Текст книги "Жесткая блокировка"

Автор книги: Сергей Кулаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

15 июня, Киев, 11.00

Федор Викторович Богданович сидел за столом и быстро писал, когда в кабинет заглянул начальник службы безопасности:

– Можно, Федор Викторович?

Богданович глянул недовольно, но сдержал раздражение и кивнул:

– Заходи, Николай Петрович.

Васько сел на стул, с тревогой глядя на своего шефа.

– Ну, что случилось? – спросил тот.

– Федор Викторович, поездку во Львов придется отложить, – твердо сказал Васько.

– Э, Николай, мы же эту тему уже обсудили и забыли, – поморщился Богданович.

– Нельзя вам ехать, Федор Викторович.

– Да что случилось-то?

– Позвонили товарищи из Москвы…

– Ого, – усмехнулся Богданович. – И что сказали товарищи из Москвы?

– По их данным, на вас действительно готовится покушение. В это воскресенье, во Львове.

– Да? – недоверчиво прищурился Богданович.

– Да, Федор Викторович, – кивнул Васько.

– А им это откуда известно?

– Это я не уточнял. Да они и не стали бы открывать свои секреты. Но, Федор Викторович, звонил человек из ГРУ. Он мой хороший знакомый… А вы знаете, что в ГРУ информация поступает стопроцентная. Если вы не верите моим людям, то поверьте этому сообщению.

– И что ты предлагаешь?

– Я предлагаю отменить поездку, – уверенно сказал Васько. – По крайней мере, в это воскресенье. Перенести ее на другое число или вообще пока число не уточнять. И город не мешало бы выбрать другой.

Богданович молчал, внимательно глядя на собеседника. Замолчал и тот, ожидая, что скажет шеф.

– Я вот думаю, Николай…

– Да, Федор Викторович?

Богданович снова замолчал. Усмехнулся.

– Я вот думаю: а не поменять ли мне начальника охраны?

– Не понял, Федор Викторович…

– А что тут понимать? Не хочешь исполнять свои прямые обязанности, вот и дуришь мне голову с этим покушением.

– Федор Викторович… – опешил Васько. – Да почему я не хочу?

– Потому, Николай! Ты меня должен охранять, так?

– Да, но…

– Вот и все. И охраняй. А то, что там кто-то что-то сообщил, меня не касается. Спасибо, конечно, за заботу, но для них там, в Москве, все это игра, а для нас – жизнь. Ты меня понимаешь, Николай?

Тот опустил взгляд.

– Иди сюда! – позвал его Богданович, подходя к окну.

Васько подошел к нему.

– Видишь толпу?

– Вижу, Федор Викторович.

– А если видишь, Николай, то должен понимать: сами по себе эти люди не разойдутся. Вот пока они тут кричат, это еще полбеды. Но когда возьмутся за оружие, начнется страшное. Ты был на войне, Николай, ты знаешь, что это такое.

Васько покивал, не поднимая глаз.

– И я не хочу, чтобы война началась на этих улицах и вошла в каждое село, в каждый дом. И сделаю все возможное, чтобы ее предотвратить.

Богданович помолчал и продолжил тише, задушевнее:

– Мне, Николай, умирать не хочется, это я тебе прямо скажу. Еще очень много чего надо сделать… Но и запугать себя не дам. Если кто-то очень хочет меня убить, пусть хочет. Таких много, и от всех, Николай, я не убегу – не заяц.

– Но Федор Викторович…

– Все, Николай Петрович, – возвращаясь за стол, сказал Богданович. – Я решения не меняю. Даже по такой уважительной причине, как звонок товарищей из ГРУ.

Он улыбнулся по-доброму, чтобы ободрить сникшего начальника охраны.

– Ну что ты паникуешь, Николай? У тебя такие ребята опытные… Зонтики раскроют – и иди куда хочешь. Опять же, машины бронированные. Не понимаю, чего ты боишься?

– Эх, Федор Викторович, – отозвался Васько. – За себя я боюсь, что ли? И что с того, что бронированные машины? Вы знаете, какое сейчас оружие? Шарахнут из базуки, и броня не поможет.

– А ты сделай так, чтоб не шарахнули, – улыбаясь, сказал Богданович.

– Вы, Федор Викторович, как ребенок, честное слово! – разозлился Васько, вставая.

