Текст книги "Человеческое, слишком человеческое (СИ)"

Автор книги: Сергей Дормиенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

К тому же тут есть снова тот самый фактор: если «Ньюронетикс» решил прикончить свою буйную сотрудницу руками Евы, то способ для этого избран, мягко говоря, избыточный. Особенно учитывая, что Акаги почти не показывается вне стен родной фирмы.

«В-третьих, как и откуда она пробралась сюда?»

А вот это стоит прояснить. Наверняка камеры наблюдения что-то зафиксировали. Даже если реплика воспользовалась «дырой» в системах слежения, то «пустышка» тоже будет результатом: останется изучить эти самые «дыры». Хоть какой-то шанс.

Я встал, отбрасывая следующий вопрос, который к работе отношения не имел, и осмотрелся. В зале поутихло, копы со стремянкой выковыривали мои и свои пули из лепнины, у дальней стены даже уже ковырялись уборщики, гудел пылесос, а еще куда-то пропала Аска.

«Найдется, не маленькая», – решил я и пошел к выходу.

Оборачиваться к заляпанному кровью подиуму не хотелось. Я запоздало вспомнил, что надо бы доложиться Кацураги, и на ходу нашарил в кармане мобильник.

– Да.

– Кэп, мы тут приложили…

– В курсе, Сорью отчиталась. Как голова?

«Дрянь рыжая, и это уже сообщила».

– Она на месте. Капитан, откуда взялась эта реплика?

– Не знаю. Аоба улетел в «Ньюронетикс» брать там всех за задницы, – недовольно сказала Кацураги. Я ее хорошо понимал: Ева, которую ухлопали еще до сообщения о бегстве, – это чертовски неприятный случай. Скверно попахивает.

– Ну, пока они пересчитают свои войска, я тут пороюсь. Есть мысли.

– Действуй. Да, еще кое-что.

– Да?

– Вышел новый манифест «Чистоты».

Я проглотил раздраженное «А оно меня гребет?» и помолчал в ожидании продолжения. К тому же, я шел по людному коридору. Странный тон, странное сообщение – лучше молчать и слушать.

– Там речь о том, что власти покрывают беглых Ев и внедряют среди людей, – задумчиво протянула капитан. – Есть намек на то, что Евы держат и нас за руки.

Внутренне похолодев, я хохотнул в трубку:

– Евы контролируют блэйд раннеров, да? Знатно.

– Они обещают доказательства.

«Доказательства».

Я резко остановился, и кто-то, выругавшись, уткнулся мне в спину.

Аянами, спасая меня, уничтожила Еву на перроне гравибуса. С чего я решил, что этого никто не видел? Почему я не подумал, что кто-то может отследить ее маршрут? Откуда я взял…

А ответ прост. Я – кретин.

– Икари!.. Икари, если ты там занят, то отбой, – рявкнула Кацураги, и мне в ухо принялся долбить зуммер.

Так. Осталось понять, чем является связь между сообщением Кацураги и моими мыслями – нечистой совестью или реальным поводом для беспокойства? А еще снова вылез все тот же злополучный вопрос: что для меня значит беглый Евангелион Рей Аянами? Я уже точно знаю пару вещей: не хочу, чтобы она умерла, не хочу, чтобы ею играли против меня.

Классно. Я признал это.

С такой восторженной мыслью я вошел в помещения охраны университета – и тут натурально все стояли на ушах, а кто не стоял – те сидели на ушах друг у друга, от чего мои собственные уши скручивались в трубочку. Я поморщился и закрыл за собой двери.

– Э, прошу прощения!

Навстречу мне двинулся какой-то парень в гражданском, но, наткнувшись взглядом на значок, живо ретировался. Нужные мне терминалы брала штурмом орда из ай-ти отдела муниципальной полиции, так что я просто отозвал в сторону их старшего.

– Старший лейтенант Икари, управление блэйд раннеров.

