Текст книги "Казна Херсонесского кургана"

Автор книги: Сергей Белан

Соавторы: Николай Киселев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

VIII

Щедро залитая солнечным светом, Ялта беззаботно нежилась под куполом безупречной голубизны неба. Троллейбус благополучно доставил Джексона на автовокзал. Выйдя, он достал очки с затемненными стеклами, неторопливо протер их и водрузил на переносицу.

– Товарищу куда ехать?

Джексон с ног до головы оглядел проныристого вида мужичка, вертевшего на пальце брелок с ключами, и сухо заметил:

– Товарищи обитают в Кремле и с транспортом проблем не имеют.

– Но вам-то ехать надо? – настойчиво допытывался мужичок, ничуть не смутившись.

– Мне надо. В Симеиз.

– Понято, – блеснул золотом рта прилипчивый извозчик. – За пятнадцать отвезу.

– За пятнадцать чего?.. Минут?

– Да нет, рубчиков…

– А что, в этом благословенном городке деревянная капуста еще в ходу? – с притворным простодушием поинтересовался Джексон. – А я-то думал, ниже турецкой лиры здесь не спрашивают.

– Рубли тоже идут, – вполне серьезно ответил частник, не понимая, что его просто разыгрывают. – Так поедем?

– Спасибо, товарищ, я пешком, – сказал Джексон и, поправив, на плече импортную спортивную сумку с Британским флагом, пошагал вниз по улице, ведущей к набережной.

Время приближалось к полудню. Город, окончательно стряхнув томное мимолетное оцепенение короткой летней ночи, уже бурлил, разогнав на полную мощь карусель праздного курортного бытия.

На знаменитой ялтинской набережной было оживленно, а стало быть, нескучно. Джексон позволил купить себе порцию пломбира и, полизывая покрытый шоколадной глазурью брусок, на ходу любовался ласкающим взор приморским пейзажем. Да и сам он в своем белоснежном облачении на фоне не шибко колоритных пальм вполне вписывался в этот пейзаж, не нарушая его нестрогой гармонии. И сознание этого факта тешило его самолюбие.

Какой-то расторопный фотограф, из числа тех, что промышляют здесь все светлое время суток, зафиксировал его в движении и предложил заплатить за удовольствие, оставив домашний адрес. Джексон вежливо, но твердо отказался.

– Понимаешь, мастер, – сказал он, – мой адрес – Советский Союз и поэтому снимок будет искать меня до пенсии, а до нее я вряд ли доживу.

Тут же подскочил другой фотограф и предложил запечатлеться рядом с восковой фигурой советского президента, но и тут случился облом.

– Не могу поступиться принципом – предпочитаю все натуральное, – последовал ответ.

Пройдя еще немного, Джексон решил присесть на скамейку и покурить. Рядом с ним под сенью деревьев, расположившись на раскладных стульчиках, дарила свое искусство народу бригада вольных художников. Молодые, импозантного вида люди, торговали готовыми картинами, сюжеты большинства из которых тяготели почему-то к сюрреалистической порнографии. Попадались, правда, и наспех сляпанные пейзажи. Кроме того, художники тут же за треть часа и умеренную плату малевали портрет любого желающего в карандаше. Джексон с интересом рассматривал экспонаты импровизированной галереи, но вдруг его взгляд скользнул по соседней скамейке, да так и застыл. На скамейке, по-индусски поджав под себя ноги и рассеянно глядя перед собой, восседал не кто иной, как Аркаша. Подперев одной рукой голову, он уныло, без энтузиазма жевал дряблую и явно немытую морковку.

– Юноша! Кто-то из нас двоих явно не в ладах с географией, – произнес Джексон, незаметно подсев рядом.

– Джексон! – подскочил на месте Аркаша, словно ему проткнули шилом шорты, а также скрытую тканью неказенную плоть. – Вот дела! Ты откуда?

– Откуда и ты, из чрева матери.

– Ну надо же! – ошалело глазея на приятеля, продолжал вторить Аркаша. – Встреча! Как в кино…

– Кино, всего лишь производная от жизни, учтите, юноша, наперед. И все-таки давайте разберемся с географией. Тут одно из двух: или вы не в Сочи, или я не в Ялте – кто-то из нас явно ошибся адресом.

