Текст книги "Кризис и другие"

Автор книги: Сергей Кургинян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 42 страниц)

№21. 01.07.09 «Завтра» No: 27

Вы сделали физический замер. Посмотрели, например, на термометр. Увидели, что ртуть замерла на отметке «минус тридцать пять». И – оделись потеплее перед тем, как выйти на улицу.

Вы сделали замер социокультурный (или когнитивный, или иной). Увидели, что духовное или интеллектуальное состояние отдельных групп социума – такое-то. Дальше что? Руки в ноги и за рубеж?

Ах, нет! Вы патриот! Вы остаетесь! Остаетесь и… И сообразуетесь с ситуацией? Принимаете на себя роль учителя в школе… Миль пардон! С каким контингентом?

Ясно, каким. Тем, который сделанный замер выявил.

В известном анекдоте учитель, чтобы заинтересовать постсоветских учеников, зайдя в класс, задает вопрос: "Кто знает, как натянуть презерватив на глобус?" Когда контингент интересуется, что такое глобус, учитель с удовлетворением констатирует: "Ну, вот… Теперь можно начинать занятия географией".

Если весь наш постсоветский мир – это не театр, как утверждал великий Шекспир, а такая вот школа, в которой столь нестандартным образом надо завоевывать внимание столь нестандартных учеников, то что такое социальная роль? Любая роль – учителя, политолога, политического философа?

Реальность ("ши" по Конфуцию) настоятельно требует повышения уровня сложности аналитических построений. А школьники в состоянии освоить лишь донельзя упрощенные "мин". Как тогда вводить одно в правильное соответствие с другим?

Не первый раз я сталкиваюсь с подобной проблемой. И, как мне кажется, нашел приемлемый способ ее решения.

В момент, когда выйдет эта публикация, двадцать первая в рамках второго моего газетного сериала, выйдет и книга, в которой первый сериал ("Медведев и развитие", если кое-кто еще помнит) превращен в двухтомное исследование "Исав и Иаков. Судьба развития в России и мире".

Ну, так вот… В книге есть целая часть, которую я сознательно не стал публиковать в газете, назвав отказ от "огазетивания" этой части исследования "погружением на глубину". Разве это девальвировало другую часть исследования, в которую вошли – конечно же, серьезно переработанные, – газетные материалы? Никоим образом.

Ценя невероятную редакторскую дерзость А. Проханова, готового печатать мое исследование в десятках номеров газеты, я ни злоупотреблять этим не собираюсь, ни превращать рискованные и без того газетные марафоны в дурную бесконечность, в "перпетуум мобиле".

Подойдя к некоей черте, за которой сложность аналитических построений войдет в противоречие с газетным жанром, я не сойду с дистанции, а уподоблюсь гегелевскому кроту истории. То есть ненадолго погружусь в негазетные, так сказать, изыскания. С тем, чтобы в итоге предъявить заинтересованному читателю полномасштабное исследование в виде очередной книги, в которой будет как газетная, так и "негазетная" часть.

Пока что мы вместе с читателем к этой черте лишь понемножечку приближаемся. А раз так – продолжим "школьные упражнения", не сетуя на качество школы и не заискивая перед теми ее учениками, для коих изучение географии возможно лишь после пробуждения специфической мотивации.

То, что я предложил читателю в виде соотношения имен (мин) и реальности (ши), может быть описано и с использованием европейского научного аппарата. Но этот (хорошо знакомый специалистам по лингвистике и семантике) аппарат с его "коннотатами", "денотатами" и так далее… он… ну, как бы поделикатнее выразиться… Он и сложнее конфуцианского аппарата, и суше (то есть выморочнее) оного. Конечно же, европейский аппарат позволяет технологизировать то, что аппарат китайский технологизировать не в состоянии. И потому приходится пользоваться синкретическим аппаратом, в котором есть место и китайским понятиям, и европейским открытиям новейшего времени.

Тот же социокультурный вирус, например… Его не Конфуций изобрел и не его последователи. Хотя и конфуцианцы оперировали сходным инструментарием. И все же – вирусами занялись, конечно же, европейцы.

