Текст книги "Драго. Том 2 (СИ)"

Автор книги: Сергей Извольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

– Почти не повредил, – коротко поклонившись, сообщил я Илоне.

Она уже вскочила на ноги, от восторга хлопала в ладоши. Что говорит о чем? Правильно, это говорит о том, что она все видела и поняла – вон большинство зрителей еще не врубаются, что произошло.

Что значит то, что Илона все поняла? Это значит, что смотреть в замедленном времени она умеет. А это непростое умение, и есть большая вероятность, что если Илоне доведется спуститься на арену, показать она сама может что-то посерьезнее, чем только что продемонстрированное Парагоном.

Ладно, запомним на всякий случай.

Илона что-то мне кричала, но в этот миг все в зале перекрыл громкий визг Лиззи Джей. Она, хлопая в ладоши, резво вскочила из-за стола, потрясая своими потрясающими объемами.

При взгляде на искреннюю радость Лиззи Джей мне стало вдруг очень тепло и приятно. И даже немного стыдно за иногда пренебрежительные мысли в сторону ее комплекции. Хорошего человека должно быть много, умный человек наверняка такое сказал.

И еще от подобных мыслей мне вдруг неожиданно даже легче стало. Воистину, красота и доброта спасут мир – потому что, когда я акцентировал внимание на благодарных мыслях в сторону Лиззи Джей, головная боль отступила.

«Только надо бы, чтобы красота и доброта были вооружены», – подсказал внутренний голос, заставляя вернуться в реальность.

Ничего еще не кончилось, все только начинается. Причем начинается самая дикая часть моего замысла.

– Вольфганг, друг дорогой! – крикнул я, подняв взгляд наверх. И слегка щурясь, пытаясь найти среди темных силуэтов Вернера.

– Вольфганг, я показал, что не только умею анекдоты рассказывать. Готов ли ты показать, что сам умеешь не только складно ртом работать?

Если уж пошел черед использования запрещенных приемов, то почему бы и не да.

На результат, если честно, я не особо рассчитывал. Но не стоит недооценивать предсказуемость тупизны – атакам которой ситуативно могут быть подвержены даже самые умные и мудрые люди.

Вольфганг Вернер, специальный оперативный сотрудник Транспортной Полиции Протектората Танганьика, стаскивая с себя пиджак, подошел к краю. Без задержек избавился он и от брюк. И подождав, пока окончательно опустятся прозрачные заграждения, он подошел к краю.

«Идиот!» – с интонацией Папанова подсказал мне внутренний голос.

«Заткнись!» – ответил я ему, не в силах поверить в невероятную удачу.

Вернер спрыгнул вниз.

Вот теперь счет шел даже не на секунды, на мгновения.

«Чумба!!!» – мысленно и истошно, со всей ментальной силой закричал я, находя взглядом силуэт бурбона.

Чумба отреагировал мгновенно – ничуть не удивляясь услышанному зову, он мягко и стремительно поднялся. Подходить к краю чаши бурбон даже не стал. Пробежавшись несколько шагов и оттолкнувшись, сделав это практически незаметно взгляду, Чумба взлетел в воздух и с скрежетом когтей приземлился рядом со мной. Причем приземлился, упав на одно колено, опустив голову. Демонстрируя свое повиновение.

У меня, в прошлой жизни в прошлом мире, был друг немец. Самый настоящий, еврей из Штутгарта. Так вот он, после пары прецедентов, любил в разговорах со мной часто повторять, говоря при этом на русском с ужасным немецким акцентом: «Говорила мне моя бабушка, никогда не пей с русскими!»

Не нужно было Вернеру соглашаться на предложенное мной пиво. Все, пошла жара: восприятие времени сразу ускорилось. Рот Вернера при «прибытии» Чумбы для меня только-только начал открываться. И его крайнее удивление от происходящего я уже чувствовал вполне осязаемо. Вернер, который для меня так все еще и открывал рот, просто не верил в то, что я сейчас делаю. Причем судя по отклику эмоций, он сейчас еще даже не знал – то ли возмущаться, то ли смеяться.

