Текст книги "Игра в голос по-курайски"

Автор книги: Сергей Лексутов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

Так что, растянувшись на постели, Павел снова и снова возвращался мыслями к нынешней своей тусовке. Контингент был весьма непредсказуемым. Боже ж ты мой! Да если Игнат Баринов возомнил, будто Павел является его соперником… Да от Люськи всего можно ожидать! Растравила чувство ревности у Игната, надавила на жалость, представила себя невинной жертвой, соблазненной и подло покинутой коварным соблазнителем… Могла она себя представить этакой невинной жертвой, требующей защиты и отмщения? Да запросто! Павел только за эту зиму несколько раз наблюдал, как закаленные жизнью, повидавшие много женщин мужики, расслюнявливались и распускали сопли после пары дней близкого общения с ней, и начинали волками глядеть на него, Павла. Еще оставался отчим, который то ли изнасиловал Люську, то ли нет, то ли она сама ему отдалась, но человек он был опасный. Очень неплохой врач-нарколог, он имел в городе обширную частную практику. Люська несколько раз туманно намекала, что он выводил из запоя таких людей, и снимал ломку у таких воротил, что за одно упоминание их имен рядом с терминами «алкоголизм» и «наркомания» можно головы лишиться. Вполне мог, убедившись, что лакомый кусочек развратился окончательно и дозрел до нужной кондиции, обратиться к своим «крутым» клиентам с пустяковой просьбой устранить нахального и назойливого пожилого ухажера любимой доченьки.

Нащупав решение загадки, Павел освобождено вздохнул, прижался к теплой, мягкой Ольге и отдался сладкой истоме от выпитой малиновки. Мечтательно подумал, что неплохо было бы Ольгу трахнуть сейчас, но это уж совершенно несбыточная мечта. Попробуй, разбуди ее сейчас… Она сама его так трахнет, что потом долго не захочется…

Утром он проснулся свежим, полным сил и оптимизма. Собственно говоря, бояться нечего. Надо только несколько недель быть предельно осторожным, ведь на его месте возле Люськи Гера Светляков, вот пусть его и мочат. За удовольствия надо платить, дружище Гера…

Наскоро позавтракав, Павел собрал все ведра, которые можно было бить по дороге за грибами и обратно, на багажник приторочил двухведерную корзину Анны Сергеевны, и отправился за грибами.

Черная колея привычно бежала под переднее колесо велосипеда. Дорога была как всегда пустынна. Вот только ветерок был не ласковый, как в прошлый раз, а то и дело обдавал резкой осенней прохладой. И в лесах появились яркие желтые пятна, хоть большинство лесного народа и сопротивлялось приближению осени. То и дело попадались лужи, которые наматывали на колеса шматья густой грязи. Однако было терпимо, не велосипед ехал на Павле, а он худо-бедно ехал на велосипеде. Да и утешало соображение, что когда он поедет обратно, солнце и ветер уничтожат большинство этих луж.

Еще издали он увидел троих людей в камуфляже, сидящих на обочине. Приблизившись, разглядел, что это трое солдат с автоматами. Один из них лениво поднялся, встал возле колеи, автомат у него висел под мышкой, глядя стволом в землю. Солдат просто стоял, равнодушно разглядывая Павла, но он все же остановился на всякий случай, спросил:

– Чего это тут пост поставили? Случилось что?

Солдат спросил:

– Батя, у тебя закурить не найдется?

Павла неприятно скребануло обращение «батя», однако он вежливо ответил:

– Не курю. Видишь – спортсмен… Дак что, ехать то можно?

– А чего? Езжай… Тут, понимаешь, на прошлой неделе кое-кого замочили…

С нарочитым испугом Павел сообщил:

– Я на прошлой неделе тут белых с подосиновиками ведра четыре перемочил!..

Солдат вежливо усмехнулся, сказал лениво:

– Да ничего, продолжай, мочи… Только поглядывай. Если что найдешь – сообщи, ладно?

– А чего я тут могу найти? – удивился Павел.

