Текст книги "Тепла хватит на всех 5 (СИ)"

Автор книги: Сергей Котов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Когда я был в тридцати метрах от створа, внешний люк центрального шлюза станции медленно откинулся в сторону, открывая доступ во внутренний отсек.

Чуть замедлившись, я приблизился. «Стоя» внутрь шлюза попасть было невозможно – он оказался слишком мал для этого. Так что Вася скорректировал моё положение так, чтобы я вошёл головой вперёд.

На первый взгляд, не слишком безопасное решение – но фактически в моём распоряжении были руки, чтобы защититься от любого неловкого манёвра или случайного удара.

Я плавно залетел внутрь. Шлюз закрылся, и я оказался в полной темноте. Это было неожиданно. Потом я подумал, что вдруг результаты генетического анализа образцов местных людей были неверно интерпретированы и у нас есть более серьёзные отличия? Например, в зрении? Что, если они видят в другом диапазоне?

«Включить свет?» – спросил Вася, имея ввиду внешнюю подсветку скафандра.

Но ответить я не успел.

В шлюзе вспыхнула единственная лампочка. Она была расположена со стороны станции, внутри обрешеченного плафона.

Ещё через секунду я почувствовал лёгкий толчок.

«В отсек поступает воздух. Давление растёт», – прокомментировал Вася.

«Кажется, выравнивание давления закончилось. Показатели больше не растут, – добавил он спустя пару минут. – Химический состав атмосферы – груажанская норма. Кислорода двадцать один процент. Посторонние химические примеси и биологические угрозы не обнаружены».

«Что, „Сова“ может и биологию анализировать?» – удивился я.

«Это ж новая модификация, – ответил напарник. – Базовый функционал добавить было несложно, он реализован на молекулярном уровне».

«Ясно», – ответил я.

После чего дезактивировал шлем. Осторожно вдохнул воздух в шлюзе. Он отдавал металлом и немного озоном.

– Тейдан, как обстановка? – послышалось из единственного динамика, расположенного рядом с лампочкой. – Вижу, показатели давления сравнялись. Ты можешь попасть на борт. Для этого тебе нужно вручную разблокировать шлюз. Рукоятка разблокировки находится под лампой центрального освещения. Её нужно потянуть на себя и повернуть во внешнюю сторону.

Я посмотрел под лампу. Искомую рукоятку обнаружить было несложно: она была выкрашена в красный свет. Я потянулся к ней, взялся и потянул, упираясь ногами в комингс у основания люка. Рукоятка легко поддалась. После этого я её повернул в указанном направлении.

Внутри корпуса люка что-то щёлкнуло, он приоткрылся и начал плавно смещаться внутрь станции.

Я дождался, пока он откроется полностью, потом переместился так, чтобы снова оказаться головой вперёд и именно в таком положении двинулся внутрь станции.

Сразу за шлюзом находился рабочий отсек. На стене размещалась какая-то аппаратура, перемигивавшаяся разноцветными огнями.

А прямо в центре помещения висел прозрачный контейнер, в котором находились разные разноцветные коробки.

«Жень, похоже, это припасы. Еда, – прокомментировал Вася. – Тебя принимают как дорого гостя».

Халэр

Нас разделяла лишь прозрачная перегородка из какого-то полимера, натянутая прямо в центре жилого отсека. Я уже знал, что система обеспечения была полностью разделена. Обе части функционировали автономно. Моя часть модуля обеспечивалась штатной, а часть Айтэна – резервной.

По мне так всё равно барьер выглядел до ужаса ненадёжным. На месте командира я бы нервничал. Всё-таки биологическая опасность – это такое неприятное дело… да, если бы случилось что-то нехорошее, скорее всего, возможности медицинского отсека «Севера-2», или даже боты моего собственного иммунитета помогли бы предотвратить непоправимое. Вот только Айтэн об этом не знал. И я не спешил ему сообщать об этом.

Тем не менее, командир вёл себя совершенно спокойно. Занимался своими делами: следил за орбитой станции, контролировал ход экспериментов, которые решили не прерывать после моего появления. Готовил какие-то отчёты для своего ЦУПа.

