Текст книги "Вендетта по-русски"
Автор книги: Сергей Гайдуков
Жанр:
Крутой детектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)
Сначала нужно было повесить объявление: «Срочно требуется мастер каменной кладки со своим инструментом. Обращаться на Центральный почтамт, а/я 88». Причем повесить в строго определенном месте, на фонарном столбе в переулке за Успенской церковью. Указание на абонентский ящик было обманкой.
Почтамт тут был ни при чем.
Следующим шагом для заказчика должно было стать помещение условий своего заказа в тайное место, откуда потом Филин должен был эти условия забрать. Тайным местом являлось дно храмового подсвечника в Успенской церкви. Человек подходил со свечкой, загораживал спиной подсвечник от посторонних взглядов и свободной рукой помещал конверт в щель днища подсвечника. Точно так же конверт изымался.
Цинично или нет, но эта методика казалась мне довольно продуманной, особенно для Филина. Он не был связан определенным временем. Он мог прийти за конвертом утром, днем и вечером. Он мог появиться в церкви, изучить обстановку, убедиться в своей безопасности и только потом забрать заказ. Как сказал Борода, этот способ Филин использовал для контактов с новыми клиентами. После второго или третьего раза он мог пойти на личную встречу.
Видимо, Рома был постоянным заказчиком, раз заработал себе привилегию персонального рандеву с Филином. Правда, это плохо сказалось на его здоровье.
– Вы уже повесили объявление? – спросил я Гарика.
– Вчера вечером, – спокойно ответил он. – Да-да, еще до того, как я изложил наш план шефу. Я просто не хотел терять время даром. Объявление висит уже больше суток. Конверт тоже на месте. Я, кстати, хочу взять тамошнего батюшку в разработку. Не может быть, чтобы такие дела у него под носом творились, да не один год, а он был не в курсе. Думаю, Филин ему отстегивает.
– Почему не один год? Ты говорил, что у вас в картотеке только два преступления, которые можно повесить на Филина – Мавр и Рома.
– Это преступления, которые были зарегистрированы. Он мог убить еще девять или двадцать человек, просто их тела не найдены. Он мог убивать за городом, расчленять тела, топить, растворять в кислоте, – деловито перечислял Гарик.
– Бр-р-р, – поежился я. – На ночь такие разговоры… Так вы повесили объявление, положили конверт. То есть приманка готова. А что дальше? Вы посадили засаду в церкви? И думаете, что он ее не засечет?
– В церкви нет ни единого нашего человека, – сказал Гарик. – Они все снаружи. Две машины. А в конверте – микромаяк, который засекается в одной из машин. Мы можем дать Филину возможность выйти из церкви с конвертом, на безлюдное место, а там уже… Первый предупредительный, второй – на поражение. Есть предложение живым его не брать, и я это предложение разделяю.
– И мы сейчас едем туда?
– Вот именно. Там наши ребята дежурят уже сутки. Между прочим, они стараются и ради твоей безопасности. Будь им благодарен.
– Я благодарен, – сказал я. – А где ты предлагаешь мне ночевать?
– Там, в машине. А утром подменишь ребят на дежурстве. Посидишь, посмотришь на сканирующее устройство. Ребятам надо тоже отдохнуть. К обеду тебя сменят. Возражений нет?
– Так я же в Москву собирался ехать, – напомнил я.
– Когда?
– Послезавтра, – я посмотрел на часы и уточнил, – то есть уже завтра.
Вечером.
– Ну и поедешь в свою Москву. Подежуришь, а потом поедешь. Я же говорю – ребята и ради тебя стараются. Цени.
– Угу, – отозвался я. Мне стало понятно, что ближайший день окажется весьма утомительным. Не дожидаясь, пока мы приедем к Успенской церкви, я откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.
Я почти не помню, как вылезал из «жигуленка» и перебирался в грязный невзрачный «УАЗ», где был оборудован пункт слежения. Когда я проснулся, было уже утро, и я хорошо помнил только одно: этой ночью я не видел снов. К счастью.
