Текст книги "Всё о Ёжике, Медвежонке, Львёнке и Черепахе"

Автор книги: Сергей Козлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Сергей Григорьевич Козлов
Всё о Ёжике, Медвежонке, Львёнке и Черепахе

«Вот жил, бродил, актёрствовал, пел, а не знал, что в лесу, за туманом, живёт такой славный Ёжик».

Всё-всё-всё о Ёжике

Осенняя песня травы

Ёжик в тумане

Тридцать комариков выбежали на поляну и заиграли на своих писклявых скрипках.

Из-за туч вышла луна и, улыбаясь, поплыла по небу.

«Ммм-у!..» – вздохнула корова за рекой. Залаяла собака, и сорок лунных зайцев побежали по дорожке.

Над рекой поднялся туман, и грустная белая лошадь утонула в нём по грудь, и теперь казалось – большая белая утка плывёт в тумане и, отфыркиваясь, опускает в него голову.

Ёжик сидел на горке под сосной и смотрел на освещённую лунным светом долину, затопленную туманом.

Красиво было так, что он время от времени вздрагивал: не снится ли ему всё это?

А комарики не уставали играть на своих скрипочках, лунные зайцы плясали, а собака выла.

«Расскажу – не поверят!» – подумал Ёжик, и стал смотреть ещё внимательнее, чтобы запомнить до последней травинки всю красоту.

«Вот и звезда упала, – заметил он, – и трава наклонились влево, и от ёлки осталась одна вершина, и теперь она плывёт рядом с лошадью… А интересно, – думал Ёжик, – если лошадь ляжет спать, она захлебнётся в тумане?»

И он стал медленно спускаться с горы, чтобы тоже попасть в туман и посмотреть, как там внутри.

– Вот, – сказал Ёжик. – Ничего не видно. И даже лапы не видно. Лошадь! – позвал он. Но лошадь ничего не сказала.

«Где же лошадь?» – подумал Ёжик. И пополз прямо. Вокруг было глухо, темно и мокро, лишь высоко сверху сумрак слабо светился.

Полз он долго-долго и вдруг почувствовал, что земли под ним нет, и он куда-то летит. Бултых!..

«Я в реке!» – сообразил Ёжик, похолодев от страха. И стал бить лапами во все стороны.

Когда он вынырнул, было по-прежнему темно, и Ёжик даже не знал, где берег.

«Пускай река сама несёт меня!» – решил он.

Как мог, глубоко вздохнул, и его понесло вниз по течению.

Река шуршала камышами, бурлила на перекатах, и Ёжик чувствовал, что совсем промок и скоро утонет.

Вдруг кто-то дотронулся до его задней лапы.

– Извините, – беззвучно сказал кто-то, кто вы и как сюда попали?

– Я – Ёжик, – тоже беззвучно ответил Ёжик. – Я упал в реку.

– Тогда садитесь ко мне на спину, – беззвучно проговорил кто-то. – Я отвезу вас на берег.

Ёжик сел на чью-то узкую скользкую спину и через минуту оказался на берегу.

– Спасибо! – вслух сказал он.

– Не за что! – беззвучно выговорил кто-то, кого Ёжик даже не видел, и пропал в волнах.

«Вот так история… – размышлял Ёжику, отряхиваясь. – Разве кто поверит?!»

И заковылял в тумане.

Звуки и голоса

– В полудрёме, Медвежонок, можно вообразить всё, что хочешь, и всё, что вообразишь, будет как живое. И тогда-то…

– Ну!

– Тогда-то…

– Да говори же!

– И тогда-то… слышны звуки и голоса. Ёжик глядел на Медвежонка большими круглыми глазами, как будто сию минуту, вот прямо сейчас, догадался о чём-то самом важном.

– И кого ты слышал? – шёпотом спросил Медвежонок.

– Сегодня?

– Ага.

– Зяблика, – сказал Ёжик.

– А вчера?

– Лягушку.

– А что она сказала?..

– Она – пела. – И Ёжик закрыл глаза.