В общем, ситуация была немного сюрреалистичной. Особенно если учесть, что практической необходимости в его присутствии во время карантина рядом со мной не было.

Иногда, отрываясь от своих дел, он глядел в мою сторону, кивал или улыбался. Реже задавал какие-то вопросы, которые казались мне малозначимыми. Например, удалось ли мне освоить прибор для удаления естественных отходов.

Мне, конечно, удалось. Хотя теоретически я мог пользоваться возможностями утилизации, которыми располагал скафандр, но не хотел этого делать. Даже не знаю почему. Возможно, это казалось нечестным по отношению к Айтэну. Да и система утилизации отходов тут тоже до смешного напоминала земную. И не просто земную – а именно российскую, потому что, например, насколько мне было известно, у китайцев конструкция несколько отличалась.

Вот и сейчас он снова поглядел на меня, кивнул и вдруг спросил:

– Почему ты решил лететь в космос, Тейдан?

Прозрачная мембрана была проницаема для звука, так что нам не приходилось использовать никакие технические устройства для того, чтобы общаться.

Вот неожиданности я чуть не подавился. Как раз перед этим я сделал пару глотков через трубочки из герметичного контейнера, пробуя на вкус оло – местный вариант стимулирующего напитка, содержащего вещество, идентичное по свойствам кофеину. Кстати, напиток был неплох: кисленький, с тонким ароматом. Я даже хотел покопаться в наведённой памяти, чтобы выяснить, из какого растения его производят, но вопрос Айтэна сбил меня с мысли.

Я посмотрел командиру в глаза. Тот терпеливо ждал, убрав в сторону наборную клавиатуру терминала связи. Та осталась парить в нескольких сантиметрах от рабочего места.

– Я не то, чтобы решил, – ответил я. – Сначала я получил приказ. Меня перевели из моего подразделения. А уже на месте я выяснил, чем именно мне придётся заниматься.

Кажется, Айтэн был искренне удивлён. Он смотрел некоторое время на меня округлившимися глазами, потом улыбнулся и сказал:

– Некоторые учёные считают, что юмор – это отличительная черта настоящего разума. Ты ведь пошутил, Тейдан, да?

Я вздохнул и покачал головой.

– Мы очень похожи внешне, – ответил я. – Генетически наши народы почти одно и то же. Но культура… культура всегда развивается быстрее биологии. Понимаешь? Мы всё-таки разные.

– Да… – немного растеряно ответил Айтэн. – Кажется, понимаю…

Он отвернулся и сделал вид, что снова погрузился в работу с терминалом. Но я заметил, что он несколько раз трогал клавиши, но так ничего и не набрал.

– Подожди-ка, Тейдан! – видимо, ему в голову пришла какая-то неожиданная мысль, и он снова отложил терминал, закрепив его в специальном удерживающем устройстве. – А откуда тебя перевели? Ты был кем-то ещё до того, как стал космонавтом?

– Да, я был военным, – ответил я.

Айтэн удивился ещё больше, если вообще это было возможно. Но теперь он хотя бы не делал вид, что снова хочет заняться работой. Я видел, что его разбирает любопытство; он балансировал между ним и между требованиями приличия, принятыми в груажанском обществе.

В конце концов, любопытство победило.

– Получается, вы всё ещё разделены? И ведёте войны между собой?

– Вели до недавнего времени, – ответил я. – С началом эры межзвёздных перелётов ситуация изменилась.

– Подожди… если ты – военный, значит, ты сам участвовал в войнах? И, значит, выход к звёздам случился прямо при тебе? – продолжал задавать вопросы командир.

– Верно. Я был первым человеком, который слетал к другой звезде и вернулся обратно.

В этот раз Айтэн молчал дольше, видимо, осмысливая сказанное.

– Я про военных читал только в детских исторических книжках, – снова заговорил он. – Честно говоря, там мало хорошего про них было написано. Считалось, что в диких условиях первобытных обществ часть людей не могли воспринять идею совместного проживания достаточно глубоко, и у них доминировали самые примитивные инстинкты. Ну то есть военные в нашей истории – это такие убийцы, с которыми общество вынуждено было мириться. Потому что конкурирующие модели тоже использовали таких же убийц…

Он запнулся, будто спохватившись.

