Текст книги "Хроника лишних веков (рукопись)"

Автор книги: Сергей Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

О, эти речи, этот пафос – все это было слишком знакомо, близко, пекло бока… и я уже смаргивал навязчивую иллюзию: пенсне с переносицы высокого манихея, скромную бородку клинышком и разночинские галстуки, так и подскакивавшие под кадык древнему гуннскому партийцу.

И вот помню мысль:

«Да, этот мог бы… этот мог бы привести на небеса черт знает каких бандитов».

Но я не помню в себе сколько-нибудь ясной злобы, ненависти к этому осанистому и даже доброму взглядом разрушителю.

Но.

Но… еще труднее теперь вспоминать страшную молниеносную боль… Будто глаза выдернули из орбит.

Вспышка – и чернильное пятно, фосфоресцируя разными красками, растеклось в моем сознании.

Потом я определил, что опрокинут навзничь и слышу крики ужаса, панический звон блюд и команду Демарата: «Туши, болван!»

Кусок гладкой материи нестерпимо долго тянулся через мое лицо.

Я попробовал подняться, но не смог.

– Здесь! Здесь плечо! – крикнул мне в ухо Демарат и сильно, умело вздернул меня на ноги.

Я тужился идти сам, но сумел лишь бессильно перебирать ногами по какому-то вязкому облаку, уплывавшему назад. Снова по моей физиономии будто бы тяжелый занавес поехал вверх и, кончившись, открыл мне живой, крепкий воздух.

Зрение вернулось, силы вернулись. Я отпустил плечо Демарата, но он тут же цепко ухватил меня за локоть. Я увидел его лицо, окруженное ночной тьмой, обагренное близким пламенем и зловеще-триумфальной ухмылкой.

Я повернулся к пламени. В черноте ночи шатер пылал, взмахивая горящими крыльями, роняя их на землю. Гунны бегали вокруг, весело рыча и цепляя длинными крюками охваченные огнем лохмотья. Наконец вцепились дружно, качнули, дернули – и все рухнуло, вздувшись и разметавшись в стороны поземками искр.

– Где они? – бесчувственно спросил я.

Демарат захохотал и затряс меня, как куклу, крепко держа за локоть.

– Где?! Куда им деваться?! – воодушевленно хрипел он. – Поэт сбежал… Не знаю. Улепетнул, как заяц. Завтра поищем, может, найдется.

Он снова захлебнулся смехом. Я пытался вырваться из этой, передававшейся от него трясучки – но куда там, он держал меня, как железной клешней.

– Но, думаю, не отыщем, – предположил он. – Эпикурейцы где-то здесь. Видел… Точь-в-точь паленые куры… А остальные… эти… которые самые зловредные маги… эти – пш-ш-ш!

Он показал пальцами этот роковой «пшик» и вновь закатился смехом.

Меня стало знобить.

– Мы спасли небеса, гипербореец! – И мутные слезы текли из глаз гипостратега. – Я тебе обещал, что помогу найти виновников. Мое слово верно.

Из тьмы передо мной появился вождь Орест. Он был спокоен, улыбку придерживал одним левым уголком губ.

– Полагаю, ты вовремя вспомнил повеление своих богов, гипербореец, – сказал он.

Я только смотрел на него и ничего не отвечал.

– И полагаю, тебе лучше всего уехать завтра, – ответил он на мое молчание.

Лишь на последнем слове я заметил у него во взгляде – кажется, в одном левом глазу – студенистую, да, студенистую капельку страха.

– Завтра… Орест, завтра! – воскликнул все еще довольный собой Демарат. – А ныне еще нужно выпить за спасение небес.

Но меня очень беспокоила одна мелочь.

– Почему загорелся шатер? – спросил я обоих.

– Поэт виноват, – отмахнулся свободной рукой Демарат. – Я говорю, заяц. Взвился от страха и давай лягаться во все стороны. Припадок случился. Сшиб большой светильник, и масло – вот удивительно! – вспыхнуло, как греческий огонь.

Греческий огонь меня не удивил, он уже приходил мне на ум. На темной земле по останкам материи ползали огненные червячки, я смотрел на их кишение, и мысли появлялись одна хуже другой. Если маг еще жив-здоров, а попал под горячую руку невиновный… или временно невиновный… и если боги или демоны наслушались моими ушами манихейской агитации… тогда сколько еще жертв грядет?! Но моя-то роль тут! Помилуй, Боже! Всего-то одна мысль-мыслишка… какой-то невнятный щебет души: «…этот мог бы…» – и вместо человека «пш-ш-ш!»