Аркаша поднял на него жалобный, словно у побитой собаки, взгляд.

– Женя, не издевайся, ради бога. И без того тошно.

– Это заметно, – бросил Джексон, закуривая сигарету. – Видок-с у тебя отнюдь не генеральский. Что, сочинский общепит передумал произвести ваше величество в сан бармена?

Аркаша отбросил остаток обгрызенной морковки в кусты.

– Джексон, я жрать хочу, как последняя сволочь. Третьи сутки только подножным кормом харчусь, крохами перебиваюсь, разве что по помойкам еще не лазил. Скоро осатанею…

– Ну этого мы не допустим, – Джексон решительно встал. – Я на чужбине земляков не бросаю, пойдем!

Жадно глотая плохо прожаренный шашлык и запивая его пивом, Аркаша обстоятельно поведал приятелю историю своих злоключений вплоть до высадки в Ялте, закончив ее словами:

– Я мужик, но краснею, вспоминая, что меня заставляла делать эта корабельная фурия с замашками Екатерины второй. Нет, она не женщина, – людоедка, лучше гадом буду, под танк лечь…

На что Джексон резонно заметил:

– Да, достала тебя мадам, такую секс-машину чуть не угробила. Хотя все по делу – харчи и льготный проезд надо отрабатывать. Задарма в наше время и в сортир не пустят, можно только воздуха глотнуть и то не всегда чистого. За все остальное извольте платить.

Аркаша грустно согласился. Он допил пиво и принялся надломленной спичкой ковыряться в зубах.

– Сэр, если не секрет, ваши дальнейшие планы? – осведомился Джексон.

– Планы… какие там планы, – отмахнулся Аркаша. – Есть здесь у меня родня, седьмая вода на киселе, рассчитывал у них пристроиться, пожить, а их не оказалось, куда-то смотались, даже соседи не знают.

– Правильно, нормальный человек из Ялты летом сбегает.

– Да, но мне бежать некуда – бабок ноль, но и в Ригу возвращаться не хочу.

– Как же, уязвленное честолюбие… – Джексон положил на стол перед Аркашей червонец. – Вот тебе, несостоявшийся Корейко, подъемные на память о нашей встрече в субтропиках. Дерзай! Говорят, какая-то модная нынче американская рок-певичка с тридцатью долларами завоевала весь мир. Здесь, правда, немного меньше, но здесь и не Америка – народ попроще, лопухов побольше, женщины посердобольней, так что крутись, а мне пора. Мои доблестные квартирьеры меня, наверно, заждались?

– Кто это, Боб и Мироныч?

– Они самые, – подтвердил Джексон. – Если хочешь, проводи до причала, прокачусь до Симеиза на катерке.

– Джексон, у вас что, серьезное дело? – спросил Аркаша, когда приятель стал в очередь за билетом на теплоход.

– Серьезное, не серьезное – будет видно, – уклончиво проронил тот. – Скажу одно: запланированными глупостями я никогда не занимался.

Аркаша переминался с ноги на ногу, с тоской глядя на играющее солнечными бликами Черное море.

– Джексон, возьми меня с собой, а? – произнес он с трогательной нежностью в голосе. – Может, пригожусь.

– Аркашенька, милок, ты, видно, перегрелся на солнце. Я ведь сюда не б…й тискать приехал, мое предприятие совсем иного толка. Мне пахари нужны, землекопы, а не бойцы подъюбочного фронта.

Аркаша прикусил губу, в его черепке со скрипом заработал персональный компьютер. На небритом исхудавшем лице отражалась целая гамма тяжелых внутренних переживаний.

– Возьми! На любых условиях! Я буду пахать, обещаю! Клянусь моей мамой…

– Не трогал бы маму, – укоризненно сказал Джексон. – Лучше бы поклялся своей потенцией.

– Женя, не бросай, я буду делать, что надо, не подведу, – не отставал Аркаша.

– Это оч-чень интересно, – Джексон озадаченно почесал за ухом. – Стахановские заверения человека, не имеющего трудовой книжки. Аркаша, ты ж в жизнь не поднимал ничего тяжелей шариковой ручки. Ты хоть знаешь, с какой стороны к лопате подходить?

