Текст книги "Тайпэн. Оскал войны"

Автор книги: Сергей Девкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

Глава 12

Привычный летний зной в этом году был не столь силен, как обычно, а теплые дожди помогли бы крестьянам собрать в полях неплохой урожай, если бы только в пограничных землях Генсоку не разгуливали отряды южных захватчиков, не знавших ни жалости, ни сострадания. И все же провинция шаг за шагом медленно приходила в себя, пока армии Юнь собирались на закате с новыми силами, а простые люди со свойственным им оптимизмом готовились к новой мирной жизни, которая наступит сразу после «теперь уже близкого завершения войны». Кому–то это могло показаться самонадеянным со стороны местных жителей, но беженцы, потянувшиеся большими караванами обратно из Цинхай и Нееро, так не считали.

Наступление восьмой армии Ляоляна, объединившейся с остатками пятой армии генерала Окцу, заметно замедлилось. Трехтысячный корпус Таури под руководством тайпэна Мяо Гкеня занял северный берег реки Люньшай, обозначив теперь четкую «линию фронта». Попытка форсировать Люньшай сходу под обстрелом имперской механической артиллерии стала бы для юнь довольно опасным манером. Кроме того, все мосты на этом направлении были разрушены лазутчиками К»си Ёнг еще во время предыдущего вражеского отступления. Немногочисленным узким бродам тайпэн Гкень уделил особое внимание, но реально рассчитывать на то, что его отряду удастся сдержать пятьсот сотен царских солдат, когда они двинуться к Таури, явно не стоило. Основные надежды теперь возлагались на двадцать тысяч воинов, которые от Вулинь вел вдоль побережья тайпэн Васато Вань, успешно громивший части четвертой армии, попадавшиеся ему на пути. Руо Шень, командующий Южной эскадры, отбыл с докладом в столицу, временно передав свои функции Ли, а точнее хайтину Шао Шэню. Также под началом у Ханя оставался гарнизон Таури и порядка двух с половиной тысяч бойцов, собранных «с бору по сосне», не считая наемников и ополчения. В случае крайней необходимости, этот отряд должен был выступить на помощь Гкеню или Ваню, а также не давать третьей армии начать хозяйничать в восходной части Генсоку. Имея опыт руководства ограниченными силами на небольшой территории при постоянной опасности нападения, Ли сумел быстро наладить должный порядок в предместьях Южной столицы, и сейчас подконтрольная ему территория простиралась на юг до Люньшай и на северо–запад вдоль русла Чаанцзянь до самого Имабаси включительно.

Решение городских вопросов и разных насущных и не очень трудностей, перемежавшихся регулярными тренировками и уроками юньского языка, который тайпэн взялся теперь изучать, отнимало у Ханя в последние дни немалую уйму времени, но он предавался этим делам со всей ответственностью и даже с какой–то скрытой радостью. Не то, чтобы Ли сильно боялся обсуждения некоторых неоднозначных проблем личного характера, которые стали назревать после возвращения в Таури къёкецуки, но как и любой человек Хань искренне надеялся хоть как–то отсрочить неизбежное. Тем не менее, выглядело это все–таки довольно глупо, особенно учитывая тот факт, что двусторонняя эмоциональная связь между Ли и демонами никуда не делась, и грозовые разряды, проскакивающие между Фуёко и Такатой, ощущались все острее и явственнее. Да и отношение Ёми к происходящему нельзя было назвать однозначным.

Истинный слуга Избранника Неба должен открыто принимать трудности и преодолевать их холоднокровно, с ясным умом и железным упорством. Так требовала Догма Служения, но Хань сильно сомневался в том, что тот, кто составлял упомянутую часть уложения, предполагал наличие в жизни императорского вассала ситуации, подобной той, что в этот раз возникла у него. К сожалению, никакого иного руководства к действию у юного полководца не было. Несмотря на то, что ему уже приходилось разбираться со сложным конфликтом интересов и политическим дрязгами кочевых народов, сейчас Хань чувствовал себя совершенно беспомощным. Обратиться же за советом, Ли было попросту не к кому – безусловные авторитеты, которым он мог бы полностью доверять в таком щекотливом деле, и коими для него являлись учителя дзи–додзё, командир Ногай и Тонг О–шэй, находились вне досягаемости, а отношения с Удеем пока по–прежнему пребывали в некотором натянутом виде. Сами къёкецуки и кумицо по понятным причинам отпадали.

