Текст книги "Вендетта по-русски"

Автор книги: Сергей Гайдуков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

«Нами» – то есть группой офицеров ФСБ и Министерства обороны, а также некоторыми членами действующего правительства и парламента. Николай Николаевич сказал, что сейчас во все области страны направлены люди для создания таких групп, как наша. И что в нашей области Николай Николаевич уже создал две группы. Все они будут работать для достижения единой цели.

Он дал понять, что в случае успеха и прихода к власти нашего кандидата нынешнее руководство городского и областного управления ФСБ будет отправлено в отставку. Их посты будут переданы нам и таким, как мы. Но чтобы получить такую награду, необходимо выполнить ответственное задание сейчас.

Олег спросил, что конкретно нам предлагают сделать, но Николай Николаевич не ответил. Он предложил нам всем четверым хорошо подумать над его предложением, а если будут сомнения, то открыто заявить о них. Или попросту отказаться от предложения.

После этого разговора я не видел Николая Николаевича больше недели. Я обсуждал его предложение с Олегом и со Стасом. Олег высказался решительно «за» и назвал это предложение таким шансом, от которого не отказываются.

Стас осторожничал, но у него тут как раз возникли какие-то финансовые трудности, и он сказал, что устал играть по правилам и ждать, когда государство обеспечит ему достойную жизнь. Пора самим решать свою судьбу.

В начале февраля Николай Николаевич вновь появился в управлении и собрал нас, четверых, вместе. Он предложил ответить, согласны ли мы на опасную и ответственную работу под его, Николая Николаевича, руководством.

Каждый отвечал отдельно, и все четверо сказали, что согласны.

Николай Николаевич был очень доволен и пожал нам всем руки. Он сказал, что заданием мы займемся в марте-апреле и что это будет официально оформлено как командировка. Мы будем считаться уехавшими из города, но на самом деле останемся здесь и будем выполнять задание. После этого он не появлялся дней десять. Наше следующие собрание Николай Николаевич провел за городом, в дачном домике. Здесь он уже говорил конкретно о нашей будущей работе. Он еще раз уточнил нашу задачу – правильное направление денежных потоков. Он спросил, известно ли нам имя Валерия Абрамова. Он пояснил, что это как раз…

Лента кончилась. Я отбросил ее в сторону и схватил, новую коробку.

Только я собрался разломать корпус, как вдруг понял, что это бессмысленно – это был новый картридж, и на черной ленте не было еще ни единой отметины. Я схватился за другую коробку – та же картина. И еще раз. И еще. Я чувствовал, как сердце колотится у меня в груди, в бешеном ритме качая кровь по венам. Я был как будто не в себе. Я хотел найти кого-то, виновного в невозможности дочитать текст до конца. Но виновных не было. Похожее чувство я испытал несколько лет назад, когда смотрел по телевизору «Молчание ягнят», и в тот момент, когда Кларисса Стерлинг спускается в подвал, преследуя маньяка, в доме отключили электричество. За пятнадцать минут темноты я едва не сошел с ума. Сейчас ситуация была похожей.

Я заново перебрал все картриджи, надеясь, что пропустил искомую ленту.

Но ничего не нашел. И туг я вспомнил о том последнем картридже, который я вытащил непосредственно из пишущей машинки. Я забыл вытащить его из плаща и теперь бросился исправлять свою оплошность. Боюсь, что в этот момент у меня на лице возникла идиотская улыбка предвкушения счастья.

Это был многоразовый картридж. Матерчатая лента, пропитанная красящим веществом. На ней не остается следов. По ней невозможно восстановить напечатанный текст. Я швырнул злосчастный картридж об стену и выругался.

Потом выругался еще раз. И еще. Легче мне не стало.

Можно было строить разнообразные догадки по поводу причин, побудивших Павла Леонова начать печатание своих мемуаров на одноразовых картриджах, а затем перейти на многоразовые. Это уже было неважно. У меня было начало текста, и у меня не было его окончания. Теперь я был на сто процентов уверен, что в ящике стола лежали листы с отпечатанным вариантом мемуаров. И эти листы исчезли. Возможно, там также лежали тетради с рукописными подготовительными набросками позднейших глав, но и они пропали. Остались никому не нужные детские и юношеские годы Леонова в тетради, плюс две ленты картриджей, содержание которых интриговало, но… Окончания не было.

