Текст книги "Бездна"

Автор книги: Сергей Гончаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Первый раз за всё время беседы тот глянул на Антона без испепеляющего презрения.

– Что? – переспросил он несколько озадаченно.

– Ну что вам, Ефим Ильич, мешает в этой жизни нормально жить, работать, радоваться?

– А-а, – усмехнулся Жога понимающе, но ничего не сказал, а вновь с тоской стал смотреть в окно.

– Нет, вы всё-таки объясните. Вот отправитесь вы через неделю-две на далеиты, будете пахать там, как папа Карло, а после первой же гравитационной бури превратитесь в инвалида. Неужели для вас так лучше, чем жить нормально. Поглядите вокруг – что вам сейчас мешает жить нормально. Вы же умный человек и не совсем потерянный для общества. Я понимаю, раньше – раньше безработица, зарплаты мизерные, налоги адские, неустроенность, беспорядок. В таком бардаке воровать – самый удобный образ существования. А сейчас ведь всё совсем наоборот.

– Ну благодать да и только... – усмехнулся Жога.

– Благодать! – с вызовом сказал Антон. – Вы до Явления то по тюрьмам сидели, то направо и налево деньгами швырялись. Где уж вам понять, как обычные, честные люди жили, как от получки до получки тянули. А пришли Узы, и всё изменилось. Я, если честно, поначалу и сам был противником Явления, но поглядите, сколько доброго они для нас сделали, для всего человечества!.. Разве не так?

Пристально глядя Антону в глаза, Жога некоторое время молчал. Потом опустил взгляд вниз.

– А не кажется вам, гражданин лейтенант, что вас призраки окружают? – спросил он вдруг.

– Призраки? – опешил Антон. – Какие призраки?

Жога не ответил, вновь уставясь в окно.

Прерывая разговор, резко грянул телефонный звонок. Антон схватил трубку.

– Следователь Могулян слушает...

Звонила, как обычно в это время, Лариса. Забеги после работы в магазин, прикупи там чего-нибудь к ужину, у нас сегодня гости будут.

– Какие-такие гости? – с неудовольствием поинтересовался Антон. Гостей он последнее время терпеть не мог.

Как, Антончик, неужели ты не помнишь, что сегодня собирался к нам заглянуть Ники Журавский? Да, я прекрасно знаю, что ты не любишь его, но не забывай, Антоша, что Ники работает в Департаменте безопасности. А знаешь, что такое Департамент безопасности? Вот так-то! Такими знакомствами, а тем более, такой дружбой нужно дорожить. И ещё обещались прийти Вадик и Эля Калугины. Помнишь, я тебе рассказывала про Вадика Калугина? Ну как же ты не помнишь, если я тебе только позавчера это рассказывала? Ну про того самого Вадика, который когда-то в этом страшном Резерве работал. Да-да, у Сабурова. Слава Богу, у Вадика хватило ума уйти оттуда перед самым Явлением. Сейчас он работает где-то в спецразведке. Кстати, последние новости из Москвы слышал? Где про Екатеринбург рассказывали?..

Да, Антоша, самое главное сказать тебе чуть не забыла. Звонил папа, он говорит, что вчера у него был разговор с Ричардом Ивановичем, и тот вроде бы намекнул, что хватит тебе, зятю Советника по юстиции, пылиться в младших следователях. "Молодёжь надо двигать", – сказал он. А слова самого Наместника это что-то да значит. Нет, Антоша, это дело нужно нам срочно отметить. Так что давай, пораньше там с работы сегодня. И в магазин не забудь заглянуть – накроем сегодня в верхней комнате, возле вольера с попугайчиками. Ну давай, чао.

Положив трубку, Антон потёр вспотевший лоб, глянул на Жогу. Тот, покачиваясь на стуле, по-прежнему смотрел в окно.

– О чём это мы?.. – спросил Антон, припоминая прерванный разговор. Что-то там интересное было. Ах да, призраки...