– Ты её и сейчас слышишь?

– Слышу, – сказал Ёжик с закрытыми глазами.

– Давай я тоже закрою глаза. – Медвежонок закрыл глаза и встал поближе к Ёжику, чтобы тоже слышать.

– Слышишь? – спросил Ёжик.

– Нет, – сказал Медвежонок.

– Ты впади в дрёму.

– Надо лечь, – сказал. Медвежонок. И лёг.

– А я – возле тебя. – Ёжик сел рядом. Ты только представь: она сидит и поёт.

– Представил.

– А вот сейчас… Слышишь? – И Ёжик по-дирижёрски взмахнул лапой. – Запела!

– Не слышу, – сказал Медвежонок. – Сидит, глаза вытаращила и молчит.

– Поговори с ней, – сказал Ёжик. – Заинтересуй.

– Как?

– Скажи: «Мы с Ёжиком из дальнего леса пришли на ваш концерт». Медвежонок пошевелил губами.

– Сказал.

– Ну?

– Молчит.

– Погоди, – сказал Ёжик. – Давай ты сядь, а я лягу. Та-ак. – И он забубнил что-то, укладываясь рядом с Медвежонком в траву.

А день разгорался, и высокая стройная осень шаталась соснами и кружилась полым листом.

Медвежонок давно открыл глаза и глядел теперь на рыжие деревья, на ветер, который морщил лужу, а Ёжик всё бормотал и пришёптывал, лёжа рядом в траве.

– Послушай, Ёжик, – сказал Медвежонок, – зачем нам эта лягушка, а?

Пойдём наберём грибков, зажарим! А я для тебя яблочко припас.

– Нет, – не открывая глаз, сказал Ёжик. – Она запоёт.

– Ну и запоёт. Толку-то?

– Эх ты! – сказал Ёжик. – Грибки! Яблочки!.. Если б ты только знал, как это – звуки и голоса!

Когда ты прячешь солнце, мне грустно

Над горой туман и розовато-оранжевые отсветы. Весь день лил дождь, потом перестал, выглянула солнце, зашло за гору, и вот теперь была такая гора.

Было очень красиво, так красиво, что Ёжик с Медвежонком просто глядели и ничего не говорили друг другу.

А гора всё время менялась: оранжевое перемести лось влево, розовое – вправо, а голубое стало сизо-синим и осталось вверху.

Ёжик с Медвежонком давно любили эту игру: закрывать глаза, а когда откроешь – всё по-другому.

– Открывай скорей, – шепнул Ёжик. – Очень здорово!

Теперь оранжевое растеклось узкой каймой по всей горе, а розовое и голубое пропало.

Туман был там, выше, а сама гора была будто опоясана оранжевой лентой.

Они снова закрыли глаза, и, когда через мгновение открыли, вновь всё изменилось.

Оранжевое вспыхивало кое-где слева и справа, розовое вдруг появилось справа, розово-голубое исчезло, и гора вся стала такой тёмной, торжественной, что от неё просто нельзя было отвести глаз, Ёжик с Медвежонком снова закрыли и открыли глаза: гора была покойной, туманной, с лёгким розоватым отсветом справа, но они не успели снова закрыть глаза, как этот отсвет пропал.

Туманная, очень красивая гора глядела на Ёжика с Медвежонком.

И вдруг, или это Ёжику с Медвежонком показалось, кто-то заговорил:

– Вам нравится на меня смотреть?

– Да, – сказал Ёжик.

– А кто? Кто говорит? – шёпотом спросил Медвежонок.

– Я красивая?

– Да, – сказал Ёжик.

– А когда я вам больше нравлюсь – утром или вечером? Тут и Медвежонок понял, что это говорит гора.

– Мне – утром, – сказал Медвежонок.

– А почему?

– Тогда впереди целый день и…

– А тебе, Ёжик?

– Когда ты прячешь солнце, мне грустно, – сказал Ёжик. – Но я больше люблю смотреть на тебя вечером.

– А почему?

