Текст книги "Вендетта по-русски"

Автор книги: Сергей Гайдуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

– Ха-ха, – холодно произнесла Евгения. – Олег всего достиг своим трудом, и ваш юмор здесь неуместен. Просто ему повезло. Он получил кредит от банка…

– От какого? Под какой процент? Он его уже выплатил?

– Что это за вопросы? – гневно спросила она – Что это за…

– Странная жизнь, – сказал я. – Вашу жизнь я имею в виду. Не было ни гроша, да вдруг миллион. Учительница в художественной школе – и вдруг жена миллионера. Шикарные апартаменты. Наверняка собственная машина. «Ягуар»? Или «Шевроле»?

– «Рено», – нехотя призналась Евгения.

– Ну, не переживайте. Все еще впереди. Будет и «Ягуар». Только вот муж…

– Что? Скажите мне правду, о чем вы говорили с ним позавчера? О чем вы говорили по телефону?

– Мы не говорили по телефону. Мы разговаривали только один раз. У него в офисе. Честное слово.

– Видимо, это был такой разговор, что хватило и одного раза!

– Евгения, – сказал я просительно, чтобы отвлечь женщину от переживаний. – Давайте не будем становиться врагами. Попробуйте найти Олега Петровича. Позвоните на телефонную станцию и выясните, с кем разговаривал ваш муж в тот вечер. Вдруг это междугородные или международные переговоры…

Это может пригодиться.

Она несколько секунд смотрела на меня исподлобья, молча, черная и напряженная, как пантера. Я даже стал опасаться, что она сейчас прыгнет и разорвет меня на сотню маленьких частных детективов. Однако Евгения встала с дивана и пошла звонить. Я облегченно вздохнул. Через пятнадцать минут, на протяжении которых я успел внимательно изучить обстановку зала, Евгения вернулась и протянула мне листок бумаги:

– Вот.

Судя по коду, это был номер в нашем с Олегом Петровичем родном городе.

Точнее, это были два номера с одним и тем же междугородным кодом.

– Хм, – сказал я. – А можно мне трубочку? Надо бы выяснить этих абонентов…

Евгения молча протянула мне трубку мобильного телефона. От нее пахло все теми же духами. От Евгении, не от трубки.

9

Она вдруг вспомнила о гостеприимстве, убежала на кухню и появилась десять минут спустя, катя перед собой сервировочный столик с двумя чашками кофе, блюдцем крекеров и фарфоровым кувшинчиком, полным сливок.

Она не сразу обратила внимание на выражение моего лица. Это выражение появилось там после того, как я позвонил в Город. А когда Евгения обратила на это внимание, она ветревоженно спросила:

– Что-то случилось?

Мне следовало бы ей сказать: «Случилось. И достаточно давно». Это как бумеранг, пущенный в девяносто шестом году, а теперь вернувшийся обратно и крушащий черепа тех, кто его отправил. Несчастье этой женщины состояло в том, что ее муж был одним из них.

– Ну, – сказал я, предварительно откашлявшись. – Мне кажется, вам следует обратиться в милицию.

– Но вы только что говорили, что еще рано…

– Прошло уже двадцать минут. Теперь пора. И если вы этого не сделаете, то лишь навлечете на себя подозрения.

– Какие подозрения? – не поняла Евгения.

– Подумают, что вы причастны к исчезновению своего мужа. Так что в ваших интересах начинать бить тревогу. – Про себя я добавил: «Хотя это уже ничего не изменит. Максимум, на что можно рассчитывать – это на обнаружение тела». Однако такие вещи не говорят в лицо красивой женщине, чьи большие черные глаза и так полны тревоги. Я не буду убивать надежду. В этом мире и без меня достаточно убийц.

– А вы, – медленно произнесла Евгения, пристально глядя на меня этими самыми черными глазами – А вы сами не причастны к его исчезновению?

– Нет, – сказал я, стараясь выглядеть искренним, но не будучи уверен в успехе. – Я пытался его предупредить о возможной опасности. Он меня не послушал. Весьма опрометчиво с его стороны.

– Если вы предупредили, – рассудительно сказала Евгения, – это значит, что вы знали, откуда могла исходить опасность для Олега. Вы знаете, что с ним случилось. Так?

