Текст книги "Бездна"

Автор книги: Сергей Гончаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Гончаров Сергей
Бездна

Сергей Гончаров

Бездна

Часть первая

ЯВЛЕНИЕ КАССАНДРЫ

Поезд причалил на первый путь, прямо к огромному и совсем еще новенькому зданию железнодорожного вокзала. В детстве Кирилла не было здесь еще этого здоровенного серого стеклянно-бетонного куба, а стоял на его месте небольшой, обличьем своим похожий на Казанский в Москве, вокзальчик. Штукатурка, помнится, постоянно рушилась с него, как глыбы лежалого снега по весне с карнизов, а стены вечно были изрисованы и исписаны похабными произведениями местной шантрапы. Теперь все не так, теперь все иначе – теперь вместо "х...", "п..." да "е..." красовались на стенах огромные рекламные щиты город производил, продавал, покупал и предлагал услуги. Под рекламными щитами отирались мелкие торговцы, таксисты, носильщики, страховые агенты и прочая разная шпана.

Такой он вот теперь, мой город, усмехнулся Кирилл, спускаясь с подножки вагона на разогретый июньским солнцем и омытый плевками асфальт перрона. Сколько мы с ним уже не встречались? Десять лет? Двенадцать? От какого срока отсчет начинать?

Кирилл поставил легкую, как котомка странника, сумку у ног, достал сигареты. Таксисты смотрели на него с профессиональным ожиданием. А что ты хотел? – спросил он у самого себя. Хотел увидеть город своего детства? Глупо: меняемся мы, меняются города. Да я понимаю, но все же... Ведь есть где-то среди этого вселенского базара маленький дворик с вечно изломанными каруселями и вкопанными в землю на потеху детворе старыми автопокрышками. Да, я понимаю, что там уже давно никто не ждет меня – некому там ждать, – что лучше вообще не ходить туда... Но ведь есть этот дворик, есть – куда ему деваться! Маленький зеленый дворик, стиснутый однотипными "хрущебами", где гоняли мы на велосипедах, где целовались по подъездам с девчонками, бренчали на гитарах и резались в "козла" за столом под многомудрым огромным тополем.

Он забросил сумку на плечо и двинулся по перрону вдоль здания вокзала. Таксистам качнул отрицательно головой: нет, не сейчас, сначала я должен умереть. Опять умереть.

За зданием вокзала еще влачили жалкое существование крохотные остатки привокзального парка: несколько измученных радикулитом деревцев, вытоптанные газоны и заваленные мусором дорожки. Народу здесь было немного, лишь спали на развалинах лавочек покрытые лохмотьями бродяги. Кирилл выбрал укромное местечко, присел на краешек бордюра. Потом он достал два паспорта один из внутреннего кармана куртки, другой из сумки. Полистал. Извлеченный из сумки паспорт перекочевал в карман куртки, а к тому, что остался в руках, поднес огонек зажигалки.

Прекрасно горит казенная гербовая бумага. Рукописи, говорите, не горят? Может быть... Но горят люди – посмотрите. За несколько секунд от крошечного огонька зажигалки. Был Иващенко Михаил Данилович – и нет его. А есть у нас отныне Сергей Сергеевич Кузнецов, русский по национальности, житель Мурманской области, тридцать лет, неженатый, перед родиной заслуг особых не имеет, но и не привлекался. Работал Сергей Сергеевич на крайнем Севере электриком, да вот здоровье плохо на климат стало реагировать – врачи посоветовали сменить место жительства. А Иващенко Миша – что ж тут поделаешь! умер Иващенко Михаил. Недолго и во грехе жил – и помер. Как в свое время помер Кирилл Снегирев, как померли потом еще добрых полтора десятка его последователей – ни в чем не повинных и в чем-то похожих друг на друга.

Нет у меня своей жизни, подумалось вдруг Кириллу. Есть лоскутное одеяло из десятка выдуманных биографий. И все. Может, оттого и к смерти так равнодушно отношусь? К чужой... Да и к своей, впрочем... Или нет?..

Он потер небритый подбородок, достал из сумки и нацепил на нос солнцезащитные очки – признак заполярного пижонства – и поднялся на ноги. Теперь можно было идти сдаваться таксистам.

