Текст книги "Анархист (СИ)"
Автор книги: Сергей Ежов
Жанры:
Альтернативная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)
Глава 18
На аэродроме Антона встретил майор с авиационными эмблемами на голубых петлицах.
– Пойдёмте, товарищ пассажир, подберём вам лётное снаряжение.
– Зачем? – удивился Антон.
– На большой высоте царит страшный холод, поэтому надо подобрать тёплые вещи: меховые шлем, комбинезон, шлемофон, унты.
Вообще-то Антон мог бы переодеться в свой комбинезон с полным кондиционированием и подачей дыхательной смеси, но… зачем выделяться? Удивится кто-то из членов экипажа или аэродромной команды, сболтнёт при случае, вот и пойдут слухи о человеке, летающем на большой высоте без тёплого снаряжения и кислородного аппарата.
Ненужные слухи.
Комплект утеплённого обмундирования оказался уже готов. Все вещи подобраны по размеру… Хотя какой тут размер! Меховые куртка и штаны нарочно сшиты с запасом, чтобы между телом и одеждой сохранялась воздушная прослойка. А под ними свитер и два комплекта нательного белья. Вся сбруя, включая меховой шлем с шелковым подшлемником, и унты волчьего меха весит не менее двадцати килограммов, попробуй, погуляй в таком! Но с другой стороны, в самолёте придется насколько часов сидеть неподвижно, так что всё разумно.
Эх, скорее бы запустили в серию костюмы с электрическим подогревом, а ещё лучше, самолёты бы начали строить с герметизированными и отапливаемыми кабинами. Ничего! Сейчас мотористы в Москве, Куйбышеве и Ленинграде ваяют газотурбинные двигатели, вернее их авиационную разновидность, турбовинтовые. Отопление самолёта от турбовинтового двигателя элементарно просто: провёл трубочку от первого контура компрессора двигателя в салон, и всё! Компрессор сам накачает в салон чистый горячий воздух, тебе останется только регулировать температуру.
Приятно, что схемы и чертежи двигателя и планера Эмбраер Супер Тукано оказались полезными и помогают как двигателистам, так и авиаконструкторам. Серов говорил, что КБ Поликарпова разрабатывает серию истребителей разного назначения, в полном соответствии с решением, принятом на знаменательном совещании.
За воротами ангара, где переодевался Антон, стоял ожидающий его самолёт на этот раз оказавшийся четырёхмоторным.
Антон в тяжелых меховых вещах, переваливаясь как пингвин, доплёлся до крутой лесенки, что вела во чрево самолёта.
– Помочь, сухопутный друг? – весело спросил его парень лет двадцати пяти, высунувшийся из люка.
– Помоги, добрый человек. – усмехнулся Антон.
Сверху спустился тросик, с широким ремнём на конце.
– Застегните в подмышках, товарищ пассажир.
Антон застегнул ремень на себе, сверху зажужжал моторчик, и его плавно потянуло вверх, в самолётное брюхо. Осталось только переступать ногами на дюралевых ступеньках.
– Спасибо, уважаемый товарищ. – отстегивая ремень поблагодарил Антон – Это у вас, летунов, хорошее новшество внедрено, удобно.
– Нет, товарищ пассажир, лебёдку я сам лично приспособил. Она вообще-то съёмная, я в нескольких местах сделал крепление да электрический разъём, вот и пользуюсь по мере надобности.
– Вот оно как! Так вы у нас рационализатор! За это вам отдельное спасибо.
– Пойдёмте, товарищ пассажир, вас хотел видеть командир корабля.
В кабину, вознесённую на самый верх, Антон весь не уместился, только наполовину втиснулся в люк. Командир и второй пилот сидели на своих местах и чем-то сосредоточенно занимались.
– Здравия желаю, товарищ командир. – вежливо, по местной моде, поприветствовал летуна Антон.
– А, товарищ пассажир! Здравия желаю! – и летчик проявил ответную вежливость.
Второй пилот только кивнул и продолжил заниматься своим делом.
