Текст книги "S.T. (авантюрный роман). Собачья жизнь. Рассказы. Заметки на полях бытия (СИ)"
Автор книги: Сергей Марчук
Жанры:
Ироническое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 46 страниц)
– «…Почему твои камни так белы, Иерусалим?
Чтобы кровь праведников была лучше видна на них!
Почему твои улицы по ночам так тихи, Иерусалим?
Для того, чтобы стоны праведников были лучше слышны!
Почему я не могу забыть тебя, Иерусалим?
Потому, что часть твоего сердца навсегда осталась здесь!
Почему так больно мне, Иерусалим?
Потому, что ты не можешь ничего поделать с этим! ..»
И ты знаешь, Ваня, самое удивительное в том, что , Вы, люди становитесь слепыми и глухими по своей воле. Все , соприкасавшиеся с Христом, чувствовали его удивительную ауру. Многие видели его чудеса и с некоторыми они произошли лично, и всё-таки все эти люди или отворачивались от енго, или делали вид, что ничего особенного не случилось. Их память моментально услужливо стирала произошедшее, переименовывая слово «чудо» в «случайность». Их неблагодарность была просто поразительной, а неистовое желание видеть мёртвым своё спасение просто обескураживало . Бог был им совсем не нужен, их богами были самые низкие собственные чувства – алчность, жадность, чревоугодие, похоть и гордыня… Они были рядом с чудом и упорно не хотели видеть его. Ваше слепота порою удивительна. И это касается абсолютно всего. Я часами мог валяться брюхом к верху, рассматривая удивительную синеву неба Иерусалима, а вы месяцами не видите неба, поднимая голову только тогда, когда какая-нибудь птица нагадит Вам на голову или пойдёт дождь. И всё время вопите – дайте мне веру, дайте мне чудо, чтобы подкрепить веру, а получается, что это Вам абсолютно не нужно. Вы, как ребёнок, упорно отворачивающийся от ложки манной каши, которую пытается ему всунуть сердобольная мать и которая жизненно необходима ему самому. Вы завидуете всему красивому, Вас раздражает доброта другого не касающаяся Вас, Вы, как обожравшиеся свиньи, глухи и слепы ко всему окружающему, если у Вас всё хорошо, и вам нужна достаточная мотивация, чтобы совершить самое пустяшное хорошее дело. И я категорично настаиваю, что Господь создал Вас не по своему образу и подобию. Я видел Христа, избитого и искалеченного Вам, но он был совсем иным. В его глазах светилась доброта и понимание. Это глаза матери, смотрящие на своего непутёвого ребёнка, прощающего ему всё вне зависимости от глубины его падения и степени его вины. Единицы из Вас могут отразить этот свет, и, думаю, только благодаря этим людям вы ещё живы…
Маня отвернулся , и как-то сердито уставился на плетущиеся рядом ряды машин. Его затылок выражал мировую скорбь , расстроенное и сожаление. А Ваня вдруг почувствовал себя предметом труда десятков поколений ассенизаторов. В салоне повисло молчание – возвышенно-сердитое со стороны Мани и подавленно-покаянное со стороны Ивана. Ваня вдруг почувствовал, как у него от стыда стали горячими щёки и уши, а Маня , не поворачиваясь, выдал:
– Стыд , Ваня, это хорошо! Это, пожалуй, самое лучшее чувство в человеке, потому, чо оно будет вечно спящую в человечестве совесть. Что бы там ни говорили, но у любого животного есть страх, любовь к своим детям, ненависть к врагам и «хакуна матата» после хорошего обеда. Единственное, чем обделил их Господь, это совестью. Да, такой неудобный и ненужный человечеству дар, но только тогда, когда он просыпается человек становится человеком и только тогда в мире творится добро. Помни об этом, Ваня, и тогда все твои поступки будут хорошими и рядом с тобою всегда будет этот человек из Назарета, ведь он всегда рядом с настоящими людьми…
ГЛАВА 4 , в которой Фил знакомится с двумя Александрами Сергеевичами, и узнаёт кое-что новое о фамильной истории Пушкина.