– У тебя еще что-нибудь есть? – уже другим тоном спросил Богданович.

– Нет…

– Тогда свободен. У меня много дел.

Федор Викторович склонился над столом и вернулся к своим записям.

Васько посмотрел на его склоненную голову, на широко расставленные руки, вздохнул и тихонько вышел из кабинета.

15 июня, Львовская область, 13.00

Лес был наполнен птичьим пением и пахучими, как травяной отвар, запахами. Солнце стояло в зените, но вниз, во влажные мхи и кудрявые папоротники, почти не доставало, разбрасывая по холмам и впадинам пестрые золотистые узоры.

Роман двигался в темпе бодрого пенсионера-дачника. Но это если позволял ландшафт. А так как в основном ландшафт не позволял, то он полз, как черепаха, медленно переваливаясь через холмы и еще медленнее преодолевая многочисленные логи, рвы, овраги и всякие прочие буераки.

По навигатору выходило, что граница – вот она, рукой подать. А на деле, то есть ножками по земле, сколько Роман рукой не подавал, цели и близко не достиг. Сползание вниз и карабканье вверх отнимали уйму времени и сил. За два часа ходу он прошел – стыдно сказать – каких-то семь километров. И это пока он был относительно свеж.

А что будет дальше?

Рельеф ни разу не порадовал ровненькой рощицей или там руслом широкой, спокойной реки. Вместо рощиц – дикий заповедный лес, торчащий во всех направлениях из земных волнистостей. Вместо широкой реки – шустрые горные ручьи, грозящие массой опасностей и отнимающие времени больше, чем все другие препоны, вместе взятые.

Одолевая пока препоны без ущерба для организма, Роман упорно двигался на запад. Во-первых, ему нужна была граница. Во-вторых, где-то там, но только уже на польской стороне, находился пансионат «Старая сова».

Роман помнил, что в логово «лесных братьев» везли его недолго. В чувство после знакомства с кулаком Адама он пришел быстро. Затем ехали примерно минут сорок, пока не случилась остановка. Тогда Роман не понял, но сейчас, восстанавливая события, был уверен, что машина пересекла границу. Какой-то местный, совсем небольшой пункт, где все друг друга знают и не размениваются на формальности. Маленький презент пану хорунжему – и можно ехать дальше. С украинским пограничником договориться еще легче.

После границы долго петляли по очень плохой дороге, а затем ехали непосредственно по лесу.

Сначала Роман пытался идти по следам автомобиля, извилистым, как капиллярные линии. Но быстро понял, что только уходит в сторону от основного направления. Если автомобиль, суть субъект катящийся, мог себе позволить объезд в пару десятков километров, то для Романа, суть субъекта шагающего, это была недопустимая роскошь. Он и так, после всех мытарств, чувствовал некоторую неуверенность перед неизбежными тридцатью километрами. А уж дополнительные двадцать, да еще по этим мезозойским дебрям, вообще казались чем-то нереальным.

Конечно, можно было понадеяться, что, достигнув дороги, он сумеет остановить машину. Но против явного плюса имелись не менее явные минусы.

Во-первых, в эдакой глухомани, да по эдакой дороге хорошо, если за целый день кто-нибудь проедет. То есть можно угробить полдня, если не день, впустую.

Во-вторых, этим «кто-нибудь» мог быть кто угодно, от плохого до очень плохого человека. «Вальтер» в кармане давал некоторую уверенность при разрешении предвиденной ситуации, но, во-первых, Роману надоело убивать кого ни попадя, во-вторых, это несло лишние осложнения.

В-третьих, ему пока вообще не стоило выходить к местам обитания людей. Тут хоть и многоверстное безмолвие, но, Роман был уверен, все друг друга знают и поддерживают связь. Человек – животное общественное, оно должно сообщаться с себе подобными. Хотя бы из самой простой потребности – чтобы выжить. Поэтому, покажись Роман на глаза какому-нибудь местному «кому-бы-то-ни-было», можно было не сомневаться, что очень скоро о чужаке, блуждающем по лесу, станет известно всей округе.

В-четвертых, он торопился.

Исходя из всех этих минусов, которые в конце концов и перевесили единственный, хоть и жирный, плюс, Роман определил наикратчайший путь, сошел с едва заметной лесной колеи и двинулся напрямки.