«Он спросил, известно ли нам имя Валерия Абрамова. Он пояснил, что это как раз…» Хорошо, будем работать с тем, что у нас есть. Валерий Абрамов.

Знакомо ли мне это имя? Пожалуй, что нет. А другие имена? Олег – это явно Булгарин. Стас – это вроде бы покойный Калягин. А вот четвертый… Про четвертого я ничего не знаю. Мертв он или жив, свалил в Москву или по-прежнему трудится в городском управлении ФСБ? Василий Кожухов, где вы? Не дает ответа. Что ж, будем выяснять. Два имени – Абрамов и Кожухов – уже неплохо. А вот что касается Николая Николаевича, этого змея-искусителя из Москвы… Он мне не понравился. И еще – я подумал, что Николай Николаевич – это не настоящее имя. У меня вообще на его счет были плохие предчувствия.

А уж насчет Павла Леонова у меня были не подозрения, а твердая и непоколебимая, как могильный камень, уверенность: для него эта история окончилась плохо. Не знаю, что уж конкретно у них там вышло. То ли эта компания не смогла выполнить «ответственное задание», то ли Николай Николаевич попросту обманул Леонова с коллегами. Не знаю. Факт был налицо – в девяносто шестом году служебная карьера Павла Александровича скакнула не вверх, а вниз. Леонов не мог с этим смириться, и в конце концов взялся за письменное описание событий, приведших к его увольнению. Очевидно, что события были таковы, что ими заинтересовались бы некие люди, способные компенсировать Леонову потерянные годы. То ли он хотел шантажировать местное эфэсбэшное начальство, то ли собирался сделать из своей рукописи скандальный бестселлер… Результат оказался совсем другим.

Было четыре часа утра, и голова у меня соображала туго. Глаза начинали слипаться. Я отложил в сторону два использованных картриджа, чтобы потом понадежнее их спрятать.

Это было довольно странное чувство: с одной стороны, мне следовало радоваться, что мое расследование принесло ощутимые результаты. Я получил вполне правдоподобную версию всех странных событий, случившихся с семьей Леоновых. Леонов-старший написал мемуары о своей службе в ФСБ и поставил перед своим бывшим начальством ультиматум: или ему каким-то образом компенсируют увольнение, или он предает мемуары гласности. Его предложение вроде бы принимают и приглашают встретиться рано утром неподалеку от леоновского дома. Павел идет на встречу, и его сбивают машиной. Но остается еще и проблема самих мемуаров. Их нужно забрать из леоновской квартиры. Туда направляются люди из ФСБ, но сталкиваются с Юрием Леоновым. Парня убивают, инсценируя самоубийство, а мемуары изымают, не подумав о картриджах печатной машинки. Вполне логичная история. Непонятно только, зачем Павлу была нужна моя помощь и при чем здесь некая Марина. И почему мемуары не были изъяты сразу же, в день смерти Павла Леонова? Зачем понадобилось выжидать несколько дней? Но это уже частности.

В целом, все складывалось в единое целое. А если и были пробелы, то теперь в милиции сидел в наручниках нокаутированный мной сотрудник ФСБ.

Он-то наверняка мог многое объяснить. А с другой стороны, мне было как-то неуютно. И эта неуютность возникла в тот самый миг, когда я закончил читать шестую главу леоновских мемуаров. Это была политика. И это было очень плохо.

Генрих как-то сказал мне, что есть два вида высокоприбыльного бизнеса, в которых приличный человек не имеет права участвовать. Наркотики и политика. Ну вот я в нее и вляпался. И кто бы мог подумать, что угрюмый пьяница Паша Леонов может иметь хоть какое-то отношение к президентским выборам девяносто шестого года? Только не я.

Ну ладно. В конце концов, это не моя забота. Я изложу Ольге Петровне все, что сумел разузнать, а дальше пусть она сама решает: воевать ей с ФСБ или нет. Помнится, она сказала: «Я хочу, чтобы эта проблема, пусть с опозданием, но была решена». Орлова, конечно, производит впечатление сильной женщины, но как решить проблему, если проблема – это ФСБ?