***

Гостиницам Кирилл не доверял. После недолгих поисков он снял на несколько дней крохотную однокомнатную квартиру на окраине города. Хозяйка ее жеманная, навсегда и безнадёжно испорченная косметикой женщина в годах видимо, воспылала к новому постояльцу невиданной страстью и готова была поселить его хоть навсегда и бесплатно. Кириллу с трудом удалось вручить ей деньги и выпроводить вон.

Оставшись один, он облегченно вздохнул. "Ничего-ничего, со всем можно смириться, все равно я здесь долго не задержусь". Не без удовольствия он сбросил с себя одежду и в одних плавках протопал в ванную. "Так, – он внимательно рассматривал свое лицо в зеркале. – Бриться мы не будем, наоборот будем мы отращивать усы. И даже бороду. Волосы... Волосы мы... – он несколькими умелыми движениями изменил прическу, – волосы мы будем носить теперь вот так. Может лучше покрасить? Или парик?.. Нет, пусть так, ну их в зад, парики эти... Знаем мы парики эти... Так, теперь лицо, – он наложил на лицо ладони и постарался расслабить мышцы мимики. – Сделам так: нижнюю челюсть мы чуть-чуть выдвинем вперед, а брови мы слегка опустим вниз... – отняв руки от лица, он глянул на свое отражение еще раз. Теперь смотрел на него оттуда совершенно другой человек. Тип – небритый, суровый, с разметанными в беспорядке волосами, выдвинутой челюстью и нахмуренными в вечной озабоченности бровями. Таким его знал только некто Бульманчик из игорного клуба на Тверской в Москве. Царствие ему небесное, впрочем... И только глаза – глаза оставались Снегиревскими глубоко запавшими, настороженными, тоскливыми. "Но для глаз есть у нас уже натёршие переносицу темные очки... Не забыть бы вот только перед хозяйкой расслаблять лицо, она-то ведь узнала меня еще в прежнем обличии".

Он залез в ванную, с наслаждением подставил тело прохладным струям душа. И опять подумал: зачем? Что принесло его в этот город? За сто верст нужно сейчас объезжать, обходить, обегать большие города, вот что. Ему ли не знать, какие у Кашалота руки. Длинные у Кашалота руки – практически во всех больших городах есть у него свои люди. Нет, Кирилл, коли решил завязать ты с прежним, решил лечь на дно – мотай в глушь. В какой-нибудь провинциальный городок – чем меньше, тем лучше – без лишнего шума устраивайся на работу, покупай жилье благо деньги есть, а специальность электрика еще не совсем забыта с доармейских времен – и живи-поживай, добра наживай. А здесь, в Екатеринбурге, как на мелководье – солнце просвечивает до самого дна, а охотники с гарпунами все ближе и ближе. "Тур, шурави, тур..."

Ну ничего, мы здесь долго не задержимся. Я только на дворик тот погляжу да могилку мамы попытаюсь разыскать... Ах, какие мы сентиментальные стали! Ну гляди, браток, с огнем играешь, я тебя предупредил... А я с огнем всю жизнь играю. Всю жизнь...

***

...Из армии Кирилл вернулся несколько не в себе. Сел, помнится, на диван, оглядел стены родного дома, постарался улыбнуться матери, что стояла напротив, стиснув руки на груди и не вытирая катившихся из глаз слез, и с ужасом для себя понял – страх остался. Глубинный страх, который он все два года, проведенные в Горах, загонял внутрь, душил и безрезультатно изничтожал всеми силами, – страх этот теперь даже в родном доме держал его в напряжении.

Когда он появился? В тот ли момент, когда зажали их группу из четырех человек в кишлаке и хотели взять живьем? Или тогда, когда они с Серегой (земля ему пухом) вжимались всю ночь в дно студёного зимнего арыка, хоронясь от света мощных, будто прожекторы, фонарей? Вжимались, моля о том, чтобы их не унюхали собаки из дукана. Вжимались, ожидая, как совсем рядом заскрипит под ногами таджиков по-зимнему промерзшая земля и чужой голос скажет: "Тур, шурави, тур". Ожидали и потихоньку вкручивали запалы в мощные лимонки – только бы не даться живыми.