Примерно через полчаса он начал раскаиваться в своем решении, поскольку «напрямки» означало напролом, наобум и «на кой черт я вообще сюда пошел?». Но бежать назад, искать лесной тракт было поздно, да и не было никакой уверенности в том, что он найдется, поэтому Роман двигался вперед и тихо матерился, когда впереди оказывался очередной мини-каньон или микротерек.

Порой, чувствуя, что ноги не идут, а запас матерных слов истощился, он присаживался на толстобокий валун или поваленное бурей дерево, доставал из кармана галетку, плитку шоколада и коротко перекусывал, потягивая из фляги поистине живую воду.

Попутно он пытался дозвониться до Метека. Пока все его попытки, довольно многочисленные, результатов не дали. Видимо, из-за сложности рельефа и удаленности ближайшего ретранслятора. Однако попыток Роман не оставлял и, пройдя очередной отрезок пути, снова принимался названивать жизнерадостному блондину.

Связаться с Метеком удалось на одной из вершин, куда Роман вскарабкался на пределе сил. Упав на спину, он минут десять лежал без движения. Но, несмотря на желание закрыть глаза и погрузиться в сон, заставил себя достать телефон и набрать номер.

На этот раз обычного срыва не произошло. Послышались долгие гудки. Роман, забыв об усталости, сел, прижал трубку плотнее.

– Так? – послышался осторожный голос.

– Метек, это я, – сказал Роман.

– Роман? – узнал поляк.

– Он самый.

– Витам, колега![16]16
  Приветствую, друг! (польск.)


[Закрыть]

Тон Метека порадовал. Свеж, бодр, готов к сотрудничеству. То, что требовалось Роману.

– Здравствуй, Метек.

– Я тебе нужен? – догадливо спросил тот.

– Очень.

– Внимательно тебя слушаю.

– Первое. Выясни, где точно находится пансионат «Old owl».

– «Старая… сова»? – уточнил Метек.

– Да. Но название именно английское. Место гористое, недалеко от украинской границы. Ночью нам с тобой надо туда наведаться.

– Понял тебя, Роман. Что еще?

– К вечеру я переправлюсь через границу где-то в районе Пшемысля. Только южнее. Надо, чтобы ты ждал меня там. Точно место сообщу дополнительно.

– Добже.

– Машина должна быть с высокой проходимостью. Но с тихим двигателем.

– Разумем.

– И захвати что-нибудь огнестрельное. Очень желательно с глушителем.

– То не проблема.

– Тогда все. До вечера.

– До вечера.

Коротенький разговор, а сколько он внушил оптимизма. Даже усталость отступила. Правда, Дубинин говорил, что Метек человек надежный. Но пока сам не убедишься, уверенности нет, это правило старое, как мир. Теперь же Роман видел, что намеченный им план имеет вполне осуществимую перспективу. Главное теперь – добраться до границы. Как ее преодолеть? Да взять и перейти. Желательно там, где ее образует река или каменистый участок. Конечно, могут остаться какие-то следы, и на границе поднимут тревогу. Но, во-первых, украинская сторона на польской территории проводить поиски не сможет. То есть одна половина границы не грозила погоней и арестом. А во-вторых, пока поляки организуют поиски, Роман уже будет далеко – для того и требовался Метек с машиной.

То есть вся надежда на Метека. Если он подкачает, то Роману светит, как минимум, польская каталажка. А уж что начнется после – лучше не думать.

15 июня, 15.30

Передохнув, Роман спустился с очередного холма (сколько их было!) и двинулся в направлении видневшейся в полукилометре лиственной чащи.

Но когда подошел ближе, понял, что за чащу принял густые заросли из ольхи, ивы и тополя, окружившие плотной стеной небольшое круглое озерцо.

Озерцо было хорошеньким, точно нарисованным. Зеркальная голубая гладь, задумчивый камыш, белые уточки у дальнего берега.

Стоп! Почему утки белые?

Насколько знал фауну Роман, белые утки в дикой природе не водятся. Они больше пегие, серые, коричневые, всякие там пестрые, но только не белые.

Значит, по озеру плавали утки домашние. А раз так, где-то поблизости есть жилье. Утки – не коровы, далеко от дома пастись не уходят.

