Текст книги "Хроника лишних веков (рукопись)"
Автор книги: Сергей Смирнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
Планета Истока
Я ошибся – путешествие благополучно продолжалось.
Перед нами сиял выпукло-голубой лик Планеты Истока. Земля… Или ее копия.
Несколько крутых долгих маневров заставили меня закрыть глаза и побороться с тошнотой. Когда я вновь поднял веки, внизу уже расстилался знакомый пейзаж: леса, леса до горизонта.
Аппарат завис над кронами вековых дубов. Прозрачный пол «осы»-дирижабля под нами исчез, учтивый воздушный вихрь опустил нас на шишкинскую полянку.
Я с удовольствием вздохнул. Пахло моим миром… Даже если это была лукавая копия… Но, может, и сам я был всего лишь копией того человека, что замерз в манчжурских сугробах?
Те миры, которые я недавно пронзал метеором, как будто не имели никаких запахов. Здесь пахло всем родным – чуть ли не дымом Отечества… Но: Антарктида, не мало CI-й век, а может – и весь МI-й… «и все это прелесть бесовская», – ни в шутку, ни всерьез предупредил я себя.
Рингельд, щурясь, обследовала ясные голубые небеса и сказала:
– Никого!
– Врагов не стало, верно? – тихо удивлялся я ее милой недогадливости.
Она посмотрела на меня и болезненно улыбнулась:
– Возможно, все они собраны в одном…
Я обиделся сразу и крепко:
– Предполагайте все, что вам заблагорассудится, сударыня… Но не вы ли сами называли меня «Свободным»?
– Да, – без колебаний признала Рингельд. – Извини, Свободный… Нам пора.
У края поляны, прежде чем войти в лесную чащобу, она повернулась назад и вскинула боевую клешню. Сгусток бело-синего огня ударил «осу» точно в прозрачную голову. Гигантская магниевая вспышка затопила мир, а когда я прозрел, лишь крохотные сверкающие капельки еще падали на траву. Огромной межзвездной машины как не бывало.
– Слишком многое остается для меня загадкой, Рингельд, – не выдержал я.
Она скрыла глаза под маской-«ареной», и настроение мое сразу упало. Она двинулась по тропе, а я побрёл за ней… Впрочем, «побрёл» душой, а телом-то еле поспевал за ее размашистым петровским шагом.
– Всем известно, что Свободные почти как боги, – сказала она, словно додумав какую-то очень важную мысль.
– Кто это внушил вам? Сами боги? – уточнил я.
– Да.
– Однако боги не смогли предотвратить ваш побег…
– Я была уверена, что даже не успею покинуть дом…
– И вот еще вопрос: откуда в вашем гардеробе… то есть в доме воина Белого Круга взялся костюм простого оператора… да еще нужного размера?
Рингельд резко повернулась и нависла надо мной. Я задрал голову и подумал: «В сущности, просто гуляет по лесу большая тётя с малышом».
Рингельд порывисто сняла маску.
– Ведь тебе, Свободный, известно, что я – изменник! – прокричала она, плотно сжав губы.
Мы долго смотрели друг на друга – я – вверх, она – вниз. И я постиг, в чем мой грех: этот мир с его диковинным часовым порядком, кастами, Кругами, аренами был так чужд мне, так глубоко неизвестен, что я невольно принимал его обитателей за неодушевленных марионеток.
Вот к какому неожиданному выводу я пришел: наверно, мы так же думали про японцев в девятьсот четвертом году… а потом на те вам – Цусима!
Я так и сказал Рингельд, невольно перейдя про себя на «ты», чтобы очеловечить ее:
– Прости меня. Ваш мир так не похож на наш, что я до сих пор вас за людей не принимаю.
– Да… Ты – Свободный, – впервые улыбнулась надо мной Рингельд.
Грустная была улыбка.
Я пришел к выводу, наконец, что мертвенная бледность – просто расовая черта женщин-воинов.
– Это я-то «свободный»? – завел я свою пластинку. – Меня просто подняли за волосы и кинули в прорубь…. Я пока что цел и невредим, но на самом деле не понимаю ничего. Меня, например, искренне удивляет факт, что здесь, в этих лесах, заранее протоптаны тропы на любой случай жизни. Даже на случай предательства и побега!
