Текст книги "Казна Херсонесского кургана"

Автор книги: Сергей Белан

Соавторы: Николай Киселев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

XVI

Автобуса долго не было и Джексон, заметно нервничая, то и дело поглядывал на часы. Никогда он еще так не торопился на курган, в лагерь, и никогда так остро не ощущал ценность каждой потерянной в ожидании минуты.

– А ты закури, – видя жуткое нетерпение шефа, посоветовал Боб. – По себе знаю: бывало ждешь, ждешь транспорт, хоть умри – не идет, достанешь сигарету, только затяжку сделаешь, смотришь – ползет сволота…

Джексон внял совету компаньона, вынул пачку, но потом передумал и убрал обратно.

– Знаешь, Боб, жизнь все-таки штука загадочная, в ней столько явлений необъяснимых с точки зрения нормальной логики. Вот, скажем, у меня бывают дни, встанешь с утра и весь день как бы в одну масть идет, все вяжется, все получается без натуги, само собой, а другой день упираешься, мечешься, как заводной, и сплошь непруха, результатов – нуль…

– Эт-точно, – поддакнул Боб. – О, автобус! Мироныч, едем!

Мироныч отлип от газетного киоска, где он что-то покупал, и вслед за приятелями заскочил в заднюю дверь.

– Чем отоварился? – поинтересовался у него Джексон.

– Да, две газетенки, книжицу…

Джексон взял у него покупку. Газеты были областные, книжка тоже на местную тему, она называлась «Исторические места и достопримечательности Крыма».

– На кой бес тебе это сдалось?

– Мы уж почти месяц в Крыму, а ничего не видели, – помявшись, ответил Мироныч, – так хоть почитаю, просвещусь.

– Ну почитай, почитай, – с ухмылкой произнес Джексон и добавил: – Твоя жажда к познанию меня просто растрогала, вот найдем то, что ищем, со своей доли найму тебе персональный автобус, посмотришь все, что вздумается, от Евпатории до Керчи.

На следующей остановке вышло много пассажиров, и старатели уселись на задние сиденья. Мироныч стал с интересом листать книжицу, Боб с Джексоном, думая каждый о своем, какое-то время ехали молча.

– Послушай, Жень, – прервал молчание Боб, – если я тебя правильно понял, наши ямы нужно углубить сантиметров на тридцать-сорок?

– Ну, максимум на полметра…

– Это не так существенно, но ям-то больше тридцати, все углублять – уйдет неделя.

– Над этим я думал, – медленно выговорил Джексон. – Представь себя на месте тех, кто прятал клад: времени в обрез, только темная часть суток, а еще надо подумать о спасении собственной шкуры, ведь с кладом расставались наверняка только в самый последний момент, когда исход сражений уже не вызывал сомнений и у восставших умерла всякая надежда на перелом… Ну, был у них час-полтора, а сколько можно накопать за этот мизер в таком грунте?

– Полметра, не больше.

– То-то же, – удовлетворенно подтвердил Джексон. – Но это не очень-то надежно, и тогда клад сверху накрывают камешком, посолидней, и лишь потом забрасывают землей. Камней вокруг полно…

– Постой, постой, – перебил его Боб. – Значит, ты хочешь сказать, что в первую очередь надо углублять те ямы, где мы упирались в камень?

– А что, таких ям было много? – слегка удивился Джексон.

– В трех местах мы натыкались на камни как раз на той глубине, до которой ты велел рыть.

В глазах Джексона вспыхнула искорка:

– Ну вот и разгадка! Только роль холста в каморке папы Карло здесь принадлежит обыкновенной каменюге. Значит, один день каторжного труда и подайте мне защитные очки – я слепну от блеска богатства…

Боб внимательно посмотрел на руководителя экспедиции:

– Ты действительно веришь в успех, веришь, что все так и будет?

– А что мне еще остается? – ответил тот вполне серьезно. – Знаешь, соседский мальчишка, ему три годика, часто по утрам на кухне мне говорит: «Дядь Женя, что мне делать: я был маленький и стал маленький». Ему почему-то кажется, что за одну ночь он должен непременно вырасти. Так не бывает. Но и всю жизнь маленьким оставаться нельзя, надо когда-то становиться большим, а с учетом того, что не боги горшки обжигают, неплохо обучиться еще и гончарному искусству. И последнее, надо жить, постоянно задавая себе вопрос: «А почему не я?», и тебе многое станет по плечу.