Она была сообразительна. Обычно женщине оказывается достаточно лишь одной красоты. Я вздохнул и признался:

– Я расследую смерть одного человека по поручению его жены. То есть его вдовы. Быть может, вы помните сослуживца Олега, Павла Леонова?

– Павел? Он умер? – Евгения побледнела и торопливо присела на край дивана. Не совсем к месту, но я отметил, что теперь ее глаза стали еще красивее.

– Несчастный случай, – сказал я. – Сбит автомобилем. Но возникли подозрения, что это спланированное убийство. Тем более что за два месяца до этого погиб другой сослуживец вашего мужа, Станислав Калягин.

– Я слышала про Стаса, Олег мне говорил… Но разве это не было убийство во время ограбления? Их дачу ограбили, так мне сказал Олег…

– Очевидно, это инсценировка, – сказал я. – У меня нет доказательств, но я думаю, что есть нечто неестественное в этих событиях, происходивших одно за другим: убийство Калягина, несчастный случай с Леоновым…

– Исчезновение Олега? Это продолжение списка?

– Есть еще один человек в этом списке. Позавчера вечером ваш муж звонил в Город. Он звонил еще одному своему бывшему сослуживцу, Василию Кожухову.

Помните такого?

– Вряд ли, – она покачала головой. – Вообще-то фамилия знакомая, но у нас он не бывал…

– Возможно, – кивнул я. – Себе на уме – так его характеризовали. Он держался чуть в стороне. Кстати, тоже неплохо устроился после увольнения из ФСБ.

– Это хорошо… – автоматически проговорила Евгения.

– Ваш муж не мог поговорить с Кожуховым, потому что Кожухов был убит за сутки до того. Кто-то выстрелил ему в затылок, когда он выходил из своей машины.

– Какой ужас! – прошептала она.

– Три человека, работавших с вашим мужем в девяносто шестом году, умерли в течение последних двух с половиной месяцев. Мне кажется, пора сообщать в милицию. Быть может, еще есть шансы…

– Но… – она не смогла договорить, торопливо отхлебнула кофе и продолжила:

– Но вы выяснили? Вы узнали, откуда исходит опасность? Кто угрожал Олегу?

– Я узнал. Но это бесполезное занятие. Этого человека невозможно арестовать и осудить. Во-первых, потому что все мои предположения – это только предположения, а не список улик. Во-вторых, это высокопоставленный офицер ФСБ, который в последние месяцы резко пошел вверх. И он не будет считаться ни с чем, чтобы продолжить восхождение. Он уже не посчитался с тремя человеческими жизнями. То есть, – я запнулся, вспомнив о двух действительно невинных жертвах этой истории. – То, есть, с пятью. Калягин был убит вместе с женой. После смерти Леонова погиб и его сын, пытаясь выяснить правду.

– Так что же делать? Что мне делать?

– Звонить в милицию. Сообщить об исчезновении мужа. Не слишком надеяться на счастливый исход. Не упоминать обо мне и о том, что я вам сейчас рассказал. Никогда не упоминайте того, что вы знаете о возможной связи смертей в Городе с исчезновением вашего мужа. – Я сказал «исчезновение», но подразумевал смерть. И Евгения это прекрасно поняла. – Иначе вы можете обратить на себя внимание тех, кто… Короче говоря, не становитесь следующей в этом списке.

Евгения медленно кивнула. Ее жизнь рушилась в эти мгновения, и не было волшебной палочки, чтобы восстановить разрушенное.

– Вдова Леонова, – сказал я. – Ольга Петровна, она потеряла мужа и сына. Она сказала мне, что такие вещи нужно просто прожить. Дать времени идти…

– К черту вашу Ольгу Петровну! – неожиданно взорвалась Евгения и выбежала из комнаты, едва не опрокинув сервировочный столик. Сливки в кувшине беззвучно плеснулись и вернулись в состояние покоя.

10

Я дал ей десять минут, чтобы выплакаться. Потом подошел к двери ванной комнаты и постучал.

– Да, – услышал я сдавленный голос. – Сейчас я выйду и выпущу вас.