– Лейтенант Нориюки, двадцать четвертый отдел, – устало козырнул маленький человечек в очках сложной формы. – Чем могу?

– Выяснили, как попала Ева в комплекс университета?

Ему было неприятно разговаривать со мной, он аж потел от напряжения, но держался совсем не плохо. Потерпи, очкастый, я тебя долго мучить не буду. Я сам себе противен, если тебе от этого легче.

– Она попала только на одну камеру, – пожал плечами лейтенант и оглянулся. В духе «меня там работа ждет», – и вроде бы ее профиль засветился в сканере биообъектов у библиотеки.

– И что это дает?

– Три возможных пути: через библиотеку – она тут публичная, через наружную галерею на втором этаже, – лейтенант замялся. – Ну, или…

– Через парадное, – злорадно закончил я.

Мы обменялись неприязненными кивками и разошлись. Я узнал, что не узнал ничего: полиция облажалась на сто из ста, и если вдруг «Ньюронетикс» решит разобраться и подать в суд, то муниципалитет отделается только очень солидными компенсациями, а копы – десятком-двумя разжалованных. Потому что нефиг устраивать кордоны и проверки, которые никого не ловят, и уж тем более – пропускают Ев с четкими «кольцами Синигами».

Я поежился, стоя у схемы этажа: сквозь распахнутые настежь двери втаскивали какой-то сканер – кажется, для анализа ДНК-содержащих фрагментов – и в коридоре гулял пронизывающий до костей сквозняк. Срочно надо выбираться на парковку и ехать в управление оформлять отчет о ликвидации, пока я тут насморк не схватил.

«А, блин. Это же я теперь не один работаю. Куда Сорью запропастилась?»

По громкой рассказывали, что занятия в корпусах три и четыре отменяются, что таким-то студентам надо в деканат, что следует содействовать полиции. Мимо меня прошли какие-то парни, все как один демонстративно отвернулись, и я соорудил в ответ отечески-издевательскую ухмылку.

Да, чистоплюи, да. На экстремистов из «Чистоты» едва не молитесь, а мы для вас киллеры на твердом окладе. Вот откуда это, а? Если тебе платят корпорации и государства, – ты расчетливый подлец и хладнокровно убиваешь человекоподобных. А вот если ты сидишь в подвалах и выходишь в эфир с маской на лице, то ты романтик с горячим сердцем и печешься о будущем человечества.

Иногда, невольно наблюдая за парнями, я думаю, что в блэйд раннеры берут только таких – ущербных, словно бы неполных людей, которым насрать на человечество. Идеалист и мститель у нас мало того что быстро почиет в бозе, так еще и вполне себе успеет спиться. Еще бы: я, весь из себя в сияющих латах, я ради них, а они, они, суки!..

– Синдзи, чтоб тебя!

Аска, остановившись посреди коридора, уперла руки в бока и неприязненно меня рассматривала. От одного только ее взгляда захотелось сделать виноватое лицо или прикинуться деталью интерьера.

– О, Аска. А куда ты делась? – как можно наглее поинтересовался я.

Она нахмурилась, а потом криво ухмыльнулась:

– Ну, сначала меня уволокли давать пояснения, пока некоторые болваны изображали ветошь. Потом на меня пытался наорать какой-то не то декан, не то проректор…

«Бедный не то декан…»

Рассказ о приключениях Сорью в паникующем университете рисковал затянуться, так что я поднял руку и сказал:

– Понял. Должен тебе бутылочку.

– Не пью, – хмыкнула Аска и жестом предложила двигаться. – Но я еще придумаю, как с тебя сбить долг. Кстати, что полезного ты-то сам успел?

– Я узнал, что до сих пор не установлено, откуда сбежала Ева, а еще пробил варианты ее проникновения в здание.

Аска скривилась:

– Дай угадаю? Прошла через главный вход?