Я же, догоняя время, стараясь не упустить представившуюся возможность, очень торопился. Пока не очухался и не сбежал самостоятельно спустившийся в чашу арены Вернер, уже всерьез чувствующий запах жареного.

«Не сдерживайся», – мысленно произнес я, обращаясь к Чумбе.

Все, побоку внешний вид и степенную неторопливость. Нужно ковать железо, пока горячо и пока все не обломилось. Поэтому, все еще в ускоренном времени, я поставил ногу на плечо Чумбе, отталкиваясь – в этот момент бурбон еще и выпрямился. Меня как катапультой из чаши выкинуло. Причем прилетел наверх я, почти снеся стол, за которым сидели студентки частной школы или пансиона. Одна из которых совсем недавно, распахнув блузку, предлагала мне оценить ее бюстгальтер.

Она как раз оказалась ближе всех ко мне и пьяно взвизгнула от неожиданности. Я же оперся о стол и обернулся к чаше арены, где Чумба уже расправил костяные гребни. Все же Вернер намного более серьезный противник чем Пэн Вэйминь, и достоин поднятых гребней кровавого бурбона.

– Эй-эй, постой! – кричал мне Вернер вслед. – Это не…

Слова его звучали для меня растянуто, медленно-медленно. Но ускорение времени заканчивалось, зрители начали понемногу озадачиваться происходящим; еще немного, и поединок может не состояться. Еще мгновение-два, и диктор придет в себя, или спутники Вернера вмешаются.

Но мне улыбнулась удача – совсем рядом, очень подходяще, катил тележку с едой официант. Пробило кого-то на плотный поздний ужин. Впрочем, после недавнего масштабного веселья, сие неудивительно.

Я выхватил с тележки поднос, накрытый выгнутой металлической крышкой, используемой для пафосной подачи еды. Сама еда внутри под крышкой тоже наверняка была пафосной, что-то из высокой кухни. Но полетела низко – прямо на пол.

– Поединок начинается! – громко закричал я и со звоном хлопнул крышкой по пустому подносу.

Вернер был профессионалом, и попытки что-то сказать прекратил и подобрался, чтобы встретить Чумбу. Он даже, по идее нарушая правила поединков, выхватил пистолет и начал стрелять.

У меня ощутимо екнуло сердце – я увидел, как пути попадают в бурбона. Время для меня замедлилось, и я прекрасно видел, как сразу две пули попадают Чумбе в нижнюю челюсть, дробя кость и пробивая шею. Я видел, как сразу три, уже четыре пули проходят через грудь Чумбы насквозь, вылетая из спины вместе с плотью и шлейфом крови. Но чтобы остановить бурбона, этого оказалось мало – Чумба уже оказался рядом с противником.

Руку с пистолетом он отрубил, а после насадил Вернера на костяные мечи, и врезался вместе с ним в стену. Наверное, не будь челюсть Чумбы в клочья разворочена выстрелами, он бы откусил Вернеру голову. Но вместо этого бурбон вырвал из его груди костяные мечи, и втянув их в предплечья, с ревом заработал когтями, превращая верхнюю половину тела Вернера в месиво.

Кровавые ошметки взлетали так высоко, что даже заляпали банные халаты молодых британцев, которые подбежали и навалились на ограждение парапета, наблюдая за расправой и стараясь не упустить малейших деталей.

Им было интересно, и никто даже не возмущался – Вернер ведь сам вниз спрыгнул.

Когда Чумба, немного пошатываясь, отошел от того, что недавно было Вольфгангом Вернером, в зале некоторое время стояла мертвая тишина. Которую вдруг нарушил скрежет шевеления – это поверженный мною Парагон, который так и валялся на разбитом падением кафеле, начал приходить в себя.

И только после очень долгих беззвучных секунд, раздались размеренные хлопки. Это Илона поднялась с места и подняв руки, истово хлопала в ладоши.

– Дра-го! Дра-го! – визгливо закричала Илона, и ее крики подхватили присутствующие зрители.

Ну теперь уж точно место на ближайший турнир в замок мне забронировано.