Нет, понял Кирилл, не выкарабкаться мне. Теперь это на всю жизнь. И не смерти как таковой боялся он, плевать он хотел на смерть – навидался, пропади она пропадом. Страшно было другое – страшно было, что кто-то посторонний, чуждый и неприятный тебе, вдруг окажется рядом и будет решать, жить тебе на свете или после контрольного выстрела оставить мозги на омытых ветром камнях.

И еще осталась после Гор в душе зажигательная смесь из злости и ненависти. При случае, даже самом пустяковом, смесь взрывалась ослепительной яростью, Кирилл в такие минуты только до судороги стискивал зубы, белея лицом. Внутри натягивалось все и замирало. Долго так продолжаться не могло...

...Тот памятный день на шарташском пляже до сих пор помнится во всех подробностях. Воскресенье. Июль. Жара. Народу не то, чтоб уж навалом, но прилично. Слева пляж с загорающими, справа – полупрохладный лесок, усеянный огромными каменными валунами. Они бредут с Дроном, потягивая пиво из бутылок. Лениво переговариваются. "Да расслабься ты, Кир. Гляди – солнышко, гляди люди. Отлично же все! Пивко вот..." – "Отстань, Дрон, я и так расслаблен". "Ложь! Я же вижу. И ты видишь. И все видят. Знаешь, что мне Ольга сказала?" "Какая Ольга?" – "Здрасьте! Да та, с которой я тебя на прошлой неделе познакомил! Она сказала, что ты как будто сам в себе спрятался, а сверху еще и "молнию" застегнул. Выглядит он, сказала она, молодо, хоть и седой весь, а внутри -старик. Семидесятилетний". – "Ну? Так и сказала?" – "Так". – "А я, понимаешь, два года девчонок даже по телевизору не видел..."

И он остановился как вкопанный. За тремя ближайшими валунами происходило нечто. "Ты что?" – спросил Дрон. "Погоди, Дрон", – и Кирилл, как кошка, метнулся к валунам. Что-то нехорошее происходило там. Пакостное.

– Ты чё, дядька? – двое переростков с лоснящимися от благоупитанности ряхами насмешливо-изумленно воззрились на него из-под длинных козырьков американских бейсбольных кепочек. Одеты были они в полном соответствии тогдашней элитной моде: рубахи в петухах и белые просторные шорты.

– Ты чё, дядька? Шмара наша приглянулась?

У "Шмары" было разбитое лицо. Сорванный купальник валялся на камнях, а сама она, голая, покорно стояла перед этими на коленях... И тоже с удивлением глядела на Кирилла.

Не лезь, дурак, заорал из глубин души страх. У них свои дела, у всех здесь свои дела, свой "монастырь". Не лезь!

– Или ты, дядька, только поглядеть пришел? – усмехнулась одна из рях, и толстые уверенные пальцы принялись расстегивать ширинку на шортах. Второй из переростков заржал.

Кирилла затрясло. Его всегда трясло перед. Перед и после. В промежутке же между перед и после он действовал словно робот. Перемахнув валуны, он без лишних слов "зарядил" одному ногой по расстегнутой ширинке, а второму, увернувшись от увесистого кулака, легонько тюкнул ребром ладони по кадыку. Тот, что с отбитой промежностью, перегнулся пополам, и Кирилл, не давая ему выпрямиться, опустил согнутый локоть на широкую спину – носом, носом падлу в камни! Заверещала, будто резаная, голая девка. Появился Дрон, принялся оттаскивать его, что-то говорить. И еще какие-то люди появились. Много людей. Они глядели на Кирилла отчужденно, со страхом и брезгливостью глядели они на него. А Кирилл, все еще ослепленный яростью, стоял, широко расставив ноги, посреди всего этого безобразия и пытался сообразить, что же он натворил.

