Текст книги "Путеводная звезда. Том 2 (СИ)"

Автор книги: Сергей Извольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)

Непростая, прямо скажем, задача.

С такими тяжелыми мыслями, в глубокой задумчивости я вышел на террасу, машинально перескочил через перила и спрыгнул вниз. После чего глухо охнул – все забываю об отсутствии способностей здесь. Так что после прыжка с высоты трех метров земля ощутимо ударила в подошвы. Поморщившись, я добежал до предупредительно отставленной пилотом лесенки и заскочил в кабину летающего танка, уже привычно накидывая ремни и надевая шлем. Двигатели загудели громче, линия горизонта качнулась, и темная земля начала отдаляться.

Светлый периметр базы Российского Императорского военно-воздушного флота в Латакии – откуда совсем недавно мы вместе с Николаевым и остальной командой вылетали на Кипр, в Фамагусту, я заметил издалека. База образца 2005 года была не такой большой, как она же в 2020 году, но форма огороженного периметра показалась мне знакомой.

Фонарей на базе было довольно много. Прожектора на многочисленных вышках, также гирлянды из фонарей на усиленном в отличие от настоящего мира заборе, но ни один из них сейчас не горел. Несмотря на это периметр базы все равно выделялся светлым пятном среди мрачного мира. И территория по периметру базы была словно высветлена из окружающей темноты.

Потому что здесь отражение истинного мира, застывшее, это важно, в моменте времени – вдруг понял я, вспоминая ощущения безмолвия, и недвижимый воздух везде, в любом месте этого темного мира. Время в этом месте когда-то замерло, и свет здесь, однажды включенный, из-за остановившегося мгновения оставляет след, который сразу не уходит. Рассеивается, может быть, но в течении очень долгого времени.

Во время нашего приземления на аэродроме стала заметна активная деятельность. Сконцентрировавшаяся вокруг нескольких десятков ощерившихся антеннами кунгов, составленных в стороне от капониров, словно боевой лагерь гуситов из повозок. На кунгах тоже было довольно много прожекторов, но горело лишь несколько.

Когда приземлились, из кабины самолета я даже не выбирался. Заправка производилась штампованными солдатами, которые все были в черных с синими вставками мундирах. И у всех, как и у пилотов, были непроглядно черные глаза.

Много времени на дозаправке не потеряли, и меньше чем через четверть часа уже продолжали полет. Пока по бокам медленно плыли мимо густые мглистые облака, а внизу темнела гористая земля, я размышлял о природе этого мира.

В первый раз, когда я сюда попал, меня отправляли… наобум, мягко говоря. По следу Саманты. Которая о природе теневого мира также совершенно не имела представления – иначе вела бы себя совершенно иначе, и не привлекла внимания одержимых.

Ко мне же в тот день привязали страховочный конец в виде кровных уз, и в буквальном смысле отправили в полет. Причем ударом, почти как ударом с ноги по футбольному мячу. Грубо, не очень красиво, но действенно; так, как клин клином вышибают или забивают шуруп молотком при отсутствии отвертки. И кстати из-за этого в первый раз в этом мире я оказался в истинном и телесном воплощении. Полученные раны, которые мне нанесла Саманта, после возвращения не зажили, в отличие от сегодняшнего дня.

Сейчас же я захожу в этот мир совершенно по-иному. Мое тело здесь – не более чем тень от меня настоящего; душа моя, мое истинное «я», сейчас заключено в клинке кукри, с которым я не расстаюсь. И именно с помощью него я пересекаю изнанку, границу истинного мира.

Причем о природе этого мира не имеют полного представления ни сэр Галлахер, ни Саманта, ни Николаев – который информацию об этом месте узнавал только от меня. Часть из которой – информации, до сих пор находится в моем эксклюзивном пользовании. К примеру о том, что время здесь остановилось двадцать шестого октября две тысячи пятого года. День, в который – по словам Рыбки, был впервые совершен перенос личности на блок сохранения памяти.

