Текст книги "Тайпэн. Оскал войны"

Автор книги: Сергей Девкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)

Действия кораблей, обстреливавших город, сыграли свою отвлекающую роль. Пока большинство юнь, сумевших не поддаться смятению и панике, ринулись к береговым башням и их немногочисленным защитным орудиям, атака с двух других направлений стала для захватчиков полной неожиданностью. Вторая волна десанта с «Железной длани» бросилась на стены и в портовые пакгаузы, а куай–сё, перегородившие своими корпусами все русло Чаанцзянь, подошли к Йосо еще ближе, позволяя вступить в бой матросам с дальнобойными самострелами.

Три сотни солдат абордажа, первыми пробившиеся на городские улицы, ворвались под предводительством Фуёко в главную контору речного надзора, где раньше работали портовые служащие, чиновники и приставы, а теперь расположился совместный штаб вражеских полков. Сведениями об этом месте десантники были обязаны Ка»исс и ее группе. Таким образом, обезглавив противника, имперские воины полностью получили контроль над ситуацией, а юнь оставалось рассчитывать лишь на опыт и смекалку тех командиров, что стояли во главе отдельных сотен.

Штурм с воды при помощи раздвижных самбук начался, как только стало известно, что солдаты Империи, атаковавшие город по земле, уже завладели воротами и теперь беспрепятственно продвигаются внутрь. Плотность огня, который вели корабельные орудия и стрелковые команды, была настолько велика, что лишь в редких случаях оборонявшимся удавалось поджечь или разбить закрытые лестницы, протянувшиеся к стенам Йосо от верхних палуб военных джонок. Первыми в бой устремились четыре ударных группы, составленных из оставшихся солдат абордажа. Не считая нескольких резервных сотен, все остальные бойцы Центрального флота уже вступили в сражение. Матросы продвигались вперед исключительно во вторых и третьих порядках.

Долгие годы стратегическое искусство Империи отталкивалось от того, что истинный полководец должен принимать участие в битве лишь в самой плачевной ситуации, когда иного выхода просто не остается. И хотя это шло вразрез со многими основополагающими требованиями, предъявляемыми к истинному тайпэну, Догма Служения всегда трактовала конечный результат как единственный показатель успеха, а по этому критерию военачальник, державшийся на некотором удалении от битвы, всегда превосходил того, кто лез в драку, очертя голову. К счастью для Ли никто и не ставил перед ним такого сложного выбора между личным активным действием и ответственностью за судьбы солдат и офицеров. Шао Шэн, К»си Ёнг и Куанши прекрасно справлялись с обязанностями Ханя, и оспорить их право руководить сражением, тот даже и не пытался. В противном случае, кто знает, как бы сказалась на принятии решений ядовитая желчь мангусов, бурлившая у молодого тайпэна в крови. А так, вся дикая ярость и жажда битвы, свойственная степным демонам, нашли свое применение на острие последней атаки.

Часть стен и городских построек были объяты пламенем разгорающихся пожаров. У здешних юнь не было артиллерии, почти полностью уничтоженной во время предыдущей битвы с эскадрой Генсоку, так что ответных зажигательных бомб и ракет, начиненных стальными ежами, слуги Императора могли не опасаться. «Страж» присоединился к штурму с некоторым опозданием, вынужденный возвращаться к остальной эскадре после удачного «пролома» вражеской обороны в районе верфи. В результате Ли выбрался из чрева самбуки в сопровождении Удея и къёкецуки, когда солдаты абордажа уже захватили эту часть укреплений, и основной бой проходил намного дальше в глубине узких улочек, из которых Йосо и состоял практически полностью.

Свежие подкрепления с флагмана, а также смертоносные способности Такаты и Ёми пришлись как нельзя кстати. Оправившиеся юнь, наконец–то, пришли в себя и, несмотря на бедственное положение своих раздробленных сил, попытались организовать достойный отпор, опираясь на численность и опыт ведения городских боев. Хотя эти солдаты и не были ветеранами, обучение в армии южного царства было организовано довольно неплохо, хотя большая его часть строилась на «практических занятиях» в землях сиртаков. Так что, победу, доставшуюся Ли этой ночью, нельзя было назвать легкой, а его яри успело забрать далеко не одну вражескую жизнь.