На нужной остановке они вышли и Джексон, увлекая за собой команду, без промедления энергично двинулся по дорожке, ведущей в сторону кургана.

– Не отставать! – подгонял он друзей. – Вечером будем держать судьбу за талию, а может, и за вымя…

В лагере было тихо. Судя по вьетнамкам, проветривающимся на газете перед палаткой, Аркаша еще дрых. Едва отдышавшись, Джексон оглядел обстановку, закурил:

– Что-то мне все здесь не нравится. Не пойму в чем дело, но я вдруг почувствовал себя, как голый на корриде.

– Да вроде все как было, – пожал плечами Мироныч.

– Нет, мальчики, не то, что-то не то, – подозрительно понизив голос, произнес Джексон и не сильно пнул ногой в полог палатки. – Сокол ты наш сторожевой, ну-ка, очнись и выползай.

Палатка охнула, зашевелилась, и из нее показалась взъерошенная голова Аркаши. Ничего еще не соображая, спросонья он испуганно вытаращился на пришедших.

– Какие выразительные глаза, – с издевкой сказал Джексон, – ну, как у умной собаки, которая что-то хочет сказать и не может. Послушай Аркаша, ты случайно срать не хочешь?

– Отцепитесь от меня! – вскинулся вдруг Аркаша, когда до него дошел весь смысл услышанного. – Хоре за фраера меня держать, гробокопатели несчастные, видал я вас на болту!

– У-у, как мы заговорили, – Джексон даже посерел лицом. – У пролетария советского сервиса вновь проснулось классовое сознание? Или ты тут без нас кладик отрыл и приобрел курган в личную собственность?

– Ничего я не отрыл, и оставьте меня в покое. Я спать хочу!

И он снова скрылся в палатку, как улитка в раковину.

– Ладно, ребята, за дело, – сказав Джексон бросив окурок. – Беритесь вдвоем за первую яму, если что, я подключусь. А с этим засранцем разберемся после.

Боб и Мироныч быстро разделись до плавок и уже через несколько минут стали копаться в яме. Джексон же решил подняться на самую вершину кургана и осмотреть окрестности – непонятное, незнакомое чувство беспокойства никак не оставляло его, а, скорее наоборот, усиливалось.

Время в этот день неслось стремительно. До обеда удалось расковырять только одну яму. Пообедав и немного отдохнув, совместными усилиями взялись за вторую. Джексон тоже трудился, наравне с компаньонами, но это ничего не изменило – там ничего не было.

– Ладно, черт с ней, этой, – сказал он, когда они уселись на очередной перекур. – Осталась последняя, третья, наши шансы растут…

– А настроение падает, – устало вздохнул Мироныч, многозначительно глядя в сторону Аркашиной палатки.

– Я понимаю, понимаю… – хмуро вымолвил Джексон. Он и в самом деле уже отчетливо понимал, что все его аргументы окончательно исчерпаны и сегодняшний день становится лебединой песней в его археологической эпопее.

Он поднялся, отряхнулся. Поднялись и оба компаньона.

– Все, гвардейцы, остался последний бой, тот, который трудный самый, и нашу эпохальную битву за драгметаллы можно будет считать завершенной. – Джексон по-отечески обнял их за плечи и слегка подтолкнул к последней, намеченной к углублению яме. – Ну, вперед, с богом…

Приятели пошли копать, Джексон же остался на месте, все пристальней всматриваясь в одну и ту же точку у подножия кургана. То, что он заметил там, его крайне заинтересовало и взволновало, даже подошедший к нему Аркаша не мог оторвать его внимания.

– Джексон, у меня к тебе разговор, – пытаясь придать решительность голосу, начал было Аркаша.

– Подожди! – резко оборвал его шеф экспедиции.

От этого окрика, в котором было море злобы, неприязни и нервного напряжения, обладатель баула вздрогнул, как от удара хлыстом. Так и замерев с полуоткрытым ртом, он, следя за взглядом Джексона, попытался распознать объект его интереса.

– Что топчешься, как в штаны наложил, – бросил Джексон, – хочешь что-то сказать – говори.