– Ой. Извини, Тейдан, это не про тебя, конечно – я не считаю тебя убийцей или примитивным дикарём. Просто так нас учат. Я не ожидал, что в другом развитом мире может быть иначе.

«Осторожнее, Жень, – вдруг вмешался Вася. – Не уверен, что им стоит знать о паразитах».

«Разберусь», – ответил я.

– Я не обижаюсь.

Командир достал из фиксатора точно такой же пластиковый контейнер с оло, который был у меня в руке, проколол его трубочкой и сделал глоток. Было видно, что в нём снова борются правила приличия, осторожность и любопытство. И последнее снова победило.

Кажется, я даже начал понимать, почему в разумно устроенном обществе Груажан Айтэн попал именно в космонавты.

– Скажи, а ты действительно… участвовал в битвах? Или к этому времени военное сословие сохраняло номинальное название, но фактически войны уже были остановлены? – спросил он.

– Участвовал, – ответил я. Потом подумал немного и добавил: – я восстанавливался после ранения, когда пришло распоряжение о переводе. Которое и привело меня к звёздам.

– Ранения… – задумчиво повторил Айтэн.

– Слушай, да что мы всё обо мне да обо мне! – улыбнулся я. – Ты скажи лучше, как тебя самого в космонавты занесло?

Командир улыбнулся.

– Я с детства был очень любопытным, – ответил он. – Мама считала, что из меня вышел бы хороший учёный. Но мне не хватало терпения. И ещё я был склонен к риску. Мне нравилась опасность, хоть я и старался лишний раз родителей не нервировать. Поэтому наставники направили меня по этому пути.

– Скажи, ты женат? – спросил я.

Из наведённой памяти я знал, что институт брака на Груажан существует. Причём в очень похожем на обычный российский вариант виде, как союз одного мужчины и одной женщины. То же разделение прав и обязанностей. Имелись даже аналоги брачных договоров для особых случаев, когда супруги относились к привилегированным кастам, обладали властью или состоянием.

Айтэн приподнял левую бровь.

Опять что-то не так? Вопрос ведь простой, чему удивляться?

«Женя, смотри в следующий раз глубже», – сказал Вася сварливо.

Я не слишком вежливо прервал его до этого. И вообще мало уделял ему внимания – хватало разговоров с Дианой и Максом. И, кажется, мой напарник начинал немного обижаться.

«Что там?» – терпеливо спросил я, стараясь, чтобы мой мысленный тон был дружелюбным и внимательным.

«У них не принято создавать семьи с людьми рискованных профессий, – пояснил Вася. – А космонавт, безусловно, к ним относится».

Усилием воли я глубже нырнул в наведённую память. И немного прибалдел: полицейские, спасатели, пожарные, некоторые виды монтажников и моряков, лётчики-испытатели и космонавты у них были поражены в правах.

– Тейдан, я не могу жениться и заводить детей, – спокойно сказал Айтэн. – Разве у вас иначе?

– У нас… по-другому, да, – ответил я.

– Как в древние времена, – хмыкнул командир станции. – Но это ведь неразумно. Когда риск реальный – семья может остаться без кормильца. Дети без отца. Это очень… травмирует. Поэтому общество вынуждено защищаться от такого развития событий.

Он посмотрел на меня.

– А что, у тебя есть дети? – спросил он.

– Трое… – вздохнул я. Потом поправился: – Точнее, четверо. Но с четвёртым сложная история. Генетически он мой, но фактически мы познакомились, когда он уже был в сознательном возрасте.

– А-а-а, – кивнул Айтэн. – Ясно. Вы тоже забираете генетический материал у самых успешных халэров?

Аналога этого слова не было в русском. Но наведённая память мне быстро подсказала этимологию: корень «хал» – «край, предел», суффикс «эр» означает профессию. То есть, халэры – это те, кто на краю или на пределе.