Дожидаться, когда напряжение выльется в нечто большее, не имело никакого смысла, и На третьей декаде Ли решился–таки разобраться с этим вопросом раз и навсегда, благо удобный момент подворачивался сам собой. Каждый вечер мертвые демоны кратко докладывали тайпэну о ситуации в городе, следить за которой Хань назначил их сам, чтобы къёкецуки совсем уж не заскучали от вынужденного безделья. В этот раз Ёми предстояло отсутствовать по весьма уважительной причине, и поэтому Ли еще с утра попросил Фуёко непременно заглянуть к нему в сумерках в штаб обороны Таури, располагавшийся по–прежнему в преподавательском корпусе морской академии.

Тем временем молодая кровопийца должна была отправиться на самую настоящую охоту, и удержать Такату от участия в этом мероприятии стоило определенных усилий. Дело было в том, что уже почти две недели в бедных кварталах орудовал неизвестный убийца, расправлявшийся со своими жертвами в особо изощренной жестокой манере и, по–видимому, не преследовавший никаких иных целей, кроме получения удовольствия от самого процесса умерщвления. Справиться собственными силами с этим «мясником», как прозывали в Империи подобных опасных сумасшедших, городская стража пыталась долго и безуспешно. Если с мародерами, руководствовавшимися нормальной логикой, проблема была непростой, но вполне решаемой, то ловить опасного зверя в человеческом обличии, хранители порядка были совершенно не приучены. Зато для мертвых демонов такое развлечение было в самый раз.

Хань с легким сердцем отправил Ёми на ночную вылазку в бедняцкий район, где произошли последние три убийства, но при этом настойчиво попросил Такату продолжить исполнение его предыдущего поручения. Старшая къёкецуки согласилась на удивление легко и покладисто, обойдясь в этот раз лишь парой колких замечаний. Вероятно, вся демоническая троица уже догадывались, что именно затеял тайпэн, ведь конспирация и тонкие дипломатические ходы не удавались Ли Ханю даже во время его так называемых «театральных постановок», отличавшихся зрелищностью, но никак не изяществом.

Подготовку к «вечеру откровений» Ли провел капитальную. Цепкая память тайпэна легко выудила из своих хранилищ всевозможные важные мелочи и подробности, связанные с намеченными собеседницами, а, отдавая слугам детальные приказания по поводу предстоящего «торжества», Хань впервые почувствовал облегчение оттого, что вообще–то он не обязан никому и ничего объяснять. Иногда у статуса императорского вассала все–таки были определенные преимущества.

Таката появилась в кабинете Ли, опередив Фуёко всего на пару минут, которые ушли на уже привычный короткий доклад. Был в этом какой–то уговор между демонами или нет, Хань не почувствовал. После появления кумицо, все трое в полном молчании прошли на дощатую террасу, выходившую во внутренний сад академии. Ли, как мог, старался держаться собранно и отстраненно, но у Такаты это получалось намного лучше. С лица Фуёко напротив не сходила лисья ухмылка, а зеленое пламя в глазах у оборотня переливалось и пульсировало с какой–то новой необычайной силой.

Вокруг накрытого стола были расставлены жаровни и кованые подставки с тлеющими благовониями. Тонко и гармонично соединить аромат леденящей мяты, так нравившийся къёкецуки, и жаркое дыхание имбиря, смешанного с терпким ладаном, к которым явно неравнодушна была кумицо, не получилось с первой попытки даже у самого известного в городе распорядителя церемоний, доставленного в академию по распоряжению Ли. И все–таки, старик был настоящим мастером и сумел добиться поставленных результатов, какими бы странными и необычными они ни были. Скромные, но изящно сервированные блюда также отражали в себе вкусы приглашенных гостей. На столе практически не было овощей и фруктов, но в избытке присутствовало мясо и разные дорогие вкусности, на которые расстарался Удей. Где и как тидань сумел достать в этот сезон соленую красную икру, морских гребешков и молодое вино из северных хинганских сортов, Хань предпочел не спрашивать, поскольку всерьез подозревал, что это знание еще больше осложнит и без того непростую жизнь императорского вассала.