– Значит так, товарищ пассажир: место на время полёта Вам укажет техник Зайцев. После посадки он Вам укажет, как разместиться в контейнере, не опасайтесь, там довольно удобно. Туалет имеется, как им воспользоваться объяснят. При желании можете попросить чай и бутерброды, имеются с колбасой и ветчиной. Разносолов нет, уж извините. Вопросы или пожелания имеются? Нет? Тогда занимайте место, мы взлетаем.
Место пассажира оказалось в небольшом закутке, примыкающем к бомбоотсеку. Довольно удобное кресло с регулируемой спинкой, откидной столик и крохотный иллюминатор с видом на правый ближний двигатель. Как раз он рыкнул, заревел, завыл и раскрутил трёхлопастный винт. Следом заревели остальные моторы, самолёт затрясся и плавно покатился по полю. Остановился на минутку, погазовал каждым мотором по отдельности, на максимуме, взревел всеми четырьмя, да и рванулся вперёд по взлётной полосе, бешено трясясь и подскакивая. Но вот толчки стали реже и реже, вот прекратились совсем, а тряска тут же сократила амплитуду до умеренной вибрации.
Антон устроился удобнее и решил подремать: чем ещё заниматься в дюралевой клетке?
Пробегавший техник его отвлёк словами:
– Через сорок минут я приготовлю чай. Вам подать?
– Да, конечно.
Китовая туша самолета, поднимаясь вверх, пронзила тонкую плёнку облаков и пошла ещё выше, туда, где небо даже в солнечный день не голубое, а чёрное. Впрочем, на максимальную высоту самолёт поднимется над Балтийским морем, но пока можно даже не надевать кислородную маску.
Там внизу, на огромном фронте от Балтийского до Чёрного морей шла ожесточённая борьба наших войск с европейскими полчищами.
Антон пил чай и вспоминал.
Уже в конце сорок первого года, после того как мы разгромили финскую армию и оккупировали Финляндию, остался небольшой фронт у Норвежского моря в районе Тромсё. Там держала оборону наша горнострелковая дивизия с артиллерийским и танковым усилением. В сущности, об этом фронте все забыли, поскольку событий там было крайне мало: стабильный сухопутный фронт и активная война на море, где наши подводные силы и эсминцы боролись с гитлеровскими транспортными конвоями, везущими в Германию железорудный концентрат.
А здесь, на фронте от Балтики до Чёрного моря, борьба шла с нарастающим ожесточением: немцы сделали хитрый идеологический финт, признав поляков условными арийцами, и благодарные панове толпами бросились записываться в Польский легион СС. А тех, кто не записался добровольно, мобилизовали в линейные части Вермахта, где поляки воевали ничуть не хуже чистокровных немцев. По этой причине затея с созданием Войска Польского в СССР была признана неверной, и поляков вернули туда, где им самое место – в лагеря. Но просто пролеживать лагерные нары неправильно, поэтому поляков отправили строить Трансполярную магистраль. Кстати, туда же отправили всех пленных финских солдат и всех бывших и действующих шюцкоровцев: убийство и пытки красноармейцев в минувшую войну, резню восемнадцатого года, когда финны перебили не только своих идейных врагов, но и почти всё русское население Финляндии, им никто не простил. Полякам припомнили зверства во время Польско-Советской войны двадцатого года и бесчинства на границе – с момента провозглашения «независимости» до ликвидации дурацкого образования по имени Польша.
Финляндию удалось выбить из войны довольно быстро: после прорыва блокады Ленинграда, взятия Новгорода и Кингисеппа, высвободившиеся войска перебросили в так и не оставленный Ханко и Выборг, взятый дерзким ночным десантом. Высадившиеся войска двинулись на север и отсекли почти все наличные финско-немецкие войска, образовав приличного размера котёл, который стали непрерывно утюжить артиллерией и авиацией. Наступления наши войска почти не вели, только отбивали окруженцев, пытающихся вырваться из такого неуютного котла. В первую очередь мы уничтожили вражеские склады с вооружением, боеприпасами, топливом и продовольствием, а потом стали методично уничтожать живую силу.