Никто не ставил задачу перекрыть все выходы из поселения и уничтожить там всех захватчиков, поэтому большие группы юнь свободно покинули город через оставшиеся двое ворот, стремительно отступая по дорогам, ведущим к восходу. Прежде чем перегруппироваться и понять, что же собственно происходит, им нужно было не менее суток, а имперские корабли не намерены были задерживаться в Йосо так долго.

Число убитых со стороны Юнь по самым приблизительным подсчетам равнялось двум тысячам человек, еще столько же угодило в плен. От быстрой расправы многих вражеских солдат, сложивших оружие, спасло лишь непосредственное присутствие тайпэна Ханя. Следы погромов и жестоких расправ над оставшимися жителями города из числа подданных Императора до сих пор встречались на улицах, а гору из отсеченных голов на заднем дворе разгромленного полкового штаба не скоро смогли забыть все те, кого кумицо завела туда в момент атаки. Всех пленных офицеров, бывших по статусу выше десятников, Ли передал Ёнг и ее дознавателям. О том, что ждет тех, кто не захочет сразу рассказать все, что ему известно, тайпэн предпочел не думать. История с ётёкабу и их роли в теневой жизни Империи, а также в событиях, предшествовавших атаке на Золотой Дворец, были еще слишком свежи в памяти бывшего дзи.

Тащить пленных с собой было бессмысленно, но на верфях отыскалось несколько забытых весельных барж. Определив в охрану часть легкораненых, и загнав юнь в трюмы и на гребные палубы, Хань распорядился, чтобы они возвращались обратно в земли нееро, а после отконвоировали бы захватчиков с юга прямиков в столицу, проведя их через все центральные провинции на глазах у простых людей. Матросы и солдаты, которым поначалу совсем не понравилась идея так быстро завершить свое участие в походе против армии Юнь, заметно повеселели, едва до них были доведены полные распоряжения верховного командира. Также получившийся маленький караван должен был доставить в безопасное место тяжелораненых, уцелевших жителей, встретивших войска Империи с искренней радостью, и позаботиться о телах погибших. Потери объединенной эскадры в ходе ночного штурма достигали почти трех сотен, а с учетом тех, кто отбывал теперь назад в Нееро, Хань лишался уже полутысячи клинков, пятнадцатой части всех, кто был у него в подчинении. И появления подкреплений в ходе их рейда ждать не приходилось.

Вторая половина ночи прошла за тушением наиболее сильных пожаров и погрузкой на корабли различных запасов, обнаруженных на городских складах. Несмотря на то, что Йосо превратился уже практически в город–призрак, не стоило сомневаться, что такое удобное место будет занято и восстановлено, едва отгремят последние лязги на полях сражений. Чьи именно штандарты и флаги будут развиваться на здешних башнях, покажет время, но разрушать целое поселение, лишь бы оно не досталось врагу, Ли не собрался, ограничившись разборкой всех сложных механизмом, остававшихся на верфи. Детали затопили в условленном месте, а писцы и чертежники из походной канцелярии составили полные списки, которые также следовало передать в столицу. А это значило, что в случае чего, восстанавливать здешние доки с нуля инженерам бы уже не пришлось.

Кроме корабельной снасти и хозяйственных мелочей, в трюмы всех куай–сё поспешно сгружали продовольственные запасы, отбитые у врага. Оценив их размеры, Ло Гонкэ и Шао Шэн пришли к выводу, что этого должно хватить как минимум до самого Таури. В подвалах бывшей конторы речного надзора обнаружилось множество глиняных бутылей, оплетенных толстыми веревками. Их содержимое, пряное юньское вино со специями, возбудило среди большинства солдат невероятный интерес, но Ли проявил абсолютную принципиальность, и даже просьбы некоторых офицеров остались без всякого внимания. Поскольку, в такой ситуации даже железная дисциплина не гарантировала полного подчинения приказам, каждого, кто пытался в ту ночь посетить заветные погреба, встречала дружеская улыбка Такаты и несколько ласковых затрещин. В итоге, «опасную находку» отправили на борт одной из барж, возвращавшихся в Пан–Ги–Ша, хотя по слухам несколько десятков бутылей успело разойтись по всем кораблям эскадры.

К утру со стороны паромной переправы, лежавшей ниже по течению, пришли шесть куай–сё под предводительством «Императорского рейдзё». Корабли Генсоку сторицей вернули свой долг врагу, уничтожив на месте своего последнего боя все отряды противника, оставленные защищать этот важный дорожный узел. Пока остальная эскадра громила юнь в Йосо, хайтин Кэй провел своих людей дальше по Чаанцзянь и обезопасил дальнейшее продвижение для маленького флота Ли Ханя. Пленных у Реёко не было, а убитых и тех, кто не мог больше встать в строй, насчитывалось едва ли сотня.