– Когда смотришь вечером, как будто стоишь там, на вершине, и далеко, далеко видно.

– Что же ты видел сегодня, Ёжик? – спросила гора.

– Сегодня так пряталось солнце, а кто-то так не давал ему уйти, что я ни о чём не думал, я только смотрел.

– А я… Мы… То откроем глаза, то закроем. Мы так играем, – сказал Медвежонок.

Быстро сгущались сумерки.

И когда почти совсем стемнело, иссиня-зелёное небо вдруг оторвалось от горы, а вся она стала резко видна, чернея на бледно-голубой полосе, отделяющей её от тёмного неба.

Разрешите с вами посумерничать

– Заяц просится посумерничать.

– Пускай сумерничает, – сказал Ёжик и вынес на крыльцо ещё одно плетёное кресло.

– Можно войти? – спросил Заяц. Он стоял под крыльцом, пока Медвежонок разговаривал с Ёжиком.

– Входи, – сказал Ёжик.

Заяц поднялся по ступенькам и аккуратно вытер лапы о половичок.

– Три-три! – сказал Медвежонок. – Ёжик любит, чтобы было чисто.

– Можно сесть? – спросил Заяц.

– Садись, – сказал Медвежонок. И Ёжик с Медвежонком тоже сели.

– А как мы будем сумерничать? – спросил Заяц.

Ёжик промолчал.

– Сиди в сумерках и молчи, – сказал Медвежонок.

– А разговаривать можно? – спросил Заяц. Ёжик опять промолчал.

– Говори, – сказал Медвежонок.

– Я в первый раз сумерничаю, – сказал Заяц, – поэтому не знаю правил. Вы не сердитесь на меня, ладно?

– Мы не сердимся, – сказал Ёжик.

– Я как узнал, что вы сумерничаете, я стал прибегать к твоему, Ёжик, дому и глядеть во-он из-под того куста. Во, думаю, как красиво они сумерничают! Вот бы и мне! И побежал домой, и стащил с чердака старое кресло, сел и сижу…

– И чего? – спросил Медвежонок.

– А ничего. Темно стало, – сказал Заяц. – Нет, думаю, это не просто так, это не просто сиди и жди. Что-то здесь есть. Попрошусь, думаю, посумерничать с Ёжиком и Медвежонком. Вдруг пустят?

– Угу, – сказал Медвежонок.

– А мы уже сумерничаем? – спросил Заяц. Ёжик глядел, как медленно опускаются сумерки, как заволакивает низинки туман, и почти не слушал Зайца.

– А можно, сумерничая, петь? – спросил Заяц. Ёжик промолчал.

– Пой, – сказал Медвежонок.

– А что?

Никто ему не ответил.

– А можно весёлое? Давайте я весёлое спою, а то зябко как-то?

– Пой, – сказал Медвежонок.

– Ля-ля! Ля-ля! – завопил Заяц. И Ёжику сделалось совсем грустно. Медвежонку было неловко перед Ёжиком, что вот он притащил Зайца и Заяц мелет, не разбери чего, а теперь ещё воет песню. Но Медвежонок не знал, как быть, и поэтому завопил вместе с Зайцем.

– Ля-ля-лю-лю! – вопил Медвежонок.

– Ля-ля! Ля-ля! – пел Заяц. А сумерки сгущались, и Ёжику просто больно было всё это слышать.

– Давайте помолчим, – сказал Ёжик. – Послушайте, как тихо!

Заяц с Медвежонком смолкли и прислушались. Над поляной, над лесом плыла осенняя тишина.

– А что, – шёпотом спросил Заяц, – теперь делать?

– Шшш! – сказал Медвежонок.

– Это мы сумерничаем? – прошептал Заяц. Медвежонок кивнул.

– До темноты – молчать?..

Стало совсем темно, и над самыми верхушками ёлок показалась золотая долька луны.

От этого Ёжику с Медвежонком вдруг стало на миг теплее. Они поглядели друг на друга, и каждый почувствовал в темноте, как они друг другу улыбнулись.