Ранняя зима, морозы и сырой ветер то с Ладоги, то с Финского залива, то от Белого моря. Люди пытаются строить укрытия от холода, греются у костров и самодельных печек. Но в небе по своим участкам ответственности ходят десятки артиллерийских разведчиков, вызывающих огонь на печной и костровой дым. Круглые сутки окруженцев терроризируют кукурузники У-2, ставшие бомбардировщиками, и с чудовищной точностью роняют небольшие бомбы на любую крышу, любой дымок, машину, скопление людей.
И всё это в полном молчании: русские больше не взывают к классовой солидарности, не уговаривают сдаться в плен. Более того: выходящих из лесов тут же помещают в фильтрационный лагерь, и дотошно проводят сортировку: всех, замаранных в убийствах и мучительстве русских помещают в отдельные лагеря – у них пожизненный срок. Честные солдаты и офицеры попадают в другие лагеря: после войны они вернутся домой.
Антон в эти три недели в любое время суток висел в воздухе, наводил огонь на штабы, склады, мосты и колонны снабжения. Взаимодействие с авиацией и артиллерией было налажено отлично, и все без исключения его вылеты были крайне результативны.
Пока шло неспешное уничтожение окруженной группировки, другая часть наших войск неожиданным и стремительным ударом вышла к Хельсинки. Правительство Финляндии пыталось удрать на двух самолётах, но совершенно неожиданно, на глазах сотен свидетелей, самолёты были сбиты истребителями Фиат со шведскими опознавательными знаками. Истребители после атаки тут же ушли в сторону моря, перехватить их не сумели.
Кто организовал эту акцию, так и осталось непонятным. Может быть, это действительно были шведы, заметавшие следы своей военной помощи Финляндии против СССР. Может быть, постарались сами финны, преследуя собственные цели, а может, и немцы так решили отомстить чухне за позорно слитую войну. ВВС Швеции имели на вооружении Фиаты, впрочем, эти самолёты были на вооружении многих стран, а нанести опознавательные знаки совсем нетрудно.
Антон лишь был уверен, что Советский Союз тут был совершенно не при чём: нам это было совершенно не надо, а вот кому понадобилось? Узнаем лет через тридцать, если сохранится интерес.
В Финляндии была провозглашена Советская власть, а Швеция получила ультиматум: либо она прекращает поставки в Германию военных и стратегических материалов, либо будет оккупирована. Шведы поначалу резко ограничили свои связи с Германией, но фашистская агентура не дремала: в Стокгольме произошел государственный переворот, и к власти пришли откровенные фашисты во главе с Мартином Экстрёмом, взявшим курс на всемерное сближение с Германией и обострение отношений с СССР. Впрочем, объявлять войну Советскому Союзу, или провозглашать прекращение политики нейтралитета Швеции они не спешили. Но две дивизии шведских добровольцев с полным комплектом вооружения, разве что форму предоставила Германия, отправились на Восточный фронт.
Мы сделали вид, что не заметили возобновления поставок из Швеции в Германию и активности шведских фашистов, но выводы для себя сделали: придёт время, и неприятель получит по заслугам.
Появились нехорошие сведения об усилении попыток Германии вовлечь на свою сторону Турцию, но хвала небесам, попытки эти были безуспешны. Впрочем, танкеры с топливом и сухогрузы с продовольствием исправно шли из Малой Азии в Европу. Но главное было то, что правительство Турции помнило уроки истории: и как Германия фактически обманом втянула её в Первую Мировую войну, и как Советская Россия помогла ей сохранить собственную государственность. Поэтому Турция не просто сохраняла нейтралитет, но и твёрдо соблюдала положения конвенции Монтрё[1]. Германия и Италия много раз настаивали на возможности провести свои боевые корабли в Чёрное море, но каждый раз получали решительный отказ.