Собравшись на утреннее совещание, командиры наметили дальнейший план действий. Группы неуловимых разведчиков Ёнг уже уточняли обстановку на дальнейшем маршруте движения эскадры, а хайтины и офицеры коротко отчитались о результатах своего первого настоящего боя. Определенное опасение у всех вызывал тот факт, что на верфях Йосо не было обнаружено нескольких куай–сё, брошенных здесь во время отступления. У паромной переправы их также не удалось найти, а это означало, что не стоило списывать со счетов возможность в самом скором времени появления на водном пути чужих кораблей. К счастью основной вражеский флот никак не мог попасть в Чаанцзянь из Жемчужного моря. Таури и Южная эскадра были надежным замком и зубастым ключом на пути у любого, кто попытался бы сделать это сейчас.

Путь вглубь захваченной провинции был отныне открыт, и генералу Манчи еще только предстояло узнать о новом сильном противнике, появившимся на его карте военных действий. А чтобы он точно обратил на них внимание, Куанши чуть позже изложил Ли еще несколько дополнительных задумок, подброшенные ему Йотокой.

Глава 4

Ночная гроза оставила после себя неприятную сырость и легкую утреннюю прохладу. Одинаковые темные фигуры с длинными кованными сашми стояли через равные промежутки у острых каменных зубцов и периодически ежились, кутаясь в теплые плащи. Промозглый яростный ветер, трепавший вишневые флаги с древними гербами, рождал соблазнительные мысли о горячих жаровнях и сухих соломенных циновках внутри квадратных башен, но стражи Циндао слишком хорошо понимали, чем может грозить их мимолетная слабость в столь опасные и непредсказуемые времена.

А далеко внизу на просторной равнине, еще недавно разделенной на равные квадраты полей и чайных высадок, сверкал огнями осадный лагерь юнь. Тайпэн Ши Гхань из рода Юэ, прямой потомок истинных царей народа Чжу, с легкой долей презрения взирал на своего врага со смотровой площадки надвратного бастиона. Это место не зря прозвали «Долиной вражеских котлов», ведь именно здесь останавливалась всякая армия, вторгавшаяся в земли, снискавшие бессмертную славу в сказаниях о монахе Юэ, ставшем более трех тысяч лет назад защитником и правителем этого края. И точно также пылали когда–то внизу костры «железных» полков Фуокан, бесстрашных штурмовых отрядов нееро, свирепых горцев из княжеств Даксмен и даже далеких предков тех, кто теперь явился под стены Циндао. Лишь одна армия никогда не почтила своим присутствием «Долину котлов», точнее, она ни разу не останавливалась здесь на постой. Имперские солдаты куда больше предпочитали казармы, закусочные и увеселительные дома кланов тэккэй, расположенные в самих стенах прежней царской столицы. Лишь перед Единым Правителем склонились гордые чжу, лишь его они признали более достойным, чем всех остальных. Ведь только та, что была верна Императору, сумела захватить все их царство всего за один день без битв, без войн и без единой смерти. И в этом краю имя Ночной Кошки Пограничья до сих пор считалось не менее священным, чем имя основателя того самого рода, к которому она согласилась примкнуть.

Лагерь юнь внизу сонно ворочался, как человек, впервые заночевавший в чужом доме. Утренний туман, стекая со скалистых отрогов, неторопливо расползался длинными языками по окраинам полевого стойбища. А за спиной у тайпэна Гханя все еще мирно спал древний Циндао, словно и вовсе не заметивший появления армии захватчиков под своими стенами.