– Ага, скорее всего, – отозвался я. – Я стану фанатом Евы «ноль-ноль». Это же надо, просто потрясающая наглость.

– Именно что… Эй, где тут выход на парковку?

Студент, которого она окликнула, оглянулся, и смена выражений его лица меня весьма порадовала. Там была примерно такая последовательность: «Ась?», «Ого какая!..», «Фу, коп?!», «Ааа! Блэйд раннер!!!» Поскольку неподалеку крутились другие обормоты, то ответил парень подчеркнуто наглым тоном:

– Налево, направо, потом еще раз направо, а там разберетесь.

Аска обворожительно улыбнулась:

– Спасибо. И ты пошел в жопу.

Оставив ошарашенных студентов позади, мы двинулись по коридору. Я скосил глаза на Аску, а та, не замедляя шага, с издевкой произнесла:

– А ты что-то не заступился за напарницу.

Ага, это как за танк заступаться.

– Вот еще, ты и сама с ним нормально разобралась.

– Да ладно, – всепонимающим тоном сказала она. – Боялся встрять в мелочную свару. Типа, все это фигня, главное не запачкаться?

«Что еще за сеанс психоанализа напарника на ходу, а?»

– Допустим, это так… Стой, – я остановился, рассматривая схему на стене. – Ага, сюда, нам налево… Так и что следует из такого моего поведения?

– Ты избирателен в деталях, брезглив, – с удовольствием сказала она, пробуя на вкус слова. – А еще – легко упускаешь из виду то, что считаешь ниже своего достоинства.

Вот ведь дрянь рыжая, а? Я, наверное, выглядел как ребенок на сеансе у фокусника, поскольку Сорью самодовольно улыбнулась и пошла вперед, так что мне невольно пришлось ее догонять. Упомянутое достоинство оказалось уязвленным.

– Ну-ну, и ты это все вычислила по моему уходу от мелкой свары?..

– Неа, – ответила она, распахивая двери на парковку. – Это все я прочитала в твоем психологическом профиле.

Зараза. А ведь я и впрямь избирателен в деталях, черт побери. Уж в ее-то профиль я не полез, так – на фотографии и послужной список слюни пустил.

– Ладно, поехали, – сказала Аска, устраиваясь в кресле ховеркара. Кондиционер она снова включила на максимум. Надо узнать, какая у них там в Европе средняя температура. «Хотя – марши свои не требует ставить – и то хвала небесам».

В общем, мы поехали в управление.

До самого вечера я перезванивался с Аобой, который прохладным тоном докладывал мне об успехах. «Ньюронетикс» потрошить себя не давал, поминутно атакуя управление адвокатскими запросами, но все же, пользуясь статусом «браво», их удалось продавить, и данные о побегах Ев за полгода ушли в нашу канцелярию на проверку. Я все это время одной рукой вбивал данные об уничтожении реплики в компьютер, а в другой руке держал телефон и ругался с представителями студенческого сообщества, которых Кацураги мстительно переключила на меня.

Где-то ближе к девяти вечера я, наконец, сообразил, что периодически отрываюсь от дел, чтобы переброситься парой фраз с напарницей, и заподозрил неладное.

– Э, Аска?

Немка подняла голову и уставилась на меня слегка косящими глазами: она уже с полчаса сосредоточенно набирала информацию в форме устранения Евы – там кое-какие данные по традиции нужно было вводить с использованием кандзи.

– Чего тебе?

– Что это ты разделась?

Аска сняла свою пайту, под которой оказалась футболка с какими-то легкомысленными фиолетово-зелеными абстракциями. Волосы немка скрутила живописным узлом, который держался на самой обыкновенной ручке. «Милашка», – обреченно констатировал я, чувствуя, что мне жарко.

– Тебя, болвана, совращаю, – издевательски сообщила она, массируя щеки кончиками пальцев. – У кого кондиционер не регулируется? Или двадцать градусов, или тридцать?