– Да мало ли чего… Я тебя, батя, предупредил, а ты сам решай, ежели чего… – и он лениво отошел к товарищам, присел на расстеленную плащ-палатку.

Павел заметил, что там стоит полевой телефон, а провод убегает куда-то за колючку. Пожав плечам, он поехал дальше и вскоре забыл об этой мелочи, тем более что грибы начались в первом же околке.

Груздей было, завались, целыми семействами прятались под прошлогодней палой листвой. Глаз на них у Павла был наметанный, и вскоре все емкости заполнились. Рюкзак он под завязку набил ядреными подосиновиками и подберезовиками, грибы крепкие, не помнутся и не поломаются, грузди разложил по ведрам и в корзину, и уже в сумерках, таща велосипед на себе, выбрался на дорогу. Да-а… работа для настоящего трактора, переть тяжело нагруженный велосипед по высокой траве…

Тяжело отдыхиваясь и отирая пот, огляделся, пост остался далеко позади. Кое-как взгромоздился на велосипед и поехал к городу. Уже когда завиднелись огни военного городка, его обогнал военный «Зил» с будкой. Как знал Павел, на нем возили офицеров домой из расположения. Усталый, но довольный он уже в темноте дотащился до дому. По пути на него никто не наезжал, ни в прямом, ни в переносном смысле, и бритвами резать не пытались, так что предыдущие инциденты отдалились в призрачное прошлое, будто и не с ним происходили, а были увидены в кино.

После бани и малиновки, он совсем размяк, и даже подумал, что наваждение кончилось.

На следующий день было плановое собрание литобъединения. Павел раздал экземпляры своего рассказа и чувствовал себя именинником, поскольку товарищи проявили неподдельный интерес к его вещи. Один Игнат сидел насупившись, ни на что не обращая внимания, ни с кем не заговаривая. Люська сидела рядом с Герой, демонстрируя свое полное пренебрежение ко всем и ко всему.

Павел, было, решил не заговаривать с Игнатом, но так получилось, что они оказались вдвоем в курилке. Игнат мрачно курил, а Павел нерешительно топтался рядом. В конце концов, что-то его заставило заговорить, будто за язык потянули:

– Послушай, Игнат, я больше не имею никаких дел с Люсей…

– Да мне это по-барабану! – зло бросил Игнат. – Чего ты дергаешься? Подумаешь! Ты ее трахнул, потом я ее трахнул. Теперь Гера трахает – дело житейское… Не бери в голову. Было бы из-за чего… – плюнув на окурок, он зашвырнул его в урну, и вышел из курилки.

Павел опять выставил себя дураком, и от этого было невыносимо противно. Но рядом с Люськой любой аристократ время от времени выглядел бы полным идиотом, если бы только чуть-чуть расслабился и пошел у нее на поводу. Сразу было ясно, что Игнат не имеет никакого отношения к покушениям. Уж кого-кого, а Игната даже Люська со своим уникальным умением наводить психоз не могла бы держать за нервы дольше пары дней. А злится он потому, что где-то она все же успела его прилюдно окатить дерьмом. Павел просто ухватился за самое простое решение загадки. Что ж, остается отчим. Хотя… Ну не маньяк же он! У Люськи теперь Гера днями и ночами отирается, при чем тут Павел?! А вот подумать, что за всем этим стоит Гера – форменный идиотизм. Не те возможности. Игнат хотя бы работает на каком-то предприятии начальником отдела сбыта, а потому имеет кое-какие возможности. Но Гера… Инфантильный тип, живущий на иждивении у матери, которая из сил выбивается, чтобы заработать на прожитье себе и "творческой личности", своему сыночку ненаглядному, который уже раза три побывал в дурдоме, в отделении сумеречных состояний, то бишь лечился от депрессий.