Поднимаясь ступенями по пологому склону горы, столица Чжу представляла собой поистине невероятный шедевр фортификации и оборонительной архитектуры, в которой различные стили и эпохи, смешиваясь, дополняли и усиливали друг друга. Четыре кольца стен и бастионов смыкались на самой вершине, вырастая угловатой громадой величественного комплекса Юэ–сэн. Там, где смыкались каменные переходы двух отдельных уровней, высились миниатюрные копии царского замка. В случае нужды, эти могучие форты могли продолжать обороняться, даже будучи в полном окружении, отрезанными ото всех остальных. То же самое можно было сказать о восьми надвратных бастионах и еще доброй полудюжине башенных «пятерок». Но главной особенностью Циндао были укрепленные посты, щедро рассыпанные по разноцветным кварталам на каждой из широких «ступеней» городской застройки. В обычное время там располагались казармы стражи, тюрьмы и управления императорских приставов. Однако стоило возникнуть необходимости, и каждая такая контора, огороженная высокой каменной изгородью и увенчанная четырехэтажной квадратной башней с загнутой крышей, за считанные минуты превращалась в настоящий форпост, способный задержать противника на долгое время и попортить ему немало крови. Скважины и запасы продовольствия в обширных подвалах, никак не соединявшихся с другими подземными коммуникациями города, делали осаду таких постов просто бессмысленной.

Мысли о судьбе Циндао сейчас не беспокоили Ши, тайпэн был уверен в несокрушимости своего родового домена, и лишь время, на которое затянется осада, вызывала у ставленника Императора некоторое раздражение. Его племянник дзито Гао, сын Кара Суня, уверил нового командующего обороной, что и без резервов военных складов запасов в городе хватит до следующей весны. Гхань был в курсе того, что большая часть императорских войск находится вблизи западных границ, но их появление вряд ли могло затянуться дольше, чем на указанный период. Опасаться следовало лишь штурма, но сейчас и здесь у юнь было слишком мало сил. Разведчики насчитали штандарты двух больших полков и двух малых, не считая отдельных отрядов всадников и осадного парка. В иные времена сто семьдесят с лишним сотен воинов были бы грозной силой, но против почти девяти тысяч солдат, скопившихся в столице провинции, этого было явно уже недостаточно. Конечно, это не мешало юнь грабить и разорять территории, лежащие по ту сторону от «Долины котлов», но самые богатые деревни и их жители, а также обширные чайные плантации и крупные государственные мануфактуры были надежно укрыты «за спиной» у древнего города. При желании ничто не мешало начать выращивать на этих землях горную рожь, а скотных дворов там итак было в избытке, а значит, осада Циндао вообще теряла хоть какую–то надежду на успех. Разумеется, юнь могли отыскать горные тропы, что провели бы их в благодатный край в обход городских стен, но на это тоже нужно было время, а с приходом зимы эти пути становились непригодными не только для людей, но и даже для криворогих архаров.

Штурм был единственным ответом для командира Юнь, но вот решится ли он начать его сейчас, располагая лишь наличными силами и не дожидаясь подкреплений с восхода? Ши Гхань не был намерен доверять решение этого вопроса самому командиру противника, и сейчас его глаза изучали вражеский лагерь не только из праздного любопытства.

Раскатистый грохот и султан огненного дыма, взметнувшийся ввысь, стал первым сигналом, которого дожидался тайпэн. Вслед за первым загремели новые взрывы, и там, где еще недавно стояли ровные ряды шатров, расплескалось море огня и пепла. Ракетные батареи юнь исчезали одна за другой, заставляя южных захватчиков выскакивать из палаток и носиться кругами по переполошенному лагерю. Пламя стремительно перекинулось на палатки и груженые возы инженерных отрядов, расположившихся на самом дальнем краю лагеря. Огненные дорожки, протянувшиеся туда и несколько взрывов, пусть и не таких сильных, как предыдущие, но довольно заметных, не оставляли никаких сомнений в деянии человеческих рук. Пожар ширился и разрастался, а звон тревожных гонгов и крики врагов были столь сильным и многочисленны, что стали отчетливо долетать до слуха Ши. Улыбнувшись с заслуженным самодовольством, Гхань спрятал ладони в широкие рукава вишневого суо и в сопровождении телохранителей из числа родовых воинов направился ко входу в помещения бастиона.

Через несколько часов, когда уже весь город судачил об утреннем происшествии, а юнь наконец–то удалось справиться с разрушительной стихией, тайпэн и дзито приняли в одном из внутренних дворов Юэ–сэн вернувшихся с победой бойцов.

В черной облегающей одежде, выкрашенной простым углем, или в пестрых зеленых накидках, наподобие дорожных плащей, разведчики и диверсанты низко склонились перед своим командиром, но тот немедленно велел им подняться. Сейчас в этом месте не нужно было говорить благодарственных речей и восхвалять чьи–то успехи. Создатель хитрого плана и его достойные исполнители получили намного большее удовлетворения от самого факта удачного завершения их маленькой авантюры. Больше у юнь не было ни артиллерии, ни инженерного корпуса, и уйдут недели, прежде чем они сумеют хоть как–то зарастить эту рану.