Я с удивлением обнаружил, что число вопросов без ответа не сокращается, а увеличивается, как головы у Гидры, которые без конца рубил Геракл. Я не был Гераклом, и я очень хотел спать. И я рухнул на кровать, не раздеваясь. И я не думал, что утром случится чудо, и вопросов станет меньше. Нет, я был достаточно взрослым и не верил в чудеса.

19

Ночью, точнее в остаток ночи, мне приснился кошмар: как будто дверь моего гостиничного номера приоткрылась, и какие-то серые, незаметные люди бесшумно просочились внутрь, окружили мою кровать и протянули длинные руки к моему лицу… Вот что значит слишком много думать о политике и ФСБ.

Наутро я решил заняться куда более прозаическими вещами. Я залез под душ, который пусть не привел меня в состояние бодрости, но по крайней мере заставил проснуться окончательно. Я побрился, оделся и спустился вниз, в гостиничный буфет, чтобы позавтракать. После завтрака все казалось не таким мрачным. Ребра, куда меня пнул вчера эфэсбэшник, почти не болели. Я представил своего противника, сидящего в камере предварительного заключения, и усмехнулся. Я также подумал, что стоит позвонить Сереге в двенадцатое отделение и как бы невзначай осведомиться, нет ли новых сведений по делу Леонова. Но сделать это следует чуть позже, а пока…

Я поднялся в свой номер и стал названивать в городскую справочную службу, чтобы выяснить адрес Марины Калягиной, которая, по моим представлениям, жила отдельно от брата, а следовательно, скрипучее восклицание «Калягины умерли!» не могло к ней относиться. И мне дали адрес на восточной окраине Города. Телефона у Калягиной не было, и единственным способом удостовериться, та это Марина или не та, было самолично туда съездить. Благо что «Шевроле» по-прежнему находился в моем распоряжении. Но перед тем, как отправиться в поездку, я позвонил Гарику. Тот сразу же обругал меня, да еще и весьма энергично, так что я понял не все его слова и выражения.

– Я к шефу собираюсь, – пояснил Гарик чуть позже, уже успокоившись. – Предлагать план действий по поимке Филина. Нервничаю! А ты тут под горячую руку!

– Насколько я понимаю, ты еще не связывался со своим приятелем в ФСБ насчет Павла Леонова? – осведомился я.

– Правильно понимаешь, – подтвердил Гарик, – мне было не до этого. А что?

– Спроси заодно насчет Олега Булгарина, Станислава Калягина и Василия Кожухова. Работают ли они еще в управлении ФСБ, а если не работают, то с какого времени и почему они были уволены…

– Записано, – отозвался Гарик. – Я, конечно, спрошу, но ответ, сам понимаешь, не гарантируется.

Я заверил его, что понимаю специфику учреждения, куда обратится за информацией Гарик. И отпустил его делать свои дела. Гарик собирался ловить Филина, и мне это казалось хорошей идеей. Я со своей стороны сделал все, что мог, теперь осталась техническая сторона. Почему бы не поручить ее родной милиции?

Перед уходом я запрятал картриджи в пакет с грязным бельем. Надеясь, что если кому-то и придет в голову обыскивать мой номер, то эти люди окажутся достаточно брезгливы.

Когда я прикинул кратчайший путь от гостиницы до дома Калягиной, оказалось, что мой маршрут пройдет в опасной близости от моего офиса. То есть меня-то там уже давно не было видно, а вот Генрих, вероятно, находился на рабочем месте. Это обстоятельство, а также сегодняшний кошмарный сон навели меня на кое-какие мысли.

За два квартала до нашего офиса я остановил машину, добежал до телефона-автомата и позвонил Генриху.

– Кто-кто? – переспросил Генрих. – Костя? Какой Костя? Ах да, вспомнил.

Честно говоря, я уже не думал дождаться твоего возвращения на работу в этом году. Хочу сдать твою комнату под массажный кабинет, не возражаешь?