Да! Убивают не они и не там! Убивает, сжигает дотла мой щебет мысли, мой невольный, почти нечаянный суд… невинное дуновение души.

Вот оно где Христово «не судите, да не судимы будете» в своем самом страшном, гееннском смысле! И правда – ваша, полковник! Теперь-то как кстати ваши слова и ваша грустная улыбка: «Понимаю, господин Арапов, вы в людей, по своей душевности, стрелять, конечно, не станете…»

Эти огненные червячки поедали меня всего. Демарат трубил о спасении небес, дергал меня за руку: «Уйдем отсюда, пора». Но тьма закружилась вихрем – и я получил не от небес, а от Земли-матушки гигантскую оплеуху от щеки до колен.

Помню, подняли с земли, понесли, положили, на лицо легло мокрое, холодное полотенце, вроде надгробной плиты… я мотнул головой, задохнувшись.

– Ожил! – сказал трезвым голосом Демарат и поплыл надо мною в тумане. – Прости меня. Я не думал, что это так обессилит тебя.

Хотелось утра…

А утром было яркое солнце, и свежие, зеленые холмы, и веселая вонь гуннской конницы, и не было никакого шатра, и я смутно вспомнил только широкую пасть купца Феодосия.

И Демарат, посмотрев на меня утром, сказал:

– Ты бледен. Не убивайся. Считай, что виновен – я.

– Я хочу туда, где нет философов, – сказал я ему и чуть не заплакал поутру.

Демарат усмехнулся:

– Твое желание исполнит сам базилевс.

Аттила выходил навстречу солнцу из восточных врат дворца – пешком, в том же, вчерашнем одеянии, но поверх него – в пурпурном плаще до икр. Белого жеребца вели следом. Все склонились, он поманил меня пальцем. Я вышел в пустой коридор среди тел и, поддаваясь всеобщему благоговению, очень устыдился, что на голову выше вождя гуннов. За сим встал на колено.

– Распугаешь мне всех торговцев, – ни зло, ни весело, но твердо и просто сказал сверху базилевс. – Без певцов тоже плохо… как без женщин.

– Сила не моя, – снова пытался я оправдаться, озноб мёл позёмкой по спине. – Она вырывается, как пёс из подземелья. Отошли меня, базилевс.

– Тебя с заката никто не держал. – Он вдруг упёрся пальцами мне в темя. – Кто должен быть заклан, был заклан… и поджарен. Я предчувствовал. Я предпочту отослать тебя в Константинополь.

– Помилуй, базилевс, – ужаснулся я.

Чья-то рука со стороны подала базилевсу костяной амулет на суровой нити.

Аттила набросил его мне на шею:

– Носи. Мои воины видят тангэ на два полета стрелы. Тангэ защитит не тебя, а их. Ты услышал меня верно. Константинополь не для тебя, а для меня. Рано сжигать столицы.

В полдень я прощался с Демаратом уже верстах в десяти на восток от Аттилополиса. Он развернул коня и встал ко мне лицом.

– Здесь расстанемся, – сказал он просто, без чувств, и протянул мне руку.

Я протянул свою, и мы пожали руки по-эллински – за предплечья.

– Благодарю тебя, – сказал он.

– За что? – На душе у меня сделалось тепло и грустно.

– За то, что отогнал орла, терзавшего мою печень, – сухо улыбнулся он.

– Какого орла? – не понял я.

– Скуку… Хищник вернется, но не сегодня и не завтра.

– Благодарю и тебя, гипостратег Демарат, – ответил я ему. – Меня несет какой-то страшный поток… Я как в горной реке, несущейся вниз с крутизны. Ты бросил мне с берега доску.

Демарат опустил взгляд и чуть погодя кивнул:

– Хорошая встреча… Стоит упросить Судьбу, эту дряхлую капризницу, хоть еще раз свести наши дороги.

– Тогда, когда вернутся наши орлы? – не сдержался я.

Демарат тихо рассмеялся.

