Текст книги "Морской охотник"

Автор книги: Сергей Зверев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

– Кхм… – рука чиновника, словно приобретя на секунду собственную волю, сама собой потянулась вперед и взяла конверт. – Что ж, пожалуй, опасность, грозящая вашему судну в районе этого острова, в самом деле невелика. Значит, вы можете выйти в море без русского специалиста.

– Благодарю вас, господин Берегов, – японец вежливо поклонился.

Глава 17

Вернувшись к своему кораблю, Яманиси немедленно развил бурную деятельность. Он очень боялся, что русские спохватятся и запретят ему выходить в море без сопровождающего.

– Всем, кто остается на берегу, немедленно покинуть корабль, – приказал Савада, поднявшись на борт. – Все вещи уже сгрузили?

– Почти, – ответил ему Като, вышедший навстречу начальнику. – Работы осталось на несколько минут.

– Заканчивайте быстрее! Позови сюда Еригато.

Исида Еригато должен был остаться за старшего во временной научной станции, которую японцы оставляли на Медном. Он подошел к Яманиси меньше чем через минуту.

– Еригато, – Яманиси не стал тратить времени на приветствия, а это значило, что сейчас дорога буквально каждая секунда, – станцию поставишь за поселком. Ясно?

– А нельзя ли здесь?

– Нет! – отрезал Яманиси. – Слушай, что тебе говорят. Имей в виду, станция должна быть полностью готова сегодня к вечеру. Все остальные распоряжения – в силе, ты знаешь, что должен делать.

– Да, Яманиси-сан.

– Иди. И помни: не должно быть ни малейшей ошибки.

Еригато поклонился и быстрым шагом направился к сложенной на берегу куче оборудования, которой за двенадцать часов предстояло стать временной научной станцией. А Яманиси пошел дальше, на ходу отдавая последние перед выходом в море распоряжения.

Японец не зря торопился. В это время в госпитале Вячеслав Селезнев ожесточенно спорил с главврачом.

– А я требую, чтобы меня немедленно выписали! – громко сказал Селезнев. – Я уже здоров!

– У вас отравление протекало тяжелее всех, – ответил Кравцов. – Вам совершенно необходимо еще, некоторое время побыть в госпитале под моим присмотром.

– А я говорю, что мне нужно выписаться!

У Селезнева были веские причины требовать выписки. Он пришел в себя еще до того, как Полундру увезли менты, поговорить с другом, правда, не успел, но когда менты проводили Полундру по коридору, а он, преодолев сопротивление медсестры, вышел им навстречу, спецназовец успел шепнуть ему четыре слова: «Проследи за японцами. Важно!» Селезнев понимал, что Полундра не стал бы просить его из-за пустяков. Раз спецназовец сказал «важно», значит, это действительно важно. И его просьбу нужно исполнить, чего бы это ни стоило.

В конце концов, в том, что поиски стеллеровой коровы – это истинная цель японской экспедиции, Селезнев и сам очень сомневался. В сочетании со словами Полундры вся эта экспедиция выглядит очень подозрительно. Скорее всего, поиски морской коровы – обычное прикрытие.

– Я не могу вас выписать. Это мое последнее слово, – решительно сказал Кравцов, твердо глядя в глаза Селезневу.

– Доктор, мне очень надо, – сбавив тон, сказал каплей. – Понимаете? Очень надо!

– Не могу.

– Доктор, если вы меня не выпишете; я так уйду, – спокойно предупредил Селезнев.

– Как это?

– Очень просто. Без вашего разрешения! У вас же тут пяти здоровенных санитаров, как в психушке, нет?

Нет. А один вы меня, простите, не удержите.

Кравцов не находил слов. Он только беззвучно открывал и закрывал рот, словно выброшенная на берег рыба.

– Так что, может, не будем до таких крайностей доходить? – продолжал давить на него пограничник. – Выпишите добром, а, доктор? Ну вы же видите, я уже в порядке.

«Он не шутит, – отстраненно подумал Кравцов. – Сбежит, если я его не выпишу. Ну и ладно. В конце-то концов, если больной чувствует в себе достаточно сил для того, чтобы убежать из больницы, значит, он уже не больной. А раз не больной, то и нечего его здесь держать».

– Хорошо, – поджав губы, кивнул Кравцов. – Но все последствия будут только на вашей совести.