31
Я проснулся от того, что кто-то довольно противным голосом напевал у меня над ухом:
– Три танкиста, три веселых друга, экипаж машины боевой…
Песня почему-то исполнялась в замедленном темпе и в миноре. Звучало это как похоронный марш по этим самым танкистам. Просыпаться мне не хотелось, я лежал с закрытыми глазами и выдержал испытание музыкой до конца. Однако после песни о трех танкистах тот же голос не менее заунывно стал петь про то, что на поле танки грохотали, а солдаты шли в последний бой.
Соответственно, молодого командира уже несли с пробитой головой. Я подозревал, что позже будет исполнена песня из фильма «Четыре танкиста и собака». И это уже было бы свыше моих сил. Я решился и резко встал, немедленно треснувшись головой о потолок уазовского салона.
– Уй, блин, – сказал я и добавил еще несколько слов.
– Вот именно. Доброе утро, – сказал усатый мужчина в спортивном костюме, перестав петь. – Леша, – протянул он мне руку.
– Костя, – ответил я, держась левой рукой за макушку. – Очень приятно.
– Мне тоже. Раз ты проснулся, то я пошел обедать, – заявил Леша.
– Обедать? – Я изумленно посмотрел на часы: пять минут первого. Это называется хорошо выспаться. – Погоди, ты уходишь, а я что буду делать?
– Работать, – сказал Леша. – Вот экран, вот точка сигнала. Пока она не движется все в порядке. Если эта дура шевельнется, хватай рацию и вызывай вторую машину. У нас здесь наблюдательный пункт, а во второй машине как раз все убийцы и сидят.
– Убийцы?
– Они самые. Снайперы и всякие там костоломы. Задание понятно?
Я не слишком уверенно кивнул. В голове был легкий туман после сна, усугубившийся от удара. Бока ныли, и причиной тому было не слишком удобное ложе. Короче говоря, чувствовал я себя достаточно отвратно.
– Может, я не справлюсь тут один? – опасливо предположил я.
– Справишься, – оптимистически заявил Леша. – Тут даже идиот справится.
К тому же скоро мой напарник явится, – И вряд ли что-то случится сейчас.
Игорь сказал, что Филин скорее всего явится к вечерне, когда народу больше.
А сейчас в церкви пусто. И он ушел, оставив меня перед мерцающим пультом, от созерцания которого у меня вскоре заболели глаза.
Рядом с сиденьем стояла начатая бутылка минеральной воды, которую я одолел в три глотка. Мне стало немного получше. Во всяком случае, ощущение помойки во рту пропало. Почти пропало. В кармане плаща я отыскал пару пластинок жевательной резинки, закинул их в рот и стал медленно жевать пахнущий мятой комок. Будем считать, что я сел на диету.
Напарник Леши в конце концов действительно явился, но к тому времени я понял, что «скоро» в этой машине – понятие растяжимое. Я просидел в компании неподвижной точки почти полтора часа, прежде чем дверца «уазика» открылась и внутрь забрался толстяк в коричневой кожаной куртке. Он представился Альбертом и сказал, что теперь и я могу передохнуть. Альберт был очень любезен. Я вылез из машины и потянулся. Светило солнце, и, хотя тепла от него ждать не приходилось, в целом погода меня устраивала: спокойный безветренный день в конце октября. Что еще нужно, если перед этим ты проспал почти двенадцать часов, а потом без толку пялился на экран чертова прибора.
Из-за крыш соседнего двухэтажного дома виднелись купола Успенской церкви, тускло блестевшие на солнце. Это зрелище не вызвало у меня благостных мыслей о вечных истинах. Я поискал взглядом вторую машину, не нашел ее и понадеялся, что стоит она в правильном месте, чтобы вовремя перекрыть пути отхода от храма. Также я вспомнил, что мой «Шевроле» остался стоять на гостиничной автостоянке. По предложению Гарика. Я мысленно выругал приятеля, но, проинвентаризировав содержимое своих карманов, понял, что смогу вполне безболезненно для бюджета кататься по Городу на такси. Чем я и занялся.
Сначала я отправился в ресторан «Комета» и набил желудок, компенсируя пропущенный завтрак. Потом поехал в библиотеку. Оказалось, что еще не все копии готовы, мне пришлось прождать час с лишним, зато ушел я оттуда с кипой листов отксерокопированных публикаций о Валерии Анатольевиче Абрамове. Я теперь был надолго обеспечен увлекательным чтением. То есть я надеялся, что это чтение будет увлекательным. Из библиотечного вестибюля я позвонил Гарику в ГУВД.