Фил вынырнул из чрева метрополитена на станции Пушкинская. Общеизвестно, что метро это особая, таинственная часть жизни каждого москвича. Вроде , как своё собственное тело, которое ненавидишь всеми фибрами души во время болезни , но без которого никак не обойтись. Так уж сложилась столичная карма, что сколько бы ни строили в этом славном городе дорог – всё равно мало. Размножение автотранспорта в геометрической прогрессии моментально перечёркивает победные реляции московского руководства и даже махровый автомобилист, фанатично преданный своему четырёх колёсному лупоглазому коню, нет-нет да и опустится в это подземное царство. Да и , шутка ли сказать, первое своё слово малыш часто учит по сакральной надписи в вагоне, первые неосознанные объятия случаются в сумасшедшей толчее вагона, все свежие новости, пульс города, да и страны, ты сможешь услышать от интернациональных попутчиков по сабвею. Здесь возможно абсолютно всё – встреча с другом, которого не видел уже добрую тысячу лет, вынужденный тест-драйв свежевыроненного телефона, по которому пробежит сотня спешащих в неизвестность людей, знакомство с подарком судьбы, который прибила людская толпа прямо в твои объятия. А сколько нового доступного всем органам чувств – это и ароматы всевозможного парфюма, стройными рядами в виде людей-тестеров проходящих мимо, и растопыренные руки хватающиеся за всё, что попадётся при внезапном торможении, а привычная гимнастика для зрительного аппарата в виде мелких надписей разнообразной рекламы, обогащающей твои познания о тех предметах, которые ни в жизнь не привлекли бы к себе своё твоё внимание. Впрочем, достаточно большое число поклонников дзен ежедневно просто медитативно переносятся из одного конца города в другой, терзаемые лишь одной мыслью, ну, и зачем мне всё это надо, и потому, что появляются в метрополитене на следующий день, видимо, так и не могут найти ответ на этот животрепещущий вопрос…
Итак, Фил вынырнул, словно Иона из чрева Кита, на станции Пушкинская. Довольно давно это был один из самых благолепных уголков старой Москвы. На этом самом месте стоял необычайно стройный, изящный Страстной монастырь, построенный в стародавние года на месте встречи москвичами у ворот Белого города Страстной иконы Божией Матери. Его стены нежно-сиреневого цвета тепло розовели при восходе неторопливо всходящего солнца, постепенно зажигаясь своими маленькими солнышками золотых луковок с крестами, а в пасхальную ночь, большой колокол Страстного монастыря первым откликался на благовест колокольни Ивана Великого, давая тем самым сигнал к началу праздничного звона всех монастырей и церквей Москвы. В начале, тогда ещё Тверского бульвара, лицом к этому монастырю , среди многоруких фонарей возвышалась застывшая фигура Поэта, со слегка задумчиво склонённой головой, рукой, небрежно засунутой за подборт сюртука, в элегантном гармонично– складчатом плаще со шляпой в левой руке, отведённой за спину. Одна нога, словно продолжая шаг, будто соскальзывала с пьедестала, создавая впечатление, что ещё мгновение и Александр Сергеевич пойдет дальше, спеша по своим, одному ему ведомым делам, словно торопясь быстрее сесть за стол, чтобы записать только что пришедшую ему в голову мысль…
Этот памятник, остаётся одним из немногих в своём роде, ведь деньги на его изготовление по инициативе выпускников Царскосельского лицея, в котором учился Пушкин, собирала вся страна. В память о друге… Они действительно считали его одним из них, хотя прошло несколько десятков лет и это были уже другие лицеисты… Но он всё-таки оставался их другом, оставаясь таким для всех последующих поколений . Деньги собирали двадцать лет, а памятник изготавливали и отливали в столице на Неве ещё пять долгих лет. И памятник получился , причём на столько хорош, что все современники отмечали совпадение черт лица Пушкина. Он встал, там где ему положено было встать, изящным заключительным пазлом на точно отведённое ему пространством и временем место, среди степенно застывших фонарей и проезжающих экипажей, спешащих простолюдинов и зеленеющих аккуратно-подстриженных крон деревьев, стоящих вдоль дороги, невысоких крепких двухэтажных кирпичных зданий и стоящего напротив золотисто-сиреневого Страстного монастыря, где , конечно же, за него непрестанно молились…
