Текст книги "Плавать по морю необходимо"
Автор книги: Сергей Крившенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
Конечно, написанное П.И. Гомзяковым – еще не поэма, и сам автор не случайно дал подзаголовок – «Юбилейные наброски». Да, наброски… Иллюстративные, декларативные, да, только штрихи… Но это и первое более или менее основательное освоение темы Владивостока в русской поэзии, первые подступы к ней.
Здесь и страсть, и духовные порывы, и события, и лица. Здесь и превратности судьбы, и «тернии на пути к звездам». Словом, волны и скалы, и потому так оригинально звучит «Песня волны»:
Я слушаю ропот прибоя,
Как строфы старинных былин.
О чем же волна рокочет поэту? Что она навевает ему? Что заставляет вспомнить?
Я долго тебя не видала,
Но вот ты со мною опять!
Я рада: ведь ты мои песни
Один лишь сумеешь понять!
Как видим, не случайно Павла Гомзякова называли «истинным поэтом Владивостока». Здесь прошли детские и юношеские годы его, здесь он служил на флоте и первым воздал Владивостоку должное в стихах. «Кто слышал ночью песни моря, / тот не забудет их! / И веет тихою печалью / рожденный морем стих». «Звучат в ней снова песни моря» – сказано о душе.
Всякое случалось с ним и в море, и на берегу. Так, однажды судового врача П.И. Гомзякова «за оскорбление словом» караула пытались заточить на четыре месяца на гауптвахте или в корабельной каюте «с приставлением часового». Какому-то флотскому Скалозубу захотелось унизить человеческое достоинство поэта. Дело дошло до самого царя, куда было отправлено прошение о смягчении приговора. И царь – это было в 1909 году – на прошении написал: «согласен». Более семи месяцев длилась эта постыдная история, которую затеяли флотские глуповцы. А через год Гомзякова как ни в чем не бывало командировали в Японию – осваивать мастерство тамошних лекарей…
В 1912 году Павел Иванович перевелся из Владивостока на Балтику. Но участвовал ли он в боевых действиях Первой мировой войны, неизвестно. В те годы вышла его небольшая книжка «За веру предков. Галицийская быль», что можно считать откликом на события военной поры.
В периодике не раз мелькало, что умер Гомзяков в 1921 году в Кронштадте. Так ли это? Ведь мы знаем, что этот год для Кронштадта был роковым. Но вот в сведениях, оставленных племянницей поэта Антониной Александровной Пивоваровой в Приморском краеведческом музее имени В.К. Арсеньева, упоминается, что умер он в 1916 году. Эту дату тоже надо принять во внимание.
Того, кто хотел бы знать жизнь и поэзию Павла Гомзякова более подробно, мы отсылаем к нашей статье, опубликованной в «Записках Общества изучения Амурского края»[218]218
Т. ХХХII, 1998 г.
[Закрыть].
В заключение приведем дарственную надпись на книге П.И. Гомзякова «К звездам», единственный экземпляр которой хранится в нашем музее. Обращаясь к своей восемнадцатилетней дочери Наташе, Павел Иванович писал:
«Наташа!
В часы, когда тебе будет грустно и тяжело, ищи в книге своего отца поддержки и утешения.
Ты увидишь, что и он страдал и он падал духом, но звуки песен, родившихся в минуты мрачного раздумья, переплавляли слезы в тихую грусть о минувшем и невозвратном.
Нет горя, которое не излечивало бы время и слова участия близких людей.
Будь добра к людям, и тебе самой будет легче жить на свете. Не ищи богатства и блеска, ищи дружбы и верного сердца.
Твой отец.31/VII – 1916 г.Ревель».
Завещание отца дочери… Одного поколения – другому. Но ведь это кредо поэта, обращенное и к нам, его читателям.