Что было потом? Потом был следственный изолятор. Кирилла обвинили в нанесении тяжких телесных повреждений, в изнасиловании с отягчающими обстоятельствами, а вдобавок еще и в сопротивлении представителям правоохранительных органов. Поначалу он пытался добиться правды, доказывал, объяснял, взывал к разуму и справедливости. "Ладно, набил я морды подонкам этим. Готов ответить за это, хорошо. Но изнасилование! Какое изнасилование, чтоб вам провалиться?! Твари эти измывались над девчонкой, и я не вытерпел..." – "Позвольте, обвиняемый, вот показания потерпевшей Снежаны К. По ее словам, именно вы затащили ее с пляжа за камни, сорвали купальник, избили и принялись насиловать, угрожая убить, если она будет звать на помощь. Но она все-таки закричала. Потерпевшие Геннадий Т. и Николай П., услышав крики о помощи, поспешили к месту преступления, где вы стали их избивать". – "Но это неправда! Со мной был друг, он подтвердит..." – "Друг – сторона заинтересованная. Поначалу ваш друг, действительно, пытался вас выгородить, что-то такое сочинить, однако после того, как его предупредили, что дача ложных показаний влечет за собой уголовную ответственность, он отказался от прежних своих слов в вашу защиту и подтвердил показание потерпевших".

И всё. Страшная петля из нелепости, подлости и предательства потянула Кирилла в чудовищные жернова чудовищного "правосудия". Кирилл уже не пытался спорить, доказывать, объяснять – сил хватало только, чтобы отрицать. Не так было, не так, не так, не так...

А потом появился Кашалот. Неимоверно, болезненно толстый, с отёчным лицом, с тремя подбородками, вислыми, как у моржа, усами. Господин. Каким-то невероятным образом он сумел устроить свидание с подследственным Снегиревым и ждал того в крошечной комнате для свиданий, по-хозяйски развалясь на привинченном к полу табурете, отбивая унизанными богатыми перстнями пальцами задумчивую дробь по столешнице казённого стола.

Дела твои, дружок, плохие, говорил Кашалот. Не знаю я всех их ментовских правил, но не сомневаюсь, что упекут они тебя на всю катушку. Как же – насильник, хулиган, потенциальный убийца – ты опасный для общества тип. Да еще, будучи пойманным с поличным буквально на месте преступления, упорно отрицаешь свою вину, не желаешь пойти навстречу следствию. Молчишь? И правильно делаешь, дружок – в нашем глупом мире умному человеку лучше молчать. А я вот, старый дурак, вот тебе что скажу: все здесь прекрасно понимают, кто виноват и за кем правда. Да только тебе от этого радости мало. Да-да, и не надо пялиться на меня, словно я закон всемирного тяготения только что открыл. Один из дружков тех, кому ты личности о камни попортил, – сынок начальника крупной торговой базы города. Улавливаешь? Зачем папаше его такая слава с собственным чадом? Нет, чадо у него хорошее, героическое, можно сказать, у него чадо. Спешит при первом крике о помощи на защиту слабых и оскорбленных, от чего и страдает. А ты его, мерзавец, носом – в кирпичи... Как же так можно?.. Нет, не место снегирёвым в человеческом обществе.

– И что вы предлагаете? – спросил тогда Кирилл, с трудом разжав стиснутые до онемения зубы.

Свободу, дружок. Я предлагаю тебе свободу. Ну еще и деньги, если ты не против. За что? Элементарно, дружок – за работу. У нас, сам знаешь, кто не работает – тот в тюрьме сидит. А мы люди трудовые. Да ты не бойся, работа не пыльная и тебе вполне по плечу, ты парень не дурак и кое-что умеешь.

– Убивать?

Вот видишь – я же говорил, что ты умница – быстро сообразил. Да ты погоди зубами скрипеть – ты подумай, покумекай головёшкой своей буйной. Я тебе не порядочных людей убивать предлагаю, а дрянь всякую – вроде тех, из-за кого ты сейчас здесь гниёшь. Думаешь, негодяи эти только тебе подлость устроили? Нет, дружок, и я их знаю, и в милиции их знают. Да только деньги решают, кому отвечать, а кому и дальше зло людям приносить. Так что, если уж на то пошло, я тебе предлагаю благородное дело – от всякой мрази общество очищать. Да, дело это незаконное, но видишь: я сижу с тобой в подвале РОВД и никто меня не хватает и не тащит в тюрьму. Потому что за мной сила. Сила и правда. Думай, дружок. А первым твоим клиентом, имей в виду, будет Гена Т., которого ты уже имел счастье ткнуть носом в камни. Но он, смею заверить, заслужил гораздо большего – ты убедишься в этом, почитав все, что у меня собрано на него и его папашу...