Нет, турецкое правительство вовсе не перешло в стан травоядных, и не записалось в пацифисты, просто турки прекрасно понимают, что чем бы ни закончилась война, ей придётся отвечать за нарушение договора. К тому же, война пошла по совершенно не тому сценарию, о котором говорили немецкие и итальянские эмиссары. Вместо выхода на линию Архангельск-Астрахань, объединённые европейские войска остановились на линии Ленинград-Мариуполь. Потери в европейской армии достигли совершенно недопустимых значений, и особенно среди генералитета. Дошло до того, что появились многочисленные случаи отказа получения генеральского звания среди полковников. Нет, в тылу здоровый карьеризм процветал, а вот на фронте... Кому надо становиться командиром дивизии, чтобы в один отнюдь не прекрасный момент получить в свою машину снаряд или авиабомбу?
Командовать радиостанциями от дивизионного уровня и выше офицеры не то чтобы прямо отказывались, но всеми путями старались избежать. То же происходило и с узлами связи, радарами и подразделениями технической разведки ПВО и артиллерии: они были первыми жертвами при наступлении русских. Возник и никак не преодолевался дефицит в технике дистанционной разведки.
Короче говоря, не только высоколобым аналитикам, но и всем офицерам становилось понятно, как божий день, что война проиграна, разве что случится какое-то невероятное чудо...
Таким чудом должно было стать перемена стороны фронта Великобританией. Армия у неё, считая войска из колоний, довольно значительная по численности, правда, невеликих боевых качеств. Зато флот огромный, да и авиация представляет собой внушительную силу. Советский флот будет сметён с поверхности моря, а приморские города познают ярость главного калибра британских линкоров. Тяжёлые бомбардировщики Британии, под мощным истребительным прикрытием уничтожат все оборонные предприятия в глубине России, и Красной Армии будет попросту нечем воевать. Бомбовые удары уничтожат центры нефтедобычи на Кавказе и в Закавказье, после чего неминуемо встанут все танки, грузовики и самолёты.
Такого допустить нельзя.
[1]Конвенция Монтрё 1936 года – конвенция, восстановившая суверенитет Турции над проливами Босфор и Дарданеллы из Чёрного в Средиземное море, принятая на Конференции о режиме Черноморских проливов, проходившей 22 июня – 21 июля 1936 года в г. Монтрё (Швейцария). При этом Турция обязалась соблюдать принципы международного морского права
Глава 19
Самолёт приземлился, и пока он выруливал на указанную стоянку, техник Зайцев показал Антону тайник, в котором его повезут с аэродрома. Тайником оказался контейнер, выполненный в виде стопки ящиков различного размера, сверху обтянутый сеткой, чтобы стопка не рассыпалась. Сделано было очень достоверно, видимо постарались театральные реквизиторы.
– Значит так, товарищ пассажир: меховую одежду мы с вами снимем, в ней туда не протиснуться, да и будет слишком жарко.
Зайцев, кстати, уже избавился от тяжёлой сбруи и ходил в выцветшем синем лётном комбинезоне.
– Поднимайтесь вот сюда, видите сверху люк? Влезайте, я вас закрою снаружи.
Антон протиснулся в контейнер и уселся на довольно удобное сиденье. Было тесновато, но вполне терпимо, тем более, что ехать с аэродрома до посольства, как уверял Зайцев, не более часа.
Послышалось гудение, это разошлись створки бомболюка. Контейнер закачался и стал опускаться.
– Давай-давай помалу! – послышалось снизу.
– Теперь стоп!
Тут же раздался глуховатый стук – это контейнер встал на место. Послышалось шебаршение: это контейнер крепили в грузовике. Вот раздался шум подъезжающей машины, и властный голос потребовал открыть все ящики для таможенного досмотра.
– Нет сэр, ваше требование приведёт к нарушению международного соглашения о дипломатических грузах, и потому не может быть выполнено. – спокойно ответил ему человек стоящий у машины.
– Соблаговолите объявить, что находится в ящиках, погруженных на грузовой автомобиль. – потребовал первый голос.
– Извольте. В ящиках находятся радиодетали для посольской радиостанции, продовольствие и дипломатическая почта. – ровным голосом ответил второй.