А в 1937 году, через 100 лет после убийства Пушкина, усилиями большевиков, Страстной монастырь перестал существовать. Это произошло буднично-равнодушно, через месяц на месте монастыря зияла дыра, ещё одна незаживающая рана прошлого безвозвратно уходящего в небытие. Как и всё, связанное с историей в этой стране, изменения были немного жутковаты. Словно памятник Командору, Пушкин развернулся на сто восемьдесят градусов и замер на другой стороне площади, на месте развалин Страстного…
Филя почему-то вспомнил про ту самую страстную икону из разрушенного монастыря… Её Филя лобызал в церкви Воскресения Христова в Сокольниках, теперь её дом там. Он долго сидел перед этой необычной иконой. Светло-зелёный фон иконы словно завораживал, потрясало грустное спокойствие божьей матери , придерживающей прильнувшего к ней младенца Иисуса и строгие лики двух ангелов по краям иконы с орудиями страстей – крестом, копьём и губкой…
Ноги у Фили немилосердно гудели, а живот периодическим урчанием напоминал о нарушении режима питания и настоятельно требовал вкусной и здоровой пищи. Филя сел на скамейку и достал из рюкзака большую медную кружку с надписью «СОТВОРИТЕ МИЛОСТЫНЮ», любовно протёр надпись полой подрясника и поставил рядышком…
Внезапно рядом с Филей остановился сухонький старичок с тростью. Почему-то слово «интеллигент» в сознании современного общества слилось со словом «бывший» , как будто это ветеран войны или труда и интеллигентность , как болезнь которая со временем проходит, а внешний облик образцового интеллигента намертво сжился с образом Антона Павловича Чехова. Благообразный ,худощавый , в очках с бородой клинышком и усталостью от этой жизни в глубине глаз, хотя последнее , наверное, как доминантный ген присутствует у всех людей , относимых к этой породе. Подошедший старичок, как ни странно, действительно был чем-то похож на Чехова. Ветхое, не по сезону пальто серого цвета, было кое-где аккуратно заштопано, присутствовали и круглые очки, и реденькая бородёнка, а на голове, вот уж действительно редкость, красовалась шляпа. Когда Вы её видели последний раз в городе? Разительным диссонансом выглядела дорогая тёмно-коричневая трость с металлическим набалдашником, возможно, по цвету даже и серебряным…
-Ну, что, Человек Божий , как там на просторах нашей необъятной Родины? – весело спросил старичок, хотя его глаза грустно-участливо посмотрели на потрёпанное одеяние Фила.
– А Вы чей? Разве не Божий, – наивно спросил Филя, и уже убеждённо продолжил, – Все люди Божии, и плохие , и хорошие. Да и плохой, хороший, это как посмотреть. Может для себя и своей семьи очень даже и хороший, а для других плохой. Может когда и поступил вроде бы плохо, а глянешь через десяток лет оказывается и наоборот. Судить только себя можно, а других судить не твоё дело…
– Ба! Да ты философ! – опять улыбнулся старичок, присаживаясь на скамейку рядом с Филом. – Хотя , как тут не будешь философом? Всякий странствующий уже философ. Странствия – лучшее занятие в мире о котором мечтают все, а позволить могут себе немногие. Когда бродишь стремительно растёшь, в твоей душе откладываются люди, города, страны, и ты изменяешься вместе с ними. Таких людей узнаешь сразу. Если Господь привёл нас в этот мир, то какое счастье постараться как можно более познать его, а познавая его поневоле становишься философом. Сократ, например, считающийся величайшим философом, может быть лучшим из них, не написал ни строчки. Это он был родоначальником философской диалектики, понимаемой как нахождение истины с помощью бесед, то есть постановки определённых вопросов и методического нахождения ответов на них. Он ходил по городам и рынкам, слушал какую-то людскую болтовню Он умел задавать правильные вопросы и умел самое главное – слушать, внимательно слушать своего собеседника. Сократ учил , что добродетель и есть мудрость, что знающий доброе обязательно поступает по-доброму, а поступающий по-злому или не знает, что такое добро, или творит зло, правда, в целях конечного торжества добра. В понимании Сократа не могло быть противоречия между разумом человека и поведением его среди людей. .. Ну, а всем известный русский Сократ , первый философ Российской империи бродячий философ Григорий Сковорода…
– А это тот, странствующий философ-богослов, который велел на своей могиле написать «Мир ловил меня, но не поймал»….– протянул Филя.