***

Руководителю Среднеуральской резиденции ХМ.

Срочно! Секретно! Личный канал.

Ричард!

Я думаю, не нужно разъяснять тебе, чем чревата для тебя неудача в первом этапе операции "Кукольный театр"? Твоя территория находится сейчас под самым пристальным вниманием хозяев. Мне с трудом удалось убедить их, что неудача с "спектаклем" вовсе не означает провал всей резиденции (а серия таких провалов прошла совсем недавно в Юго-Восточной Азии, почему хозяева и напуганы), хотя Миссия и теряет прямой контроль над регионом.

По мнению моих и ханкарских экспертов, операция начата преждевременно, поскольку условия для ее проведения подготовлены не были. А именно: не установлен контроль за важнейшими силовыми структурами в центре и на местах (я имею в виду прежде всего федеральную безопасность, которая по-прежнему в руках Орехова); нет должного влияния на средства массовой информации, а посему, по оценкам спецов, в твоём регионе процент потенциальных отвергов значительно выше среднего по стране; не обеспечена в достаточной степени согласованность с другими резиденциями, прежде всего Московской и соседними.

В данной ситуации твой переход к прежней тактике скрытого внедрения считаю вполне оправданным, однако все перечисленные выше недоработки следует учесть и исправить. Но самое главное – решай вопрос с Резервом. И как можно скорее! Что хочешь делай, но в ближайшее время выковырнуть Сабурова из его Пещер ты обязан. Сердцем чую, что Явление уже совсем близко, недаром в Азии какая-то заварушка началась с резиденциями тамошними, – а значит, нужно подчищать слабые места.

Вроде все. Желаю успеха.

Эр Эрман, советник координационного совета УР ХМ.

***

...Замок входной двери чуть слышно щелкнул, но этого было достаточно, чтобы Снегирёв оказался на ногах, мгновенно сбросив одолевавшую его дремоту. За окном балкона длинный июньский день подходил к завершению, темнело, небо потихоньку покрывалось робкой звёздной россыпью. Кирилл глянул из комнаты в коридор. Входная дверь по-прежнему была закрыта. Показалось? Тут замок щёлкнул еще раз, и сомнений не осталось – кто-то стоял там, за дверью, и осторожно маневрировал ключом в замочной скважине. Вопрос – кто? Влюбчивая хозяйка квартиры решила на ночь глядя проведать своего постояльца? Божий одуванчик...

Третий щелчок. Уж больно осторожничает старая грымза... Если это, конечно, она... Кирилл тенью метнулся к кровати, достал из висящей на её спинке кобуры пистолет "Макарова", прижался к стене возле прохода в коридор. Если стрелять, то можно весь этот клоповник на ноги поднять, а зачем это нам надо?

Комнату освещал лишь экран включенного телевизора – распалённая девица, азартно вращая ягодицами, распевала в микрофон. Звук Кирилл отключил еще два часа назад, чтобы не отвлекаться. Он изучал карту Свердловской области и чуть задремал, когда раздался первый замочный щелчок... Вот будет смеху, если это божий одуванчик припёрлась на ночное развлечение... Да только не божий это одуванчик... Неужели все-таки выследил меня Кашалот?.. Ну давайте, заходите, чего медлить!.. Стоп! – чуткий слух киллера уловил неясный шорох с балкона. Поня-ятно... Гости, несомненно, понимают, с кем дело имеют.

Тур, шурави, тур...

Значит тогда так. Что у нас остаётся? Остаётся у нас темнота, если вырубить телевизор, кухонное окно, которое скорее всего тоже контролируется, санузел и мебель. Банально... Здесь нужны неординарные решения. Кирилл метнулся в коридор, быстренько смерил глазом его ширину. У Кашалота такое упражнение называлось "Ленинградским мостиком", помнится... Упёршись босыми ступнями в одну стену, ладонями – в другую, Кирилл принялся стремительно и бесшумно подниматься к потолку. Пистолет он сунул за брючной ремень.