Рингельд искренне изумилась. Она поглядела себе под ноги и растерянно осмотрелась по сторонам:
– Я никогда бы не подумала…
– Признайтесь, Рингельд. Кто приходил к вам домой перед моим появлением?
– Вчера. Сигурд был призван, и как только он ушел… почти сразу появился слуга. Я не поверила своим глазам.
– Слуга? – с интонацией сыщика заметил я.
– Да. Слуга. В доме воинов. Невероятно. Он бы не смог пройти. Но он стоял передо мной. Он сказал, что кольцо Сигурда должно замкнуться.
– Инкарнаполис?
– Я не поверила. Сигурд был первым воином Хариты. Слуга странно улыбался. Он сказал, что я могу немедленно подавать требование.
– Что оно означает?
– Запрос на нового мужа…
– Известие поразило вас? Застало врасплох?
– Тебе сказано, Свободный: я просто не поверила, – вполне простодушно отрезала она. – Ситуация казалась невозможной. На входе в мой блок стоял слуга и улыбался. И при этом произносил страшные пророчества. Сигурд был первым воином Хариты. Каждый воин готов в любой миг начать Путь заново, но Сигурд…
– …первый воин Хариты, – рискнул перебить я ее.
Тем временем, в памяти моей происходила странная аберрация – тот «слуга» чертами лица всё больше напоминал мне… Виталия Полубояра…
– Был, да, – помедлив, кивнула Рингельд. – Вероятность замыкания моего кольца была намного выше… Но Сигурд всегда смеялся над моими страхами. Он часто говорил, что разделит свою минус двенадцатую степень на двоих.
«Неужто в эту дьявольскую машинку проникла любовь? – эпически представил я. – Машинке – крышка… Ржавчина может быть прекрасной».
– Что это? – спросила Рингельд.
Пришлось объяснять ей, что такое ржавчина… а потом что такое ржавчина со знаком «плюс».
– Вы и Сигурд, вы долго прожили вместе? – задал я вопрос, едва закончив лекцию по химии.
– Дольше, чем любая пара Хариты, – исчерпывающе ответила Рингельд.
«Не так-то легко справиться с человеком… даже в аду», – злорадствовал я.
– Вы не поверили слуге… но и не прогнали его?
– Не успела… Он показал мне это.
Из невидимого кармашка на широком поясе Рингельд вынула квадратную пластинку и подала ее мне. Я увидел объемное, почти живое изображение младенца, лежащего в яйцевидной колыбели.
– Кто это? – не решаясь догадаться, наперед глупо вопросил я.
– Сигурд-Омега Второй.
– То есть…
– Начало кольца. Это – он.
– В Инкарнаполисе?
– Да.
– Вы никогда раньше не видели детей?
– Никто, кроме слуг, не видел людей ниже возраста скаута.
– Откуда же берутся эти? – решился я…
– Развитие плода осуществляется в капиллярах Инкарнаполиса, – спокойно, по-лекторски сказала Рингельд. – Но ничего не известно о структуре каналов оплодотворения между планетами Кругов и Планетой Истока. Запрет.
– Что же случилось с вами, когда слуга показал вам изображение ребёнка?
Губы Рингельд сжались еще плотнее.
– Не способна это объяснить, Свободный. Я перестала быть собой. Я изменилась больше, чем если бы замкнула кольцо. У меня не было выбора, Свободный. Твое предположение неверно.
– Значит, изображение подействовало гипнотически?
– Я не понимаю…
– Что произошло потом? Слуга отдал вам изображение?
– Он сказал, что я должна оставаться на месте, пока не придет Свободный. Свободный проведёт. Свободный знает. Так он сказал и ушел.
– И дальше вы действовали по наитию…
– Не понимаю. Каким образом?
– По Программе. Знание того, что нужно делать в каждую последующую единицу длительности, появлялось само собой…
«В космогонии Виталия Полубояра, среди мириадов звезд и миров, не хватает одной маленькой искорки, – радостно подумал я. – Слава Богу, Он не забывает никого… ни одной души, даже погребенной на дне потопа».
– Я предвижу, что скоро Свободных в этом мире станет гораздо больше, – добавил я, подумав еще кстати: «Кто и где напишет новый эпос, новейшую Эдду?»
Тропу пересек тонкий ручеёк-родничок, весело мерцавший на мелких, разноцветных камешках.