– Я… я…

У Аркаши вдруг перехватило горло, он как будто лишился дара речи. Джексон чутко уловил перемену в его настроении.

– Что ж ты заткнулся, кирпич проглотил?

– Я… это… домой хочу, – жалобно прогундосил Аркаша. – Я, кажется, заболел. Мне надо на автобус. Я в Ялту… в Ялту…

Он собирался сказать Джексону совсем другое, но наконец поняв, что того так заинтриговало в придорожных кустах, вмиг передумал. Бедняге стало нехорошо, он окончательно растерялся.

– В Ялту, говоришь, – зло процедил Джексон. – Скатертью дорога, вон и карета подана, извольте. Я думал тот «Мерседес» там случайно пристрял, теперь вижу – не случайно. И ребята там крутятся не зря: что-то их привлекает на нашем кургане, или кто-то. Вон, видишь, на нас в бинокль пялятся, стеклышко блестит, не подскажешь, с какой стати?

– Где, что, какие ребята? – заикаясь, залопотал Аркаша, пытаясь унять дрожь в коленях.

Джексон грубо схватил Аркашу за руку и притянул к себе:

– Ослеп с перепугу? Туда, гнида, смотри: вон «мерсик», налево, в кустах.

– Ну, увидел, и что? – из последних сил пытался сохранить присутствие духа Аркаша.

– А то, что пасут нас, спецом пасут, уже который час. Ты что, натворил, гаденыш, признавайся!

Ничего не ответив, Аркаша стоял, виновато понурив голову.

– А я все считаю, высчитываю, где ж я прокололся, – распалялся Джексон. – Ныряй в свою палатку, поговорим.

Аркаша послушно выполнил команду, Джексон последовал за ним.

– Ну, выкладывай, по твою душу тут торчат? Что все это значит? А может, это извращенцы и они ждут, когда ты помочишься, не отходя от палатки?

– Откуда я знаю, – заскулил Аркаша, прижимаясь в угол палатки поближе к своему драгоценному тайнику.

– Вижу, знаешь, колись, удавлю, падла.

И Джексон двумя пальцами больно схватил свою жертву за горло.

– Не бей только. Все расскажу.

Аркаше удалось высвободиться и он, ни секунды не мешкая, выволок баул из укрытия и раскрыл молнию.

– Вот, Женя, смотри, побожиться могу – не украл, с неба упало. Давай поделим и никаких кладов не надо…

– С неба упало, говоришь, а ну, поподробней…

Торопясь и сбиваясь, Аркаша поведал о своей находке в порту.

– Так-так, значит, тут господа за своим скарбом пожаловали, – вслух размышлял Джексон, дослушав до конца и что-то прикидывая в уме. – Скверная история, препоганенькая.

– Может, выкрутимся, помоги, – взмолился Аркаша, глядя в глаза Джексона взглядом побитой собаки.

– Помочь? – переспросил тот, почесывая правый кулак. – Я ж тебе запрещал отлучаться, даже на миг. Ты всегда любил слизать сливки с чужого дерьма. А ведь теперь, кроме часов, им еще нужен и ты, козлина – часики это не только имущество, это вещественное доказательство контрабанды в крупных размерах, а ты единственный свидетель. Что ж, может, попробовать договориться с ребятами и отдать все, что им нужно…

– Джексон, друг, только не сдавай меня этим… убьют ведь, – отчаянно взвыл похититель баула и заползал на четвереньках вокруг шефа. – Что я наделал… я не хотел… боже, прости…

Но отпущения грехов не последовало, а увесистая оплеуха опрокинула кающегося навзничь.

– Затрясся, жить захотелось? А наши шкуры ты во сколько оценил? Любимец женщин, нарцисс говенный, всех под нож поставил из-за своей тупой жадности. Или под пулю… Вот что: забирай свой сраный чемодан и вон отсюда, куда хочешь. Свободен – пять минут на сборы – иначе спущу с горки!

– Не хочу! – затрясся до пят Аркаша и закричал, как резаный: – Я не могу! Я боюсь!..

Неожиданно в палатку просунулась голова Мироныча:

– О, тут разбираловка, пардон.

– Что надо? – стараясь сохранить спокойствие, спросил Джексон.

– Поговорить.