– Для меня должен быть бесплатный абонемент, – сказал я. – А на работу я действительно возвращаться пока не собираюсь.

– Так какого же черта ты звонишь?! – не выдержал и взорвался Генрих. – Это, может быть, не мое дело, но если бы ты знал, какие заказы я уже пропустил из-за твоего саботажа!

– И пропустишь еще немало, – обнадежил я его.

– И уже совсем не мое дело, – уже более тихим голосом сказал Генрих, – что уже с неделю напротив нашего офиса стоит белая «Волга» с государственными номерами. В ней сидят два типа, они наблюдают за нашей конторой.

– Может, это налоговая инспекция по твою душу? – предположил я.

– Нет, это по твою душу, – возразил Генрих. – Они мне ничего не объясняют, но еще один тип в штатском сидит в коридоре напротив твоей комнаты. Что ты сделал на этот раз?

– Не волнуйся, – решил я наконец успокоить Генриха. – Это моя охрана.

Милиция решила все-таки меня слегка поберечь.

– Неужели? – недоверчиво спросил Генрих – Тогда тем более: что ты сделал на этот раз, коли тебя охраняют – трое, но ты все равно не решаешься показываться здесь?

– Не решаюсь, – согласился я. – И у меня есть веские причины, поэтому я прошу тебя достать из сейфа известную тебе вещь и принести ее на известное тебе место. Я буду ждать.

– Когда? – с тяжелым вздохом поинтересовался Генрих.

– Сейчас! – ответил я и повесил трубку.

Минут через двадцать появился озабоченный, но безукоризненно одетый Генрих. Он встал у пешеходного перехода, рядом с газетным киоском – место, которое мы с десяток раз использовали для экстренных встреч. Место, которое не было нужды описывать по телефону. Стоило лишь сказать: «известное место».

Генрих озабоченно крутил головой, пытаясь разглядеть меня среди прохожих. Он очень удивился, когда я на «Шевроле» притормозил рядом и вежливо спросил:

– Подвезти, дедушка?

Генрих быстро сел в машину, еще быстрее кинул мне в ноги сверток с пистолетом, после этого перевел дух и, став прежним респектабельным джентльменом, произнес не без иронии:

– Скажу тебе одно. Костя: твоя прежняя машина была куда хуже. Затем он поправил узел галстука, пригладил седые волосы на висках, посмотрелся в зеркальце и остался доволен результатом.

– Собираешься кого-то убить? – продолжил Генрих светскую беседу.

– Пару адвокатов, – ответил я с беспечной улыбкой.

– Тогда притормози, я выйду, – попросил Генрих. – На всякий случай.

– Минутку. – Я переключился на вторую передачу и теперь тащился по узкой улочке, опоясывавшей парк и здание, где располагался наш офис. – Хочу проверить твою эрудицию. Кто такой Валерий Абрамов?

– А ты не знаешь? – недоверчиво переспросил Генрих.

– Понятия не имею.

– Ну и дурак, – сделал вывод Генрих. – Это известный финансист. Он когда-то начинал с торговли продуктами питания в Городе.

– Здесь, у нас?

– Вот именно. У него было несколько магазинов, два или три ресторана, потом он купил большую ферму, создал агрокомплекс. Затем занялся недвижимостью, нефтью и всем, чем занимаются приличные бизнесмены. Возглавил банк и страховую компанию. Уже несколько лет живет в Москве. Здесь остался филиал его корпорации. Некоторое время работал в правительстве, представлял Россию то ли в Международном валютном фонде, то ли в Европейском банковском объединении. Потом вернулся в бизнес. Входит в сотню самых богатых людей России.

– Это весь файл? – осведомился я. – Давай, чертов «пентиум», выгружай остальное.

– Остальное? – Генрих задумался. – Ну что еще… Недавно он подарил городской детской больнице то ли миллион, то ли полмиллиона долларов на закупку медтехники. Постоянно наведывается в Город. Хотя я бы на его месте предпочел сидеть где-нибудь в Цюрихе.

– Какие-то скандалы, разоблачения?

– Пожалуй, что нет, – покачал головой Генрих.