Извините, что не сдержалась…

– Мне кажется, что вы как раз сдержались, – возразил я. – Из квартиры я и сам как-нибудь выберусь, а у вас я хотел вот о чем спросить…

– Я слушаю, – донеслось из-за двери, – спрашивайте.

– Ваш муж звонил в Город по двум номерам, – напомнил я. – Первый номер – это домашний телефон Кожухова. А вот второй…

– Что такое?

– Это домашний телефон некоего Лернера Александра Исаковича. Кто это?

– Лернер – это юрист, нотариус. Он работал вместе с Олегом в Городе, когда Олег только начинал заниматься бизнесом, помогал с налоговыми декларациями и так далее. Но это было давно, еще в Городе… Зачем Олег ему звонил? Почему он вспомнил про Лернера?

– Вы меня спрашиваете? Это я вас хотел об этом спросить…

Дверь приоткрылась, и Евгения вышла из ванной комнаты. Я не смотрел ей в лицо, чтобы не видеть покрасневших глаз, смазанную косметику… Я и без того хорошо знаю, как выглядят женщины, после того как оплачут любимого человека.

– Если вы предупредили Олега, – сказала она, по-детски шмыгнув носом. – Если он узнал, что этот самый Кожухов убит… Может быть, завещание?

– Что? – Я почувствовал, как моя интуиция, обычно благополучно спящая триста шестьдесят четыре с половиной дня в году, мгновенно пробудилась, отреагировав на это слово. Завещание? Какое еще завещание?

– Перед тем как переезжать в Москву, Олег составил свое завещание.

Лернер ему в этом помогал. Я удивлялась, зачем это нужно, а Олег полушутя-полусерьезно говорил, что Москва опасный город и что там нужно держать свои дела в порядке, то есть быть готовым к смерти в любой момент.

Говорил, что старше меня, поэтому ему пора уже задумываться о таких вещах…

И он составил завещание.

– Вы читали его?

– Нет, не читала, – растерянно произнесла Евгения. – Я не думала, что это нужно делать. Впрочем, это можно сделать хоть сейчас. Завещание лежит в верхнем ящике стола Олега. Принести?

– Несите, – кивнул я. – Хотя все это довольно странно: человек переезжает в Москву, а завещание составляет с юристом, живущим в другом городе. И звонит этому юристу в тот день, когда чувствует нависшую над собой опасность… Зачем? Посоветоваться? Внести изменения в завещание? – Кстати, у вас, то есть в столе у Олега – единственный экземпляр завещания?

– Кажется, у Лернера тоже был экземпляр. Олег как-то пытался мне объяснить, почему нужно держать завещание в другом городе… Но я ничего не поняла. Так я принесу завещание?

– Я утвердительно кивнул, и Евгения скрылась в глубине квартиры.

Некоторое время не доносилось ни единого звука – очевидно, кабинет Олега Петровича находился на дальнем конце этой огромной квартиры. На ее окраине.

Потом я уловил слабый, еле слышный голос Евгении. Я пошел на голос и, к счастью, не заблудился. Она сидела на полу в окружении разбросанных бумаг.

Это напомнило мне картину в квартире Леонова. И сходство оказалось куда более серьезным, нежели просто внешнее.

– Я не могу его найти, – удивленно сказала Евгения. – Оно куда-то пропало.

– Вы уверены, что оно было здесь?

– Конечно! Олег мне сам много раз напоминал, что завещание здесь, в ящике стола, в такой кожаной папке, закрытой на замок.

– На замок? А ключи у вас?

– Нет, ключи были у него.

– Чтобы вы не могли прочитать завещание до его смерти, да?

– Я и вообще не слишком любопытна…

– Но завещание пропало. А кроме завещания? Другие ценные вещи?

– Вы думаете – кража? – всполошилась Евгения. – Но я бы заметила!

– Вы уходили сегодня из дома?

– Я была утром в супермаркете… Это полчаса, не более. К тому же квартира стоит на охране, внизу, вы сами видели, консьержка, она не пускает посторонних…

– Тем не менее завещания нет, – констатировал я. – Тогда звоните Лернеру. Говорите, что муж исчез, что вы хотите знать, о чем они разговаривали позавчера… И спросите о завещании – где оно и что с ним.