Связаны эти события? Напрямую вряд ли, как говорит мне предчувствие. Да, случилось все в один день, но прямой связи нет. Если только опосредственная. Ну не возникает отражение мира из-за… пусть не вполне будничного события, но не вызывающего всплеск силы, могущий создать отражение целого мира. Причем темное отражение.

Предчувствие с уверенной определенностью подсказывало мне, что первое успешное создание блока сохранения личности не причина возникновения этого мира; но то же самое предчувствие мне также подсказывало, что в самое ближайшее время причину появления этого отражения я узнаю. Осталось только долететь до места.

В полете между тем прошло уже больше часа, а мы все летели над гористой местностью. Хотя по ощущениям времени должны были оказаться над Черным морем – если лететь напрямую в Крым. Когда уже собрался было задать вопрос пилоту, заметил впереди очертания черноморского побережья. Вдоль которого, сменив курс, мы и полетели.

Это что, здесь по старинке, по картам и ориентирам на земле летают? – подумал я, но вопросов задавать не стал. Впрочем, причина выполненного крюка стала понятна, когда слева, сквозь просветы в мглистых облаках, заметил вдали нечто невообразимо черное. Темный смерч, недвижимый при этом, спускался с самого неба прямо в море. Он был невероятных, просто гигантских размеров, занимая большую часть горизонта. Словно воронка мрака, спускающаяся с неба до самой земли – именно ее мы и облетали, двигаясь вдоль побережья.

Смотреть на черную воронку было не очень приятно – спину потягивало холодком. А если задерживаться взглядом на черной стене, то и вовсе возникало ощущение, что не ты на нее смотришь, а она на тебя. Поэтому, когда темная стена на Черным морем исчезла из вида, я вздохнул с облегчением.

Еще через полчаса мы наконец прибыли на место. Ливадийский дворец, замеченный мною издалека, казался здесь частью иного, настоящего мира. Ярко освещенный, он казался островом благополучия настоящей жизни среди темного мира.

Приземлились мы совсем неподалеку от белоснежного здания; самолет со мной опустился на посадочной площадке, созданной в том месте, где в моем мире сейчас находится памятник Александру III Миротворцу. И едва я покинул кабину, как доставивший меня на место летающий танк вновь взмыл в воздух. Проводив его взглядом, я увидел, что направился он к стоящему на рейде судну, не замеченному мною ранее.

Немалых размеров корабль стоял так, что мне был виден широкий кормовой открытый проем доковой камеры, предназначенной для перевозки десантных катеров и бронемашин-амфибий. В центре высокого корпуса корабля возвышалась крупная и угловатая, ощетинившаяся антеннами коробчатая надстройка, разделяя палубу на две посадочные площадки. На кормовой расположилось три конвертоплана, рядом с которыми я увидел несколько фигурок обслуживающего персонала, а на носовую посадочную площадку корабля как раз сейчас приземлялся второй из сопровождавших меня летающих танков.

Занятия в гимназии, а именно изучение вооруженных сил стран вероятных противников, для меня не прошли даром. И даже на таком расстоянии по характерным очертаниям корпуса я определил, что вижу корабль SMS «Heinrich von Preußen». Корабль Его Величества «Генрих Прусский», если по-русски. Универсальный десантно-штабной корабль Kaiserliche Marine, флагман III-й оперативной эскадры Германии, входящей в Европейские вооруженные силы, обеспечивающие интересы Европейского Союза в южной части Индийского океана.

Наблюдать именно этот корабль в водах Черного моря было весьма непривычно. Да и вообще непривычно видеть здесь – в смысле в этом мире, подобный «живой» корабль, на поддержание которого нужно тратить просто неимоверное количество ресурсов. Относительно живой, конечно – если учесть, что в его экипаже лишь внешне похожие на живые организмы штампы.

И кстати о живом. Я только сейчас понял, как, наверное, меня ощущали в Хургаде, а до этого в Фамагусте одержимые; потому что почувствовал рядом невероятный отзвук чужих, живых эмоций. И обернувшись, заметил торопливо идущую в мою сторону по парковой дорожке девушку. Настоящий ангел – особенно это видно сейчас, когда за границей световой поляны дворца виднеются стены враждебного темного мира.

