Текст книги "Морской охотник"

Автор книги: Сергей Зверев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Глава 35

– Товарищ капитан! Стае! Слышите?! Замок!

Селезнев с трудом разогнулся. Последние полчаса – а может, и больше – он двигался уже совершенно автоматически. От одуряющего холода он уже почти совсем забыл и кто он, и где он, и зачем он раз за разом приседает и делает наклоны. Он просто помнил, что так надо, и действовал, как заведенный механизм. Слова мичмана не сразу дошли до затуманенного сознания каплея, но они все же немного всколыхнули его.

«Замок? Какой еще замок?», – вяло подумал он, в очередной раз наклоняясь.

– Товарищ капитан! Вы что, не слышите?! Идемте к двери! – из всех троих посаженных в холодильную камеру пограничников только мичман Леха Калинин еще оставался в более-менее нормальном состоянии, хотя и у него от холода уже чернело перед глазами и накатывала апатия. Но сейчас, услыхав железный лязг замка, он воспрял духом – появлялся хоть и призрачный, но все же шанс. Если, конечно, он сумеет расшевелить товарищей – в одиночку ему ловить явно нечего.

Калинин что было сил тряхнул за плечо своего командира:

– Японцы идут!

Слово «японцы» вывело Селезнева из ступора. Он все понял и медленно двинулся на звук, туда, где спустя считанные секунды должна была открыться дверь. А через какое-то мгновенье за ним последовал и Стае Кожевников – мичману удалось и его привести в себя.

– Не кидаться сразу, как откроют, – прошептал Калинин, становясь плечом к плечу с Селезневым. – Нужно дать им дверь пошире распахнуть. Они нас сразу не разглядят – ведь идут-то со света в темноту.

Селезнев ничего не ответил – губы и язык у него онемели и не слушались, но про себя согласился с мичманом. В камере повисло напряженное молчание – русские были готовы кинуться в бой.

Раздался скрип, и в темноте возникла вертикальная светлая полоска, тут же расширившаяся до размеров нормального дверного проема.

«Ну, давайте, гады!» – яростно подумал Селезнев, перенося вес тела на левую ногу. Выделившийся адреналин помог ему почти полностью справиться с переохлаждением.

Но японцы не были дураками. Предусмотреть то, что доведенные до отчаяния пленники уже не побоятся автоматов, было совсем несложно. Прошла секунда, другая, и ничего не происходило. В дверь никто не входил.

«Суки!» – с бессильной ненавистью подумал Селезнев и хриплым, отчаянным голосом взревел:

– Вперед, Морфлот! – и первым рванулся наружу.

Японцев за дверью было восемь человек. Четверо из них стояли полукругом, с автоматами на изготовку, а еще четверо, безоружные, – попарно с каждой стороны от двери. Когда пограничник с заиндевевшими волосами и отчаянными глазами выскочил за дверь, один из безоружных поставил ему прозаическую подножку.

Селезнев полетел со всего размаху, впечатался в стальной пол грудью, да так, что несколько секунд не мог вдохнуть. На спине у него тут же оказался один из японцев. Он умело завел руки пограничника за спину.

Селезнев рванулся, и ему почти удалось сбросить азиата – все же он был намного сильнее. Но сказалось заточение в холодной камере, в момент, когда надо было разворачиваться и брать врага за глотку, онемевшая рука подвела его и разогнулась. А уже через секунду на пограничника навалился второй японец. Вместе они прижали Селезнева крепко – так, что и не рыпнешься.

Практически то же самое случилось с Кожевниковым, который выскочил из камеры сразу после Селезнева. А вот мичман Калинин сопротивлялся чуть дольше. Когда он вырвался из холодильника, оба ближайших к двери японца были уже заняты, а другие два не успели вовремя подскочить поближе и сбить с ног. Калинин бросился к автоматчикам. Он ни на что не надеялся, просто хотел умереть в бою, а не как баран на бойне. Но автоматчикам был дан приказ не оставлять на пленниках никаких следов насилия. Тот, на которого несся русский, скользнул в сторону, даже не пытаясь контратаковать. За него это сделали другие – ближайший из японцев, подскочив к Калинину сзади, ударил его ногой под коленку. Даже не столько ударил, сколько просто надавил. Мичман рухнул на пол, но сумел обернуть это падение себе на пользу.