– Мне сказали, что ты отправился гулять по городу, – строго сказал Гарик. – Особо не увлекайся. Мало ли с кем столкнешься. А еще лучше – возвращайся-ка ты к церкви, в машину.
– Я уже свое отдежурил, – попытался возразить я.
– Дело не в дежурстве, – сказал Гарик. – Хотя и в этом качестве ты там пригодишься. Когда ты сидишь в машине, я знаю, что ты делаешь и где находишься. Я знаю, что с тобой ничего не случилось.
– Какая трогательная забота, – фыркнул я.
– Вот приезжай сейчас к церкви, я тоже приеду. И кое-что тебе покажу, от чего у тебя пропадет охота иронизировать. – В голосе Гарика звучало обычное чувство превосходства человека, обладающего информацией, над человеком, такой информацией не обладающим.
– Что-то свежее? – попытался я расколоть Гарика, но тот был строг и сдержан.
– Приедешь – узнаешь, – коротко ответил ой. – Давай, шевелись, через полчаса встретимся в машине слежения.
– Пригнал бы ты мой «Шевроле», – предложил я. – А то я уже все пятки стоптал от пеших прогулок.
– И про «Шевроле» я тебе тоже расскажу, – многозначительно пообещал Гарик и повесил трубку. Его слова интриговали. Я сел в такси и поехал обратно, листая попутно полученные в библиотеке материалы. «Как стать таким известным и состоятельным человеком, как вы?» – спросил наш корреспондент у нашего знаменитого земляка бизнесмена и банкира Валерия Абрамова. «Нужно работать двадцать четыре часа в сутки и думать не об известности и не о будущем богатстве, нужно думать о развитии своего дела, тоже двадцать четыре часа в сутки», – ответил Валерий Анатольевич. «А когда же спать, если работать двадцать четыре часа в сутки?!» – удивился корреспондент.
«Спать будете, когда станете известными и богатыми!» – заразительно рассмеялся Валерий Анатольевич, а на прощание подарил нашему корреспонденту набор сумок с символикой своей корпорации". Потрясающе интересная информация.
«Валерий Абрамов признан лучшим бизнесменом девяносто пятого года по итогам опроса в деловых кругах города и области…» С ума сойти! "Вчера В.
А. Абрамов и мэр города присутствовали на открытии очередного супермаркета сети магазинов «Вавилон 2000», создаваемой корпорацией господина Абрамова. В своей речи мэр сказал…" Изумительная речь. Фонтан красноречия. «Господин Абрамов официально опроверг слухи о нестабильном финансовом положении своего банка, приведенные на прошлой неделе газетой „Городские вести“ в статье „Вавилон падет?“. Его слова подтвердил представитель Центробанка…» Ничего особенного. «Валерий Абрамов выступил спонсором гастролей Аллы Пугачевой в нашем городе…» Памятник ему за это поставить. «Валерий Анатольевич, кем собирается стать ваша дочь? Связаны ли ее планы с бизнесом?» – «Моя дочь совершенно свободна в выборе профессии. На прошлой неделе она, кажется, собиралась стать дизайнером одежды. Меня смущает то, что месяц назад она так же уверенно говорила о своем желании быть телеведущей кулинарного шоу». – «Она хорошо готовит?» – «Нет, она хочет стать ведущей, чтобы научиться готовить…» Чушь какая-то. «Валерий Анатольевич, это правда, что вам предложен пост вице-премьера в правительстве России?» – «Я не хотел бы это комментировать». – «Но вы переезжаете в Москву?» – "Да, я переезжаю в Москву, но это не связано с занятием правительственного поста. Просто «Корпорация „Вавилон 2000“ так разрослась, в том числе и территориально, что управлять ею удобнее из столицы…»
– Приехали, – сказал водитель такси.
– Это точно, – согласился я и полез в карман за деньгами.
32
– Во-первых, ты опоздал, – сказал Гарик, когда я влез в салон «УАЗа». – А во-вторых, что это у тебя за бумажки?
– Это очень личное. – Я спрятал досье на Абрамова под плащ. – Это письма от любимой женщины.