– Да, да, тот самый, который был близок с фаворитом Императрицы Елизаветы, графом Алексеем Григорьевичем Разумовским, также происходившим из казаков, то самый, который путешествовал вместе с Владимиром Калиграфом, вёзшим в Москву труды Эразма Роттердамского и Готфрида Вильгельма Лейбница, да и к тому же, который приходится двоюродным прадедом другому русскому философу Владимиру Сергеевичу Соловьёву,..
– А ещё я слышал, рассказ как Григорий во время одного из своих многих странствий, а он был, кроме России, в Польше, Венгрии и Австрии, проходил как-то мимо сельской церкви во время обедни. Двери в церковь были открыты и он зашел в храм. Церковь была практически пустая , а священник стоял с чашей в руках, ожидая причастников, но никто так и не подошел. «Неужели можно Жертву Божию отвергнуть?» – сказал Григорий. И, как говорят, со дерзновением приступил к Причастию, прямо как был: пыльный, немытый, с дороги… Приходской священник спросил подошедшего к чаше Григория: «Понимаешь ли, что делаешь, готов ли?» Тот ответил: «Понимаю и готов!» И священник приобщил его к чаше, признавая его правоту, что сердце его было чисто…
– Да! Это Сковорода!– старичок улыбнулся, – В этом весь он! ..
Внезапно он спохватился и полез в карман пальто, достал оттуда мятую купюру, тщательно разгладил её на коленке и торжественно вручил Филу.
– Как сейчас говорят – сначала деньги, потом все остальные разговоры. – Как-никак чужое время трачу.
– Да у меня этого времени вагон и маленькая тележка, и всё своё собственное. – ответил Фил, – Ну, и деньги необязательно. Я бесплатно разговариваю, особенно с хорошим человеком. Пенсия-то небось небольшая?
– Ну, так по-латински pensio это пособие. Вот государство и пособляет, чтобы от голоду не померли, ну, а дальше уж помоги себе сам. С биологической точки зрения всё просто безупречно. Дольше всех живут особи содержащиеся впроголодь. Так что… Ну, а тебе эти деньги , думаю, всё же нужней…
– Мне-то?… – Фил задумался.– Так кто скажет, что кому нужней… Вот только, скажу я Вам, разучились нынче милостыню подавать.
– Как это?. – удивился старичок.