Если, конечно, я смогу сдержаться и не прибью Илону еще сегодня. Но я надеюсь обойдется без этого – сейчас под шумок можно удалиться с мероприятия. Сказать, что Чумбу нужно лечить (хотя бурбоны самостоятельно регенерируют бешеными темпами), или что мне самому лечиться нужно. Можно сказать, что я допустим палец в схватке с Парагоном ушиб.

В общем, надо скорее что-нибудь придумать, и делать ноги. Уходить отсюда, чтобы как можно скорее очутиться рядом с Николеттой и почувствовать ее успокаивающие прикосновений, от которых уходит тупая давящая боль. От которой, от боли, помогает еще, как я сегодня неожиданно выяснил, искренняя радость и доброта.

Вот только… место здесь такое, что доброта почти не водится.

Глава 20

Проснувшись, я даже задержал дыхание и прислушался к ощущениям. Осторожно, не в силах полностью поверить в происходящее – наслаждаясь чистотой сознания и отсутствием головной боли.

Господи, как же мне хорошо.

В такие моменты начинаешь понимать, что иногда счастье – это очень просто. Когда у тебя ничего не болит, ничего не давит тревожностью, не нужно усилием собирать мысли в кучу, и вообще все прекрасно, потому что наконец получилось банально полноценно поспать. Причем, судя по чувствующимся даже через закрытые глаза ярким лучам заглядывавшего в окна солнца, спал я точно не меньше пяти часов. Вероятно, даже побольше – первый полноценный сон за долгое время.

Открыв глаза, я чуть повернул голову, осматриваясь. Рядом тихо посапывала Николетта. Она спала на краешке кровати, примостившись с боку и положив мне руку на грудь. Спала в одежде – в простом легком платье, в котором меня и встретила, когда я вернулся из Неона. Это было в районе четырех утра – собачий час, самое неприятное для неспящих людей время. И самое неприятное для меня – именно на это время обычно пик моих фантомных болей и приходится обычно.

Вот и сегодня, к моменту возвращения на виллу Николетты, головная боль у меня периодически уже накатывала так сильно, что я мало что соображал. Но несмотря на собственное состояние, заметил и понял, что Николетта крайне взволнована и обрадована моему возвращению. И еще отметил, что она определенно не спала всю ночь, ожидая меня.

Волновалась.

Я даже помню, что пока она помогала мне раздеться и улечься на кровать, строго выговорил за ей бессонную ночь, как мастер-наставник. Правда она мои слова о том, что утром у нас в общем-то тренировки, она как я понял особо не слушала. Не впечатлилась авторитетом мастера-наставника, в общем.

Снизу неожиданно раздался звук, похожий на скрип несмазанных петель, и на кровать деловито запрыгнуло спасенное мною животное. Оу, это он (она) похоже так мяукнул просто.

Блеснув красным отсветом широко раскрытых глаз, юный кот или кошка вопросительно ткнулся мне холодным и мокрым носом в запястье, а после неуклюже рухнул, прижимаясь мне к бедру спиной. Подождал немного в недоумении, а после выгнулся и обернулся, снова блеснув алым отблеском в глазах и выжидательно оглядываясь на меня. После того как я аккуратно почесал требовательное животное за ухом, раздалось неожиданно громкое – для котенка такого небольшого размера, мурчание.

Еще раз глянув на примостившуюся на самом краешке кровати одетую Николетту, я вдруг почувствовал прилив благодарной нежности. Захотелось и ее если не за ухом почесать, то хотя бы по волосам погладить. Потому что сегодняшним долгим и спокойным сном я обязан ей и только ей.

Обычно ее прикосновение и легкий ментальный натиск избавляли меня от боли ненадолго. Для долгого эффекта ментальный импульс нужно было поддерживать, а делать это постоянно у Николетты пока не получалось. Хотя она много раз безуспешно пробовала, сильно злясь из-за неудач.