– Граница! – опасливо отступила от него Рингельд. – Дальше может идти только Свободный.
– А вы?
– Я отлучена. Кольцо не замкнется. Я остаюсь ждать здесь.
Я вспомнил, как таяла от прикосновения к Границе рука Сигурда-Омеги.
– Там гунны? – вырвался ненужный вопрос.
– Нет. Здесь начинается Земля скаутов. В ее центре – еще одна граница. Ты увидишь малую Сферу. Это Инкарнаполис. Только ты сможешь войти в него.
– Конечная цель? – Тоже ненужный уже вопрос.
Рингельд поднесла к моим глазам объемное изображение младенца:
– Он. Свободный должен принести его мне.
– Должен?
– Миссия Свободного… – сказала она и не она – это говорила в ней Программа.
– А как же Граница? Разве ребенок сможет пересечь ее? Даже две?
– Направление из центра вовне не имеет границ.
– Понятно. Я сейчас лезу через забор. Но как я найду нового Сигурда? Ведь их там, – я ткнул пальцем в подземное царство, – миллионы… если не миллиарды.
– Сигурд оставил Свободному координаты, – как само собой разумеющееся, напомнила Рингельд. – Свой личный знак траектории. Когда ты пересечешь Границу Инкарнаполиса, ты должен помнить этот знак. Только Свободный способен переносить память через Границу.
Координаты… Я сник.
– Рингельд. Покажите его мне еще раз…
Младенец поглядел на своего будущего похитителя серьезно, испытующе…
– Постараюсь узнать его, – пообещал я Рингельд.
Она улыбнулась совсем не эпически… Или это я сам, в своей памяти, приписываю ее хладнокровной улыбке грусть и даже усталость?..
Я было выступил в новый поход – но спохватился:
– Сейчас меня снова разденут?
– Полная вероятность, – не шутя, кивнула Рингельд.
«Униформа» операторов пришлась мне по душе, и я пожалел ее – разделся и аккуратно сложил ее на сухой травке в двух шагах от Границы.
– Мне не пришло бы в голову, – удивленно призналась женщина-воин.
Я шагнул к ручью.
– Будь внимателен, Свободный, – напоследок предупредила она меня. – Скауты могут становиться опасными.
Коленки мои привычно дрогнули.
– А как я найду эту малую сферу? – спросил я, наконец замечая, что на нашей стороне брода довольно зябко.
– На Земле скаутов пространство обладает очень высоким центростремительным притяжением. Любое свободное движение ведет к центру.
«Свободное… Это означает «куда глаза глядят» – и прямо к цели, – прикинул я. – Точь-в-точь, как в сказке».
– Пожелай мне удачи, Рингельд… – Только это и оставалось…
Она растерянно улыбнулась:
– Не понимаю тебя, Свободный. Что это за слово?
– Все будет хорошо, – подытожил я и шагнул через ручей.
…На Земле скаутов показалось теплее. Я оглянулся: ручей позади был, лес по ту сторону стоял… А Рингельд не было! Опять чертовы фокусы!
Я двинулся через лес, стараясь не примечать никаких троп, именно куда глаза глядят, чая таким парадоксальным образом максимально сократить свой путь. Маугли из меня получался никудышный. Как и в гуннской Европе, я исколол себе ноги, исцарапался и много чего во вселенной и в своей агасферской жизни успел проклясть.
Однако ж, видать, не совсем худо мне там было, раз, увидев в чащобе какие-то необычные строения, я не задал заячьего кругаля, а не преминул подкрасться и полюбопытствовать.
Мрачные тяжелые срубы парили в бору исполинским допотопным стадом…
Я заметил добела утоптанную площадку, дымки и – совсем знакомое – огромный котел. Вот когда я вздрогнул: «Гунны! Сорвалось!» Никаких сомнений не возникло: гунны проникли, протекли и сюда, в святая святых космической империи сто первого века… И уж совсем не удивился я, когда увидал мрачную богатырскую кавалькаду, медленно и мощно выступившую из-за срубных жилищ: кони – дремучие, всадники – мохнатые… и мамонтовой поступью эта дюжина заворачивала в мою сторону.