Домой Павел добирался, используя классическую "рубку хвоста". Способ он сплагиаторствовал у какого-то детективщика. Стоял на остановке, как бы дожидаясь своего автобуса, но прыгнул совсем в другой, когда дверь его уже закрывалась. Из толпы, стоявшей на остановке, вроде бы никто не дернулся вслед за ним. Но это еще ни о чем не говорило, может, у них нервы крепкие. Собственно говоря, это было уже бессмысленно. Наверняка злоумышленникам уже известны все его маршруты по городу. Ну, хоть ради пакости заставить их голову поломать, куда это кролик сегодня поскакал? Сделав две пересадки, Павел подъехал к своему району совсем с другой стороны, и долго потом пробирался темными переулками, то и дело останавливаясь и прислушиваясь, не идет ли кто за ним? В голове пульсировала смутная мысль, а не изловить ли топтуна и не побеседовать ли с ним по душам в каком-нибудь укромном уголке?

Он долго крался к своей калитке, будто скрадывал токующего глухаря. Если топтуны его упустили, то логично предположить, что теперь ждут возле дома. Однако улица была пустынна, и никаких подозрительных теней не маячило.

Придя на работу, Павел, еще не доходя до служебного входа, услышал гуденье насоса. Бассейн, слава Богу, заработал. Как обычно, механик его не дождался, оставил наказ в вахтенном журнале; докачать воду до рабочего уровня и как следует прохлорировать. До рабочего уровня осталось сантиметров двадцать, и Павел отправился в спортзал. Тренировался со вкусом, с удовольствием, мышцы после летнего безделья быстро привыкали к нагрузке. Пожалуй, через недельку, когда выкопают картошку, можно будет возобновить и занятия в культуристической «качалке». Жаль, что в спортзале бассейна тренажеры специфические, и приспособлены для пловцов, мышцы на них как следует, не прокачаешь, Вот и приходилось Павлу раза два в неделю ходить в «качалку». Хорошо, ею заведовал старый знакомый Павла, и денег не требовал.

Павел познакомился и сдружился со многими культуристами, когда еще учился в университете. Его выгнали из университетского спортзала по состоянию здоровья, да и в соревнованиях участвовать он все равно не мог. Так что, пришлось самому себе спортзал строить.

Павел сразу сообразил, что ни в один серьезный спортзал его не пустят, с его-то травмами. А потому направился по вузовским спортзалам, поискать, не окажется ли там тренер менее принципиальным, нежели в университете. В мединституте тяжелоатлетического зала не оказалось, в пединституте, в котором контингент был поголовно женский – тем более. Так что последним вузовским спортзалом оказался спортзал политехнического, куда Павел и заявился как-то вечерком со своим спортивным снаряжением.

Тренер, медведеобразный мужик, ростом с Павла, но раза в два толще, сидел за столом в углу зала и играл в шахматы с одним из своих спортсменов. Зал был роскошный. На пяти помостах крепкие ребята гремели штангами. Павел подошел к тренеру, вежливо поздоровался. Тот, не отрывая взгляда от шахматной доски, произнес:

– Говори.

Павел, несколько шокированный манерами тренера, заговорил:

– Можно мне ходить в ваш зал тренироваться?

– Ну почему ж нельзя, ходи… А сколько поднимаешь? – тренер окинул его оценивающим взглядом.

Девяносто килограммов хорошо тренированных мышц при росте метр семьдесят семь сантиметров, для неопытного человека никогда не выглядят внушительно, но у тренера глаз был наметанный. Павел понимал, что при его травмах упражнения классического двоеборья смертельно опасны. Качать мышцы с помощь типичных культуристических упражнений, совсем другое дело. И решил попытаться обмануть тренера. Главное, зацепиться в спортзале, а там авось не выгонит. Килограммов девяносто в толчке он осилить сможет, уже потом, после ста килограммов начнет сказываться отсутствие двух ребер, да и последствия мозговой травмы тоже могут сказаться лишь на предельных нагрузках. Павел пошел в раздевалку, переодеться. Когда вернулся, тренер махнул рукой на свободный крайний помост:

– Давай, начни с полсотни. Сначала рывок. Ну, можешь размяться… – тут же спохватился он.

