Текст книги "Жемчужинка (СИ)"

Автор книги: Сергей Быков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 35 страниц)

Всё это звучит грубо, может для кого-то неприятно, и, конечно, я упрощаю, но во многом это очень близко к истине. Женщине нужен лучший мужчина…

– Теперь, – я грустно улыбнулся внимательно слушающей меня Жемчужинке, – перейдём к нам, к самцам. Женщина может вполне удовлетвориться единственным мужчиной. Мужчина же хочет много женщин. Нас оттого и называют – кобели. Может и так, но это заложено в нас матушкой-природой, что бы там не рассказывали про духовность, порочность и нравственность. Когда вокруг самца кружит хоровод лучших самок, очень непросто остановиться на какой-то единственной. И он, свободный, или не свободный, но успешный "альфа-самец", выбирает лучшее. Зачастую – перебирает, меняет одну на другую. Оттого – кобель, подлец, скотина. И тут есть немалая доля истины. Правда, и женщины дают немало поводов для такого поведения…

Однако, чтобы не скатываться в полное скотство и вакханалию, человечество и придумало различные моральные нормы, законы, традиции. Их очень много, и они совсем разные. Если тебе будет интересно, мы найдём книги про это. Научные трактаты, исследования и просто беллетристику.

– Конечно интересно, – дочь согласно кивнула головой.

– Зачастую, – продолжил я, – "правильные", работающие вполне исправно законы и традиции одних народов, другим народам кажутся странными или вовсе неприемлемыми. Но, тем не менее, если они существуют из века в век, то значит, они выполняют свою функцию.

Иногда, по моему личному мнению, некоторые естественные формы существования человечества пытаются ограничить законами и моралью, которые совершенно не работают. Как самый яркий пример – многоженство. Что бы там ни говорили, но если взять общее количество времени, которое человечество провело в этом, скажем так, формате исторического существования, то, думаю, получится процентов под восемьдесят. У всех народов и во все времена. И это только узаконенное многоженство. Остальное время, двадцать жалких процентов, стыдливо и лицемерно прикрыли наложницами, одалистками, любовницами тайными, и, что более позорно – явными. Содержанки, проститутки, гейши и гетеры, просто рабыни, не могущие отказать своему хозяину… Идейные шалавы и бляди, прости меня, Жемчужинка, за мой французский, которые даже не за деньги, но по зову души! Чего только мы не выдумали… Я, кстати, последних нисколько не осуждаю. Мужики тоже ещё те скоты. Одни альфонсы чего стоят.

А ведь существуют народы, где процветает многомужество. Не по прихоти женщин или мужчин. По объективным причинам. Просто, чтобы род человеческий не пресёкся. Собственно, и многоженство, и большинство остальных явлений из вышеперечисленных, скорее, не разврат, как таковой, а природная необходимость. Но об этом мы поговорим позже, когда ты немного ознакомишься с нужными материалами.

– Так многоженство – это плохо или хорошо? – тут же отреагировала Жемчужинка.

– Многоженство – это как мясо для вегана, хочешь ешь, а не хочешь – не ешь. Рассказывать и убеждать мясоедов в том, что жрать шашлык, котлеты или стейки аморально, недостойно человека высокой духовности, и вообще это варварство – глупо. Перейти на капусту или кабачки ещё глупее, они и так их едят. Так и с многоженством. Может мужик содержать трёх жен со всем своим потомством, женщины согласны с таким раскладом – значит, алга. Не в состоянии, единственная ненаглядная против – значит, сиди и не отсвечивай. Жизнь, доча, такая интересная штука, сама отрегулирует этот вопрос.

– А как ты к этому относишься, папа?

Я ненадолго замолчал, а дочь терпеливо ждала продолжения.

– Я никогда не был святым. У меня была единственная законная жена, законная по правилам моего народа и моей религии, а любимых женщин было чуть больше. Да.

Я был любим и любил. Я люблю и, похоже, меня любят. У меня, на самом деле, было не так много любимых женщин, если, – я ухмыльнулся, – если учесть мои долгие годы. Я был всегда честен со своими женщинами. Но вот какая штука, моя бирюзинка, так бывает, встречаются, мужчины-однолюбы. Редко. Несколько чаще те, кто любит сразу нескольких. И каждой из них найдётся место в его сердце. И выделить какую-то одну просто не в состоянии. Если его любимые женщины начинают требовать от него выбора– я или она – его жизнь становится грустной до невозможности. Иногда трагично грустной.