Он перекатился и оказался в полушаге от еще одного автоматчика. И прежде чем не ожидавший этого японец успел что-нибудь предпринять, что было сил шарахнул его кулаком в грудь. Но это был его последний подвиг – мгновеньем позже тот, на кого он бросился первым, четко ударил его ребром ладони по шее прямо над ключицей. Перед глазами Калинина потемнело, и он потерял сознание.

Убедившись, что все трое русских моряков больше не способны оказывать сопротивление, Като, первый помощник Яманиси, бывший тут главным, вытащил из кармана три одноразовых пластиковых шприца с защитными колпачками на иголках. Като по очереди наклонился над каждым из русских и сделал им по уколу. В шприцах был яд рыбы фугу, и теперь можно было не беспокоиться о том, что, когда корабль вернется на Медный, пограничники могут попасть к своим и все им рассказать. А зафиксировать насильственную смерть после применения этого яда было невозможно.

Но один неприятный сюрприз первого помощника все же еще ждал.

– Като-сан! – окликнул его один из подчиненных.

Като обернулся. Окликнувший его стоял над тем, кого последний из русских успел ударить. По выражению лица автоматчика было ясно, что дело плохо.

– Что с ним? – Като шагнул вперед и тут же замер – автоматчик сделал характерный жест, провел ребром ладони по горлу. Пояснений не требовалось.

Осмотрев пострадавшего лично, Като убедился в том, что тот и в самом деле мертв. Изо рта и носа убитого сочилась кровь, а на груди прощупывалась вмятина. Похоже, русский сумел одним ударом проломить ему грудную клетку.

«Зачем мы враждуем с этими людьми? – промелькнула в голове Като крамольная мысль, когда он поднимался с колен. – Неужели не хватит того, что было в сорок пятом?»

Но внешне он не проявил и тени сомнения.

– В море, – сказал он, кивнув на труп. – А русских в каюту.

Через несколько минут Савада Яманиси, выслушав доклад своего помощника, уже вызывал по рации погранзаставу острова Медный.

– Приветствую вас! – сказал он, услышав голос русского радиста. – Говорит Савада Яманиси, борт японского научно-исследовательского судна. Только что нами были подобраны трое русских пограничников на спасательном плотике. Все трое в бессознательном состоянии.

– Что?! – изумленно отозвался русский.

Яманиси начал повторять.

– Нет, я понял, – радист явно пытался собраться с мыслями. – Что с ними случилось?!

– Не знаю, – ответил японец. – Но состояние очень тяжелое. Мы оказали им первую помощь своими силами, но не знаю, сумеем ли довезти до острова.

– Послушайте, Яманиси… Или как вас там… Постарайтесь помочь им. На причале вас встретят наши врачи, только постарайтесь довезти ребят живыми.

Сделайте все, что нужно, если надо, мы заплатим…

– Мы сделаем все, что можем. Но мы не всесильны…

– Сколько вам осталось до берега?

– Меньше часа.

– Постарайтесь довезти!

Доза яда была рассчитана очень точно. До берега японцы довезли живыми всех троих. Но до больницы из них доехали уже только двое – Стае Кожевников умер по пути, хотя ехать было всего ничего. Калинина и Селезнева в госпитале сразу же положили под капельницы, Кравцов сделал все, что смог, но когда он отвечал на вопросы из погранчасти, оптимизма в его голосе не было. Прямо он этого не сказал, но было ясно, что жить обоим спасенным осталось мало.

Однако японцев никто ни в чем плохом не заподозрил. На море ведь всякое случается, тем более когда море неспокойно. Напротив, Саваде Яманиси была выражена официальная благодарность за спасение жизней российских военных моряков. Принял эти благодарности японец с совершенно непроницаемым лицом, как умеют только азиаты. А потом немедленно попросил пограничников оказать ему помощь в починке пришедшего в негодность робота-батискафа. Разумеется, в помощи ему не отказали – капитан Кафтанов откомандировал к японцам четырех своих техников и разрешил им взять с собой любые инструменты и оборудование.