А, то-то я думаю, меня в пот бросило.

– Ну, я тут не работал с месяц, он сломался, наверное.

– «Наверное», – передразнила она. – Завтра вызову техников. Не люблю работать в таких условиях.

– Не нравится – не работай, – сказал я и запоздало понял, что отчет-то закончен. – Или работай – но не здесь.

– Ага. Меня к тебе поселили, так что привыкай.

– Чего?

– Того. Завтра обещали человеческий стол, – Аска покусала губу, критически посмотрела на экран лэптопа и захлопнула крышку. – Вот и работать буду завтра. Или в гостинице еще понабираю.

Так. Завтра капитану предстоит серьезный разговор, и я постараюсь ей объяснить, что теплолюбивая фанатка маршей и войны в кабинете – это не предел моих мечтаний. В конце концов, о чем Кацураги думала? Как с этой рыжей можно по-человечески работать? Когда она молчит, на нее невольно засматриваешься, когда говорит – хочется или заткнуть уши, или хамить в ответ.

– Ну, пойдем, что ли?

– Куда? – поинтересовался я. Домой мне, конечно, тоже пора, и я даже доделал свою работу. Но уйти вместе – это придется еще и ее отвозить. «Вдруг отстанет? Ну пожалуйста, а?»

– Ты тупой?

– Мне сегодня по голове дали, – напомнил я. И ей напомнил, и себе заодно.

– А, ну да. Бедняжка. Тогда скажу проще: завези меня в гостиницу.

«Пожалуйста», – мысленно добавил я. С другой стороны, как-то очень уж наглым тоном это она сказала, явно хочет компании, но предпочитает прятать такие вещи за колючками. «Что за детский сад, а?» Все мы тут с большой проблемой в голове, но чтобы в двадцать пять – или ей уже двадцать шесть? – так себя вести…

Я выключил компьютер и снял со спинки кресла пиджак.

– Хорошо, собирайся. Ноутбук забираешь?

– Да, в гостинице какая-то рухлядь, захентаенная под завязку, – сказала Аска, затягивая свою сбрую с кобурой. – Так мы идем?

– Да.

В коридоре свет уже давно погасили, остались только резервные лампы, по дверям канцелярии елозили сканирующие лазеры, и было слышно, как болтает телевизор в бытовке у Масахиры. Еще тут было холодно – намного холоднее, чем в перегретом кабинете. Аска что-то бубнила за спиной, что-то о порядках в их управлении, но я уже не слушал, и даже какие-то обидные сравнения пропустил мимо ушей, кажется.

Мне опять возвращаться домой, где меня ждет Аянами – и снова с другим настроением. Я боялся в первый раз, был насторожен во второй… Но после ураганного утра, после альбома фотографий, после дрожи в коленях, когда я считал ее мертвой – что я должен чувствовать сегодня?

– Ау, не спи.

– Не сплю.

Город сверкал, и это было почти прекрасно.

Никакого полога тумана, никаких тяжелых штор из едких струй. Только огромные светящиеся башни, только ослепительная реклама, режущие глаз контрастные цвета и яркие реки габаритных огней – красные и белые. По редким проблески других цветов удавалось понять, что эти реки движутся, что это потоки ховеркаров, что огромные скопления прожекторов – это те самые летучие модели обеспечения, но разум, привычный к спасительному дождю, все равно отказывался понимать эти масштабы.

Это все равно что проснуться не в квартире, а на крыше.

– А это даже впечатляет, – задумчиво сказала Аска.

– А у вас там как?

Меня тоже впечатляло, – по-детски даже как-то, – и срочно требовалось убить в себе это безобразие. И желательно не мыслями о доме и Аянами.

– У нас там никак, – угрюмо сказала Аска. – Все больше башни для гидропоники, такие мрачные модули с убогой подсветкой, а вот деловой район – да, там неплохо все. Красиво.