Сначала они поняли, что такое вирусы биологические. Поняли – как на практическом, так и на теоретическом уровне. Возникли и теоретическая биология, и вирусология, и другие более сложные дисциплины.

Конечно же, понять по-настоящему, что такое социокультурный вирус, можно лишь детально разобравшись в природе вирусов иных – биологических, в том числе. Но начать сейчас подобным разбирательством заниматься – значит, переступить ту черту, наличие которой я только что оговорил.

Это можно было сделать и раньше. Но зачем?

Можно было, говоря о различиях между кризисом и катастрофой, начать расписывать уравнения Вольтерра-Локки. Но, во-первых, это не в газете делают. И, во-вторых, утонуть в деталях легче, чем анализировать принципы.

Принцип же, который я сейчас хочу обсудить с читателем, – агрессивность. Европеец чаще всего существо метафизически агрессивное. Он все, что познает, немедля превращает в оружие. Познав биологические вирусы, он использовал это знание во благо, научившись бороться с определенными заболеваниями. Но тут же он использовал это знание во зло… создавши вирусы боевые.

Нобелевский лауреат, астрофизик С. Хокинг (человек очень осведомленный) после 11 сентября 2001 года сразу же заговорил об угрозе "вируса Судного дня". То есть вируса, способного уничтожить человечество не частично (как, между прочим, ЛЮБАЯ ядерная война), а полностью. Ответ на эту угрозу Хокинг предложил специфический. Начни я его рассматривать – мы вновь рискуем утонуть в частностях. Давайте лучше о принципе.

Итак, сначала европейцы открыли биологический вирус и тут же создали соответствующее оружие.

Затем они, европейцы эти (если кому-то удобней, то евроамериканцы), создали компьютер. Возникли разного рода новые дисциплины. Наиболее на слуху, видимо, такая дисциплина, как "искусственный интеллект".

Параллельно развивалась теория систем.

После создания всего этого понятия "ядро системы", "периферия системы", "коды, хранящиеся в ядре" стали междисциплинарными. Их задействовали (размяли, детализировали) сразу и биологи, и специалисты по искусственному интеллекту, и математики, занятые общей теорией систем, и…

И политические культурологи. Если точнее – специалисты по социокультурному моделированию. Но главное, опять же, не в этих профессиональных деталях, а в принципе.

Как только были разработаны все основные понятия (социокультурное ядро, социокультурная периферия, социокультурные коды) – дошло дело и до того, что связано с… С социокультурными вирусами.

Про вирусы компьютерные все знают. И понимают, что речь идет не о метафоре – об изделии. То есть о том, что можно и изготовить, и запустить. К вопросу о метафизической агрессивности европейца как оборотной стороне его технологической изощренности.

Компьютерные вирусы стали оружием, применяемым в специфических военных действиях. Такого рода оружие является одной из частных модификаций так называемого "нелетального" оружия. А оно, в свою очередь, является одной из модификаций "оружия пятого поколения". На подходе уже – оружие шестого и чуть ли не седьмого поколения. Но это, опять же, частности. Хотя и весьма существенные.

Принцип же – прост, как мычание. Как только появились не биологические, а иные вирусы (ну, хотя бы компьютерные), речь зашла и о вирусах социокультурных (а также когнитивных и иных). Подчеркиваю – речь зашла о них не как о метафорах, а как об изделиях. Социокультурный вирус – это такое же изделие, как и вирус компьютерный. И это – тоже оружие. Которое кто-то относит к пятому, а кто-то к шестому поколению. Я со своими коллегами – к шестому. Но это, опять же, частности.

Принципиально же тут только одно. То, что социокультурный вирус является оружием в той же степени, как и вирус компьютерный.

Когда правительственные компьютеры ряда государств подверглись атаке, то есть воздействию компьютерных вирусов, – что сделали государства? Они расценили это как акт кибертерроризма. И, сообразуясь со статьями международного законодательства, обратились в международные инстанции, дабы подвергнуть предполагаемых террористов уголовному преследованию. Они ведь не стали, будучи оч-ч-чень демократическими государствами, рассуждать вместо этого о том, что каждый гражданин должен иметь законное право на мессиджи, заполненные вирусами и адресованные чужим информационным системам.