По виду Мироныча Джексон понял, что у того что-то серьезное. Он не мешкая вылез из палатки:

– Что, нашли что-то?

– Нет, немного застопорились, но камень вот-вот подымем. Там известняк, мягкий, крошится. Но все напрасно, там ничего не будет и вообще здесь ничего нет.

– Откуда такая уверенность? – насмешливо осведомился Джексон.

– Отсюда.

И Мироныч протянул ему купленную в газетном киоске книжонку об исторических местах Крыма. Джексон механически взял книгу и тупо уставился на обложку.

– Не морочь голову, в чем дело?

– Ты ошибся, Джексон. Тут написано, что восстание Савмака было не в Херсонесе, а в Пантикапее, а это Керчь. А все остальное примерно так, как ты рассказывал. Прочти там, где закладка.

Джексон раскрыл книгу и стал лихорадочно пробегать страницы. Уже через пару минут его взор потух, в глазах отразилась страшная тоска и скорбь, и он напоминал человека, который только что похоронил кого-то из близких людей.

– Ты ошибся в самом главном, – снова повторил Мироныч, – да, Херсонес имел некоторое отношение к тем событиям, но не более. – Увы, Мироныч был прав. Джексон и сам уже все понял, не мог понять лишь одного: как он умудрился допустить такую грубейшую оплошность. Черт побери, он обязательно потом во всем разберется, но это уже не будет иметь никакого значения. Все кончено, игра проиграна, его козыри биты, и надо найти силы стойко перенести очередной удар судьбы. Ничего, его не так легко выбить из седла, но первым делом нужно как-то выпутаться из переделки, в которую они влипли из-за идиота Аркаши…

– На-шо-о-ол!!! На-шо-о-ол!!! Бляха-муха, на-шо-о-ол!!!

Дикий, почти нечеловеческий крик, казалось, потряс все окрестности. Все обернулись, через мгновение из ямы показался перемазанный Боб, держа в вытянутых, руках приличных размеров металлический кувшин. Горло кувшина кверху сужалось, но не настолько, чтобы нельзя было разглядеть, что он доверху набит бледно-желтоватыми монетами. Предзакатное солнце отражалось в них и рассыпало на искателей свои веселые лучики. Удачливый копатель с визгом пустился в неистовый пляс. Джексон хотел что-то крикнуть, но от волнения не смог издать и звука. Он в три прыжка подскочил к Бобу, за ним Мироныч и Аркаша. Все зачарованно уставились на находку не в силах оторвать взгляд.

– Мироныч, если я и ошибся, то что же мы нашли в указанном мной месте? – наконец спросил Джексон.

– Сдай свою книгу в макулатуру, – с ехидцей посоветовал Аркаша.

– Сгинь, у..ище! – оборвал его Джексон и, нагнувшись, приподнял сосуд с земли. – А канистра, кажись, из серебра, все хозяйство пуд потянет.

Он слегка потряс кувшин, осторожно наклонил его, и ручеек монет шуршащим перезвоном полился к ногам стоящих.

– Это золото? – спросил Мироныч.

– Утверждать не берусь, – сказал Джексон, рассмотрев несколько монет на ладони. – Возможно, электра – сплав золота с серебром где-то пополам, в Греции встречался в естественном виде. Монетки, по всему видать, древнегреческие. Короче, если здесь шесть долей золота из десяти, то это – можно считать золото.

Руководитель раскопок снова взялся за кувшин и опять наземь посыпались так ласкающие взор кружочки металла, а когда ручеек иссяк, сверху на горку монет упал какой-то предмет. Это был прозрачно-розовый шлифованный камень размером с лесной орех, обрамленный в ажурную золотую оправу со сломанными дужками для цепи.

– Какой кулон сломали, – зачарованно протянул Боб.

– Ничего себе кулон, это – диадема – символ царской власти, – сказал Джексон и, вздохнув добавил: – Эх, беда, беда, доля наша тяжкая.

Боб и Мироныч с недоумением уставились на шефа.

– Да, Боб, теперь совсем хреново: если б ты эту посудину отковырял хотя бы через часок…

– Почему? – вырвалось у Боба.