– Заезжай в гости, – пригласил я его. – Найдешь меня где-нибудь на берегах… – я чуть было не сказал «Днепра», но успел вспомнить его название, данное древними греками, – …Борисфена. Заезжай в гости вместе с Нисой.

– О! – Демарат поднял палец с перстнем. – Ты вспомнил Нису. Добрый знак. Может быть, мы еще встретимся в пределах обеих Империй. Прощай, гипербореец!

И он поддал жеребцу под ребра.

– Прощай! – крикнул я ему через плечо, с трудом разворачивая коня.

Он поднял руку, обернулся – и канул за вершиной холма.

…Путешествие на восток длилось меж турьих стад и великого множества дичи. В те времена Европа кишела жизнью по-африкански. Проводник Гор вел экспедицию сначала прямо на восток, потом начал заворачивать севернее… и чем северней, тем радостней просыпался я по утрам.

Мы пересекли на плотах Тирас, а потом и Гипанис, то есть Днестр и Южный Буг, и я потребовал строго держаться направления «норд» – мне не терпелось выйти к Днепру эдак прямо под грядущий Киев… Тангэ Аттилы действовало безотказно: и на большой дороге, и перед тынами маленьких крепостей – всюду были обеспечены бесплатный постой и почтение хозяев.

Может быть, властная рука судьбы перевернет сосуды песочных часов еще раз. Тогда я запасусь терпением и составлю к моей истории том-приложение: «Этнография великого переселения народов глазами гиперборейца». Нынче же фабула повелевает не медлить, отбросить пейзажи и народы, а новый абзац начать словами:

«И вот однажды…»

Густели сумерки в дубраве, чернотой красило стволы. Я отошел от костра и поднял взгляд. Высоко, в изломах ветвей, сидела крупная птица, а рядом с ней беленькой точкой светилась звезда. Потом я оглянулся назад: лохматые, но не страшные чудища, гунны, ворчали и шевелились вокруг огня. Затем я снова вернулся взглядом в лесной мрак, и он был мне приятен в тот вечер. Я смотрел сквозь него на север… и сделал еще один шаг. Прямо передо мной стоял темный веер орешника, и его ветви порывисто и слабо светлели от недалекого огня…

Я шагнул еще раз – и вся картина пропала!

ЧУЖИЕ БЕРЕГА

Харита, планета воинов Белого Круга – сотый, или около того, век после конца света

Жгучая белая мгла объяла меня. Я сгорел в ней сразу весь – до последней искорки-мысли… и все же искорка долго-долго вилась, не затухая.

«Догнали! Сжигают!»

И был удар – и бытие стало убийственно-твердой плоскостью боли.

Я был наг под ослепительным черно-синим небом. Я вскочил, сменив плоскость самого сильного ожога – со спины на ступни.

Я стоял на льду, съехав перед тем на нестерпимо горевших теперь лопатках с очень крутого, ледяного же склона… Лес под сдвинутым в сторону куполом ночи обрывался наверху, и отблески варварского костра мерцали как бы в застекленном мраке.

– Свободный! – услышал я позади себя и над собой гулкий глас. И повернулся.

Передо мной в пяти шагах стоял великан, облаченный в глухую черную броню, словно залитый ею, броней, с темени до ступней. Мои глаза приходились на уровень серебристой пряжки его символического пояса.

…И все же это был не бог Один. Я рассмотрел его всего, кроме лица. Лоб, глаза и частью щеки были скрыты черным матовым шлемом – но без глазных прорезей! Статичный поворот головы – от меня чуть в сторону и вверх – казалось, выдавал человека слепого!

А руки-то! До чего были страшны кисти рук – черные, трехпалые клешни-щипцы с яйцевидными наростами на суставах фаланг. Черная с металлическим отблеском броня – я был уверен, что это панцирь – напоминала по фасону френч без пуговиц и лацканов, со стойкой воротника под самый кадык. Под левой ключицей платиново блестела «нашивка» – кольцо с пальмовой ветвью внутри. Штаны великана напоминали мягкую броню, на ногах были низкие массивные сапоги.

Мир великана ослепительным светом и нестерпимым холодом напоминал Манчжурию.

И я вновь услышал голос, хотя великан не открывал рта.

– Сигурд-Омега, воин Белого Круга, преклоняется перед Свободным. Сигурд-Омега призван служить миссии Свободного. Нужно спешить.

Я невольно сделал поклон и заметил, как трясутся мои голые синие коленки.