Но в каком-то смысле, согласитесь, – что компьютер, что мозг. Просто в мозг как суперкомпьютер засылают адекватные этому "супер" когнитивные вирусы.

Итак, есть вирусы как средство поражения тела (биологические). Есть вирусы как средство поражения информационных систем (компьютерные). Есть вирусы как средство поражения мозга-суперкомпьютера (когнитивные). А есть вирусы как средство поражения вашей социокультурной макросистемы (культуры, цивилизации). Это вирусы социокультурные.

Почему же анализ социокультурных боевых вирусов расценивается как поползновение на человеческую свободу, как возврат к идеологическому диктату, цензуре, инквизиции особого рода? А анализ боевых компьютерных вирусов таким образом не расценивается?

Что? Дураки и негодяи могут, видите ли, этой аналитической рефлексией неадекватно воспользоваться? Так они любой рефлексией могут неадекватно воспользоваться.

У тех социальных групп, которые справедливо обеспокоены возможностью очередного государственного развала, групп уже отнюдь не малочисленных, – есть один фундаментальный изъян. Они боятся сложности.

В результате их раз за разом разделывают, так сказать, под орех те, кто освоил сложность эту самую (эффективную, разумеется). Терпя от освоивших оную малосимпатичных лиц и структур одно сокрушительное поражение за другим, группы прогосударственные (и те, кто от их лица выступает) огорчаются аки дети. И обязательно на что-нибудь ссылаются. То на загадочность применяемого против них оргоружия… То и вовсе на мистику…

Между тем виновны не злые силы (которые, конечно же, всегда существуют), а сами эти группы и их выразители, забывшие даже народную поговорку про то, что "простота хуже воровства".

Россия за тысячелетия освоила науку побеждать в простых и безусловных ситуациях. По ту сторону – наш враг, по эту сторону – мы. Так-то оно так… Но… Но, как говорят мои друзья из российских войск специального назначения, "враг нас предал". Вызовы уже никогда не будут простыми. Точнее – они слишком поздно станут простыми. Тогда, когда ответить на них адекватно будет уже нельзя.

Несколько месяцев назад какой-то украинский сайт (причем не западенский, а вменяемо-прорусский) опубликовал специфический анализ одной из моих статей, входящих в данный газетный сериал. Суть анализа сводилась к следующему.

Во-первых, я говорю, что американцы в результате определенных глобальных манипуляций, опрометчиво названных кризисом, не ослабли, а укрепились. Поскольку же, КАК ИЗВЕСТНО, на самом деле они ослабли, то я их выгораживаю. Естественно, с сугубо злостными намерениями.

Во-вторых, я говорю, что создание новой глобальной валюты и невозможно, и не обязательно для нас позитивно. Ибо валютой этой будет не рубль, а что-то другое. То ли юань, то ли какая-то коварная заморочка, призванная взрастить легитимное мировое правительство весьма недемократического типа. Поскольку же, КАК ИЗВЕСТНО, новая глобальная валюта прикроет "американскую лавочку", то, доказывая ее невозможность и проблематизируя ее конструктивность, я опять-таки злостно содействую тому же американскому империализму.

Эта конспирологическая украинская "шиза" поначалу показалась мне вообще не заслуживающей никакого внимания. А зря. О том, почему зря – чуть позже. Сейчас же – краткое практическое резюме, вытекающее из осуществленных только что теоретических построений.

1) Нынешнее российское всеобъемлющее гниение, которое я уже не раз назвал "эта сладкая катастрофа", – чудовищно и губительно.

2) Оно порождено как объективными причинами, так и пресловутой перестройкой, которая (как я опять-таки уже показал) является применением властью против своего общества некоего оружия – социокультурных боевых вирусов.

3) Лабораторией создания подобных вирусов является глобальный политический постмодернизм.