Принцесса Елизавета Брауншвейг-Мекленбург-Романова. Мать Олега. И по совместительству моя ангел-хранительница, уже не раз спасшая мне жизнь и душу.

Выглядела Елизавета также, как и во время нашей последней встречи. Совсем юная (похоже, остановившееся время этого мира остановилось и для нее) и ослепительно прекрасная. Принцесса была в белой ассиметричной тунике, подпоясанной широким поясом и скрепленной на левом плече золотой фибулой. Распущенные волосы стянуты на лбу тонкой диадемой, бриллианты которой блестели почти также, как огромные васильковые глаза принцессы.

Сопровождали Елизавету два вооруженных штампа, которые по ее жесту остались на краю поляны. И обернувшись, Елизавета – старательно пытаясь не побежать, подошла ближе. Я все сильнее и ярче чувствовал захлестнувшую девушку бурю эмоций. Более того, ощутил даже эхо того, как у нее перехватило горло – губы Елизаветы чуть подрагивали, и она сейчас просто не в силах была ничего вымолвить.

Подойдя ближе, принцесса робко взяла меня за руку, несмело улыбнулась – словно все еще не в силах поверить в то, что в этом мертвом мире появился кто-то разумный, настоящий и живой, а после просто упала в обморок.

Подхватив Елизавету – удивительно легкую, я прошел вместе с ней до одной из скамеек на парковой дорожке. Посадив ее, сел рядом, ожидая пока принцесса придет в себя. Ждать пришлось недолго. Глаза Елизаветы распахнулись, и она – найдя мои глаза взглядом, взяла меня за руку и больше не отпускала, крепко сжав.

Долго, очень долго мы просто сидели в молчании. Девушка двумя руками обхватила мою ладонь, словно принуждая поверить себя в реальность происходящего, я же осматривался по сторонам, то и дело скользя взглядом по такой юной матери Олега.

– Как долго я этого ждала, – наконец произнесла моя ангел-хранительница.

– Могла бы и сказать, я мог бы прийти быстрее.

– Не могла.

– Даже намекнуть не могла?

– Ты же уже знаешь о равновесии?

– Оу. Ты тоже… встречалась с нашим общим другом?

– Да.

Елизавета передернула плечами, а я словно вживую почувствовал стягивающий ей лопатки холодок неприятных воспоминаний.

– В какой-то степени тут из-за него, – ответила она в ответ на мой взгляд. – Причем он спас меня от… участи худшей чем смерть.

«Где-то я подобное уже видел» – мысленно, невесело улыбнулся я. Вслух же сказал несколько иное.

– Теперь ясно. Прости, я не очень умный, сам сразу не догадался где ты.

– Самое главное, что ты сюда пришел, – улыбнулась Елизавета.

– Ты… живая?

– Абсолютно.

– Ты же…

– Умерла, да. Но и ты ведь умер. Там, у себя дома, – едва улыбнулась Елизавета.

– Ну, в смысле… Так. Давай начну сначала. Попробую объяснить и снова задать вопрос. Я здесь и сейчас… это не «я» в полном смысле слова. Я здесь нахожусь как тень. Мое тело живое и полноценное – оно является таким только дома, в истинном мире. Сейчас я здесь… вот здесь, вот моя душа, – показал я на клинок кукри. – Я прошел вместе с ним инициацию, и клинок замкнулся на мои энергетические каналы, став неотъемлемой частью моего тела. А я – «я», – похлопал я себя по груди, – если смотреть на тело, здесь только тень. Которую отбрасывает моя душа.

Если примерно обозначить состояния, то в истинном мире я нахожусь как человек, в Изнанке – как астральная проекция, а здесь – в этом отражении мира, как тень собственной личности, которую могу создавать с помощью перемещения сюда части моего тела… – поднял я клинок-кукри, демонстрируя его.

– Ясно, – кивнула Елизавета. – я прекрасно понимаю, о чем ты.