Океанская сторона
Русский мореход и путешественник в дальневосточном историческом романе
«Плавать по морю необходимо» – эта древняя матросская поговорка стала формулой мужества, граничащего с дерзостью. Плутарх в «Сравнительных жизнеописаниях» рассказывает: когда Помпей, получивший от сената чрезвычайные полномочия для доставки в Рим хлеба из Сардинии, Сицилии и Африки, готовился в обратный путь, разразилась буря, делавшая плавание крайне опасным. Но Помпей без колебания первым поднялся на корабль и с возгласом «Плыть необходимо, жить нет необходимости!» отдал приказ к отплытию. Чтобы жить – надо плыть… Так древняя матросская поговорка вошла в свод латинских изречений и стала классической формулой выражения мужества, героики, отваги. И не случайно Василий Песков вспомнил эти слова, когда писал о жизни космонавта Юрия Гагарина: «До последней минуты жил по высокому счету: „Плавать по морю необходимо“». Этот принцип глобальный.
Русские люди издревле были замечательными мореходами. И эта необходимость плаваний по морям осознавалась ими как самая жгучая, самая жизненная потребность. Поэтому они и вышли к морям. И давно уже осознано, что ни одна великая нация никогда не существовала и не могла существовать в удалении от морей. В таком отдалении первоначально находилось государство Петра Великого. Петр пробил «окно в Европу», осуществив вековую мечту «ногою твердой стать при море». По мысли русского поэта и церковного деятеля Феофана Прокоповича в «устроении флота» и «обучении морскому плаванию» был «промысел Божий». Без флота не было бы великих побед. «Испразднилася бы слава толиких викторий». «Не меньшая бо слава есть удержать завоеванное, нежели завоевать – давняя есть пословица», – писал Феофан Прокопович в «Слове похвальном о флоте Российском» еще в 1720 году. Это уже прямо относится к нам, к нашему времени.
Итак, на Балтийском море возник новый град, «Петра творенье». Защита русской земли и надежда, о чем и сказал Пушкин в «Медном всаднике»: «Сюда по новым по волнам / Все флаги в гости будут к нам».
Русские вышли и на Черное море (недаром одно время его именовали «Русским» морем), основали славные русские города Севастополь и Одессу. Русские прикрыли братскую Украину от набегов с юга, защитили ее, насмерть стояли в Крымской войне в дни севастопольской обороны – и за себя, и за «други своя»… И не случайно братские народы Украины и России воссоединились еще во времена Богдана Хмельницкого. И были вместе в исторических испытаниях многие времена, в том числе в ХХ веке.
И потом – движение, поход встречь солнцу, к Восточному морю, как называли Тихий океан встарь. Движение, равное подвигу.
По самому своему географическому положению тихоокеанские берега являлись естественным выходом России к океану. Русские люди также издревле мечтали о выходе на тихоокеанское побережье, об открытии неведомых земель на Тихом океане. В стихотворении одного из поэтов XIX века об этом говорилось так:
Из века в век
Шел крепкий русский человек
На дальний север и восток
Неудержимо, как поток.
Он шел в безвестные края
Чрез тундры, реки и хребты,
Чрез быстрину и высоты,
Пока в неведомой дали
Он не пришел на край земли,
Где было некуда идти,
Где поперек его пути,
Одетый в бури и туман
Встал необъятный океан.
Это из поэмы Михаила Розенгейма, русского второстепенного, даже третьестепенного, поэта, выходца из немецкого обрусевшего рода, написавшего ряд песен, ставших народными. Хорошо известна его песня «Далеко, далеко степь за Волгу ушла» – о том, как бежал человек из родного села «и за Волгой искал только воли одной». Собственно, песня эта отпочковалась от стихотворной «Почести про купеческого сына Акима Скворцова и про боярскую дочку».