– Не пожалеешь, возьми, – не слушая его, продолжал скулить Аркаша. – У меня такое положение, деваться некуда. Не на панель же идти.

– На панель идти скверно, – согласился Джексон. – Да и лавров тебе в таком виде там не снискать, тебя ж, как помойного кота, неделю отмывать надо.

И все же последний аргумент просителя, вероятно, сломил его сомнения.

– Ну ладно, беру с испытательным сроком, чуть что, и… А где ж твои пожитки?

Аркаша невесело развел руками и показал полупустую драную котомку:

– Все мое ношу с собой.

Джексон уже и сам понял, что вопрос был излишен.

– Два до Симеиза, – сказал он в окошко кассы, когда подошла его очередь.

* * *

– Ну, что там? – нетерпеливо полушепотом промолвил Перисад, испуганно вжимаясь в трон.

Один из тавров, охранник, осторожно подошел к окну:

– Царь, нашей страже удалось оттеснить рабов от ворот дворца. Бой сейчас идет в парке.

– А что творится в другом крыле дворца? – В голосе Перисада появилась слабая надежда. – Стратег Диофант, он еще держится?

Тавр, укрываясь щитом, насколько мог, высунулся в окно:

– Я вижу Диофанта, он сейчас бьется у колоннады. Позиции не сдает, его бравая дружина режет рабов, как свиней.

– Кажется, боги благосклонны к нам, – облегченно вздохнул Перисад. – Старый Диофант не знает страха, как будто Ника живет на острие его меча. Ничего, если так пойдет и дальше, мы удержим дворец до утра, а с рассветом бунтари потеряют все свои преимущества. Мы сможем собрать остатки гарнизонов, которые в руках Диофанта станут непобедимой силой. И через несколько дней наступит возмездие: рабы сами приведут нам своих зачинщиков и главарей.

Словно в подтверждение своих слов, царь чихнул, голова его дернулась вниз и в тот же миг все в оцепенении замерли – стрела со стоном вонзилась в спинку трона и запела оперением злясь, будто змея, которая хотела ужалить в прыжке да промахнулась. На сей раз фортуна пощадила Боспорского монарха; смертоносный наконечник торчал как раз в том месте, где секунду назад находилось царственное чело.

– Тавры, закройте все окна щитами! – в ужасе завопил Перисад.

Те гурьбой побежали выполнять приказ наместника великого Митридата. У трона осталась лишь двое из них и горстка самых преданных рабов, которые тоже были при оружии в этот тяжелый час.

– Савмак, послушай меня, – горячо прошептал на ухо молодому, статному, с утонченным лицом поэта, рабу, другой невольник, дряхлый старец, служивший при кухне, по имени Улифас. – Румейдор не может взять дворец. Он собирается отходить и начать новый штурм днем.

– Старик, – губы Савмака почти не шелохнулись, – выскользни из дворца ящерицей и передай Румейдору, что завтрашнего дня у нас не будет. Пусть соберет все силы и начнет решающий натиск быстро, как только сможет, мы же ударим изнутри. Мы готовы!..

Улифас молча кивнул и с прытью, свойственной юнцу, тут же незамеченным исчез из зала. Савмак сделал неуловимое движение назад и приблизился к одному из рабов.

– Зеттар, собери всех наших за дверями и будь наготове: как только услышите боевой клич и шум боя – врывайтесь!

Зеттар, высокий жилистый египтянин, со строгим, будто вытесанным из камня обличьем, не ответив ни слова, тоже бесшумно покинул тронный зал. В суете напряженной обстановки и это осталось без внимания.

– Ну что там, что там? – голос Перисада выражал бесконечное нетерпение.

– Скоты отбиты от дворца, – отозвался один из тавров, возглавлявший охрану. – Но, по-видимому, безумцы собираются кинуться вновь. Уже совсем темно, но я вижу их передвижения по парку.

– И вправду, безумцы, – мстительно ухмыльнулся Перисад. – Воистину, когда боги хотят наказать кого-то, они лишают его разума. Эти несчастные, видно, не хотят дожить до восхода солнца. Что ж, понятно, шакалы всегда боялись яркого света.