– Понятно. – Евгения взяла себя в руки, а потом взяла в те же руки телефонную трубку. Я не стал проявлять деликатность и выходить из комнаты.

Какая уж тут к черту деликатность. Разговор продолжался около пяти минут.

Евгения закрыла крышку, бросила трубку на диван рядом с собой и развела руками:

– Он сказал, что совершенно не представляет, что могло случиться с Олегом. Сказал, что Олег звонил просто так, справиться о здоровье… И что завещания у него нет. Посоветовал обратиться в милицию.

– Сначала я обращусь в милицию, – сказал я. Лернер врал, и это было ясно как Божий день. С ним надо было что-то делать. Что именно – я не знал.

И сделал самое простое, что пришло мне в голову. Я позвонил в город, Гарика на работе не оказалось, он отлеживался дома.

– Ни сна ни отдыха измученной душе, – отреагировал он на мой звонок.

– Тебе же ляжку прострелили, а не душу. Так что не преувеличивай.

Ладно, мне нужно от тебя вот что: немедленно распорядись, чтобы нотариус Лернер Александр Исакович был задержан и изолирован.

– Вот почему так происходит – стоит человеку попасть в Москву, так он сразу начинает отдавать приказы в провинцию? – философски заметил Гарик. – Ты в своем уме? Кто такой Лернер? За что его задерживать? С какой стати?

– Это нотариус, я же тебе сказал, его нужно поместить в камеру и не давать ни с кем видеться. До моего приезда.

– Мания величия у тебя прогрессирует, – скорбно произнес Гарик. – Придумай хотя бы повод для задержания. Переход улицы на красный свет? И вообще, задержание ограничивается несколькими часами, потом я его выпущу.

Если не будет предъявлено обвинений, достаточных для ареста. Они у тебя есть?

– Их у меня нет, но мне нужно, чтобы Лернер сидел под замком. Вот что… А если ты получил информацию, что жизни Лернера угрожает опасность?

Что ты будешь делать?

– Она ему действительно угрожает или…

– Какая тебе разница! Что ты будешь делать в таком случае?

– Дам охрану. Помещу в охраняемое помещение.

– Вот и помести! В следственный изолятор, в отдельную камеру со всеми удобствами.

– Он юрист, – напомнил Гарик. – Он выйдет и подаст на меня в суд.

– Ему такое и в голову не придет, – возразил я.

– Ты меня подставляешь, – вздохнул Гарик. – В который раз.

– И ты снова мне поможешь, – решительно заявил я. – Только не тяни, Лернер должен сесть сегодня же! В ближайшие часы!

– Успокойся, истребитель нотариусов. Кстати, я выяснил насчет доходов Булгарина, как ты просил… В позапрошлом году он платил налог с одного торгового киоска, где продавались сигареты и презервативы. Его личный доход составил за год что-то около двадцати семи тысяч новых рублей. Тот еще воротила. Не слышу горячих благодарностей.

– Ну, я выяснил примерно то же самое. Не с такой точностью, но картина мне понятна…

– Картина ему понятна! – протянул Гарик. – Свинья ты неблагодарная! Я заставил всю районную налоговую инспекцию рыться в архиве, а ты – я уже выяснил… А ты выяснил, какого черта за тобой ФСБ бегает?

– Опять?

– Они сегодня приходили ко мне и допытывались, где ты можешь быть.

Генрих жаловался, что и к нему приходила делегация из этого ведомства. За твоим домом они наблюдают. И возле гостиницы крутятся. В чем дело, не говорят. Но морды у них при этом очень серьезные.

– Видел бы ты мою морду сейчас! Она еще серьезнее…

– Да, ты пораскинь мозгами, стоит ли тебе в ближайшее время возвращаться, если тебя ловят как американского шпиона. Лернер может тебя не дождаться.

– Я приеду, – пообещал я. – Максимум двое суток, и я приеду. У меня масса дел в Городе. Самых разнообразных.