– Вот твои письма от любимой женщины. – Гарик кинул на сиденье передо мной перетянутую резинкой пачку конвертов. – Изучи и прими в качестве руководства к действию. Девка с ума сходит…
– Может, уже сошла? Сначала она со мной попрощалась и собралась с мужем в Питер, а теперь…
– Ну, это твое дело, – махнул рукой Гарик.
– Так это вся твоя новость? – Я взял Ленкины письма и взвесил их в руке: солидная пачка. – И что там с моим «Шевроле»?
– Значит, так: во-первых, по поводу вчерашнего разгрома в твоем номере.
Это ФСБ, можешь не сомневаться. Вчера после обеда к моим ребятам, что сидят у твоего дома, подошли двое, показали удостоверения ФСБ и сказали, что они теперь тоже занимаются этим делом. Спросили, где тебя можно найти. Мои и ляпнули, что ты в такой-то гостинице отсиживаешься.
– Хорошие у тебя работники, – сказал я. – А если Филин сделает себе такую книжечку и подойдет к твоим орлам? Может, они его еще и проводят ко мне? И что это за засада, которую видно невооруженным взглядом? Люди из ФСБ подходят к твоим, треплются с ними… Это уже справочное бюро, а не засада!
– Не ори, – попросил Гарик. – А то привлечешь внимание к нашей машине.
Нам это надо? Не надо. Я уже убрал тех двоих. Они вправду облажались, тут я с тобой согласен. Но и воевать с ФСБ я не нанимался. Моя задача – выцепить Филина, что я и делаю. Пытаюсь делать. Моя задача – защитить тебя от Филина, потому что тот наемный убийца, гад и так далее… А что касается ФСБ – я не в курсе. Я не знаю, что у вас там происходит и с какой стати ты их заинтересовал. Я не знаю, может, у них действительно есть основания…
– Врываться в мой номер и устраивать обыск? – засомневался я. – Гарик, ты же знаешь, что когда для этого действительно есть основания, это делается с ордером на обыск. И те, кто тот обыск проводят, не вылезают потом в окно.
– Не знаю, не знаю, – проворчал Гарик. – Это ты так говоришь. Они могут все по-другому представить…
– Могут, – согласился я. – Но они не решаются действовать официально.
Это значит, что они боятся проиграть.
– Тебе? – усмехнулся Гарик. – Это уже мания величия, Костя. Я бы тебе посоветовал пересидеть здесь до отъезда в Москву. Завтра едешь, да? – Я кивнул. – Вот и посиди. Я буду спокоен за тебя, а ты мне поможешь и будешь в курсе дел с Филином. Идет?
– Ты не сказал, что с моим «Шевроле», – напомнил я.
– А это твой «Шевроле»? Или…
– По доверенности. Что с машиной?
– Такая история, – вздохнул Гарик. – Ты же знаешь, мы «Оку» твою проверяли, как только все это началось. Искали мину или еще какую гадость.
Искали, но ничего не нашли. Оставили ее стоять у подъезда. А вчера я решил, что нужно точно так же «Шевроле» проверить. Отдал своим ребятам распоряжение… А они слегка напутали. Не только «Шевроле» проверили, но и «Оку» по второму разу.
– Ну и? – не выдержал я. По лицу Гарика было понятно, что с машинами что-то не в порядке.
– Кто-то поставил радиомаяк на «Шевроле», – сказал Гарик. – Не такой, как у нас здесь, а помощнее. Тебя можно было бы вести в городской черте. Во всем Городе.
– Это лучше, чем мина, – заметил я.
– Возможно. На «Оке» обнаружился аналогичный радиомаяк. Тебя обкладывают, Костя, и обкладывают серьезно, – сделал вывод Гарик. – Вопрос только в том, кто это делает, Филин или ФСБ?
– Я бы предпочел не таскать за собой ни Филина, ни ФСБ, – ответил я. – Не люблю, когда дышат в затылок.
– Тогда пользуйся общественным транспортом или ходи пешком, – посоветовал Гарик. – Так что, остаешься здесь до завтра? Даешь сотрудничество правоохранительных органов и частного сектора? Тем более что тебе не придется скучать на дежурстве – чтением тебя обеспечили. – Он с ухмылкой кивнул на пачку Ленкиных писем.