Нельзя не вспомнить здесь и замечательное стихотворение Валерия Брюсова «К Тихому океану», написанное уже в начале нашего века. Движение русского народа к Тихому океану – это движение навстречу своей мечте. «Снилось ты нам с наших первых веков», – пишет поэт, обращаясь к неведомому нашим предкам Восточному морю. На пути к нему «топкая тундра, тугая тайга» и сотни невзгод и препятствий. «Но нам вожатым был голос мечты!» И поэт как будто сейчас переживает тот долгожданный и радостный миг, когда взору открылся океанский простор. Русский человек вышел к Восточному океану! Самому великому океану на земле. Его и назвали Великим, хотя и приняли его нрав за «тихий». Туманный, могучий, он только прикидывался Тихим. Он – великий. Вот на его берега вышел Иван Москвитин. Он наклонился над шумной океанской волной, набирает воды в ладони и пробует, кажется, на вкус: солона вода, ох, солона!.. Горька судьба морская. Но на берегу негоже оставаться вольному человеку:
Чаша безмерная вод! Дай припасть
К блещущей влаге устами и взором,
Дай уловить нашу старую страсть
полным простором!
Вот чего ждали мы, дети степей!
Вот она, сродная сердцу стихия!
Чудо свершилось: на грани своей
стала Россия.
Эти строки Брюсова можно было бы поставить эпиграфом к тем книгам, что рассказывают о наших землепроходцах, – о тех, кто пришел первым в устье Амура, на Камчатку, на Курилы, первым увидел океан и первым утолил «страсть полным простором», первым вышел на этот простор, чтобы поспорить с бурей, помужествовать с ней (вспомним, что Иван Москвитин от Охотска ходил к устью Амура).
Мы уже видели, что эта тема в прошлой литературе была отражена в целом ряде «путешественных записок», морских приключений, очерков. Уже в XIX веке были попытки воплотить сибирскую и дальневосточную тему в прозаических жанрах: назовем повесть И. Калашникова «Изгнанники», роман Н. Некрасова и А. Панаевой «Три страны света». Кстати, морские страницы плаваний в этом романе писал сам Некрасов – это история о русском мореходе Никите Хребтове. Некрасов, конечно, ни в Сибири, ни на Дальнем Востоке не был, поэтому в качестве документальной основы он широко использовал книги Крашенинникова «Описание Камчатки», Давыдова «Двукратное путешествие в Америку…», Ф.П. Литке «Четырехкратное путешествие в Северный Ледовитый океан на военном бриге „Новая земля“ в 1821–1824 годы». Великолепные получились главы! Однако только в наше время на морском материале был создан исторический роман. Тема географических открытий на Тихом океане, тема тихоокеанского мореплавания становится темой, формирующей «лицо» русской литературы дальневосточного региона. Надо сказать, что региональные особенности литературы Сибири и Дальнего Востока подмечены нашей критикой. Литературные регионы, возникающие под воздействием общности географической среды и особенностей национальной истории и культурных традиций, обрели явно выраженную специфику[219]219
Русская литература, 1976. № 1. С. 56.
[Закрыть]. И далее, говоря о своеобразии тематических пластов, критик справедливо подчеркивает, что «на облик исторической прозы литераторов Сибири решающее влияние оказали темы землепроходцев, декабристской ссылки, полярного мореплавания». Точно так же можно сказать, что на облик исторической прозы литераторов Дальнего Востока значительное влияние оказала тема тихоокеанских мореплаваний, которая звучит в нашей русской литературе с конца XVIII века. Эта же тема – тема мореплаваний по Тихому океану, по мировому океану – продолжает оказывать влияние на современных литераторов Дальнего Востока, чему свидетельством является появление целого ряда морских повестей и романов (здесь термин «морской роман» взят нами как тематический пласт. Наличие такого пласта можно отметить и в зарубежной, и в отечественной литературе. Яркий пример морского романа в зарубежной литературе – морские романы английского писателя капитана Фредерика Марриэта (1792–1848) – «Морской офицер Франк Мильдмэй», «Королевская собственность», рассказ «Три яхты»; родоначальника морских рассказов Фенимора Купера, автора романов «Красный корсар», «Лоцман», «Покорители моря», правда, мировую славу Куперу принесли не морские, а «индейские» романы. А в русской литературе – классик морской литературы К.М. Станюкович прославился морскими повестями и рассказами. В советский период приобрели известность морские произведения Новикова-Прибоя, Леонида Соболева, Николая Задорнова, Валентина Пикуля…
Итак, морской роман… Прежде всего – на исторической основе. Обращение писателя к истории морских плаваний – но, как правило, обращение к наиболее значительным страницам, составляющим славу отечественной истории (хотя возможно обращение и к авантюрным сюжетам подобно тому, которому посвящен очерк Л. Пасенюка «Похищение барона Беневского»[220]220
Сб. Камчатка. 1978.