Вся также чинно в лучших традициях придворного этикета девушки заняли места за округлой столешницей. Строгий наряд къёкецуки, которая теперь предпочитала носить в обычное время нечто вроде слегка измененного варианта суо, прекрасно вписывался в обстановку. Впрочем, красное с белым платье оборотня, выполненное по последней столичной моде, выглядело ничуть не хуже. Опустившись на невысокий табурет, Ли разлил в вытянутые бокалы вино для себя и кумицо, а сосуд, стоявший перед Такатой, наполнился прозрачной рубиновой кровью, еще каких–то полчаса назад бежавшей по венам месячного ягненка.

– Я думаю, – начал Хань, когда все присутствующие сделали по глотку, – мне не нужно говорить о том, зачем я одновременно позвал вас обеих сюда. Рано или поздно этот разговор должен был состояться, и лучше, как мне кажется, чтобы он протекал в более спокойной и располагающей атмосфере.

– Ты постарался, – заметила Фуёко, взгляд которой все это время был прикован к сидящей напротив Такате. – Надеюсь, старания не пропадут зазря. Так кто же первым начнет кидаться обвинениями? На меня в этом деле лучше не рассчитывать.

– Еще бы, – хмыкнула къёкецуки. – С твоей стороны это было бы уже верхом нахальства.

– О, поверь, – все также демонстративно вежливо ответила кумицо, – в этом искусстве существуют такие скрытые бездны, что ты и не можешь себе представить.

– А чего же еще следует ожидать от этой рыжей хвостатой дряни? – со стороны Такаты явственно потянуло холодом, это Ли Хань почувствовал даже сквозь плотные полы своего серого суо. – Обводить людей вокруг пальца, играть на чужих чувствах и глумиться над получившимся итогом – любимое занятие для всей вашей породы.

– Уж не хочешь ли ты обвинить меня в том, что в отсутствии неусыпной клыкастой стражи, повсеместно сопровождавшей нашего милого одаренного кормильца, я подло воспользовалась моментом и совратила это девственное существо своим магическим коварством? – ногти оборотня выбивали по краю столешницы ритмичную дробь, а сама кумицо слегка подалась вперед.

Ответить что–либо своей оппонентке Фуёко так и не дала, сразу же перейдя в атаку:

– Знаешь, в моем случае в первый раз это хотя бы произошло по обоюдному согласию. И во второй раз тоже, и в третий…

– Тогда от этого зависела его жизнь, – зло прошипела къёкецуки, и Ли оставалось лишь порадоваться, что оружие обеих демонов осталось в кабинете.

– О, я и не смела сомневаться в твоей целомудренности, – сверкнула глазами Фуёко.

– Опять ты прячешься за издевками, выгораживая себя? Что дальше? Начнешь ссылаться на то, о чем говорил в свое время гнойный бурдюк Мао Фень? Вот уж и вправду, из вас двоих вышла бы та еще пара хитрейших подлюк!

– Ты говоришь так, как будто он оказался не прав, или, по–твоему, ритуал, что Ли провел ради спасения наших жизней, действительно был ошибкой?

– В твоем случае, вполне возможно.

– Ха! – вскинулась кумицо. – Я заслужила право спасение не меньше, мне ведь, как ты помнишь, тоже пришлось заглянуть за грань! И ради чего, выходит с твоих слов? Ради безумного порыва чужого человека, ничего для меня назначившего?! Не смей, говорить, будто бы я просто играю в очередную игру…

– Для вас вся жизнь игра! Глупая, рисковая и бессмысленная! Ты хочешь сделать такой же и его жизнь?!