Но видимо сегодня, когда я пребывал в состоянии крайнего болезненного утомления, у нее это получилось – поддерживать импульс долгое время. И Николетта смогла подарить мне много-много часов спокойного сна. Сама она, судя по всему, отключилась совсем недавно, провалившись в сон от усталости. Видимо как сидела рядом, так и отключилась, мягко свалившись в горизонтальное положение, даже не в силах собраться чтобы удобную позу принять. Потому что так как она сейчас лежит, скоро сама проснуться должна – с затекшей правой рукой.

Не желая ее пока будить, я попытался отстраниться. Не удалось – Николетта спала чутко.

– Ой! – почувствовав движения моментально вздрогнула она, распахнув глаза.

От ее громкого возгласа мурчащий котенок испугался и даже подскочил почти на полметра, при этом расставив когтистые лапы в разные стороны. Еще на лету лапы заработали в холостую – котенок еще не приземлился обратно, но уже бежал. И когда животное приземлилось и когти зацепились за покрывало, котенок стремительно рванул вперед и с громким тыгыдыком исчез из комнаты.

Это что же за демона я подобрал? – мысленно хмыкнул я.

Заспанная Николетта в этот момент, еще не понимая, что заснула и проснулась, отстранилась от меня и попыталась подняться. Неудачно – правая рука у нее все же затекла, да и лежала она на самом краю кровати.

Непослушная рука, на которую она опиралась, поехала, и Николетта еще раз ойкнула, потеряв равновесие. И упала бы, если бы я ее не удержал. Подхватил я ее из позы лежа, только одной рукой – вторую не вытащить, простынь мешалась. Но даже несмотря на мою поддержку еще не полностью проснувшаяся Николетта продолжила медленно, но неуклонно соскальзывать с кровати. Поэтому, чтобы она не свалилась на пол, пришлось потянуть ее на себя сильнее, и через мгновенье девушка оказалась на мне.

Густые распущенные волосы водопадом упали сверху, полыхнувшие от неожиданности оранжевым отсветом глаза оказались совсем рядом. Несколько долгих мгновений мы просто лежали и смотрели друг на друга, а после Николетта закрыла глаза и мягко прянула вперед, попытавшись меня поцеловать. Я отвернулся, совсем чуть-чуть, так что губы Николетты мазнули мне по щеке. Девушка, моментально смутившаяся до состояния «провалиться под землю», снова попыталась отстраниться, желая в этот момент лишь одного – убежать далеко-далеко, на самый край света.

Ее эмоции ощущались мной очень хорошо. Также, как и сама Николетта отлично чувствовала, что ее чувства сейчас – для меня как открытая книга. Возможно даже мысли мои сейчас читала, я и не против. И от этого знания – от того, что я прекрасно чувствую ее эмоции, ее желание убежать куда-нибудь на далеко-далеко на самый край света, чтобы оказаться в полном одиночестве, еще более усилилось. Сдерживаясь из последних сил чтобы не заплакать от сильнейшей обиды и смущения, Николетта снова рванулась, уже сильнее, пытаясь освободиться. Но я вырваться ей не дал, наоборот крепче обнял и прижал к себе.

Николетта все же не выдержала безжалостной несправедливости этого мира, и уткнувшись мне в плечо, горько разрыдалась. Довольно долго мы так и лежали – она рыдала мне в плечо как в подушку, а я аккуратно и почти невесомо гладил ее по волосам. Наконец Николетта успокоилась, но продолжала прятать лицо у меня на плече, периодически шмыгая носом.

– Почему? – шепотом спросила она. – Ну почему?

Полностью вслух мучающий ее вопрос Николетта не озвучила, но я и так все прекрасно понял. Она с горькой обидой недоумевала, почему мы просто не можем сейчас переспать, без обязательств. Якобы без обязательств, на самом деле. И еще, что для нее было даже более обидным, Николетта не понимала, чем она хуже Доминики, в общении с которой я щепетильностью отнюдь не отличался.

Я ей уже один раз объяснял почему так происходит, в похожей ситуации. Причем объяснял подробно и аргументированно. Но в таких делах, когда понимания требует влюбленная девятнадцатилетняя девушка, все аргументы и факты пасуют перед девичьей влюбленностью так, как одноэтажные американские сабурбии пасуют перед натиском торнадо.