Как оттенить тишину

– Я очень люблю осенние пасмурные дни, – сказал Ёжик. – Солнышко тускло светит, и так туманно-туманно…

– Спокойно, – сказал Медвежонок.

– Ага. Будто всё остановилось и стоит.

– Где? – спросил Медвежонок.

– Нет, вообще. Стоит и не двигается.

– Кто?

– Ну, как ты не понимаешь? Никто.

– Никто стоит и не двигается?

– Ага. Никто не двигается.

– А комары? Вон как летают! Пи-и!.. Пи-и!.. – И Медвежонок замахал лапами, показал, как летит комар.

– Комары только ещё больше, – тут Ёжик остановился, чтобы подыскать слово, – о т т е н я ю т неподвижность, – наконец сказал он.

Медвежонок сел:

– Как это?

Они лежали на травке у обрыва над рекой и грелись на тусклом осеннем солнышке. За рекой, полыхая осинами, темнел лес.

– Ну вот смотри! – Ёжик встал и побежал. – Видишь?

– Что?

– Как неподвижен лес?

– Нет, – сказал Медвежонок. – Я вижу, как ты бежишь.

– Ты не на меня смотри, на лес! – И Ёжик побежал снова. – Ну?

– Значит, мне на тебя не смотреть?

– Не смотри.

– Хорошо, – сказал Медвежонок и отвернулся.

– Да зачем ты совсем-то отвернулся?

– Ты же сам сказал, чтобы я на тебя не смотрел.

– Нет, ты смотри, только на меня и на лес о д н о в р е м е н н о, понял? Я побегу, а он будет стоять. Я о т т е н ю его неподвижность.

– Хорошо, – сказал Медвежонок. – Давай попробуем. – И уставился на Ёжика во все глаза. – Беги!

Ёжик побежал.

– Быстрее! – сказал Медвежонок.

Ёжик побежал быстрее.

– Стой! – крикнул Медвежонок. – Давай начнём сначала.

– Почему?

– Да я никак не могу посмотреть на тебя и на лес одновременно: ты так смешно бежишь, Ёжик!

– А ты смотри на меня и на лес, понимаешь? Я – бегу, лес – стоит. Я оттеняю его неподвижность.

– А ты не можешь бежать большими прыжками?

– Зачем?

– Попробуй.

– Что я – кенгуру?

– Да нет, но ты – ножками, ножками, и я не могу оторваться.

– Это не важно, как я бегу, понял? Важно то, что я бегу, а он – стоит.

– Хорошо, – сказал Медвежонок. – Беги!

Ёжик побежал снова.

– Ну?

– Такими маленькими шажками не оттенишь, сказал Медвежонок. – Тут надо прыгать вот так! И он прыгнул, как настоящий кенгуру.

– Стой! – крикнул Ёжик. – Слушай! Медвежонок замер.

– Слышишь, как тихо?

– Слышу.

– А если я крикну, то я криком о т т е н ю тишину.

– А-а-а!.. – закричал Медвежонок.

– Теперь понял?

– Ага! Надо кричать и кувыркаться! А-а-а! – снова завопил Медвежонок и перекувырнулся через голову.

– Нет! – крикнул Ёжик. – Надо бежать и подпрыгивать. Вот! – И заскакал по поляне.

– Нет! – крикнул Медвежонок. – Надо бежать, падать, вскакивать и лететь.

– Как это? – Ёжик остановился.

– А вот так! – И Медвежонок сиганул с обрыва.

– И я! – крикнул Ёжик и покатился с обрыва вслед за Медвежонком.

– Ля-ля-ля! – завопил Медвежонок, вскарабкиваясь обратно.

– У-лю-лю! – по-птичьему заверещал Ёжик.

– Ай-яй-яй! – во всё горло закричал Медвежонок и прыгнул с обрыва снова.

Так до самого вечера они бегали, прыгали, сигали с обрыва и орали во всё горло, оттеняя неподвижность и тишину осеннего леса.

В родном лесу

Заяц утром как вышел из дома, так и потерялся в необъятной красоте осеннего леса.