– Нет. У нас нет такого обычая, – ответил я, пожав плечами.

– Как же так получилось с твоим четвёртым ребёнком?

– Ну, технически он первый. Самый старший, – ответил я. – Но там реально сложно, долго объяснять.

Мне совершенно не хотелось вдаваться в подробности того, что происходило на О-деа. Не то, чтобы я собирался утаивать эту информацию от потенциальных союзников – но, по крайней мере, сначала надо было дождаться встречи с Советом и обозначения позиций.

– Ясно, – кивнул Айтэн. – У нас всё просто: халэры могут стать биологическими родителями тогда, когда становятся лучшими в своей профессии или совершают что-то особенно героическое. У них… то есть, у нас. Я ведь тоже халэр, чтобы ты понимал. У нас забирают генетический материал для того, чтобы передать какой-нибудь бездетной паре. Для них это счастье и особый почёт. Хотя тайна рождения ребёнка никогда не раскрывается. Халэр лишь знает, что где-то есть его дети. Считается, что для нас этого достаточно, чтобы сохранять мотивацию. Ну и популяция не теряет генетическое разнообразие. А то со временем халэр бы вымерли, и некому было бы делать опасную работу.

Он улыбнулся.

Я потрогал бороду. Её, кстати, не мешало бы подстричь – а то так скоро стану похож на какого-нибудь классика…

«Если хочешь – уберу бороду с помощью иммунитета», – тут же предложил Вася.

Я сдержался, чтобы снова не нагрубить своему напарнику. Он ведь действительно хочет как лучше…

«Её надо подстричь, а не убирать, – ответил я. – Но спасибо за предложение».

«Укоротить сложнее, ровно не получится, волосы слишком тонкие, боты сложно откалибровать и…»

«Вась, да не парься. Правда. Я это так подумал».

– У меня теперь тоже будут дети, – сказал командир станции, не переставая улыбаться. – Скорее всего, даже несколько.

– Подожди… это потому, что ты остался на станции? – спросил я.

– Да, – кивнул он. – Совет посчитал это крайне опасным решением. Статистики посчитали, что вероятность плохого исхода для меня – больше пятидесяти процентов.

Я вздохнул и снова посмотрел на тонкую мембрану, которая нас разделяла.

– Мы… очень разные, – сказал я.

– Понимаю, – кивнул Айтэн. – С виду ты совсем как обычный парень. Похож на халэр. У тебя в глазах есть что-то такое… говорят, у всех наших есть. Раньше я как-то внимания не обращал на такие разговоры, но теперь вижу: похоже, они правдивы.

– Если бы ты вырос на Земле, ты бы ничем от меня не отличался, – улыбнулся я.

– Думаешь, я бы тоже стал военным? – кажется, командир немного испугался такой перспективы. Если я правильно понял его выражение лица.

– Нет, просто… – я вздохнул. – Просто у тебя не было бы повода удивляться, узнавая о разных обычаях.

– Наверно.

Айтэн снова улыбнулся.

– Знаешь, Тейдан. Я надеюсь, что ты благополучно вернёшься к своей жене на Землю. Всё-таки трое детей – это большая ответственность.

И вот как ему сказать?..

«Женя, а надо ли?» – снова объявился напарник.

«Надо, Вася. Надо!»

– Технически мы не женаты, – ответил я. – И там три женщины.

Айтэн всё-таки засмеялся. Правда, немного нервно. Я спокойно ждал, пока он успокоится.

– Подожди… ну не может быть, чтобы и сейчас ты не шутил? Говорят, у всех халэр особое чувство юмора, поэтому мы шутим только среди своих. А ты, получается, особенный халэр!

– Айтэн, я говорю правду, – сказал я.

– Но как это технически возможно? Твои дети рождались вне брака? У нас это считается… ну как бы тебе сказать? Не очень хорошо.

– У нас тоже. Поэтому, чтобы дети родились законно, я последовательно женился и развёлся со всеми тремя, – ответил я.

– И они не были против?

– Они подруги.

Айтэн потёр подбородок, видимо, бессознательно скопировав мой жест.