– А, это же вы «житница Европы»?

– Мы, мы. Если бы не «Гехирн», нас бы в крестьяне уже давно записали.

Аска смотрела в окно, облокотившись на ручку, и хотя я видел только ее шевелюру, мне отчего-то казалось, что у нее сейчас тоскливо-задумчивое выражение на лице. Наверное, тоскует по родине. И ведь чего только в нашем загаженном мире не бывает.

– Нас там было всего трое – я, Карл и Сиг. Теперь парни без меня воюют.

– Скучаешь? – полюбопытствовал я.

– Не очень.

– Ясно.

До самой парковки мы молчали, а город слепил своей вымороженной красотой, которую уже завтра лихо размоет новая череда вечных ливней. Попрощались мы тоже без лишних слов – я кивнул ей, она мне. И все. Только подбрасывая ховеркар над парковкой, я сообразил, что мы с ней сегодня провели первый выезд, уничтожили первую общую Еву. Наверное, стоило бы спрыснуть такое дело – хоть, конечно, она и не пьет. Наш первый день, такой успех – любой другой напарник сводил бы ее куда-нибудь.

Свинья ты, Икари. Как есть свинья.

Я вошел в поток транспорта и выжал акселератор – что-то подгоняло меня, что-то, что уже не сдерживало себя, как в присутствии Аски. Понимал я только одно: мне как можно скорее надо попасть домой, пережить этот идиотский момент, которого я до сих пор не могу себе представить.

Весь этот проклятый день молотками стучал у меня в голове, и его пора заканчивать.

Комки пара перед лицом, скользкая от инея парковка. Под переносицей горячо, от мерзкого тепла больно в глазах, а в носу что-то противно хлюпает – я все же подхватил насморк.

Я остановил руку в дюйме от кнопки звонка и осмотрелся: воспоминание о разговоре с капитаном взяло свое. Кто-то следит за мной? Камера? Жучки? Внутри квартиры это все невозможно, любую «чужую» электронику там выжигает, а вот снаружи – почему бы нет? Шмыгая носом, я обошел площадку и уделил внимание тем местам, откуда можно заснять мою дверь. Естественно, ничего такого, что можно увидеть, я не нашел – не особо и надеялся, правду сказать, – а для поиска и уничтожения молекулярных «шпионов» придется вытащить из квартиры мой стационарный МВТ.

И еще надо срочно что-то решить с чертовым насморком.

Я позвонил в дверь.

Внутри было темно, был силуэт у входа, врезанный в одиночество квартиры, – и я по-прежнему не знал, что мне делать в этой ситуации.

– Привет, Аянами.

– Добрый вечер, Икари.

Закрыть дверь, порадоваться своей тупости, разуться. Что-то еще? Надо ведь что-то еще, да?

– Вы хотите есть?

Я кивнул. Свет я так и не включил, я видел только ее силуэт, но внутри все оттаивает и теплеет. И еще течет, как в носу. Аянами все же здесь, и с ней все в порядке – этот день заканчивается, я идиот, привязавшийся к беглянке, и меня сейчас накормят. Наверное.

– Хорошо. Идите на кухню, я сейчас разогрею.

Она уже совсем было повернулась идти, когда я протянул руку и поймал ее рукав.

– Подожди.

И я ей выдал – все. И о том, как пуля шестисотого калибра едва не разорвала Еву, и как Аска перевернула труп, и как струйка крови из уха стекала на волосы, и как я опустился на колено у ее тела, и о словах Акаги. И о том, что…

– Мне было очень плохо. Понимаешь?

Взлохмаченный силуэт слушал все это молча – мой вопрос повис в воздухе, и я ждал сам не пойму чего, шмыгая носом, как малолетка. Уже начало свербеть в мягком небе – верный признак того, что завтра встану с больным горлом. А еще было обидно, что она молчит, и вдвойне обиднее от того, что я, оказывается, чего-то ждал, какой-то чертовой реакции.