Ответ исключительно честный, в полном соответствии с британской традицией: советский сопровождающий ответил правду о том что в ящиках, а о том, что между ящиками – вопроса не было, значит и ответ не нужен.
– Пропустить. – скомандовал первый.
Минута, и грузовик тронулся. Следом за ним, судя по звуку мотора, двинулся большой легковой автомобиль. Дорога оказалась ровной, неторопливо едущий грузовик почти не трясло, и Антон, задремал было, но сон смахнуло видение: на потолке контейнера появилось довольно чёткое изображение придорожных деревьев и столбов. Деревья двигались, покачивались и исчезали за краем своеобразного экрана в тени. Оглянулся. Ага! Изображение идёт вон из той щели. Никаких чудес: эффект камеры обскуры. А для Антона неплохое развлечение в скучной коробке: вот въехали в город, замелькали дома, палисадники и прочие приметы пригорода. Потом дома стали повыше, солиднее, значит въехали в совсем уж фешенебельную часть города. Не останавливаясь, машины завернули в заранее распахнутые ворота, и грузовик въехал в гараж.
Тени на потолке тайника померкли, наступила темнота, лишь снаружи через щель пробивался слабый отблеск. Крышка открылась, в люк заглянул мужчина:
– Выбирайтесь, товарищ Кравченко. Я Иванов, буду помогать Вам до отъезда.
«Надо полагать, что меня залегендировали под именем Кравченко. Впрочем, какая разница?» – подумал Антон и полез наверх.
– До вечера побудете здесь, товарищ Кравченко, имеется комната отдыха и все удобства, а в девятнадцать часов машина посла отвезёт Вас на базу отдыха. – сообщил ему Иванов, коренастый жилистый мужчина с незапоминающимся лицом.
– Хорошо.
– Имеются какие-то пожелания?
– Нет-нет. Разве что… Нужно кому-то сообщить о прибытии?
– Все, кто допущен к информации о Вашем приезде, уже в курсе. Остальным знать необязательно.
– Исключительно верная позиция.
Действительно: посольства, это не только крыша для своих разведчиков, но и точка притяжения для чужих шпионов. Мало ли кто увидит постороннего да сообщит своим кураторам, а те, сопоставив с донесениями других агентов, могут прийти к совсем ненужным для нас выводам.
Комната отдыха была небольшой, но довольно уютной. Единственное окно, выходящее на двор, закрыто плотными шторами, в углу этажерка с книгами на русском, английском и немецком языке. Стены выкрашены в приятный светло-зелёный цвет, висят три симпатичных пейзажа, на потолке абажур в вышитыми драконами. Стол, шесть стульев, в дальнем углу пара кресел с шахматным столиком между ними. Антон уселся в кресло и осмотрел неоконченную кем-то партию: ситуация на доске выглядела очень напряжённой, было бы интересно посмотреть за завершением этого поединка.
– У вас тут серьёзные игроки. – улыбнулся Антон – Хотел бы я посмотреть окончание турнира.
– О, этот турнир мы с коллегой ведём уже пятнадцать лет! – Иванов заулыбался и уселся в кресло, напротив. – До Алехина нам далеко, но кое-что мы умеем. Может быть, товарищ Кравченко, Вы желаете отобедать?
– Да, было бы недурно, всё-таки полёт был очень длительный, а я только попил чаю, да перехватил пару бутербродов.
– Сейчас организую.
Спустя десять минут Иванов лично сервировал обед на столе:
– Приятного аппетита, товарищ Кравченко, а я схожу, прогуляюсь.
После обеда Антон взял томик стихотворений Пушкина на английском языке и уселся в кресло, да там и задремал.
– Товарищ Кравченко, нам пора! – коснулся его плеча Иванов – Машина готова, пора ехать.
– Хорошо. А вот любопытно, товарищ Иванов, я читал, что в Англии введено жёсткое нормирование продуктов, однако обед Вы мне подали довольно-таки обильный.