Призраки... Он вдруг вспомнил самодовольную рожу Николая Журавского. Вот, прости Господи, уродец. Из сопливых философов с чувством неполноценности по поводу собственный оттопыренных супер-ушей выкарабкался наш Ники в старшие уполномоченные Департамента безопасности. И теперь он, Антон Орехов, вынужден дружить с этой амёбой, вынужден ей улыбаться, хихикать над её дурацкими шутками, поддерживать её философию, принимать её у себя дома (в зале с попугайчиками, ёршь твою ити!) и пресмыкаться перед ней...

"Призраки, призраки окружили меня!.." Кто это, кстати сказал? Кто-то из великих? Впрочем, пусть их, великих...

А и не в своём доме принимаю я амёб этих – мой дом давно стоит пустой, и появляться мне там страшно. Почему-то. Наверное потому, что и не Орехов я давно, а Могулян. Антон Могулян, муж дочери Советника по юстиции.

...Взять фамилию жены ему посоветовал три месяца назад, сразу после свадьбы с Ларисой, всё тот же Ник Журавский. От греха подальше. "Ты знаешь, старик, – проникновенно сказал тогда он Антону, – с фамилией Орехов ты далеко в нашем городе не проскочишь. У нас в Департаменте безопасности ещё слишком хорошо помнят твоего отца. Очень он, понимаешь, много крови Наместнику попортил. Ещё до Явления, когда Наместник был только Резидентом..."

Призраки, призраки окружили меня!..

Но где же отец? Ведь как сквозь землю он провалился после той страшной ночи, когда мафия вершила переворот. И по делам Департамента безопасности он не проходил, если верить словам Ники...

О продолжении допроса теперь не могло быть и речи. Антон и так чувствовал себя разбитым и выпотрошенным, а звонок Ларисы его добил окончательно. Вызвав дежурного, он велел увести подследственного, а сам, оставшись один, глянул на часы. Время уже, слава Богу, подходило к обеду.

***

А что же имел всё-таки Жога в виду? Призраки... Почему это призраки? Вон рожи какие. Какие ж это призраки?.. Ну ладно, а как там наша ресторанция? Уже, небось, открылась...

Антон запер кабинет и двинулся по тёмному мрачному коридору районного управления Департамента правопорядка. В предобеденный час вечная суета управления несколько поутихла, рассасывались длинные очереди просителей и свидетелей, уводились вниз, в расположенные в подвале камеры изолятора подследственные, а освободившиеся работники Департамента по одному и группами спешили в столовую-ресторан, откуда тянуло аппетитными запахами.

Настроение Антона по мере приближения навстречу аппетитным ароматам поднималось. Какие, впрочем, поводы для грусти у нас? – спрашивал себя Антон. Никаких, ровным счётом никаких. У меня интересная, нужная людям работа, за которую неплохо, кстати, платят. У меня хороший дом и замечательная жена. У меня сегодня приятный вечерок в кругу порядочных знакомых, за недурственным столом. Можно будет веселиться, глупо болтать и ни о чём плохом не думать. У меня, в конце концов, назревает неплохая перспектива – как никак сам господин Наместник выказал заинтересованность в моей персоне. А Наместник – это вам не Департамент правопорядка, это вам не Ник Журавский со всей его службой безопасности, и это вам даже не родной тесть-Советник по юстиции. Если удастся завоевать расположение Ричарда Ивановича, можно да-алеко шагнуть в наше время.

Четыре месяца назад Антон, чудом оставшись в живых после ракетного удара Уз по Резерву, каким-то ему самому непонятным образом сумел выбраться из разрушенного посёлка, из ханкарского оцепления вокруг Сабуровского объекта, и через леса пешком, преодолев почти восемьдесят километров, дотащился до дачного городка, где жила с родителями Лариса. Он шёл весь день и почти всю следующую ночь после событий в Резерве, и лишь к утру добрался до дач. Уставший почти до беспамятства, с кровоточащей раной в боку, он постучался в двери дачного дома, и ему открыла Лариса. Через месяц они сыграли свадьбу.