4) Применив подобное оружие против СССР, постмодернизм этот в принципе может применить его и еще раз против России, и против любой другой страны мира, и против некоей совокупности стран, цепляющихся за отменяемый этим постмодернизмом проект (конкретно – проект "Модерн").

5) Пораженное данным оружием общественное сознание впадает в состояние абсолютной или относительной дерегуляции. Поэтому "сладкую катастрофу" можно еще назвать "катастрофой дерегуляции".

6) Протекающий мировой эксцесс, опрометчиво названный кризисом, можно рассматривать и под этим углом зрения. То есть как первую пробу пера в том, что касается подлинно глобальной перестройки, наносящей свой социокультурный удар по всем очагам проекта "Модерн".

7) Как всегда в таких случаях, социокультурные удары по очагам проекта "Модерн" потому и могут быть эффективными, что с самим проектом все не в порядке. Проект этот устал, не справляется с нагрузками и так далее.

8) Наличие внутренней усталости и надорванности проекта "Модерн" никоим образом не отменяет проблемы применения против этого проекта социокультурного оружия особой мощи. Как не отменяло наличие усталости и надорванности советского проекта проблемы применения против него социокультурного оружия того же типа.

9) Идеологическая война, политическая война и другие формы борьбы за власть не имеют ничего общего с применением социокультурного оружия.

Потому что любая такая борьба предполагает в дальнейшем, после взятия власти, – осуществление оной в полном объеме. И по этой причине исключает, например, войну с Идеальным как таковым. То есть с тем, что необходимо для осуществления любой полноценной власти. Никто из акторов идеологической или политической войны не будет рубить сук, на котором сидит. Сравни – ленинские размышления о том, от какого наследства мы отказываемся. Тут важно именно то, что даже для Ленина отказ от любого наследства – это нонсенс. Ибо хочется осуществлять власть, а не оказаться обесточенным сразу же после ее взятия. А власть можно осуществлять лишь в том случае, если не уничтожена идеальная почва, и если какое-то наследство (традиция, тянущаяся из прошлого) может оказаться соединенным с твоей исторической новизной.

10) Таким образом, социокультурный удар, нанесенный по СССР, не предполагал и не предполагает осуществления в постсоветской России сколько-нибудь эффективной власти. Он предполагает фактическое безвластие, то есть невозможность преодоления существующей фундаментальной инерции – инерции регресса. Путин регресс стабилизировал, но не преодолел. Медведева подталкивают к новой перестройке, новой социокультурной репрессии. Но даже если он не поддастся – будет просто сохранена существующая инерция. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Если сделанные мною утверждения справедливы, то налицо вопиющие несоответствия между вызовами (ши), с которыми сталкивается власть, и именами (мин), которые даны этим вызовам. Во имя исправления имен назову хотя бы основные несоответствия.

Мин #1: "Россия встает с колен, возрождается".

Ши #1: Россия продолжает двигаться в регрессивной колее. Нет не только возрождения, но и стабилизации. Стабилизирован регресс – и только. Всё, что может переломить такое ши (несовместимое ни с какой государственностью), требует особой – контррегрессивной – мобилизации. Она почти невозможна. Но если ее не осуществить, задействовав вышеназванное "почти", – историческое прозябание очень быстро превратится в историческую агонию.

Мин #2: "Враг России – коррупция и ею одержимая бюрократия. Даешь борьбу с коррупцией, мафией и так далее".

Ши #2: в России нет ни мафии, ни коррупции. Есть новые формы организации общества. В первом приближении, их можно назвать "перманентным первоначальным накоплением богатств". Не капиталов даже, а богатств! Такой процесс постепенно превращает Россию в криминальное государство. В пиратское королевство. Бороться с этим – можно и должно. Но это – борьба за выход из состояния первоначального накопления. Борьба не технологическая (как борьба с мафией и коррупцией), а стратегическая. Если подменять стратегическую борьбу технологической, то болезнь будет стремительно прогрессировать.

Мин #3: "Россия укрепляет свое положение на международной арене".

Ши #3: Россия провалила сразу два проекта, ради которых не до конца преступная часть антисоветской элиты освобождала Россию от обременений, связанных с наличием союзных республик.