«Давно уже пора снегу пасть, – думал Заяц. – А лес стоит тёплый и живой». Встретилась Зайцу Лесная Мышь.

– Гуляешь? – сказал Заяц.

– Дышу, – сказала Мышка. – Надышаться не могу.

– Может, зима про нас забыла? – спросил Заяц. – Ко всем пришла, а в лес не заглянула.

– Наверно, – сказала Мышка и пошевелила усиками.

– Я вот как думаю, – сказал Заяц. – Если её до сих пор нет, значит, уже не заглянет.

– Что ты! – сказала Мышка. – Так не бывает! Не было ещё такого, чтобы зима прошла стороной.

– А если не придёт?

– Что говорить об этом, Заяц? Бегай, дыши, прыгай, пока лапы прыгают, и ни о чём не думай.

– Я так не умею, – сказал Заяц. – Я всё должен знать наперёд.

– Много будешь знать – скоро состаришься.

– Зайцы не состариваются, – сказал Заяц. – Зайцы умирают молодыми.

– Это почему же?

– Мы бежим, понимаешь? А движение – это жизнь.

– Хи-хи! – сказала Мышка. – Ещё каким стареньким будешь.

Они вместе шли по тропинке и не могли налюбоваться на свой лес.

Он был весь сквозящий, мягкий, родной. И оттого, что в нём было так хорошо, на душе у Зайца и Мышки сделалось грустно.

– Ты не грусти, – сказал Заяц.

– Я не грущу.

– Грустишь, я вижу.

– Да вовсе не грущу, просто печально.

– Это пройдёт, – сказал Заяц. – Насыплет снега, надо будет путать следы. С утра до вечера бегай и запутывай.

– А зачем?

– Глупая ты. Съедят.

– А ты бегай задом наперёд, – сказала Мышка. – Вот так! – И побежала по дорожке спиной вперёд, мордочкой к Зайцу.

– Здорово! – крикнул Заяц. И помчался следом.

– Видишь? – сказала Мышка. – Теперь никто не поймёт, кто ты.

– А я… А я… Я знаешь тебя чему научу? Я тебя научу есть кору, хочешь?

– Я кору не ем, – сказала Мышка.

– Тогда… Тогда… Давай я тебя научу бегать!

– Не надо, – сказала Мышка.

– Да чем же мне тебе отплатить?

– А ничем, – сказала Лесная Мышь. – Было бы хорошо, если бы тебе помог мой совет.

– Спасибо тебе! – сказал Заяц. И побежал от Мышки задом наперёд, улыбаясь и шевеля усами.

«Здорово! – думал Заяц. – Теперь меня никто не поймает. Надо только хорошенько натренироваться, пока не высыпал снег».

Он бежал задом наперёд через любимый свой лес, спускался в овраги, взбирался на холмы, «получается!» – вопил про себя Заяц и чуть не плакал от радости, что теперь уже никто никогда не отыщет его в родном лесу.

Сосновая шишка

Светлый вечер в осеннем лесу. Затрещала и смолкла неизвестная птица. Заяц выбежал к ручью, сел и стал слушать, как журчит вода.

– Вода, вода, куда ты бежишь? – спросил Заяц.

– С камушка на камушек по камушкам бегу!

«По камушкам. Хорошо ей! – подумал Заяц. – Вот бы мне так!»

Пришёл Муравей.

– Ты что бродишь? – спросил Заяц. – Скоро зима, а ты по лесу шатаешься?

– Надо, – сказал Муравей. Зачерпнул ведёрком воды и пошёл.

– Стой! Давай поговорим, – сказал Заяц.

Муравей остановился:

– О чём?

– О чём хочешь.

– Некогда мне разговаривать, – сказал Муравей. – Воду надо нести. – И ушёл.

– Вот жизнь! – вздохнул Заяц. – Муравьи по воду ходить стали, поговорить не с кем. Раньше хоть какой-никакой гриб попадётся, с ним потолкуешь. А теперь и грибы куда-то попрятались.