11

Это было действительно так: дел меня ждало немало, однако не все еще было сделано в Москве. Покинув квартиру Булгариных, я пробежался под холодным дождем до троллейбусной остановки и укрылся там под стеклянным козырьком. Лужи пошли пузырями, и все небо до горизонта было мрачно-серого цвета. Настроение соответствовало цвету неба. Я не думал, что все случится так быстро, но это случилось. Два дня, и Кожухов мертв, а Булгарин исчез, скорее всего также в направлении вечного безмолвия. И они уже никогда никому не расскажут правду о том, что происходило в начале девяносто шестого года под чутким руководством Николая Николаевича. Они не смогут стать свидетелями. Они уже ничего не смогут. Какая глупость!

Что стоило Кожухову переступить через болезненность воспоминаний и излить душу? Что стоило Булгарину сделать то же самое? Хотя тут явно что-то другое. Невесть откуда свалившееся богатство, уверенность, что Николай Николаевич не доставит ему хлопот… Булгарин что-то сделал. Что-то, как ему казалось, достаточно хитрое, чтобы гарантировать ему безопасность и даже безбедное существование. Деньги, самоуверенность и некое завещание, составленное вместе с нотариусом Лернером. В этом перечне что-то было причиной, а что-то следствием. И я был вынужден признать, что Булгарин сделал нечто настолько хитрое, что мне раскусить его пока было невозможно. И еще этот тип со сломанным носом… Зачем Булгарин послал его следить за мной? Что этот парень знает о планах своего шефа? Хорошо бы прижать его, да основательно расспросить, только мне в одиночку такое не провернуть.

И так везде – куда ни толкнешься, везде тупик. Оказалось, что поле моего действия очень узко. Четыре явных или неявных убийства словно красные флажки, говорящие: дальше хода нет, это предел в получении информации.

Что ж, мой доклад Ольге Петровне Орловой не будет слишком обширным.

Придется соврать, что краткость – моя сестра. Ни Кожухов, ни Булгарин даже не решились назвать мне фамилию Николая Николаевича. Ну, это будет просто выяснить: неделю назад Булгарин видел его по телевизору, получающим какую-то медаль. В официальных газетах непременно напечатан и список награжденных, и какая награда, за что. Там-то я и найду Николая Николаевича, полковника ФСБ, а заодно и убийцу своих бывших помощников. Этим все и закончится – сообщу Ольге Петровне фамилию Николая Николаевича, сообщу, что он сейчас в Москве.

Пусть делает с ним то, что сочтет нужным. То, что сможет сделать.

Внезапно я подумал о том, какую форму примет месть Ольги Петровны. Если Николая Николаевича нельзя достать по закону… Что там говорил Булгарин насчет кирпича, падающего с крыши? Кирпич не кирпич, а какой-нибудь московский Филин получит хорошо оплаченный заказ. Мне стало немного не по себе. Чтобы вершить справедливость, приходится нарушать закон. И давать работу наемным убийцам. Это уже не меч Фемиды, это уже нечто другое. Типа заточки. Сто лет спустя в учебниках по правоведению это, вероятно, классифицируют как неформальные методы отправления правосудия в переходный период. Хотел бы я надеяться, что этот переход когда-нибудь закончится. Но в тот день, когда тучи нависли над Москвой и не было видно ни единого просвета, такие надежды казались мне чем-то вроде детских сказок. Филин – молодец, у него перспективная специальность. Он еще долго не останется без работы. Пока мы ненавидим друг друга. Пока ценность человеческой жизни определяется киллерским прейскурантом. Оптом – дешевле. Только надо обозвать это мероприятие войной и придумать хороший рекламный слоган. К счастью, подошел троллейбус, и это прервало ход моих мыслей. Иначе я бы додумался до чего-нибудь совсем уж нехорошего.

12

Между тем прошло уже более трех дней, как я в последний раз отчитывался перед Ольгой Петровной. Она вела себя со мной порядочно, я решил ответить тем же и набрал ее номер, хотя ничего особенного нового рассказать ей не мог. Формальность: напомнить, что я работаю, а не пропиваю ее деньги. Хотя мог бы и пропить.

– Константин? – услышал я в трубке. Странно, мне показалось, что Орлова ждала моего звонка и отреагировала на него куда живее и непосредственнее, чем раньше. – Константин, вы давно не связывались со мной… – Это был едва ли упрек. Что-то случилось с Ольгой Петровной. Попробуем выяснить, что именно.