– Мне кажется, я понимаю.

Я вздрогнул: Аянами говорила очень странно, словно бы… Ассоциации подбирались с трудом, но мне показалась, что она будто прислушивается к чему-то.

В кармане подал признаки жизни мобильник, и только со второго раза найдя карман, я сообразил, что свет по-прежнему не включен. Поэтому я сначала щелкнул выключателем, а потом уже отыскал мобильник, разглядывая попутно свою соседку.

– Алло.

– Икари, вечер. Ты дома?

– Да, Хьюга. Только зашел.

– Есть дело.

Я поморщился и захлюпал носом. Рей стояла передо мной, внимательно на меня смотрела, и в ее красных глазах словно бы завершался беззвучно наш диалог: взгляд был теплым.

– Не тяни уже, – посоветовал я Макото.

– Звонили из полиции. В шестой участок пришел какой-то парень, утверждает, что он ничего не помнит, но считает себя Евой. Сгоняй пробей, а?

– Хьюга… Я только с работы и у меня из носа, как из-под крана, хлещет, – сказал я, глядя на Аянами. Кейс с тестовым модулем Войта-Кампфа вдруг стал словно вдвое тяжелее. Все я уже понял: сейчас развернусь и закрою за собой дверь, а она опять останется одна. И я буду думать, что именно она поняла из моих слов.

– Икари, это в двух модулях от твоего дома, – страдальчески сказал Макото. – Имей совесть, за полчаса протестируешь его и вернешься лечить свои сопли.

Аянами исчезла, ушла куда-то в квартиру, и я расстроился окончательно: выспросил у Хьюги детали, вскользь деликатно нахамил ему и положил трубку в карман. Нос упорно закладывало, в горле скреблось. Ну, вот и все: закончил день, называется.

– Икари, возьмите.

Я обернулся. Аянами протягивала мне пластиковую чашку с парующим чаем – терпким, насыщенным и почти черным, этот мощный аромат пробивал мой насморк.

– Выпейте по дороге.

Я принял чашку, даже сквозь перчатку ощущая обжигающее тепло, и кивнул ей. Слов, как обычно, мне не хватило, поэтому я еще раз кивнул ей и вышел. Наверное, это был тяжелый день, но все же неплохой.

– Спасибо, Аянами, – сказал я, когда дверь за мной уже почти закрылась.

Глава 9

В полицейский участок номер шесть я вошел, отчаянно пытаясь представить, как бы так исхитриться и почесать нос изнутри. «Треклятая погода, – размышлял я. – Треклятая простуда. Треклятый сумасшедший засранец…» Рожать более интересные и содержательные мысли не получалось в упор.

– Чем могу помочь?

Ага, дежурный. Кофе он кушает, скотина, да еще сериал какой-то смотрит. И так этот обрюзгший здоровяк уютно смотрелся на рабочем месте, что мне тотчас же захотелось придушить его к чертовой матери.

– Блэйд раннер, – сказал я и поморщился, услышав свой гнусавый голос. – Старший лейтенант Икари.

– А, замечательно, я уж боялся, что этого скорбного умом до утра держать придется. Сержант Игараси, к вашим услугам. Один момент, провожу вас…

«Ты смотри, – удивился я. – А ведь он и впрямь мне рад». Впору было засчитывать себе не напрасный выезд: хотя бы увидел человека, довольного общением с ликвидатором.

– Нет, ну вы вообразите только, – сказал здоровяк, ковыряясь в стенде с магнитными ключами. – Пришел, еще и шести не было, и давай сдаваться. Я ему говорю: отрок, Ева сама не придет не убой, что ж ты наговариваешь-то на себя?..