Осторожно приоткрылась дверь... Вовремя мы, однако, успели... Три смутно различимые во тьме коридора тени скользнули внутрь, прижались к стенам. Жаль в зале от телевизора светло – пусть бы ловили кота в тёмной комнате. Которого – ха-ха – нет... Кирилл почти перестал дышать, все его тело сковало невероятное напряжение, руки и мышцы шеи онемели. Через секунду он ощутил лёгкий сквознячок, потянувшийся из комнаты в приоткрытую входную дверь. Значит балкон открыли. Бракоделы – разве так работают...

Впрочем, налётчики уже и не скрывались особенно – в комнате загремели стулья; двое из той троицы, что томилась под Кириллом, тоже рванули действовать – один в комнату, другой – на кухню. Внизу остался только один из "гостей".

Пора! Кирилл упал сверху на голову противнику. Тот только коротко вякнул, рухнув на пол под внезапно свалившейся на него тяжестью. Кирилл выскочил на лестничную площадку, сбил ребром ладони еще одного налётчика, ринулся вниз по лестнице. Сзади загромыхали каблуками преследователи.

На улице возле японского микроавтобуса Снегирева ждал еще один невысокий росточком, горбатый уродец в темном плаще с натянутым глубоко на глаза капюшоном. Кирилл махнул ногой, но уродец каким-то образом сумел увернуться от удара – реакция у него была отменная. И тут... От удивления Кирилл даже не сделал попытки защититься – нога горбатого незнакомца взметнулась вверх, неестественно удлиняясь по мере своего движения, и захлестнула шею Снегирёва. Не ударила, не толкнула, а именно захлестнула, обвила вокруг. Как удав. Потом горбун резко рванул пойманную в невероятную удавку голову Кирилла к себе, на встречный удар кулаком. Впрочем, силёнок у уродца явно было недостаточно против Кирилла, однако из подъезда выскочила помощь, киллера быстренько скрутили и бросили лицом на асфальт.

...Его затащили обратно в квартиру, усадили на стул. Понемногу Кирилл стал приходить в себя, осторожно оглядывая скопившихся в комнате налетчиков. Шестеро здоровенных лбов замерли по сторонам от связанного пленника. Они явно кого-то ждали. Горбуна среди них не было. Странный, однако, горбун... Очень странный... Или почудилось мне?..

Наконец из коридора в комнату шагнул невысокий широкоплечий человек с наголо выбритой головой и тяжелыми чертами лица. Одет он был в строгий чёрный костюм, движения его были уверенны, а глаза – цепкими и безжалостными. Глаза убийцы. И не убийцы поневоле, каким являлся Кирилл, а убийцы по призванию и по судьбе. Следом за лысым вошёл и остановился у выхода давешний горбун. Чёрный плащ с капюшоном полностью скрывал его фигуру и лицо. Кирилл невольно нахмурился: на людей Кашалота не были похожи эти незнакомцы. Не мог вот этот лысый ходить под Кашалотом, равно как ни под кем другим. Он сам хозяин, вон глаза какие! И горбун... Не было таких горбунов у Кашалота, были бы – Кирилл бы знал. Хотя, конечно, всяко может статься...

Лысый остановился напротив сидящего на стуле Кирилла, внимательно оглядел скрученного по рукам и ногам киллера, сел в услужливо подставленное шестёрками кресло.

– Я рад приветствовать вас, молодой человек, в нашем городе, сказал он веским басом с чуть приметной хрипотцой. – Прибыли вы как нельзя кстати. Вы мне нужны.

Сразу – и к делу? Обычно в среде людей с глазами убийц такие разговоры ведутся после долгой перестрелки ничего не значащими, но с подтекстом фразами – на проверку реакции собеседника. Хорошо, пусть говорит...

– Вы делаете одну работу, а я беру на себя переговоры с Кашалотом, – лысый откинулся в кресле, испытующе глядя в лицо пленника.