– Нужно спешить, – как я догадался мысленно, телепатически повторил великан.

В его трехпалой руке появился прозрачный цилиндрик. Он навел его на меня. Из цилиндрика вырвалась струйка дыма. Я ощутил порыв жаркого воздуха – дым обволок меня и превратился в бесцветное одеяние-кокон. С рукавами-штанинами! Теплое, как бобровая шуба и легкое, как купальник. На ногах штанины стянулись внизу и обхватили ступни…

«Наверно, я все-таки умер в Манчжурии…» – грешным делом мелькнула мысль.

Сигурд-Омега указал страшной клешней куда-то в сторону и в даль. Там, на льду, лежала огромная замерзшая капля.

Но не успел я моргнуть, как мы оказались внутри нее – этой капли – и взмыли в небеса.

Подо мной, в двух верстах, никак не меньше, раскинулась ровная ледяная пустыня… Я стоял на совершенно прозрачной мембране, чувствуя сильное головокружение.

Посреди пустыни, на просторе полярных льдов, вздымался сказочный город, хрустально сверкавший на солнце башнями и сферами титанических объемов, – и часть города была как бы срезана по неестественной границе дня и ночи, рассекавший мир арктического света извилистым потоком. Вплотную к арктическим протокам и небоскрёбам, местами как бы растворяя их формы и объемы, стояли леса, окутанные ночной тьмой. Граница ночи поднималась незримой мембраной-занавесью до самого свода небес… Плоть сумрака за ней казалась бархатом театрального занавеса без складок, а на небесах, в пронзительно-синем сиянии дня темнела огромная, растянувшаяся за горизонт ночная клякса-полынья, усеянная звездами.

И я увидел внизу, на самой границе застывшего ночного потока, искорку того самого, «нашего», гуннского костра.

– Рим Четвертый, – раздался надо мной глас атланта. – Был самым большим и красивым городом на Харите. Осталось меньше трети. И пуст, покинут. Только Свободный способен пройти через границу, сохранив свое бытие… Потеря – лишь одежда. Мы, рожденные в Сфере, при столкновении с границей, исчезаем. Без возврата в Исток. Да, безвозвратно…

Ворох, лавина новых загадок!

Мы теперь летели в небесах, стремительно удаляясь от гибнущего города атлантов, рожденных в некой для меня немыслимой и не вообразимой Сфере, удаляясь и от маленького гуннского огонька, последнего маяка, что еще намекал на мои координаты в чужой Вселенной.

«Гунны взошли на небеса… в сферы богов».

Появилась тень догадки.

– Они взошли, – подтвердил атлант, услышав мою невысказанную мысль-догадку. – То, что видишь ты, Свободный, происходит теперь на всех завоеванных планетах высшего, Белого Круга. Они сжигают наш континуум, наше пространство и наше время. «Пёс Гарм сорвется с цепи», – вот слова Предания. Они сбылись.

«Почему же оттуда, из гуннской ночи, я не видел полярного дня этой планеты, а отсюда земную древнюю ночь вижу? Она как будто за стеклом», – думал-спрашивал я.

Но атлант по имени Сигурд-Омега не отвечал.

Я думал, и жгучие мысли отгоняли страх высоты. Либо здесь совсем далекое прошлое, какая-нибудь эпоха Атлантиды теософов и оккультистов, либо совсем далекое будущее… Но вероятнее всего, это некий призрак простанства-времени, раз наше натуральное время, эта кислота темных варварских веков, так легко сжигает все титанические усилия, все завоеванные пространства атлантов.

Сигурд-Омега не откликался на мои размышления. Возможно, радиоволны моего мозга проходили вовне некую божественную цензуру. «Еще один признак Свободного», – предположил я.

Итак, в реальном, пятом веке  м о е й  эры мне можно было идти, плыть и скакать на все четыре стороны, не замечая ни ледяных просторов, ни улиц далеких и чужих миров. В глубинах космических сфер и сил началось непостижимое и ужасное явление: время из года нашествия на Европу гуннов стало изливаться магмой в некую иную эру, в иной эон и распространяться там смертельным потоками инородного пространства. Гунны, сами того не подозревая, сделались плотью и кровью этого извержения времени. Один всадник на лохматом, низкорослом жеребчике мог, не ощутив и не заметив вокруг ничего нового, необыкновенного, проторить сквозь иную, высочайшую цивилизацию страшную просеку…

«Вот таким образом, – сделал я вывод, – поток гуннов разливался сразу в двух временах, губительный для обоих».