Некоторые мои любимые уже ушли за кромку, но я всё ещё помню их и люблю. Не жаркой всепоглощающей страстью, а теплотой воспоминаний, той памятью, чувствами и счастливыми мгновениями, что дарили они мне.

– Я люблю принцессу Мими. Я люблю твою маму. Очень люблю. На этой планете живут ещё несколько женщин, для которых есть место в моём сердце. Пусть кто-то считает это кобелизмом, я смотрю на это иначе.

Некоторое время Жемчужинка молчала, сосредоточенно хмуря моську. Потом, прийдя к каким-то выводам, глянула на меня озорно, и с улыбкой выдала:

– Значит, ты, папа, был лучшим самцом?

– Был? – возмущенно выпучил глаза я, – Был?

– Ой! – она наигранно испуганно прикрыла ладошкой рот, – Прости, папа! Конечно есть! И на тебя тоже охотились? – доча возбуждённо посверкивала глазами.

– О-о… М-м-м… Хе-хе… Настоящие джентльмены никогда не распространяются о своих похождениях, тем более о победах! Запомни доча, как только кто-то из мужского пола начнёт трендеть о своих "победах" у женщин, то сразу такого в игнор, облить презрением и выказать ему своё – фи! Зачастую это просто банальный звездобол, а если правду говорит, то вдвойне подлец. Никчемушный человек.

– Поняла, – закивала она головой. А потом, через паузу, хитренько сожмурила глазки и опять за своё:

– Значит, ты у нас лучший самец?

– А ты спроси маму? Ты ведь знаешь, что она может принимать разные обличия, так отчего она для меня именно такая?

– Отчего?

– Вот и спроси у неё сама. Раз тебя начали интересовать такие вещи.

– Ну, папа…

– Хе-хе… Сама, сама узнавай.

– Тогда! Тогда… – дочь надула щеки и выпалила, – Расскажи, кто такие другие женщины, которых ты любишь, и которые живут на этой планете! Какие они, как познакомились, где? Без интимных подробностей. – тут же подстраховалась дочь.

– Ути какие мы слова знаем! Интимные подробности… От кого это?

– Из умных книжек, что вы мне с мамой надавали. Не уходи от темы!

– Да это три дня рассказывать придётся! – возмутился я.

– А ты слышишь? – направила дочь палец в потолок.

За стенами ещё со вчера мело и завывало, руку вытяни и не увидишь ладони, и всё никак не могло успокоится. Даже до сарая-мастерской добраться проблематично.

– Ну…

– Ещё пару дней так будет, – довольно улыбнулась дочь.

– Откуда знаешь?

– Знаю! – улыбаясь ответила она, – Тут, и тут, – дочь потыкала себя в грудь, а потом в лоб, – Чувства, ощущения, знания, – выпучила глаза и стала делать пассы руками, – Всё остальное, у-у-у… Магия, чародейство, колдовство…

– Короче, – хмыкнул я, – погоду можешь предсказать.

– Короче – да! Дня на три-четыре…

– Понятно. Давно?

– Да как-то недавно, раз и получилось!

– Ясно.

– Рассказывай… – подперла она щеки кулачками и придвинулась ко мне, – Очень внимательно слушаю.

И такая умильная моська, ну как такой откажешь…

…Разговор глубокой ночью…

– Наша девочка быстро растёт. Вот уже интересуется очень знаковыми вещами. Мужчина и женщина, взаимоотношения, любовь…

– Поправлю тебя, госпожа сердца моего, дочь растёт телесно, но разумом – взрослеет. Улавливаешь разницу?

– Пожалуй, – после секундной паузы согласилась она.

– Мы вступаем в сложный и ответственный период её развития. Мы с тобой, посланцы, девятый народ бацхвари, умные книжки и занимательные рассказики… Боюсь этого уже будет недостаточно для правильного формирования её как богини для людей. Ей нужно окунутся в человеческое сообщество. Мальчики, девочки, дяди и тёти, чужие люди. Со своими характерами, желаниями, историями. Жизнь не книжных героев. Ей это необходимо.

– Возможно, но не забывай, она не просто ребёнок.

– Я-то это очень хорошо знаю. Но что ты имеешь ввиду, госпожа моя?

– Многие вещи она постигает интуитивно, эмпирически. Сама Система, со всем своим объёмом знаний, скажем так, благоволит к ней. Ей нет необходимости пропускать через себя "вживую" абсолютно каждую "мелочь".