[Закрыть]). В свое время еще Гегель писал, что в морских сюжетах должна отразиться народная история: «историческая сторона уже сама по себе принадлежала нации и ни в чем не была чужда ей[221]221
Гегель. Эстетика. Т. 1. 1968. С. 284.
[Закрыть]». Обращаясь к творчеству португальского поэта Камоэнса, крупнейшего представителя португальского Возрождения, автора эпической поэмы «Лузиада»[222]222
1572, первый русский перевод А. Дмитриева. 1788.
[Закрыть], воспевшего плавание Васко да Гамы, Гегель подчеркнул, что эта поэма была по существу посвящена мужеству, героизму и стойкости народа. «Камоэнс, португальский поэт, изображает открытие морского пути в восточную Индию вокруг мыса Доброй Надежды, воспевает бесконечно важные подвиги морских героев, и эти подвиги были подвигами его народа». «Бесконечно важные подвиги морских героев» в современном русском историческом романе воспеваются как подвиги нашего народа. Отечественная литература стремится дать типы характеров русских мореходов, подлинных героев своего народа. Литература рисует характер морехода на фоне эпохи, докапывается до истоков тех или иных действий, обнажая подлинное, патриотичное, обличая отсталое, темное.
Русским мореходам и землепроходцам, действовавшим на Тихом океане, посвящены исторические романы С. Маркова «Юконский ворон», И. Кратта «Великий океан», А. Лебеденко «Шелестят паруса кораблей», А. Вахова «Трагедия капитана Лигова», К. Бадигина «Ключи от заколдованного замка» и др. О них рассказывают и повести Н. Чуковского «Водители фрегатов», Н. Фраермана и П.Зайкина «Жизнь и необыкновенные приключения капитан-лейтенанта Головнина, путешественника и морехода», Л. Щипко «Солона вода морская», М. Финнова «Два лейтенанта» и др. Целый пласт русской морской истории на Дальнем Востоке поднят в исторических романах Н. Задорнова «Первое открытие», «Капитан Невельской», «Битва за океан», «Цунами», «Хэда», «Симода», «Гонконг». Романы эти создавались в разное время, и примечательно, что наиболее важными гранями были «повернуты» к современности. Если говорить о трагических страницах русско-японской войны 1904–1905 года, то они отразились в широко известных романах А.Новикова-Прибоя «Цусима» и А. Степанова «Порт-Артур», историческом повествовании Т.Борисова «Портартурцы». К дальневосточным страницам морской истории обратился В. Пикуль в романах «Три возраста Окини-сан», «Крейсера».
В 40-50-е годы были написаны романы С. Маркова, В. Григорьева, И. Кратта. В те годы наша историческая наука и литературоведение преодолевали узкосоциологический взгляд на произведения путешественников. Ведь еще в недавнем прошлом была проявлена недооценка трудов Крузенштерна, Врангеля и др.: «имеют интерес в основном исторический», явная недооценка книг В. Арсеньева (некоторые критики шельмовали произведения писателя за придуманную им «арсеньевщину»). Исторический роман пролагал пути к пониманию деяний русских землепроходцев и мореходов, как глубоко патриотичных, полезных для отечества. Естественно, на каждом из этих произведений лежит отсвет своего времени. Наиболее серьезные художественные исследования морских историй – это прежде всего книги Сергея Маркова, Ивана Кратта, Владимира Григорьева, Николая Задорнова, Валентина Пикуля.