То обстоятельство, что рядом может оказаться хутор или даже деревня, заставило Романа задуматься. До этого времени ему люди не встречались. От веселой полянки он отошел более чем на двадцать километров. Можно предположить, что если даже туда и слетелись соратники погибших, то ни разобрать завалы, ни установить пропажу пленника и дать сигнал у них быстро не получится. А значит, если Роман выйдет к людям, то ему не грозит немедленное пленение. В конце концов, не все же в этих лесах бандиты и живодеры.

А выйти к людям не мешало. Навигатор к этому времени перестал действовать. Причина банальная – села питающая его батарея. Поэтому сейчас Роман был практически слеп. Благодаря компасу, примерное направление он выдерживал. Но ему столько раз приходилось его менять, обходя сложные участки, что ту точку, где граница была наиболее приближена, он утерял, и теперь мог надолго сбиться с пути и проблуждать по лесу до ночи.

В связи с этим помощь местных жителей была бы очень кстати. Они знают тут все тропки-дорожки и могут подсказать наиболее удобный выход к границе. А если разговориться по душам, то и получить совет, как перебраться через кордон, не оставляя следов. Пачка гривен у Романа на этот случай имелась, так что нужный разговор мог вполне состояться. Главное, чтобы человек попался хороший.

Полежав на тенистом бережку в мягкой, стелющейся траве, Роман сполоснул лицо, смывая с него дикое, лесное выражение, привел себя в некоторое подобие приличного вида и двинулся вдоль озера к тому месту, где плескались утки с утятами.

Из зарослей показываться не спешил. Сперва надо узнать, что за деревня и кто в ней живет. А то еще нарвется на мотоциклистов в немецких касках и со «шмайссерами» на груди. После всего происшедшего он бы этому не удивился.

Добравшись до пологого бережка, откуда утки и спускались в воду, Роман увидел на некотором удалении большую хату и несколько деревянных построек. Это был хутор, расположенный на равнине, замкнутой со всех сторон лесистыми холмами. Точно оазис в пустыне.

Залитый солнцем, изумрудный луг был огорожен оградой в три жерди, но это была ограда для скота, для человека же она препятствия не представляла.

На одной половине луга трава была скошена, и стояли маленькие аккуратные стожки. Зрелище было из разряда средневековой буколики, не хватало только двух кудрявых влюбленных, копошащихся в одном из стожков.

На другой стороне паслись две черно-белые коровы и теленок. Поблизости от них ходил стреноженный конь. Какого-нибудь старичка-пастуха Роман не разглядел. Вместо него был рыжий лохматый пес, лежавший в теньке и изредка поднимающий бдительную морду.

Пасущийся скот Романа не интересовал, поэтому он начал подбираться к хутору с другой стороны. Хоронясь за невысокими кустами, он высматривал хозяина или хозяйку, чтобы до того, как раскрыть свое инкогнито, составить хотя бы приблизительное мнение о том, кто здесь живет.

Подкравшись ближе и заглянув за угол дома, Роман увидел первого жителя. Или, вернее сказать, жительницу. Молодая, судя по движениям и стати, женщина колола дрова, привычно тюкая топором по круглым чуркам. Получалось у нее здорово, чурки распадались на части с первого же удара. Солнце играло на острие топора, кидая ослепительные блики.

Роман последил-последил за работницей и вдруг понял, что мужчины-то поблизости нет. То есть если это хозяйка хутора, то живет одна, без хозяина. Ибо колоть дрова – совсем не женское дело. И даже распоследнее женское дело. Потому как мужик, какой он ни будь, хоть однорукий, хоть одноногий, дров наколет всегда, на это его мужских сил хватит.

А стало быть, можно смело выходить и заводить разговор. Поскольку с женщиной, даже умеющей колоть дрова не хуже мужчины, Роман надеялся найти общий язык без труда. Одежонка, правда, не ахти, и не брит который день, ну да для этих мест сойдет. Главное, как учил душевед Карнеги, широкая улыбка и желание понять собеседника. А все остальное приложится.

Он выпрямился и смело вышел из-за угла.

– Добрый день, хозяйка!

Женщина быстро повернулась, но вопреки ожиданию при виде симпатичного незнакомца топор не опустила, а, наоборот, приподняла его весьма недвусмысленно.