– Не спорю. Иногда даже меня, заслуженного и, без ложной скромности, успешного воспитателя многих девчонок и мальчишек, берёт оторопь. К Жемчужинке приходят знания, а точнее, осознания таких вещей, которые могут прийти лишь с жизненным опытом. Причём, довольно разнообразным жизненным опытом. Молчу уж про умения.

Но если ты, свет моих очей, доверяешь мне, как отцу, наставнику и воспитателю, то вот моё мнение: доче надо к людям.

Они некоторое время молчали. Он ждал, она решалась…

– Это невозможно, господин мой…

– Мёртвые Воды! Пф-ф-фф… Я найду стопятьсот способов преодолеть их без всякого вмешательства высших сил…

– Нет, господин мой, – прикрыла она ему рот ладошкой, – Нет. Не в этом дело. Приоткрою тебе завесу, чуть-чуть. Столько, сколько могу.

– Любая мелочь в кассу…

– Дочь не может покинуть Великий Архипелаг до своей инициации, как богини. Таковы условия, и даже я не могу их изменить. И её инициация произойдёт только после финальной битвы с той силой, что постарается её уничтожить.

– Уничтожить?! Ева, любовь моя! Это же наша дочь! Какое нахер уничтожить?!

– Я не в силах помешать этому! Ты думаешь, у меня сердце не болит!?

– Мля, что они там курят, твои создатели! Сидят там, измышляют рукожопые, игрушечные правила…

– Не кипятись, господин мой. Этого не изменить. Лишь могу подсказать.

– Слушаю тебя внимательно.

– За ней придут, когда Жемчужинке исполнится шестнадцать-семнадцать лет. Телесно, умственно или ментально, не знаю. Возможно, когда она подтянет эти кондиции воедино.

– Чёрт! Дочь уже где-то в районе тринадцати-четырнадцати лет. Уж мозгами и ментально – точно. Еще пара "мигающих" взрослений, и она точно впишется в рамки условий. Возможно, уже этим летом… И не замедлишь развитие ведь. Сука жизнь…

– Дальше тоже ничего хорошего, – она грустно улыбнулась, – Защитить дочь должен лично ты. Ну и Головастик на подхвате, раз уж тебе повезло заиметь такого пета. Но он может сражаться только против миньонов.

– Миньоны?

– Да, миньоны. Будет обязательно большой босс. Один, единственный, но биг-босс, и куча миньонов.

– Какой босс?

– Вот тут опять всё грустно… Тебе не получится подготовить некую локацию, противоположную природе босса. Ведь такая мысль у тебя сразу мелькнула, да, господин мой.

– Ты неплохо уже знаешь меня, госпожа моя, мелькнула.

– Увы. Времени от оповещения до начала атаки будет совсем немного. Сколько, снова не знаю, но совсем немного. Подготовить особые места, облегчающие оборону, можно, но… – она замялась, словно что-то вспоминая, – Спрячешься в лесу, на тебя нападёт какой-нибудь злобный древень с кучей зверей и растений. Залезешь в горы, и на тебя выйдут ледяные великаны. Или упадёт космический корабль с полчищами злобных механоидов. Уйдёшь в бесплодные пески – и подвергнешься нашествию мутантов и ифритов…

– Спрячусь в глубоких пещерах, и снизу выползет какая-нибудь хтонь лютая…

– Да.

– Скрыть дочь под кучей артефактов и заклятий?

Она покачала головой…

– Босс будет видеть свет её сердца, слышать его стук. Ни спрятать, ни скрыть.

– Я тебя понял. Всё ведающие, всё слышащие, незнаемые боссы, значит. Но в океане, конечно, великий и ужасный кракен.

– Возле Великого Архипелага, однозначно, он. За остальные локации не знаю.

– Уже легче…

– Тебе решать, господин мой, где и с кем сражаться будет проще. Шансы не велики, но они есть, – она упёрлась пальчиком в татуировку на его груди – Уроборос, Змей глотающий свой хвост – Шансы есть. Убить босса и… – она не закончила, видно, и так сказала много. Но умному достаточно.

– Понял тебя… Блин, так хочется ругаться громко и очень долго!

– Не стоит, – она погладила его ладошкой по щеке.

– Не буду, – он поймал её ладонь и поцеловал, – Буду думать. Очень хорошо думать.