– Я…

Фуёко неожиданно осеклась, и весь боевой задор вдруг как–то разом покинул рыжего оборотня. Таката, в руке у которой опустевший бокал давно превратился в измятый кусок металла, тоже заметно расслабилась, увидев реакцию кумицо.

– Нет, не хочу, – выдохнула демоническая лисица, отводя в сторону свой изумрудный взгляд. – Не хочу и не буду.

Хань, практически не дышавший несколько последних минут, понял, что это тот самый, вероятно, первый и последний момент, которого он ждал, сохраняя позицию нейтрального слушателя. Отставив недопитое вино в сторону, Ли аккуратно положил левую ладонь на запястье Такаты, а правой накрыл дрожащие пальцы Фуёко. Две пары глаз, кроваво–красные и лучащиеся малахитом, одновременно обернулись к нему.

– Никто и никогда не учил меня говорить то, что я должен сейчас сказать. Но я надеюсь, мое косноязычие с лихвой окупит то, что вы услышите в моей душе, там, где нет места лжи и двуличию. Вы знаете, выбор, о котором, каждая из вас мечтает в тайне, я никогда не смог бы сделать. Ни под пыткой, ни в пьяном бреду, ни за полшага до извечного мрака, – при упоминании последнего рука Фуёко дрогнула чуть сильнее, но и Таката явственно ощутила пугающий смысл, скрытый за этими обычными с виду словами. – Не знаю, как так получилось, и зачем Судьбе было угодно объединить нас в нечто большее, чем в простой союз между тремя разумными существами, но каждая из вас стала важной частью меня. Мне тяжело думать о той боли, которую причиняют вам внутренние терзания, и я хочу, чтобы вы избавились от них. Вы нужны мне. Обе. И не только как верные спутники и надежные исполнители. Таката, помнишь, я говорил, что никогда не стану превращать друзей в рабов и слуг. С того момента ничто не изменилось, и желчь мангусов преобразила мое тело, но не мою сущность. Даже без связующего ритуала, я не смог бы отпустить от себя ни одну из вас, если только не счел бы подобное в какой–то момент большим благом для тех Путей, что уготован каждой. Я не знаю, любовь это или что–то иное, но одно могу сказать точно – раньше я жил только ради Империи и долга, что был у меня перед Ней, но теперь для тайпэна Ли Ханя есть и другие причины, чтобы и дальше с радостью встречать свет каждого нового дня. И если вы сможете это понять, сможете принять и дать хотя бы призрачную надежду на то, что эти эмоции, рвущие меня на куски, хоть на время утихнут, я действительно стану самым счастливым человеком, что жил когда–либо под Извечным Небом.

В тишине парка было слышно лишь как волны, плещутся у каменных пирсов за стенами учебных корпусов, да тихо шипит огонь в квадратных жаровнях вокруг.

– Ты ведь, кажется, хотел сказать нам что–то еще? – в бесстрастном голосе Такаты не было ни печали, ни злости, ни ненависти.

– Или предпочитаешь, что бы мы сами это сказали? – уточнила Фуёко, не без веселой ехидной нотки.

– Да, – тяжело выдохнул Ли, невольно опуская голову. – Мои чувства с ней ничем, похоже, не отличаются о тех, что я испытываю к вам.

– Бедная девочка, и как это у нее получилось, разжечь такое пламя из тусклой искры, что вышла из стен дзи–додзё? – уже откровенно рассмеялась кумицо.

– Думаю, это было не сложно, – улыбнулась Таката. – Несчастного Ли воспитывали в строгости и жизненном аскетизме, а потом вдруг бросили в реальный мир, да еще и предоставили куда более широкие возможности, чем те, к которым готовили.

– Да уж, бедняжка, он просто не смог удержаться, – пальцы Фуёко окончательно перестали дрожать и теперь уже мертвой хваткой впились тайпэну в кисть. – Эта Каори сразу же показалась мне непростой фарфоровой куклой из высшего света.