Самый главный вопрос, на который стремится ответить своим романом «Григорий Шелихов» Вл. Григорьев, – это вопрос о том, что сделало Григория Шелихова «рыцарем дальних странствий», первооткрывателем дальних земель. Что вело людей на край света? Вопрос, который интересовал и Гончарова, и Калашникова, и Некрасова… И вот неоднозначный ответ. Шелихов сравнивается в романе с былинным богатырем Садко. Это уподобление явно романтического плана. Но автор видит его недостаточность и дает социально-психологический портрет Шелихова как «героя своего времени», подчеркивая те качества, которые сделали его знаменитым мореходом: смелость, мужество, твердость, предприимчивость.
Стремление к широте изображения придает роману панорамный характер. В нем изображены и морские плавания Шелихова, и его поездки в Петербург, встречи с теми, кто сочувствует и поддерживает поиски морехода (Державин, Радищев, Резанов, Воронцов), и теми, кто относится к его открытиям с сановным равнодушием, с оскорбительным безразличием, как, скажем, временщик Екатерины II граф Зубов…
Особенно обстоятельны страницы, рассказывающие о правителе Русской Америки Баранове. Это в нем Шелихов нашел должного преемника и продолжателя своего дела. В трудах Баранова, осуществившего почти все замыслы «Колумба русского», сохранилась для потомства память о Шелихове.
Шелихов в романе – человек широкий, он честолюбиво мечтает о славе (вспомним Гончарова: «Все они ходили за славой»), и одновременно прибыльщик, который идет на край земли за богатством. Человек мужественный, рисковый, напористый и вместе с тем понимающий, что не силою, а «ласкою и торгом» может склонить он местные племена к дружбе, к миру. Он и купец, который стремится вырвать уступку своему купеческому сословию, и одновременно – сын своего народа, по-своему осознающий значение выхода русских на Тихий океан: «Усердие мое к пользам отечества ободряло меня». И читая роман, убеждаешься, что эти слова Шелихова об усердии к пользам отечества – не просто слова, они шли от желания послужить русскому делу. Кстати, первооснова их – записки самого Шелихова, о которых мы уже говорили. Очень часто, даже чаще, чем это надо, Вл. Григорьев оказывается просто комментатором событий.
Ивана Кратта также привлекла история открытия русскими Северной Америки, история первого правителя Александра Андреевича Баранова (1746–1819) и его сподвижников. До 1790 года Баранов занимался торгово-промышленной деятельностью в Москве, Петербурге и Сибири. Он приглянулся Григорию Шелихову: энергичен, способен организовать «дело»… И Шелихов предложил Баранову стать правителем русских земель Северной Америки. Благодаря деятельности Баранова значительно расширились торговые связи русских поселений в Северной Америке с Калифорнией, Гавайскими островами и Китаем. Были созданы новые поселения, снаряжен ряд экспедиций для обследования тихоокеанского побережья Северной Америки. Поражает размах дел и в поселениях – русские люди положили начало кораблестроению, медеплавильному производству и добыче угля, организовали школу для коренного населения. И не случайно в честь Баранова был назван один из островов в заливе Аляски.
Словом, страница, достойная воспоминания, – сколько мужества и отваги надо иметь, чтобы совершить в те годы такие открытия! Не только открыть земли, но и противопоставить суровой природе силу ума, воли, мужества, обжиться на суровых землях. Так было! Такова история! Тут ни убавить, ни прибавить!