И сейчас, если мне повторить ей сейчас все то же самое, что я говорил в прошлый раз в подобной ситуации, она просто обидится. Поэтому слова найти нужно другие. Правда, Николетта девушка умная, так что надежда есть. Тем более что сегодня я, думаю, Николетте могу сказать чуть-чуть больше, чем, наверное, даже нужно.

– Николетта.

– Массимо.

– Послушай, пожалуйста.

– Слушаю, – обиженно шмыгнула носом Николетта.

– Иногда, в стечении самых разных обстоятельств, особенно в случае таких неординарных, которые связывают нас с тобой, возникает чувство притяжения к другому человеку. Это нормально, и естественный процесс, который называется влюбленность. Но, если посмотреть на происходящее с высоты бесстрастных определений, происходящее – это всего лишь дофаминэргическая целеполагающая мотивация к формированию парной связи. Банальные человеческие инстинкты, которые зашиты в нашу ДНК. Память предков. Физиология.

– Не думай обо мне так плохо, я не…

– Я даже не собирался. Дослушай, пожалуйста, – сильнее обнял я попытавшуюся подняться разозлившуюся Николетту. – В русском языке есть такая присказка: любовь зла, полюбишь и козла. Ее иногда переиначивают в вид: любовь зла, а козлы этим пользуются. Ты девушка умная, и должна понимать, что не исключен вариант, что если мы с тобой прекратим общение, буквально через полгода-год, максимум два, при мыслях обо мне ты будешь думать: «Да что, черт возьми, на меня нашло?»

– Я не…

– Я еще не закончил.

Николетта еще раз, довольно громко, шмыгнула носом. Злость ее сохранилась, но она решила меня дослушать.

– У меня, как я тебе уже говорил, есть невеста. И если мы… в общем, я легко могу стать тем самым козлом, если предам те обещания, что давал ей. И для нее козлом, и для тебя козлом.

– Когда ты трахал Доминику, ты об этом не думал?

– Ты боишься умереть?

– Что?

– Простой вопрос. Ты боишься умереть?

– Да.

– Я тоже боюсь. Вот тебе и ответ. Доминика в приказном порядке предложила мне с ней переспать, и, если бы я отказался, я бы возможно умер уже давно. По крайней мере, она бы сделала все для этого – потому что выбрала меня своим инструментом. А когда инструмент перестает слушаться и начинает противоречить владельцу, его выкидывают и меняют на новый. Не факт, конечно, что Доминика смогла бы меня убить, утомилась бы пыль глотать, но то, что у тебя был бы новый наставник – факт.

Николетта молчала, и я чувствовал, как ее злость уходит, и вместо нее пустоту заполняет горькая обида.

– Она в приказном порядке велела мне с тобой переспать, – негромко произнесла Николетта.

– Оу. Даже так?

– Даже так. Но ты не думай, я… я…

– Я все понимаю и так не думаю, – прервал я разволновавшуюся и замявшуюся девушку, которая хотела сказать, что действовала сейчас не по приказу Доминики. Хотела сказать, но не могла справиться с собой.

– А меня Доминика заставила поклясться на крови, что я буду защищать и охранять тебя, – произнес я, отвлекая Николетту от нахлынувшего смущения.

– На крови?

– Да. Магия Крови, по-взрослому.

– Оу. Даже так… – невольно скопировав мой недавний возглас, протянула ошарашенная девушка.

– Николетта.

– Да.

– Помнишь, ты спрашивала, кто такой Артур?

– Завтра уже настало? – одновременно и шмыгнула носом и усмехнулась Николетта.

– Артур – это я.

– Я уже догадалась, – усмехнулась Николетта.

– Артур Волков.

«И тогда я сказал: Гена Бобков – это я!» – подсказал внутренний голос.

– Артур Волков? – даже приподнялась Николетта на локтях, изумленно на меня глядя. Но тут же вспомнила о своем заплаканном лице, и сразу спряталась обратно.

– Артур Волков? Ты имеешь в виду Артура Волкова, который…

– Да. Варлорд Артур Волков, имперский князь Юсупов-Штейнберг, барон Делашапель.