– Стой! – зычно крикнула она.

Эхо взлетело над лугом и оглушительно толкнулось в холмы.

Роман, чуть не присев от этого пушечного залпа, замер на месте.

– Стою… Да вы не волнуйтесь, я вас не обижу.

Он вдруг подумал, что сейчас набежит ватага, скрутит его по рукам и ногам и понесет на палке, как свиную тушу, жарить на костре.

– А ну, мовчы! – приказала кольщица дров, но, правда, уже без первоначальной голосовой мощи.

Была она могучего телосложения, с крутыми плечами, грандиозной грудью и бедрами, как у рубенсовских моделей. Но голова была небольшой, мило закутанной от солнца в белый платочек, ноги и руки почти детских размеров, а свежесть и опрятность простой, легкой деревенской одежды радовали глаз.

– Молчу, молчу, – поспешно сказал Роман.

– Ты один?

– Вы ж приказали молчать, – улыбнулся одной из своих казан́овских улыбочек Роман.

– Один, спрашую?!

Топор опасно шевельнулся.

– Один.

Женщина подозрительно осматривалась, словно ожидая, что сейчас из-за всех углов на нее повалит толпа небритых незнакомцев.

Роман понял, что она боится его еще больше, чем он – ее. А стало быть, она действительно живет здесь одна.

– Чого тэбе тут надо?

– Заблудился, – воспользовался Роман одной из самых подходящих отговорок для подобного случая.

Послышался громкий топот. Роман подумал, что это скачет лошадь, но через несколько секунд стало ясно, что он ошибается. С луга неслась овчарка, огромная, как теленок, и ее вид не предвещал ничего хорошего для нежданного гостя.

– Ой, – сказал Роман.

Он чуть повернулся и стал так, чтобы успеть выхватить «вальтер» из-за пояса. Потому как если этот волкодав кинется на него, то вмиг лишит какой-нибудь части тела.

– Лыско, ко мне! – приказала хозяйка.

Пес, рыча, как лев, замедлил скок и нехотя остановился, озадаченно поглядывая то на хозяйку, то на невесть откуда взявшего незнакомца. В глазах пса стояла вина: просмотрел злоумышленника.

– Кажешь, заблудився? – изучая Романа пытливым оком, спросила женщина.

– Ну да…

Роман снял кепку и пригладил волосы.

Пес сейчас же зарычал, но хозяйке поведение незнакомца чем-то понравилось.

– Так ты один?

– Совершенно один.

– Русский?

– Русский, хозяюшка.

– А чого заблудився?

– Да пошли с друзьями в поход. В польские Карпаты. Ну, я увлекся, ушел в лес – и отбился. Двое суток бродил, никого не видел. Спасибо, на вас вот вышел.

– Тю, та тут же не Польша! Тут Украина.

– Да что вы говорите? – огорчился Роман. – А как же мне быть теперь?

Он как бы невзначай опустился на завалинку, потер ладонью лоб. Пес снова зарычал, однако вызвал лишь недовольство хозяйки.

– Лыско, иди, гляди коров, – приказала она, махнув рукой. – Ну, геть!

Лыско, так ничего и не поняв, опустил голову и потрусил к своему маленькому стаду.

Изгнание Лыско было незамедлительно записано Романом себе в актив. Но для полного правдоподобия надо было доиграть как положено, поэтому, изображая усталость и растерянность, он жалобно посмотрел на хозяйку.

– Вас как зовут?

– Ганна.

– А меня Роман. Понимаете, Ганна, я же не смогу вернуться домой. У меня в лагере остались все документы.

– Так як ты через кордон перешел? – спросила Ганна.

– Не знаю, – пожал плечами Роман. – Наверное, шел, шел лесом и как-то в темноте перешел на украинскую сторону. Я же почти всю ночь бродил. Чуть в какой-то реке не утонул…

– То бывае, – сказала Ганна, с размаху втыкая топор в колоду. – У нас каждый год туристы эти по лесам шляются. Бывае, и з того боку приходят. И охотники ходят. Ты не з охотников?

– Нет, не охотник. У меня и ружья-то нет.

Ганна задумчиво смотрела на «туриста», соображая, как с ним быть.

– Кушать хочешь? – спросила она.

– Не отказался бы, – сказал Роман, которому до смерти опротивели галеты и шоколад.