– Да так… Смотри вот… – Филя пожевал губами. – Вот идёт кто-то по улице и видит нищего. Видит издалека. И никто сразу за кошельком не тянется. Нет такого условного рефлекса…В уме сразу включается калькулятор – сколько минимум можно дать, а лучше уж и без этого обойтись. Часто заранее достают, чтобы ты не видел сколько в кошельке. И , самое главное, никто никогда не смотрит на того кому подаёт, а уж в руку положить, прикоснуться к нищему и убогому – это вообще! Не дай Бог! Подадут три копеечки , а ощущение, что последнее с себя снял. Идёт дальше прямой и гордый словно осчастливил весь мир. А ведь по сути, я – Ваша Господняя проверка на вшивость тебя грешного и , может быть, Вам это в десять, в двадцать раз больше надо, чем мне. Вам надо милость сделать, поделиться своим достатком данным Господом, а Вы выбираете какой нищий Вам больше нравится и сразу проводите расследование сильно ли нуждается он в этом. С Вас ведь спросится за то, что подал нуждающемуся или нет, а уж с него как он этим распорядился…
Да и в Священном Писании написано… – Фил достал свою потрёпанную Библию с заветной тетрадкой с выписками. – Вот: «Просящему у тебя дай» (Мф. 5:42). «Из имения твоего подавай милостыню, и да не жалеет глаз твой, когда будешь творить милостыню. Ни от какого нищего не отвращай лица твоего, тогда и от тебя не отвратится лице Божие. Когда у тебя будет много, твори из того милостыню, и когда у тебя будет мало, не бойся творить милостыню и понемногу; ты запасешь себе богатое сокровище на день нужды, ибо милостыня избавляет от смерти и не попускает сойти во тьму. Милостыня есть богатый дар для всех, кто творит ее пред Всевышним» (Тов. 4:7 – 11). «Не отказывай в благодеянии нуждающемуся, когда рука твоя в силе сделать его» (Притч. 3:27). «Кто сеет скупо, тот скупо и пожнет; а кто сеет щедро, тот щедро и пожнет. Каждый уделяй по расположению сердца, не с огорчением и не с принуждением; ибо доброхотно дающего любит Бог» (2 Кор. 9:6,7). «Не отказывай в пропитании нищему и не утомляй ожиданием очей нуждающихся; не опечаль души алчущей и не огорчай человека в его скудости не смущай сердца уже огорченного и не откладывай подавать нуждающемуся; не отказывай угнетенному, умоляющему о помощи, и не отвращай лица твоего от нищего» (Сир.4:1—4).
-М-да! Критик ты серьёзный…подготовленный… – улыбнулся старичок. – Ну, да я тебе в ответ свою историю расскажу… В городе Париже, во время немецкой оккупации жил один русский, сын эмигрантов из России. Время было голодное и , чтобы хоть как-то сводить концы с концами, он преподавал в русской гимназии. Однажды он шёл на работу со своими учениками и увидел впереди себя другого преподавателя, который работал с ним. Его в гимназии никто особенно не любил , он был нелюдим, замкнут, строг с учениками и неразговорчив с преподавателями. И вот на обочине сидел грязный нищий, перед которым лежала шапка. Люди проходили мимо него, не обращая ни малейшего внимания, шапка почти всегда лежала пустая, а как-то раз один зазевавшийся человек даже наступил на неё. Если кто-то и бросал туда мелкую монету, то он всё равно не видел этого человека, для него существовала только грязная, старая шапка. И вот этот преподаватель, которого все считали педантом , замкнутым сухарём, остановился перед этим нищим, снял с головы свою шапку и что-то сказал ему. Он не подал нищему ни копейки, но тот вдруг вскочил и обнял его. Когда этот русский с детьми дошли до гимназии, любопытные дети окружили этого преподавателя и начали расспрашивать, кто этот нищий , не родственник ли или близкий знакомый он ему и почему он перед ним снял шапку. Он объяснил им, что так как у него нет денег на проезд , он вынужден ходить пешком с другого конца города. и что проходя мимо этого нищего, он понял, что не может просто пройти мимо, не заметив его, что он должен сказать что-нибудь этому человеку, что он уважает его , как равного, как такого же человека, но сейчас у него просто нет денег, чтобы хоть как-то помочь ему. И нищий понял это. Потом он говорил детям, что никогда за всю жизнь никто так не обогатил его, как тот нищий преподаватель в этот день. Он почувствовал себя таким же человеком, как и все, о чём уже позабыл, просиживая сутками на обочине дороги, обочине жизни…
Они оба помолчали. ..
– Да…– сказал Филя. – Сложная это тема… Вот и Александр Сергеевич, думаю, согласен. У него, кстати, как и у Вас шляпа. Вон за спиною держит…
– Нас и зовут одинаково, – улыбнулся старичок. – Александр Сергеевич! Он наклонил голову. Прошу любить и жаловать!