– Было много разного, – ответил я. – Но сейчас я немного развязался с делами. Новостей немного, и все они подтверждают то, что я вам говорил раньше.

– Константин, – вдруг перебила меня Орлова. – Послушайте, что я вам скажу. Я погорячилась, когда дала вам это поручение…

– То есть?

…я была в расстроенных чувствах, у меня была депрессия, поэтому я выдумывала всякую ерунду о смерти Юры… Конечно, он покончил жизнь самоубийством. Теперь у меня нет никаких сомнений. Вы напрасно тратили время и…

Эти слова произносились, несомненно, голосом Ольги Петровны Орловой, но также несомненно, что высказываемые мысли принадлежали не ей.

– К вам приходили люди из ФСБ? – быстро спросил я. – Что они вам говорили? Угрожали вам? Хотели, чтобы вы прекратили расследование?

– Дело даже не в этом. Мне сказали, что вы, Константин, вместо расследования собираете компрометирующие материалы на руководство ФСБ. И делаете это по приказу каких-то политических авантюристов. Вы меня очень разочаровали. Я хочу, чтобы вы прекратили расследование…

– Они вас дурят! – закричал я в трубку. – Нет никаких политических авантюристов, есть преступления, совершенные одним человеком, полковником ФСБ! Его пытаются прикрыть, пытаются прикрыть убийцу вашего сына! Они убили уже четверых свидетелей его прошлых ошибок, они продолжают совершать преступления!

– Какое это имеет отношение к моему сыну? – холодно спросила Орлова. И сама же ответила:

– Никакого. Все слишком поздно. Даже если бы вы действительно нашли убийцу – разве это вернет мне Юру? Тем более, – как бы спохватилась она, – вы идете в неверном направлении. Вы хотите полить грязью ФСБ, вы фабрикуете улики… мне все рассказали.

– Они вам угрожали? – спросил я. – Угрожали вашему бизнесу? Что они такого сделали, что вы заговорили как робот, который повторяет ту программу, что в него засунули?!

– Не звоните мне больше, – сказала Орлова. – Деньги можете оставить себе. Я ошиблась в вас…

– А я – в вас! Я думал, что вы действительно переживаете из-за смерти сына, из-за смерти мужа. Я думал, что вы действительно хотите наказать тех сволочей, которые убили девятнадцатилетнего парня! Найти и наказать! Но вы не такая, вам важнее бизнес, чем близкие люди! Вам, погрозили пальцем, и вы тут же забываете обо всем, о крови, о неотмщенном сыне… Вы вправду думаете, что сможете их забыть? А как насчет ночных кошмаров? Не перебарщивайте со снотворным, когда будете с ними воевать!

Я выдал все это меньше чем за минуту и замолчал, задыхаясь от гнева и от слишком большого количества произнесенных слов. Бесполезных слов. Мне ответил голос спокойный и холодный, так что аналогии с роботом напрашивались сами собой.

– Достаточно, вы уже слишком много сейчас наговорили. Не звоните мне больше, не пытайтесь встретиться со мной, когда вернетесь в Город. Бросьте это расследование. Развейтесь. Поменяйте образ жизни, поменяйте гостиницу, купите себе новые ботинки. Расслабьтесь. Не думайте больше об этой работе, за нее вам заплачено, и хватит об этом. Найдите своей энергии применение. Я имею в виду применение в другой сфере. Здесь вам больше нечего делать. Я сожалею, что дала вам это задание. Прощайте.

И долгие-долгие гудки в трубке. Я медленно опустил ее на рычаги и задумался. Красные флажки стали ко мне еще ближе. Ограничение моего поля действия теперь обозначил не очередной труп, а безжизненный, почти мертвый голос Орловой. Она отказалась от моих услуг. Ее губы озвучили приказ, исходивший от людей Николая Николаевича: «Прекратить!» И я оказался в ловушке, созданной моим собственным усердием: я слишком рьяно бросился исполнять просьбу Орловой. А теперь она ушла в сторону, и я остался один. С теми, кто убивал людей так же легко, как Ольга Петровна предавала…

Хотя – минутку. Отвлечемся от эмоций. Ее последний длинный и странный монолог. Что он значил? Она повторила все то, что сказала раньше, но добавила еще несколько несвязных и непонятных замечаний. «Не звоните мне больше» – это она произнесла дважды. «Поменяйте образ жизни, поменяйте гостиницу…» Хм. Интересно. «Не думайте о работе, за нее заплачено…» И про деньги она тоже раньше говорила. Зачем повторяться? «Найдите своей энергии применение». Очень странная фраза. «Здесь вам больше нечего делать».