Отец Ларисы, Пётр Николаевич Могулян, перед Явлением был одним из ближайших соратников регионального Резидента Ричарда Ивановича Зубова, и после Явления, Ричард, получив от Имперской Миссии статус екатеринбургского Наместника, отдал Могуляну портфель главы Департамента юстиции. А уж Пётр Николаевич без особого труда пристроил новоиспечённого зятя в Департамент правопорядка, благо после Явления и последующей за этим чистки (на предмет поиска отвергов) правоохранительные органы испытывали большую нужду в специалистах. Антон специалистом не был, но зато он был родственником Советника, а значит мог стать и специалистом. О своей эпопее в Резерве Антон благоразумно умолчал. И благоразумно постарался забыть о ней. Тем более выяснилось, что никакие ханкарцы не завоеватели, а наоборот – спасители человечества от атомного уничтожения от рук мафии. А Сабуров всего лишь взбеленившийся вояка, которому ненависть застила здравый смысл.

Н-да. Таким образом – Ричард Иванович Зубов. Наместник, бог и отец всего Уральского региона. Что мы знаем о нём?

О нём Антон знал много. О нём ходили среди жителей региона целые легенды, разобраться в которых обычному человеку было невозможно. Поговаривали, будто Наместник, вообще, родился не на Земле, а на одной из планет Мироздания то ли в семье свободных внеземлян-фермеров, то ли на Малой Вольнице, в семье вольных пиратов-пахарей. Поговаривали, что в прошлом Ричард Золотой Зуб занимался пиратством на торговых дорогах Белого Космоса и был грозой всего флота Объединенных Уз. Как он оказался на третьей планете Солнечной – история ещё более тёмная и загадочная. То ли потерпел крушение над планетой, то ли нарвался на имперский патруль – неизвестно. Однако Миссия Уз вычислила его, когда он уже лет пять жил на планете, в одном из провинциальных городков Урала. Ему предложили работать в резиденции, за что пообещали простить многочисленные грехи пиратской юности. И Ричард Иванович Зубов, в прошлом лихой пахарь Ричард Золотой Зуб, за десяток лет добрался до должности Регионального Резидента на Урале. А теперь вот он – Региональный Наместник.

И с такой легендарной личностью судьба в лице тестя сводила сейчас Антона. У двадцатилетнего парня, честно говоря, даже дух захватывало.

***

Антон вышел на лестницу и, рассеянно кивая встречным знакомым, двинулся вверх, к столовой. Навстречу, грохоча каблуками, двое полицейских конвоировали какую-то прихрамывающую на одну ногу девушку в тёмной одежде. Антон бросил мельком взгляд на её лицо и... и лицо показалось ему знакомым. Где-то он видел эту девушку. Где-то совсем недавно... Или давно?

Стоп! Конвоиры и девушка прошли мимо. Антон остановился и несколько секунд глядел им вслед, вспоминая. Кассандра? Да нет, не может быть. После того, что творилось в Резерве в ночь Явления, шансов остаться в живых у неё не могло быть. Но я же остался!.. Сабуров остался. Ещё кто-то остался, раз теперь Сабуров с кем-то там громит имперские космодромы. Но Кассандра!.. Нет, не может быть. Даже если предположить невероятность их встречи, предположить, что Кассандра принимала участие в неудачном нападении на космодром вместе с сабуровскими бандитами – даже в том случае она не должна быть здесь, потому что отвергами занимается Департамент безопасности, а у них свои управления, свои следственные изоляторы, свои специалисты. Да.

Но ведь это она! Разве можно её с кем-то спутать. Её мальчишеское лицо с короткой стрижкой тёмных волос, её глаза – глаза шамаханской царицы. Но если это она – она должна была узнать меня. А если и она узнала?..

– Привет сыщикам, – кто-то бодро хлопнул Антона по плечу, и тут только Орехов с удивлением осознал, что он давно уже сидит за столиком в столовой.

– Ты чего такой озабоченный? – напротив уселся лёгок на помине Ники Журавский. Уши его оттопыренные блестели под светом неоновых светильников, а самодовольная рожа так и лоснилась от собственной значительности. Чего это его занесло в наше управление?

– Или уголовнички достали? – хохотнул Ники, подзывая щелчком пальцев официанта.

– Достали, – хмуро сказал Антон. – А ты чего здесь делаешь?

– Дела особой значительности, – важно сказал уполномоченный Департамента безопасности, поднимая вверх палец.

