Текст книги "Кризис и другие"

Автор книги: Сергей Кургинян

№28. 19.08.09 «Завтра» No: 34

Но что может предложить академический оппонент, для которого моя аналитика слишком близка к конспирологии? Концепцию, согласно которой по одну сторону баррикад находятся хорошие (или плохие) диссиденты, а по другую сторону – плохие (или хорошие) блюстители государственной безопасности?

Эта концепция превращается в жалкий фарс при первом соприкосновении с корректными и неопровержимыми данными.

Что же касается конспиролога, противопоставляющего моим рефлексиям свои прямые ответы на проклятый вопрос о НИХ, то те же корректные и неопровержимые данные, к рассмотрению коих перехожу, делают его концепцию столь же несостоятельной.

Чтобы перейти к этим данным, надо нить потянуть – от настоящего к прошлому.

Кто до Белковского наделял Россию-Мать омерзительными свойствами, сходными со свойствами Капитолины Ивановны? А. Д. Синявский ("Россия -Мать, Россия – Сука"). Кто до Белковского смачно рассуждал о необходимости ампутировать кавказскую гангрену во имя исправления "Суки-Матери"? М. В. Розанова, чьи рассуждения на эту тему я намерен развернуто процитировать и основательно обсудить.

Есть ли нить, тянущаяся от новодела Белковского к той давней "сучьей" образности и выводимым из нее сепаратистским рецептам? Есть! И дело не в том, работал ли когда-то в журнале "Синтаксис", издаваемом М. В. Розановой, автор мною обсужденного новодела. Не надо проявлять пристрастие к неочевидным фактурам. Давайте лучше очевидное обсудим как следует!

М. В. Розанова – супруга и соратница А. Д. Синявского. Того самого, который, ставши Абрамом Терцем… Стоп! Для ясности введем разграничение "свой" – "чужой". Кто в рамках этого разграничения Синявский? Он – православный русский человек. Не имеющий никакого отношения к еврейскому народу. Абсолютно чуждый этому народу как этнически, так и конфессионально. Да и сословно тоже. Родословная-то, как-никак, дворянская. "Из сызранских дворян-с", как говаривали в старые добрые времена. То есть он "свой", не так ли?

Живет этот "свой" – и ни в чем себе не отказывает. Работает не истопником, а на ниве, вполне сопричастной идеологии (Институт мировой литературы АН СССР в шестидесятые годы XX века деидеологизированной организацией никоим образом не был). Итак, он работает в ИМЛИ… Является (добиваться этого надо было!) членом Союза писателей, в уставе которого – верность соцреализу значится. Сочетаемо ли это с подчеркиваемой резко более, чем это предполагали нормы эпохи, православной религиозностью? Трудно сочетаемо… Но – сочетаемо! В любом случае, это никак не противоречит понятию "свой", и даже наоборот.

А вот потом – хлобысть! – этот "свой" берет себе "чужой" псевдоним… Абрам Терц! Взявши этот псевдоним, он начинает – под этим псевдонимом, не абы как – осуществлять разные "шалости". Тут тебе и "Россия – Мать, Россия – Сука"… И представление Пушкина (как-никак святая святых отечественной культуры) в качестве монстра. Мол, потому и культура столь монструозна, что родоначальник – монстр.

Вам всё это не кажется странным? Налицо, помимо прочего, мистификация с целью разжигания антисемитизма! Скажут: "Что, нет евреев, выражающихся похлеще Синявского?". Отвечаю. Есть. Хотя и другие есть. У меня, к примеру, много знакомых евреев, как живущих в России, так и уехавших в Израиль, которые не только сами Россию "сукой" не назовут, но и того, кто при них так выразится, взгреют за милую душу. Но и других евреев хватает… Которые дадут сто очков вперёд любому Синявскому… Они и "сукой" Россию назовут, и что-нибудь похлеще соорудят… Но чем хлеще и разнузданнее будут ими сооружаемые эпитеты, тем с меньшей вероятностью в соседстве с эпитетами будет существовать слово "мать" вообще, и с большой буквы – в особенности.