– Да уж, – буркнул я, не уточняя, что меня больше интересует чтение другого рода. То, что было у меня за пазухой.
33
Через тридцать часов я был готов вдребезги разбить проклятый экран, распотрошить электронные внутренности прибора, поотрывать провода и бить, ломать, крушить, пока не будет уничтожена последняя микросхема в этом издевательски мигающем аппарате. Точка не двигалась, и это сводило меня с ума.
– Не дергайся, – советовал меланхоличный Альберт, отрываясь от чтения автобиографии Билла Гейтса. – Мы так иногда неделями сидим. С чего, думаешь, меня так разнесло в талии? Малоподвижный образ жизни. И не пялься ты на эту точку, глаза испортишь. Если она начнет двигаться, сработает звуковой сигнал, и ты сам собой подскочишь на месте.
Я кивнул, но пять минут спустя снова стал гипнотизировать взглядом неподвижную точку в центре экрана. В голове у меня засела глупая надежда, что именно сейчас, именно в момент, когда я смотрю, это случится: точка начнет двигаться, завоет дурным голосом звуковой сигнал, Альберт заорет в рацию, что объект двинулся к выходу… То-то будет веселье.
Я понимал, что наивно ожидать захвата Филина прямо перед моим отъездом в Москву. Это был бы слишком шикарный, а потому невозможный подарок. Тем не менее я сидел и смотрел в ярко-желтую на синем фоне точку и ждал. Потом начинал понимать, что это не я ее гипнотизирую, а она меня. Я чувствовал легкое головокружение, боль в глазах и отворачивался в сторону. Но через некоторое время все начиналось сначала. Ожидание настолько захватило меня, что я не мог читать библиотечные материалы о Валерии Абрамове и Ленкину лирику. Во всяком случае, я надеялся, что там лирика, а не повторенное десять тысяч раз: «Ты испортил лучшие годы моей жизни».
Я добросовестно пытался начать чтение, я отсаживался от экрана, поворачивался к нему спиной, закрывал на несколько секунд глаза, чтобы сосредоточиться, а затем брал в руки очередной отксерокопированный лист… И не понимал смысла напечатанного там текста, потому что не текст интересовал меня в данный момент. Меня интересовало – что там, на экране? Не шевельнулась ли точка? Вдруг она шевельнется в следующую секунду, а я сижу спиной к экрану и отреагирую слишком поздно? Вдруг звуковой сигнал сломается, и уткнувшийся в книгу Альберт пропустит момент начала движения?
Вдруг, вдруг, вдруг… Я даже чувствовал какое-то покалывание кожи в районе затылка: тоска по отсутствующим там глазам? Наконец я издавал досадливое восклицание и поворачивался к экрану, откладывая в сторону бумаги.
Альберт поднимал глаза от книжных страниц, видел меня вновь уставившимся в одну проклятую точку, вздыхал и снова говорил что-то вроде:
– Не дергайся. И не пялься ты на эту точку. Глаза испортишь. Все будет хоккей, не волнуйся. Мы так иногда неделями сидим – и что? Главное выждать…
– И так далее. И тому подобное. Время шло, я ждал, я ждал, я ждал. А Альберт дочитал свою книгу.
– Четыреста страниц, – сказал он. – И ничего не запомнил. Как будто дыра в голове. Все вошло и все вышло. Может, старею?
– Значит, – отозвался я на его жалобы, – мы провели время с одинаковой пользой. Точка, словно дразнясь, едва заметно подрагивала. Но движения не было.
– Ну ты и сволочь, – сказал я ей. – Стерва ты рыжая. Она мне не ответила. Побоялась, гадина.
– Не переживай, – сказал Альберт, глядя на мое общение с экраном. – Она со мной тоже не разговаривает, не только с тобой. Это должно было меня утешить, но действительно меня утешил только приезд Гарика. Он обещал подвезти меня до железнодорожного вокзала, раз мои «Ока» и «Шевроле» оказались непригодными к употреблению.
– У тебя недовольное лицо, – отметил Гарик, когда я выбрался из «УАЗа» на улицу. – Плохо провел время? Я ничего не сказал ему в ответ. Я просто устал, такое со мной иногда случается. Не хотелось говорить, не хотелось объяснять. Хотелось сесть на заднее сиденье «жигуленка», доехать до вокзала, потом добраться до вагона и сразу же завалиться спать.