– Продукты питания нам завозят из Союза. В Англии мы покупаем только зелень и молоко. Но скоро мы и от молока откажемся: на базе отдыха мы завели молочно-товарную ферму, скоро надой собственных коров покроет все наши потребности.
– Ну тогда заведите грядки для зелени. – посоветовал Антон – Наверняка найдутся желающие возиться с посадками.
– А это хорошая мысль, сообщу руководству.
Огромный лимузин уже стоял в гараже, Антон уселся на заднее сиденье, рядом устроился Иванов. Шторки на окнах задернуты от посторонних взглядов. От желания остановить и осмотреть машину защищают красный флажок на радиаторе и дипломатический номер.
Спустя два часа неторопливой езды машина въехала в очередной гараж, где ожидала дама средних лет, очень сурового вида.
– Здравствуйте, товарищ Кравченко. – весьма официально сказала она – Я Белла Равикович, мне поручили передать Вам этот пакет.
– От кого пакет?
– Пакет просил передать товарищ Флаксерман, третий секретарь посольства.
Антон оглянулся на Иванова, стоящего справа, у того в глазах стоял такой же вопрос: откуда какой-то занюханный третий секретарь знает о прибытии человека, о котором в посольстве извещены только два человека – он и посол?
– Ну, давайте ваш пакет, уважаемая.
И взял пакет из рук дамы.
– Товарищ Флаксерман просил сразу дать ответ.
– Ответ будет, но позднее. К сожалению, я не располагаю временем. – сухо ответил Антон.
Дама удивлённо глянула на Антона, на Иванова, явно не понимая, как же можно так наплевательски реагировать на просьбы самого товарища Флаксермана.
– Вы свободны, товарищ Равикович. – сухо произнёс Иванов, и дама удалилась.
– Что там, в пакете? – сам себя спросил Антон и сам себе ответил – А вот сейчас и узнаем, только проверим содержимое на безопасность.
Щуп диагноста проколол пакет и нырнул внутрь...
– Понятно. – вздохнул Антон – Старые штучки с ядом. Товарищ Иванов, у Вас есть кожаные, а лучше резиновые перчатки?
– Есть, а что?
– Вот Вам пакет, в нём яд, причём очень сильный. На пакете, кстати, его тоже немало. Посыльную быстренько доставьте сюда, она всё равно меня видела, буду ей проводить детоксикацию.
– Сию минуту.
Иванов натянул перчатки, принял пакет, и положил его в прорезиненный мешок с металлическим горлом, кажется, такие использовались для перевозки важных документов. Вышел за дверь и спустя минуту вернулся, ведя с собой Равикович. Дама выглядела уже не так величественно, ей было явно нехорошо: бледное лицо, синеватые виски, губы в синюшной окантовке.
– Садитесь на стул, гражданка Равикович, будем вас лечить.
– Лечить? От чего?
– Вы отравлены пакетом, который передали мне. Как Вы себя чувствуете?
– Мне дурно, кружится голова, подташнивает. А ещё сердце сжимается.
– Ясно. Сейчас приклею Вам специальный пластырь, который нейтрализует действие яда. Вы разрешаете?
– Конечно, разрешаю! Но как же так? Ефим Самуилович такой приятный мужчина...
Антон приклеил пластырь на шею даме и указал в угол:
– Присядьте на стул, скоро Вам станет легче. Выпейте воды. Если будут позывы в туалет, не терпите, облегчайтесь. Ясно?
Иванов внимательно наблюдал за происходящим. Отведя Антона чуточку в сторону, он спросил:
– Будет жива эта клуша?
– Всё в порядке, не беспокойтесь.
– Извините, что не спросил сразу: Вы-то сами не пострадаете от яда?
– Не пострадаю, на мне перчатки, только их практически не видно.
– Слава богу! – с видимым облегчением вздохнул Иванов – Я сейчас дам команду на арест Флаксермана и всех, на кого он покажет. Вы, если что, справитесь с Равикович?
– Не волнуйтесь, если что, я её мгновенно усыплю.