Мыслишки разлетелись: встать на их пути соловьем-разбойником, чтобы сразу расчистить себе путь… или же юркнуть в кусты? Будет меня спасать сила неизвестных богов, или же эти боги-демоны-демиурги от меня уже отреклись?
Я юркнул. Мокрый лесной дёрн пакостно холодил всякие места, и какие-то мошки ползали по мне, где хотели…
Всадники приближались. Кони были вполне земными… На ездоках – меховые шапки, кожаные одежды, а вооружение – луки, копья, мечи. Всё соответствовало земной Истории…. Только вот лица… Лица варваров меня удивили: какие-то чересчур гладкие, чересчур юные… просто отроческие.
«Ба! – прозрел я. – Это же дети! Скауты…»
На вид каждому было лет по двенадцать или чуть больше. Очень-очень крупные детишки. Атлантики… Дети воинов!.. Мир стал понятней, но, как предупреждала Рингельд, не безопасней.
И вот копыта застукали по тропе совсем близко, земля подо мной заколебалась. Они проезжали мимо, не чуя засады… Я прижался виском к холодной, влажной почве и стал думать: у младших – военная прогимназия… Они осваивают древние войны и охоты. Потом оставят гуннские одеяния и облачатся в мундиры – начнут стрелять огнем… а уж в конце пути – космические войны титанов. Войны неизвестно с кем. С пустотой. С тенями демонов, которых создает всемогущая Программа.
Сквозь золотистые осенние травинки я смотрел им в спины… Прекрасное варварское детство. И высоко в варварских, языческих небесах – высшие воинские посвящения, войны с духами, а потом «внутренние войны»… и наконец – Валхалла! Варварская иллюзия совершенства и вечности… Христос заберет своих, для остальных – вечная бессмысленная радость войны с собственным бытием… против бытия. Снова манихейский ад.
От такого космогонического размаха я невольно осмелел и приподнялся, по-отечески грустно глядя вослед вечным героям. Один за другим могучие отроки пропадали в дневной темноте бора – и пропал бы, канул бы последний… если бы по сюжету моей судьбы ему не полагалось обернуться.
– Хой! – по-мальчишески звонко крикнул он и заворотил коня.
Я вспомнил про малую Сферу, про младенца Сигурда… и спустя полминуты осознал, что чешу во все лопатки.
Охота началась.
Лес позади трещал, оглашаясь кровожадно-веселыми голосами.
«Сжечь их всех! Сжечь!» – попыхивала мысль, а ноги несли.
Лес стоял навстречу густо – но вдруг весь пропал. Я выпал в солнечную долину, как бы немного вогнутую, и на ее дне, там, куда меня несло уже силой земного тяготения, лежал большой, в два человеческих роста, матово-молочного цвета шар.
Трава была скользкой и острой. Шар прыгал у меня в глазах.
Покрыв треть расстояния, я оглянулся.
Отроки-варвары настигали неспешной цепью… Соломинки копий, дуги луков. Со стороны я и себя прекрасно замечал под ясными земными небесами: голый, бледный дикарь сверкал пятками, а за ним – умелый, спокойный гон… благо, что без борзых. Только подумал – что-то хвать за бок не хуже борзой – и стрела, сорвав лоскут кожи с мякоти, ткнулась в землю… и отстала.
Я успел добежать. Я прыгнул, как заяц, в самом скверном мироздании из всех, в какие попадал. Я прыгнул на гладкую с виду, тускло блестевшую скорлупу, а попал в густой, по-банному теплый туман… потом медленно падал… потом очнулся на ровной среди каких-то гладких выпуклостей.
Я посмотрел вверх и увидел – на высоте двух десятков саженей потолок, всей своей бескрайней площадью испускавший ровное молочное сияние.
Поднявшись на ноги, я осмотрелся теперь в горизонтальной плоскости на уровне роста. Под молочным потолком, загибавшимся за недалекие горизонты, всю нижнюю твердь занимало сотовое поле, и каждая сота, прикрытая уплощенным, полупрозрачным колпаком, служила колыбелькой. Во всех сотах, насколько хватало взора, можно было различить голеньких, мирно спящих младенцев… Вот Инкарнаполис!
Раненый мой бок горел и плавился, я же, весь остальной, холодел: еще несколько мгновений назад не было досуга вспоминать «координаты» обновленного Сигурда-Омеги…
Конечно же, мелькнуло искушение: взять любого. Но та же цепкая, земная, змеиная мудрость Адама уже падшего подсказала: слукавишь – не выйдешь из этого Кощеева яйца никогда.