Кто-то совершил это неслыханное колдовство. Нет такого героя, нет такого мага в древних мифах… И выходило, что я и был послан найти его. Какая простая загадка! Какая простая задача!

– Да! – эхом донеслось до меня. – В этом твоя миссия, Свободный. Потребовалась энергия семи Сверхновых звезд, чтобы открыть для тебя поток времени. Откровение Последнего Дня гласит: Свободный найдет и встретит Мага на путях низших уровней Войны. В Зеленом Круге, на Планете Истока. Я избран твоим проводником, Свободный. Таков выбор Одина.

Все сходилось. Один, война, страшный пес, рвущийся в Валхаллу.

Я невольно любовался ледяными радугами чужой страны, а из-за горизонта, навстречу нам, поднимался циклопический кристалл – великая хрустальная пирамида, увенчанная фиолетовым сапфиром триллионов карат. Египетский Хеопс казался в сравнении с этой пирамидой детской настольной безделушкой.

Я не успел спросить даже мысленно, как Сигурд-Омега ответил:

– Вход в Исток.

Наша «капля» стремительно неслась прямо на «сапфир». Фиолетовая глубина раскрывалась перед нами.

– Закрой глаза, Свободный, – услышал я глас, словно доносившийся из глубин моего собственного мозга. – Так легче перенести вход.

Я повиновался. Был резкий порыв холодного ветра в лицо. Заложило уши.

ЧУЖИЕ БЕРЕГА

Планета Истока

Четыре тонких стеариновых колонны поддерживали легкий свод «Беседки ветров».

Новый величественный пейзаж открывался с пологой и чистой горы, на вершине которой мы очутились под этим легким сводом.

Бескрайний ало-золотой океан осенних лесов, сиреневая тонкая дымка на окоеме тверди, а над горой по-земному синий купол небосвода и солнце… настоящее земное солнце, а не слепящий магниевый сгусток. Чудесно пахло прелой листвой и подогретым октябрьским простором.

– Где мы? – обрадовался я.

– На Планете Истока… – был ответ.

Вдруг я заметил рядом, над собой, руку с тонкими музыкальными пальцами – великанскую, но нежную дворянскую руку. Куда же девалась страшная клешня?! Она пугающе чернела на полу беседки и не шевелилась…

Открытой рукой Сигурд-Омега освободил лицо – и его шлем съежился вдруг, показавшись мне легкой маскарадной тряпочкой.

Глаза!.. Но веки еще были опущены несколько мгновений. Я затаил дыхание. Веки поднялись.

Обычные, серые, настоящие человеческие глаза увидели меня, слава Богу! О, как мне сразу стало тепло и уютно, я вспомнил Чагина… Тот же лик с резкими, мужественными и печальными чертами уставшего воина. Это мог быть и спартанец, и викинг, и русский дружинник… если не считать отсутствия боевых усов и густой бороды…

– Свободному тяжело оставаться в Круге? – со странным, скупым сочувствием спросил Сигурд-Омега, его тонкие, сухие губы чуть шевелились, но не так, как если бы он действительно произносил слова на русском языке. – Здесь как в клетке?

Я попытался дать ответ:

– Вернее определить так: Свободному непонятно. Ему непонятно, почему он «свободный», непонятны законы вашего мира… Впрочем, в противном случае я, вероятно, был бы уже окончательно мертв.

– Мертв?! – изумился Сигурд-Омега. – Свободный?!

– Я ведь не знаю, как вы определяете смерть… – заметил я в свое оправдание.

– Кольцо, – непонятно сказал атлант. – Но ты вне Кольца. Поэтому ты – Свободный.

– Жителям той планеты, с которой я взят, кажется, что они знакомы со смертью… С Кольцом.

– Свободные вне Сферы. Вне Кольца, – как будто пытался меня успокоить атлант. – Цель воина в Сфере – разрыв Кольца.

«Эта игра посложнее «русской рулетки», – только и подумал я.

– Воина, разорвавшего Кольцо, ждет награда?

– Валхалла! – был ответ.

«Прямое попадание!» – обрадовался я.

Догадка прояснялась.