Возились с батискафом весь вечер. С русской стороны кроме четырех специалистов, как это всегда в таких случаях и бывает, явилась куча любопытствующих. В самом деле, шутка ли сказать – настоящий научный батискаф, прямо как у Кусто, даже лучше.

В числе прочих посторонних, гнать которых было некому и не за что, вокруг батискафа и ремонтирующих его специалистов вертелся и Джон Дональдсон.

Но, в отличие от всех прочих, его любопытство было не праздным, а, напротив, сугубо профессиональным. Особенно внимательно цэрэушник стал прислушиваться к разговорам техников, когда речь зашла о восстановлении герметичности батискафа.

– Слушайте, а что у вас с ним случилось? – на ломаном английском спросил у японцев самый старый из русских техников. – Как это его так поломало?

– Во время шторма о борт ударился, – ответил один из японцев. У Дональдсона осталось впечатление, что отвечает азиат нехотя, только потому, что молчание будет выглядеть подозрительнее, чем любой ответ.

– О борт?! – удивленно переспросил русский. – А ты сам это видел?

– Да, – кивнул японец.

– Странно… – русский почесал в затылке. – Не могло этого быть.

Он явно ждал, что его спросят, почему не могло, но японец промолчал, а большая часть любопытных рыбаков, окруживших место починки, даже ломаного английского не понимали. Дональдсону очень не хотелось высовываться. Но он почувствовал – сейчас надо. Иначе этот интересный разговор так и заглохнет.

– Почему не могло? – громко спросил он, стараясь говорить как можно грубее и медленнее, чтобы его можно было принять за русского.

– Как же! – обрадованно отозвался техник. – Шланги-то здесь не оборваны. Их чем-то острым обрезали! – он ткнул грязным пальцем в обрезки гидравлических шлангов батискафа.

«А ведь он прав! – промелькнуло в голове Дональдсона. – Края-то ровные!»

– Некому их было резать! – сердито сказал японец. – Ты лучше своим делом занимайся.

– Ничего себе! – обиделся русский. – Я вам помогаю за бесплатно, а ты мне рот будешь затыкать?!

Японец не ответил, а русский еще долго бубнил себе под нос что-то про неблагодарных желтопузых.

Дональдсон, поняв, что больше ничего полезного он здесь не услышит, отошел в сторону. Он не видел, как у него за спиной Савада Яманиси, наблюдавший за починкой батискафа, склонился к уху одного из своих подчиненных и что-то прошептал, указывая глазами на удаляющегося американца. Начальник японцев был неглуп и наблюдателен – он заметил странный интерес этого человека к досадной нестыковке в представленной японцами версии. И заподозрил неладное.

Глава 36

– Борис Михайлович, может, пустим все-таки мальчишку? – Даша еле говорила, сдерживаемые слезы душили ее. Медсестра по роду своей деятельности должна иметь крепкие нервы, но в Прибрежном у Даши практики было маловато. Тем более – такой.

– Нельзя! – отрезал Кравцов, не оборачиваясь. – Он стоял, склонившись над безжизненно распростертым на койке телом Вячеслава Селезнева, и думал, что еще можно предпринять. Промывание желудка уже сделали, капельницу поставили, все необходимые лекарства ввели – что еще остается?

Напряженно подумав еще несколько минут, Кравцов пришел к выводу, что ничего. Теперь можно только ждать и надеяться на то, что молодой и здоровый организм дальше справится сам. Впрочем, надежды на это было очень мало – полчаса назад умер Алексей Калинин, а ведь он был не старше и не слабее Селезнева.

– Борис Михайлович… – снова робко прошептала медсестра. – Может, все-таки…

– А, ладно! – раздраженно махнул рукой Кравцов. – Впускай. Хуже ему уже точно не будет.

Даша тут же кинулась к двери, распахнула ее и высунулась в коридор.