Первый проваленный проект – создание национального государства. Россия не стала национальным государством. Нельзя построить нацию в условиях длящегося регресса.

Второй проваленный проект – воссоединение новой России с Европой. Тут, как говорится, "без комментариев". Достаточно лицезрения двух (теперь уже двух!) барьеров, отделяющих Россию от старой Европы, воссоединение с которой предполагалось. Это и барьер из стран бывшего соцлагеря, и барьер из наших бывших союзных республик, он же – "Восточноевропейское партнерство".

Россия не вошла в НАТО, не вошла в ЕС. Она оказалась сдавлена между стремительно возвышающимся Китаем и медленно объединяющейся Европой, вновь готовой кинуться в объятия "добрых" США Обамы, разительно отличающихся от "злых" США Буша.

Мин #4: "Россия поступила определенным образом в силу объективных причин. КАК ИЗВЕСТНО, все империи рушатся. КАК ИЗВЕСТНО, коммунизм нежизнеспособен. КАК ИЗВЕСТНО, нет империй без колоний. КАК ИЗВЕСТНО, весь мир триумфально движется в общем глобализационно-капиталистическом направлении".

Ши #4: все "как известно", которыми начинено мин #4, – это социокультурные вирусы. На самом деле – и это видно хотя бы на примере Евросоюза – налицо тенденция к формированию макрогосударств (то есть империй нового типа), а не к краху империй. Об этом открыто говорят очень многие ведущие западные исследователи. Жизнеспособность коммунизма (то есть некоего строя, в котором существует правящая роль условно коммунистической партии, как это и было в случае СССР) доказана Китайской Народной Республикой. Бред, согласно которому империи бывают только империями колониального типа, вполне конкурентоспособен бреду, согласно которому, чтобы выстоять в шторм, кораблю надо сбросить балласт. То есть, Россия не подчинилась объективным закономерностям, а оказалась втянута в непрозрачную элитную авантюру, которая в итоге провалена самым сокрушительным образом.

Мин #5: "Даже если Россия никуда и не войдет, а нынешние тенденции переломить не удастся, ничего страшного не случится. У нас много ресурсов, есть ядерное оружие, никто к нам не сунется. Будем жить долго и счастливо – на зависть Западу и Востоку".

Ши #5: нынешние тенденции не совместимы с жизнью. Налицо два процесса – медленный распад управляющего субъекта и опережающий распад объекта, которым этот субъект пытается управлять.

Медленный распад управляющего субъекта связан с тем, что властный трайб (назовите его "питерским", "чекистским" или иначе), оказавшись в безрегулятивном социуме, сам теряет способность регулировать даже те процессы, которые происходят внутри него самого. Все кажущиеся "мелочи" типа новых эксцессов на Черкизовском рынке, кампании против милиции, конфликтов в регионах – это, по сути, проявление все той же потери способности к саморегуляции.

Вспомним острый эксцесс двоевластия в Армении, когда два лидера внутри одного властного трайба (карабахского) воевали друг с другом. Этот частный эксцесс (война Вазгена Саркисяна и Роберта Кочаряна) поучителен, поскольку речь идет о потере внутритрайбовой консолидации. Она-то и порождает медленный распад управляющего субъекта. А тут еще и распад объекта…

Впрочем, порожденный этим распадом дефицит макросоциальной легитимации не так опасен, как дефицит микросоциальной легитимации. Попытка втянуть во власть под лозунгом модернизации (еще одно ложное "мин", #6) некую социальную микрогруппу – порождена ложным представлением об избытке самолегитимации хотя бы у этого (либерально-западнического) трайба. Не регионального, а идеологического.

Налицо бессознательное влечение властвующего трайба, ощущающего дефицит собственной микросоциальной регулятивности, к каким-то профицитам чужой микросоциальной регулятивности.

Когда обнаружится, что либерально-модернизационный король – голый, что его IQ вполне может быть замерен по высказываниям Юргенса и ему подобных, а внутригрупповая солидарность строго тождественна антигосударственной страсти, политический кризис войдет в активную фазу. Это произойдет достаточно скоро.