– А ты со мной поговори, – сказала Сосновая Шишка. Она лежала рядышком у ручья. – Я – старая, много всего видала.

– Что же ты видела? – спросил Заяц.

– Небо, – сказала Шишка.

– Кто ж его не видел? Вот оно!

– Не-ет, я там была, высоко, – вздохнула Шишка. – Меня Ветер любил. Прилетит, бывало: «Здравствуй, Шишка!» – «Здравствуй, говорю, где пропадал?» – «К морю летал, корабли двигал». Во как! А ты чего скучный такой?

– Не знаю, – сказал Заяц.

– Эх, жизнь была! Утречком проснёшься – весь лес в тени, а у нас уже солнышко! Солнышко пригреет. Ветер прилетит – шумим-веселимся!..

А ночью – звёзды. Так в глаза и глядят. Я любила одну. Зелёная такая, ласковая. Только покажется, а уж Ветерок мой тут как тут. «Полетим, говорит, к звезде, Шишка!» – «Так далеко же!» – «Это нам нипочём!» Возьмёт в объятья и понесёт.

– Хорошо говоришь, бабушка, – вздохнул Заяц.

– Жили хорошо, Заяц. А что слова? Сам-то чего скучный, молодой вить?

– А где ж он теперь, Ветер?

– Летает. Ветер, он всегда молодой. А я, вишь, старая, упала. Кому нужна?

– Грустно тебе, бабушка?

– Не-е, Заяц. Лежу, на небо гляжу, водичку слушаю, звёздочку зелёную увижу – Ветер вспоминаю.

Осенняя песня травы

Холодно, тихо стало в лесу. Заяц прислушался – ни звука. Лишь осинка на том берегу дрожала последним листом.

Заяц спустился к реке. Река медленно уводила за поворот тяжёлую, тёмную воду. Заяц встал столбиком и пошевелил ушами.

– Холодно? – спросила у него Травинка.

– Бр-р-р! – сказал Заяц.

– Мне тоже, – сказала Травинка.

– И мне! И мне!

– Кто говорит? – спросил Заяц.

– Это мы – трава.

Заяц лёг.

– Ой, как тепло! Как тепло! Как тепло!

– Погрей нас! И нас! И нас!

Заяц стал прыгать и ложиться. Прыгнет – и прильнёт к земле.

– Эй, Заяц! – крикнул с холма Медвежонок. – Ты что это делаешь?

– Грею траву, – сказал Заяц.

– Не слышу!

– Грею траву! – крикнул Заяц. – Иди сюда, будем греть вместе!

Медвежонок спустился с холма.

– Согрей нас! Согрей! Согрей! – кричали травинки.

– Видишь? – сказал Заяц. – Им холодно! – Снова прыгнул и лёг.

– К нам! К нам!

– Сюда! Сюда! – кричали со всех сторон.

– Что ж ты стоишь? – сказал Заяц. – Ложись!

И Медвежонок лёг.

– Как тепло! Ух, как тепло!

– И меня погрей, Медвежонок!

– И нас! И нас!

Заяц прыгал и ложился. А Медвежонок стал потихоньку перекатываться: со спины – на бок, с бока – на живот.

– Согрей! Согрей! Нам холодно! – кричала трава.

Медвежонок катался. Заяц прыгал, и скоро согрелся весь луг.

– Хотите, мы споём вам осеннюю песню травы? – спросила первая травинка.

– Пойте, – сказал Заяц.

И трава стала петь. Медвежонок кататься, а Заяц – прыгать.

– Эй! Что вы там делаете? – крикнул с холма Ёжик.

– Греем траву! – крикнул Заяц.

– Что?

– Греем траву! – крикнул Медвежонок.

– Вы простудитесь! – закричал Ёжик. А травинки поднялись во весь рост и запели громкими голосами.

Пел весь луг над рекой.

И последний лист, что трепетал на том берегу, стал подтягивать.

И сосновые иголки, и еловые шишки, и даже паутина, забытая пауком, – все распрямились, заулыбались и затянули изо всех сил последнюю осеннюю песню травы.