В том самом кресле, в котором провел прошлую ночь Полундра, сейчас сидел Витька Селезнев. Лицо у него было бледным, руки тряслись, а глаза отчаянно бегали. На тонкой мальчишеской шее справа багровели три больших кровоподтека – Витька никак не мог окончательно поверить, что все это происходит наяву, он зверски щипал себя, надеясь проснуться.

Но надежды были напрасны – кошмар обернулся явью, его отец в самом деле лежал здесь, за дверью четвертой палаты, и в любую секунду мог умереть.

– Витя! Заходи!

Услышав голос медсестры, мальчишка вскочил с места как подброшенный – его словно иголкой пронзила отчаянная надежда на то, что отцу стало лучше.

Он кинулся к двери палаты – и чуть не упал, споткнувшись о хозяйственную сумку, в которой лежали продукты для дяди Сережи и американца. Он ведь так и не успел выйти из поселка – его встретил один из знакомых пограничников и сказал, чтобы он скорее бежал в госпиталь. Он прибежал, и тогда начался кошмар, который длится до сих пор.

Оказавшись в палате, Витька тут же кинулся к койке, на которой лежал его отец.

– Папа! Папа, что с тобой?! – из глаз паренька совершенно непроизвольно потекли слезы, а он даже не заметил их, хотя еще два часа назад счел бы это ужасным позором и просто не поверил бы, услышав, что он сам способен разреветься, как девчонка.

– Осторожнее! – сказал Кравцов, видя, что мальчишка схватил больного за плечо.

– Ему лучше?! Скажите, доктор, ему лучше?! – Витька повернулся к Кравцову, в глазах его горела надежда.

«Вот поэтому и не разрешают родственников к тяжелобольным пускать, – как-то отстраненно подумал Кравцов. – Сами они ничего сделать не могут, зато мешают тем, кто может, – врачам. Что я этому пацану скажу? Мне сейчас не об этом надо думать, а о том, что еще можно сделать для больного!»

– Нет, пока не лучше, – сказал Кравцов официальным тоном.

– Но он не умрет?!

Ответить на этот вопрос, глядя ребенку в глаза, было почти невозможно. Кравцов был уверен, что жить Селезневу осталось считанные часы. А может, даже не часы, а минуты. Но как об этом сказать?!

– Не знаю, – с трудом выдавил он из себя.

Мальчишка смотрел на него, явно ожидая, что сейчас этот умный, взрослый человек скажет еще что-то. Но сказать Кравцову было больше нечего.

– В общем, если хочешь, посиди здесь, – отводя глаза, сказал он. – Только не трогай его.

Мальчишка кивнул – он готов был слушаться этого человека в белом халате совершенно безропотно, ведь он воплощал последнюю надежду на то, что все еще будет в порядке.

Кравцов вышел из палаты.

– Слушай, а где твоя мама? – спросила Витьку медсестра. – Она знает… – Даша не договорила.

– Она уехала… – ответил Витька. – К бабушке, во Владивосток. Я ей позвонил, но она только завтра утром прилетит.

– Понятно…

Больше они не разговаривали. Витька сидел у кровати, держа отца за руку, а Даша примостилась подальше, у стены. Она бы с радостью ушла из палаты, но не имела на это права, как медсестра она должна была постоянно находиться здесь.

Через полчаса Витьке показалось, что еле слышное дыхание отца стало реже. Несколько минут он старался убедить себя в том, что ошибся, но вскоре обманывать себя стало невозможно.

– Тетя Даша… – с отчаянием в голосе сказал мальчишка. – Папа дышать перестает!

Медсестра встала, подошла к койке, прислушалась. Мальчишка был прав. Она взяла Селезнева за запястье, попыталась прощупать пульс. Ей удалось это только секунд через десять. Удары были слабые и очень, очень редкие.

– Он умирает? Да? Скажите, он умирает?

Даша молчала.

– Ну сделайте что-нибудь! – отчаянно вскрикнул мальчик.

– Я ничего не могу сделать, – тихо-тихо, одними губами прошептала медсестра. И отвернулась – видеть лицо Витьки ей сейчас было больно почти физически.