Где здесь? В Москве? В гостинице? На службе у Ольги Петровны? И тут я понял.

Конечно, если бы у меня был письменный вариант ее монолога, я бы понял быстрее. Но я все равно разобрался. Это было как простейший шифр – есть фразы, имеющие смысл, и есть балласт, бессмыслица, заполняющие промежутки, маскирующие общий смысл. Не знаю, удалось ли ей таким образом обмануть фээсбэшников… Но я все равно готов был поклониться этой женщине. Она, сама попав в сложную ситуацию, пыталась меня спасти.

Итак: «не звоните мне больше, не пытайтесь встретиться со мной, когда вернетесь в Город». Это значит, что телефон прослушивался, а за Орловой ведется наблюдение.

Дальше: «поменяйте гостиницу». Это значит, что мое местонахождение уже известно ФСБ или скоро станет известно. Это значит, что мне пора отсюда линять.

«Не думайте о работе, за нее заплачено». Это звучит как призыв бросить расследование, но Орлова подчеркивает: «За нее заплачено». То есть – раз заплачено, нужно доводить дело до конца.

«Найдите своей энергии применение» – это практически то же самое.

Двигайтесь в прежнем направлении.

«Здесь вам больше нечего делать». Здесь – имеется в виду гостиница.

Орлова еще раз подчеркивает, что мне пора менять место жительства. И наконец – «я сожалею, что дала вам это задание».

А тут никаких ребусов, никаких шифров. Просто – сожаление, что дело оказалось куда сложнее, чем оба мы представляли. Но делать его тем не менее надо.

Итак, ФСБ занялась нами вплотную. То есть не вся ФСБ, а те люди, работающие в этой структуре, что напрямую или опосредованно выполняют распоряжения Николая Николаевича. Орлова их не слишком интересует – пуганули бабу, она выдала текст, как ей и велели. Почти такой, как велели. А вот я – другое дело. Мной займутся плотнее. У меня картриджи с леоновскими мемуарами. Я отделал того типа ночью в леоновской квартире. Ко мне есть масса претензий. К Юре Леонову у них было только одна претензия – он оказался в квартире своего отца не вовремя. И это стоило Юре жизни.

Я сделал необходимые выводы. Я быстро собрал вещи и покинул гостиницу.

Был большой соблазн посидеть в засаде напротив и посмотреть, через сколько часов явятся по мою душу работнички Николая Николаевича. Но я не стал этого делать. Время шло, а мне предстояло сделать довольно много.

13

Сгоряча я едва не поехал в «Измайловскую», но вовремя спохватился: искать меня будут именно в гостиницах. И найдут, как нашли в бывшем Доме колхозника. Значит, стоило придумать другой вариант. Этот вариант был наглым до невозможности. Сам не пойму, как я на такое решился.

– Только не бейте меня сразу скалкой по голове и не вызывайте милицию, – попросил я. – Я сначала выскажусь, а уж потом решайте, что со мной делать.

– Скалкой вы в любом случае не получите, – ответила Евгения. – У меня нет скалки. Зато баллончик со слезоточивым газом имеется. А у Олега был пистолет. Так что я смогу произвести на вас впечатление… Проходите.

– Вы сообщили в милицию? – спросил я, расстегивая плащ.

– Да, сообщила. Теперь будет довольно сложно объяснить им, что вы здесь делаете в десять часов вечера. Если они придут.

– Вот именно, если придут. А уж если придут, скажете: «Друг семьи». В определенном смысле я и есть друг семьи. Олег Петрович весьма любезно со мной разговаривал… Приглашал в ресторан. Вот я и подумал… Может, я смогу у вас переночевать?