И ведь понятно почему, не правда ли? Потому что разнузданность в подобных случаях наращивается параллельно с обретением другой идентичности. Той, в которой уже не Россия "Мать", а Земля Обетованная. То же самое и с культурой. Параллельно с исходом из культуры, именуемой "монструозной", осуществляется "прилепление" к другой культуре. И потому та, которая проклинается в качестве монструозной, уже не является для исходящего из нее проклинателя – безальтернативной средой собственного духовного существования.

А вот так, чтобы и гадостью культуру собственную считать, и в ней безраздельно обретаться… Так, чтобы и "Мать", и "Сука"…

Как это ни назови…

Хоть "смердяковщиной"…

Хоть "нутряным самоотрицанием"…

Хоть "странным социокультурным феноменом"…

Хоть "аномальным цивилизационным аттрактором"…

Хоть "полюсом цивилизационного самоотрицания"…

Хоть "историко-культурным танатосом"…

Одно ясно – что лишь "своё" с собой в такие отношения вступать может. Да, специфическое "своё", но "своё". Причем такое "своё", что дальше некуда. Чтобы плоть от плоти – и не иначе. Всё же хоть сколько-нибудь чужое может лишь (коль скоро оно враждебно, а это не обязательно) этому аплодировать… Им специфически любоваться… Его поощрять… Ему подражать… Но и не более того.

В чем нищета теории еврейского заговора (она же конспирология)? В том, что Синявский в этой теории предстает, как натуральный Абрам Терц. В том, что издевка не ощущается. Та, про которую герой "Записок из подполья" говорит: "Внутри насмешка шевелится". "Сердце гадит", – добавляет он, дабы не оставалось сомнений по поводу того, какая именно насмешка внутри шевелится. Вся суть-то, ускользающая от конспиролога, – в этой пакостной глумливой насмешке. Которую и юродством-то не назовешь – ибо язык не поворачивается.

Внутри подобного – есть место многому и многим.

А. Д. Синявскому, назвавшему Россию и "Сукой", и "Матерью".

А. Н. Яковлеву с его "ломкой хребта".

Вчерашним разваливателям СССР как нерусского государства.

Нынешним и будущим разваливателям РФ как опять-таки нерусского государства.

Обнаружителям "нерусской скверности" своей истории, терзающей их "русскость" в течение всего романовского периода, особливо же после Петра Великого.

Обнаружителям этой же "нерусской скверности", терзающей их русскость аж с эпохи Ивана III.

"Всё это" ну уж никак не сходит на нет! И потому указывать на наличие "всего этого" – абсолютно необходимо. А то, не ровен час, объявятся еще и ревнители геноцида народа своего (своего, опять-таки, не чужого!), которые отрекомендуются в качестве какой-нибудь "русской партии"… А то и "русского Ордена"…

Понять "всё это" надо! Не негодовать по поводу рассматриваемого феномена, а постигать его и впрямь загадочную природу! В чём-то обусловленную ненавистью к любой имперскости ("ох, тяжела ты, ноша! слишком уж тяжела!")… А в чём-то…

Впрочем, не будем забегать вперед. Зафиксируем лишь, что ни академическая политология, ни конспирология не могут нам помочь в раскрытии природы данного феномена (он же – "превращение", по Гегелю). Что налицо не просто частные сбои алгоритмов, предлагаемых "академишн" и конспирологами, а беспощадное обнажение их парадигмальной несостоятельности. "Академишн" – те и не замахиваются на разъяснение подобного. А конспирологи – замахиваются… И бьют даже не просто мимо цели, а по себе самим.