Не надо ему никаких общих фраз с подтекстами, понял Кирилл. Не надо ему моей реакции, и не надо ему узнавать собеседника – он и так все знает. И силу свою знает. Больша-ая, однако, сила... Но на всякий случай стоит поломать комедию, может быть обойдется... Хотя вряд ли...

– Ничего не понимаю, – пожал Кирилл плечами, быстренько состроив из своего лица лицо простодушного дурачка. – Какой Кашалот? Вы меня с кем-то, ребята, путаете. Действительно, я приехал сегодня утром в Екатеринбург, из Мурманска, проездом через Москву. Всю жизнь прожил на крайнем севере и ни о каких кашалотах не слышал. Здоровье начало подводить, врачи посоветовали сменить климат на более умеренный – что же в этом плохого? Если вам нужны деньги – забирайте. Но я тут совершенно не при чём.

Он сам себе был противен – уж больно грубым и неестественным было его враньё. Если бы дали ему под рёбра, чтобы не корчил из себя шута горохового, он бы и не удивился. Лысый, однако, только покивал сочувственно на слова Сергея Сергеевича Кузнецова, уроженца Мурманской области, потомственного энергетика со стажем.

– Нет у меня ни времени, ни желания вдаваться в подробности вашей очередной биографии, Кирилл Снегирёв, – сказал лысый холодно. – Да и настоящая ваша биография не очень меня интересует. Но если желаете, извольте. Кашалот вас в своё время вытянул из неприятной истории, но заставил работать на себя. Вы работали, хоть и не по душе было вам ваше дело. Хорошо еще, что клиенты больше частью стоили вашей работы – правильно я говорю? Для очистки совести, так сказать. Ну что ж, вы в своем деле талант – Кашалот умеет угадывать будущих бойцов своих, – а как у всякого таланта, у вас есть свои "прибабахи" вроде совестливости и тяги к самокопанию. И Кашалот вам это прощал. Но вы все равно бежали от него. Почему? Впрочем, не отвечайте – я знаю и так. Вы поняли, что слишком много знаете. Столь много, что даже ваша квалификация не может уберечь вас от неминуемой смерти. Банальнейшая история с людьми вашей профессии, смею вам заметить. Ах да, еще и совесть, ваша так за десять лет не увядшая совесть... Думали, не отыщет вас ваш патрон? И правильно думали – ему это не под силу. Но я знаю всё, и я сразу вас вычислил. Потому что вы мне нужны...

– Хватит, – сказал Кирилл резко. – Развяжите меня.

Лысый кивнул, Кирилла развязали.

– Кого убрать? – Кирилл помассировал затёкшие кисти. – Имейте в виду, я пока не даю согласия – я должен знать условия работы.

– Логично, – отозвался лысый. Он достал из внутреннего кармана пиджака фотографию, протянул ее Кириллу. Был на этом фото военный с полковничьими погонами и без фуражки. Худое лицо, седые разбросанные в беспорядке волосы, глаза с выразительной безуминкой.

– Он производит впечатление сумасшедшего, – сказал Кирилл, разглядывая фотографию.

– Фёдор Фёдорович Сабуров, комендант секретного объекта Резерв-13, что расположен километрах в ста от Екатеринбурга, близ знаменитых Медных Пещер. Объект является закрытой зоной. Я бы даже сказал – сверхзакрытой, попасть туда постороннему практически невозможно. Охрана – преданнейшие Сабурову люди. Сам Сабуров практически не выбирается из Резерва, за что получил прозвище Пещерный Лев. Родных нет, друзей тоже почти нет. Одна зацепочка: проживающий в городе его старый друг – Яков Степанович Орехов, начальник областного управления федеральной безопасности.

Кирилл присвистнул:

– Ни хрена себе птичка!.. А вы уверены, маэстро, что она мне по плечу?

– А мне не надо уверенности, – холодно ответил лысый, – мне работа нужна. Имей в виду: от меня, как от Кашалота, уйти невозможно.

– Что-то не пойму я – вон какие у вас, маэстро, дылды, в пять секунд меня ухайдокали. Неужели на такое дело не годятся?