Иванов выскочил за двери, видимо там имелся телефон: сразу послышался невнятный бубнёж, а в конце резкое: «Исполнять»!
– Как только Флаксерман будет взят, мне доложат по телефону. – буркнул Иванов вернувшись – Какие-то вопросы имеются, товарищ Кравченко?
– Думаю, что мне проще и безопаснее оставшееся время провести в воздухе. – решил Антон – Сюда я возвращаться не буду, о своем возвращении руководству доложу сам. Вы же, о моём вылете по средствам связи доложите руководству не ранее следующего вечера, и без указания времени моего вылета.
– Вы подозреваете...
– Я уверен, что телефоны прослушиваются, а радио под контролем противника. Проверьте это утверждение своими силами и средствами, наверняка вам следует сменить шифры и коды на защиту следующего поколения. Впрочем, я только могу дать рекомендацию, решение за вами. Теперь о деле: не знаю, как залегендирован мой приезд, рекомендую слить информацию, что я привёз личное сообщение и большую сумму денег здешнему резиденту, сам отправился в Шотландию, а конечная точка маршрута неизвестна. Товарищу Берия я доведу эту версию.
Иванов молча кивнул. Было видно, что рейтинг Антона в его глазах разом подскочил на несколько десятков пунктов.
– Добро, так и поступим.
– А теперь проводите меня на защищенное от наблюдения место. Мне нужна полоса шириной метров десять и длиной пятнадцать, без высоких деревьев в направлении взлёта.
– Такое место есть, боковая аллея выходит на Большой пруд. С противоположной стороны высажен густой кустарник, постоянных постов наблюдения англичане там не держат.
– Вы уверены, что сейчас наблюдения нет?
– Абсолютно уверен. С утра местность прочесали, сейчас прилегающая территория под контролем надёжных товарищей.
– В таком случае, пойдёмте!
Взлетев, Антон круто ушел вверх, в низко плывущее облако, в тумане резко изменил направление и спрятался в другом облаке, постоянно наращивая высоту. Радары этого времени не видят неметаллические предметы, но кто его знает, может именно в этот момент, именно этот сектор в мощный бинокль осматривает какой-то наблюдатель? Англичане большие доки в части как шпионажа, так и в части защиты своих тайн. Опаска не помешает.
Ночь он провёл на безлюдном островке в эстуарии Темзы. Густые заросли тростника со всех сторон, без малейших просветов, окружали лысый бугор десяти метров в диаметре, с одинокой развесистой ивой, под которой он и заночевал. Ночью он слышал, как над рекой регулярно пролетают самолёты-разведчики, а по реке проходят патрульные катера. Да, противодиверсионная служба здесь поставлена на высочайшем уровне.
Утром Антон умылся, позавтракал и счастливо бездельничал вплоть до появления над французским берегом ударной группы Люфтваффе.
Что же, пора и поработать, тем более, что погода исключительно благоприятная для него: сплошная низкая облачность с редкими просветами, то и дело начинается мелкий дождь. Под прикрытием дождя лебедь оторвался от земли и тут же нырнул в облако.
На связь с группой немецких бомбардировщиков Антон вышел, когда те были над серединой пролива и обменялся паролями с командиром группы.
– Какую вы сможете набрать максимальную высоту? – спросил он у ведущего.
– Восемь тысяч метров. Можно и выше, но не у всех пилотов достаточный класс для этого.
– Восьми тысяч хватит с избытком. – успокоил Антон – Поднимайтесь, на высоте снизьте скорость до безопасного минимума, и когда достигнем центра Лондона, каждый из вас будет производить бомбометание согласно моим указаниям. Всем ясно?
Пять голосов подтвердили прием.
Летящие на большой высоте самолёты англичане приняли за разведчиков, и не стали их ни обстреливать, ни поднимать истребители, но воздушную тревогу объявили.
Это хорошо, всё пройдёт в полигонных условиях.