Подошёл официант, подал меню и остановился в ожидании.

– Ого, – Ники почтительно склонил голову над меню, – как вас, сыщиков, оказывается неплохо кормят. Выбор богаче, чем в нашем управлении...

– А ты к нам переходи, – посоветовал Антон. – Насовсем.

– У вас скоро совсем работы не будет. Выпинаете всех уголовничков на делеиты – кого ловить станете?

– А вы?

– А что мы? У нас ещё дел прорва. Недовольные существующим порядком всегда были, есть и будут. При любом общественном строе, при любом уровне жизни. Даже у боженьки в Раю, наверное, есть недовольные.

Наконец Ники выбрал порцию солянки и пельменей по-уральски. Антон первое заказывать не стал – как-то вдруг резко пропал аппетит, – а на второе взял сосиски с картофельным пюре.

– Ты не забыл, Ник, что сегодня вечером мы с Ларисой ждём тебя в гости?

Господин оперуполномоченный сделал значительное и озабоченное лицо.

– Как только разделаюсь с делами... – он развёл руками, словно показывая, как много у него на сегодня дел.

Принесли заказ. Сморщенное и будто стремящееся сдвинуться в одну точку лицо Журавского склонилось над солянкой, а Антон принялся ковырять горячую сосиску.

И всё-таки, что же делает наш Ники в районном управлении Департамента правопорядка? Может быть, кто-нибудь из наших клиентов-уголовников замечен в контакте с отвергами, и Ники приехал его забрать в своё ведомство? Да нет, хрен когда из безопасности сами приедут, скорее прикажут – везите. А мы уж повезём. И вообще, им должно быть сейчас не до уголовников, пусть даже и связанных с отвергами, – у них сейчас под носом Сабуров на ханкарские космодромы ломится. Вон даже по московскому каналу в новости попали.

– Слушай, а что это за история с космодромом? – спросил Антон. – О ней сегодня даже Москва в новостях передавала. И у нас в управлении народ шушукается, но толком никто ничего не знает.

– А... – Ники махнул вилкой. – История простая, как арбузная корка. Впрочем, проходит под грифом секретности, но тебе сказать могу. По секрету.

– Валяй, – как можно равнодушнее произнёс Антон.

Ник всегда был любителем прихвастнуть. Направо и налево. Непонятно вообще, почему его ещё из Департамента безопасности не выперли или даже не пустили по этапу за непомерно длинный язык. У них же там секрет на секрете и секретом погоняет. Вот тоже загадка. Впрочем, откуда мне знать, может это метод работы такой – болтать. Может он даже поощряется в Департаменте безопасности. За что-то же господин наш Журавский старшего опера отхватил. Именно старшего и именно опера...

– Так вот, – важно сказал Ники, – всё элементарно просто. Всё началось с того, что хозяева поняли, что без помощи нашего Департамента им просто с окопавшимися в Пещерах отвергами Сабурова не совладать. Пока они своими методами устраивали облавы, выкуривали бандитов из Пещер ихних, Сабуров только набирал силу и опыт. Нетрудно было предположить, что рано или поздно Пещерный Лев захочет получить выход в космос – если он, конечно, не дурак и думает о будущем. Посему и были засекречены все космодромы – Узы без дела не рискуют. Однако наш шеф господин Эрман решил пойти дальше и использовать интерес Сабурова против него же самого. По согласованию с ханкарской Миссией был создан мнимый космодром и пущены слухи, будто это один из самых мощных космодромов Империи в регионе. Сабуров и клюнул.

Ники самодовольно откинулся на спинку стула, значительно, подняв на уровень уха вилку, поглядел на Антона.

– Ну молодцы! – сказал Антон почти искренне. – Вы там не зря, оказывается, свой хлеб едите.

– Возможно, – скромно заметил господин оперуполномоченный, закидывая в рот последний пельмень. – Впрочем, операцию проводили сами ханкарцы, но зато взятых живыми налётчиков они передали нам, поскольку человек человека всегда сумеет лучше допросить и понять. Одна беда – наши изоляторы все забиты, приходится тут у вас "снимать угол".