Звонили к вечерне колокола Успенской церкви, и этот звук отдавался в моей голове долгим тяжелым эхом, летавшим от одного виска к другому, словно мой череп был пустым пыльным чердаком.
– Я и не надеялся, что он выберется в эти дни, – сказал Гарик. – Все равно спасибо тебе, что подежурил.
– Не за что, – вяло произнес я. – У меня к тебе просьба – не убивайте его сразу. Пусть он объяснит кое-какие вещи.
– Какие именно? – заинтересовался Гарик. – О чем ты хочешь с ним поговорить?
– Кто поставил «жучок» мне на машину? Какие условия имел в виду Артур?
Достаточно интересные темы для разговора, – сказал я, – по крайней мере, для меня.
– Условия? – не понял Гарик. – Ты о чем?
– В письме, которое перехватили, были слова насчет непременного соблюдения условий контракта при моей ликвидации, – сказал я, едва не поперхнувшись словами «моей ликвидации». – Я спросил у Бороды, что такое «условия» при таких контрактах. Борода пояснил, что это не просто убийства, а убийства с какими-нибудь дополнительными штуками.
– Поясни, – попросил Гарик.
– Ну, например, не просто зарезать человека, а перед этим подробно объяснить ему, кто и за что распорядился его убрать и сказать, что завтра будет вырезана вся его семья. Или заснять убийство на видеокамеру, а потом кассету отдать заказчику, чтобы тот мог любоваться зрелищем. Убить человека на глазах его семьи. Убить каким-нибудь изощренным способом. Вот это они называют «условиями».
– Милое дело, – покачал головой Гарик. – И, значит, на твой счет тоже есть какое-то условие?
– Видимо, Артур поднапряг свою фантазию. – Я попытался усмехнуться, но продолжающийся внутри моей головы колокольный звон вызвал лишь гримасу боли.
– Неплохо бы Артуру впаять по полной катушке за эти дела, – мечтательно произнес Гарик. – Организация преднамеренного убийства… Только вот Рома совершенно некстати отбросил копыта. Ладно, – посмотрел он на меня, – постараемся взять Филина живым и постараемся выбить из него показания против Артура. У меня будет много способов повлиять на чистосердечное признание этого гада. Ему и так светит пожизненное, а если его еще и оставить в кабинете на пару минут с друзьями тех ребят, что погибли на складе…
Пожизненное может и не понадобиться.
– Это все хорошо, – сказал я. – Но это все равно напоминает дележ шкуры неубитого медведя. Вернусь из Москвы, расскажешь, чем дело кончилось.
– Договорились, кивнул Гарик – А у меня к тебе просьба: оставь свою пушку здесь, не тащи ее в Москву. Мало ли что…
– Согласен. – Я достал из кармана плаща «ТТ» и вложил в ладонь Гарика.
– Я все равно не собирался затевать там перестрелку. В Москву для этих целей нужно ехать с автоматом. – С ручным пулеметом. И лучше на бронетранспортере, – добавил Гарик. – Ну что, поехали?
Я согласно кивнул, подхватил свою сумку и зашагал к «жигуленку» Гарика.
Колокола молчали, и в воздухе разлилась настоящая благодать беззвучия, которую не нарушало, а лишь подчеркивало хлопанье голубиных крыльев да сдержанное собачье тявканье за одним из заборов. Церковь располагалась вдалеке от центра Города, поэтому вокруг преобладали одноэтажные деревянные домики, создававшие иллюзию патриархальности и покоя. Рядом с одним из таких домиков стоял «УАЗ» с аппаратурой для слежения, так что лично у меня иллюзии не было.
– Будет время, – сказал Гарик, пристегиваясь ремнем безопасности, – посмотри там в магазинах видеокассету «Спайс герлз» в Стамбуле". Дочь очень просит.
– Само собой, – кивнул я, подумав о том, как, должно быть, счастливы те люди, которые ездят в Москву исключительно за кассетами «Спайс герлз», не пытаясь попутно раскрыть несколько сцепившихся в клубок преступлений…
– Запиши, – сказал Гарик. – А то ведь забудешь. Записывай, не ленись – «Спайс…» Стоп, – внезапно сказал он, и его рука с ключами от машины застыла, не донесенная до замка зажигания.