"Видит око, да ум неймёт"… Видят конспирологи, что есть некое "ОНИ", жаждущее смерти России… А ответить на вопрос о содержании им явленного – не могут. Могут же – лишь подменить ответ на такой вопрос комическими кликушествами. До сих пор ведь есть авторитетные чудаки, полагающие ("на потеху всему свету"), что Синявский и впрямь еврей. И потому лишь им было сказано нечто из ряда вон выходящее и про Россию, и про Пушкина. Но в том-то и дело, что не потому это было сказано! А по совершенно другой, гораздо более зловещей и масштабной, причине. Никак не укладывающейся в конспирологические заполошные прописи.

ОН – не как "чужой" сказал, что Россия – и "Мать", и "Сука", а как "особый свой". Как "свой", для которого всё своё – и ненавидимо, и презираемо. Но, вдобавок к этому, исход из "своего" – невозможен. Некуда исходить! Других корней нет, а те, что есть – "сучьи". Другой культуры нет, а та, что есть – "монструозная".

Любой "чужой", сколь бы яростным вашим врагом он ни был, обусловлен любовью к чему-то своему. Что из этого вытекает? С политической точки зрения – очень и очень многое. Раз этот "чужой", люто ненавидя вашу страну, любит свою, то он не захочет, например, чтобы в ядерном пожаре сгорела и ваша страна, и его, и весь мир. На этом, между прочим, и построена вся концепция "взаимного сдерживания".

Но и это не всё. Раз этот "чужой", ненавидя вашу страну, любит свою, то, любя свою страну, он (лютый враг ваш), через эту любовь, выходит на всё сразу… На Бога… На Историю… На Человечество… И, опять-таки, возникает (не всегда, но чаще всего) какое-то пространство для какого-то диалога.

А вот "особый свой" ничего не любит. Он только ненавидит. Ни на Бога, ни на Историю, ни на Человечество он выйти не может. Нет того, через что на это выходить надо. Лютый холод одиночества на Бога выведет? Полно! Это не тот холод. И не туда он выведет.

Что я описываю? Того постчеловека, которого вознамерился создать политический, да и культурный, постмодернизм. "Особый свой" – это и есть постчеловек в подлинном смысле слова. То есть существо, прозябающее на смердящей всемирной постисторической свалке. Существо, дышащее не кислородом любви, а смрадом всеобщего разложения. И потому обреченное это разложение не только обеспечивать, но и наращивать.

Как влезть в эту шкуру? Как представить себе это не только умственно, но и чувственно? Представьте себе некоего Штирлица, всю жизнь живущего на нелегальном положении и не имеющего, в отличие от Штирлица из фильма, связи с Центром. Штирлица, не способного, в отличие от героя фильма, мысленно петь песни своей любимой страны, справлять тайком ее праздники и так далее. И знающего, что так будет до смертного часа. Представили себе это? Что ж, тогда от темы "постчеловеческая элита" можно перейти к теме "спецэлита".

В 1983 году в Париже выходит книга А. Д. Синявского "Спокойной ночи". В книге автор фривольно, но абсолютно внятно повествует о том, что он не кустарь-одиночка, а человек, с давних пор ведомый спецэлитой (работниками КГБ СССР).

Хотите – почитайте книгу. Хотите – ознакомьтесь с длинными выдержками из нее, которые я привел пятнадцать лет назад в статье "Россия и ее Зазеркалье" (журнал "Россия – XXI", # 4-5 за 1994 год). А хотите – просто поверьте на слово, что, написав книгу "Спокойной ночи", А. Д. Синявский обрёк специалистов по теории элит на неспокойные ночи. Заполненные разного рода недоуменными вопрошаниями, адресованными не автору книги (с него в этом случае "взятки гладки"), а спецэлитной группе, которая, по признанию автора, его вела. Куда вела? Зачем вела? На паях с кем?