– Так вот почему ты здесь торчишь! – понял Антон. – Ну это не беда, у нас тоже не так уж плохо. А солянку, согласись, готовят лучше, чем в безопасности. У нас даже при желании можно пропустить за обедом стаканчик-другой винца. Заказать?

– Ни-ни-ни. У меня совещание у шефа. Сразу после обеда, – Ник озабоченно поглядел на большие позолоченные часы – подарок Департамента безопасности за усердие.

– Сочувствую, – развёл Антон руками. – Ну и как тебе сабуровские отверги?

– Мне поручили разобраться с двоими, – Ник важно откинулся на спинку стула, достал зубочистку. – Их взяли только сегодня утром, полузамёрзших. Девчонка – молодая и, между прочим, прехорошенькая, – и мужик, лет тридцать. Этот скотина ещё пытался отстреливаться, но заряды в "бутузе" быстро кончились. А девчонку взяли в полусознании, с вывихнутой ногой. Впрочем, она быстро пришла в себя и уже через час из санитарного бокса её перевели в обычную камеру. Интересная, скажу тебе, девочка.

– Да? – Антон почувствовал, как всё внутри него так и напряглось. И чем же это она интересная?

Ник задумчиво скосил глаза в сторону, почесал за ухом.

– Хотел бы я и сам знать, – неожиданно признался он. – Но вот сам посуди: утром взяли её, утром же информация о ней ушла, как и положено, в банк данных – и уже через два часа поступил приказ лично от Эрмана подготовить отверженку к передаче завтра в руки ханкарским специалистам из Внутренней Разведки. Внутренняя Разведка, чтоб ты знал, – это нечто вроде нашего Департамента безопасности, имперский аналог, только значительно более мощный. Так вот, посуди сам – зачем Внутренней Разведке Уз, которая занимается исключительно делами внутри системы-метрополии Ханкара, наша отверженка?

Боясь выдать своё волнение, Антон прикрыл глаза веками. Сердце его бешено колотилось. Да, несомненно Ник говорил о Кассандре. О Кассандре – потому и схватилась сразу за неё ханкарская разведка. Правда, непонятно, как они вычислили, что это именно она, ведь ясно же, что допросы ничего не дали, поскольку Ник в полном неведении...

– Такая вот птичка, – сказал Ник, воздев для важности палец на уровень глаз. – А жаль, что придётся расстаться – завтра я бы и сам всё узнал.

– Как? – спросил Антон. Спросил и тут же вспомнил сам – на вторые сутки допроса следователям разрешается применять физические методы воздействия. В груди у Орехова похолодело. – Неужели вы и женщин пытаете? – он невольно собрал пальцами лежащую перед ним на столе бумажную салфетку.

Ники, впрочем, совсем не замечал его волнения. Или не придавал ему значения.

– Ты знаешь, старик, – доверительно проговорил он с некоторой превосходцей в голосе. Глаза его, бледно-жёлтые, кошачьи, хитрые, насмешливо смотрели в лицо Антона. – Однажды я подумывал предложить нашему шефу взять тебя к нам в Департамент – а, согласись, это не так уж плохо – работать в безопасности... Но вовремя останоивился. А почему, хочешь узнать? А потому что не годишься ты для нашей работы, понял. Мы – ассенизаторы общества. Чтобы не повторилась июньские сутки, когда миром руководила мафия, мы должны забыть, мужчина перед нами или женщина, старик или ребёнок, больной или здоровый.

Он всегда, Ники, был любителей пофилософствовать, и всегда его философия не нравилась Антону. Какой бы она ни была – о вырождении человечества под воздействием прогресса или об очищении общества такими вот методами.

– Ну положим, наш Департамент тоже не бирюльками занимается, заметил Антон.

– Вы – это совсем другое, – махнул Ники рукой. – У вас – мелкая рыбёшка, погоды она не делает и большой опасности не представляет. Потому и разрешается вам иногда быть сентиментальными и задавать подобные вопросы – я имею в виду вопрос про пытки. Нам – нет. Мы – люди – и так довели наше общество до такого бардака, что чуть не уничтожили самих себя, чуть не утопили себя в дерьме. Что же, теперь, когда пришли Узы и вытащили нас из сортира, и показали, как нужно жить, – что же, теперь мы свалим на них и чистку нашего сортира от дерьма, а сами примемся на стороне сентиментальными соплями утираться? Нет, брат, если мы хотим жить спокойно, сыто, без мрази под боком – нужно потрудиться, как бы не выворачивало при этом нас от отвращения.