Я вас предупредил.

– Конечно, конечно, – закивал Селезнев. – Если со мной что-то случится, я сам и буду виноват.

Через пять минут Вячеслав Селезнев вышел из госпиталя. На секунду он застыл у выхода, решая, что же ему теперь делать. На корабль к японцам пойти?

Можно не успеть, а даже если и успеешь, они ведь не пустят. А как тогда за ними проследить? Хм… Да очень просто – взять пограничный катер и последовать за их кораблем. Скорость у катера выше, не оторвутся. До тех пор, пока они останутся в российских территориальных водах, он имеет полное право их сопровождать. Даже со служебной точки зрения все правильно – похвальное рвение, так сказать.

Через полчаса стоявший на палубе своего корабля Савада Яманиси внимательно рассматривал в бинокль следующий за ними русский пограничный катер. Ему явно было не просто по пути с японцами. Он их преследовал. Не пытался подойти совсем вплотную, но и не отставал. Яманиси уже выяснил – мощности двигателей их корабля не хватит на то, чтобы оторваться от катера.

– Като!

Помощник подошел к Яманиси.

– Посмотри, – Савада передал ему бинокль.

– Катер? – спросил Като, поднеся бинокль к глазам.

– Да. Мы можем от него избавиться?

– Прямо сейчас? – деловито спросил Като.

– Нет. Но если появится такая необходимость, мы сможем избавиться от него. Ты меня понимаешь?

Като кивнул. На сей раз он понимал своего начальника очень хорошо и был полностью с ним согласен.

– Ты знаешь, что делать. Сейчас я свяжусь с ними по рации, приглашу сюда. Ты в это время должен действовать.

Като снова кивнул. Яманиси отправился в радиорубку, и через пару минут связь с катером была установлена.

– Добрый день. Я – Савада Яманиси, руководитель научной экспедиции токийского университета, – по-английски сказал японец. – А вы кто?

– Капитан-лейтенант Селезнев, российские погранвойска.

– Капитан-лейтенант, куда следует ваш катер?

Похоже, мы идем в одно и то же место.

Русский пограничник не стал играть в восточные словесные игры.

– Я сопровождаю ваш корабль в целях обеспечения его безопасности, – ответил он.

– Неужели здесь нам грозит какая-то опасность? – постаравшись выразить максимум удивления, спросил Яманиси.

– Всякое бывает, – коротко ответил Селезнев. – Кроме того, я наблюдаю за тем, чтобы вы сами не допускали противоправных действий.

– Противоправных действий?! Каких?!

– Браконьерства, например, – сказал Селезнев.

Это был самый простой способ объяснить японцам свое присутствие.

– Мы не браконьеры!

– Господин Яманиси, вы готовы поручиться за всех своих людей? Вы уверены, что у вас на борту кем-нибудь из них не припрятан незарегистрированный карабин?

– Что ж, вы правы, – согласился Савада. – Случается всякое. Я предлагаю вам подойти поближе. Если хотите, можете даже подняться на борт моего корабля. Никаких секретов от России у меня нет, можете даже осмотреть корабль.

На такое предложение Селезнев не рассчитывал, но, получив его, сразу же согласился. В конце концов, ведь в этом и заключалась его цель – проконтролировать японцев. Если они сами зовут его к себе на корабль, откуда контроль осуществлять будет намного проще, надо быть полным идиотом, чтобы отказаться от такой возможности.

Когда русский погранкатер был в полукабельтове от японского судна, с его борта, смотрящего в другую сторону, в воду по веревке соскользнул человек в акваланге. В следующие несколько секунд с корабля в воду спустили довольно крупный агрегат, в котором опытный в подобных делах Полундра тут же опознал бы подводную радиоуправляемую мину с магнитными креплениями. Плыть до катера аквалангисту было всего ничего, и через несколько минут мина надежно обосновалась под его днищем. Теперь, для того чтобы взорвать катер, Яманиси нужно было только нажать кнопку на пульте управления.

Глава 18

В суматохе, последовавшей за обнаружением трупа Гаранина, про Джейка Меллинга на какое-то время попросту забыли. И первым вспомнил про него главврач Кравцов, когда, выспавшись, он вернулся в госпиталь и приступил к своим обычным обязанностям.