– Все погибшие воины восходят в Валхаллу? – рискнул допытаться я.

– Протопредание, – кивнул надо мной атлант. – Протопредание, рожденное вне Сферы. В Эоне Свободных. В Сфере наоборот – только всепобеждающий воин разрывает Кольцо и восходит в Валхаллу.

– Из Валхаллы не возвращаются? – рискнул я еще раз.

Видом атлант стал очень суров:

– Мне не известен ни один воин, взошедший в Валхаллу. Есть легенды…

– Слишком много препятствий?

– Каждый воин должен пройти все три Круга. На границах высшего, Белого Круга – последняя Война. Слишком бесконечное усилие… Я замыкал Кольцо в Белом Круге более сорока раз… сорок три усилия… и возвращался в Инкарнаполис, на Планету Истока.

– Инкарнаполис и Валхалла не одно и то же?

Ответ, впрочем, угадывался. Как я и ожидал, Сигурд-Омега проявил изумление:

– Инкарнаполис – начало пути. Вахлалла – конец пути.

«Инкарнаполис – Град Воплощения…» – сделал я себе перевод на заметку.

– А бесконечная война?

– Уточнение. Бесконечное усилие. Война – поле. Усилие – урожай.

– А кто враг? – подобрался я.

– Враг всегда один. Сила. Чем выше Круг, тем сила противотока Хаоса становится все мощнее. На границе с Валхаллой сила почти беспредельна. Это сила напряжения самой материи… или Пустоты. В этом главное отличие Сферы от Эона Свободных. Мы обязаны… Мы обречены неустанно расширять Круг, завоевывать новые пространства и планеты. Если хотя бы один воин остановится, сила отбросит назад всех. Начнется неудержимое сжатие Кругов. Сфера свернется в точку с бесконечной массой. Конец мира. Способен ли Свободный объять разумом наш мир… и наши усилия?

Я припомнил атлантов, держащих на плечах небеса… Землю… или всякие красивые балкончики с барышнями, жмурящимися на солнышке.

– Пожалуй, нам жить легче, – признал я. – Значит, сила  п о ч т и  бесконечна?

– Истинный воин должен стать сильнее, – помолчав, ответил Сигурд-Омега.

– Мне осталось выяснить самую малость: где я нахожусь и что обязан сделать в награду за спасение?.. Иными словами, Планета Истока – далеко ли она от планеты Земля?

– Исток един, – был ответ. – Таково Предание. Земля Свободных – в Эоне. Планета Истока – в Сфере, в пределах низшего, Зеленого Круга.

«Так! Планета Истока и Земля – одно единое! – уверенно, с сильным нажимом провел я ось абсцисс своего необычайного существования. – Круги, кольца… таким образом, здесь как бы нет времени».

– Есть ли с р о к между планетой Земля и Планетой Истока?

– В Предании сказано: «мгновение длиной в сто веков».

«Десять тысяч лет! – обомлел я. – Сто веков с того дня, когда нечто катастрофическое произошло на Земле. Мгновение длиною в десять тысяч лет. Будущее такое далекое, что уже нет никакого смысла знать, в какую точку пространства, на какую планету ты попал».

Смешная мысль мелькнула: неужто большевики добились-таки своего? Разрушили до основанья, а затем – уж никакого времени, а сплошное пространство бесконечной войны и революции…

– Маг впустил в Сферу поток времени… – словно послушав развитие моих мыслей, добавил атлант. – «На копытах коней» – таково Предание.

Он поднял руку – и смятая маскарадная маска на его ладони вспухла и вновь превратилась в шлем.

– Ожидаем открытия низшего Круга, – сообщил он. – Пора видеть.

– В этом шлеме можно видеть? – сделал я нарочито изумленное лицо, куда уж деваться от моего врожденного любопытства, которое однажды завело меня в Полинезию, потом… потом, похоже, черт знает куда.

– Это Арена, – сказал атлант Сигурд-Омега. – Полный обзор Сферы.

Он вдруг протянул этот огромный шлем мне и добавил:

– Сначала следует закрыть глаза.

Я невольно подчинился. Огромный, на медвежью голову, шлем опустился… и вдруг – с коротким воздушным звуком – плотно, но бережно обхватил мою голову.