И в мысленном борении, в слабости душевной я пребывал, стоя прямо над колыбелью бывшего… или будущего?… первого воина Хариты – Сигурда Омеги… Второго или Третьего… Видимо, в этом странном мире и подсознательное воспоминание могло служить верным компасом… Впрочем, был еще где-то странный слуга, очень влиятельный слуга, бог Локи… только предателем ли он был… Не исполнителем ли тайного заговора богов, решивших одолеть собственную Программу? Не самим ли творцом странных техник – Виталием Полубояром, проникшим в этот мир вслед за мной, по моей тропе.
«Координаты» – шеренга единиц и нулей – слабо фосфоресцировали на нижнем ободке колыбели, я узнал их.
Я осторожно прикоснулся к колпаку – в тот же миг колпак растаял, а младенец открыл глаза и посмотрел на меня.
– Тс-с! – сказал я ему и еще с большей осторожностью взял на руки.
Он был очень тёплый, мягенький живой человечек – и хранился вместе с миллиардом таких же в необъятном Кощеевом яйце.
– Тихо, малыш! – повелел я ему.
Но он и не думал поднимать рёв, а только пригляделся ко мне – тот ли явился? – и заснул.
Затаив дыхание, я сделал шаг в сторону, поскользнулся и чуть не упал.
Я поскользнулся на собственной крови – она так и сочилась вниз по ноге. Рядом с пустой сотой осталось два неотчетливых алых отпечатка ступней… как раз для новой погони по следу.
Но какой погони? Откуда? И куда было бежать-спасаться теперь?
Мои вопросы, между тем, уже никому не были нужны, потому что наступала вполне волшебная кульминация эпоса. В памяти остались лишь туманные всплески видений.
Я был в себе, но при этом спокойно наблюдал за самим собой с некой безопасной и беспространственной высоты.
На месте соты-колыбели вдруг разверзлась огненная магматическая бездна… Она стремительно расширялась, как воронка мальмстрема… и я двигался-скользил, как лунатик, по тонкой, едва различимой на глаз скорлупе, покрывавшей эту огненную бездну. И вдруг магма погасла, уступив место космической пустоте… Там, в бездне, под нами, замерцала звездочка… она стремительно, как необыкновенный болид, летящий снизу вверх, приближалась к моим стопам… И вдруг мир перевернулся… и тьма, пронизываемая болидом, точно летящим в цель, оказалась надо мной… а под ногами – молочное море без берегов…
Была вспышка – падение «Тунгусского метеорита» прямо в темя… а когда я очнулся, невозмутимо стоя на ногах, я прямо перед собой увидел Рингельд.
Я вздохнул и порадовался холоду осеннего леса. Мистерия себе завершилась.
– Вот он… здесь… – сказала Рингельд.
Я осознал, что она уже долго смотрит на свое сказочное сокровище, которое я извлек из Кощеева яйца, доставил по адресу и успел уже передать из рук в руки.
Эпос подошел к концу.
Посмотрев назад, я увидел по ту сторону ручья – там, где влекло тяготение Инкарнаполиса – абсолютную пустоту, даже не черный беззвездный космос, а именно ничто, тягостное для восприятия, будто не вовне, а в самих моих глазах при определенном направлении взгляда появлялись глубокие черные бельма…
– Что это? – вроде бы уже не страшась никакого конца света… с ужасом спросил я.
– Ты, Свободный, вышел оттуда, – тихо отвечала Рингельд. – Я уже полагала, что не сможешь выйти. Я знаю, что Белого Круга больше нет. Аннигиляция Сферы. Есть только я и он. Я смогу защитить его.
«Космогонии стало чересчур густо», – подумал я и потряс головой, чтобы утрясти ее, эту все никак не завершающуюся космогонию.
Потом я отступил прочь из эпоса и стал натягивать нижнее бельё, затем – брюки…
Вот что осилило моё воображение: женщина с ребёнком на руках – вот достойная искра для местного апокалипсиса… Кощеево яйцо лопнуло. Планета Истока – первое семя новой Вселенной, и посреди планеты, вобравшей в себя тьму изначального Хаоса, посреди этого дремучего бора – женщина-воин со своим Адамом-младенцем на руках… Очень языческое начало!.. Для всех остальных, не взошедших в Царство Небесное, возвращается ветер на круги своя.