– Я б успел сдать кандидата в покойники, – Джексон кивнул на Аркашу, – заинтересованной стороне. А теперь о находке знаем не только мы. Мы здесь не одни, за нами внимательно следят очень крутые дяди. Вон там внизу за кустиками тусуются, выжидают, не очень то и прячутся.

И Джексон, продолжая наблюдать за обстановкой, вкратце поведал им о злоключении несостоявшегося бармена, закончив словами:

– Изначально их интересовали только часы и Аркаша, теперь ситуация в корне изменилась. Они наверняка увидели золото, а оно перетянет всех их побрякушки. Теперь им станет нужен и наш клад, а мы, как жалкое препятствие на пути к нему, не в счет.

– Так что теперь будет? – бледнея спросил Мироныч.

– Скажу правду: теперь и мы кандидаты в покойники. И дай бог нам протянуть до темноты, а там придется петь «Варяга» – за нашу жизнь никто и ломаного гроша не поставит. – Джексон взглянул на часы. – У нас в запасе примерно час, надеюсь, до заката они не двинутся.

– А потом? – Аркаша съежился как от удара хлыстом.

– А потом они начнут подъем со всех сторон и пристрелят нас, как куропаток, с последними лучами солнца. Могилки, кстати, готовы, – Джексон показал на ямы, – можете выбирать любую.

Услышав эти слова, близкий к обмороку Аркаша юркнул в свою палатку и принялся там скулить и причитать.

– Надеюсь, ты пошутил? – кусая губы, спросил Боб.

– Хотел бы я ошибиться…

– Шеф, надо что-то делать, не ждать же, когда нас порешат, как скотину, – сказал Боб.

– Что прикажете делать, – раздраженно отреагировал Джексон и снова посмотрел на часы. – Скоро восемь, минут через сорок они здесь появятся. Когда доберутся, у нас будет возможность покидать в них камни, так, от скуки, чтоб не сидеть сложа руки. Хотя… можно, конечно, послать Аркашу позвонить в милицию по ноль-два… позвонить… А что?..

Спасительная идея! Она была внезапной, как землетрясение в райский денек. Джексон пулей влетел в палатку и мигом расчехлил телефон. Торопливо набрал номер, который ему дал Верховцев; даже в минуты сильного волнения уникальная память его никогда не подводила. Пока шли гудки, он мысленно трижды успел прочитать «Отче наш» – трубку никто не брал. Тут же, забыв бога и выматерившись, он набрал ноль два. Мироныч и Боб сидели рядом и смотрели на него, как на икону, не дыша и не мигая. По ноль-два не было даже гудков.

– Неужели здец, – чуть слышно прошептал он и от отчаяния стиснул аппарат так, что, казалось, он будет смят, как пустая сигаретная пачка. Лоб его покрылся испариной, по скулам тек пот, на виске проступила синеватая жилка.

– Набери еще, – сказал Боб.

– А-а, глухо, – обреченно произнес Джексон, – набирай сам, ты у нас штатный везунчик.

И он стал называть цифры.

– Алло! Я слушаю… – раздалось в трубке так громко и отчетливо, как будто говоривший сидел в соседней палатке. Джексон аж подскочил – он узнал знакомый голос Верховцева. С возгласом: «Ну, Боб, клянусь мамой, будешь ты у меня купаться в ванне с шампанским», он схватил аппарат и закричал:

– Олег, это я, Джексон!

– Ну, узнал…

– Где тебя носит, звоню, звоню…

– Да вот только вернулся с ужина. Как ты там жив-здоров, как успехи?

– Об успехах чуть позже, а здоровья у меня осталось минут на сорок, не больше. А теперь слушай и не перебивай – есть у меня к твоему ужину пикантный закусон. Срочно, беги, кричи ментов, собирай сколько сможешь, десять, двадцать и жмите сюда…

Джексон сжато изложил суть дела, описал свое местонахождение и в заключение бросил:

– Здесь птички непростые, голову на отсечение, они твои клиенты, с контрабандой повязаны. Жми, родной, а то приедешь к трупам!

– Какие шутки, бегу!..

Джексон вытащил сигарету и закурил, руки его дрожали.

– Все, остается только ждать, – вымолвил он, глубоко затянувшись дымом, – лишь бы не поздно.

Они вылезли из палатки и уставились на дорогу – оттуда должно было прийти спасение. Минуты таяли, как воск на огне.