– Слушай, не пойми меня превратно, – спохватился я. – Моя ситуация она и для Земли тоже довольно необычна. Это… не слишком распространено. Так, в принципе, у нас такие же семьи, как и у вас. Брак, верность, дети. У нас ценности-то общие.

– А. Вот как.

– Ну, да. Извини, надо было сразу сказать.

– Но халэр у вас имеют право заключать браки и рожать детей, так?

– Имеют, как и все.

– Наверно, мне бы у вас понравилось…

– Наверняка у тебя будет возможность посетить Землю, – ответил я. – Может, даже на вашем первом звездолёте.

Айтэн явно смутился и опустил взгляд.

– Для меня было бы честью, – сказал он. – Но такие вещи у нас делаются только с разрешения Совета.

«Поздравляю, Женя! – мысленно вздохнул Вася. – Ты официально пригласил его к нам. Слушай, ты хоть изредка пользуйся тем, что я тебе записал, а?»

«Ну пригласил и пригласил, – ответил я. – Между прочим, по своему дипломатическому статусу могу!»

Но на всякий случай я действительно полез в память. И, конечно же, выяснил новые детали.

Я не просто пригласил Айтэна к себе. Я совершил жест, который в культуре Груажан трактуется как высшее проявление дружбы.

– Тебе понравится, – пообещал я, глядя Айтэну в глаза.

Кажется, космонавт в тот момент желал провалиться на месте – настолько он был смущён.

– Спасибо, – выдавил он. – Знаешь, Тейдан, я не жалею, что согласился с Советом и пошёл на риск. Дело даже не только в детях. В тебе есть что-то такое. Знаю, это странно – но я тебе доверяю. Возможно, мы на самом деле станем друзьями. По крайней мере, у нас ещё будет достаточно времени наедине, чтобы узнать друг друга поближе.

«Вась, кстати, как там моя иммунка? – спросил я. – Скоро замещение завершится?»

«Местный микробиом уже прижился, – ответил напарник. – Но нужно пройти несколько контрольных точек, чтобы убедиться, что в тебе не осталось земных штаммов, которые могут быть опасными для местных. Тут, понимаешь, спешку мы не можем себе позволить. Я бы сказал, одни местные сутки, или тридцать земных часов».

Я посмотрел на большое табло с местными часами, которое располагалось над центральным постом управления. По времени станции на борту был вечер.

– Думаю, завтра мы сможем снять барьер, – сказал я. – Это будет безопасно.

Айтэн чуть нахмурился.

– Специалисты биологи, назначенные Советом, говорили о двух десятинах, – ответил он.

Здесь, на Груажан, как и на Нарайе, существовал десятидневный аналог недели. Возможно, так складывалось потому, что в планет не было естественных спутников, которые могли бы усложнить систему.

– Нет, мой организм управится раньше, – заверил я.

– Тейдан, для обычного человека на Груажан это невозможно, – сказал командир. – Я углубленно изучал биологию, как дополнение к профессии. На станции проводится много экспериментов этой направленности.

– У нас есть специальные технические средства, которые позволяют сильно ускорить процесс.

– Если так, то вы сильно обгоняете нас в научно-техническом развитии.

– Я никогда не утверждал обратного, – улыбнулся я.

Айтэн взялся за край своего рабочего ложемента, повернулся ко мне корпусом. Потом чуть оттолкнулся и подплыл вплотную к мембране, которая разделяла нас. Приложил раскрытую ладонь к прозрачному барьеру.

Повинуясь каком-то наитию, я сделал то же самое.

Через материал я почувствовал тепло его ладони.

– Дружба – это доверие, Тейдан, – улыбнулся Айтэн. – Я хочу рискнуть и довериться тебе. Мне почему-то кажется, что мы действительно друзья.

Игра

На следующие груажанские сутки, прямо с утра, Вася торжественно сообщил, что я теперь совершенно безопасен для местной биосферы. За завтраком я передал эту информацию Айтэну. Тот передал её в ЦУП. Теоретически я мог сделать это сам – в моей части станции находился дублирующий комплекс связи, и меня даже снабдили подробной инструкцией по его использованию. Я с благодарностью её принял, хоть, по большому счёту, в дополнительной информации не нуждался – ведь у меня был Вася и наведённая память. Но эти карты перед местными раскрывать было бы неразумно. По крайней мере, на этом этапе контакта.