И вновь рой стрел градом забарабанил по щитам и один тавр, пораженный прямо в горло, замертво рухнул на пол.

– Слово царя, каждый павший мой воин будет отмщен! – заголосил, переходя на визг, Перисад. – Изменников ждет страшная кара, клянусь!.. Сгною всех! Изжарю живьем!..

Потрясая кулаками с пеной у рта, он так вошел в раж, что не сразу сообразил, что происходит вокруг него. А в его зале уже вспыхнула отчаянная схватка, заглушаемая стонами и криками снаружи дворца. В десяти шагах от него упал первый сраженный тавр, за ним еще один и тут двери в залу распахнулись и в помещение, бряцая оружием, ввалился отряд вооруженных дворцовых рабов во главе с Зеттаром.

Лицо Перисада исказилось бешенством:

– Кто звал вас сюда, дети шакалов! Вон за дверь!

Рабы в нерешительности замерли. Возникло замешательство; тавры, застигнутые было врасплох и прижатые к углам и окнам, воспряли и стали было заученно перемещаться, чтобы взять в плотное кольцо своего властителя, отсечь его от внезапно нагрянувшей опасности. И тут Савмак, любимый раб Перисада, с малолетства взятый во дворец и взращенный под попечительством царя, свершил непредвиденное; он, неотлучно пребывавший при правителе и обычно находившийся за троном, решительно выступил оттуда и коротким греческим мечом ударил Перисада в грудь. Клинок пронзил тело по самую рукоятку, Перисад прогнулся от невыносимой боли, сдавленный крик заклокотал в горле умирающего монарха. «Ты… ты…» – только и смог выдавить он. Левой рукой царь судорожно вцепился в диадему на своей груди, правой пытался вытащить меч. Савмак резким движением высвободил свой меч, при этом отрезав несколько пальцев своего господина и для верности нанес еще один глубокий удар в живот. Кровь пошла горлом, тело Перисада обмякло, мешком сползло на трон – все было кончено. Пораженные увиденным, тавры даже не шелохнулись, точно окаменевшие изваяния, они застыли на местах, не в силах издать и звука. Савмак свободной рукой схватил диадему и дернул со всей силы. Зловеще-красный от бликов свечей и зарева пожаров ее камень коротким отблеском полоснул по глазам воинов, массивная цепь впилась в шею мертвого царя и лопнула, как тетива лука. Савмак обратился лицом к таврам:

– Бросьте оружие, я сохраню вам жизнь.

Тавры все до единого, как подкошенные, пали на колени.

Савмак указал мечом на труп Перисада:

– Кладите тело на носилки, бегайте с ним по всему городу и кричите: «Вот тело мертвого царя Перисада» и утром я отпущу вас на первом же корабле.

Тавры беспрекословно повиновались и тут же бросились исполнять приказ Савмака, а он, все еще не остывший от возбуждения, подошел к египтянину. Обычная невозмутимость и на сей раз не покинула опытного воина, тот был хладнокровен и предельно собран.

– Зеттар, – сказал Савмак, – беги в ночь, найди Румейдора или старого Улифаса, поведай им все и еще скажи, что скоро взойдет солнце и оно озарит нашу победу. Мертвое тело Перисада сломает дух тех, кто не убоялся наших мечей. Но пусть не дадут уйти Диофанту, ему нельзя дать исчезнуть – так мне сказали звезды.

Зеттар бросился вслед за таврами. Савмак подошел к окну, дворцовые рабы свитой последовали за ним. Цареубийца с тревогой и надеждой вглядывался в звездно-смоляное небо, губы его что-то беззвучно шептали, а длинные сильные пальцы все крепче сжимали рукоять верного меча.

IX

После полуторачасового морского путешествия небольшой аккуратный теплоходик «Мухалатка» пришвартовался к причалу и голос в рубке объявил: «Конечная, Симеиз».

– Так-с, – сказал Джексон, сойдя на берег и стряхнув со своих великолепных джинсов несуществующую пылинку, – оркестр нас не встречает, а курортный агент, видимо, попал под сокращение штатов. Будем искать нужный адрес методом «язык до Киева». Впрочем, насколько мне известно, Симеиз не Рио-де-Жанейро, здесь всего шесть улиц, а посему вероятность заблудиться равна крепкому нулю.