– Фил! – представился Филя. – А ведь, как он голубей-то ненавидеть должен, – не к месту вдруг сказал он. – Вот в стихах, в поэзии , это небось, его любимый образ. А как застыл в веках, забронзовел, так те уж и рады на голову срать… И где же , я спрашиваю, тогда справедливость?!
– А Вы знаете, Фил, образ Пушкина очень похож на самого поэта. Ведь Опекушин, автор памятника, как его тогда величали «классный художник первой степени» , был такой титул, использовал в работе над ним всем известный портрет Кипренского и посмертную маску Александра Сергеевича, снятую формовщиком-литейщиком Полиевктом Балиным под руководством скульптора Гальберга, считавшемся «скульптором мечтательной красоты, спокойствия и объективности, первым ваятелем России».. Кстати второй памятник Пушкину Опекушин установил в Кишинёве ровно через год.
Моя мать рассказывала удивительную историю, связанную с этим памятником. После революции мама жила в Москве, рядом с Тверской площадью. Здесь она и познакомилась с необычной женщиной. Мама часто приходила к памятнику Пушкину посидеть, почитать книги. Как она рассказывала , было удивительно спокойно рядом с ним готовиться в институт , наверное, он охранял их покой своим незримым присутствием. И вот однажды она обратила внимание, что часто приходя к памятнику она видит худощавую, но всё ещё статную высокую старушку, всегда одетую в чёрную вуаль и такого же цвета старое, но аккуратное кашемировое пальто. Она молча сидела на лавочке возле памятника практически в любую погоду. В руках у неё всегда был или зелёная веточка, или несколько скромных цветов. Посидев, какое-то время , иногда час или два, она подходила к памятнику, клала цветы к подножию , молча прикасалась к мраморному постаменту и уходила. Однажды они познакомились. Это произошло случайно. Старушка выронила цветок и мама, стоявшая рядом бросилась его поднимать…
– А вы любите его стихи? – спросила вдруг старушка.
Мама с детства, любившая Пушкина, сразу сказала, что это её самый, самый любимый поэт.
– А Вы? – спросила её мама.
– А я… Я тоже люблю его… Это мой отец…
Мама сначала не поверила сказанному. Но потом… Старушка оказалась Марией Александровной Гартунг, до замужества Пушкиной, названной так в честь покойной бабки Александра Сергеевича Марии Алексеевны Ганнибал. Мария Александровна была фрейлиной императрицы Марии Александровны, супруги государя Александра II. Она была вдовой. Её муж, генерал-майор Гартунг Леонид Николаевич, несправедливо обвинённый в хищениях векселей застрелился , оставив предсмертную записку «Я ничего не похитил и врагам моим прощаю». Главным виновником гибели Гартунга считали прокурора Шипова, который произнес на суде страстную обвинительную речь. Владелец дома, где жил прокурор, сразу после случившегося отказал ему от квартиры, приказав немедленно выехать, не желая иметь, как он выразился, у себя убийц. Впоследствии всеобщая уверенность в невиновности Гартунга оправдалась, нашлись доказательства его невиновности. .
Своего отца, Александра Сергеевича, она помнила плохо, но, по её словам, что-то светлое и родное всегда сопровождала её всю жизнь. В последние годы, как она рассказывала маме, она приходила к памятнику Пушкину почти каждый день и молча разговаривала с ним. Они был рядом, отец и дочь. И ни встающие циферблатом часов пробегающие года, ни физическая немощь в голодной остывающей стране не могли разлучить этих духовно связанных между собою людей. Нам не дано понять , что это было – блажь выживающей из ума старухи или неистребимая связь родных друг другу людей, которых развели люди и обстоятельства… Но это, это было… И ещё , как я потом узнал Лев Толстой написал с неё Анну Каренину. Этакий дружеский привет от Пушкина Толстому в виде своей дочери, удивительно, не правда ли… 8 марта 1919 года года они договорились с мамой встретиться, но она уже больше никогда не пришла. Позднее мама узнала, что её сестра Анна Арапова обратилась за помощью к баронессе Врангель, известной своей благотворительностью, которая написала письмо первому наркому просвещения Луначарскому с просьбой о помощи . Наркомсобес выделил ей персональную пенсию, которую она так и не успела получить , скончалась от голода. Мария Александровна похоронена на кладбище Донского монастыря. Невысокая скромная плита «Мария Александровна Гартунг , урождённая Пушкина» и маленький овальный портрет молодой красивой женщины. На её могиле всегда лежат несколько скромных цветов или живая зелёная ветка, точно таких, какие она приносила когда-то своему великому отцу…
– А ведь они сейчас обязательно вместе! – вдруг сказал Филя. Он даже привстал от возбуждения. – Ведь любовь она никуда не девается! Ведь все наши слёзы не напрасны. Ведь Господь всё это обязательно видит! Вы верите!..