– Так могла бы…

– Мне просто приятно слышать твой живой голос, – улыбнулась выглядящая такой юной девушка. – Здесь я не тень, а настоящая «я», живая. Если использовать озвученную тобой только что схему состояний тел, то со мной происходит все то же самое, что и с тобой, только в обратном порядке. Именно здесь я в своем настоящем истинном теле. Думаю, что если я смогу проникнуть в истинный мир, то буду там находиться как тень, как ты здесь сейчас. Что? – заметила, как изменилось у меня лицо Елизавета.

– Я был здесь три раза.

– Да, знаю. Я чувствовала каждый раз твое появление. В первые разы была слишком далеко, хорошо хоть сегодня смогла тебя найти.

– В первый раз я пришел сюда в истинном теле.

После этих слов я почувствовал, как Елизавета невольно сильнее сжала мою руку.

– Пришел для того, чтобы спасти попавшую сюда… подругу, так скажем.

– Я поняла, о ком ты. Саманта Дуглас, хорошая девушка. Сильная. Мне она нравится. Вот только я даже не думала, что вы здесь были в своих настоящих телах.

– А… как ты…

– Как я узнала кто это?

– Да.

– Доступ в истинный, как ты его назвал мир, мне закрыт. Но за четырнадцать, почти пятнадцать проведенных здесь лет я отточила умение путешествовать по Изнанке. Так что я и наблюдала, и чувствовала эхо многих событий, происходящих там. Саманта сильная одержимая, и часто выходит в Изнанку – так что я последние годы нередко ее видела. А один раз даже помогла, – чуть улыбнулась Елизавета.

– Ясно.

– Ты не договорил.

– А. Да. Я один из участников тройственного кровавого союза. И создав якорь, с помощью пентаграммы, меня привязали кровными узами и выбили сюда, по следу Саманты. Которая также оказалась здесь после прямой и грубой атаки.

– Вот как.

– Я про то, что…

– Я поняла, о чем ты. Теоретически можно попробовать, но для этого нужна моя кровь.

– С этим проблема? – внимательно посмотрел я на Елизавету, сжав ее руку. – Ты же живая?

– Ах, ты про это, – улыбнулась она. – Нет, набрать своей крови и дать тебе не сработает. Я изучала вопрос, да и… друг наш общий советами помог, когда в гости заходил.

– Часто?

– Три раза за все время, и два за последние три месяца, – улыбнулась Елизавета. – Нужна моя старая кровь, которая привязана к моей старой жизни в старом варианте мира – от которого я сейчас очень и очень далеко, на расстоянии пятнадцати лет.

– В общем, нужен твой филактерий.

– Да.

– Который в Санкт-Петербурге, в хранилище.

– Вряд ли он сейчас там.

– А где?

– Непростой вопрос. Ответа на который я не знаю. И не уверена, нужен ли сейчас мне, и тем более тебе, прямо сейчас этот ответ.

После сказанного повисла недолгая пауза.

– Что это за…

– Расскажи мне о…

Заговорили мы одновременно и одновременно же замолчали. Когда очередная пауза затянулась более двух секунд.

– Ты знаешь…

– Твой прошлый…

Вновь мы заговорили одновременно, и вновь оба замолчали. Я не сдержал улыбки, а Елизавета рассмеялась. Звонко, по-юношески – ее лицо сейчас заливал румянец радости. Она, постепенно начиная верить в то, что одиночество закончилось, просто лучилась от счастья общения с живым человеком.

– Так много вопросов. Хорошо, что времени сейчас у нас много, и мы никуда не торопимся.

– Давай начнем с самого сначала, – предложил я.

– Давай. Ты здесь тоже из-за нашего общего знакомого Алессандро?

– Аллесандро? – удивился я.

– Герцог Аллесандро Медичи, – недоуменно произнесла Елизавета.

– Да, именно из-за него – просто он мне по-другому представился.

– Как? Если не секрет.

– Думаю нет, не секрет. Он разрешил мне называть его Астеротом. Тебе не сказал?

– Я, видимо, не так доверительно с ним общалась, как ты. Так ты здесь тоже из-за него?

– Здесь это здесь? – указал я под ноги в землю, после чего постучал пальцем себе в центр груди: – Или здесь это здесь?

– Здесь это здесь, – тронула меня за плечо Елизавета, подразумевая нахождение меня в теле ее сына.