Николетта даже дыхание затаила – услышанным она оказалась ошарашена до глубины души.

– Это очень долгая история, не спрашивай, – покачал я головой. – Сейчас лучше перейти к самой сути.

– Это т-ты. Артур Волков, который…

– Да, башню в Хургаде тоже я.

– Нет, я про турнир одаренных…

– Да, именно этот.

– А…

– Достаточно. В общем, ты поняла, кто я.

– Mamma mia! – не удержалась от восклицания Николетта.

Правда, время удивляться для нее еще не закончилось.

– Но есть еще один немаловажный момент. Я, как Артур Волков, кроме всего прочего одержимый, владеющий темными искусствами.

Николетта вздрогнула и откровенно испугалась. Невероятного усилия ей стоило сдержаться, чтоб не попытаться отстраниться от меня в испуге. Все же репутация у одержимых среди обычных людей… не очень хорошая, так скажем, и отношение соответствующее.

– Не переживай. Темных искусств сейчас со мной нет.

– А где они? – шепотом спросила девушка.

– Спрятал. В надежном месте, – усмехнулся я. – Не бойся, я на самом деле отринул дар владения, а способность повелевать Огнем ко мне вернулась только из-за встречи с тобой.

Николетта еще раз шмыгнула носом, потом приподнялась, отвернулась. Попробовала сначала привести себя в порядок, вытирая глаза. Я за это время сел на кровати, оперевшись спиной в изголовье.

Николетта, которая вытерла слезы, сейчас мысленно металась – с одной стороны, ей хотелось соскочить с кровати и отсесть от меня подальше. Но в то же время она задерживалась, и несмело ждала от меня действий. Разочаровывать ее я не стал, и притянул девушку к себе, усаживая на колени. Николетта так переволновалась, что вновь не сдержала слез. Правда, уже без рыданий – она доверчиво прильнула и снова спрятала лицо у меня на плече.

В молчании посидели еще немного, пока Николетта осмысляла кто я на самом деле. И только после того, как у нее первый шок нового знания окончательно прошел, я продолжил.

– Одержимые, как я тебе рассказывал, обладают гораздо меньшими возможностями защиты, чем одаренные. Но я не говорил тебе того, что у одержимых есть возможность создавать слепки душ. Это в своем роде сохранение, которое после уничтожения физического тела дает возможность одержимому возродиться в новом теле прежней личности.

Николетта молчала, но я чувствовал, как она волнуется. Чувствовал, как сильно бьется ее сердце, от осознания новых неожиданных знаний. Но это неудивительно – мало кого может оставить равнодушным информация о возможности человеческого бессмертия.

– Ситуация сложилась таким образом, что мы с моей невестой Элизабет, герцогиней Родезийской, которая больше известна под именем Саманта Дуглас…

Николетта снова отпрянула и посмотрела на меня с удивлением. Ясно почему – если она видела мое выступление на турнире Ольденбургского, то за и выступления на британском турнире за кубок Стенли наверняка следила. А команда Саманты соревнование за кубок Стенли выиграла.

– Мы с Самантой провели ритуал, и… в общем, если объяснять просто, мы отделили слепок моей души от меня. Отделили вместе с моим даром. Да, у меня, когда я прибыл на Занзибар, на самом деле не было дара владения. Я действительно отказался от него, но я не элиминировал свой Источник. Нож свой покажи…

Николетта, ошарашенная услышанным, расширенными глазами смотрела на меня. Услышав просьбу показать нож, она сначала не поняла, о чем речь. Но через мгновенье промедления вытянула руку, и заставила материализоваться в руке ставшим ее личным мой бывший клинок, который я воткнул ей в сердце во время жертвоприношения.

– У меня есть такой же, ставший частью моей астральной проекции. Нож, также подаренный богиней, только в обстоятельствах чуть отличных чем у тебя – это было во время Инициации в стихии Огня. В общем, в ходе проведенного нами с Самантой ритуала я высушил собственные энергетические каналы, осушил свое тело от магии, сконцентрировав средоточие Источника в своем ноже.