Я открыл глаза – и тут же пол беседки выскользнул у меня из-под ног… Меня опрокинуло навзничь, и я, наверно, расшибся, если бы атлант не поддержал меня. Шлем давал полное обозрение всего вокруг, в нем я будто сделался стоочитым херувимом: я видел и стопы своих ног, и пол под ними, и все колонны беседки, и всю панораму природы за ними… Будто и вправду вся моя голова оказалась облеплена со всех сторон глазами.

Я зажмурился… и услышал смех. Гомерический смех атланта. Он забрал у меня свой всевидящий шлем.

– Сфера беспредельна, – сказал он. – Низший, Зеленый Круг замкнут здесь – всего одна планета. Планета Истока. Высший, Белый Круг беспрерывно и беспредельно расширяется, как беспредельно расширяется Война. Высший, Белый Круг – миллионы планет, сотни галактик, и освоена лишь малая часть звездных систем.

«Вместительный ад», – подумалось мне.

– Как же могут какие-то гунны завоевать беспредельный Круг? – стало любопытно мне.

– Время, – обронил атлант. – Время на копытах их коней вторглось на все планеты предела Сферы.

Воздух дрогнул.

– Круг разомкнут, – с тем же олимпийским спокойствием сообщил Сигурд-Омега.

Что-то незримое, хищное заворочалось в атмосфере.

Что-то надвигалось.

Сигурд-Омега стоял слепым истуканом, выставив свои боевые клешни прямо в небо.

Появилась в синеве черная точка. Она разрасталась, расплывалась в черное тело, плоскую непрозрачную медузу.

– Преодолей тропу! – со строгим, боевым воодушевлением, повелел он, ибо в мире без времени наступал его час. – Двигаться строго по тропе. Не задерживаться и не оглядываться. Весь огонь останется на мне. Внизу тебя встретят юные воины низшего Круга. Не страшись, Свободный.

Я шагнул с паперти «Беседки Ветров» на нежную, видом совершенно подмосковную траву.

Темная тень, словно исполинская крышка, надвигалась на гору.

Я нашел взглядом узкую, не протоптанную, а словно выложенную меловой бумагой тропку и, как было приказано Свободному, задал стрекача…

Я сломя голову влетел вглубь леса, опомнился – и заскользил по влажной земле, опрокидываясь на спину.

Меня учтиво подхватили страшные клешни. Тридцать три богатыря без Черномора ожидали меня у самого края леса, все на одно, извне ослепленное боевыми шлемами лицо, и в той же униформе, что у Сигурда-Омеги, лишь с иным – зеленым цветом значков-нашивок. И на пару голов ниже него.

– Хвала Свободному! – смешно гаркнули хором.

Ах, как знакомо пахло здесь октябрьскими дубами, ольхой, мхом… Что тут успело некстати вспомниться! в одну мою секунду! вся жизнь, все детство!

На горе, за моей спиной, тем безвременьем, грохотало, клокотало и сверкало. Там будто открылось жерло вулкана. Я повернулся. Наверху, и вправду, кипел чудовищный фейерверк. Страшная крышка висела над вершиной, извергая вниз радужные сгустки огня. Ни беседки, ни атланта не было видно в этом слепящем потоке, но он, этот поток, словно наталкивался на некое встречное течение, вспухал и разливался вокруг беседки, накрывая ее куполом.

Не успел я дух перевести, как вокруг меня тоже взвились ослепительные вихри, свернулись винтами-струями и ударили в жуткую висячую штуковину. Это «воины низшего Круга» дали дружный залп из выставленных вперед клешней – прямо по нависшей над горой темной массе. В следующий миг их фаланга рассыпалась, и воины причудливо задвигались-затанцевали, словно уворачиваясь… И правда! Встречный залп незамедлительно грянул.

Пучок слепящих синих копий пронизал кроны, сжигая их, вонзился в стволы, в кустарник. Вспыхнуло, затрещало, задымилось вокруг, сверху посыпались кривые угольки веток, курящийся пепел листвы. Огненный бой густел, в меня отовсюду пыхало жаром, я лишь обреченно прикрыл глаза, сквозь веки мутно мелькало.

Сдавленный крик заставил меня прозреть вновь. Ломая почерневшие кусты, падал навзничь один из «зеленых воинов», из ужасной дымящейся раны на его груди голо торчали темные ребра.