Сирены воздушной тревоги завыли в Лондоне ровно в полдень. В зал, где проходило совместное заседание палат парламента Великобритании и правительства, вошел упитанный, чрезвычайно важный господин в богато расшитой ливрее, и провозгласил:
– Лорд спикер, вынужден сообщить, что авиация гуннов приближается к Парламенту с недобрыми намерениями. В сем прискорбном случае высокочтимому собранию рекомендовано перенести свою деятельность в комфортабельное блиндированное укрытие.
Парламентарии и министры, без промедления, но и без несолидной поспешности, двинулись по специально построенной широкой и удобной лестнице из зала заседаний в бомбоубежище.
В своё бомбоубежище спустилась и королевская семья, а в третье убежище спустился вместе с небольшой свитой король, который собирался на предстоящем заседании объявить о прекращении союзнических отношений с Советским Союзом и объявлении ему войны. Пока парламентарии оставались в неведении: эта новость являлась самым охраняемым секретом Соединенного Королевства последних недель.
Но встретиться в одном зале, им было не суждено: бомбоубежища королевской семьи, Парламента, СИС, Департамента армии и Адмиралтейского комитета были поражены тяжёлыми бомбами с заоблачной высоты. Никто из находившихся в убежищах людей не выжил: кованая сталь корпуса бомбы пробила трёхметровое бетонное перекрытие, а почти четверть тонны взрывчатки не оставили ни малейшей надежды не то что на жизнь, а даже на надёжную идентификацию того немногого, что осталось от находившихся в убежищах людей.
* * *
Бомбардировщики после удачного вылета отправились на родной аэродром. Члены экипажей предвкушали поздравления и награды, однако были весьма огорошены: во время торжественного ужина, когда командир авиаполка произносил заздравный тост в честь победителей, в офицерский клуб явились чины гестапо, предъявили должным образом оформленные документы, и арестовали не только участников боевого вылета, но и всё руководство полка. Такие же аресты прошли во всех штабах вверх по подчиненности, вплоть до Министерства Авиации. Гитлер требовал выяснить: кто отдал приказ на уничтожение всей британской верхушки в тот момент, когда она уже была готова встать в одном строю с Германией против русских.
Но ответа не было: генералы Коллер и Ешоннек резонно указывали на тот простой факт, что запрет бомбить правительственные учреждения Лондона до их сведения никто не доводил. Остальные авиаторы просто исполняли должным образом сформулированный, зафиксированный на бумаге и чётко отданный приказ. Что касается сверхъестественной меткости, когда пять бомб, управляемых неизвестными устройствами, поразили пять сооружений высокой степени защищенности, то ей особо не удивились: русские уже два года демонстрировали подобную точность. Почему бы и немецкому инженеру не создать прибор подобный тому, что был создан русскими?
Тут же возникла идея начать серийное производство приборов управления, так хорошо показавших себя в деле, и с их помощью переломить ход так неудачно идущей войны. Но воспроизвести приборы управления не удалось: инженер Геншер ещё в полёте, увидев выдающийся результат работы своих приборов, от восторга испытал шок и умер вследствие кровоизлияния в мозг. Попытка вскрыть сейф, в котором хранились чертежи и вообще все результаты работы Геншера за последние пять лет, привела к активации семи термитных шашек, которые уничтожили все бумаги и все приборы, находящиеся в сейфе. Остались лишь пепел, да покоробленные от огромной температуры стальные коробки приборов, а в них оплавленные кусочки меди, стекла и начинки электронных ламп.
Всем было известно, что Геншер параноик, потому никто и не удивился последней выходке, приведшей к уничтожению всего наследия этого, безусловно, гениального инженера.
В общем, всё списали на Её Величество Случайность.
Эмиссары Гитлера вышли на первых в очереди наследников британского трона – губернаторов Канады и Австралии, в надежде заключить мир, но не вполне удачно: Александр Кембридж, генерал-губернатор Канады пошел было навстречу, но скоропостижная смерть остановила его: вечером 15 октября 1943 года Александр Огастес Фредерик Уильям Альфред Джордж Кембридж почувствовал себя плохо и к утру скончался.