Процесс Синявского – Даниэля (1966 год, аккурат посередке между отстранением Хрущева и вводом войск в Чехословакию) сыграл огромную роль в формировании нового губительного климата, именуемого "застоем". Губительность этого климата (социальная апатия, отпадение интеллигенции от системы, строя, идеологии и т. д.) понимали все. И что же получается? Что некая спецэлита, причем отечественная, ведя Синявского, содействовала формированию этого губительного климата? С каким прицелом? "Перестроечным"? Или уже тогда – с прицелом на "жизнь после России"? Если так, то к рефлексии на тему о недопустимости существования политика отдельно от процесса, который, видите ли, "пошёл", нужно добавить спецрефлексию, спросив: "Процесс пошёл, или спецпроцесс запустили?"

И, главное, зачем запустили? За что сие "Суке-Матушке"? Не за ее ли "красные похождения"? Не за них ли карает "Матушку" невидимая мстящая длань присягу принимавших, / в парткомах заседавших, / процессы запускавших, / "застой" сооружавших… и ненавидевших… ненавидевших. Причем не просто ненавидевших, а именно на почве этой ненависти (ее – и только ее) налаживавших отношения с теми "особыми своими", кто так же ненавидел, проживая в США, Франции, Германии и так далее.

Но тогда мы имеем дело не с политикой как таковой, а с политической метафизикой. И понятно, какой именно. Метафизикой самоотрицания и абсолютного безлюбия.

Понятно также, что тогда речь идет о жертвоприношении. При котором прошедшая точку невозврата "Сука" (она же – Капитолина Ивановна) возлагается на алтарь какого-то общемирового процесса.

КАКОГО? Против кого заточенного? Ведь не против "красных" как таковых и согрешившей с оными "Матушки"? Так против кого же?

Только задав этот вопрос, я имею право перейти к очень длинной цитате из статьи Марии Розановой "Кавказская пленница. Таковой, увязнув в Чечне, постепенно становится Россия" ("Независимая газета", 11.05.2001). Оставив при этом за собой право на очень сжатые комментарии. И попросив читателя не удивляться длине цитаты, не пробегать ее вполглаза, а читать очень медленно и внимательно. Обращая внимание на всё – и на весьма нетривиальную информацию, и на применяемый метод, и на нюансы стиля. Последнее тоже немаловажно.

"Все знают – очень плохой товарищ Сталин выселил целые народы, ни в чем не повинные народы с чадами и домочадцами, с малыми детьми и глубокими стариками, переселил их в голодные степи, и сколько их погибло от голода и холода…

Но вот вопрос – почему одни народы выселили, а другие народы остались на своей земле? (…) Ответ пришел совершенно неожиданно из недр одной из моих профессий. Дело в том, что много лет я печатала свой журнал «Синтаксис» в собственной типографии, которая, кроме синтаксических изделий, еще брала заказы на печать у разных лиц и организаций. И вот однажды звонит мне новый клиент и просит приехать к нему, чтобы обсудить большой типографский проект. Я, говорит, старый, мне, говорит, самому приехать трудно. Приезжаю. И попадаю в чудесный дом отставного профессора Беннигсена, специалиста по мусульманским странам, сына известного путешественника и этнографа (см. «Легенды и сказки Центральной Азии, собранные графом А. П. Беннигсеном», СПб, 1912), который предлагает мне принять заказ от Society for Central Asian Studies (Оксфорд) на переиздание серии книг о мусульманах в России и просит сделать смету на первую книжку. Но как только я делаю предварительные подсчеты, происходит нечто невероятное: клиент вместо того, чтобы скривиться и хотя бы намекнуть на то, что «дороговато», как поступают обычно заказчики, вдруг говорит: «Марь Васильна, а не мало ли вы берете? Ваша работа должна стоить гораздо больше!» Я удивилась, но отказываться не стала, а когда книга была кончена печатью, за ней приехал из Оксфорда сам руководитель азиатского Society – роскошный американец Э. Уимбуш, в прошлом студент Беннигсена в университете города Чикаго.