– Они пошли, – Боб показал рукой вниз.

– Да, – подтвердил Джексон, – штурм валун-горы начался.

Четыре фигурки шустро потянулись по тропке вверх, к лагерю, одна маячила у машины.

– Быстро идут, – заметил Мироныч с кислой миной.

– Очевидно, их не мучит похмель, – дал заключение Джексон. – Этак минут через двенадцать мы познакомимся, Аркаша, иди полюбоваться на приятелей, Они спешат к тебе с приветом рассказать, что солнце село.

Он крикнул в сторону палатки, но Аркаша был рядом, он, как по волшебству, вырос за спиной.

– Джексон, – выдавил он, пряча глаза, – знаешь, я попробую прорваться. Отдай им баул, там все цело, поторгуйся, может отвяжутся.

Все подумали, что сейчас разразится буря, но Джексон отреагировал спокойной усмешкой:

– Беги, ренегат. Крысы всегда бежали с корабля первыми. Только зря дергаешься, у них наверняка все прихвачено, не прошмыгнешь.

И словно в подтверждение его слов тут же вскричал Мироныч:

– А вон, наверху, где столбы, еще машина!

Все так и было – со стороны, противоположной направлению штурма, откуда-то взялась еще одна легковушка. Рядом с ней в наступающих сумерках можно было различить три фигуры. Люди стояли открыто, не маскируясь, и с удобной позиции наблюдали за происходящими событиями.

– Что и требовалось доказать, – сказал Джексон. – Контрнаблюдение. Классическая западня. Эта мафия поджарит нас живьем и сожрет без соли. Что ж застрял, Аркаша, руки в ноги и шустри, тебя встретят с теплыми объятиями.

Но Аркашин порыв бежать испарился, как эфир. Он словно прирос к месту.

– Ах, мусье, вы передумали, тогда берите боевую лопату и приготовьтесь к личной обороне. И вы, нахимовцы, разбирайте инструмент, будем сражаться. Одно обещаю точно – живыми мы не дадимся.

Мироныч и Боб продолжали стоять, не двигаясь, и переглядывались между собой, не зная, как понимать команды шефа, всерьез или в шутку. Судя по всему, они оба до конца не осознали трагизм своего положения, либо не хотели в это верить.

– Боб! Мироныч! – снова крикнул им Джексон. – Очнитесь! Хватайте ломы, лопаты, другого оружия у нас нет.

– Зато у них есть, – сказал Боб, показывая в сторону приближающейся четверки. – Вон видите, у одного в руке, кажись, пистолет.

Те, кто взбирался на курган, приблизились уже настолько, что их можно было уже хорошо разглядеть. Все рослые, крупные, в темных пиджаках. Трое держали руки в карманах, у четвертого в правой руке был предмет, похожий на пистолет. Подходившие слегка замедлили шаг, и все равно до развязки оставались считанные минуты.

Джексон, нервно покусывая потухший окурок, краем глаза следил за дорогой, откуда ожидалось спасение, и лихорадочно, как шахматист, угодивший в жестокий цейтнот, перебирал возможные варианты защиты от смертельной угрозы. Мозг его работал со скоростью первоклассного компьютера, но ничего толкового в голову не приходило, а надеяться на авось не позволял здравый смысл. «Эх, – думалось ему, – сейчас бы хотя бы один акаэмчик или еще что-нибудь посерьезней… Посерьезней…»

И вдруг шефа экспедиции осенило. Нет, то, что он придумал, конечно, проблемы не решало, и все же… Можно будет потянуть время, поторговаться, выиграть несколько драгоценных минут, а там, глядишь, и Верховцев поспеет. Олежик обязательно выручит, черт возьми, надо только продержаться!

– Господин бармен, есть шанс отличиться, – обратился к Аркаше Джексон с дерзкой веселостью в голосе. – Лопата отменяется, бери лом и прыгай вон в ту яму. И замри там, не дергайся, для пользы дела изобразишь Мальчиша-Кибальчиша, только подвиг его повторять ни к чему, а то медаль не на что будет вешать. Жди моей команды!

Растерявшийся Аркаша с недоумением выслушал этот приказ, ничего не понял, но в такой критический момент спорить не осмелился. Он сполз в указанную яму и выжидающе смотрел на Джексона.