– Вы серьезно? – Евгения скрестила руки на груди и смерила меня не слишком любезным взглядом. – Вы за этим приехали? Я думала, вы узнали что-то новое об Олеге…

– Это мы также можем обсудить. Дело в том, что та опасность, о которой я предупреждал Олега Петровича, она теперь светит мне. Я не по собственному желанию сбежал из гостиницы…

– Да вы врете, – просто сказала Евгения. – Нагло врете. Я же вижу, как вы на меня смотрите. Думаете, что я теперь захочу утешиться на сильном мужском плече? Буду искать замену Олегу? За кого вы меня вообще принимаете?

– За умную женщину, – ответил я. – За женщину с хорошей памятью. Вы же помните, что я вам говорил сегодня? Я приехал в Москву не для того, чтобы трахать одиноких женщин. Я пытаюсь изобличить убийцу. Человека, жертвой которого, возможно, стал и ваш муж. И вы мне нужны лишь потому, что я вижу в вас заинтересованное лицо. Вы должны быть тоже заинтересованы в наказании этого человека. Ольга Орлова, вдова Павла, только что предупредила меня о том, что эти люди узнали мое местонахождение. Я сразу сбежал из гостиницы…

И я подумал, что ваша не самая маленькая квартира – то место, где я могу укрыться на эту ночь. И заодно обсудить историю с исчезновением Олега.

Возможно, мы забыли кое-какие нюансы?

– Возможно, – сказала она. – Возможно, мне стоит вам поверить.

Проходите. Но затем Евгения все-таки переоделась, сменив халат на джинсы и рубашку навыпуск. Я усмехнулся:

– Нет, вас спасет от моих похотливых взглядов лишь балахон из дерюги.

– Меня спасет от ваших взглядов вот это, – она показала мне ключ. – Вы будете спать в библиотеке. Дверь там закрывается. Я вас закрою на ключ и выпущу утром.

– А если мне будет нужно выйти в туалет? – забеспокоился я.

– Риск в таких делах неизбежен, – улыбнулась она.

– Хорошо, я вышибу дверь.

– Вот это вряд ли.

– Вы же сами сказали – у меня сильное мужское плечо. Двери мне поддаются без труда.

– И после этого вы говорите, что пришли обсуждать исчезновение Олега?

Я вздохнул и заткнулся.

– Ольга Орлова вас предупредила, – задумчиво произнесла Евгения. – И она теперь вдова… Что ж, если все будет плохо, мы с ней можем организовать клуб вдов. А почему она взяла себе девичью фамилию?

– Она развелась с Павлом. Так что формально она не вдова, – пояснил я.

– И тут я тоже осталась одна, – грустно заметила Евгения. – Без мужа, без клуба. Только не предлагайте свои услуги в качестве компаньона!

– Я молчу, – сказал я. – И я могу прямо сейчас отправиться в библиотеку и закрыться там, чтобы не смущать вас. Только скажите сначала, как отнеслась милиция к вашему заявлению?

– Спрашивали про любовниц. Взяли адреса всех сотрудников фирмы.

Интересовались, не было ли угроз в его адрес. Не заметила ли чего странного в его поведении. Не было ли каких-нибудь странных посетителей, – Евгения посмотрела на меня. – Посетителей из провинции, лет тридцати, ростом метр семьдесят пять – семьдесят восемь… Рассказывающих довольно сомнительные истории о серии убийств бывших сослуживцев Олега.

– Вы сказали «нет».

– Я сказала, что подумаю.

Потом она отвела меня в библиотеку указала на небольшой кожаный диван и сказала:

– Это ваша территория. За дверью – моя. И лучше держитесь от нее подальше.

– Ну да, газовый баллончик, – вспомнил я.

– И пистолет Олега, – добавила она, прежде чем закрыла дверь.

Я поставил сумку рядом с диваном и опустился на сверкающую кожу. Та довольно скрипнула. В этой комнате не было окна, зато по трем стенам выстроились стеллажи с книгами. Диван и бронзовый торшер составляли единственные предметы мебели. Аскетическая обстановка, самое место для полуночных размышлений.

– Константин, – раздался легкий стук в дверь, и я вскочил с дивана, как будто тот стал раскаленной плитой. Не ожидал от себя такой прыти. – Константин, это я…