– Ну, – вздохнула Ганна, – пишлы в дом.

– Пишлы.

Ганна прошла мимо Романа, обдав его запахом здорового женского тела и нагретого солнцем ситца. Отворила тяжелую дверь, обернувшись, махнула Роману.

Тот кивнул, переступил порог. Запахло сухими травами. Сени были просторные, обитые светлой сосновой доской. Чистота идеальная. Казалось, сюда даже пыль не залетает.

Пройдя сени, Ганна ввела Романа в хату. Выбеленная известью русская печь занимала четвертую часть помещения. Остальное убранство было традиционным: красный угол с иконами, широкая скамья у стола, старинный буфет, лежанка за печью.

– А хозяин твой где, Ганна? – спросил Роман.

– Нема хозяина, – коротко ответил та.

Она указала Роману на скамью.

– Сидай.

– Спасибо.

Роман присел к столу.

– Борщ будешь? – спросила Ганна.

– С удовольствием.

Ганна отодвинула заслонку в печи, вооружилась рогачом и вытащила из печных недр увесистый чугунчик, накрытый крышкой.

– А скажи, Ганна, можно перейти границу назад, чтобы не попасться пограничникам? – перешел Роман к выяснению главного вопроса.

– Можно, – просто ответила Ганна.

– А если идти отсюда, то это куда надо примерно курс держать?

– Та выведу я тэбе, – сказала Ганна, наливая борщ в глубокую глиняную тарелку. – Поешь сперва.

– Ага.

Ганна поставила тарелку на стол, положила каравай хлеба, принесла жбанчик сметаны. Зачерпнув из жбанчика полную ложку, уверенно шлепнула ее в тарелку.

От борща пошел такой запах – у Романа закружилась голова. И то сказать, со вчерашнего вечера не ел.

– Спасибо, Ганна.

– Поешь, потом спасибо скажешь.

Роман принялся хлебать густой, наваристый борщ, поглядывая на хозяйку. Поглядывала и она на него, чему-то загадочно улыбаясь.

Она развязала свой платок, сбросила его на спину – и оказалась настоящей красавицей. Было ей лет тридцать, не больше, и она только вошла в свою женскую силу. Лицо полное, но красивой формы, округлая линия подбородка, прямой носик и черные дуги бровей. Ну, чистой воды хохлушка, в самом лучшем исполнении. Могучее тело было по-своему грациозно и удивительно подходило этой аккуратной головке с темно-русыми, янтарного отлива, волосами.

– Невероятно вкусно, – сказал Роман.

– Кушай, кушай, – вдруг засмущалась пышная хозяйка, выскакивая в сени.

Оттуда она принесла изрядный кусок ветчины и тут же нарезала его на овальной досточке.

– Кушай с борщом, буде вкусно.

– Спасибо большое, – кивал Роман, – спасибо…

– А то, може, горилки? – спохватилась вдруг Ганна.

– Нет, спасибо, Аня. Мне ведь назад идти… Еще пограничникам попадусь, так лучше с ними объясняться на трезвую голову.

– Аня.. – усмехнулась хозяйка, покачав головой.

– Что? Я что-то не так сказал?

– Ни, всэ так. Кушай, ты так слабо кушаешь.

– А ты посиди со мной, чтоб кушалось веселей.

Ганна присела на край скамьи.

– А ты звидкуль? – блеснула она карим глазом.

– Из Москвы, – сказал Роман.

– А-а… – покивала хозяйка. – Я в телевизоре видела. Красивый город.

– Красивый, – согласился Роман. – А ты всю жизнь здесь живешь?

– Ни, только восемь рокив[17]17
  Лет (укр.).


[Закрыть]. До того жила под Николаевом.

– А сюда как же попала?

– Вышла замуж за лесника – вот и попала.

– А муж где?

– Умер, – потупившись, сказала Ганна.

– Извини.

– Та… – махнула рукой Ганна. – Ты же не знав, чого звиняться? Ты кушай, борщ будет холодный.

Роман принялся дохлебывать борщ.

По застывшему лицу Ганны было видно, что она погрузилась в воспоминания и не прочь поговорить с новым человеком.

– А как он умер? – спросил Роман.

– Згорев на лесном пожаре.

– Вот как.