Усмехнувшись себе в густую черную бороду, Гхань сделал знак поджидавшему денщику из числа придворных ну–бэй, и поднос с мешочками золотого песка начал свое неспешное движение между замерших рядов. Ши умел вознаграждать по достоинству тех, кто был ему верен и оказывался способен исполнить данное им поручение. Но, несмотря на всю радость момента, мысль, сверлившая разум тайпэна еще с прошлой ночи, никак не хотела утихнуть. Почтовый голубь принес хорошие известия о том, что центральные провинции не останутся безучастно взирать на участь своих южных соседей, и войска Императора уже собираются, чтобы нанести свой удар. И только одно в этой новости столь сильно коробило душу Ши Гханя, что не давало ему уснуть. Этой причиной были имена командиров, входивших в имперский совет, а точнее то, что одним из них могло бы быть имя Сяо Ханя, имя единственного сына главы рода Юэ.

Этим же самым утром в четырех неделях пути от горных долин провинции Чжу другой полководец занимался в рассветный час почти тем же, что и его вассал–побратим. Тайпэн Мяо Гкень, один из пяти братьев–военачальников из последнего поколения семьи Овара, попал в Генсоку и задержался в Таури по чистой случайности. Длительный поход на восход через бескрайнюю гладь океана не принес желаемых результатов, как и многие прочие до него. Ни новых земель, ни великих чудес, ни затерянных плавучих храмов, которые год за годом искали посланники Императора, не скрывалось за гладкой чертой горизонта, и лишь утреннее светило появлялось оттуда день за днем в точно отмеченный срок. Многие считали, что приказ отправиться в подобное странствие был лишь мягким способом отстранить неугодного как можно дальше от Нефритового трона. Но Мяо никогда не попадал в опалу Единого Правителя, и год от года вел свои изыскания лишь по зову неугомонного сердца.

В свои неполные тридцать лет, Гкень успел побывать в столь невообразимо далеких местах, что иные жители Империи даже и не подозревали об их существовании. Как посол самой великой державы в мире и воплощение императорской воли, тайпэн объехал все Срединные царства, гулял по причалам вольных торговых городов Внутреннего моря, наслаждался родниковой водой в пустынных оазисах юга и охотился на снежных тигров и черных медведей в заснеженных скалистых фьордах, где зима царствует также долго, как лето, сменяя другу друга всего за несколько дней. Мяо был неплохим полководцем, и разные передряги, в которые он попадал, включая участие в одной гражданской войне, укрепили за ним его славу и титул. Но, ни война, ни богатство, ни преклонение других не манили его так сильно, как духи исканий, заставляя стремиться вперед к неизведанному и необъяснимому. Восходное море было одной из таких загадок, и пока так и не поддалось его напору, несмотря на все старания Гкеня.

Возвращаясь в начале года в столицу, мику–дзё Мяо попала в шторм и потеряла парус. С трудом опытный экипаж сумел довести корабль до устья Чаанцзянь и встать на привязь в порту Южной эскадры. Жестокая простуда и горький кашель свалили тайпэна с ног, и пока он лечился, а плотники–корабелы чинили судно, на Империю обрушилась беда. Было что–то странное в том, что этого нападения ждали почти два столетия, но когда оно все–таки случилось, почти никто не оказался к нему готов. Тайпэн Руо Шень из рода Вейлун, руководивший действиями флота и обороной города, вынужден был объявить в Таури осадное положение, и Мяо, не задумываясь, вверил себя под руководство этого седого опытного старика, который водил Южную эскадру до самых дальних пределов Жемчужного моря вот уже почти целых полсотни лет.