Через несколько секунд Селезнев сделал последний выдох…

Витька сидел, оцепенев, а слезы, словно сами собой, катились по его щекам и капали на пол. Даша хотела было попытаться его утешить, но просто побоялась. Мальчик был сейчас похож на перекаленное стекло – коснись его и треснет, разлетится на тысячу мелких осколков. Медсестра тихо встала с места и вышла из палаты. А через пару минут дверь снова открылась, и внутрь вкатилась больничная каталка.

– Витя, тебе лучше выйти, – не глядя на мальчика, сказал Кравцов.

Тот не пошевелился.

– Витя, выйди, пожалуйста. Так будет лучше, – Кравцов осторожно взял паренька за руку. Тот не сопротивлялся. Как сомнамбула он прошел вслед за главврачом по коридору и вышел из госпиталя.

– Побудь пока здесь, – сказал Кравцов. – Сейчас, через пять минут, я пришлю Дашу, она проводит тебя домой.

Сказав это, Кравцов скрылся за дверью.

«Он ушел, чтобы отвезти папу в морг, – словно о постороннем, подумал Витька. – Папы больше нет».

Он рухнул на землю и чуть не захлебнулся от подкативших к горлу слез. Все это было не правильно!

Так не должно было случиться! Если бы папа не вышел в море следить за этими проклятыми японцами…

В этот момент, вспомнив о японцах, Витька неожиданно чуть успокоился. Нет, его боль не стала меньше, но она словно отодвинулась куда-то назад, в глубь сознания, а на передний план вышла одна, но зато очень отчетливая мысль.

«Папу убили японцы», – подумал Витька.

Он был абсолютно уверен в этом. Именно японцы привезли отца в таком состоянии, именно за ними он выходил в море. И дядя Сережа явно подозревал их экспедицию в чем-то нехорошем. Из-за этого они и убили отца!

«Надо скорее рассказать все дяде Сереже», – подумал мальчик. Он попытался встать на ноги, но сразу не сумел. Ноги тряслись, не держали его, а перед глазами все затуманилось – и не только от слез. Но Витька сумел взять себя в руки. Он вспомнил о том, что всегда говорил ему отец: «Ты мужчина. Неважно, что тебе еще нет восемнадцати. Ты должен вести себя как взрослый. И чем тебе хуже, тем важнее помнить об этом».

Витька был уверен, что на его месте ни отец, ни дядя Сережа не стали бы валяться у крыльца госпиталя и реветь. Они бы действовали. И действовали бы так, что японцам пришлось бы туго. Значит, так должен поступить и он.

Крепко сжав зубы, Витька окончательно загнал свою боль в глубь сознания. Он должен как можно быстрее добраться до бухты, где его ждут дядя Сережа и американец, и все рассказать им. Сейчас именно это его настоящий долг перед отцом.

Витька не забыл даже вернуться в госпиталь и прихватить с собой сумку с продуктами. Когда он выходил, его заметила медсестра, но Витька не ответил на ее вопрос. По правде говоря, он даже не расслышал, о чем она его спросила.

Через несколько минут он уже вышел из поселка и быстрым шагом двинулся по ведущей в бухту тропинке.

Глава 37

Когда Витька добрался до бухты, в которой был спрятан катер и где теперь ожидали его Полундра и Джейк Меллинг, ночь уже была на исходе. Звезды на небе побледнели, а темнота немного рассеялась, теперь в мире царили сумерки. Правда, пока еще было довольно темно – видно было максимум шагов на десять вперед. С моря дул сильный свежий ветер, было холодно.

– Дядя Сережа! – Витька постучал по стене инструментальной будки. – Дядя Сережа, вставайте скорее!

В будке послышалось какое-то шевеление, тихий шепот, а потом из нее появился Полундра. Витька, несмотря на то, что сейчас ему было совершенно не до этого, все же заметил, что движения у дяди Сережи уверенные и точные, а в глазах – ни следа сна.

Словно уже час как проснулся.

– Привет, Витька, – сказал Полундра. – А я думал, что ты только утром придешь. Что ты не спишь?