Потом я напечатала вторую книгу, третью, а на четвертой американец спросил, не предпочла бы я получать деньги за работу не банковским чеком, а наличными. На этой фразе все стало на свои места – я достаточно хорошо знала, что «черным налом» на Западе платят только спецслужбы".

Тон, согласитесь, неподражаемый. "Берём черным налом у роскошного клиента". За что? За русскую кровь, которая польётся рекою?.. От Ташкента до Баку, от Грозного до Казани. Берём – по скольку за гектолитр? "Чёрным налом"… Тут тебе и нарушение норм приличия ("контакт со спецслужбами? фи!"), и несоблюдение жанра ("взялся проводить спецоперации – молчи в тряпочку"), и лихость, шокирующая западного законопослушного человека ("скажешь про чёрный нал – к тебе налоговый инспектор заявится"). Но Марь Васильне – хоть бы хны. Она и чёрный нал берёт, понимая от кого и за что, и публично отчитывается за проделанную работу и… читает нам мораль по полной программе. Для затравки заслушаем отчёт Марь Васильны:

"Всего из моей типографии вышло двадцать книг: «Туркестан – колония», «Казахи о русских до 1917 года», «Восстание казахов и киргизов в 1916 году», «Три имама» и еще шестнадцать. Они никогда не поступали в книжные магазины. В университетских библиотеках Европы и Америки их тоже нет. Все тиражи шли в наши республики, а прекрасный американец пошел на повышение: стал директором Радиостанции «Свобода»…

А когда мы подружились с Беннигсеном, который был научным руководителем серии, он мне поведал, что в основе этого издательского проекта лежала его докладная записка в ЦРУ, где он доказывал (и убедил!), что справиться с советской властью и российским коммунизмом можно только мусульманскими руками, и как поэтому важно напоминать мусульманским народам про наши русские порабощения, и как они с нами, русскими, всегда сражались за свою юго-восточную свободу".

Дальше подробно описывается, как исследователи, отрекомендованные Марь Васильне А. Беннигсеном (Ю. Лайонс, Б. Николаевский) замеряли потенциал именно антирусских, а не антисоветских настроений. Приводится описание резни, которую устроили русским – да, да, подчёркивается, именно русским – крымские татары в ходе Великой Отечественной войны. Обсуждается, вырезали татары семьдесят тысяч русских (данные Б. Николаевского) или только пятьдесят тысяч (данные А. Пятигорского). И задается вопрос в духе "Россия – Сука" (или "Россия – Капитолина Ивановна"): «А может быть, Крым – это случайность? И другим народам мы не столь отвратительны?»

Отвратительны… Ядовитое, кровавое слово. Сказал "отвратительны" ("Сука", "Капитолина Ивановна") – сгоношил резню. Далее выясняется, что не только крымским татарам мы отвратительны. Смакуется описание А. Приставкиным ("Ночевала тучка золотая") садистского убийства чеченцами русского ребенка Сашки. Затем к авторитету Приставкина добавляется авторитет Синявского. Цитируются его записные книжки: "В лагере у меня был разговор с мусульманином.. ..Для него равнозначны такие понятия, как «русские», «большевики», «христиане» и «европейцы». Я пытаюсь ему растолковать, что между большевиками и христианами нет ничего общего. Но с его точки зрения это одно и то же: завоеватели, обманщики, убийцы, насильники… Но как же Евангелие? Однако это для него не довод. Христиане не придерживаются Евангелия, говорит он. Вот мы, мусульмане, придерживаемся Корана и живем по правде. А Евангелие для христиан-русских-большевиков-европейцев только обман. (…) Идеальный порядок для него, идеальное государство помимо собственного народа, это Арабский Халифат. И даже татаро-монгольское нашествие представляется ему в каком-то идеальном свете. А именно: маленькая кучка благородных рыцарей безо всяких жестокостей, ради справедливости, завоевала громадную, трусливую и зверскую Русь. И жаль, что не завоевала Европу… Я просто ушам своим не верил. Но это был действительно очень честный, добрый и умный человек. Просто Россия, соединяя в себе в его глазах христианство, большевизм и Европу, принесла слишком много несчастий его маленькому народу…"