Он одним махом опрокинул стакан донышком кверху, вываливая в распахнутый рот размокшие в компоте сухофрукты. Замечательная черта была в характере этого оперуполномоченного прохвоста Департамента безопасности приспосабливаясь каждый раз к новой, удобной на данный момент философии, проповедуя её с горящими глазами, он, действительно, и сам начинал верить в неё. Обретая тем самым внутренний покой.

– Ты говоришь "женщина"... – продолжал Ник, чавкая фруктами. – А знаешь ли ты, как ненавидит она нас. И ханкарцев ненавидит, и нас ненавидит... И всех людей тоже ненавидит, наверное. А хочешь, – он вдруг замер и вылупился на Антона весёлым бесовским взором, – хочешь, я тебе устрою встречу с ней? – он перегнулся через стол, и малиновые уши оказались совсем рядом от лица Антона. Хочешь? – ещё раз жарко спросил оперуполномоченный. – Сам убедишься в том, что я правду говорю.

У Антона спёрло горло.

– А тебе не влетит? – осторожно поинтересовался он.

– Мне? Влетит? – Ники вновь откинулся на спинку стула. Уши его уверенно алели. – Брось! Я же знаю, что тебе верить можно. Ты же далеко пойдёшь, старик. Далеко, дальше всех нас, понял. Я чувствую это, я знаю это. У Наместника прекрасные отношения с твоим тестем, лучше даже, чем с нашим шефом, господином Эрманом. А тесть твой всё сделает для свой дочери... Кому же ещё тогда верить, если не тебе?

И с застывшей улыбкой Ники качнулся на задних ножках стула.

– И тогда ты не забудешь, я надеюсь, старых друзей. Не забудешь бедного маленького опера из Департамента безопасности, который к тебе со всей душой. А? Который ради тебя готов даже рискнуть своим положением... Я же вижу, старик, что девчонка тебя заинтересовала, хоть и пытаешься ты это скрыть. Я много чего вижу, старик. Ну, соглашайся, пока я не передумал.

Антон впервые за весь разговор без опаски глянул на своего собеседника.

– Ну и хитёр же ты, Ник, – сказал он после некоторого молчания. – И толстое там уже досье у тебя на меня собрано?

Господин Журавский от неожиданности поперхнулся, отвёл взгляд.

– Я же говорил, ты далеко пойдёшь, – сказал он в сторону.

– Да и ты неблизко, – возразил Антон. И добавил, постаравшись вложить в голос как можно больше значительности: – Если я не остановлю...

И невольно он, глядя на меняющееся выражение лица Журавского, захохотал. Попал! Совершенно в десяточку попал! В самом деле, если Ники уверен в его, Антоновом, большом будущем, он просто не удержится, чтобы не начать собирать папочку с документиками. С самыми разными – листочек к листочку. Вот листочек с анкетными данными Антона Могуляна, где фамилия у него совсем другая. Вот листочек об отце, Якове Степановиче Орехове. Вот очень интересный листочек – оказывается отец Антона Могуляна был другом злейшего врага режима Фёдора Сабурова. А вот, заметьте, листочек с весьма примечательной информацией тайной встречей наблюдаемого объекта с захваченной отверженкой из банды Сабурова. А вот и подробное изложение их разговора. Оч-чень, оч-чень прелюбопытная, надо сказать, получилась у них беседа. Все листочки здесь. Так, на всякий пожарный случай. Чтобы не забывал Антон Могулян старых друзей.

А испугался Ники, ох как испугался. Вон как значительности поубавилось у господина старшего оперуполномоченного. Нельзя, никак нельзя ему отношения со мной портить.

– Не дрейфь, – сказал Антон, вставая из-за стола. – Я пошутил. А с девчонками твоими, отверженками, некогда мне, старина, сейчас беседовать. Своей работы навалом. Ну, бывай, жду вечером.