Ответ на моё сообщение пришёл быстро, почти мгновенно. Причём не голосом, а в виде текстового сообщения на терминале Айтэна.

«Вылет контрольной биологической бригады через два часа. Сближение и стыковка в течение суток. До получения нужных данных груажанскими учёными рекомендуется сохранить протокол изоляции», – прочитал командир вслух.

Формулировка была осторожной. «Рекомендуется». Значит, моё мнение учитывают и не хотят входить в конфликт.

Что ж, меня это вполне устраивало.

С бортом «Севера-2» теоретически можно было связаться через терминал на станции. Но куда удобнее и надёжнее было делать это через Васю и системы самого корабля. С помощью квантовой связи. Радиоканал я использовать не мог – станция была ориентирована так, что корабль не попадал в зону прямой видимости в иллюминатор «моего» сегмента. Было ли сделано это специально, чтобы я не имел возможности связаться со своими в обход груажанских систем, или же просто так совпало? Риторический вопрос. Груажанцы дипломатичны, осторожны, но далеко не дураки. Конечно, они пытаются защищать собственные интересы там, где это возможно. Вот только про квантовую связь пока что не знают.

Можно было устроить какой-нибудь демонстративный сеанс связи, чтобы уверить их в мнимом контроле над каналом коммуникации, но я не стал этого делать. Именно потому, что очень сложно было бы избавиться от признаков демонстрации. Мы с Максом или Дианой не настолько хорошие актёры, чтобы рисковать.

«Вась, отправь „Северу-2“ информацию, что прибытие биологов намечено на завтра», – мысленно попросил я.

«Сделано, Тейдан», – ответил Вася.

– Если ты настаиваешь, барьер можем убрать в любое время, – сказал Айтэн. – Тогда биологам придётся работать в скафандрах, но процедуру всё равно придётся завершить. Мы договаривались об этом.

– Да не вопрос, – я равнодушно пожал плечами. – Пускай висит, раз так удобнее.

– Спасибо, – кивнул командир.

Однако вместо того, чтобы отвернуться к рабочему терминалу или «уплыть» в отсек с экспериментальным оборудованием, где он проводил большую часть времени, Айтэн продолжал смотреть на меня.

– Да? Ты что-то спросить хотел?

– Слушай, такое дело… я понимаю, что ты на работе, и не знаю, как это принято в вашей культуре. В общем, если вдруг это что-то неприличное – то не обращай внимания, пожалуйста, ладно? – попросил Айтэн.

– Да не вопрос, – повторил я. – Не буду.

– Кстати, хотел спросить – это вот выражение «не вопрос». Я понял, что оно выражает согласие. Оно означает, что в вашей культуре не принято между друзьями задавать вопросы? Извини если что.

Я улыбнулся.

«Женя, ну внимательнее надо быть. Ты с ним общаешься как со своим! И совсем не пользуешься наведённой памятью!» – мысленно сказал Вася.

– Нет, это просто выражение такое, – ответил я. – Значит, я готов на предложение без вопросов и уточнений. Дружеский ответ.

– Хорошее выражение, – кивнул Айтэн. – Мне нравится!

Кстати, кивки на Груажан означали то же самое, что и на Земле в большинстве культур – выражение согласия.

Командир станции продолжал глядеть мне в глаза. Разговор явно не был закончен.

– Ещё что-то? – уточнил я на всякий случай.

– Да. В общем, у нас есть одна традиция… она особенно популярна среди халэр, но и обычные люди тоже… скорее, даже большинство… они, в общем… как бы это сказать… – он запнулся, пытаясь собраться с мыслями. Я терпеливо ждал. – У нас есть традиция следить за одной игрой. Со стороны, я понимаю, это может показаться странным, но для нас она имеет очень большое значение. Она называется ретхал.