– Видела бы ты, как она буквально сжигала нас взглядами, как только видела рядом с ним!

– По крайней мере, вы уже нашли что–то, что вас объединяет, – выдавил Ли из себя через силу. – Кроме, разумеется, совместных издевательств надо мною.

– Это не издевательства, всего лишь легкая ироничная критика, – возразила Фуёко.

– Что еще интересно скажет по поводу этого Ёми? – задумалась вдруг Таката. – Ее ведь непременно придется ввести в курс нашей беседы.

– А почему это ты так хитро поглядываешь в мою сторону? – невинно уточнила кумицо, захлопав длинными ресницами.

– Вот только не нужно изображать здесь целомудренную невинность, – къёкецуки не без удовольствия вернула собеседнице недавнюю «шпильку».

Продолжение беседы мирно свернуло куда–то на нейтральные темы, и остаток вечера прошел сам собой, легко и непринужденно. О предшествовавших событиях напомнило лишь появление Удея, который поменял бокал Такаты и поставил в центр стола большое блюдо мяса, сдобренного острыми специями и прожаренного так, чтобы в розовой плоти оставалось изрядное количество крови. Секрет правильного приготовления «кровавой говядины» был одной из самых больших тайн кулинаров Таури, и Хань вместе с демонами сумели по достоинству оценить мастерство местных поваров.

Дальнейший разговор, пересыпанный дружескими шутками, продолжился и после трапезы, когда тайпэн и его спутники покинули сад и, пройдя через решетчатые деревянные ворота, вышли к вытянутым пристаням морского училища. Чувство успокоения и радости от удачного завершения задуманного, приятно согревало Ли изнутри, и даже Удей, поддавшись общему настроению, перестал брести где–то позади серой тенью, начав отвечать на насмешливые фразы Фуёко, которые та периодически бросала в сторону верного оруженосца.

– Тайпэн Хань!

Этот голос Ли узнал сразу же, и сравнить эффект от появления человека, шагавшего к ним навстречу по пристани в свете несильных фонарей, можно было только с ушатом холодной воды. «Страж престола», все также остававшийся флагманом речной эскадры и, по сути, личной подвижной резиденцией Ханя, покачивался на волнах в конце пирса. Рядом к деревянной пристани привалилась толстобокая юньская галера, явно из числа трофеев, захваченных в последней битве. Если бы тайпэн и захотел сейчас куда–нибудь свернуть, то это все равно бы не получилось.

– А ты уж думал, что все закончилось? Так просто не бывает никогда, – раздался рядом с ухом Ли смеющийся шепот кумицо.

– Тайпэн Хань, рада вас видеть! – склонилась в поклоне Ка»исс. – Я не успела поблагодарить вас раньше, за мое спасение и за все остальное, что вы сделали, чтобы помочь мне.

– Я всего лишь делал то, что обязан был делать, – максимально нейтрально откликнулся Хань, стараясь не смотреть в раскосые глаза, сияющие неподдельной радостью.

Несмотря на пережитое тяжелое ранение, выглядела разведчица довольно хорошо. Никакой болезненной бледности или скованности движений у нее и близко не наблюдалось, а тот факт, что лекари уже выпустили Ка»исс из госпиталя, и она вновь смогла облачиться в свой зеленый суо, похоже, говорил о полном и окончательном выздоровлении лучшей ученицы К»си Ёнг.

– Я позволю себе дерзость, но хочу заметить, что это все–таки было нечто большее, чем просто исполнение обязанностей, – темный румянец на щеках хшмин был почти незаметен в тусклом желтом свете качающихся светильников. – Когда я стала спрашивать, мастер–лекарь рассказал мне о вашем поступке. Пожертвовать столь ценным лекарством как порошок черного лотоса, это поистине великодушный поступок. А мне, в свою очередь, с одной стороны лестно, что вы так высоко оценил мои навыки, но с другой…

– Простите, – перебил тайпэн сбивчивую речь разведчицы. – Вы упомянули порошок черного лотоса?