А что это ты заинтересовался Абрамовым? Мягко говоря, это не твой уровень, Костя.

– Знаю, – кивнул я и остановил машину. – Спасибо за информацию.

– Не за что, – пожал плечами Генрих, вылезая из «Шевроле». – И все-таки, что делают эти типы в нашем офисе? Чего они ждут?

– Человека, который придет меня убивать, – пояснил я.

– Только одного человека? – удивился Генрих. – Мне кажется, если все эти люди в конце концов соберутся, то получится очень длинная очередь. И если ты не выйдешь на работу в течение ближайших десяти дней, то в этой очереди, я думаю, найдется местечко и для меня. Всего хорошего.

Довольно странное пожелание, учитывая то, что он мне только перед этим наговорил. Откуда тут взяться хорошему?

Пятнадцать минут спустя я медленно кружил между одинаковыми панельными многоэтажками на восточной окраине Города в поисках дома Марины Калягиной.

Микрорайон выглядел странновато – брошенные строительные вагончики, кучи мусора, доски, обломки кирпичей заставляли подумать, что возведение жилого массива закончилось совсем недавно. Однако сами дома были уже изрядно побиты жизнью и жильцами. Дул холодный ветер, неся пыль и сор. Это место казалось приспособленным для жизни людей не намного больше, чем какая-нибудь лунная пустыня. Пару раз «Шевроле» чуть не застрял в глубоких грязных лужах, а один раз в заднее стекло прицельно заехал камнем чумазый пацан лет девяти-десяти.

Подходя к подъезду, я подумал: «Какое счастье, что я приехал сюда не на своей машине». Еще мне было интересно, что станется с «Шевроле», пока я занимаюсь своими делами – угонят или разломают?

Кодовый замок на подъездной двери, несомненно, когда-то работал, но сейчас дверь, скрипя, покачивалась на петлях в соответствии с силой ветра.

Внутри было еще более холодно, чем на улице. Тем не менее двое подростков, парень и девушка, страстно целовались у лифта, не выпуская зажженных сигарет из пальцев. На полу стояли пустые бутылки из-под пива. Я хотел спросить, на каком этаже находится сто семьдесят вторая квартира, но потом решил не мешать подрастающему поколению выражать свои чувства.

Лифт поднимался вверх медленно, дрожа мелкой дрожью и словно прикидывая, развалиться ему сейчас или этажом повыше. Иногда он вдруг останавливался на каком-нибудь этаже и долго не закрывал двери, будто ждал кого-то. Никто не садился, и лифт снова начинал дрожать. К тому моменту, когда я доехал до нужного этажа, у меня сложилось мнение, что этот лифт – живое существо, страдающее нервным расстройством. Вниз я пойду только по лестнице.

На этаже было темно, и я вспомнил про завалявшийся в моем кармане с прошлой ночи фонарик. Вскоре я поймал в кружок искусственного света овальный кусочек эмалированного металла с черными цифрами 172. Рядом отыскалась и кнопка звонка.

– Кто там? – спросили за дверью. Вопрос был совершенно оправдан, более того: живи я в таком районе и таком доме, я бы вообще никому не открывал без предварительной записи по телефону. Но у этой женщины не было телефона.

– Мне нужна Марина Калягина, – сказал я.

– А вы кто? – настаивала женщина.

– Меня зовут Константин Шумов, я частный детектив и… Дверь открылась с какой-то невероятной быстротой.

– Проходите скорее, – сказала женщина. – Я вас давно жду. Наконец-то вы…

– Извините? – не понял я. – Вы сказали «наконец-то»?

– Да, – подтвердила женщина. – Наконец-то вы пришли. Я просто устала вас ждать.

– Кхм, – сказал я, чувствуя, что совершенно перестаю понимать происходящее.

20

– Мне двадцать девять лет, – сказала она. – Хотя выгляжу я на тридцать пять. И еще левая нога у меня короче правой, поэтому я хромаю. Это врожденный недостаток.

– Ага. – Я смог лишь кивнуть, дав понять, что принял информацию к сведению.

– Хотя Павел вам, наверное, рассказал про мою ногу?