Надо сказать, что к тому времени, когда И. Кратт писал роман (1946), страница эта нашей наукой только осваивалась. Писатель погрузился в архивы – воображению надо было опереться на живые реальные факты прошлого. И такие факты стали основой книги. Строительство Ново-Архангельска в Америке, плавание Резанова в Калифорнию, освоение Кусковым форта Росс, история любви Резанова и дочери коменданта Сан-Франциско Кончи – все это исторические факты, а не вымысел. Но надо факты оживить, вдохнуть в них душу, заставить героев – и реальных, и вымышленных – действовать, думать, жить страстями века. «Внести в историю свой вымысел, но вымысел этот основать на истории, вывести из самого естественного хода событий», – вот, по словам Н. Добролюбова, задача исторического романиста. Не будем превышать достоинства романа. Отметим, что писателю все же удалось представить эпоху, нарисовать отнюдь не схематичные, а реальные человеческие образы. Пожалуй, наиболее ярок образ Александра Баранова. Ему писатель посвящает первую книгу романа, которая так и называется «Остров Баранова». Но и во второй книге, где речь идет преимущественно о Резанове, Кускове, фигура Баранова ощущается постоянно, перед читателем открываются новые грани характера этого незаурядного человека. Духовный мир ряда других героев (Кусков, например) только намечен, раскрыт внешне. Это вызывало полемически острое замечание писателя-историка Сергея Маркова: «Известные мне романы о Русской Америке излагают всевозможные исторические факты. О духовном мире героев в этих книгах вы ничего не найдете» (из письма автору этой книги).
Роман начинается знаменательным эпизодом… К русским кораблям, совершим плавание из далекого Петербурга вокруг Африки и пришедшим к берегам Русской Америки, устремляется небольшой парусник. Скрипят мачты, трещит обшивка. Ветер, ветер такой, что кажется, вот-вот сорвутся корабли с двойных якорей. А тут этот летящий к ним небольшой двухмачтовый бот, за которым следит знаменитый моряк Лисянский. Писатель достоверно представил тот день, когда к «русским Колумбам» пришли свои корабли, совершившие кругосветное путешествие. Баранов взволнован: он видит в приходе корабля признание отечества, он надеется, что из Петербурга придет теперь настоящая помощь, что поймут же, наконец, там, вверху, значение открытий в далеком Тихом океане. Увы, официальный Петербург оказался холоден и чиновничье-равнодушен к трудам мореходов. Но Баранов продолжает свой подвижнический труд. Его греет мечта возвести на этих землях город Славороссию. «Богатство и нищета, небывалые возможности и бессилие, великие замыслы и косность стояли рядом, и пока только воля и ум Баранова не давали погибнуть начатому», – грустно комментирует автор. Книга рассказывает о знаменитом поселении в Ново-Архангельском, о работе русских промысловых людей, о том, как русские делают судостроительную верфь, как находят общий язык с местными племенами. Читатель увидит Баранова и в минуты гнева, когда он жесток и неумолимо властен, и в минуты раздумий, за стихами Ломоносова и Державина, и в те дни, когда, спасая поселенцев от голода, он сам ведет судно в Охотск, и в трагические дни, когда гибнет его приемный сын. Видит его в заботах об укреплении русских поселений в Америке, в дружбе и расширении торговли с жителями Океании, увидит в минуты последних драматических размышлений о далеком океане по пути на родную землю.
Писатель восхищается мужеством, широтой души, умом Баранова, но отнюдь не идеализирует его: перед нами человек своего времени, представитель русского купечества. Рассказывая о нем, писатель стремится ответить на старый вопрос: каковы же побудительные мотивы действий Баранова? Тщеславие? Честолюбие? Страсть к обогащению? Что движет им? Да, было и честолюбие. И тщеславие. И постоянное желание дать больше дохода компании – ведь он, Баранов, был на службе у компании.
Но было и другое. Всем существом рассказанного о своем герое писатель утверждает: мысль о пользе отечеству ободряет Баранова на всем жизненном пути. Вот прибывший в Ново-Архангельск с кругосветной экспедицией Резанов знакомится с Барановым, размышляет о том, что руководит этим человеком, отдающим жизнь Русской Америке. «Резанов прожил в Ново-Архангельске почти пять месяцев и за это время не мог надивиться… непрестанной борьбе и лишениям, уму и великим замыслам правителя – тихого и нелюдимого с виду каргопольского купца…» Но согласимся с Сергеем Марковым, эти «прорывы» в духовный мир Резанова и Баранова все-таки лишены глубокой психологичности.