Смысл названия я уловил сразу: «рет» на общем диалекте означает «удар кулаком», а «хал» в зависимости от контекста означает «сила» или «дыхание». Что ж, название достаточно агрессивное!

– Она проводится на специальных платформах в море, хотя изначально для этого использовались обычные промысловые корабли. Просто две команды договаривались, сбрасывались – и чьё-то судно служило площадкой. Задача одной команды – донести хум до клотика грот-мачты. Соответственно, другая команда должна ей во что бы то ни стало помешать. Потеря хума – проигрыш команды. Если обе команды в равных матчах донесли хум до клотика – то счёт идёт по времени. Победившей считается та команда, которая сделала это быстрее. Да, чем хуже погодные условия по время матча – тем больше людей за ним смотрят и больше почёта игрокам.

– Интересно! – улыбнулся я.

– Правда? – заинтересовался Айтэн. – Может, у вас есть что-то похожее?

– Ну вообще у нас много разных спортивных соревнований, – ответил я. – Есть даже игры, во время которых состязания проводятся по разным видам спорта, как по командным, так и по индивидуальным…

Пока я говорил, в моей голове начала раскручиваться нить наведённой памяти. Конечно, спортивная система была и на Груажан. Со своими фаворитами, болельщиками архипелагов и так далее. Однако упомянутая Айтэном игра занимала особое положение. В ней не участвовали профессиональные спортсмены – только представители халэр. А ещё она отличалась исключительной опасностью для участников и почти полным отсутствием ограничивающих правил. Игроки в процессе могли даже сознательно убивать друг друга! Правда, использование какого-либо оружия или даже подручных средств категорически запрещалось.

– Нет-нет, это другое, – улыбнулся Айтэн. – Это не совсем спорт. Точнее, спорт, конечно – но с минимальными ограничениями. Понимаешь, наш мир отказался от любых войн для построения гармоничного общества. Мы просто не можем себе их позволить – у нас слишком мало ресурсов. Но наши социологи, после многолетних изысканий по заданию Совета Мудрейших обнаружили, что вообще-то люди склонны воевать. Особенно мужчины.

Он внимательно наблюдал за моей реакцией. Я, опасаясь, что он может в любой момент закрыться, улыбался, стараясь, чтобы моя улыбка выглядела как можно более искренней и дружелюбной.

– По данным учёных, от одного до трёх процентов мужчин рождаются с потребностью убивать. Она тесно связана с жаждой власти, одной из базовых потребностей, заложенной в древние слои нашего мозга. Ещё до десяти процентов могут легко адаптироваться к убийствам ситуативно. Именно эти люди в древние времена составляли костяк армий, которые воевали друг с другом за ресурсы, – приободрившись, продолжал Айтэн. – В древние времена именно из этого одного процента вырастали правители, основатели династий, создатели народов. Проблема в том, что это свойство по наследству не передаётся! Игра генетики: любой может родится таким. И, если в обществе нет войн – такой человек становится очень опасен. Понимаешь?

«Вася?» – мысленно позвал я.

«Знаю, Женя, – отозвался невидимый напарник. – Да, недоглядели. Да, мало информации собрали. Да, поверхностно прошлись по обществу…»

«Мы, блин, сериальчики смотрели!»

«Согласен. Искали подвоха, не замечая слона в комнате. С другой стороны, от них следовало такого ожидать – это же меритократия!»

«Вопрос только в том: специально или нет?»

«Подозреваешь Сергеича?»

«Всегда. Вопрос только в чём именно… понимаешь, в этот мир должна была прийти Диана. Пожалуй, самая невоенная из нас. Да?»

«Это как раз логично: представить нас в лучшем свете перед местными».

«Получается, он знал?»

– Тейдан? – окликнул меня Айтэн. – У вас ведь должно быть примерно так же… если вы тоже люди.

– У нас есть… были войны, до недавнего времени, – ответил я. – И, боюсь, они не закончены. Только теперь мы будем готовиться воевать уже не с людьми.

«Женя, осторожнее!» – вмешался Вася.