Обязанности же эти заключались в том числе и в ежедневном обходе пациентов. Когда Кравцов зашел в палату американца, он лежал на одеяле и курил.

– Что это за безобразие?! – раздраженно спросил главврач, снова забыв о том, что по-русски больной не понимает.

Американец с виноватым видом потушил сигарету, развел руками и что-то сказал. Английский язык Кравцов знал ровно настолько, чтобы читать научные статьи по медицине, а вот разговорной речью почти не владел.

– Что вы сказали? – очень медленно, с большим трудом подбирая нужные английские слова, переспросил он.

– Извините, – почти по слогам произнес американец. – Скажите, доктор, когда… – Следующих нескольких слов Кравцов не понял, но догадаться об их смысле было совсем нетрудно. Когда больные начинают вставать без разрешения, – как этот янки сделал ночью, – и курить в постели, то вопросы доктору они задают одни и те же – когда выпишете?

– Сейчас я посмотрю вас, – сказал Кравцов. Он быстро сделал все необходимые процедуры и убедился в том, что американец полностью оправился.

Сейчас он был здоров настолько, насколько это вообще возможно в его возрасте.

Установив это, Кравцов оказался в довольно сложной ситуации. Любого русского он тут же выписал бы.

Но что делать с американцем? Ведь ему некуда идти', . у него нет ни русских денег, ни документов, да и вообще, его правовой статус весьма сомнителен. И теперь нет поблизости никого вроде Гаранина, кто взял бы на себя дальнейшую заботу о нем.

– Вы себя хорошо чувствуете? – спросил Кравцов, откровенно говоря, надеясь на отрицательный ответ. Это позволило бы отложить решение проблемы на неопределенный срок.

– Да. Я в порядке, – сказал американец и посмотрел на врача выжидательно.

– Подождите немного, мне нужно связаться со своим… начальством, – последнее слово Кравцов произнес по-русски, не найдя у себя в памяти подходящего английского аналога. Но американец, кажется, понял. Он спокойно кивнул и откинулся на подушку.

Кравцов отправился в ординаторскую и позвонил в администрацию, Берегову.

– А кто его спрашивает? – отозвался в трубке приятный женский голосок.

– Борис Михайлович Кравцов. Скажите ему, что это насчет американца.

Через несколько секунд в трубке послышался голос Берегова:

– Что там у тебя такое, Борис Михайлович? Только не говори, что янки коньки отбросил.

– Не скажу. Наоборот – выздоровел. Сергей Степанович, что мне с ним теперь делать? Его выписывать нужно, но куда он пойдет?

На том конце трубки воцарилось молчание. Берегов подсознательно полагал, что до тех пор, пока все официальные проблемы с пересечением американцем государственной границы России не будут урегулированы, тот останется в госпитале. Но если врач говорит, что янки выздоровел, то оставлять его в больнице, пожалуй, не стоит. Конечно, не нужно впадать в крайности, но ведь он все-таки незаконно проник на российскую территорию. Вдруг он и правда какой-нибудь шпион? Покойный Гаранин явно это подозревал, иначе не ночевал бы в его палате. А у Гаранина, как у сотрудника ФСБ, могли быть на это веские причины, о которых он не знает. Значит, лучше перестраховаться и поместить американца под охрану. Тем более что с нарушителями границы по закону так делать и положено. Конечно, обращаться с ним следует максимально вежливо, но об этом он ментов особо предупредит.

– Вот что, Борис Михайлович, – сказал наконец Берегов. – Выписывай его, но пока никуда не отпускай. Скоро за ним приедут.

– Кто?

– Военные. Он ведь по закону нарушитель границы, и раз он теперь здоров, его нужно поместить под охрану.

– Он же старик совсем! – возмутился Кравцов.

– А что ты предлагаешь? Может, мне его к себе в гости пригласить? Или это ты сделаешь? В конце концов, никто его в карцер с крысами кидать не собирается, у нас и нет такого, сам ведь знаешь. Просто пусть посидит в комендатуре, пока мы всю официальную волокиту по его вопросу не закончим. Там у пограничников ему будет вполне комфортно.

– Хорошо. Тогда я на него оформляю бумаги и жду, – сказал Кравцов.

– Именно так, – подтвердил Берегов и отключился.