Я оттаивал, слушая этого уже немолодого копа, который так витиевато изъяснялся, что хотелось приосаниться и нащупать на поясе рукоять тати. Бывают же такие еще – самураи от легавых. Он там что-то рассказывал про упертого парня, а я нацелился на кофейный автомат. Тепла чая, заваренного Рей, хватило надолго, но вот ясности в мозгах бы еще, ну вот хоть на столечко…

– Можно я себе кофе сооружу? – не выдержал наконец я.

– Э… Отчего же нет? – улыбнулся коп. – Угощайтесь. Я припоминаю, тест не слишком быстрый?

– Ага.

– И погодка-то нынче недвусмысленная. Загляденье погода, я бы сказал, если бы не видел вашего состояния.

– Ага.

Я отвечал невежливо и коротко, булькал носом и, ковыряясь в настройках будущего напитка, слегка кис от понимания того, что это все синтетика и хрень. Только спасительная мысль об ударной дозе кофеина держала меня в тонусе.

– Игараси, ты… А, добрый вечер.

Обернувшись, я обнаружил еще одного полицейского, и, судя вот по его физиономии, воспринимал он меня вполне адекватно. Чем-то вылезший из недр участка коп был похож на своего самурайского напарника, только лицом удался слегка топорный. А еще я с ним уже явно пересекался – вспомнить бы еще, где и когда. Иначе неудобно получается: он-то сам, судя по гримасе, обстоятельства нашей встречи помнил неплохо.

Люблю я свою работу.

– Икари, старший лейтенант.

– Сержант Мориваки.

Точно, какие-то неприятные были обстоятельства, с человеческими жертвами – это как пить дать. Копы ведь за что нас не любят: нам дано право уничтожать Ев и плевать на сопутствующие детали. Подумаешь, фигня, из премии вычтут, но десять тысяч мы получим при любом расклад, даже если обрушим полмодуля в процессе. А вот у них, если хоть один человек на операции сляжет – все, пиши пропало. Пятьсот рапортов нарисуй, а потом начальство половину из них свернет в трубочку да тебе же в одно место и засунет.

С одной стороны, конечно, обидно и несправедливо. Но их клиенты не могут тычком пальца грудную клетку пробить и с ховеркаром наперегонки не бегают. Так что – пусть завидуют, дело вкуса. Я вот ни себе, ни ему не завидую и очень этим фактом доволен.

Шмыг. Шмыг-шмыг.

– Как он себя ведет? – спросил я, прихлебывая обжигающую жижу. – Есть что-то подозрительное?

Мориваки с готовностью скривил рот:

– Дайте подумать. Ну, помимо того, что он обозвал себя Евангелионом…

– Это все, конечно, очень весело, сержант, – сказал я, – но вы прекрасно понимаете, о чем речь.

Не хер мне тут. Ты смотри – выискался остряк в час ночи.

– Ничего такого, – хмуро ответил тот, а еще я заметил, как Игараси с почти детским недоумением смотрит на своего коллегу. Эх, добряк, не сталкивала тебя еще жизнь с блэйд раннерами.

Я погладил рукой горячий пластик, полюбовался бликом неонки на почти нефтяной поверхности кофе и кивнул:

– Ладно. Показывайте вашего гостя.

– Идемте.

Коридор был так же скуп и уныл, как приемная комната, только теперь я мысленно подобрался, предвкушая цель, бодрящая доза кофеина взялась за мои мозги, прошел намечающийся озноб. Впервой ли по ночам Ев трясти? Игараси поочередно приложил ключ к двум замкам, и дверь камеры номер два ушла в стену. В упомянутой камере находились: грязно-белые стены, простой стол, два привинченных стула, какой-то лежак в углу и, собственно, юродивый.

Я вздрогнул: парень был бледен, как смерть, абсолютно – молочно – седой, а когда он поднял взгляд, во мне зашевелился суеверный страх. В третий раз за последние сутки я смотрел в глаза, радужка которых мерцала алым.

«Аянами – Ева, ее реплика тоже. А этот сукин сын, что – человек?»