В своем герое автор подчеркивает честность, бескорыстие. Примечательны страницы, рассказывающие о последних днях Баранова. Из Петербурга прибыл чиновник, он считает, что за двадцать восемь лет службы на таком посту главный правитель позаботился о себе с лихвой и накопил «капиталец» про запас. Но этого как раз не было! Как романтический аккорд финала жизни звучит в голове песня, которую Баранов сам сочинил, примечательны ее слова: «Ум российский промыслы затеял, людей вольных по морю рассеял»… А за этим идет суховато-деловое сообщение: «Хозяин обширных земель, проспектор и мореходец, тридцать лет добывавший славу отечеству и миллионы своим хозяевам, умер одиноким и нищим». Характерно, что Пушкин в те же годы с горечью отозвался в своем дневнике: «Баранов умер. Жаль честного гражданина, умного человека»[223]223
1958. Т. 8.С. 18.
[Закрыть]. То, что именно к аляскинскому, а не таврическому Баранову относятся эти слова, утверждает С.Марков[224]224
См. Дальневосточные приключения: Вып. 3. Хабаровск, 1972. С. 228.
[Закрыть]. Именно в этом ключе, как «честного гражданина и умного человека» рисует И.Кратт своего героя.
Черты передового человека эпохи на первом плане и в образе Резанова. Фигура реальная! Николай Петрович Резанов – русский государственный деятель, один из учредителей Русско-Американской компании. В 1803 году был назначен посланником в Японию. Выехал туда во главе кругосветной экспедиции Крузенштерна. Миссия в Японию оказалась неудачной. Феодальные законы этой страны закрыли в нее все двери для торговли. Резанов отправился инспектировать поселения Русской Америки. В 1805 году Резанов совершил плавание из Ново-Архангельска в Калифорнию. Он стремился завязать торговые отношения с деловыми кругами Калифорнии. Необходимо было выручить оказавшихся в крайней беде обитателей Ново-Архангельска. Не хватало продуктов, людей косила цинга. Первое плавание русского корабля к берегам Калифорнии завершилось успешно. В Сан-Франциско произошла встреча Резанова с дочерью коменданта города Консепсией де Аргуэлло. Русский путешественник и прелестная испанка полюбили друг друга и обвенчались. Резанов пообещал вернуться через год, но этому не суждено было сбыться – по дороге в Петербург он умер. Это произошло в Красноярске, где и поныне хранится память о Шелихове. Конча долго ждала своего русского жениха, а потом постриглась в монахини. Эта романтическая любовь вдохновила не одного поэта. Известный американский писатель Френсис Брет Гарт написал балладу «Консепсьон де Аргуельо» (1875). В наши дни вдохновился этим сюжетом Андрей Вознесенский в поэме «Авось» (так назывался русский парусник). Правда, поэт сразу оговорился, что «образы героев поэмы неадекватны прототипам». В рок-опере А.Рыбникова «Юнона» и «Авось» центральной стала тема женской верности, любви.
Иван Кратт рассказывает о плавании Резанова в Калифорнию, о его любви к Конче («Донна Мария»). Резанов изображен тонким и умным дипломатом, человеком, мыслящим широко и самостоятельно. Темпераментный, увлекающийся, он был глубоко честен, благороден. Его роман с «гишпанской красавицей» – не легкомысленный шаг, не мимолетный порыв, а движение сердца, плененного глубоким чувством. В своей «исповеди частных приключений», в письме одному из друзей, Резанов признается: «Отнюдь не из корысти или необдуманной страсти сделал я предложение Конче и начало своему роману, а по искренней привязанности к ее благородному сердцу. Предвижу я толки и, может, усмешку столичных друзей, что-де, мол, Резанов женился на испанке, дабы споспешествовать дипломатической карьере, а я, ей богу, не думаю о ней и ем хлеб государя не за чины и награды».