– Что? – спросил я и повернулся к Гарику: тот уставился в зеркало заднего вида, что-то там пристально рассматривал и будто сомневался. Затем сомнениям пришел конец.
– Черт! – резко выкрикнул Гарик и вылетел из машины, прежде чем я успел что-либо сообразить. Но потом я все-таки сообразил и тоже выскочил из «жигуленка». Выскочил и увидел распахнутую дверцу «УАЗа», вытаращенные глаза Альберта, высунувшегося из машины. Рот Альберта был широко открыт, но я не сразу понял, что Альберт не просто старается продемонстрировать свои гланды, он орет. В руке у Альберта была намертво зажата рация, и он орал попеременно то в нее, то в сторону приближающегося Гарика. В обоих случаях он орал одно и то же. Альберт выкрикивал два слова, которые не требовали абсолютно никаких комментариев. Альберт вопил:
– Он идет!!!
34
Гарик с силой толкнул его в плечо, заставив Альберта, во-первых, влететь внутрь «УАЗа», а во-вторых, заткнуться. Потом он отобрал у Альберта рацию, посмотрел на экран, задумался на секунду, а затем сказал в рацию:
– Он идет к воротам. Дайте ему выйти. Бейте уже за воротами, чтобы вокруг не было народу. Сейчас он подходит к воротам, сейчас… поравнялся.
Остановился. Продолжает движение… Мне, кажется, пора. Да, – негромко сказал Гарик, безо всякого пафоса, без нервных выкриков и суперменского самодовольства. Он сказал «да», и в следующую секунду я увидел его обращенное ко мне бледное лицо.
– Пойдем посмотрим, – сказал он, выскочил из машины и пошел в сторону церкви. А потом побежал. И я кинулся за ним. Метров через пятьдесят Гарик выхватил из наплечной кобуры пистолет, а я запоздало сообразил, что смогу показать Филину разве что кулак. Будем надеяться, что он впечатлится.
Улицы и переулки в этой части города были такие же маленькие, кривенькие, как и сами домики, что окружали нас со всех сторон. Мы бежали сначала прямо, потом повернули направо, потом снова прямо и выбежали к воротам Успенской церкви – наверное, это длилось не больше пятнадцати-двадцати секунд, но мне показалось, что я бежал марафонскую дистанцию, не в смысле усталости, а в смысле затраченного времени.
Крики стали доноситься от церковных ворот, еще когда мы с Гариком туда бежали. Оказавшись на месте, мы увидели, кто кричит и почему. И увидели тех, кто не кричал, а победоносно улыбался.
Человек пятнадцать сторонних зрителей стояли у церковных ворот, оттесненные туда милиционерами в штатском, которые энергично размахивали автоматами Калашникова и громко кричали в толпу какие-то слова, видимо, с целью заставить ее успокоиться. Результат был прямо противоположным – все новые зеваки подходили из церкви и из соседних домов. Навстречу Гарику выбежал какой-то парень с автоматом и с радостной улыбкой во всю физиономию.
– Ну, – сказал Гарик. – Что у вас здесь?
Милиционеры расступились, и мы увидели лежащего на земле невысокого перепуганного мужчину, который дрожал мелкой дрожью не то от страха, не то от боли в простреленной ноге. Он был бледен и тихонько поскуливал.
Заломленные назад руки уже были заботливо закреплены в запястьях наручниками.
– Вот, – Гарику протянули конверт. Очевидно, тот самый, что лежал в тайнике храмового подсвечника.
– Оружие? – спросил Гарик.
– Нет, пустой был, – сказал улыбающийся милиционер. – Ему Михалыч из винтовки аккурат в колено заделал, только он из ворот вышел. Даже рыпнуться не успел, скотина! – Последовал сильный удар носком ботинка в плечо лежащему.
Ему было лет сорок на вид – наметившиеся залысины на лбу, седые волосы на висках, обмотанная коричневым шарфом шея, старомодное синее пальто. Он не был похож на убийцу.
Я посмотрел на Гарика. Тот нахмурился, сжал губы и присел на корточки рядом с раненым.