Радуга

Медвежонок прижался спиной к печке. Ему было тепло-тепло и не хотелось шевелиться.

За окном свистел ветер, шумели деревья, барабанил по стеклу дождь, а Медвежонок сидел с закрытыми глазами и думал о лете.

Сначала Медвежонок думал обо всём сразу, и это «всё сразу» было для него солнышко и тепло. Но потом под ярким летним солнышком, в тепле, Медвежонок увидел Муравья.

Муравей сидел на пеньке, выпучив чёрные глаза, и что-то говорил, говорил, но Медвежонок не слышал.

– Да слышишь ты меня? – наконец прорвался к Медвежонку Муравьиный голос. – Работать надо каждый день, каждый день, каждый день!

Медвежонок помотал головой, но Муравей не пропадал, а кричал ещё громче.

– Лень, вот что тебя погубит!

«Чего он ко мне пристал? – подумал Медвежонок. – Я и не помню такого Муравья вовсе».

– Совсем обленились! – кричал Муравей. – Чем вы занимаетесь изо дня в день? Отвечай!

– Гуляем, – вслух сказал Медвежонок у печки. – Так лето же.

– Лето! – взвился Муравей. – А кто работать будет?

– Мы и работаем.

– Что же вы сделали?

– Мало ли, – сказал Медвежонок. И ещё тесней прижался к печному боку.

– Нет, ты мне говори – что?

– Скворечник.

– Ещё?

– Камелёк сложили.

– Где?

– У реки.

– Зачем?

– По вечерам сидеть. Огонь разведёшь – и сиди. И Медвежонку представилось, как они с Ёжиком сидят ночью под звёздами у реки, варят чай в чайнике, слушают, как плещется рыба в воде, и чайник сперва урчит, а потом клокочет, и звёзды падают прямо в траву и, большие, тёплые, шевелятся у ног. И так Медвежонку захотелось в ту летнюю ночь, так захотелось полежать в мягкой траве, глядя в небо, что Медвежонок сказал Муравью:

– Иди сюда, садись у печки, а я пойду туда, в лето.

– А соломинку ты за меня понесёшь? – спросил Муравей.

– Я, – сказал Медвежонок.

– А шесть сосновых иголок?

– Я, – сказал Медвежонок.

– А две шишки и четыре птичьих пера?

– Всё отнесу, – сказал Медвежонок. – Только иди сюда, сядь к печке, а?

– Нет, ты погоди, – сказал Муравей. – Трудиться – обязанность каждого. – Он поднял лапку. – Каждый день…

– Стой! – крикнул Медвежонок. – Слушай мою команду: к печке бегом, марш!

И Муравей выбежал из лета и сел к печке, а Медвежонок еле-еле протиснулся на его место.

Теперь Медвежонок сидел на пеньке летом, а Муравей поздней осенью у печки в Медвежьем дому.

– Ты посиди, – сказал Медвежонок Муравью, – а придёт Ёжик, напои его чаем.

И Медвежонок побежал по мягкой тёплой траве, и забежал в реку, и стал брызгаться водой, и, если поглядеть прищурившись, в брызгах возникала каждый раз настоящая радуга, и каждый раз Медвежонку не верилось, и каждый раз Медвежонок видел её снова.

– Эй! – крикнул Муравей в лето. – А кто обещал работать?

– Погоди! – сказал Медвежонок. И снова стал, щурясь, брызгаться и ловить сквозь ресницы радугу.

– Обязанность каждого – трудиться, – говорил Муравей, прижавшись к горячей печке. – Каждый день…

«Заладил, – подумал Медвежонок. – Ну как он не понимает, что это – лето, что оно – короткое, что оно вот-вот кончится и что каждый раз у меня в лапах сверкает радуга».

– Муравей! – крикнул из своего лета Медвежонок. – Не бубни! Разве я не работаю? Разве я отдыхаю?

И он снова ударил по воде лапой, прищурился и увидел радугу.