«Это не шутка, совсем не шутка, – пытался я будить себя. – Это убийство без всяких фокусов. И здесь тоже. Везде одно и то же. Тот же сон. Те же страшные игры».

В этот миг геенна огненная выплюнула на тропу Сигурда-Омегу, слегка почерневшего, закопченного, но явно живого.

– Первые Врата! – хрипло выкрикнул он странное заклинание. – Вперед, Свободный!

Я видел теперь перед собой только извивы лесной тропы и мелькание огромных ног атланта. За спиной густо грохотали по тропе воины низшего Круга…

Что-то то и дело настигало нас, крушило ветви, проносилось, фырча, над головами, что-то темное справа и слева выпрыгивало из леса, пыталось валиться на дорогу, но вихри огня, извергаемые боевыми перчатками-клешнями поражали все, что на нас выпрыгивало и налетало.

Вдруг я поскользнулся и проехал по тропе на брюхе. Меня, как ребенка, подхватил и подбросил на ноги один из воинов, но едва ли не в тот же миг нас опахнуло синим светом – и он, издав хрип, рухнул. Я кинулся было к нему, но меня приказ Сигурда-Омеги:

– Вперед!.. Он – в Кольце.

На исходе версты я был загнан…

Внезапно тропа вырвалась на пологий, открытый склон, по которому сверху, навстречу нам, беззвучно скользила, не касаясь травы, золотистая полупрозрачная машина, напоминавшая бескрылую осу размером с германский дрижабль-цепеллин.

Сигурд-Омега вдруг встал столбом – и я плашмя врезался в его ноги, а головой в поясницу, при этом ничуть не поколебав гиганта.

Оса-цепеллин усилила фейерверк. Выцветший осенний склон холма переливался отблесками низко разлетавшихся огней.

– Вторые Врата! – магически произнес атлант.

Я успел оглянуться: их, охраны моей, осталось только четверо безгласных воинов.

Вдруг земля ушла из-под ног, я замахал руками, пытаясь удержать равновесие, но неведомая сила бережно, словно в мягком коконе, понесла меня вместе с остальными вперед, к «осе». И не успев опомниться, я очутился в ее «голове». Эта «голова» казалась объемом с купол Исаакиевского собора. Вся она насквозь, с рассекавшим ее по экватору полом-плоскостью, с двумя в человеческий рост голубыми кристаллами в центре и огромным причудливым креслом, что покоилось точно между кристаллами, – вся она была прозрачной… даже едва видимой. Ступать по полу было боязно, как и в той «аэро-капле», в который мы с атлантом летели над тающим арктическим городом.

Сигурд-Омега сбросил прямо на кресло свои клешни и шлем и чуть пригнулся над вершиной одного из кристаллов. Струйки голубой, светящейся жидкости брызнули ему в лицо… Он наслаждался, подставлял то лоб, то глаза… наконец, сделал несколько глотков.

Сильно прищурившись, он взглянул на меня, а затем – на воинов, уже выстроившихся короткой парадной шеренгой.

Они, как по команде, сбросили на пол клешни и шлемы – и я увидел… да, это были явно подростки, светловолосые арийские мальчики с нежной розовой кожей на щеках.

– Третьи Врата закрыты, – услышал я из глубин своего мозга голос Сигурда-Омеги. – Передышка… Воины, примите мои поздравления. Красный Круг готов принять вас.

Я заметил, что значки-нашивки на их мундирах-латах сразу изменили цвет – ярко заалели.

Юные воины приложили правую ладонь к середине груди, гулким, басистым хором ответили на поздравление – это было совершенно непонятное слово, которое я теперь не могу вспомнить – и вышли в матово освещенный изнутри коридорчик, пронзавший тело «осы-цепеллина».

Сигурд-Омега коснулся кресла, и оно заклубилось широким облаком. Он жестом предложил мне сесть, а сам прямо повалился на это облако… и повис. Я без опаски последовал его примеру – и тоже сладостно повис над полом, ноги мои измождено гудели.

– Свободному трудно оценить то, что сегодня произошло на Зеленом Круге, – довольно сумрачно заметил Сигурд-Омега. – Эти мальчики заслужили более высокого уровня. Черные медузы никогда не нападают ниже Красного Круга, однако сегодня они появились внизу. В нарушение Вечного Закона Войны… Твоя ценность, Свободный, очень высока. Ради тебя Боги используют многих…