– Да. Из-за него. У себя дома я случайно поссорился с демоном, которая убила меня, а душу отправила в… не очень хорошее место. Полагаю даже что в место, очень похожее на это, а наш общий друг меня перехватил.

– Что случилось с… Олегом?

– Что тебе сказал по этому поводу наш общий знакомый?

– Сказал, что ты Олег неожиданно умер здесь, а ты неожиданно умер в своем мире. И он перехватил ваши души, заменив их в физических носителях.

– Да, в этом мире Олега предал и убил его деловой партнер, – кивнул я. – В этот самый момент я и оказался здесь, – постучал я себя в центр груди. При этом по глазам увидел, что Елизавета больше хочет знать о том, где Олег сейчас.

– Сейчас он в моем теле в другом мире.

– Расскажи мне. Пожалуйста.

– О том моем теле, или о мире?

– О том твоем теле. И о твоем мире. Обо всем.

– Ну… Мой прошлый мир без магии. Первая мировая прошла без одержимых…

– Первая?

– А… ну да, Первая. Она была не такой разрушительной как здесь, и закончилась в восемнадцатом году. Война была не такой разрушительной как здесь, но по ее итогам рухнули сразу три Империи – Германская, Австро-Венгерская и Российская. В феврале семнадцатого года Николая свергли с престола, в октябре семнадцатого совершившие это деятели сами потеряли власть.

Елизавета от удивления невольно приоткрыла рот и тут же прикрыла его ладошкой. Я же продолжал умещать историю двадцатого века в короткие сухие фразы.

– После Первой мировой осталась некоторая недосказанность, и как логическое продолжение в середине века случилась Вторая мировая. Снова воевали Германия со-союзники с одной стороны, Британия, САСШ и Россия с другой. Немцы ожидаемо проиграли, но британцы по итогам тоже потеряли свою империю и ушли в тень, а САСШ и Россия разделили мир почти напополам.

– Ну, вполне очевидный итог, об этом еще де Токвиль писал, – справившись с удивлением, кивнула Елизавета. – А Франция?

– На Вторую мировую не явилась. Выступали вторым номером, несколько раз в ходе войны удачно и вовремя поменяли сторону, так что по итогу тоже записаны в победители, но высшую лигу покинули.

– Ясно.

– После второй мировой соперничество между САСШ и Россией обострилось, но до новой горячей войны не дошло, став войной холодной – так ее назвали. В России немного ошиблись с путями развития, так что в конце двадцатого века вновь случилась революция, на некоторое время отбросив страну по многим параметрам в статус третьего мира. Сейчас, в двадцатом году, маховик соперничества за власть в мире снова набирает обороты. Американцы после второй мировой удовлетворились тем, что разрушили европейскую колониальную систему, но при этом они не добили британцев. Это было их главной ошибкой – даже хуже чем та, когда они не до конца уничтожили Россию в девяностых. Сейчас САСШ понемногу, но со всех сторон, пинает каждый кто может, но пока они еще довольно прочно на вершине и покидать ее не намерены. Такие дела.

– Ужасы какие.

– Звучит не очень, да, но живем мы там вполне хорошо.

– И как ты… каким ты был, как жил там?

– Каким я был? – усмехнулся я. – Здоров. Красив. Эрудирован. Умен и образован, в меру скромен. Характер нордический, юмор и вкус отменные. Ко власти по праву рождения допущен не был, мещанин, но построил достойную карьеру. Которую поставил на паузу, заработав достаточно чтобы не думать о хлебе насущном, и решил посвятить жизнь отдыху и путешествиям. Был сбит на взлете, и вероятнее всего, Олег будет делать все задуманное вместо меня, причем в компании вместе с двумя прелестными девушками. С демоном, убившим меня, он кстати уже разобрался.

– Откуда ты знаешь?

– Наш общий друг сообщил.

– Даже так?

– Даже так, – с грустью вздохнул я обо всем сразу: об оставленных в прошлом мире девушках, о непокоренных волнах и склонах, и о сбережениях, которые собирал не для себя.

– И вот теперь я здесь. Расскажи, что это за место, и как ты сюда попала?