Это не вымысел романиста. Это строки реального письма Резанова. Читатель, конечно, не без интереса проследит историю романтической любви. Но он не может не заметить, что полному очарованию в этой сюжетной линии вредит, пожалуй, излишне вольное вторжение вымысла в область истории. Отсюда обилие случайных встреч с героиней резановского романа, множество литературно-книжных условностей. Но для читателя это, может быть, самое увлекательное…
Надо заметить, что Кратт не поддался соблазну представить дело таким образом, что женитьба Резанова на Конче привела бы к коренным изменениям отношений к русским в Америке. А именно такая иллюзия возникает подчас. Так, Ю. Качаев, заключая повесть о Резанове «И гневался океан», пишет: «Женитьба Николая Петровича на донне Аргуэлло, вне всяких сомнений, помогла бы русским наладить торговлю с испанскими колониями и привела бы к значительным сдвигам в отношениях между двумя державами, хотя бы на Американском континенте». Конечно, что-то могло помочь этому, но не в таком вселенском масштабе, как этого бы хотелось автору повести.
В романе воссоздана история возникновения форта Росс. История его связана с именем сподвижника Баранова Ивана Кускова. Форт Росс был основан у входа в гавань Сан-Франциско в 1812 году и просуществовал по 1841 год. Кусков управлял им без перерыва до 1821 года.
Людьми недюжинной силы встают перед читателями Иван Кусков, Алексей Емелин, многие простые русские мужики, оказавшиеся на этой далекой, открытой ими земле. Они строят дома, занимаются хлебопашеством, хотят обжиться на новом месте своим трудом. Эта тяга к труду неистребима.
«Пахали дружно. Добрые кони, когда-то дикие, привыкшие теперь к борозде, тянули сохи, покорно слушались окрика, мирно фыркали и на остановках тянулись шершавыми губами к полевому цветку.
И кони вместо быков, и отполированные целиной блестевшие железные сошники, и пахари в нахлобученных от жары картузах, ситцевых рубашках были такие же, как и на старой родине. Даже жаворонок кричал так же в синем небе, а каемка леса на горизонте показалась теперь перенесенной из-за Волги и Урала.
– Каждый человек родное в сердце носит, – сказал как-то Алексей…»
Родное живет и в душе Алексея Емелина, и в душе Луки Путаницы, и в душах промышленных людей, которые шли сюда, за море-окиян в поисках своего мужицкого, своего человеческого счастья, но так и не обрели его. Этот драматизм так и прорывается в романе…
Людям мужественным, честным, благородным в романе противостоят люди корыстные, хищные, нравственно-убогие. Это и Лещинский, авантюрист и предатель, не знающий ни родины, ни нации, «тихий и скромный с сильнейшими, наглый и жестокий со слабыми», и международные пираты О’Кайль и Даниэль Робертс – измельчавшие последователи тех, кто в поисках «золотой» страны Эльдорадо не останавливался ни перед грабежом, ни перед убийством ради своего обогащения; это и коварный Гервасио, домогающийся руки Кончи.
Автор показывает сложные взаимоотношения русских с местными племенами. Вот Котлеан – глава племени, которое совершает нападение на русские поселения. Старый вождь вначале считает, что русские такие же завоеватели, как и те, кто на юге Америки огнем и мечом уничтожал поселения индейцев. Но действия русских заставляют его о многом подумать. Русские строят школы. Русские хотят жить с индейцами в мире. Русские занимаются хлебопашеством. Не случайно старый Котлеан приходит проводить Баранова на родину, он уважил этим его за справедливость, за человеческое благородство.
В романе «Великий океан» правдиво рассказано о мужественных людях, сделавших замечательные открытия на Тихом океане. И не жалостью к потерянным землям (как известно, в 1867 году царское правительство продало Аляску Соединенным Штатам за ничтожную сумму в семь миллионов долларов), а восхищением перед подвигом русских первооткрывателей продиктовано обращение писателя к этой странице истории.