Оплакав маленький народ, мечтающий о большом халифате (а значит, и большой – конечно, очень "благородной" – резне русских), Марь Васильна берёт быка за рога и спрашивает: "Но и в самом деле – а кому из завоеванных нами, русскими, народов мы принесли счастье?"

Отметьте, все время говорится "НАМИ, русскими"! Что это "НАМИ" – ключевой код осуществляемого проекта. Что касается того, принесли ли русские счастье… Примерьте это на других. Ханьцы принесли счастье маньчжурам? Маньчжуры – ханьцам? Арийцы – дравидам? Париж принёс счастье Вандее или Лиону? До прихода русских Кавказ был обителью всеобщего счастья? Османская и Персидская империи приносили на Кавказ только счастье? Сами кавказские народы несли друг другу одно лишь счастье? Понимаю, что для Марь Васильны народы СССР, объединившись, обрели не счастье, а коммунистическую жуть. Но неужели освобождение всех народов от фашизма, особливо же народов, предназначенных фашистами к уничтожению, не было для этих народов счастьем? Вместо ответов на подобные, казалось бы столь естественные, вопросы М. Розанова выискивает цитату из Волошина:

 
"За полтораста лет – с Екатерины –
Мы вытоптали мусульманский рай,
Свели леса, размыкали руины,
Разграбили и разорили край.
Осиротелые зияют сакли,
По скатам выкорчеваны сады,
Народ ушел, источники иссякли.
Нет в море рыб, в фонтанах нет воды".
 

Поскольку М. Розановой в 2001 году, когда она написала эту статью, добраться надо отнюдь не до большевистского горла, то она подчёркивает, что хотя стихотворение написано Волошиным в 1926 году, «но это не про большевиков», а про русских. И завершает нужную ей цитату:

 
"Здесь, в этих складках моря и земли,
Людских культур не просыхала плесень.
Простор столетий был для жизни тесен,
Покуда мы – Россия – не пришли".
 

Целостность культуры обеспечивается синтезом ее противоположностей – самоутверждения (тезиса) и самоотрицания (антитезиса). Постмодернизм призван убить синтез и развалить целостность на самодостаточный тезис и самодостаточный антитезис. Это диссоциацией называется. Как самодостаточный антитезис Марь Васильна предъявляет в данном случае часть волошинского культурного наследия, которое, в свою очередь, является всего лишь частью нашей культуры. Вы соглашаетесь это принять в таком качестве? Тогда очевиден ваш проигрыш. Вы отказываетесь? Вас спрашивают: «Вы против Волошина?»

Отвечаю. Мы против ломки хребта, осуществляемой за счет замены синтеза суммой тезиса и антитезиса. Мы за синтез, в котором есть место и волошинскому антитезису, и его же тезису. А также другим тезисам и антитезам. МЫ против ВАС, как диссоциаторов НАШЕЙ культуры, которым за это черным налом платит ВАШ роскошный клиент.

А главное – МЫ против того, чтобы ВЫ, взяв черный нал за НАШУ зачистку, после этого кликушествовали от НАШЕГО имени. Вот как исполняет этот номер Марь Васильна:

"Это про нас, русских, это про меня… Это я ходила в туркестанские походы, это я делила с Гитлером Польшу, а собственного своего прапрадеда ссылала в Сибирь после очередного польского восстания, я завоевывала Кавказ в прошлом веке и захватила Прибалтику в 1940 году, и в Крым с Потемкиным-Таврическим входила тоже я. И так всю дорогу, сплошной «Кавказ подо мною», как заявил Пушкин, то есть – под нами! под русскими! Кавказ взят! Ура, Владикавказ! Владеем!