– Осторожнее, товарищ капитан, – сказал улыбающийся милиционер и на всякий случай ткнул лежащего в ухо стволом автомата. – Кто его знает, что он выкинет… Гарик не обратил внимания на это предупреждение.
– Зачем ты взял конверт? – спросил он у лежащего на асфальте мужчины.
Тот уставился на Гарика так, как будто ему явился ангел, слетевший с небес и пообещавший избавление от всех земных страданий.
– Это не я! – выговорил дрожащими губами он. – Это не я, мне сказали…
Мне сказали, я и взял. Он мне деньги заплатил, чтобы я взял… Не я, честное слово!
– Где он? – тихо спросил Гарик. – Где вы с ним встретитесь?
– Там, – лежащий мотнул головой. – Там, где продовольственный магазин.
Там он меня будет ждать…
– Как он выглядит?
– В очках он, в черных таких… В зеленой куртке… Подстрижен коротко…
Гарик резко поднялся. Так же резко подтащил к себе за рукав улыбающегося милиционера:
– Этого, – кивок на лежащего, – немедленно в больницу. Записать его показания. Составить словесный портрет Филина… А сейчас…
Он посмотрел на меня, и я кивнул. Гарик сорвался с места, словно гоночный автомобиль, никак не комментируя свои действия и не отдавая никаких приказов, но тем не менее человек пять милиционеров, окружавших раненого, столь же стремительно последовали за ним. Ну и я тоже. Давно я так быстро не бегал. Быстро – это когда встречные прохожие с испугом отскакивают в сторону, крутят пальцем у виска, матерятся, но уже глядя тебе в спину, потому что ты пронесся мимо.
Брызги луж, несущихся под ноги, холодный воздух, проглатываемый широко раскрытым ртом. Я вижу перед собой спину Гарика и выкрикиваю по слогам, чтобы не сбить дыхание:
– Га-рик! Мой пи-сто-лет!
Гарику не до меня, он мчится в направлении продовольственного магазина, исполненный надежды, что Филин все еще там, что он все еще ждет посланного за конвертом человека. Коротко постриженный человек в зеленой куртке и солнцезащитных очках. Профессиональный убийца. Мой убийца. Гарик не обращает на меня внимания, но усатый милиционер, бегущий чуть впереди меня, расстегивает на ходу кобуру и протягивает мне пистолет. Сам он летит вперед с «Калашниковым» наперевес.
Продовольственный магазин находится на перекрестке узких грязных улочек, возле него толпятся люди, усталые мужчины, вернувшиеся с работы, и не менее усталые женщины с полными сумками. Люди входят и выходят из магазина, торопятся, чтобы успеть сделать покупки и вернуться домой к вечернему телесериалу. И тут появляемся мы, и это сразу же становится убийственнее любого телевизионного шоу.
Вид мчащихся к магазину угрюмых мужиков с оружием в руках заставляет людей броситься врассыпную, и у нас есть пара секунд, не более, чтобы найти в толпе его – коротко стриженного убийцу в зеленой куртке. Прежде чем он растворится.
Не знаю, кто его заметил. Просто бегущие впереди резко сворачивают вправо, мы бежим уже не к магазину, а влево от него. Меня бросает в сторону, спины бегущих передо мной на миг исчезают, и я успеваю захватить взглядом зеленое пятно в нескольких десятках метров впереди. Он движется быстро, смещаясь то вправо, то влево, намеренно врезается в группы прохожих, теряя на этом скорость, но избегая выстрелов в спину. Мир сужается до топота ударяющих в землю ног и стиснутого в руке пистолета. Нет ничего, кроме безумной потной гонки, кроме желания поймать зеленое пятно в прорезь прицела и нажимать, нажимать, нажимать…
Кто-то из милиционеров не выдерживает и палит из «Калашникова» короткой очередью в воздух. На Филина это впечатления не производит, зато все вокруг оглашается истошными воплями гражданского населения… Восторженно визжат дети. Внезапно зеленое пятно пропадает – исчезает в узком проулке, куда, вероятно, сразу двоим и не пролезть. Гарик машет рукой, чтобы трое милиционеров обошли с другой стороны и подстраховали нас, перекрыв проулок.