– И…

– И Саманта, разделяя меня и мой слепок души, отрубила мне руку.

– Прости, но я уже ее ненавижу, – пробормотала Николетта.

– В общем, слепок моей души, даже можно сказать часть моей души, связанный со мной клинок и заключенный в него мой Источник, остались на Месте Силы, где мы проводили ритуал. Я же, по физиологическому строению, стал человеком, ничем не отличающимся от отказавшегося от владения одаренного. И я создал себе легенду с маской Максима Аверьянова и прилетел сюда.

– Зачем?

– Зачем… сложный вопрос. Можно сказать, что прилетел спасать мир.

– Оу.

– Да, я сам крайне удивлен, но что есть, то есть. В общем, по нашему плану, если я здесь, на Занзибаре, умру, Саманта сможет меня воскресить. Там, на Месте Силы, где мы проводили ритуал. Но…

– Но… – севшим голосом повторила эхом Николетта.

– Но у меня есть опасение, что если я здесь, в своем состоянии отказавшегося от дара владения умру, то из-за того, что мы разделили мое тело и слепок души, возрожденным окажусь не я. Тело и слепок души же разделены. Воскрешен окажется тот Артур Волков, сохранившийся, так скажем, на момент проведения ритуала месяц назад. Тот Артур Волков, память которого закончился на моменте, когда Саманта нанесла удар.

Николетта умная девушка, и сразу поняла, о чем речь. Она буквально вцепилась в меня, словно не желая никуда отпускать. Я даже почувствовал, как впиваются мне под кожу ее ногти. Николетта сейчас поняла, что если я умру здесь, и окажусь возрожденным где-то там, то для того «меня» она будет абсолютно незнакомым человеком.

– Я тебя не…

– Подожди, я еще не закончил. Так вот, я тебе еще не говорил, но когда после установки мне имплантов по протоколу вы с Валерой отправились из Момбасы обратно на Занзибар, я отправился к Маше Легран.

От упоминания этого имени Николетта вздрогнула.

– Не относить к этому так серьезно. И СМТ, и Некромикон – две корпорации, искусственно созданные руководством Французской Республики. Противовесы, инструменты – такие же, каким меня в своих руках видит Доминика. Это как правые и левые в ручном правительстве. Две внешне враждующие организации, которые своими действиями, причем скоординированными действиями, помогают настоящей власти достигать нужной цели разными путями. В общем, я давно знаю Машу, и когда вы вернулись на Занзибар, я посетил Мадагаскар и с ее помощью поставил себе новый слепок души. Цифровой блок сохранения личности.

Услышать о реализованном бессмертии – уже шок для любого человека. Николетта же за краткое время узнала о реализации бессмертия сразу несколькими путями. И еще она, так как была умной девушкой и чувствовала мои эмоции, начала догадываться. Слезы ее моментально высохли, и Николетта с надеждой на то, что поняла все правильно, посмотрела на меня.

– Я права? Скажи пожалуйста, я права?

– Да. Это уже не магический слепок души, а шаг к цифровому бессмертию. Этот блок находится здесь, – поднял я правую бионическую руку. А после через личный терминал активировал проекцию модели организма, и на схеме показал, где именно и что представляет из себя вмонтированный в биопротез замаскированный блок сохранения личности.

– У меня есть теория. Когда я умру…

– Массимо! – завизжала Николетта, бросившись на меня и обнимая.

Я ее тоже обнял, усмехаясь от ситуации – от искренней радости влюбленной в меня девушки, испытанной ей при мысли о том, что я погибну.

– А тебе обязательно умирать? – прекрасно почувствовала мое настроение Николетта.

– У меня, прямо скажем, скорее всего нет выбора.

– Выбор есть всегда.

– Дело в том, что я – Артур Волков, и я одержимый. А у одержимых есть особенность, о которой не знает никто, кроме одержимых. Ну еще и ты теперь будешь знать. Дело в том, что в случае отказа от темных искусств все одержимые умирают в течении максимум трех месяцев. От темных искусств я отказался, отделив их от себя и разорвав связь, так что вопрос стоит именно так – не если, а когда. Это закон мироздания. Карма, бессердечная и неизбирательная.