Но – «один в вышине стою над снегами у края», честно предупредил Лермонтов, читая Анатолия Приставкина. Ибо это край, когда «по штанишкам свисала черная, в сгустках крови, Сашкина требуха, тоже обклеванная воронами»… это наше светлое будущее, если мы не сумеем освободиться от великой победы русского оружия – завоевания Кавказа"…

Лермонтов, читающий Приставкина… Вот так! Диссиденты похохатывали: "Мол, Ленин читает Пушкина. Нет, Пушкин читает Ленина…" И дохохотались… Уподобившись своим антагонистам из анекдота. Но за вычетом этого эксцентрического захода (нет постмодернизма без подобной эксцентрики) – что мы видим?

Что начатый Марь Васильной спецпроект складывается из спецопераций.

Спецоперация #1 – "Что такое хорошо?". Живописуется, сколь хорошо (комфортно) нам будет, если мы уйдём с Кавказа.

Спецоперация #2 – "Что такое плохо?". Живописуется, сколь плохо (некомфортно) нам будет, если мы на нем останемся.

Осуществив эти две спецоперации, Марь Васильна переходит к спецоперации #3 – "Что такое глупо?". В рамках этой спецоперации доходчиво разъясняется, что Кавказ не ст оит того, чтобы за него держаться.

Лишаете, мол, вы себя благ, которые можно обрести, потеряв Кавказ, обрекаете себя на тяготы, связанные с его удержанием. А он ведь такая гадость, этот Кавказ. Стоит ли он всего этого?!

"Не может быть мира и тишины в городе, который называется ГРОЗНЫЙ. И что, кроме светлейшей русской литературы, имеем мы с этого Кавказа в сухом остатке?

Ах да! Еще какие-то капли какой-то там нефти (будто без того крантика в Чечне наша самая богатая в мире страна не обойдется)… А я думаю о том сгустке ненависти, который заложен нами в кавказских горах, и про то, что чеченским мальчишкам, которым сегодня восемь лет, очень скоро будет пятнадцать, восемнадцать, двадцать два и они никогда не простят нам того, что мы сделали с Чечней".

Дальше – переход к спецоперации #4. Она же – "профилактика", или "обезвреживание возражений":

"Предвижу возражения: взрывы, заложники, снайперы и вообще чеченский след. Соглашаюсь.

Более того – я не люблю чеченцев. Я не способна на безответную любовь. Но… Я перед ними виновата, а они передо мной – нет. Поэтому наш единственный шанс победить – это одержать самую трудную победу. Победу над самими собой. Мы должны оттуда уйти, иначе война будет длиться вечно и мы погибнем".

Не об этой ли победе и впрямь говорит Белковский в своих четырех "П"? Да и вообще, как-то это уж слишком напоминает то, что пропагандирует Белковский. Да и не он один. Помните, я говорил о заходах в Кремль наших долгожителей-олигархов, настаивающих, что с Кавказа надо уйти, чтобы не погибнуть? Что ж, давайте назовём эту, следующую по счету, спецоперацию #5 – "Уйти, чтобы не погибнуть". Зафиксируем, что пока что уйти надо именно, чтобы НЕ погибнуть. А также очиститься через покаяние. Перестройку-то еще не забыли? Покаяние – это обязательная спецоперация (#6):

«Уйти с Кавказа… (…) Уйти и покаяться. Покаяться и уйти. Попросить прощения: мы больше не будем. Построить границу. Конечно, это трудно. Хорошо было Англии – она просто отплыла от своих колоний, но вспомним, сколько крови попортил Алжир Франции и как по сей день расплачиваются американцы за хижину дяди Тома».