Или… Или случилось что? – спецназовец заметил неестественную бледность мальчишки и странное выражение его лица. Полундра не в первый раз видел людей, которых постигла тяжелая утрата, и сейчас понял, о чем скажет мальчик, прежде чем тот успел открыть рот.

– Папа умер… – выдавил из себя Витька страшные слова. И в этот момент словно плотину прорвало – он шагнул к Полундре, уткнулся лицом ему в грудь и зарыдал в голос.

– Витька… Что ты… – спецназовец не знал, что сказать. Ему не приходилось прежде утешать детей, с которыми случилась такая беда, поэтому он стал просто гладить Витьку по макушке, ничего не говоря. Любые слова утешения сейчас прозвучали бы фальшиво.

– Что с ним случилось? – спросил он, дождавшись, когда мальчишка сам немного успокоится. Полундра решил, что сейчас разговор о деле будет уместнее любых утешений. Он оказался прав.

– Это японцы, – мальчишка вскинул на него заплаканное лицо, но в глазах его теперь было не только отчаяние, в глубине их таилось какое-то другое жесткое чувство. – Они убили папу.

– Как? Ты сам это видел?

– Нет, – помотал головой мальчик. – Они привезли его и еще двух наших на своем корабле. Сказали, что нашли в море, на спасательном плоту. А катер, на котором папа уходил, не вернулся. Все думают, что он перевернулся из-за волн. Но этого не может быть!

Папа даже в шторм плавал, а вчера волны совсем слабые были! Это японцы его убили! И с катером тоже они что-то сделали!

Полундра не ответил. Он крепко стиснул зубы, чтобы не выругаться в голос. Подтвердились его самые худшие опасения. И ведь это он, хоть и косвенно, виновен в смерти Селезнева! Это он послал Славку в море следить за японцами. Конечно, это был его долг как российского пограничника, но от чувства вины все равно теперь не избавиться.

– Дядя Сережа, вы ведь им отомстите? – спросил мальчик почти спокойным голосом. – В поселке мне никто не поверит, и если вы ничего не сделаете, японцы так и уплывут.

– Не беспокойся, Витя, – твердо сказал Полундра. – За твоего отца они ответят. Скажи, а чем сейчас они занимаются?

– Сейчас они чинят свой батискаф, – эти слова были сказаны по-английски, и голос доносился из темноты, со стороны скал.

Полундра среагировал мгновенно. Он одним мощным движением отшвырнул Витьку в сторону, а сам упал на землю, перекатился и оказался за небольшим валуном с автоматом на изготовку. Оружие он сейчас носил с собой постоянно – даже спал, держа одну руку на автомате, и навстречу Витьке из будки тоже вылез с оружием на плече. Оказывается, не зря осторожничал.

– Витька, не шевелись! – рявкнул спецназовец. – Джейк, у нас гости! – эти слова Полундра выкрикнул по-английски. – Бери пушку!

На самом деле оружия у Меллинга не было – на двоих у беглецов был единственный автомат, который Полундра прихватил с собой при побеге с гауптвахты. Но неизвестному противнику знать об этом не следовало. Наоборот – пусть думает, что ему противостоят два вооруженных человека. Правила войны всегда одни и те же – если ты слаб, покажи противнику, что силен, если силен, покажи, что слаб.

– О, мистер Меллинг тоже здесь, – раздался из темноты тот же голос. – Это отлично. Господа, я тут один, и я не собираюсь на вас нападать. Пообещайте мне, что не начнете палить, если я выйду из укрытия, и тогда мы сможем поговорить как цивилизованные люди.

Полундра умел различать в английском произношении акценты и особенности выговора – его этому хорошо учили. И сейчас он готов был голову дать на отсечение – говорил не японец, а самый настоящий американец. Притом откуда-то из северных штатов.

Но осторожность все равно была нелишней.

– А кто ты такой? И почему решил, что мы захотим с тобой разговаривать? – громко спросил он.

– Я Джон Дональдсон, агент Центрального разведывательного управления США, штат Аляска. Если хотите, то, когда подпустите меня поближе, могу показать документы. А пообщаться вам со мной стоит.