– Что? – Я с трудом сообразил, о чем речь. – Нет, знаете ли… Мы много о чем с ним говорили, но про вашу ногу… Нет. А что он должен был про нее рассказать?

– Что левая у меня короче правой, – чуть удивленно сказала она, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся. Ну о чем же еще говорить двоим пьяным и слегка побитым мужчинам в два часа ночи, как не о длине ног ее сестры одного из них. То есть о длине ног сестры сослуживца одного из них.

Вот так. Полный бред.

– Мне рассказал о вас Павел, – пояснила Марина Калягина. Это пояснение запутало меня еще больше.

– Павел мертв, – сказал я. – Он не мог вам про меня рассказать. Он погиб. Его сбила машина. Разве вы не знали?

– Я знаю, – уверенно кивнула Марина. – Но он позвонил мне и рассказал о вас. Позвонил рано утром, часов в пять. Сказал, что случайно познакомился с частным детективом и что тот решит все наши проблемы. Павел обещал перезвонить позже, но в тот же день его… Ну, вы знаете.

– Знаю. – Уж это я знал наверняка.

– Так что я узнала лишь ваше имя. Павел сказал, что вы займетесь нашими делами. И я ждала вас. Вы действительно займетесь нашими делами?

– Минутку, – проговорил я. – Давайте присядем.

– Что вы, мне не трудно, – гордо заявила она, – Могу стоять хоть целый день и…

– Мне нужно сесть, – перебил я Калягину. – Сидя я лучше соображаю.

– Ах вот оно что…

Это была небольшая однокомнатная квартира, чем-то напомнившая мне мое собственное жилище: не очень новая мебель и обилие книг. Только у меня это были по большей части толстые исторические романы, а у Марины – труды по медицине. Я подумал сначала, что она медицинский работник, но в действительности все оказалось немного иначе.

– Налить вам выпить? – решительно спросила Марина, когда я устроился на вытертом диване. Я удивленно посмотрел на часы: только что перевалило за полдень. Неужели желание выпить написано у меня на лице? Придется с таким лицом что-то делать.

– Лучше не надо, – ответил я. – Если вам хочется выпить, что ж, я не буду возражать. А сам воздержусь.

– Ну вот, – разочарованно проговорила Марина. – А я видела в кино, что все частные детективы, приходя к клиентам, сразу просят выпить.

– А потом пристают к клиенткам? – уточнил я. – Скажу вам сразу, что я последнее время отошел от обычаев нашей профессии. Печень уже побаливает, да и вообще…

– Печень? – чуть ли не обрадованно воскликнула Марина. – А у Павла тоже была больная печень! Как он страдал, бедный…

– Ну, – постарался я перевести разговор в нужное русло. – Теперь для него проблема печени уже не стоит. Как и проблемы других внутренних органов.

– Марина скорбно заохала и закачала головой, а я продолжил:

– Так вы говорите, что он позвонил вам тем утром и сообщил, что познакомился со мной и что я буду заниматься вашими делами…

– Вот именно, – Марина неуклюже присела на краешек дивана. – Это было раннее утро, и я не сразу сообразила, кто говорит…

– У вас нет телефона, – напомнил я. Марина на секунду замолчала, напряженно глядя на меня, а потом воскликнула:

– У меня-то нет! У соседей есть.

– Он позвонил соседям в пять утра, чтобы вас позвали к телефону? – недоверчиво спросил я. – Хотя, конечно, он выпил немного…

– И позвонил моим соседям! Они были очень недовольны. Но Павел тогда радовался буквально как ребенок. Радовался, что встретил вас. Он назвал мне ваше имя и пообещал, что скоро нас познакомит. Сказал, что взял у вас визитные карточки…

– Было дело, – кивнул я.

– … много карточек, чтобы раздать мне, Василию…

– Ага. – Я отреагировал на это имя, как начавший засыпать рыбак реагирует на нырок поплавка. Я вздрогнул. – Какому Василию?

– Кожухову. Они раньше вместе с Павлом и Стасом работали…

– А Стас – это ваш брат?

– Да, – Марина вздохнула. – Стасик страдал почками последнее время, я пыталась его лечить, напокупала книг, – она показала на полки, – только все без толку.