Честно говоря, меня начинала подбешивать его манера мешать мои имена. Но, с другой стороны, я не хотел его останавливать. Его отношение давало мне какую-то точку опоры, что ли. Понимание того, кого сейчас во мне больше: Жени или Тейдана.

– Я хочу предложить тебе посмотреть игру, – сказал Айтэн, снова глядя мне в глаза.

В этот раз я не стал торопиться с ответом. Залез в наведённую память. Однако там не нашёл никаких сведений насчёт того, как относится к такому приглашению.

«Мы недостаточно глубоко ныряли», – прокомментировал мои поиски Вася.

– Конечно, Айтэн, – кивнул я. – Я с радостью и благодарностью.

Командир станции просиял так, будто я подарил ему «Север-2». Ну или хотя бы гарантированную возможность прокатиться на нём до Земли.

На Груажан всё ещё широко использовались электронно-лучевые трубки для телеэкранов, хотя ЖК технология уже развивалась. Это было видно по нескольким монохромным индикаторам и вспомогательным табло на основном пульте.

Трансляцию игры с Земли Айтэн вывел на главный экран. Он занимал примерно половину переборки, но всё равно по земным меркам был крошечным, сантиметров семьдесят в диагонали. К тому же, он был квадратными.

– За кого болеть будешь? – предложил Айтэн.

Я почесал бороду и снова полез в память, на всякий случай. Не хотелось бы нарваться на подвох. Но никаких полезных сведений опять не обнаружил.

Тогда я просто ответил так, как хотел:

– За атакующих.

Командир улыбнулся.

– Хороший выбор. Я буду болеть за обороняющихся в первой схватке, – ответил он. – У нас так принято. Иначе не так интересно смотреть в компании.

– Логично, – согласился я.

– Ещё у нас иногда делают ставки, – продолжал командир станции. – Правда, не на деньги, это строго запрещено. Обычно выбирают какое-либо действие. Ну, или личные вещи, не слишком ценные.

– Мы будем что-то ставить? – спросил я, ухмыльнувшись.

– Если ты хочешь.

– А с друзьями ты как? Ставишь обычно что-то?

– Конечно!

– Ну давай тогда подумаем, что мы можем поставить.

Айтэн оттолкнулся от пульта, подплыл к прозрачной перегородке.

– Знаю, это будет немного нечестно по отношению к биологам, – сказал он. – Но протоколом это не запрещено. Особенно если мы с тобой договорились посмотреть матч. Поэтому предлагаю сыграть на барьер. Выигрывает твоя команда – и мы его снимаем.

– Что ж, идёт, – ответил я. – А точно биологи не сильно расстроятся?

– У них будет повод работать быстрее, – улыбнулся Айтэн.

Трансляция началась с какой-то бравурной музыки. Потом на экране появился императорский цветок. Затем небольшая кабинка с прозрачным внешним остеклением. Она находилась на чём-то похожем на стрелу крана, закреплённую на краю большой морской платформы. Внутри сидели два мужика в спортивных костюмах, в наушниках и с микрофонами. Ведущие-комментаторы.

Платформа была похожа на настоящую нефтяную вышку; на ней тоже хватало разного рода помещений, контейнеров, мачт, ферм. Особенно выделялась грот-мачта – огромная решётчатая ферма, поднимающаяся едва ли не на тридцать метров в высоту, на вершине которой находился тот самый «клотик», о котором говорил Айтэн – небольшая плоская площадка.

Дополняла картину штормовая погода, сильный ливень, ветер и волны, то и дело разбивающиеся в мелкие брызги о крутые металлические бока платформы.

– Приветствуем всех подданных Империи Груажан! – сказал один из них, широко улыбаясь. – Особенно халэр и сочувствующих!

– Сегодня знаковый матч! Команды Трайминских Хвостодыров и Айланских Молотов не встречались два года!

– Итак, только сегодня, только под штормовым небом Западной Уйлэнтики! Четверть!!! Фи-и-и-нал!!! – закричал первый ведущий.

Я заметил, как Айтэн сжал левый кулак и вскинул его над головой, вроде как в приветствии.

На этом вводная часть закончилась. Начался сам матч.