и везде, кроме официальных мероприятий, появляется босой). Под влиянием Маркеса, «старшего друга», Шакира стала идейным вдохновителем и Фонда солидарности латиноамериканских деятелей культуры (ALAS), объединившего знаменитых писателей, музыкантов, художников для помощи нуждающимся в Латинской Америке. «Со своими бесконечными „Grammys“, „MTV–Video Awards“, рекламными кампаниями „Face of PEPSI“ грациозная Шакира, самый молодой посол доброй воли ЮНИСЕФ, обворожила всех! – писала пресса. – „Музыка Шакиры – это её внутренний мир, не похожий ни на один другой, – был уверен великий колумбиец, лауреат Нобелевской премии Гарсиа Маркес, неоднократно встречавшийся с молодой звездой. – В ней все возрасты восхитительно перепутаны: зрелость, детство, юность… Никто не умеет танцевать, как она, – с такой чувственностью и невинностью… Наиболее скользкая сторона – любовь. Она её превозносит, идеализирует, она – сила её песен, но в разговоре на вопросы о ней она отшучивается“». «Дело в том, – смеясь, говорит Шакира, – что брака я боюсь больше смерти». В видеоклипе Шакиры на суперхит «Whenever, Wherever», снятом в 2004 году, можно увидеть кадры одной из её встреч с Маркесом, и она будто изнутри светится, фонтанирует любовью, притом не только покорно дочерней.