Павел не поднимал штангу приемами классического двоеборья со времен своей до армейской юности. Однако он наскоро размялся с пустым грифом, насадил на штангу две пятнашки и легко вырвал несколько раз с виса. Мышцы мгновенно вспомнили вбитые раз и навсегда навыки. Но из-за пустоты в грудной клетке внутри неприятно захолодело, будто сквознячок пробежал. На восьмидесяти килограммах Павел почувствовал, что вот-вот хрустнет в груди, к тому же его повело в сторону и перекосило. И он решил не искушать судьбу. Девяносто килограммов он легко выдернул вверх на вытянутые руки, но фиксировать не стал, бросил на помост. Потому как наибольшая опасность как раз бывает в момент фиксации, когда на руки обрушивается тяжеленная штанга.

Тренер удовлетворенно хмыкнул, сказал:

– Неплохо, неплохо… Давно не тренировался?

– Давно-о… – протянул Павел, прикладывая ладонь к груди.

Уродливый, узловатый рубец, с кочками поврежденных, но как следует прокачанных мышц, противно тянуло. Организм робко напоминал: – "Слышь, хозяин, угробишь ведь…" Павел решил промолчать о том, что когда готовился к поступлению в университет, постарался максимально восстановить подорванное здоровье в спортзале своего родного городка, расположенного в четырех часах езды от нынешнего места жительства, и носящего весьма многозначительное имя – "Урман".

Павел решил уменьшить риск, а потому толчок начал с семидесяти килограммов. Когда взял на грудь девяносто, явственно ощутил, как промежуток между ребрами сильно выпятился, даже кожа натянулась с резкой болью. Но все же он коряво то ли вытолкнул штангу, то ли выжал вверх на вытянутые руки, с ужасом ощущая, что кожа вот-вот лопнет, и из него повалятся внутренности. Его повело в сторону, и он неловко, косо, уронил штангу на помост.

Тренер оттопырил губу, проговорил глубокомысленно:

– Готовый полутяж… Через полгода первый разряд сделаешь. Только, чего это тебя все время в одну сторону перекашивает?..

Павел пожал плечами и ничего не сказал. А тренер снова занял место за столом. Павел подошел к скамейке для жима лежа. Чтобы поддерживать мышечный «корсет» на поврежденной грудной клетке, ему необходимо было, как можно больше тренироваться в жиме лежа под разными углами, и разными хватами. Чем он и занимался в своем родном спортзале, сразу же после возвращения из госпиталя. Там никто от него не требовал участия в соревнованиях, а поскольку штатного тренера не было, то и некому было запрещать заниматься культуризмом. Он начал жим лежа с пятидесяти килограмм, чтобы большим числом повторений как следует разогреть мышцы, между подходами знакомясь с ребятами. Контингент был весьма разнообразный, оказалось, что студентов политехнического было совсем немного, большинство уже работали, были и совсем пацаны, готовившиеся поступать в институт, но по большей части штангами гремели парни могучие.

Павел выполнял восьмой подход, на штанге было сто двадцать килограмм, и жал он ее на восемь раз, когда к нему присоединились двое ребят: Николай и Алексей. Алексей был на год-полтора старше Павла, а Николай, наоборот, моложе. Ростом Алексей был повыше Павла на пару сантиметров, а Николай, наоборот, пониже, но оба весили явно за сто килограммов, ближе к ста десяти. И были они страшно похожи друг на друга. Павел сначала подумал, что они братья, но оказалось, что они носят разные фамилии. Алексей, ухмыляясь, обратился к приятелю:

– Смотри, толстый, а новичок то здоровый, как сарай с пристройкой… Сто двадцать – на разы, как метлу…

– Здоровый, как тюрьма… – глубокомысленно поправил его Николай. – Как думаешь, длинный, почему он даже сотню не толкнул?

– Культури-ист… – протянул благодушно Алексей. – Мы пожмем с тобой, ладно?..

– А чего ж, жмите… – кивнул Павел. – Снимать-надевать много не придется, я сейчас на сто тридцать перейду…

Алексей подтолкнул локтем Николая:

– Видал? Я ж говорю – культурист.