– Он умер?

– Да, – кивнула Марина. – Два месяца назад.

– Почки, – сочувственно кивнул я.

– Нет, ему проломили череп.

– Что? – Я снова почувствовал себя полным идиотом: я не понимал, что происходит. Только что я, казалось, привел свои сведения о Павле Леонове и его сослуживцах в соответствие со словами Марины, только что все казалось правильным, и тут…

– Ему проломили череп, – спокойно повторила Марина. – И его жене тоже.

Бедная Анечка как раз перед этим сделала себе завивку, ей очень шло…

– Минутку, – попросил я. – Не так быстро. Я не успеваю. Вашего брата с женой убили два месяца назад?

– А разве вы не знали? – Она удивленно посмотрела на меня. – Разве Павел вам не говорил?

– Ни черта он мне не говорил! Он забрал у меня визитки и сказал, что должен посовещаться с вами…

– Так он посовещался. Я же говорю – он позвонил и сказал, что встретил частного детектива. Спросил мое мнение: стоит ли поручить вам заняться нашим делом. Я согласилась. По-моему, все очень понятно.

– За одним исключением: что значит «заняться нашим делом»? Что это за «ваше дело»?

– Вы точно не хотите выпить? – следуя какой-то своей странной логике, ответила Марина. – Правда, у меня и нет ничего… Но выпить бы сейчас не мешало. А что касается нашего дела… Это все Павел придумал. То есть не придумал, потому что это не выдумка. Мой брат действительно мертв, а теперь и Павел тоже. Павел бы очень обрадовался, если бы узнал, что его убили.

Я тихо застонал. Понять это было совершенно невозможно.

– Давайте по порядку, – предложил я. – Чему бы обрадовался Павел? Что его, Павла, убили? Это вы хотели сказать? Или у меня уже размягчение мозга?

Симптомов размягчения мозга не наблюдается, – серьезно произнесла Марина. – Я имела в виду, что смерть Павла подтверждает версию Павла. А версия Павла – это и есть наше дело. Будете слушать?

– А зачем тогда я сюда приехал?! – прорычал я.

21

Марина положила ноги на низенькую табуретку, откинулась на спинку дивана и приступила к рассказу. Я смотрел на ее носки, связанные из обрывков шерстяных нитей всех цветов радуги, и пытался это усвоить. Хотя у меня и рябило в глазах.

– Стас – это мой старший брат. Он работал в КГБ, потом это стало называться ФСБ, но дело не в этом. Вместе с ним работал Павел, вместе с ним работал Олег Булгарин, а еще – Кожухов. Но Кожухов работал в другом отделе, поэтому он… Он был как бы в стороне. А Стас, Павел и Олег – они дружили.

Дружили, пока работали, а потом что-то у них там на работе случилось, и их всех уволили. И Васю Кожухова тоже. Ну, они все, конечно, переживали. Павел стал закладывать. С женой развелся. Короче, пустился во все тяжкие. И печень у него, кстати, сразу стала пошаливать. Олег, он бизнесом занялся, вроде все удачно сложилось, и он подался с женой в Москву. В люди вышел. Стас стал консультантом в какой-то фирме работать, здесь, в Городе, по вопросам безопасности, что ли. Тоже у него все более-менее наладилось. А Павел все не мог остановиться, пил, пил… Ну, не то, чтобы каждый день до свинячьего состояния упивался, но раз в неделю – это точно. Я и Стас говорили ему: ты же не старый еще мужик, тебе сорок с копейками, еще не поздно чем-то серьезным заняться. А он нас посылал. Не хотел ничем заниматься.