А дальше спецоперация #7. Она же – демографическое (и ксенофобическое) запугивание:

«Статистика утверждает, что завоеванные нами когда-то народы размножаются гораздо быстрее, чем мы, завоеватели. И если сорок – пятьдесят лет тому назад на вологодском рынке три азербайджанца торговали виноградом, а один абхазец – сухим вином, то теперь появилось словосочетание „лица кавказской национальности“, которым достаточно плотно припорошен весь российский торговый сектор».

Ну, прямо-таки не М. Розанова, а Белов-Поткин, к вопросу о генезисе уменьшительного русского национализма и "патриотической пятой колонны". Читаем дальше:

«Когда-то мы завоевывали Кавказ, сегодня Кавказ захватывает нас. Может быть, это некое историческое возмездие, но Россия мало-помалу становится кавказской пленницей».

Еще не сказано, что Рамзан Кадыров нас захватывает, но это 2001 год. Впрочем, какая разница? Попугав нас перспективой захвата Кремля неким маячащим на горизонте "тангутом"-Кадыровым (часть все той же спецоперации #7), Марь Васильна переходит к спецоперации #8. Она же – угроза в адрес тех своих, кто "закосил" не в ту сторону:

"Я знаю, что у меня мало единомышленников. Вот недавно разговаривала с одним очень уважаемым российским политиком – уговаривала его возглавить движение за отделение Чечни. Не внял.

Или. Включаю Би-би-си. Наталья Рубинштейн ведет передачу «Современное общество в свете Чеченской войны». Что же я слышу?

"Н.Р: И вот звучит голос писателя, столько лет учившего мир «жить не по лжи».

А. И. Солженицын: Не мы напали. Где-то надо же остановиться. (И впрямь, где-то надо, Александр Исаевич! – С.К.) Ведь мы пятнадцать лет во всем отступаем. (После развала СССР, Александр Исаевич? – С.К.) Мы везде только капитулируем. И в 96-м году капитулировали. И нашей капитуляции не оценили. (А вы другого ждали, Александр Исаевич? – С.К.) Не оценили того, что мы сделали. Мало! Что же делать? Наша страна не может отказать себе в праве обороны. А оборона, она требует окончания операции. В какой-то форме…"

Погрозив пальчиком "оборонщику" Солженицыну (да и другим тоже), Марь Васильна переходит к завершающей и давно предвкушаемой фазе своего спецпроекта. Она же – спецоперация #9. Это воистину главная, подлинно желанная, фаза. На которой отменяется то, что посулили ранее ("уйдёшь с Кавказа – не погибнешь", спецоперация #5).

Теперь говорится напрямую, что высшая цель – погибнуть (сравните: "умереть достойно" у Белковского). Говорится о необходимости не цепляться за возможность выжить, а правильно умирать. Это говорится не от своего лица, а с опорой на авторитет Марины Цветаевой. Мол, что нам Солженицын! Не ту цель перед нами ставит. Настоящая цель – уйти. "Куда уйти?" – спросит Розанову растроганный её "мы" соотечественник. Она ему, криво ухмыльнувшись, ответит: "К поэтам, лапушка. А ты-то думал, куда?"

 
"Уйдем к поэтам. С ними надежнее…
К Цветаевой, например…
А может, лучшая победа,
Над временем и тяготеньем
Пройти, чтоб не оставить следа,
Пройти, чтоб не оставить тени
На стенах…"
 

Маленький нюанс: Цветаева говорила о себе, а не о России. Розанова же говорит, якобы от имени Цветаевой, что ТАК нагрешив, России надо уйти СОВСЕМ! Бесследно уйти из истории. Еще раз предлагаю вспомнить, что Белковский, говоря о губительности для нас Северного Кавказа, требовал, чтобы Капитолина Ивановна умерла «достойно». Достойно, то есть не сопротивляясь… То есть не оставив не только исторического следа, но и «тени на стенах».

Ну, вот и потянулась ниточка из настоящего в прошлое. Ухватившись за нее, движемся… Куда? Куда нить тянется – вот куда!