Кравцов, повесив трубку, некоторое время был искренне возмущен тем, что спасенного старика собираются посадить под арест. Но потом, чуть успокоившись, пришел к выводу, что Берегов по-своему прав. В самом деле – настоящей тюрьмы на острове нет. Даже менты, если приходится кого-то сажать, что, впрочем, бывает крайне редко, пользуются бревенчатым домиком за погранзаставой, где у военных гауптвахта. А условия там вполне приличные, если не считать отсутствия свободы. Но как раз свобода-то сейчас американцу и ни к чему.

«Уазик» военных прибыл минут через десять после того, как Кравцов закончил оформлять документы. Он хотел было объяснить американцу, куда его повезут, чтобы тот не перепугался, но с его знанием английского это оказалось невозможно. Зато один из прибывших пограничников, молодой старлей, знал английский прекрасно. Он очень быстро объяснил Меллингу ситуацию. Возражать американец не пытался, – во-первых, понимал, что без толку, а во-вторых – зачем? Все равно сразу обратно в Адак его не отпустят, а жить где-то надо. Была и еще одна причина. Меллинг был неглуп и, узнав о том, что случилось утром, истолковал все совершенно правильно. Рассказ «океанолога» о ночном визите японца явно был правдой. И убить хотели именно его, а не русского контрразведчика, тот погиб по ошибке. Значит, оказаться сейчас под надежной охраной для него даже хорошо.

Гарнизонная гауптвахта представляла собой маленький бревенчатый домик, расположенный метрах в десяти за погранзаставой. Когда пограничники привезли туда Меллинга, перед ними возникла неожиданная проблема – единственная камера была уже занята. Там с утра сидел привезенный ментами Полундра. Других подходящих помещений просто не было – проштрафившихся военных всегда сажали в одну камеру. Места там было достаточно человек на десять, а больше четырех арестантов зараз последние тридцать лет в гарнизоне не бывало.

– Ну и пусть вместе сидят, – сказал лейтенант, командовавший пограничниками, которые привезли американца.

– А если он ему что-нибудь сделает? – спросил часовой, которому совершенно не хотелось в случае чего оказаться крайним.

– Кто? Кому?

– Ну, этот, Павлов. Он уже одного убил, а вашему старикашке надо немного – чуть ткни, он и развалится.

– У меня приказ – поместить американца сюда, – резко сказал лейтенант. – Ничего с ним не случится.

– А если…

– Я же сказал – у меня приказ.

С этим было не поспорить, и часовой нехотя позволил ввести янки в дом.

– Будет что нужно – крикнете, – сказал лейтенант, отпирая дверь камеры. – Если какие-нибудь жалобы возникнут – через часового. Надеюсь, что надолго вы здесь не задержитесь.

Американец кивнул и перешагнул порог. Дверь у него за спиной захлопнулась.

Камера была довольно приличная. Чистый пол, добротные дощатые нары, прикрытая крышкой параша в углу – оттуда шел сильный запах хлорки. В дальнем углу камеры, на нарах, сидел Полундра. Когда спецназовец увидел американца, брови его стремительно поползли вверх – уж его-то он здесь увидеть никак не ожидал.

– А ты сюда как попал? – по-английски спросил он, поднимаясь с нар и шагая Меллингу навстречу. – Или тоже убил кого?

Меллинг также удивился, увидев лжеокеанолога.

Но быстро справился с собой.

– Выздоровел я. Вот сюда и определили, – спокойно ответил он, осматриваясь по сторонам. Что ж, все было не так плохо, как он ожидал – в русской тюрьме могло оказаться и куда хуже.

– Садись тогда, что стоишь, – сказал Полундра, возвращаясь на свое место.

Меллинг сел. В камере повисло молчание – ни Полундра, ни американец не спешили начинать разговор. Полундра, которому с трудом верилось в такую удачу, боялся ее спугнуть. Полезешь сейчас к американцу снова с вопросами – подумает, что нарочно сюда подсадили, и говорить не будет. Нет, лучше ждать, пока старик сам заговорит.

Меллинг же сейчас пытался проанализировать все, что знал о случившемся ночью и вечером. Теперь он полностью верил в рассказ этого русского о том, что ночью по его душу приходил японец. Смерть российского контрразведчика это однозначно подтверждала. Тогда получается, что этот Павлов спас ему жизнь. Если бы он не остановил японца, то русские сейчас расследовали бы смерть американского подданного Джейка Меллинга. Выходит, именно с ним можно быть полностью откровенным. Разумеется, никакой он не океанолог, но какая теперь разница?