***

Дух перевёл он только тогда, когда вышел из столовой. Добрёл до собственного кабинета, упал за стол и несколько секунд сидел в полной прострации, уставившись, не мигая, в одну точку. Потом зачем-то включил компьютер, прошёлся по командному меню туда, обратно, туда...

Дикая непонятная тоска навалилась на него. Ну, Кассандра, твердил сам себе Антон. Ну и что, что Кассандра? Что мне до неё? Кто мне она? Случайная знакомая. Именно случайная и именно знакомая. И знакомы-то мы были, если разобраться, всего лишь несколько часов. Даже ни о чём толком не поговорили обстановка не соответствовала. "А у нас картошку ещё называют – Маленькая Земля..." – "Маленькая Земля? А где это – у вас? В Греции?.."

Эх, Сашенька-Кассандра, странница ты инопланетная, царица шемаханская, почему получилось так, что сидим мы с тобой в разных, столь непохожих друг на друга комнатах этого здания? Ты – в холодной подвальной камере предварительного заключения, я – в собственном кабинете на втором благоустроенном этаже. С кондиционером, суперновейшим компьютером, широким столом и мягким креслом.

Саша, милая Саша, зачем столько ненависти в твоём сердце? Помню я, как страстно рассказывала ты о далеитовых рудниках, о невольничьих лагерях, о лишённых родной планеты людях, о тоске, о безысходности где-то там, в глубинах космоса. А я, прильнув в больнице к радиодинамику, затаив дыхание и млея сердцем, слушал. И верил. Я сразу тебе поверил, несмотря на фантастичность рассказов твоих. Наверное, первым из всех жителей Резерва я тогда поверил тебе. Первее, чем даже Сабуров, хоть он уже и отдал к тому времени приказ об эвакуации в Пещеры.

Да, я поверил тебе... Помнится, даже спорил с Кириллом. О чём это мы спорили?.. Антон нервно потёр лоб, мучительно пытаясь вспомнить тот давний разговор в больнице. Июньское послеполуденное солнце, утихшие на время эвакуационные сборы, сваленные у подъезда тюки с больничным барахлом, ящики с медикаментами, птичий гомон в кронах деревьев, тополиные пушинки, заносимые ветерком в раскрытую форточку больничной палаты... Ноющая боль в уже начинающем заживать боку... "А ты нюхал когда-нибудь, как нутря человеческие пахнут, наизнанку вывернутые?.." Н-да...

Антон вскочил из мягкого кресла. Засунув, будто в ознобе, кулаки под мышки, подошёл к окну. Огромные снежные хлопья победным десантом захватывали город. Падали, падали, падали, и не было видно их агрессии никакого конца. Зима, братцы, зима. Зима и призраки.

"А мясо обгорелое людское по полю собирал?"

"А как человек перед смертью потеет, видел?"

"А запах того пота слышал?"

"А знаешь ты, что с человеком становится, когда он под собственным пузом запал в гранату вкручивает?"

Это всё Кирилл. А он, Антон, что? Что? "Теперь у человечества появился стимул к существованию. К прогрессу. Это борьба. Борьба за освобождение. Цель появилась, смысл существования, эйфория, романтизм. Борьба против космических захватчиков возродит человечество..." И так далее в том же духе. Бред инфантильного романтизма...

Погодите-ка, погодите-ка! Ник Журавский сказал, что вместе с Кассандрой взяли какого-то мужчину, который даже пытался отстреливаться, когда его окружили ханкарцы. Уж не Кирилл ли это?

Антон метнулся от окна к телефону, набрал номер дежурного по управлению и запросил список всех лиц, которые были сегодня доставлены в управление. Нет, Кирилла не было, вместе с Кассандрой поступил некто Сергей Сергеевич Кузнецов, чья фамилия ничего Антону не говорила. Иного, впрочем, Антон и не ожидал – так, минутная вспышка невероятной надежды. Положив трубку телефона на место, он вновь вернулся к окну.