Они сосредоточенно тренировались, по очереди, вкруговую, подходя к штанге, предупредительно снимая и надевая блины, так как каждый тренировался с разным весом. Павел остановился на ста тридцати, жал в десяти подходах по шесть раз. Алексей с Николаем дошли до ста шестидесяти. Покачав грудные мышцы и пресс на коне, Павел решил, что после перерыва в несколько дней для возобновления тренировок вполне достаточно, и так мышцы будут болеть зверски дня три, и пошел в душ. Он наслаждался под горячими струями, когда в душевую вошли Николай с Алексеем. Чтобы они не видели его бок, Павел неловко развернулся, спиной к кранам и лицом в темный угол, но вот ногу скрыть было невозможно. Алексей с Николаем заняли соседние кабинки. Некоторое время нежились под струями, потом Алексей высунулся из-за перегородки, спросил, кивая на ногу:

– Где это тебя так?

– В аварию попал, – лаконично обронил Павел.

Алексей скрылся за перегородкой, а Павел пошел к выходу. И надо же было так случиться, что Павел, на ходу вытирая голову полотенцем, не заметил тренера, и чуть не врезался в него. Тренер медленно поднял руку и слегка ткнул жесткими пальцами прямо в рубец на боку, проговорил потрясенно:

– У тебя же ребер нет… Твою мать… Ты же мог сдохнуть, прямо на помосте! А нога-то, нога… А я-то думаю, чего это ты таким старомодным способом на грудь берешь – в ножницы. С такой ногой в низкий сед не сядешь… Тебе ж нельзя классикой заниматься! Только культуризмом. А культуристы мне не нужны. Так что, извини, парень… – и он картинно развел руками. – У меня тут здоровым помостов не хватает.

В этот момент из душевой вышли Алексей с Николаем. Они принялись равнодушно вытираться полотенцами, казалось, не обращая внимания на инцидент. Тренер развернулся, всем своим видом показывая, что разговор окончен и ушел в зал.

Павел пошвырял в сумку свое спортивное снаряжение, зло проворчал:

– Помоста ему жалко…

Алексей вдруг спросил:

– А тебе что, тренироваться негде?

– В том то и дело, что негде… – безнадежным тоном пробормотал Павел. – Я в университете учусь, и там тоже в зал не пускают, говорят, помереть могу на помосте, а культуристы им не нужны. Что теперь, в инвалиды записываться?!

– А как ты смотришь насчет подвальчика?.. – он почему-то снизил голос до полушепота и при этом настороженно покосился на дверь зала.

– В смысле?.. – недоуменно спросил Павел.

– Пошли с нами, здесь не стоит разговаривать…

Павел пожал плечами:

– Ну, пошли…

Они проехали несколько остановок на трамвае, вылезли в районе, застроенном старыми домами, примерно пятидесятых годов постройки. Прошли немного в глубину микрорайона, подошли к одному из домов, Алексей отпер железную дверь рядом со входом в подъезд. Вниз вела длинная бетонная лестница. В конце ее виднелась в полумраке еще одна железная дверь. Они спустились вниз, Алексей отпер и ее. За ней оказалось просторное помещение без окон, размером примерно десять на десять метров. У дальней стены в свете тусклой лампочки поблескивали хромировкой две большие штанги и две маленькие, их обычно атлеты называют «народными». Лежала высокая стопа запасных блинов, выстроились в ряд гири и гантели.

Павел сказал:

– Здорово…

Николай прошелся по помещению, сказал:

– Надо пробить две отдушины для приточной и вытяжной вентиляции, потом все покрасить, дневной свет провести, ну и оборудование заказать. Тренажеры всякие. Деньги нужны. Сварщики дерут безбожно…

– Я бы и сам мог сварить… – раздумчиво протянул Павел. – Был бы сварочный аппарат…

Николай постоял с минут, задумчиво уставясь в угол, потом сказал:

– А это мысль… Со сварочником можно всякого-разного оборудования наделать… Ты где живешь? – обратился он к Павлу.

– В общаге университета…

– Че, не здешний, что ли?