– Конечно, – во взгляде Ка»исс появилось непонимание. – Вы передали его для моего излечения и разрешили использовать остатки для других тяжелораненых, что, конечно же, несомненно, лишний раз свидетельствует о вашем благородстве…

Ли медленно повернул голову и посмотрел через плечо на Удея, замершего рядом. Тидань был спокоен и невозмутим, даже, несмотря на откровенные смешки Фуёко, однако долгого испытующего взгляда Ханя кочевник не выдержал.

– Тебе он был не нужен, – коротко констатировал сын степей. – А ей пригодился.

– Но почему ты действовал моим именем?

– Меньше глупых вопросов, и лишний плюс к твоей героической репутации.

– Как это заботливо с твоей стороны, – хмыкнул Хань, и Удей не смог удержаться, чтобы не улыбнуться в ответ.

Тайпэн обернулся обратно к Ка»исс, которая, замолчав, с немалым интересом наблюдал за короткой беседой между полководцем и его клейменым слугой. Упоминать о том, что эта беседа совсем не походила на то, как обычно общались представители столь разных сословий, явно не стоило.

– Боюсь, вы приписываете мне заслуги и благородство совсем другого человека, – пояснил Хань в ответ на вопрос, незаданный хшмин. – Также, мне кажется, вам будет лучше напрямую спросить самого моего боевого товарища о тех мотивах, которые побудили его расстаться с таким богатством, как порошок черного лотоса. Я даже готов предоставить ему свободное время для этих объяснений.

– До следующего утра, – предложила Таката.

– Тогда уж до полудня, – развила ее мысль кумицо.

– Возражения не принимаются, – коротко подытожил Ли, вновь посмотрев на тиданя, уже потерявшего былое холоднокровие.

Удей явно не знал, что делать дальше, равно как и Ка»исс все еще пыталась «переварить» полученную информацию. Хань не собирался облегчать им задачу, тем более что оставить эту парочку вдвоем на пирсе, самим разбираться в случившемся, неожиданно показалось тайпэну очень даже забавной идеей.

Громкий всплеск и скрежет ломаемых бревен, разорвавший мирную ночную картину, разом похоронили в себе все упомянутые планы. Ка»исс, действуя, похоже, на одних рефлексах, успела отскочить на одну линию с Ли. Тидань грязно выругался, а Таката и Фуёко за какие–то мгновения уже обнажили свое оружие. Хань перехватил древко копья, брошенного ему Удеем, и замер на какую–то секунду, пытаясь разобрать, что же именно вынырнуло из вод Чаанцзянь, проделав в толстом настиле причала громадную сквозную дыру. Гигантский монстр, смутно похожий на человека, громко взревел и, оскалившись сотнями игольчатых зубов, бросился в стремительную атаку.

В отличие от главных улиц Дайдари и кварталов торговых домов, хорошо освещенных и многолюдных даже в ночные часы, в районе трущоб в это время безраздельно властвовала лишь сырая темень и промозглый соленый ветер. Поселение бедняков располагалось в устье реки на отдельном острове, являясь, по сути, очень неароматной копией Таури в миниатюре. С севера пристанище городских нищих отделял от Левобережья широкий канал, а с остальных сторон к нему подступали берега других небольших островков, заселенных различными этническими диаспорами. Кварталы париев и «неприкасаемых» в этих районах представляли собой своеобразные «анклавы» трущобного «царства», соваться в которые рисковали лишь усиленные патрули стражников. Почти треть бедняцкого острова состояла из старых барж и плавучих складов, скопившихся выше по течению. Гнилые и трухлявые борта давно срослись между собой в нечто целое, и лишь немногие из плавучих сооружений могли бы еще быть использованы по первоначальному назначению. Отмель из накопившегося мусора широкой косой протянулась через воды Чаанцзянь в сторону моря, и что еще более удивительно, многоярусные обветшалые постройки, похожие на наросты древесных лесных грибов, умудрялись возвышаться даже на этом неустойчивом основании.