А замысел того был гениально прост. «Ничего, – мысленно рассчитывал Джексон, – сразу они палить не будут, а я поблефую. В яме бомба, а у взрывателя объект их интереса – чуть что – и все на воздух! У нас другого выхода нет, а они пусть думают».

– Милиция! Милиция! Две машины! – истошный крик обычно сдержанного Мироныча потряс всю окрестность.

Через мгновение это увидели все: и те, кто был в лагере, и те, кто к нему поднимался. Два «Уазика» на жуткой скорости с включенными мигалками приближались к подножию кургана. Четверка штурмовиков остановилась в замешательстве и бросилась вниз к «Мерседесу», у которого метался пятый, видимо, шофер. Они что-то кричали ему, но тот, спасая шкуру, нырнул в машину и дал газ. Ему вслед понеслись проклятия четверки, которая очутилась на месте чуть позже, чем там остановилась милиция. Из «Уазиков» высыпали с десяток человек с автоматами наперевес и быстро повязали всех, сбежавших прямо в руки молодцев, которые, впрочем, были уже без оружия. Верховцев (Джексон узнал его) с тройкой автоматчиков бросился наверх.

– Все… спасены… жить будем, – Джексон бросил лопату и сел на камень.

Он опустил голову, обхватил ее руками, и уже ничего не видел и не слышал. В эту минуту ему хотелось отгородиться от всего мира плотной невидимой стеной…

…Спустя четыре часа Джексон и Верховцев вышли на крыльцо городского управления милиции. Джексон вытащил сигареты, и они закурили.

– Ну, и каков у нас расклад? – спросил командир закончившейся экспедиции, рассеянно глядя в звездное небо.

– Знаешь, Жень, твой Аркаша с часами явился для нас просто находкой. Наш шеф подпрыгнул до потолка, когда стало известно, что часы нашлись. А то ведь полный провал, клиентов вычислили, взяли, а вещдока нет. У тех шакалов заступники высокие были, мы их и так и сяк трясли, чувствуем, они и сами не знают, куда котлы подевались. В общем, паршивенько складывалось. Да, Аркашу нам придется задержать на какое-то время – главный свидетель.

– Бог с ним, с Аркашей, – прервал его Джексон, – что с нами, с нашими бабками?

– Тут сложнее, – Верховцев глубоко затянулся, выпустил струйку дыма. – Незаконный промысел и попытка сокрытия клада, хотя это еще надо доказать. Словом, могло бы и высветить от шести месяцев до трех лет с конфискацией находки. Но за часы вам все прощается, золото описывается и изымается, а здесь найдут статью, как все обстряпать. О двадцати пяти процентах, естественно, придется забыть. Поверь, я очень сожалею и сочувствую, но помочь тебе ничем не могу.

– О чем спич, старина, ты спас нам жизнь и это стоит любых денег.

– Может, ты и прав, – сдержанно улыбнулся Верховцев, – а пока мне велено вам сообщить, что вы свободны, как остров Куба. И мой совет: не убивайся сильно – мужчина и без золота остается мужчиной.

Джексон деланно засмеялся:

– А я, Олежик, и не переживаю, хотя горький осадок у меня есть. Но должен поправить тебя в одном: мужчина без денег не мужчина, а самец. А теперь прощай! Друзья, за мной!

– Куда? – в один голос спросили Боб и Мироныч, поджидавшие Джексона чуть поодаль.

– И вы еще спрашиваете? – совсем бодро воскликнул Джексон. – Конечно, в Пантикапей… Там для нас кое-что осталось.

– Надеюсь, ты шутишь? – удивленно спросил его Верховцев.

– Как сказать, – лукаво подмигнул Джексон, – в каждой шутке есть доля чего-то.

– И все же до встречи в Риге.

Верховцев протянул ему руку.

– До встречи!

Джексон ответил ему крепким пожатием и, сбежав по ступенькам, растворился со своими компаньонами в темноте улицы.