– Здесь… Я не знаю, что это за место. Могу только догадываться.

– За пятнадцать проведенных здесь лет я уж думаю ты достаточно подробно сформировала свои догадки.

– Да, – вздохнула Елизавета. – Представь, что мы – в пределах одного мира, живем в реке. В реке времени. Мы существуем только в том месте, в которое нельзя войти дважды. Понимаешь, о чем я?

– Да.

– А вот здесь… здесь… – осматриваясь, нахмурила веснушчатый носик Елизавета, – это… как это по-русски… не помню. Здесь и сейчас это mort-bras. Mort-bras délaiseé… понимаешь о чем я?

– Май френч из нот окей.

Елизавета еще раз вздохнула.

– Стоячая вода на реке как называется?

– Омут?

– Нет, омут – это водоворот над глубокой ямой.

– Запруда?

– Нет. Слово такое… – пощелкала она пальцами.

– Заводь?

– Что-то похожее, но нет.

– Байю?

– Да нет же. На «Р» что-то. Что-то вроде… что-то…

– На «Р»? – нахмурился я, пытаясь вспомнить слова на «р», связанные со стоячей водой в реке.

Соскочив со скамейки, Елизавета обломила короткую палочку с декоративного куста рядом и нарисовала прямую линию на дорожке.

– Это река, – подняла она на меня свои удивительные васильковые глаза.

– Понял.

– В процессе меандрирования русло меняет очертания…

Движение палочки, и прямая линия чуть изменилась. Почувствовав мое непонимание при слове меандрирование, Елизавета подняла взгляд.

– Русло меняет очертания, – повторил я ее последние слова. Что такое меандрирование не знаю, но спрашивать не стал – понятно по смыслу.

– …русло меняет очертания, в пределах поймы.

Линия реки еще более изменялась.

– …и, иногда, при возникновении петляющего изгиба, во время половодья или паводка русло может промыть новый путь, соединяя близкие излучины. И образуется…

– ...мертвый рукав, mort-bras délaiseé, да как же это по-русски… Вспомнила! Старица, вот!

– Старица?

– Да, старица. Часть старого русла реки.

– Э… слово на «р»?

– Ну да. Старица же, старое русло, – даже не заметила подвоха Елизавета.

– Эм. Ну да, логично. Но вообще я такого слова даже не знаю.

«Тем более на «р»» – подсказал внутренний голос.

– Теперь знаешь. Вот смотри, – вновь вернулась Елизавета к прямой линии реки: – Река меняется из-за внешнего воздействия, допустим паводка. Но и река времени, в которой живет наш мир меняется также…

– А на реку времени что действует?

– Как часто ты ускоряешь время, входя в скольжении?

– Хм. Часто, – кивнул я.

– Есть и иные ситуации. Я знаю о двух, когда время возвращалось назад в пределах сразу огромного промежутка – до десяти секунд.

– Я тоже знаю такие ситуации – кивнул я, теперь понимая, о чем речь.

Действительно, было же возвращение времени назад и в усадьбе Юсуповых-Штейнберг по время нападения, и в Санкт-Петербурге во время убийства Анастасии, и – далеко ходить не надо, – сегодня в Хургаде я прожил в несуществующим больше отрезке течения времени почти целую минуту.

Может быть в моем старом мире на время ничего не воздействует, но здесь – с возвышением одержимых, на самом деле внешнее воздействие на течение времени может быть велико. Тем более (если отставить за скобки действий архидемонов), что происходит в большинстве это воздействие со стороны Тьмы – ведь именно одержимые умеют ускорять время, входя в состояние скольжения.

Елизавета между тем увлеченно продолжала:

– …старица – это часть старого русла реки, которое постепенно, или сразу, закрывается наносами, и этот мертвый рукав превращается в озеро, а после вообще в болото….

– Болото, – с удивлением прервал я ее. – Точно! – вспомнил я свои ощущения от нахождения в темных местах этого мира, где стоячий воздух вызывал ассоциации с сердцем гиблой топи.

– Да, болото. Мы сейчас находимся в мертвом рукаве реки времени, который оказался отделен от нашего мира.