– Ага… Я из Урмана… – Павел настороженно поглядел на друзей, чтобы проследить реакцию на такое заявление.

Алексей серьезным тоном уточнил:

– Из города, или из тайги?

– Из города, ессесно… – обронил Павел ядовито.

Николай сказал:

– Слышь, длинный, у тебя запасной комплект ключей был, дай ему. Пусть здесь тренируется, если ему негде. Заодно стены покрасит. Полы плиткой будем заделывать, когда достанем…

– А нас не выгонят отсюда? – нерешительно спросил Павел.

– Не выгонят. Мы раньше в этом районе жили, а домуправ наш родич. Так что в жэке мы уже договорились. Начальнику даже лучше, чтобы такой подвал под присмотром был. Мы это дело оформили, как детский спортивный клуб по гиревому спорту. Потому и гирь столько натаскали, нехай стоят.

Так и закончились мытарства Павла из-за того, что негде было тренироваться. С детства пристрастившись к спорту, он не мог обходиться без физических упражнений, даже получив увечья, которые закрыли ему дорогу в большой спорт. Да и только благодаря культуризму он не стал инвалидом, хотя врач при выписке из госпиталя ему это и пророчил. Для него было немыслимым делом, поддаться слабости, смириться с тем, что стал больным и увечным. Культуризм давал возможность лепить из своего тела все, что угодно, вот Павел и лепил, достиг неплохих результатов. Вот только противно было ощущать на себе гонение государства на культуризм, который оно вытеснило в подвалы. Оборудовать собственный спортзал, это, конечно, было здорово, но приходилось трудно; надо было по четыре раза в неделю проводить в подвале по пять-шесть часов, а то и больше, когда Николай организовывал какие-нибудь глобальные работы по монтажу нового тренажера, или тотальной застилке пола керамической плиткой, а потом наверстывать потери в учебе. Потому как Павел твердо нацелился поступить в аспирантуру, к тому же была надежная возможность, учился он на одни пятерки. Ну, не совсем на одни пятерки, но была большая вероятность получения красного диплома.

Алексей закончил политехнический, и работал мастером на заводе, а Николай заканчивал институт физкультуры и уже был мастером спорта по тяжелой атлетике. Павел лишь через несколько лет узнал, что они, и правда, были братьями, только воспитывались в разных семьях. Алексей – в новой семье отца, а Николай остался с матерью, которая заново вышла замуж и сына записала на свою новую фамилию. Родители после развода ни разу потом не встретились, зато братья были неразлучны. Алексей с Николаем не то что бы скрывали, что они братья, просто, они об этом не говорили. Поэтому мало кто знал об их близком родстве, считали, что они закадычные друзья.

Как-то Павел спросил Николая:

– А зачем тебе подвал, ты же скоро тренером станешь?..

Николай хмуро проговорил:

– Станешь тут тренером… В городе все вакансии забиты, распределят в какую-нибудь Тьмутаракань, где спортзал в полуразвалившемся сарае, а вместо штанги – коленвал от трактора, вот и ставь там тяжелую атлетику…

– А чего ж ты в физкультурный поступал?

– Молодой и дурной был, а подсказать было некому. С тяжелой атлетикой завязывать надо, пока не изуродовался окончательно. Вредно это: соревнования, предельные нагрузки, рывок-толчок… У всех тяжелоатлетов позвоночники травмированы и геморрой страшенный, кишка на полметра вылазит… Да и без химии результат не покажешь. Все химичатся, особенно те, кто в сборную страны входят, потому долго и не живут. В сорок лет – уже развалина. Я вот когда мастера делал, шестьдесят ампул вколол. Вредно это… Только в культуризме можно тонко варьировать и дозировать нагрузку, заниматься для здоровья, а не во вред. Да и никто не заставляет в соревнованиях участвовать, занимайся для себя хоть до пенсии, хоть до смерти…