Во дворе управления, куда выходило окно, появилась лохматая местная собачонка по кличке Сонька – дворняжка сама по себе. Прочно завоевав жалостливые сердца женщин из управленческой столовой, Сонька подкармливалась на казённых харчах Департамента правопорядка. Нынче спешила Сонька пометить по свежему снегу свою территорию. Весело перебегала она от вешки к вешке и где нужно по необходимости задирала заднюю ногу. Окропим снег жёлтеньким!.. Жизнь продолжалась.

Тысячу, тысячу тысяч раз был прав тогда Кирилл. Этот странный и так и оставшийся непонятным для Антона наёмный убийца с исковерканной жизнью.

И Антон вдруг до самого душевного донышка своего, до самых печёнок, почек, сердца и мочевого пузыря ощутил состояние, что владело тогда киллером Кириллом Снегирёвым. Покоя! Покоя! Только покоя! Ничего более не хотел он тогда. И ничего более не хочу я сейчас. Покоя, только покоя. Далеитовые рудники? Да, это плохо. Но я убедился сам, что туда отправляют как раз именно преступников. Сам убедился, сам отправлял. Во всяком случае, принимал в этом деятельное участие, хоть и не отдавал непосредственно приказа.

Выходит, Кассандра откровенно врала всем тогда, в Резерве? Когда выступала по радио и рассказывала о невольничьих рынках. Выходит, она и сама преступница, дочь преступника? Антон поперхнулся и долго откашливался. При каждом кашле в голове что-то хрустело и гулко обрывалось. Ох, не пройдёт этот денёк даром для меня, с тоской думал Антон, морщась от одолевшей вконец голову боли. Ох, не пройдёт.

Потом он прислонился горячим лбом к прохладному оконному стеклу, закрыл глаза. Выходит, так? – гудела по-прежнему страшная мысль. Антон стиснул зубы и ещё сильнее зажмурился. Выходит! – заорал он внутри себя. Выходит! Выходит! Выходит! – и запел про себя какую-то первую пришедшую на ум песенку. Лишь бы не пускать в голову иных мыслей, страшных и непонятных, которые все эти месяцы тихо-мирно дремали где-то под черепной коробкой, в подсознании, а нынче вот словно взбесились. И полезли, черти, и стали набухать, будто тесто на квашне.

Выходит? – снова и снова язвительно спрашивали мысли, пробиваясь сквозь весёлый песенный мотивчик. А кого Ник Журавский на далеиты отправляет, знаешь ты? Нет? И знать не хочешь? Им, говоришь, виднее? Нику, говоришь, Журавскому, твари этой бесхвостой, осклизлой, виднее?..

А Кассандра? – спрашивали мысли. Неужели она так похожа на преступницу?

А отец?..

А отец???

Нет! – закричал внутри себя Антон, и в голове его беззвучно лопнул некий ярко-малиновый пузырь, сверхновая сама в себе. Вот этого не трогайте, ясно вам!.. – сказал Антон с ненавистью мыслям. Отец тут не при чём! Совсем не при чём. Отец против мафии боролся и пропал во время мафиозного переворота. Ясно вам?.. А Ханкар бы отец поддержал, просто отец и Наместник не поняли тогда друг друга. Стравили их просто. Тот стравил, кому это было выгодно. Хотя бы Сабуров.

А Ханкар – посмотрите, сколько он людям благ принёс. Посмотрите, дураки, как двинул он вперёд наш прогресс. (Другие мысли, отточенные, спокойные, сильные, правильные, почти слово в слово повторяющие чеканные фразы из газет и телеканалов, заполнили голову, забили неприятные и, безусловно, вредные всплески бреда из подсознания). Мы покончили с преступностью, с разрухой, с коррупцией во властных структурах. Мы почти покончили с голодом, болезнями. Дайте срок, мы покончим и со всеми остальными проблемами. На всём земном шаре. А всё человечество объединим под одной крышей. Общей. Где будут все счастливы и беспечны.

А что было бы без Ханкара? Атомное самоуничтожение – вот что! Это теперь каждому школьнику понятно.

Эх! – сказал вдруг ясным печальным голосом кто-то у Антона под черепной коробкой. – Эх, ума-то – полтора осла. Всего-то...