Лучше так, чем пытаться объяснить про замыслы высших сил в лице самых разных архидемонов.

– Итак, когда я умру, Саманта воскресит меня, как Артура Волкова, с помощью магического слепка души на Месте Силы, где мы проводили ритуал. Мое же предположение заключается в том, что ты сможешь воскресить меня… позже. Воскресить меня, уже как вот этого меня, – постучал я себе по груди, – воскресить меня вот в этой самой версии.

Николетта, глядя расширенными глазами, просто сжала мои руки. И вдруг крепко-крепко обняла меня, и снова заплакала. Когда чуть успокоилась, она, все еще крепко меня обнимая, зашептала мне на ухо.

– Я никому тебя не отдам.

– Не забывай о том, что это всего лишь дофаминэргическая целеполагающая мотивация к формированию парной связи.

– Ерунду не говори.

– Знаешь, есть поговорка – хочешь рассмешить бога, расскажи ему о своих планах. Давай пока не загадывать настолько смело.

– Знаешь, что?

– Нет.

– А я знаю.

– Что ты знаешь?

– Богиня сказала, что ты будешь моим, – с победным видом посмотрела мне в глаза Николетта.

«Когда это интересно она такое сказала?»

– Она не одна богиня в этом мире, – пожал я плечами. – Могут быть другие боги, которые окажутся против.

Судя по тому, что Николетта по-настоящему испугалась, подобную возможность она не рассматривала. И пока она размышляла над этим, в глаза мне попал яркий солнечный луч, заглянувший в окно.

– Так.

– Что такое?

– Солнце уже высоко, а мы еще не на острове и еще не занимаемся.

– Тебе надо было выспаться.

– А тебе надо учиться, чтобы не стать бессловесным объектом в игре чьих-то интересов. Давай собираться. Но прежде… – я еще раз вывел проекцию модели организма и показал Николетте блок сохранения личности.

– Хорошо запомни нужную деталь моего организма. И когда со мной случится что-то нехорошее, чтобы вернуть меня к жизни тебе будет нужна Маша Легран. Или Алиса Дюваль – это заведующая исследовательской лаборатории на Мадагаскаре. Четвертый протокол, чтобы тебя на Мадагаскаре приняли за свою, я тебе сейчас, пока едем на остров, перекину. Только вот…

– Только вот что́?

– Только во́т что: полностью не доверяй никому. Ни одному человеку, кроме меня. Того меня, Артура Волкова, которого воскресит Саманта. И, прежде чем связываться с Машей, постарайся найти меня и расскажи мою историю. И, когда будешь согласовывать встречу с Машей, делай это в компании моего… друга, товарища и брата, – нашел я нейтральное определение для собственного двойника. – Но, если найти меня вдруг не получится, мало ли что, одна не рискуй. И к Маше обращайся в компании Валеры, он мне уже обещал оберегать тебя.

– Ты же сказал, что никому нельзя доверять.

– Я сказал ни одному человеку нельзя доверять, кроме меня.

– А Валера? Он не человек?

– Ну… как сказать. Ты его еще без грима не видела.

– …? – с немым вопросом посмотрела на меня Николетта.

Объяснять я не стал – если вдруг увидит, сама поймет.

– Если вдруг что-то помешает тебе встретиться с Валерой, найди Эльвиру Зарипову, обучающуюся Арктической императорской гимназии имени Петра Кузьмича Пахтусова. Правда, сейчас она скорее всего в Кузнецком остроге, в резиденции Сибирских князей, и связаться с ней тебе будет непросто. Но это уже на крайний случай.

– Эльвира?

– Да, Эльвира Зарипова.

– А что она делает в Сибири?

– Она сибирская царевна, если что.

«Сибирская царевна?» – почувствовал я колыхнувшееся удивление Николетты. Она еще к Валере, принцу персидской династии привыкнуть не могла (с Самантой ей проще, Николетта уже не любила ее, не обращая внимание на титул), а тут очередная царственная персона в круге моего общения.

Но первое удивление быстро прошло.