– Конечно, Фил! – и Александр Сергеевич снял сноса очки и как-то подозрительно хлюпнул носом. – Как иначе….Иначе во всём этом, – он махнул тростью, – нет никакого смысла…
Они ещё долго сидели словно старые друзья, жарко о чём-то спорили, возражая и перебивая друг друга, Фил размахивал руками, а Александр Сергеевич в нетерпении постукивал по брусчатке тростью, а над ними возвышался другой Александр Сергеевич со слегка склонённой головою и засунутой в жилет рукой, словно прислушивался к их разговору , раздумывая не поучаствовать ли самому в этом увлекательном споре…
ГЛАВА 5, в которой Маня с Ваней подтверждают тезис о том,. что иногда для понимания самого себя нужно как минимум двое , и что если двое остаются в замкнутом пространстве им рано или поздно есть о чём поговорить…
Над Москвой по-прежнему шёл дождь…. Город плакал… Эти слёзы были такими разными. Где-то в этом городе кто-то безудержно плакал от внезапно свалившегося на него счастья, а кто-то от безысходного горя, десятки тысяч разнообразных поводов и обстоятельств заставляли работать натруженные слёзные железы его обитателей. Неистовый танец этих чувств был противоречив и порою непонятен, но он ни в коей мере не был статичен, он давал этому городу самое, пожалуй, главное – жизнь. Этот калейдоскоп слёз и улыбок, кладбище междометий и головокружительных эквилибристических трюков взаимоотношений живущих здесь людей, составляли главную суть города, его живое нутро. Каждое утро он просыпался в ожидании чего-то нового, по-своему любя каждого своего жителя и страстно надеясь на грядущие чудеса…
Восхитительная радуга оседлала промокшее шоссе Энтузиастов, по которому ехал Ванин Opel, с гордой поперечной молнией на шильдике. Мелкий дождь , как причудливая линза, раскрывал все цвета затаившиеся в послеполуденном солнце, прихотливо приклеенном кем-то неизвестным за серыми плачущими облаками. Природа, как любимая женщина, всегда прекрасна, просто не надо быть перманентным слепым и ещё надо любить, только тогда ты сможешь разглядеть нечто самое-самое важное, надёжно сокрытое от других и доверчиво доступное для тебя. ..
– Ваня! А как ты относишься к любви к братьям твоим меньшим? – нарушил молчание Маня.
– Ну, -стушевался Иван, – в общем-то хорошо.
– Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего… – философски съязвил Маня, усердно чеша задней лапой в ухе с кокетливой кисточкой наверху .