– Но река времени же течет, а здесь как понимаю время стоит на месте. Я к тому, что я-то перемещаюсь сюда из двадцать первого года.

– Этот мертвый рукав находится в состоянии покоя, может быть ты хотел сказать? – улыбнулась Елизавета.

– Ну да, если я сижу без движения, это не значит, что я нахожусь в неподвижности, – согласился я, – особенно если я сижу в движущемся поезде.

– Именно. Отделившись от реки, этот мертвый рукав замер, но… река времени, она может выглядеть и вот так, – закрутила Елизавета спираль вокруг мертвого рукава. – И мертвое отражение одного единственного мига, где мы сейчас с тобой находимся, двигается вместе с потоком общего времени, но… в общем, не знаю, как это на самом деле выглядит, но думаю суть моего предположения ты понял.

– Да. Как ты…

«…здесь выжила?» – не закончил я вопрос вслух, просто обведя взглядом окружающий светлый дворец темный конус. Но Елизавета и без слов прекрасно поняла, что я хотел спросить.

– Я оказалась здесь в момент возникновения этого мертвого рукава. Тогда здесь не было ни Тьмы, ни одержимых, ни черной травы, ни крыс, ни гончих… Никого. Правда, не было здесь и света, небо уже начало…

– Темнить.

– Да. Темнить. Я оказалась здесь одна. В этом застывшем во времени отражении. И этот мертвый рукав реки времени наполнялся тварями постепенно – словно с каждым половодьем наносило мусор. Сюда с самого первого дня начали попадать души безвозвратно одержимых, на второй год завелась темная трава, появились летающие твари, крысы… Этот забытый богом участок отделившегося русла реки все больше превращается в гиблое болото.

– Почему именно Брауншвейгцы? – кивнул я на стоявших в отдалении черноглазых штампов.

– О, это было непросто, – засмеялась Елизавета. – Передо мной после попадания сюда был целый неизведанный мир, так что я даже не знала что делать и за что хвататься. Мне повезло в том, что мой отец работал в Тайной канцелярии. А еще повезло, что он будучи ретроградом не доверял электронным носителям. В его документах я нашла достаточно информации, чтобы оживить бессмертных и создать себе личную гвардию и свиту.

– Так почему именно Черный Корпус?

– Потому что мой отец работал во внешней разведке, – снова улыбнулась Елизавета. – Информации по месту хранения российских штампов я не нашла, пришлось совершить путешествие в Альпы. После того как появились помощники, все было проще. Вот, – показала в сторону «Генриха Прусского» Елизавета, – мой новый-старый дом. Очень удобно иметь в распоряжении штабной корабль.

– Ты за ним в Занзибар летала?

– Нет, в две тысячи пятом он очень удачно в Киле стоял, на модернизации. Я сначала хотела яхту себе найти, но когда увидела Меркурий, поняла что это самое оно.

– Меркурий?

– Меркурий. А что?

– Это же «Генрих Прусский».

– Это там он «Генрих Прусский». Здесь корабль мой, название тоже мое.

– Ну да, логично.

– Он для меня самая удачная находка – твари по воде не перемещаются, так что вопрос с безопасностью решила уже в первый год.

– А здесь тогда…

– Пока ждала тебя, обжила несколько мест. Не все же на железной лодке сидеть. А теперь, прошу тебя, расскажи мне о…

– О чем?

– О том, как мир изменился, пока меня там не было.

Несмотря на то, что меня сейчас занимала сразу куча серьезных вопросов, я сдержался. Елизавета ждала здесь почти пятнадцать лет в одиночестве, и я уж не переломлюсь подождать столько, сколько потребуется на то, чтобы утолить ее любопытство. И начал рассказывать о том, как мир изменился к 2021 году, периодически прерываемый наводящими вопросами Елизаветы.

Рассказывал очень долго – принцессу интересовали часто незначительные на мой взгляд мелочи, и многие подробности. Растянулся импровизированный допрос больше чем на три часа, за время которых Елизавета жадно впитывала полученную от меня информацию.