* * *

По крутым ступеням, слегка придерживаясь рукой за стену, Митридат спустился в подвал башни. После уличного зноя здесь было по-зимнему прохладно. Десяток факелов, развешанных по стенам, уютно потрескивая, освещали довольно просторную комнату, размером этак локтей сорок на тридцать. Понтийский правитель на минуту остановился, привыкая к полумраку после яркого дневного света; три телохранителя, сопровождавшие царя, как вкопанные замерли за его спиной. Освоившись в тусклой обстановке, Митридат оглядел помещение: у одной из стен стоял прикованный, а точнее, повис на цепях совершенно голый истерзанный человек. От другой стены отделилась тень: невысокий крупноголовый крепыш с кучерявой седой бородой упал ниц перед царем и застыл в вопросительном ожидании. Митридат переступил через него и прошел на середину комнаты, стражи последовали за ним. Из угла тут же было выдвинуто деревянное кресло с высокой спинкой и поставлено за спиной повелителя. Митридат сел.

– Встань, палач! – приказал он.

Тот немедленно вскочил и угодливо согнулся в нижайшем поклоне.

– Выведи его из царства Морфея.

Палач аккуратно протер виски невольника тряпицей, смоченной в остропахнущем уксусе. Тот глухо застонал, замотал головой и открыл глаза. Увидав, кто перед ним, он звеня цепями, с величайшим усилием поднялся и распрямился во весь рост. Какое-то время они смотрели друг другу в глаза, не отводя взгляда.

Митридат прервал молчание:

– Ты ничего не хочешь сказать мне, бешеный пес, укусивший своего хозяина?

Тот с трудом перевел дыхание и, едва ворочая языком, вымолвил:

– Я Савмак, царь свободных людей, хочу просить тебя, Митридата Эвпатора…

– Ты не царь, ты – порождение тьмы, сын подлой гиены и вонючего шакала, – в голосе Митридата слышался закипающий гнев. – И все же, о чем ты просишь?

Савмак открыл было рот, но смог издать только невнятный звук: сотрясаясь всем телом, он зашелся неудержимым надрывным кашлем. Наконец мучительный приступ оставил его.

– Послушай, Митридат, как только наступает ночь, твой палач начинает истязать меня, медленно убивает, но не дает умереть. Страшная боль акульими зубами рвет меня на части, но не может разорвать до конца. Я так страдаю, у меня уже нет сил, чтобы кричать, и слез, чтобы плакать. – В груди несчастного что-то заклокотало, и он с трудом заставил себя продолжить. – Утром палач уходит, оставляя меня с горящими ранами, а к вечеру, когда боль чуть затихает, он появляется опять… И так уже много дней, я потерял им счет… Я больше не могу… Не пощады жду, ибо знаю, что пощады не будет… Смерти прошу, как милости, ибо нельзя так мучить себе подобных, ведь всех нас родила женщина…

– Смерть зовешь? Не-е-т! – Митридат откинулся на кресле и злобно рассмеялся. – В этом подвале смерть приходит только в награду, ее еще надобно заслужить. Но я дарую тебе то, что ты просишь, как только ты откроешь мне, где находится казна Боспора. Говори же, а я немедленно пошлю верных слуг проверить твои слова, и если все подтвердится, так и быть я избавлю тебя от мук: ты сразу же получишь удар меча прямо в сердце.

Савмак покачал головой:

– Я не ведаю, где казна… ее зарывали… впрочем, я тебе уже все рассказывал…

– Эту сказку ты можешь рассказывать тюремным крысам. Палач, что ты приготовил на сегодня? Приступай!

Раб-палач крюком вытащил из какого-то закутка, где лежали орудия пыток: ножи, иглы, щипцы и прочие замысловатые предметы, железную клетку, в которой копошились несколько огромных серых крыс. Их длинные, противные хвосты свисали из ячеек клетки и тащились по полу. Палач установил клетку у правой ноги Савмака, ухватил сильными руками его ступню и с силой воткнул большой палец ноги в ячейку клетки. Послышался треск раздираемой человеческой плоти, скрежет зубов и почти одновременно жуткий, леденящий кровь крик заглушил все остальные звуки. Палач, чуть помедлив, ударом ноги отпихнул клетку в сторону. От пальца на ноге пленника почти ничего не осталось: из живой раны фонтаном хлестала кровь, белела обглоданная кость. Палач проворно обмотал это место тряпицей, смоченной в какое-то масло. Это был большой мастер своего дела – через пару минут кровь была остановлена. Савмак теперь уже беззвучно рыдал, и по его щекам катились обжигающие слезы.