Главное, он-то его смерти точно не желает.

– Сегодня ночью вы задали мне несколько вопросов, – нарушил тишину американец. – Вас по-прежнему интересуют ответы на них?

– Да, – кивнул Полундра. – А вы теперь готовы отвечать?

– Именно так. Слушайте… – и Меллинг коротко, но не упуская ничего важного, рассказал Полундре о прибытии японцев на остров Атту, о том, как ему удалось разговорить их штурмана, и о причинах, которые толкнули его выйти в море перед штормом.

– Не совсем понимаю, – сказал Полундра. – Так что же за опасность могут эти ученые представлять?

Я так понял, что ты догадался, в чем истинная цель их экспедиции. Так?

– Да. Я ведь военный моряк. Ну, то есть был военным моряком. Какое-то время я служил на Окинаве в составе наших войск, которые там дислоцированы.

Там я изучал архивы войны – просто так, ради интереса. И, кроме всего прочего, узнал об одном японском плане, который они так и не успели реализовать.

– Каком? И при чем тут это?

– Погоди. Слушай, сейчас все объясню. Этот план был связан с ядом рыбы фугу. В самом конце войны японской военно-медицинской академии удалось синтезировать его в промышленных масштабах и изготовить несколько бомб на его основе. Яд очень мощный, кроме того, он крайне устойчив, не разлагается под действием воздуха и воды. Отравляющее действие может сохранять до нескольких десятков лет. Он заражает воду, почву, продукты питания.

– Я знаю, – кивнул Полундра. Он с детства увлекался обитателями моря и слышал про рыбу фугу и тетрадотоксин, содержащийся в ее печени.

– Тем лучше. Так вот, самое главное, что если заражение этим ядом произошло, то очистить пораженную территорию практически невозможно. Японцы собирались при помощи бомб с этим ядом отравить инфраструктуру в районе Панамского канала, чтобы парализовать его работу. Последствия объяснять надо?

Полундра отрицательно покачал головой. Военную историю, особенно имеющую отношение к морю, он знал очень хорошо и прекрасно понимал, что бы произошло, если бы в конце войны японцам удалось парализовать Панамский канал. Тогда стала бы практически невозможной переброска сил ВМС США в район Тихого океана. Это дало бы японцам очень весомый шанс победить в войне на море и как минимум на год оттянуть окончательный разгром. А то и выторговать относительно выгодный мир у измотанных войной союзников.

– Кстати сказать, во время экспериментов с этим ядом японцы использовали в качестве подопытных наших пленных солдат, – сказал Меллинг. – Кроме Пирл-Харбора причиной того, что наши политики решились на бомбардировку Хиросимы и Нагасаки, стали и эти опыты.

Полундра не ответил. Касательно Хиросимы и Нагасаки у него было свое мнение. Спецназовец считал, что совершенно ненужная с военной точки зрения атомная бомбардировка этих городов была не чем иным, как демонстрацией силы. Американцы сделали это, чтобы остановить русских, которые в сорок пятом году, если бы захотели, могли не остановиться в Германии, а спокойно дойти до берегов Ла-Манша.

Никакой силы, способной остановить могучую Советскую армию, только что разделавшуюся с Гитлером, в Европе тогда не было. Однако говорить сейчас об этом было не время.

– Так вот, когда я прочитал эти архивы, я вспомнил о подводной лодке, которую мы в сорок пятом здесь потопили, – продолжал американец. – Это наверняка была она, та самая, которая везла бомбы с ядом. Все сроки совпадали, маршрут тоже. К тому же если бы это была не она, план японцев удался бы.

– Понятно… – протянул Полундра. – Ну, хорошо, потопили вы ту лодку. Молодцы. А эти, нынешние японцы, тут при чем?

– Их штурман назвал мне квадрат, в котором они собираются искать морскую корову. Это квадрат сорок один – восемнадцать. Сказать тебе, где мы подлодку утопили, или сам догадаешься?

– Что, неужели там же?!

– Именно. Эти ученые собираются ее найти. И я голову поставлю против дырявого ботинка – они собираются поднять подлодку.