– Думай, господин мой, она улыбнулась, – Очень хорошо думай. Я верю в тебя!

– Ну, суки, – всё же не сдержался он, – я не я, но доберусь до этих креативных программистов, что наваяли такие идиотские условия, и, гадом буду, клаву, вместе с системным блоком в задницу каждому засуну!

– Ну, – рассмеялась она, – это вряд ли. Вряд ли, господин мой…

Сегодня я поднял Жемчужинку рано. Ещё только брезжил рассвет, еле-еле пробиваясь через плотное одеяло сизо-грязных облаков. Погода была относительно хорошей. Почти безветренно, не слишком холодно, с неба сыпался сухой, редкий снежок.

– Одевайся по-походному, – сказал я дочери, трущей заспанные глаза, – бери лук. Через десять минут выходим.

– И чаю не попьём, – вытаращила она глаза, из которых моментально ушла сонливость.

– И чаю не попьём…

– К-куда?

– Узнаешь, – кинул я, выходя в сени.

Дочь собралась даже быстрее десяти минут. Жемчужинка знает: папа редко не просит, а именно требует чего-то, но если требует, то надо выполнять. Тем более, любопытство куда денешь…

Дочь вышла одетая по-походному, как я и наказал. Плотные штаны с поддёвкой, вязанный свитер, легкая меховая курточка, и не запаришься, и не перегреешься. На ногах нечто вроде унтов, а на голове небольшая вязаная шапочка. В волосах над ухом Жужа, прикинулся брошью. Успел, однако, навести марафет на голове дочи, собрав волоса в тугую косу.

За спиной лук в чехле и полтора десятка стрел в туле. Могла бы носить всё это в волшебном кошельке, но вот так ей хочется.

– Надевай охотничьи лыжи, – кивнул я ей, – Пойдём сторожко, с соблюдением всевозможной маскировки. Разговоры пока отставить.

Дочь только молча кивнула и принялась за крепления.

– Готова? – спросил я через несколько минут.

– Да.

– Головастик, – кивнул я, – Веди…

Двигались в серой хмари быстро. Головастик впереди, бесшумной, сливающейся со снегом тенью, да и мы не сильно отставали от него. Я в своём имба-костюме был почти невидим, дочь – сама по себе имба. Могла скрыть себя пеленой невидимости и неслышимости. Нахваталась умений от посланцев. Особенно искусна в этом была Ночка, чем щедро и делилась.

Километров семь пробежали, даже не запыхались, выйдя к глубокому распадку, заросшему густым кустарником. Сняли лыжи и ещё метров пятьсот тихо и аккуратно следовали за Головастиком, осторожно ставя ногу и отводя корявые, иногда колючие ветки…

Наконец, вышли на пятачок полого склона, чуть более свободный от растительности. Головастый ткнул щупальцем. И я, тихо отодвинув ветки с бахромой мелких листьев, что частью так и не облетели, посмотрел вниз. Там, метрах в пятидесяти, в небольшой лакуне, окружённой колючим боярышником, была лёжка стайки косуль. У нас, откуда я родом, охотники таких называют – козюли. Изящные и даже грациозные животинки. Даже самец, крупный по меркам своего вида, максимум килограмм тридцать весит. Самки и детеныши вовсе как мультяшные…

Это же стайка состояла из семи особей. "Крупный" самец с двумя не впечатляющими рожками. Старая и явно очень опытная самка. Две самки молоденькие, ещё два подросших дитёнка и молодой бычок. Крепенький и, уже, похоже, с претензиями к лидеру. Во время будущего гона точно будет претендовать на лидерство в стае или попробует "отжать" под себя хоть одну самочку.

Сейчас стайка спокойно отлёживалась в безопасном месте. Кто-то лежал в пушистом снегу, кто-то вяло объедал увядшие листочки, что ещё держались на ветках. И только самец чутко водил носом, а ещё больше ушами, нюхая и слушая зимний лес. Бдил.

Но увы ему, нас он не видел и не слышал…

– Я не знаю, – тихо обратился я к дочери, что встала рядом с моим плечом и внимательно рассматривала эту мирную картину, – во скольких мирах, и сколько раз случалось такое… Думаю тысячи, а может и многие тысячи.

– О чём ты, папа? – перевела на меня подозрительный взгляд Жемчужинка.