– Джексон, а ребята знают, что ты заявишься сегодня? – заискивающе спросил Аркаша.

– Точную дату не сообщал, незачем. Хочу проверить боеготовность компаньонов внезапной ревизией.

– Я им не завидую, – усмехнулся неудавшийся бармен.

– Почему?

– А потому, что не знаю случая, чтоб после внезапной ревизии представляли к орденам, – ответил Аркаша и уточнил: – Ревизуемых.

– Пожалуй, – согласился Джексон. – И все же не будем гадать, двинули.

Они по ступенькам поднялись от пляжа наверх, пересекли маленький уютный парк и оказались на красивой аллее с рядом скульптур, изображающих античных атлетов. Судя по всему, эти произведения искусства не были обделены вниманием публики: у одной из фигур еще не успел увянуть букетик красных цветов, зажатый в ее кулаке, голову другой покрывала линялая матросская бескозырка, а у единственной в этом парковом ансамбле обнаженной женщины обе руки были обломаны на манер Венеры Милосской. Посередине аллеи находились два крохотных бассейника, на дне которых тускло поблескивали монетки.

– Ну вот, фонд нищих в этом поселке в полном ажуре, – констатировал Джексон, глядя на зеленоватую воду, – так что, Аркаша, при любом раскладе без куска хлеба не останешься.

Миновав аллею и свернув направо, они буквально наткнулись на цилиндрическую емкость о четырех колесах. Надпись на желтой облупившейся бочке гласила о том, что здесь продается пиво. На удивление, народа у этого оазиса блаженства было совсем немного, хотя солнце палило вовсю.

– Оказывается, в нашей тяжкой жизни еще могут случаться приятные сюрпризы, – оживился Джексон. – Я и не подозревал, Аркаша, что на одной шестой есть места, где с ячменным напитком проблем не бывает. Грех пройти мимо – в родной Риге это удовольствие стоит вдвое дороже.

Он спросил парочку кружек у улыбчивого продавца кавказской национальности.

– Пэй на здаровъе, дарагой, – елейно пропел тот, протягивая бокалы с щербатым верхом, словно их обгрыз какой-то стеклоед.

– Чувствуешь, какая забота о простом человеке, – пробормотал Джексон, обращаясь к своему спутнику. – Это надо приветствовать и поощрять.

И щедрым жестом отказался от сдачи.

– Дай бог тебе то, что пожелаешь, – благодарно кивнул продавец пива.

– Что я, лишь бы тебе, дарагой, хорошо жилось, – пожелал Джексон, переключаясь на процесс потребления.

Вкусовые качества напитка определились после первого глотка.

– Увы, революция в пивоварении этих краев не коснулась, – кисло заметил Аркаша отставляя кружку подальше.

– О чем ты глаголешь, отчизна для таких революций еще не созрела, других дел невпроворот, – произнес Джексон, глядя куда-то поверх его головы.

Внимание его приковал конец резинового шланга, вправленный в горловину цистерны. Джексон, проследив маршрут черной кишки, без труда определил, что он заканчивается у водопроводного крана. Слияние двух коммуникаций было надежным, что называется, взасос.

– Хозяин, а это что за штука? – полюбопытствовал Джексон, показывая взглядом на объект своего интереса. – Только не говори, что это громоотвод, не поверю.

– А эта, дарагой, бочку помить перед сдачей, – нимало не смутился вежливый торговец. – Санынспэкция придирается, панимаэш, замучила…

– Тебя за такие дела не мучить – кастрировать мало, – спокойно изрек Джексон, выливая мерзкое пойло под куст, а потом, наклонившись, неожиданно строго спросил:

– Какую марку порошка добавляешь? Ну, Менделеев, признавайся…

– Какова парашка? Нэ знаю, нэ знаю… – залопотал, опешив от такого напора, «улыбчивый». – Сюда бивает, да, – парашок нэту, нэту…

– Тебя как звать-то, красавец удалой? – недобро надвинулся на него Джексон.

– Рома, – учтиво и скромно ответил продавец.