– Но зачем? Она сейчас только в музей годится.

– Им нужен яд. Именно ради него и будут поднимать подлодку.

– Какой им в этом смысл? Они же сами этот яд сделали, захотят – сделают еще, – недоуменно сказал Полундра.

– Все не так просто. После победы наши войска уничтожили линию производства яда и всю документацию по нему. Так что секрет его выработки в промышленных масштабах утерян. Но если поднять субмарину, то можно использовать тот запас, который есть на борту. Я рассказывал все это у себя, но никто меня не стал слушать. Но не может же быть совпадение квадратов случайностью!

– Не может, – кивнул Полундра. – Не верю я в такие случайности. Да и то, что японцы пытались тебя убрать, – это тоже на случайность никак не похоже.

Думаю, что ты прав. Интересно только, зачем им сейчас этот яд?

– Мало ли… Может, этот их руководитель из реваншистов и до сих пор мечтает отомстить нам или вам за поражение в войне. Кстати, насколько я знаю, к вам у японцев есть еще претензии касательно северных территорий. Может быть, яд предназначен туда. Например, его можно использовать для шантажа вашей страны – или отдадите острова, или получите на них пустынную, безлюдную землю.

– Может, и так… – задумчиво сказал Полундра. – Но это можно выяснить только потом. Отсюда мы все равно сделать ничего не можем. Остается только ждать, пока тебя передадут своим, может быть, теперь ты сумеешь их убедить. Особенно после того, как японцы пытались тебя убить.

Кстати! Они, скорее всего, ядом фугу и пользовались! В небольших количествах его можно из печени рыбы добывать. А последствия его действия – никаких четких следов. Да и всю нашу делегацию на ужине японцы, скорее всего, им же траванули. Я же помню, этот их главный так настойчиво мне какую-то рыбу сырую подсовывал!

– Точно она. Фугу едят сырой, – подтвердил Меллинг.

– Интересно, почему же мы тогда живы остались?

– Наверное, они дозу хорошо рассчитали. Куча трупов им ведь тоже была ни к чему. Скорее всего, целились в основном в тебя, да еще в пограничников.

В тех, кто мог им помешать.

– Мать их так! – по-русски выругался Полундра. – Они ведь своего добились. Занимаются спокойно своим делом, а мы тут сидим. Одна надежда, что Селезнев что-нибудь сделает. Я ему успел шепнуть, чтобы следил за япошками.

В этот момент за дверью раздались шаги, а через несколько секунд в замке повернулся ключ. На пороге появился часовой:

– Эй, Павлов, к тебе посетитель.

– Да? И кто же? – удивленно спросил Полундра.

Никаких посетителей он не ждал.

– Пацан какой-то. Я его не хотел пускать, но он так просит. Говорит, поесть вам принес. Можно подумать, вас тут без него бы не покормили!

– Ладно, впускай его, что болтать-то.

Часовой посторонился, и в камеру вошел Витя.

– Только быстро, – сказал ему солдат. – Передал – и обратно.

– Дядя Сережа! – мальчишка кинулся к Полундре.

– Витька! Откуда ты узнал, что я здесь?!

– Папа сказал. Он просил передать, что пойдет в море, за японцами. А меня просил вам принести поесть. Вот, возьмите, – мальчишка протянул Полундре какой-то тяжелый пакет. – Картошка еще горячая, мне здесь идти совсем близко. И еще. Папа просил передать – он не верит, что вы убийца. И я тоже не верю.

– Спасибо, Витя.

– Ой, а это кто с вами? – мальчишка заметил Меллинга.

– Американец. Тот самый, которого твой отец спас. Хороший человек, кстати. Ладно, Вить, иди.

И спасибо тебе.

В пакете оказалась горячая вареная картошка, хлеб, соленые огурцы и колбаса. Рассчитано было на одного, но Полундра, разумеется, поделился с Меллингом.

– А ведь дело не так плохо, – сказал Полундра американцу, принимаясь за еду. – Отец этого парнишки – тот самый Селезнев. Он пограничник, капитан-лейтенант. И он вышел в море следить за японцами.

– Как бы с ним чего не случилось.

– Ничего, он парень умный. Голыми руками не возьмешь.

– У японцев есть не только голые руки, – пессимистично покачал головой Меллинг.