Для настоящего охотника смрад зловонных ям и непроглядный мрак кривых закоулков не были помехой на пути к желанной добыче. И мертвый демон скользила по изломам выгнутых крыш бесшумной тенью, лишь изредка выдавая себя кровавым блеском глаз. Предчувствие погони и схватки уже полностью овладели Ёми, а полагаться на интуицию в таком деле не счел бы зазорным ни один из представителей ее народа. Это всегда являлось неотъемлемой частью процесса и тем самым, что и делало къёкецуки столь опасными в охотничьем ремесле.

Тихий всхлип в отдаленном переулке простой человек не расслышал бы и с двух шагов, но юная кровопийца без труда сумела различить оборвавшийся звук. Двигаясь по спирали от центра района к его окраинам, Ёми пока лишь пыталась определить наиболее удобные места для засады «зверя». Но раз удача сегодня сама шла к девушке в руки, то отказывать ей явно не стоило.

Вскоре юная къёкецуки уже оказалась рядом с узким проходом между домами, откуда еще недавно раздался тот самый то ли стон, то ли вскрик. Не замощенная земля в этом месте была по щиколотку залита склизкими помоями. Окрестные жильцы, похоже, каждое утро просто выплескивали накопившуюся грязь прямо из окон на улицу, не утруждая себе походом к ближайшим выгребным ямам, вынужденно заменявшим в этой части города привычную систему глиняных труб и сливных решетчатых стоков. Разумеется, Ёми и дальше предпочла продвигаться к намеченной цели по подгнившим дощатым заплатам, из которых практически полностью состояли местные крыши. Разглядеть отсюда человеческую фигуру, лежавшую в центре проулка, не составляло для ночной охотницы никакого труда.

Немолодая женщина в заношенных лохмотьях уже не подавала явных признаков жизни. Ее остекленевшие глаза с расширенными зрачками навечно застыли в неподдельном ужасе, а из–под тела жертвы медленно расползалось во все стороны бурое масляное пятно. Оказавшись на самом краю косого ската, Ёми замерла в нетерпеливом ожидании, внимательно прислушиваясь к окружающим звукам и запахам. Убийство произошло совсем недавно, и «зверь» еще не мог скрыться слишком далеко. Но ответом къёкецуки, не считая обычного зловония и отдаленных шумов ночного квартала, была лишь гнетущая тишина. Это было странно и весьма настораживало, да и убитая была еще, как нарочно, подброшена в таком месте, что ее трудно было бы не заметить. И если не обращать внимания на то, кто был здесь добычей, а кто охотником, то все это очень сильно напоминало Ёми классическую ловушку. Оставалось только понять, у кого же хватило храбрости или наглости расставить западню на столь опасную дичь.

Серая тень, беззвучно метнувшаяся наискось вдоль противоположной стены, перескочила через провал улицы, приземляясь на парапет всего на расстоянии протянутой руки от къёкецуки. Две пары одинаковых клинков с шорохом вылетели из черных ножен. Короткий стремительный танец матовых лезвий, вышибающих белые искры, закончился также неожиданно, как и начался. Отскочив в разные стороны, противники замерли, с интересом разглядывая друг друга.

В отличие от катабира Ёми наряд убийцы можно было назвать усиленным доспехом из черненой кожи, вполне вероятно снабженный металлическими креплениями и вставками. За спиной у врага поверх двойных ножен, закрепленных крест–накрест, висел круглый железный тэнгай на кованом шнуре. Судя по морщинам на бледном втянутом книзу лице, противник юной кровопийцы был намного старше ее, хотя являйся он человеком, никто не дал бы ему и трех десятков лет. Одинаковые клыкастые улыбки мертвых демонов как нельзя лучше подходили сейчас под определение «звериного оскала».

– Я уже начал опасаться, что мои труды так и не привлекут внимания хозяина или хотя бы кого–то из вас, – произнес одними губами наемник Ляоляна.

– Так все эти смерти, запутанные следы и перепуганные стражники, все это только ради нашей встречи? – поинтересовалась Ёми, наивно округлив глаза. – Я польщена.