– Так знай, Рома, – Джексон сунул ему под нос щербатый бокал. – Вот этот уродец давно плачет по твоей буйной головушке. Я с трудом уговорил его не трогать сейчас твою черепушку, но в следующий раз, клянусь, он вправит тебе мозги в нужную сторону. Пошли, Аркаша!

– О каком порошке ты вел речь? – поинтересовался Аркаша, когда они, покинув криминальную точку общепита, отправились дальше.

– О стиральном, – пояснил Джексон. – Некоторые скоты добавляют его в пиво вместе с водой, чтобы пену сделать и по балде било. Вообще, в стране нашей коктейли, заметь, в большом фаворе: бензин с водой идет, пиво с порошком и содой, в колбасу целлюлозу и всякую срань подмешивают. Этот сынок еще подмастерье, но способный, стервец, к ремеслу нестандартно подходит.

– От его нестандартного подхода у меня чего-то в животе похреновило, урчит, – вздохнул Аркаша.

– Моли бога, чтобы поносом все и закончилось…

Через десяток минут они добрели до автостанции, рядом с которой бок о бок пристроились несколько магазинов и маленький уютный базарчик. После пляжа это было, пожалуй, самое оживленное место. На небольшом пятачке здесь сконцентрировался самый разношерстный люд, несколько компаний – своеобразная поселковая тусовка. На барьере под киноафишами разместилась команда малопривлекательных типов с небритыми, обрюзгшими физиономиями, единственное хобби которых угадывалось без особого затруднения. В их одинаково грустных глазах прописалась усталость от однообразного течения жизни и отражалась неистребимая ностальгия по спиртному любой крепости и качества. Средний возраст этого коллектива не поддавался точному определению, но в его рядах явно присутствовали ветераны питейного дела, принявшие присягу на верность Бахусу еще во времена Великого Кукурузовода. Напротив, у автоматов газводы прямо на асфальте расселась в кружок компания длинноволосой молодежи, как один обряженной в штопанное-перештопанное джинсовое лохмотье. На штанах у многих были крестообразные надрезы, которые обнажали острые коленки. Из рук в руки передавалась огромных размеров «козья ножка», скрученная из газеты. В центре кружка сидела миловидная брюнетка, она единственная была одета более-менее прилично. На ней были непоношенные брюки цвета хаки и симпатичная голубая маечка с надписью на спине: «Кумир и бог мой – Виктор Цой». Девушка тренькала на гитаре и пела скучные песни. Песни были на злобу дня, что-то про рэкетиров и перестройку. По щекам певуньи тихо текли ручейки слез. Девушку было немного жаль, ее никто не слушал. В сторонке, сгрудившись в кучу у своих машин, о чем-то шептались таксисты. Вокруг челноками шныряли какие-то подозрительные личности, то ли что-то предлагавшие, то ли что-то выискивающие. Джексон подошел к одному из этих типов и спросил, как найти интересующий его адрес, но тот не ответил. Тогда он поманил Аркашу и они подошли к группе подростков, которые за пышным кустом жасмина резались в карты.

Игра шла, как оказалось, не на деньги, а всего-навсего на табачные окурки – «бычки». Немного понаблюдав за баталией, Джексон спросил у самого старшего на вид игрока с копной рыжих волос:

– Как дела, школяры, в высшую лигу готовимся?

Пацаны не обратили внимания, даже не подняли головы, продолжая игру. Только один что-то буркнул себе под нос.

– А что, и среди вас нет аборигена, кто знает, где находится улица Звездная? Я здесь раньше бывал, но о такой улице что-то не слыхал.

Рыжий оторвался от карт, заинтересованно посмотрел на заезжих дядь.

– А закурить дадите?

– Почему же не дать? – Джексон вынул из кармана пачку. – Можешь взять парочку.

– А мне? Мне… и мне… и мне закурить можно? – наперебой заголосили остальные.

– Можно, можно, – усмехнулся Джексон, подставляя «Космос» протянутым рукам. – Разрешено все, что не запрещено законом. Только не спрашивайте ключ от квартиры, где деньги лежат, я его утопил в Ледовитом океане.

– Балуешь молодежь, – заметил Аркаша. – Табачок нынче втридорога.

– Пошлину туземцам, запомни, нужно платить исправно, иначе удачи на этой земле нам не видать, как своих ушей, – то ли в шутку, то ли всерьез ответил Джексон.