НО И НЕ ЭТО ГЛАВНОЕ.

Переходя к главному, я исполняю данное читателю обещание и разъясняю, почему мое начальное отношение к конспирологическому украинскому мессиджу было неверным.

Ну, так вот. Главное – в ложности той части мин #5, согласно которой наличие у нас ядерного оружия гарантирует страну и общество от всяческих поползновений наших геополитических конкурентов.

Доказать ложность этой части мин #5 особо важно в ситуации предстоящей встречи Медведева и Обамы. Медведеву непрерывно внушают, что, КАК ИЗВЕСТНО, американцы уже другие. Что они (опять-таки, КАК ИЗВЕСТНО) хотят всего лишь с наименьшими потерями отказаться от роли сверхдержавы #1.

Это – злокозненная ложь, чреватая чудовищными последствиями. На самом деле, американцы лихорадочно наращивают гонку высокотехнологических вооружений. Главное направление – противоракетная оборона (ПРО). Американцы хотели бы иметь ПРО сухопутную, морскую, авиационную и космическую.

Сухопутная ПРО будет состоять из нескольких позиционных районов. Все наше внимание сосредоточено сейчас на будущем восточноевропейском районе. Но уже существуют два других – на Аляске и в Калифорнии.

Кроме этих двух сухопутных районов (уже насыщенных большим количеством противоракет), есть морская составляющая ПРО. Мощными системами ПРО типа "Иджис" оснащаются как старые корабли (например, крейсеры типа "Тикондерога"), так и новейшие эсминцы.

Уже практически "на выходе" авиационная составляющая ПРО – боевые лазеры, размещенные на "Боингах".

Создать космическую составляющую в ближайшие годы американцы не смогут. Но рано или поздно они ее создадут. Впрочем, и без нее картина весьма впечатляющая.

Завершение создания противоракетной обороны (а это, повторяю, дело нескольких лет, причем лишь подстегиваемое, а не сдерживаемое так называемым кризисом) породит принципиально новую глобальную ситуацию.

Суть этой ситуации уже обсуждалась американскими исследователями в столь престижных изданиях, как "Форин Аффеарс". Она состоит в том, что в условиях нанесения американцами первого удара по России, существенно сократившей количественно свои стратегические ядерные силы, остаток уцелевших от первого удара российских ядерных сил может быть гарантированно сдержан развившейся до определенных масштабов американской ПРО. Чем больше мы сократим свои стратегические ядерные силы, тем меньше у нас их останется после первого американского ядерного удара.

Предположим, что мы имеем 2000 единиц, и первый ядерный американский удар уничтожит 90%. Тогда останется 200 единиц. А если у нас будет (беру условный пример) 500 единиц, то после первого американского удара останется 50 единиц. Предположим, что 200 единиц американская ПРО сдержать не может, а 50 может. В какой момент нанесут тогда американцы опережающий ядерный удар? В момент, когда они будут гарантированы от ответного удара! То есть, когда после первого их удара останется ровно столько ракет, сколько может сдержать их ПРО.

Возникает один – вполне правомочный – вопрос. А зачем американцам вообще наносить опережающий удар? Они же не сумасшедшие! Они очень осторожные люди, любящие комфорт, не желающие подвергать себя даже минимальным рискам, включая риск радиационного заражения.

К сожалению, ответ на этот вопрос есть. Суть ответа в том, что могут возникнуть объективно или за счет чьих-то манипуляций ситуации, при которых "дернутся" даже берегущие свой комфорт американцы.

Что же это за ситуации?

Представьте себе, например, что американцы окончательно преуспеют в сфере создания ПРО к 2014 году. И что почему-то именно к этому же времени в России, все еще начиненной ядерным оружием (но уже не в той степени, в какой сейчас, – "спасибо Обаме"), к власти придет беспомощный, оголтелый, полувменяемый псевдопатриотический генерал. И американские аналитики скажут своему президенту: "Этот генерал, как и Ахмадинежад в Иране, готов применить ядерное оружие. Если он первым его применит, мы будем уничтожены. Мы успеем в ответ уничтожить Россию, но это малое утешение. А вот если мы первыми применим оружие, то Россия не дернется. И угрозы для нас не создаст".