Судя по всему, она и дальше могла спрашивать и спрашивать – и я ее понимаю. После пятнадцати лет одиночества я сам бы был счастлив любому живому общению. Но Елизавета была все же принцессой, поэтому «допрос» решила прекратить сама. Так и сжимая мою руку, словно не желая отпускать, она откинулась на спинку скамейки и с легкой улыбкой смотрела на меня из-под полуопущенных век.

Я видел, как девушка наслаждается моментом, поэтому молчал несколько минут, давая ей возможность просто отдохнуть от одиночества.

– Можешь спрашивать, – через некоторое время произнесла Елизавета, вздохнув.

– Ты ответила, что это за место. Но о том, как сюда попала, так и не сказала.

– Что ты знаешь обо мне?

– Очень мало, – ответил я, и под ожидающим взглядом Елизаветы заговорил: – Как маска – девица Надежда Иванова, одна из самых способных в мире одержимых. Лучшая в выпуске школы Аврора. Венчана с Георгием Романовым, погибла после того, как не смогла справиться с даром одержимости. Предположительно, это уже из обрывков знаний, принесла себя в жертву, чтобы наложить на меня слепок сознания.

– И это все?

– Да.

– А теперь расскажи пожалуйста, как, когда и при каких обстоятельствах ты обо мне узнал. Это важно.

Кивнув, я подумал немного, вспоминая, а после рассказал Елизавете о том, как узнавал информацию о ней сначала от Демидова и Безбородко сразу после воскрешения, от фон Колера, после от Ольги, а потом и от герцогини Мекленбургской.

– Начнем с того, что я не была одержимой, – удивила меня Елизавета.

– Оу, – только и смог сказать я. – Но ты ведь смогла наложить слепок души, а это…

– Да, звучит нереально. Но факт.

– Подожди… Но мне фон Колер говорил, что ты была его ученицей.

– В некоторой степени он даже не соврал, – холодно сверкнули глаза Елизаветы. – Одержимым был твой… отец Олега, Георгий. Одержимым был и Петр, а фон Колер, – сказала, как плюнула Елизавета, – был их наставником.

– Петр – это Петр Алексеевич Юсупов-Штейнберг?

– Да. Именно он воскрешал тебя в первый раз и накладывал второй слепок души.

– Э-э… эм. Воскрешал в первый раз и накладывал второй слепок души?

– Да. Все было немного… не так, как тебе говорили.

– А как?

– Ты оказался в Высоком Граде тайно ото всех власть предержащих. Твой опекун – Войцех Ковальский – человек, обязанный мне больше, чем жизнью. Не моя тайна, может Войцех сам тебе при случае расскажет. Войцех вывез и спрятал тебя в Высоком Граде, создав легенду с помощью Андрея… Андрей Демидов, – пояснила Елизавета, увидев мой непонимающий взгляд.

– Ротмистр Демидов, Андрей Сергеевич. Специальный агент ФСБ, и мой куратор во время нахождения в Высоком Граде, – произнес я, вспомнив и поняв о ком речь.

– Да. Войцех и Андрей спрятали тебя в Высоком Граде. Спрятали после того, как враги убили меня, тебя и Георгия, а после добрались и до Петра.

– Убили.

– Да, нас всех убили. Перед самой смертью я смогла через Войцеха отправить сообщение Петру, а он смог выкрасть твое тело и воскресить. Слепок, по которому тебя воскрешали второй раз – создан уже Петром. После его создания он отправил тебя и Войцеха в протекторат, а сам увел преследователей по ложному следу и также был убит.

– И… кто?

– Я не знаю. Никто не знает, кроме того, кто это сделал. Именно поэтому вокруг тебя, после твоего воскрешения в Высоком Граде, было… напряженно, так скажем, но долгое время спокойно. Ты оказался словно в Оке Бури – потому что слишком много глаз наблюдали за тобой. И первый кто решился бы тебя убить, подписался бы и под нашим с Георгием убийством. А так как этот счет еще не оплачен, думаю очень и очень многие пожелали бы этим фактом воспользоваться. Сейчас, правда, ты уже достаточно наворотил дел, так что думаю, и наши убийцы включились в увлекательную игру с охотой за тобой без опаски разоблачения.