Когда Джексон удовлетворил всю братию по минимуму, рыжий прилежно поведал, как добраться до нужного дома и даже как он выглядит.

Очередной подъем по крутым ступенькам в гору занял считанные минуты и там, за магазином «Культхозтовары», начиналась улица Звездная, и в самом начале этой улицы прятался в густой зелени временный приют, где обосновались Боб и Мироныч. У самого входа в подворье рос причудливо извившийся стволом раскидистый инжир, закрывавший весь обзор. Из глубины сада доносилась забойная музыка, громкие голоса.

– Здесь, кажется, не скучают, – заметно оживился Аркаша.

– Подозреваю, что ты прав, – Джексон для приличия постучал в металлическую калитку. – Тук-тук, кто в теремочке живет? Пошли!

Едва они зашли внутрь, как навстречу им откуда ни возьмись рванула свора разнокалиберных дворняг. Собаки, оскалившись уставились на вошедших, но ближе, чем на метр не подходили.

– Чак! Билли! Назад, ко мне! – послышался властный окрик. – Мужики, не бойтесь, идите сюда, они не тронут.

За небольшой дощатой постройкой между деревьями под навесом стоял длинный стол, за которым гуляла превеселая честная компания в составе трех девиц, Мироныча и молодого мужчины с загипсованной по колено левой ногой.

Мироныч, завидев Джексона, стряхнул с колен, словно наваждение, пьяненькую крашеную блондинку и подскочил, вскинув вверх обе руки.

– О, командор, наконец-то! – во все горло завопил он, порываясь обнять приятеля. – Аркашка, блудный сын, а ты откудова свалился?! Или это мираж?!

– Не мираж, – сказал Джексон, высвобождаясь из объятий восторженного Мироныча, – этот бойскаут упал мне на хвост на ялтинской набережной.

– За стол, мужики, за стол, – скомандовал мужчина с гипсовой ногой, – с дорожки надо хапнуть.

– А это наш хозяин, Сашок! Золотой человек! – представил мужчину Мироныч. – Бравый моряк и отважный Казанова. После очередной амурной авантюры на пару месяцев списался на берег для поправки здоровья. Так что нам не скучно.

– Да я уж вижу, – промолвил Джексон, бегло осматривая стол, заставленный водочными бутылками, бутылями с вином разной емкости и нехитрой снедью.

– Инночка, вытри здесь, ребят усадить надо, – обратился Мироныч к блондинке. – А это Наташа, Люда…

Девочки без особого энтузиазма принялись убирать рыбьи хвосты, огрызки, вытирать разлитое вино.

– А где ж мистер Боб? – поинтересовался Джексон, присаживаясь на скамейку.

– Он там, за дверью, сейчас выйдет, – ответил Сашок, показывая на зеленую дверь каменного строения у забора.

– А что там? – вмешался Аркаша.

– Ванна, душ, зеркала всякие, – пояснил Мироныч.

– Комната смеха, что ли? Любопытно взглянуть, кстати, и умыться бы не мешало, – сказал Джексон.

Зеленая дверь скрывала неприглядное зрелище. Там, в маленькой комнатке, под потолок обложенной кафелем, на четвереньках стоял Боб. Голова его и обе руки плетями свешивались в ванну. Боб отчаянно блевал, издавая при этом напоминающие рев орангутанга глухие гортанные звуки. Какая-то девица в заношенных шортах склонилась над ним и, поливая его, словно садовую клумбу, из душа, приговаривала:

– Блюй, Бобик, блюй, легче станет.

– А ты… ты… меня любишь? – запинаясь, вопрошал Боб, пуская длинные, как спагетти, слюни.

– Люблю-люблю, ты только пальчики в рот суй поглубже.

– Р-раз лю-у-бишь, тогда блю… блювану-у-у.

И он снова закряхтел в жутких потугах, мотая, как конь на привязи, головой из стороны в сторону.

Девица, продолжая поливать безвольное вздрагивающее тело, кокетливо уставилась на Джексона.

– Что, Боб, нокдаун? – с сочувствием спросил Джексон, не обращая на нее ни малейшего внимания.