Затем американский президент получит ложные (или не вполне ложные) доказательства того, что полувменяемый генерал готов нанести удар тогда-то и тогда-то. Как он поступит? Вопрос, по-моему, риторический.

Что мы обсудили? Реальность (ши), в рамках которой мы, как народ и государство, не сладко прозябать будем, а подвергнемся физической ликвидации. По ту сторону которой нечто (новый мировой порядок, к примеру) выстроится, но уже без нас. Ради выстраивания этого "нечто" все и будет разыграно. "Глобальный шок" сие называется.

Ответственность ответственности рознь. Одно дело – если как у Высоцкого. Ты им: "Нет, ребята, всё не так!" А они тебе – что "однова живем". В результате – ни тпру, ни ну.

Другое дело – если и ты, и "ребята", которым пожить охота, лет через пять-шесть попадете под реальный ядерный удар. Тогда и с "ребятами" поговорить можно в несколько иной интонации. И – главное – обсудить все варианты недопущения столь скверного переплета.

Вариантов, увы, немного.

Первый – Россия вступает в НАТО, становится частью евроатлантической цивилизации. Не рассматривать этот вариант потому лишь, что он чужд тебе ценностно, – совершенно недопустимо. Другое дело, что шансов на его реализацию, мягко говоря, крайне мало.

Второй вариант – добиться того, чтобы вся социальная подсистема, обеспечивающая ускоренное военно-техническое восстановление и развитие, стала адекватна решению этой, по нынешним временам сверхамбициозной, задачи.

В подсистему, которая должна обеспечить решение вышеназванной сверхамбициозной задачи, входят, как мы знаем, такие блоки, как наука, техника, промышленность, образование и так далее. Этим блокам и состоящей из них подсистеме надо придать новую приоритетность. Что предполагает и другой уровень оплаты труда, и другой тип идеологии, позволяющий вновь предъявить представителей рассматриваемой подсистемы как соль земли, и многое другое.

Нельзя развить одну подсистему, не поменяв порядок вещей во всем остальном. Придется снова убеждать народ нести тяготы мобилизационного состояния. Убедить в этом народ, предъявляя ему расслабленную гедонистическую элиту, нельзя.

А значит, этот вариант требует изменения качества элиты, рекрутирования в нее принципиально нового социального материала. Возможность чего-то подобного проблематична в той же мере, как и возможность того, что народ откликнется на мобилизационный призыв и начнет вкалывать, как в 30-е годы прошлого века.

Всё проблематично. Тем более что налицо беспрецедентный перерыв – более двадцати лет военно-техническая сфера и сферы, сопряженные с ней, загибаются. Такого перерыва в развитии не было при передаче эстафеты от Российской империи к большевикам. А темп технического развития невероятно ускорился. Всё, повторяю, проблематично. Но, возможно, другого реального варианта выживания нет.

Есть же – псевдо-вариант, устраивающий противника.

Этот – третий по счету – псевдо-вариант я называю ВКПУ (воровать, кайфовать, прозябать и уповать). В основе данного варианта – миф о скором обрушении США. Кто-то убежден, что это не миф, а неумолимо реализующийся закон. Но другой сходный закон предполагал падение Гитлера в результате скорой мировой революции. Если бы на основании веры в этот закон была отменена индустриализация, России бы не было. Да и не только ее. Миф про скорый "американский абзац" – еще одно ложное "мин", чреватое сокрушительными последствиями. Данный миф легитимирует ВКПУ. Под него Россия должна ВКПУшничать еще в течение одной пятилетки. Не сливаясь с НАТО ("на фиг сливаться с этими гибнущими гадами!") и не воссоздавая техносферу ("на фиг надрываться, в совок назад возвращаться!"). К 2014 году США достроят ПРО. А процессы в России породят какого-нибудь гомункула в виде пародии на Ахмадинежада.

Как же много ложных "мин" накопилось…