Хоть Павел и подрабатывал сторожем, но жилось трудно. Зарплата и стипендия как раз составляли сотню рублей, а для оборудования спортзала приходилось каждый месяц по ползарплаты тратить. Приходилось покупать краску для стен, керамическую плитку для пола натаскали со стройки, за это пришлось споить сторожам ящика четыре водки. Зато сварочный аппарат достался даром, его стащили со стройки. Привязали веревки к поручням, продели в петли толстую трубу и полутора центнеровую тяжесть просто унесли на плечах. Для тренажеров трубы и прокат тоже натаскали со стройки. Павел сварку освоил за свою короткую трудовую деятельность в вагонном депо. Варил он так себе, разве что дугу кое-как умел держать, но, тем не менее, тренажеры получились на загляденье. У Николая были американские культуристические журналы, а Алексей, применив истинно инженерный творческий подход, разработал чертежи по образцам.

Николай набрал человек двадцать пацанов, использовал их на самых грязных подсобных работах, а когда спортзал был оборудован, покрашен, полы застелены плиткой, попросту выгнал их. Павла это возмутило, он пытался протестовать, но Николай невозмутимо заявил:

– Если не нравится, вали вслед за ними…

В светлом просторном спортзале тренироваться было очень приятно. К отсутствию окон он быстро привык. Это был как бы замкнутый сам на себя обособленный мир, никак не связанный с остальной жизнью Павла. Он учился в аспирантуре, парил в высочайших научных эмпиреях, но четыре раза в неделю уходил в простой, и даже примитивный, мир звона железа, физического напряжения, запаха пота, простых и незатейливых анекдотов и шуток. Физические нагрузки сделали свое дело, промежуток между ребрами перестал ощущаться, хромота окончательно прошла. Впрочем, и раньше нога при ходьбе не очень-то беспокоила. Прошагать за день тридцать-сорок километров Павлу ничего не стоило. Он даже стал похаживать раз в неделю в секцию самбо, которая, наконец, заработала в университетском спортзале. Тут тренер был не такой формалист, как в тяжелой атлетике. Да ему и самому нравилось побороться с девяностокилограммовым противником. Все остальные в секции, да и сам тренер, были сплошь мелкота, тянули меньше чем на семьдесят килограммов.

Наконец и материальное положение Павла начало помаленьку поправляться. Аспирант уже имел право вести часы, так что к аспирантской стипендии добавлялась еще доплата за преподавательскую работу. Павел даже перебрался, наконец, из общаги на квартиру. Конечно, он стоял на очереди на получение квартиры, но в университете даже кандидаты наук ждали очереди по два-три года. Так что, ему пришлось смириться с тем, что получение квартиры откладывалось до получения им кандидатской степени.

Когда от него ушла Вилена, странно, но он не испытывал такой тоски и боли, как после разрыва с Ритой, или после каждого "ухода навсегда" Люськи. Вилена была студенткой, а он уже аспирант, и она с первой встречи была тайно влюблена в него, а потом и явно не скрывала своих чувств. Он тоже влюбился в нее с первой встречи, и тоже долго не выказывал своих чувств. Может быть потому, что чувствовал – ничего у них не получится. И правда, не получилось.

Ольгу он встретил случайно, когда работал в пединституте. Она зачем-то приходила в институт, а он зашел на кафедру математики, когда она там сидела, и о чем-то разговаривала с заведующим кафедрой.

Ольга Илларионовна! – воскликнул заведующий кафедрой при виде Павла. – Вот с кем интересно было бы встреться вашим ребятишкам. Это наш преподаватель с кафедры биологии. Он живет весьма интересной жизнью, ходит в экспедиции в самые глухие места.