В отличие от Циндао, тылы которого были в относительной безопасности, Таури оказался в полном окружении. Враг методично окапывался вокруг столицы Генсоку, выстраивая комплексные полевые редуты и, похоже, намереваясь возводить полноценное кольцо циркумвалационных и контрвалационных сооружений. Единственный разрыв в осадных линиях юнь получался в том месте, где края лагеря подступали к водам залива. Портовые бастионы Таури были достаточно непреступны, чтобы сдерживать атаки, как с суши, так и с моря, но это не мешало флоту южан блокировать подходы к бухте, заперев там военную эскадру и несколько сотен торговых, китобойных и рыболовецких судов. Скалистые рифы превращали проход к порту в узкий коридор, и юнь вряд ли бы рискнули прорываться туда без должной на то причины. Отправиться же в свободное плавание к северным имперским берегам кораблям вторжения мешал другой немаловажный факт. Центральный флот Хэйан превосходил морские силы Юнь почти на треть, а Южная эскадра не уступала ему ни в чем. Разделить свои суда без потери должной боеспособности противник просто не мог, а, продвигаясь на север всей совокупной мощью, рисковал оказаться зажатым между двух вражеских отрядов, равных ему по силам. Не уничтожив Южную эскадру, юнь не могли рассчитывать на беспрепятственный выход к берегам Маннай и других центральных провинций, и поэтому тяжелые галеры под царскими флагами и юркие суда сиртакских каперов–наемников с огромными треугольными парусами смиренно ожидали завершения осады, выстроившись полумесяцем вдоль побережья.

Особый интерес для Мяо сейчас представлял главный осадный лагерь юнь, который они развернули на острове Гункань, лежащем в устье Чаанцзянь. Сам Таури стоял на двенадцати других островах, скопившихся у самого выхода к морю, и лишь несколько его районов располагались по берегам реки. Кроме Гунканя незанятыми вверх по течению остались еще три небольших острова, где также скопились отряды врага. К счастью штурм с этого направления был практически невозможен, равно как и полноценная контратака, в связи с чем, полководец противника и выбрал такое место для своего штаба. Различить командирский штандарт не составляло труда и без «зоркого глаза», поэтому Гкень, завершая свой ежедневный утренний обход, неизменно задерживался на смотровой башне, чтобы понаблюдать за вражеским военачальником.

Обычно в это время царский генерал либо уже завтракал на открытом воздухе, либо упражнялся с бамбуковым шестом, сражаясь с полудюжиной солдат, одетых в отличие от него в полноценное защитное облачение. Как правило, последний факт противникам полководца помогал не очень–то сильно. Из сорока схваток, свидетелем которых стал императорский тайпэн, рядовые бойцы сумели одержать верх лишь дважды. Но сегодня им это точно уже не грозило.

Покончив с утренней разминкой, генерал ответил коротким кивком на низкие поклоны своих противников и направился к роскошному шатру, установленному рядом с тренировочной площадкой. У входа его поджидал слуга с небольшим подносом, в центре которого возвышался высокий серебряный кубок. Белесый пар, поднимавшийся над сосудом, свидетельствовал о высокой температуре его содержимого. Гадать, что именно там находится, Мяо не требовалось. Несмотря на прекрасную физическую форму, командир южных захватчиков был уже в годах, а употребление лечебных травяных отваров, особенно после серьезных физических нагрузок, всегда становилось должным подспорьем для стареющего бойца. Это Гкень знал по богатому опыту своей семьи.

Спустившись с башни, тайпэн пересек небольшой мощеный двор и, пройдя под сводчатой квадратной аркой, вышел на узкую пристань, покрытую поверх слоя досок одинаковыми шестигранниками из тутового дерева. Лодка с несколькими родовыми воинами Овара ожидала Мяо на дальнем конце причала, а дзи Донг неторопливо прогуливался у ворот бастиона в компании офицера, отвечавшего за эту оборонительную точку.

Вообще, передвигаться по Таури без собственной лодки было довольно проблематично. За исключением внутренней территории островов, где имелись полноценные улицы, площади и сады, все остальное движение в городе было сосредоточено в устьях каналов, через которые синие воды Матери–реки Чаан добирались до бесконечного океана. По своему виду каналы разительно отличались друг от друга в зависимости от районов, мимо которых они проходили. Ближе к центру города берега одевались в гранитные оклады и устремлялись вверх. Бедные окраины удивляли футуристическими нагромождениями жилых домов, похожих на древесные грибы, гнездившиеся целыми кустами на старых пнях и поваленных бревнах. Огни фонарей и яркие краски играли там, где к причалам выходили фасады богатых лавок и иных заведений, принадлежавших торговым домам. Сурово и аскетично смотрелись стены монастырей, выраставшие буквально из водной глади. А вокруг сменяли друг друга пестрым калейдоскопом плавучие театры, площадки жонглеров и акробатов, джонки–закусочные и разукрашенные плоскодонные лодки торговцев с лотками, устроенными прямо на носу. «Уличные» базары, собиравшиеся в тихих местах, пестрели разнообразием морского зверя и рыбы, уходившей здесь ранее за медную мелочь, но теперь в дни осады выросшей в цене почти втрое. Баркасы городской стражи с высокими синими бортами угрожающе рассекали речные волны, напоминая всем и каждому, что имперский закон не делает различий между твердой землей и водным потоком. Крупные корабли, что бывали здесь нередкими гостями, сейчас по большей части сгрудились в порту, речные ворота Таури были наглухо закрыты и заложены механическими засовами.