– Сабурова в пять секунд не ухайдокаешь, – усмехнулся лысый. – Умен он, чертовски умен, несмотря на то, что выглядит странновато. А мои ребята это не твоего ума дело, киллер. Лишние вопросы задаешь.

– Убедили. Тогда два вопроса по существу. Первый: могу я рассчитывать на вашу помощь при сборе информации о клиенте? Второй: какие гарантии, что Кашалот не будет меня преследовать?

– Это уже деловой разговор, – лысый поднялся с кресла. – Сейчас мы поедем в место поуютнее и там все обговорим детально.

***

Руководителю Среднеуральской резиденции ХМ.

Срочно! Секретно! Личный канал.

Ричард!

Несколько часов назад в окрестностях "Зоны интереса" станциями слежения с Основной базы обнаружен чужой объект. На запросы объект не отвечал и двигался в сторону "интереса". Разумеется, были подняты дежурные патрули, но взять нарушителя не удалось -после короткой схватки километрах в четырехстах от "интереса" объект развалился, а пилот, воспользовавшись спасательной капсулой, совершил посадку где-то в твоем районе. Это тебе до кучи ко всем остальным заботам.

Эксперты из Внутренней Разведки в один голос утверждают, что не иначе как пилот есть посланец от так называемой тайной организации "Белый Мангуст". Есть такая, оказывается, среди невольников далеитовых рудников на Галаттуре (он же – Волчья Ягодка, помнишь?). Причины визита посланника в "Зону интереса" неизвестны, но можно предположить, что это окаянный для нас обоих Резерв-13. Но это только предположение вэровцев, что-либо определенно они сказать при всей своей хваленой опытности не могут. "Белый Мангуст" для них тайна за семью замками вообще. Посему ВР более, чем кто-либо другой, заинтересована в поимке посланника, не говоря уже об Управлении Резиденции при Миссии. Так что у тебя есть великолепный шанс содрать лавры (правильно я выразился?). Быстренько схватишь этого проныру (примерные координаты я тебе дам, но через своих людей на ПВО можешь вычислить место посадки капсулы более точно), доставишь на Основную, все грехи будут прощены тебе.

Желаю успеха.

Эр Эрман.

***

...В гостиной почти никого не осталось. Только две тоскливые парочки медленно переминались с ноги на ногу, пытаясь двигаться в такт музыке, да пускал слюни возле видика прыщавый пижон в наушниках. На экране перед ним мелькали полуголые девки, детородные органы и кружевное бельё. И кто-то ещё, укушавшисть всласть, дрых в углу под квадратом Малевича. Кто именно, понять было невозможно, в гостиной висел полумрак и еще не успевший выветриться сигаретный туман. Принесло меня, рассеянно подумал Антон, поднимаясь с кресла. На кой чёрт?

Он прошествовал к накрытому "по-шведски" столику, налил в первый попавшийся бокал пива, сделал бутерброд из чёрной и красной икры. Было вкусно. Хоть пожрать здесь, а то дома шаром кати... Можно, вообще-то, заехать в магазин, прикупить чего-нибудь, но опять же – готовить неохота... Да и денег не то, чтобы уж – на икорку не наскребешь. Антон усмехнулся, с неудовольствием вгляделся в танцующие парочки, в пижона возле видика, в угол, где спали – ему здесь не нравилось. Все было ненастоящим, деланным, лицемерным. То ли дело в общаге – гитары, посиделки до утра, анекдотики, хохот до небес, картошка жареная. Нет, не это главное – главное, там никто не выпендривается, не строит из себя пупа неподражаемого. Люди и люди, студенты, без претензий на необыкновенность.

Антон допил пиво и вышел из гостиной. Идти на террасу, где большая часть компании собралась послушать этого идиота Ника Журавского, не хотелось. Знаем мы этого Ника Журавского, а по-простому, до смены его отцом фамилии Колю Жеребцова. Знаем идейки его о движении к первоприроде. Бред сивой кобылы, точнее – сивого жеребца. И даже не бред, а так – комплекс неполноценности по поводу собственных огромных ушей. Ушами девочек не завлечёшь, так давайте тогда новые социальные теории воздвигать. Да и не новые вовсе, такие, как Жеребцов-Журавский, нового создать ничего не могут – уши мешают.