– Да, эти усилия определенно стоили того, – слегка кивнул убийца. – В диких землях не часто вырастают столь прекрасные цветы.

– Ах, как давно мне не доводилось слышать затертых комплементов, что, видимо, до сих пор так ценят в высших семьях, – вздохнула спутница Ли Ханя. – Но, что же дальше?

– Для тебя, боюсь, лишь вечный покой, а для меня вселенская печаль, – пожал плечами собеседник. – Смерть каждой из вас, что прошли ритуал единой крови с императорским колдуном, ослабит его и сделает уязвимее. Терять такую возможность было бы глупо, тем более, сейчас.

– И чем же важно вот это вот «сейчас»?

– Тем, что мы рассчитывали на появление обеих гончих Ханя, но выбирать не приходится. Впрочем, я уверен, что мой товарищ все равно успешно справиться и с человеком–колдуном, и с оборотнем, и с твоей подругой.

Рассерженное шипение вырвалось из горла Ёми само собой, а убийца лишь хрипло усмехнулся. На мимолетный взгляд, брошенный юной къёкецуки к себе за спину, более опытный кровопийца отрицательно покачал головой.

– Нет, даже не мечтай, предупредить его ты не успеешь. Ведь для этого нужно будет уйти отсюда, а я никак не смогу позволить себе лишиться общества столь милого создания.

– Тебе никто не говорил, что глупо злить опасных женщин?

– Намек не тонок, но, сколько в нем экспрессии и силы…

Очередную витиеватую фразу убийцы так и не дал ему закончить дакань в руке у Ёми, заставив наемника–къёкецуки вспомнить о собственном оружии.

Необычная схватка, свидетелями которой были лишь сами участники, затянулась надолго. Размытые темные силуэты с невероятной скоростью и грацией скользили по крышам, сталкивались на ничтожные мгновения, орошая все вокруг фонтанами шипящих искр, или напротив, сплетались в продолжительную круговерть матовых отблесков, чтобы затем начать все сначала. Ёми не оставляла попыток оторваться от противника и ускользнуть в желанную ночную пелену, но убийца Юнь был опытен и достаточно быстр, чтобы мгновенно пресекать любую попытку завершения боя в подобном ключе. Впрочем, все его немалые старания положить конец поединку тоже не приносили результата.

Неизвестно сколько времени прошло к тому моменту, когда усталые и выдохшиеся, они вновь замерли друг перед другом, не в силах больше поддерживать тот бешеный темп, который сами себе и задали. Спутница Ханя выглядела заметно хуже, а ее прекрасные черты лица исказила гримаса боли из–за многочисленных мелких кровоточащих ран. Следовало признать, что несколько раз лишь прочность пластин катабира спасла къёкецуки от встречи с колесом перерождений. Противник Ёми отделался только царапиной, перечеркивавшей теперь его левую щеку тонкой алой линией. И все же, на своего врага наемник смотрел сейчас совсем по–иному.

– Я поражен и восхищен сверх всякой меры, – сказал он, наконец, едва хоть на мгновение сумел унять хрипящее дыхание. – Такого мастерства и такой силы от кого–то из диких еще час назад я не смог бы себе представить, и рассмеялся бы в лицо любому, кто сказал бы мне, что подобное возможно.

– Все потому, что ты дважды ошибся с выбором жертвы, – уже без эмоций ответила ему ночная охотница. – Сначала с Ли, а затем со мной.

– Вот как? – вскинулся убийца.

– Да, – с заметным презрением шикнула на него къёкецуки. – Ты лишь случайно оказался прав – убив меня, ты нанесешь ему, куда больший урон, чем убив любую другую. Я та, что стала мостом между сущностями, заслоном на пути потока и голодной бездной, пожирающей чужую силу. Но ты, так и не понял, что это не мы его кормим…

– Невозможно, – хмыкнул наемник. – Ни один человек не может поддерживать и питать своими силами сразу трех высших существ!

– Вот ты и стал на шаг ближе к истине, – улыбнулась Ёми.