– Нет, нет… – засуетился Иван, – очень хорошо отношусь. Ну, вот , например, – он внимательно посмотрел на кота. – У меня знакомые очень долго выбирали кота…
– Да, коты – лучшие домашние животные! – хвастливо заявил Маня. – Все дети , рано или поздно, хотят завести какую-нибудь зверушку. И здесь у родителей начинаются интенсивные головные боли. Что предпочесть – нервного вонючего хомячка, золотую рыбку, принесшую, по-слухам, счастье только Александру Сергеевичу, глупую в своей вечной преданности собаку, благородную независимую кошку, или вполне достаточно усатых домашних животных, появляющихся изо всех щелей , как только выключится свет. Почему-то всем на свете нравится любовь, которая особенно не отягощает, не требует никаких усилий с твоей стороны и должна быть, как пионер, всегда готовой, когда ты сам этого захочешь – это я не только Вас, людей , имею ввиду… Так что, в этой неравной битве за подрастающее поколение собачки часто проигрывают нам, котам. Вон сколько недостатков – – гулять надо выводить по два – три раза в день, чтобы в квартире не гадили, лают безо всякого графика и , как правило, громко , да и жрут довольно много. Вот и перевешивает чаша бесстрастной Фемиды в нашу сторону… Коты – The Best! – гордо закончил он, – Ну, да ладно, Вань, давай рассказывай дальше. Это я так , к слову…
– Ну, так вот… – продолжил, вздохнув, Иван. – выбирали они своего кота долго и нудно. Прошерстили весь интернет сверху до низу, ездили на всякие кошачьи выставки и , наконец, добрались до птичьего рынка. Там при входе, ты , Мань, не знаешь, торгуют всякими беспородными котятами по весьма демократичной цене – рубль за штуку, лишь бы кто-нибудь взял. И вот здесь-то они и повстречали своё беспородное счастье. Всегда удивлялся выбору объекта нашей любви. Вот уж воистину – каждому своё. Бывает и страшненький, и дурной, а вот любимый и всё тут. Видимо, все эти наши запутанные предпочтения решаются где-то там на верху…
Манины глаза как-то необычно сверкнули, и он задумчиво произнёс:
– А ведь как часто , Ваня, мы проходим мимо самых распрекрасных людей и предметов, с настойчивостью Шерлока Холмса ищем, ищем это самоё своё и , увы, не находим… и вдруг , словно упираемся в какую-то невидимую стену, что-то останавливает, разворачивает и тыкает носом – вот оно, твоё, именно то, что ты искал, о чём грезил и чей туманный силуэт постоянно вертелся в твоей пустой голове, и волшебным образом складываются кусочки растерзанного по временам и измерениям пазла, наполняя душу счастьем и покоем. Всё как и должно быть ! Как раньше ты не понимал всего этого? Простота – отрыжка гениальности, она сложна в своём понимании, но закончена в своём совершенстве…
Ты, Ваня, наверное. помнишь изречение «Jedem das Seine», висящее в своё время над воротами фашистского концлагеря Бухенвальда. Печально известное «Каждому – своё» . Чёрный юмор какого-то образованного плагиатора-фашиста отнюдь не умаляет всё величие этой древней латинской фразы « suum cuique», доставшейся нам от древнеримского оратора и философа Цицерона. Эта же фраза, кстати, имеется и в католическом катехезисе, в толковании седьмой заповеди – « Предоставляй каждому своё» (G;nn jedem das seine) и , в качестве девиза официального печатного органа Святого Престола L’Osservatore Romano (Римский Обозреватель) напечатана на верхней части первой страницы. Она , Ваня, выведена и на девизной ленте герба столицы Намибии Виндхук, кстати, побратима славного немецкого города Берлина… Ну, да, это к слову…
Так, вот , Ваня, как правильно означил рамки проблемы великий Цицерон, каждому действительно своё. Ведь каждый из нас – уникальный и единственный набор хромосом и поэтому, я продолжаю удивляться, как Вы, люди, никак не хотите понять и принять это. Ну, нет на свете усреднённых предпочтений, нет усреднённой любви и усреднённой ненависти. Каждому подходит только то, что любит именно он. Это любимое может иногда совпадать , может быть похожим , но ключ от Вашего внутреннего эго только один и не надо ковыряться в нём отмычками или тупо ломиться в Ваши личные двери. Здесь хозяин только Вы и Вы откроете эту дверь только, когда сочтёте возможным и нужным для Вас… М-м-да… Кот объясняет внутренне устройство человека! Дожили! – и Маня зубасто улыбнулся, – Ну, ладно , давай свою повесть дальше…