Роман отложил ложку, перевел дух. После съеденной тарелки борща, подкрепленной ветчиной, он сейчас с удовольствием завалился бы спать часов на двадцать, и ну их ко всем чертям, эти списки, заговоры и прочую дребедень. Остаться тут, на этой изумрудной полянке, ловить рыбу в озере, косить траву, рубить дрова, дышать чистейшим воздухом и есть каждый день этот невероятный борщ – какого еще счастья надо?

– А дети? – поинтересовался Роман, вовремя задавив зевок. – Не успели родить?

– Успели, – улыбнулась Ганна. – Было дитя, но хутко померло. Слабенькое народилось…

Роман только сочувственно покивал, больше не рискуя выяснять судьбу ближайших родственников хозяйки.

– Так ты здесь одна?

– Одна.

– Не боишься?

– Чого бояться?

– Ну, посреди леса все-таки живешь… Женщина. Не страшно?

– Сперва было немного страшно. Потом привыкла. Сама за лесника стала работать. Если что, у мене ружье в шкафу, от мужа осталось. Ни, не страшно… И чужие у нас тут редко бывают.

– Понятно. Ну, большое спасибо, Аня. Я так наелся – на неделю вперед.

– Та шо ты там съел? – удивилась Ганна. – То всего мисочка борща. Давай я тоби каши положу со шкварками. И молока чи кисляку налью.

– Наверное, я не осилю, – виновато улыбнулся Роман.

– От едок… – расстроилась Ганна.

– А ты мне скажи, Аня, как быстро можно от тебя дойти до границы?

– Та быстро. Я тэбе на коне подвезу.

Послышался далекий лай Лыска. Ганна прильнула к окну.

– Якись людыны…

Роман тоже заглянул в окно. Вдали, у леса, показались три мужских силуэта. Они неторопливо брели через луг к хате, поглядывая по сторонам.

У Романа стукнуло сердце. Все трое были вооружены. И не только двустволками. У одного в руках карабин.

Лыско, видимо, узнав кого-то из мужчин, перестал лаять и прыгал возле него, помахивая хвостом.

– Кто это? – спросил Роман.

– То Иван, егерь, – сказала Ганна.

– А те, что с ним?

– Не ведаю. Мабуть[18]18
  Может (укр.).


[Закрыть], охотники.

– Аня, – облизал пересохшие губы Роман, – мне бы лучше с ними не встречаться.

Ганна непонимающе посмотрела на него.

– Понимаешь, может, это с границы кто… – зачастил Роман. – Может, ищут меня? А найдут, у меня будут неприятности.

Ганна молчала, о чем-то думая. У нее даже глаза потемнели и будто ушли внутрь.

– Неприятности, кажешь? – медленно выговорила она.

– Большие неприятности, Аня, – заверил ее Роман.

Ганна опять замолчала.

Трое мужчин, внимательно поглядывая по сторонам, неторопливо подходили к хутору. До них было метров триста. Роман уже видел выражения их лиц. Егерь Иван шел спокойно, ружье висело у него за плечами. Но двое его спутников держали оружие на изготовку и прочесывали территорию настороженными взглядами.

– Помоги мне, Аня, – попросил Роман тихо.

Их глаза были на одном уровне, и тела почти соприкасались. Грудь Ганны высоко вздымалась, касаясь на вдохе плеча Романа. От ее дыхания шевелились волосы на его голове.

Она засматривала Роману в самые зрачки, как будто старалась понять, какую тайну он от нее скрывает. Тот – деваться некуда – стойко сносил испытание, не отводя глаз, хотя больше всего ему хотелось смотреть в окно.

Время шло. Люди подходили все ближе.

– Добре, – решилась наконец Ганна.

Она отвела взгляд и на секунду задумалась.

– Иды за мною!

Роман вслед за ней выскочил во двор. Высокий сарай заслонял их от приближающихся людей.

Ганна подбежала к сараю, открыла широкие ворота и толкнула Романа в спину своей мощной рукой.

– Сховайся в сено. И сиды тихо.

– Понял… Спасибо… Со стола убери.

– Та знаю! – огрызнулась Ганна, закрывая ворота.