Когда-то над древней языческой Землей седые боги устали от вечной войны и согласились капитулировать. Они спустили с цепей своего врага – огненного Пса преисподней… Валхалла, вспыхнула, как порох. Боги поступили с собой почти как люди. Почти… Люциферу снова не удалось создать вечность.
Боги Сферы, наследники Одина, знали давнишнюю Историю… Поджигая свою Валхаллу, они хотели выглядеть лучше – и получилась карикатура: Ева и Адам с языческим героизмом вступают в новую жизнь… Еще одна химера, еще один никчемный вселенский пузырь… если бы не смягчающее обстоятельство: роли разыгрывались человеками, а не демонами. Очередная языческая вселенная лопнула, но в ней осталось одно маленькое местечко для женщины с младенцем, и уж какие роли были у обоих в ожидании конца света – для вечности не имеет никакого значения.
Мне понравилась моя космогония. Виталия Полубояра, новоявленного Мага Эона, я перещеголял… Эта эпигонская вселенная нуждалась в свободном выборе одного случайно —??? – извлеченного из Истории человека… Это была плохая, кромешная вселенная, но любой вселенной всегда оставлен один маленький шанс.
– Рингельд, чему быть дальше?
– Я смогу жить здесь, – был ответ. – Я ведь тоже была скаутом, Свободный.
– Догадываюсь… – У меня возникло предчувствие, что я совершенно напрасно застёгиваю последнюю пуговицу на пиджаке: ведь я уже стал в этом, чужом эпосе лишним. – У тебя есть план?
– Предание гласит, что неподалеку от Земли скаутов есть гора. На ее вершине растет дерево, дающее съедобные плоды весь год… С этого я начну.
Это дерево мне тоже было известно: крона его возвышается до небес, а корни проникают вглубь преисподней…
– А на мой счёт тот слуга ничего не говорил? – полюбопытствовал я, не более того.
– Он сказал только, что Свободный сможет войти в Инкарнаполис и вынести ребёнка… Сигурда.
Важное правило эпоса: когда дело сделано, волшебные помощники должны исчезнуть, более не обременяя своим присутствием последующий, отнюдь не волшебный быт.
Я посмотрел на валявшуюся у ног Рингельд боевую лапу-клешню, вспомнил о способе полковника Чагина и самого первого воина Хариты Сигурда-Омеги. «Нет! – сказал я себе. – Эта хитрость не нова… и не к случаю».
Не скажу, что решение далось мне легко: вид махровой бездны, черного бельма Вселенной, вызывал холодную дрожь в каждой отдельной клеточке моего тела. Здесь, на ручейке-пороге бездны, я, возможно, приблизился к понимаю «внутренней войны»….
– Прощай, – сказал я Рингельд, более не приближаясь к ней ни на шаг.
– Прощай, Свободный, – с благодарной, и только, улыбкой ответила она, вернее откликнулась…
– Я желаю вам счастья.
– …Не понимаю, Свободный.
– У вас всё должно быть хорошо.
Я хотел было завершить сцену еще более эпической репликой, последним наставлением мудрого волшебника: «Посмотри, Рингельд, не появилось ли из твоей груди молоко?» Но Рингельд, услышав мою мысль, посмотрела на меня еще с большей растерянностью… Пусть все свершится само собой, без лишних намёков, авторство – сказителям будущих эпох.
…Каждому моему шагу навстречу бездна отворачивалась и сопротивлялась… каждая клеточка моего тела сопротивлялась приближению к тьме изо всех сил всех своих молекул. Ничего не болело – всё во мне стонало, бурлил страх тела, живой и тёплой плоти – перед Хаосом… перед зримым небытием.
«Контракт выполнен, господа боги! – прокричал я сквозь внутрителесную бурю – Отпускайте, чёрт вас всех подери!»
Очертя голову – самое точное, буквальное определение моего последнего броска.
Куда?
Я чаял два исхода: в Ничто или в сладостно-жгучий холод родной Манчжурии, в заледеневшую до окаменелости доху, в коченеющее тело, под заунывную отходную шамана…