Это будет выгодно и вам, и мне.

– Я в этом не уверен, – отозвался Полундра.

– Вы ведь, как я понял, хотите остановить японцев? Я могу вам в этом помочь. Мистер Меллинг! – невидимый собеседник Полундры повысил голос. – Убедите своего товарища, что разговор со мной будет полезен. Я уже знаю, что вы что-то выяснили про японскую экспедицию и, в отличие от вашего кретина-шерифа и мэра, готов вам поверить! Да и вообще – я прибыл сюда в том числе и с целью помочь вам вернуться на родину. Но и мне нужна ваша помощь! Без вашей информации я не смогу прижать желтопузых!

– Что скажешь, Джейк? – громко спросил Полундра, не забывая при этом бдительно посматривать по сторонам. Похоже, что это и в самом деле американец и что он не врет.

– Сергей, по-моему, нам стоит с ним поговорить, – раздался из будки спокойный и рассудительный голос Джейка Меллинга. – Может быть, мы и правда сумеем помочь друг другу.

– Хорошо. Я согласен, – сказал в темноту Полундра. – Мистер Дональдсон, слушайте меня внимательно. Сейчас вы выходите из-за камней, держа руки на виду. И медленно подходите сюда. После этого осторожно, двумя пальцами, очень плавным движением достаете свои документы и бросаете мне.

Имейте в виду – от того, насколько точно вы будете выполнять мои инструкции, зависит ваша жизнь. Вы согласны с моими условиями?

– Да, – не раздумывая, ответил Дональдсон. Он не был трусом и в погоне за карьерой иной раз рисковал и покруче. Сейчас-то, если вдуматься, опасности никакой и не было – документы у него настоящие, а стрелять просто так русский не станет – с какой стати?

Дональдсон вышел из-за камней, не торопясь подошел к будке, из которой говорил Меллинг, и спросил:

– Куда документы бросить?

Сначала Полундра хотел, чтобы американец отдал документы ему, но сейчас передумал. Пусть-ка их лучше проверит Джейк – старый военный моряк наверняка разбирается в спецслужбах своей страны лучше, чем он.

– Джейк, проверь его ксиву, – крикнул Полундра. – А ты имей в виду – одно подозрительное движение, и в тебе прибавится дырок, которые природа не предусмотрела.

– Сергей, все в порядке, – крикнул через несколько секунд Меллинг. – Выходи.

Полундра выбрался из укрытия, продолжая внимательно осматриваться по сторонам и прислушиваться. Автомат он держал нацеленным на Дональдсона.

– Для начала… – заговорил Дональдсон, но Полундра его перебил:

– Для начала скажите, как вы нас нашли?

– Это было просто. Я проследил за вашим мальчишкой.

– Откуда вы про него вообще узнали?

– В поселке заметил. Он купил много продуктов и пытался купить сигарет. А когда я у него спросил про вас, все стало видно по лицу. Вы же понимаете, профессионал моего уровня легко разберется, врет ему мальчишка или нет.

– Ясно, – кивнул Полундра. – Так какое вы нам хотели сделать предложение?

– О сотрудничестве. В данный момент наши цели совпадают, разумно действовать сообща. Мистер Меллинг, – Дональдсон повернулся к соотечественнику. – Вы патриот своей родины. И я, как ее представитель, прошу вас – расскажите мне все, что вы узнали о японской экспедиции. Мне уже известно, что их настоящая цель связана с затопленной в квадрате сорок один – восемнадцать японской субмариной. Но как? Что им от этой субмарины нужно?

Меллинг поднял глаза на Полундру. Тот, секунду помедлив, кивнул:

– Почему бы и нет, Джейк? Нам ведь этого и надо было, разве не так?

Меллинг заговорил. Учитывая то, что цэрэушнику и без того было многое известно, объяснение было недолгим.

– Русский катер потопили они, – добавил Полундра, когда Меллинг умолк. – Это совершенно точно.

– Все ясно, – в голосе Дональдсона звучала неприкрытая радость. Полундра поморщился – все-таки люди погибли, мог бы уж хоть для приличия соответствующий тон сделать.