Прильнув к щели, Роман увидел, что она побежала обратно в дом. Блузка на спине грозно натянулась, рука рванула дверь так, что едва не сорвала с петель. Ну, если Ганна взялась помочь, то не выдаст. Натура она цельная, волевая, такие, если принимают решение, – уже от него не отступают.

Роман быстро осмотрелся. Внизу половину сарая занимало стойло для коров, сбоку был денник для лошади. Наверху – сеновал. К нему вела приставная лестница.

Взлетев по лестнице вверх, Роман полез на четвереньках направо. Сено было прошлогодним, плотно сбитым, и оставалось его не очень-то и много.

Забившись под стреху в самый дальний угол, Роман начал торопливо выкапывать в сене яму. При этом старался на разбрасывать его в сторону. Опытный взгляд сразу поймет, что кто-то здесь недавно порылся.

Невдалеке послышались голоса.

Роман лег в ямку, стараясь шуршать потише, натянул на себя ворох сухого, колючего сена. Полез глубже, до самого настила, производя такие же движения, как червяк, забивающийся в норку.

– Ганно! – послышался зычный окрик.

Роман замер, прижимаясь боком к бревенчатой стене. Слышимость среди этой сухости была такой же отчетливой, как если бы человек стоял рядом.

Вот скрипнули двери.

– Здорово, Ганно, – сказал тот же голос.

– Добрыдень, Иван, – спокойно отозвалась Ганна.

– А мы до тэбе в госты.

– Бачу.

– В дом пустишь?

– Чого пытаешь? Заходите, добрые люды.

Роман поискал щелку, чтобы выглянуть наружу. Но бревна были сложены слишком плотно, какая там щелка. Приходилось полагаться только на слух.

Судя по топоту ног, все трое вошли в дом.

Роман хотел лечь поудобнее, но передумал. А ну как во дворе остался один из пришедших? Учует шорох в сарае и захочет поинтересоваться, кто там шебаршит. А у него – нарезной карабин, и лучше его любопытства не пробуждать.

Единственное, что сделал Роман, это потихоньку достал «вальтер». В его беспомощном донельзя положении ощущение тяжелой ребристой рукояти в руке давало хоть какую-то уверенность.

Потекли минуты ожидания. Главный разговор происходил в доме, и Роману оставалось только гадать, о чем ведут беседу гости с хозяйкой.

Возможно, это действительно были охотники. Устали блуждать по лесу, городские, непривычные, вот егерь и привел их на постой в гостеприимный дом вдовы лесника. Пусть падкие до деревенской экзотики горожане отдохнут в цивильных условиях да побалуются парным молочком. А то и горилкой с борщиком, это вообще наипервейшее удовольствие.

Во дворе было тихо. Роман почувствовал, что начинает потихоньку задыхаться среди пахучей, пыльной массы. Было колко и жарко до невозможности. Израненные руки болезненно зудели, ноги сводило от долгой неподвижности.

Ну, так и есть, охотники. Иначе чего бы они уже минут десять не выходили из дому? Наверное, Ганна вынесла угощение, и гости, договорившись о цене, налегли на ветчину и борщ, на горилку и сало.

Эдак можно до вечера здесь проторчать. А если ребятки на ночлег устроятся? И полезут на этот самый сеновал? Это что же, лежать под ними до самого утра?

Может, не валять дурака и выйти на свет божий? Если в его легенду поверила Ганна, женщина одинокая и подозрительная, то поверит и егерь. Да еще поможет добраться до границы. Они с Ганной добрые знакомые, поди, она уж замолвит за него словечко? Ведь и покормила его, и улыбнулась пару раз довольно ласково. Должно быть, что-то такое испытала к бедному туристу?

Хотя… Слишком доверяться женской улыбке не стоило. Он уже доверился – и вот результат: список потерян, самого едва не сварили, а сейчас он – в крысиной норе, в духоте и полной неизвестности.

Роман рискнул и повернулся. Стало чуть удобнее, но зато прямо в рот полезли клочья сена. Он начал было отгребать его от лица, но в этот миг стукнула дверь – и он снова замер.

– А мо, вин где огородами пролез? – спросил Иван.

– Та ни, Иван, – ответила Ганна. – Мой бы Лыско его бы вбачив[19]19
  Увидел (укр.).


[Закрыть] и зъив.

– Мо вбачыв бы, а мо – и ни, – сказал довольно угрюмо третий голос.