Бедняга поднял на него мутные, налившиеся кровью глаза, и промычал что-то невразумительное.

– Вы кто? – спросила поливальщица.

– Для вас Евгений Роальдович.

– А я Света.

– Мадам Света, постарайтесь привести моего приятеля в чувство. Сегодня с него, кроме анализов, ничего не взять, а завтра он мне очень будет нужен. Свежий и бодрый.

– Дже… дже… – с трудом выдавил Боб.

– Ага, первые сдвиги уже есть, – с некоторым удовлетворением произнес Джексон. – Проблески сознания налицо, продолжайте, Света, за таких медицина еще борется.

Он вернулся к столу.

– Выпьем за знакомство! – бросил клич радушный хозяин дома, поднося Джексону и Аркаше по полному стакану светло-бурой жидкости. – Это первачок и не слабый.

Джексону пить что-то не хотелось, но проявить неуважение к хозяину, симпатичному вполне человеку, тоже было неудобно. Пришлось осушить посуду, а вскоре и повторить процедуру. Аркаша на глазах поплыл и тут же стал клеиться к сидевшей рядом девушке, что явно нравилось последней.

– Ну что, Мироныч, в таком духе и проходят ваши суровые будни? – наклонясь, спросил Джексон.

– Да нет, просто позавчера сняли новых подруг, ну, и завелись.

– Стало быть, в части подготовки экспедиции все в порядке?

– Все! – мотнул головой Мироныч, азартно вгрызаясь в соленый огурец. – Почти. Ну, там есть нюансы… кое-какие, но в общем…

Джексон боковым зрением увидел внушительную горку пустых бутылок у собачьей будки, почти заваливших вход в нее, и стал понимать, что «кое-какие нюансы» грозят обернуться к утру очень неприятными сюрпризами.

Из-за зеленой двери наконец выполз смертельно бледный Боб и дама, словно фронтовая санитарка, потащила его укладывать баиньки.

Веселье продолжалось. Подвешенная на стволе шелковицы, вовсю громыхала акустическая колонка. Аркаша уже танцевал со своей новой подругой и, плотно приклеившись к ней, жуликовато шарил бесстыжей рукой по ее аппетитному бюсту. Хозяин сидел, обняв за талию Люду, и что-то жарко нашептывал ей на ушко.

– А где ж хозяйка сей нескучной обители? – спросил Джексон, уставший созерцать этот разгул.

– Трудится, – беззаботно отмахнулся Мироныч. – Она дежурной медсестрой в санатории работает, сегодня на сутки ушла.

– Все ясно, – сказал Джексон, закуривая. – Хозяйка на работе, а здесь крутая оргия под патронажем шефа пансиона, так?

– Да здесь почти каждый вечер такое, – честно признался Мироныч. – Хозяйка тоже мировая баба, сама не промах кутнуть. Так что, ноу проблем.

– Насчет ноу проблем, это будет видно завтра, а пока тихенько спроваживай своих милашек и отбой! Утром на отходняк тяжелый не жалуйся – и слушать не стану. Учти, подыму рано, а там разбор полетов – погляжу, какой дуэт вы мне споете…

– Да ты что, шеф? – Мироныч с недоумением выпялился на Джексона. – Мы только раскрутились, забирай у Аркаши Наташку… ишь, сучонок, повис на ней, как на своей собственной… Она ведь для тебя, забирай и…

– Никаких «и»! – сердито зашипел ему на ухо шеф. – Дело прежде всего, а нет, так уволю – расчет на месте!

Дважды повторять не пришлось. Девочки, почувствовав что-то неладное, стали поспешно собираться. К явному огорчению Аркаши.

Через полчаса Джексон, пропустив стопку, заглянул в комнату, откуда доносился дружный храп. Оба его компаньона, утомленные ратными подвигами и обильным питием, крепко спали. Вдруг его внимание привлекла раскрытая общая тетрадь, лежавшая на тумбочке, поверх горки неиспользованных презервативов. Джексон узнал знакомый почерк Мироныча, машинально пробежался взглядом по строчкам. «Интересное досье, что ж посмотрим, чем они тут занимались. Это, по крайней мере, избавит меня от необходимости поутру выслушивать их похмельный бред…»