Военно–морское училище, в здании которого расположился штаб городской обороны, было похоже на распластавшегося осьминога, чьи разномастные «щупальца» – причалы, облепленные парусными лодками и мику–дзё, тянулись в разные стороны. Учебные корпуса и верфи полностью занимали один из малых островов, и здесь же располагалась единственная в Таури пристань, оснащенная для приема больших судов, кроме тех, что находились в торговом порту и на стоянке Южной эскадры. Совещание под руководством Руо Шеня было назначено на полдень, так что Мяо планировал посвятить несколько свободных часов встрече с квартальными старостами и определить для них задачи по формированию ополчения из числа добровольцев. Однако настоящий сюрприз ожидал полководца, едва он высадился на причал у подножья серой мраморной лестницы, поднимавшейся к центральному входу в наставнический корпус.

– Тайпэн Гкень! Тайпэн Гкень! Это возмутительно!

Хрипловатый уверенный голос без труда привлек к себе внимание Мяо. От правого края лестницы к потомку Овара быстро шагал жилистый пожилой мужчина в сопровождении нескольких стражников и одного из офицеров штаба, прикрепленных к Гкеню. Лица солдат выглядели не слишком довольно, а в глазах читалась какая–то усталая загнанность. И, судя по всему, причиной этих эмоций и был тот, кто окликнул тайпэна.

До этого момента Мяо еще не приходилось лично встречаться со старостой Зэном Юрчи, но не узнать того было попросту невозможно. Тяжелый пробивной характер главы обширного квартала, где селились в основном исключительно чистокровные юнь, был настолько известен в Таури, что удостоился даже отдельного упоминания в нескольких ежегодных отчетах дзито Тогу Синкая.

Узкий кафтан Юрчи имел яркий клюквенный цвет и был сшит из тонкого сукна, украшенного бляшками–лалами в традиционной манере для одежды южан. Полы этого одеяния не захлестывались одна на другую, а застегивались при помощи длинных деревянных пуговиц, покрытых тонким слоем лака. Свободные черные штаны были заправлены в высокие сафьяновые сапоги с чуть загнутыми носками. Еще сильнее образ «классического юнь», которому Зэн следовал во всем, дополняли длинные черные волосы, заплетенные в тонкую косу, и аккуратные усы – «стрелки».

– Тайпэн Гкень, как выборный представитель своего квартала я хочу заявить вам решительный протест на подобную дискриминацию!

Только вид дзи Донга, появившегося за правым плечом Мяо и положившего руку на рукоять цзун–хэ, заставил Зэна остановиться буквально в полушаге от улыбающегося тайпэна. Вассал Императора разгладил привычным движением свои висячие усы и, убедившись, что Юрчи немного отдышался, задал вопрос самым нейтральным тоном:

– Я могу вам чем–то помочь, уважаемый?

– О да, высокочтимый, еще как можете! – вскинулся Зэн, и офицер, стоявший у него за спиной, страдальчески закатил глаза. – Вы назначили на сегодня совещание с квартальными старостами Таури, но я так и не получил приглашения. Речь на собрании должна идти о формировании ополчения, и ни я, ни мои сторонники не считаем, что должны оставаться в стороне от этого вопроса. Нам понятно, чем может быть вызвано недоверие к местным юнь в сложившейся ситуации, но это не умоляет нашего права!

– Вы могли бы уточнить, о каком именно праве идет речь? – все с той же безупречно вежливой улыбкой поинтересовался Мяо.

– Я, мои люди, жители моего района – преданные поданные Нефритового престола! Лишь Избранник Неба имеет власть над нами, и лишь его мы признаем Единым Правителем! И потому, считаем, что добровольцы нашего района должны появиться в рядах ополчения на равных с прочими. Вы пригласили на совет старост из всех этнических кварталов, и даже старейшина Сиртакского мола прибудет на эту встречу. Так неужели мы не заслужили равного отношения, лишь потому, что были рождены юнь?!