– Можете считать, что ваши неприятности кончились, – продолжал тем временем цэрэушник. – Как только вернусь в поселок, я свяжусь с нашими властями. И они прижмут японцев.

– Интересно, каким это образом? – язвительно спросил Полундра. – Пока что их корабль находится на российской территории.

– Это неважно, – отмахнулся Дональдсон. – Вашингтон и Москва быстро найдут общий язык. А если не успеют… Что ж, для того, чтобы вернуться в Японию или добраться до Курильских островов, японцам все равно придется покинуть российские территориальные воды. Тут-то мы…

В воздухе раздался тихий свист, и в следующий миг американец, схватившись руками за горло, стал медленно оседать на землю. Из затылка у него торчала короткая арбалетная стрела.

Полундра мгновенно вскинул автомат, и темноту прорезала длинная очередь – сейчас спецназовец не стремился в кого-то попасть, а просто хотел заставить противника залечь. Боковым зрением Полундра заметил справа какое-то шевеление и тут же выпустил туда еще одну очередь, на этот раз короткую, прицельную. Раздался короткий вскрик и звук падения.

– Джейк, отходим к морю!. На катер! – рявкнул Полундра, выпуская еще одну очередь в темноту.

– Сейчас! – Меллинг шагнул вперед, склонился над телом Дональдсона и через секунду разогнулся, держа в руке пистолет цэрэушника.

Из темноты прогрохотали три очереди. Полундра кинулся вправо и назад, к морю, укрылся за каким-то пригорком. За ним последовал Меллинг.

– По очереди! – крикнул Полундра. – Отступай, я прикрою! – он распрямился и опустошил рожок автомата еще одной длинной очередью. Японцы отвечали неприцельно, явно боясь подняться из укрытий. За эти секунды Меллинг одолел половину отделявшего его от моря расстояния. Когда очередь Полундры оборвалась, Меллинг развернулся и принялся стрелять, теперь была его очередь прикрывать товарища.

«Хорошо, что он бывший военный, – на бегу подумал Полундра. – Ничего не надо объяснять».

В самом деле, Меллинг прекрасно знал эту тактику – один из бойцов прижимает врага огнем к земле, не дает ему поднять голову и прицелиться как следует, а второй в это время может передвигаться. Как правило, такой тактикой пользуются при наступлении на засевшего в укрытии врага. Но и при отступлении она тоже годится – даже безопаснее получается, когда нужно не нападать, а всего лишь самим целыми уйти.

А вот японцы военными не были. Собственно, со времен Второй мировой войны своих военных в Японии нет вообще, только силы самообороны. Но эти японцы даже к тем самым силам не принадлежали.

А в огневом противостоянии гражданских и военных, пусть даже у первых численный перевес, преимущество всегда у вторых.

Пока Меллинг прикрывал его, Полундра успел сменить рожок в автомате и добежать до того места, откуда стрелял старик.

«Патроны беречь надо», – промелькнуло в голове спецназовца. Он передвинул рычажок автомата в положение «огонь одиночными». В самом деле, этот рожок был вторым и последним, больше по уставу часовым иметь при себе не положено, а ведь свое оружие Полундра взял у убитого часового.

– Теперь вместе! – крикнул спецназовец и, коротко огрызаясь автоматным огнем, стал отступать к морю. До катера оставалось всего метров семь.

Неожиданно справа, из-за валуна, выскочила темная фигура. В руках у нее был автомат, направленный на отступающих. Это японец сделал широкий крюк и сумел подойти сбоку. Полундра успел отчаянным прыжком уйти с линии огня и стал разворачиваться, чувствуя, что в следующую секунду проклятый японец все-таки его достанет, очень уж он неожиданно выскочил. Но противник почему-то не выстрелил – он как-то странно дернулся и осел на землю.

Причина была проста. Витька Селезнев, про которого все забыли, еще во время разговора с Дональдсоном отошел к катеру, чтобы не мешать взрослым.

Когда началась перестрелка, он хотел присоединиться к своим, но, услышав, как Полундра кричит о том, что нужно прорываться к морю, вернулся на катер.