Ольга Илларионовна подняла взгляд, Павел увидел ее спокойные, внимательные зеленые глаза и внутренне вздрогнул. И, естественно, не смог отказаться от встречи с ее классом. Роман развивался стремительно, через три месяца они уже поженились. Ольге было уже двадцать восемь лет, и она никогда не была замужем, даже мужчин у нее не было, это выяснилось в первую же брачную ночь. Павел, в общем-то, довольно вяло попытался за ней ухаживать, но когда он впервые обнял ее, она так отчаянно и самозабвенно прижалась к нему, что у него слезы на глазах навернулись. То, что она до таких лет не успела обзавестись мужем, было довольно странно. Все было при ней; и точеная фигурка, и миловидное лицо. Потом уже, когда они пообщались подольше, Павел узнал, что она очень целеустремленная. Поставив себе цель окончить институт, она не отвлекалась на «пустяки». Потом училась в аспирантуре, готовила диссертацию, тоже не оставалось времени устраивать личную жизнь. Ее судьба оказалась схожей с судьбой Павла, тоже никак не удавалось защитить уже готовую диссертацию. Да и весьма сложно аспирантке-заочнице защитить диссертацию, это все знают. Женщине, кроме мозгов в голове, желательно еще иметь смазливое личико и гибкие принципы. Она и замуж-то вышла за Павла как-то буднично и бестрепетно, однако любила его самозабвенно, по-своему интеллектуально и душой. Потому как в сексуальном плане оказалась весьма прохладной.

Когда Павел ушел из института, она очень переживала. А когда увидела, что работа в ПТУ форменным образом убивает его, она сама настаивала, чтобы он искал работу поспокойнее. Павел упрямо хотел доработать учебный год, и доупрямился. Во время всеобщего угара и повальной погони за шальными деньгами он и своего спортзала лишился. Так что, пришлось идти на поклон к пацанам в грязную, плохо обустроенную «качалку». Пацаны, в конце концов, остались довольны. В бассейне имелся сварочный аппарат, и Павел в два счета сварганил им несколько «импортных» тренажеров, по чертежам Алексея.

Поколотив вволю руками и ногами по боксерскому мешку, Павел сходил в ванный зал, поглядеть, не набралась ли вода. Уровень как раз достиг пенных канавок, и, видимо, довольно давно. Плававшие на поверхности воды ошметья бурой пены исчезли, сплыли в канализацию. Он пошел в машинное отделение, закрыл задвижку, взял противогаз и направился в хлораторную, но тут раздался стук в дверь. С некоторых пор он, приходя на дежурство, стал запирать служебный вход. Слегка удивившись, кого это могла принести нелегкая, он подошел к двери и отодвинул засов. В проеме стояла Люська и смотрела на него диким взглядом, так, как только она одна умела смотреть. Бесповоротное решение выгнать ее, как только явится, мгновенно испарилось, Павел посторонился, и она прошла внутрь. Задвинув засов, он, как неприкаянный, побрел за ней, забыв, что собирался воду хлорировать. Люська резко повернулась и, глядя ему в глаза совершенно сумасшедшим взглядом, подняла руки и с неожиданной силой вцепилась ему в плечи, потом медленно сползла вниз, встала на колени, стянула с него тренировочные штаны и он почувствовал, как жадные губы ловят его самый чувствительный орган.

Только когда Люська ушла, он смог прохлорировать воду, потом пошел в душ. Медленно поворачиваясь под горячими струями, мрачно размышлял о своей раздвоенной жизни. С детства так и существует в разных, не соприкасающихся вселенных. Сначала университет и «качалка», теперь – слесарка сантехника и творческая элита общества. Н-да-а… Две вселенные, две бесконечности, две восьмерки, два знака бесконечности, вставшие дыбом, две параллельные вселенные – Ольга и Рита с Люськой…

Он любил Ольгу, его душа не могла обойтись без нее, без ее верной и самоотверженной идеалистической любви, а тело требовало вульгарного, горячего, бешеного секса, на который Ольга не была способна.

Да, в этих цифрах, обозначающих год, с самого начала виделось нечто мистическое. Павел вечно теперь обречен, жить в двух параллельных вселенных… Господи! Да в таком положении, и правда, можно получить раздвоение личности, как доктор Джекил и мистер Хайд. В одной вселенной он совершенно добропорядочный гражданин: науку двигает или творит литературные произведения, любит свою жену, а в другой – ворует, качает мышцы в подпольной «качалке» в компании полукриминалных элементов, трахает до предела развратную девчонку…