– Одинокая девочка, – продолжил я, – точно такая как ты, вышла на охоту. Одна. Может оттого, что действительно осталась одна. Может у неё ситуация еще сложнее, она не просто осталась без старших, но на попечении у нее маленькие брат и сестренка. Может быть, больной, поломанный на охоте медведем отец. А может – ослабленная выпавшими невзгодами мать. Или всё вместе?

Доче явно не нравилось то, что я говорил.

– Голод, – продолжил я, глядя в глаза дочери, – Голод убивает так же неотвратимо, как и стрела. Только дольше и мучительней. Точный выстрел девочки – это жизнь! Её жизнь, жизнь родных и близких. Понимаешь?

В ответ на это дочь только поджала губы.

– У этой абстрактной девочки, хотя я уверен, такие жили или даже живут сейчас, где-то там, среди других звезд, выбора нет.

А у тебя есть! У неё нет рядом отца, нет грозного, могучего Головастика, у неё нет магии и артефактов, только она, её выстрел и такая милая зверушка. Жить или умереть…

А теперь представь себя на её месте, – и Жемчужинке это не понравилось ещё больше. Я прям чувствовал клокотание её эмоций, но я не остановился, – И вот тебе выбор, дочь моя: убей Бемби… или не убей!

Она отвернулась и долго глядела на косуль, таких симпатичных, мирных и беззащитных. Я слышал, как она сосредоточенно сопит носом…

– Но ты ведь не болен? – тихо проронила дочь.

– Не болен…

– И я не одна.

– Нет, не одна. Я предложил тебе ситуацию. Счастье твоё, что твой выбор зависит только от твоего желания. У той неизвестной девочки выбора нет. Представь себя на её месте, представь со всеми исходными условиями и последствиями. Проникнись её чувствами, ощущениями, безнадёгой и надеждой. Представь и выстрели… или не стреляй.

Дочь некоторое время постояла в глубокой задумчивости. Потом достала лук, неторопливо накинула тетиву, наложила охотничий срезень и снова застыла…

Минута, вторая, третья…

– Уходим, – тихо скомандовал я.

И в тут же тетива хлопнула по рукаву куртки. Дочь одним слитным движением выпустила стрелу в цель. Молодой бычок даже взбрыкнуть не смог. Срезень вошел под лопатку по самое оперение. Точно в сердце, мгновенная смерть. Он даже ничего почувствовать не успел.

Остальные косули словно испарились, только треск ветвей и лёгкая снежная пыль над лежкой. Умчались в мгновение ока.

– Головастик, – кивнул я, – принеси.

Домой возвращались неторопливо. Всю дорогу молчали. Дочь кидала косые взгляды на тушку самца, что тащил Головастик в скрученном щупальце, и переживала внутреннюю бурю, а я не мешал ей. Время разговоров придет позже.

За ужином, подали обжаренную со специями косулятину. Выглядело это отлично, пахло обалденно, а вкус – ум отъешь. Уж я постарался.

Дочь некоторое время смотрела, как я с невозмутимым видом приступил к трапезе.

– Отец, – наконец-то отмерла она, – зачем ты заставил меня сделать это?

– Э нет, мой аквамаринчик, – ухмыльнулся я, – ты на меня не перекладывай. У тебя был простой выбор: стрелять или не стрелять. Да или нет. И он был только твой. Я лишь создал ситуацию и предложил условия. Так что, дочь, это твой выбор…

Некоторое время она молчала, сосредоточенно хмуря бровки и теребя в руках вилку.

– Ты прав, – наконец кивнула она головой, – Да, прав. Мой выбор. Но тогда я спрошу иначе: для чего?

– Хм, ответ не из двух слов. Ты точно хочешь разговоры разговаривать, а не вкусить этого божественного мяса? Косулятина, кстати, остывает очень быстро и становится не такой ароматной и вкусной. Или ты от унутренних сопереживаний откажешься от мяса и перейдёшь на травоедение? Сенцом будешь пробавляться?

– Пф-ф… – недовольно фыркнула Жемчужинка и её губы посетила бледная тень улыбки, – Вот ещё…

И решительно вонзила вилку в румяный, истекающий соком кусок мяса.

Ну и слава богу, облегчённо вдохнул я внутри себя, пошло дело. Жемчужинка создана из крепких "материалов", а чьё воспитание, так вообще молчу.

– А теперь, отец, ответь: для чего?

Мы отлично поели, потом попили взваров… Дочь оттаяла настолько. что даже завязался неспешный разговор о том, о сём, но вот мы уселись в кресла, и пришло время расставить точки над "i".