Все обижался на свое начальство прежнее. – Она вздохнула, явно продолжая осуждать несознательного Пашу Леонова и после его смерти. – Ну, а в августе это и случилось… У Стасика дача была, участок небольшой. Да и домик он в последнее время обустроил… Вот они с Анечкой туда и поехали на выходные. В пятницу днем уехали, а в воскресенье к вечеру должны были вернуться. Не вернулись. Соседи их, у кого дача неподалеку была, увидели, что со Стасиковой дачи дым валит. Побежали смотреть, что да как…

Снаружи-то дом кирпичом облицован, а вот внутри все выгорело, вся обстановка, вся мебель сгорела… И Стасика с Анечкой внутри нашли. Сначала думали, что они дыму наглотались, а потом установили, что смерть наступила от удара тяжелым предметом по голове. И его, и ее… Следователь решил, что воры забрались, а Стасик проснулся, вышел… Воры его и убили. А потом и жену. Забрали что под руку попало, подожгли дом, чтоб следы замести, да и бежать.

– Под руку попало – это что? – решил уточнить я.

– Ну, магнитофон, фотоаппарат, часы Стасиковы, кольца обручальные…

Хотя недели две спустя магнитофон этот нашли в соседней деревне, в овраге валялся, пацаны местные нашли. Но следователь сказал – воры. Я-то поверила, что ж мне не поверить? Вроде все правильно, вещи пропали… Мне-то главное, не кто убил, а что Стасика с Анечкой убили. Я их схоронила, спасибо, ребята помогли из той фирмы, где Стас работал последнее время. Поминки справила.

– А кто-то из ФСБ участвовал в организации похорон? Деньгами помогали?

– Нет, да я как-то и не подумала, что они должны что-то делать. Сама справилась. Ну вот как раз на девять дней пришел Павел. Он на похоронах был, а потом уж сам стал горевать, да так, что только к девятому дню немного отошел. Так вот, гости с поминок разошлись, а Павел все сидит, не уходит.

Дождался, пока мы с ним остались один на один. Я, говорит, хочу с тобой поговорить об очень серьезном и важном деле. Хотела его шугануть – мол, иди протрезвей сначала, а потом о делах разговаривай. А присмотрелась, так он и не пьяный. Ну, то есть слегка поддатый. А для Павла это, считай, что трезвый, Я удивилась, слушаю его. И он начинает мне рассказывать. «Ты думаешь, кто твоего брата убил?» Я говорю: «Воры. Милиция ищет, дай Бог, найдет». А Павел мне: «Черта с два найдет. Никакие это не воры. Это другие люди, еще хуже». Что характерно, подробнее он ничего говорить не хотел.

Другие люди – и все. Говорил, что это Стасу, Олегу, Васе Кожухову и самому Павлу какие-то другие люди хотят головы поотрывать. Это он так говорил. То есть убить хотят. Чтобы они, все четверо, не рассказали никому о каких-то старых делах.

– Что за старые дела? – не выдержал я.

– Понятия не имею. Он мне не рассказывал. Только после августа стал он бояться, что следующим за Стасом он будет. Как и вышло, между прочим. Не зря он боялся.

– Ну, это большой вопрос, – сказал я. – Вы же знаете, что Павел погиб в результате несчастного случая.

– Конечно, – иронически кивнула она. – Сначала со Стасом несчастный случай, через два месяца – с Павлом. Если завтра Кожухову на голову кирпич упадет, тоже скажете – несчастный случай?

– Так ведь не упал, – возразил я.

– Откуда вы знаете? Вы давно видели Кожухова? Я уже с полгода не видела. Может, ему уже упал этот самый кирпич! – разошлась Марина.

– Давайте не будем про кирпичи, – предложил я. – Давайте дальше про Павла.

– А что про Павла? Он ко мне каждый день приходил и все говорил про заговор, про то, что его следующим уберут… Он написал Олегу в Москву, чтобы тот поберегся, но Олег, кажется, ему не ответил. Кожухову звонил, но я не знаю, о чем они там договорились. Я Кожухова не очень хорошо знаю, он всегда себе на уме был. И на похороны Стаса не пришел. Кажется, Павел даже в милицию обращался, чтобы пересмотрели дело об убийстве Стаса. Но его никто не слушал. Тогда он сказал: «Хрен с ним, пусть меня тоже убивают, но это им выйдет боком. Я всю правду напишу, и тебе. Маринка, отдам свои мемуары. Как только узнаешь, что мне кранты, езжай в Москву и отдай в журнал „Огонек“, пусть напечатают». Уж не знаю, написал он там чего или нет…