– Несколько причин. Их нельзя отранжировать по типу: первая, вторая третья… Они все довольно важны. Одна из них: теперь ты знаешь, как на столе появляются вкусные котлеты, стейки или шашлыки.

– Хм, я уже давно это знаю, не маленькая, поди.

– О нет, доча. Знала ты абстрактно. Пошел головастый или папа на охоту, добыл какую зверушку, а потом кушаем бефстроганов. А вот с сегодняшнего дня ты по-настоящему знаешь, как это происходит.

– Согласна, – после некоторого раздумья щелкнула пальцами доча, – Принимается.

– Те сексапильные тётеньки, на которых ты повелась и пожелала быть как они, не просто так носят лук. Пусть не все, но часть красивых девуль вполне существовали в реальности. И они не только стреляли в злобных хищников и человеков, что являлись врагами. Гораздо чаще им приходилось бить вот таких бемби с влажными и доверчивыми глазами. Чтобы просто жить. Понимаешь?

– Да, – снова согласилась дочь, – И это принимаю.

– Много ещё могу накидывать на вентилятор, но, пожалуй, ограничусь одним из самых главных, – я внимательно посмотрел на Жемчужинку, – Когда станешь великой и могущественной, когда щелчком пальцев станешь осушать моря и трясти горы, ты, надеюсь, встретив охотника или охотницу, неважно, сможешь понять и отличить, для чего они нацелили свой выстрел.

– Для чего… – повторила дочь задумчиво.

– Да! Что направляет руку. Нужда, необходимость или тщеславие, развлечение от скуки. Зарабатывает ли охотник на жизнь себе и своей семье необходимое, ну и, может, чуть больше, что не так страшно, или хапает у природы ртом и жопой, гребя под себя и стараясь нажиться, невзирая ни на что. Изымает ли охотник ресурсы, дарованные не только ему, всем, уважительно и бережно. Истребляет ли хищников по мере необходимости, защищая себя и близких, или тешит своё эго просто убив, потому что может. Чем выше цивилизация, тем легче это – "может". И всё более и более безопасно для самого охотника. Сидя на вышке стрельнуть из винтовки с полуметровым прицелом кого-то, метров за триста, – я грустно ухмыльнулся – вот это доблесть! Прям во всей красе, умение "выследить", "подкрасться", а риск какой запредельный… А потом, гордясь собой, повесить голову грозного хищника себе на стену славы.

И вот когда ты встретишь разумного, который нацелил стрелу, копьё, или пистоль, неважно, в пушистого белого кролика, а может изящную серну, да хоть в кракозябру злобную, я надеюсь, ты сможешь заглянуть ему в душу и определить мотивы и желания его. Оценить, измерить, взвесить, и решить, как ты поступишь. Ведь сила, дочь моя, порождает желание вмешаться. Судить и вершить. Заступится. Может не за кроказябру, хотя она тоже тварь божья и имеет право на жизнь не меньше остальных, но за няшного оленёнка – точно.

– Но, – я поднял палец вверх, – если ты сама не пережила это опыт, это состояние, что пережила сегодня, отличить правильное и допустимое, от злого и неправильно – трудно.

– Понимаю, – медленно вымолвила Жемчужинка, – Понимаю, что ты хочешь сказать, отец.

Мы ещё долго говорили и об этом, и о многом другом. А когда дочь уже улеглась, а я по глупой привычке всё подтыкал под неё живое одеяло, дабы не надуло (безусловный рефлекс, так сказать, автоматическое действие, хе-хе…) она поймала мою руку и, улыбнувшись, прижала её к своей щеке.

– Спасибо, отец. Это было жестко, и даже жестоко, но теперь я понимаю, для чего. Ты мудр. Отныне я буду охотится с вами. Надо зарабатывать кусок мяса для семьи. Не больше, но и не меньше. И чтобы понимать…

– Спи уже, охотница, – я чмокнул её в носик.

Жемчужинка так и держала мою руку, пока не заснула. А заснула быстро. Умаялась, перенервничала, но заснув, она не переставала чуть-чуть улыбаться. Наверное, снится что-то хорошее…

А когда я осторожно высвободил ладонь, по лицу дочи скользнула призрачная волна лёгкого муара, и… она стала немного старше. Совсем немного… но старше.

– Чёрт! – почти беззвучно вырвалось у меня, – Ну куда, куда ты так спешишь, дочь моя.