– Добрый вечер, – произнес мягкий голос. – Вы блэйд раннер?

Какой конкретный. Я пощипал чешущийся нос и подошел к столу, и мысли по дороге как-то вдруг угомонились. Итак, версия номер «А»: это придурок с генетической аномалией, что объясняет как его внешность, так и состояние мозгов. Специал. Если он не зарегистрирован, это дело полиции, самое неудобное, что мне грозит – это необходимость делать поправки при тестировании. Версия номер «Б» мне нравилась куда меньше, ведь если он и впрямь слетевшая с катушек Ева, то стоит срочно убрать отсюда хотя бы одного копа: мне лишний потенциальный заложник не нужен даром. Да, среди беглецов оставался один Евангелион мужского пола, но выглядел он совсем не так. Правда, учитывая, как быстро сменила внешность беглянка Хикари, я всерьез не рассчитывал на визуальное опознание. К тому же, «Ньюронетикс», как оказалось, далеко не всегда сообщал, что у них сбегают Евы.

Я вежливо улыбнулся и, садясь, сдвинул в кармане-кобуре фиксатор.

– Здравствуйте. Да. Меня зовут Икари Синдзи.

– Икари Синдзи… – протянул задержанный, и я невольно всмотрелся повнимательнее в это бледное лицо – нет ничего необычного, дурачок примерно моего возраста на вид, но вот интонации какие-то… Детские, что ли. Будто на вкус буквы пробует, может, и впрямь специал?

– Да, именно Икари Синдзи. А как зовут вас?

– Меня?

Беловолосый изумленно поднял взгляд на стоящих за моей спиной полицейских.

– Он не помнит, – прогудел Игараса.

– Или утверждает, что не помнит, – добавил его напарник. Ну просто «хороший» коп и «плохой» коп. Я, значит, буду дерьмовым копом.

– А ДНК тест с утра отменили? – спросил я, не оборачиваясь.

– Он сослался на закон о личности.

Хм. Даже так?

– А вы оригинал, – сказал я, глядя на красноглазого и вытаскивая из кармана пачку сигарет. – Имени, значит, нет, но в юриспруденции вы дока. Так?

– Это сержант ему права зачитал, – недовольным голосом прокомментировал Мориваки.

Вот так понятнее. «Чертов буквоед. Ну не мог „забыть“ этот пункт». Теперь по протоколу задержанный имеет право выбирать последовательность тестов. С другой стороны, все вроде правильно и логично, даже без всякого гребаного законодательства. Если он и впрямь с глубокой амнезией, и ему где-то сказали, дескать: «ААаааа!!! Малый, я тебя боюсь. Ты прям как синтетик», – то он, ясное дело, хочет сначала убедиться в обратном. Андроидофобия на марше.

– Но анализ ДНК тоже выявляет Евангелионов, – сказал я и поднес к сигарете зажигалку. – Вам сообщили об этом? Заодно мы бы выяснили и вашу личность.

«Если вы все-таки человек», – мысленно добавил я, наблюдая за реакцией парня. Тот слегка улыбался каким-то своим мыслям, а ответили мне снова из-за спины:

– Он сразу спросил, сколько времени займет проверка ДНК.

«Мать вашу, я кого спрашивал?»

– Вообще-то это было начало теста, – грубо сказал я и открыл кейс. – Будете на все вопросы отвечать вместо него?

Я обернулся наконец, выпуская ноздрями хилые струйки дыма, и в носу началась Последняя Война. Копы что-то захрюкали в духе: не предупредили, мы не в курсе, извинения, – но мне это без надобности было. Я чихнул и понял, что появился повод услать хотя бы одного от греха подальше.

– Нас тут многовато, кстати. И с точки зрения теста, и с точки зрения гигиены. Игараса, займите, будьте добры, ваш пост.

Да, брат-самурай, обидно, понимаю – на твоей земле командую. Но если этот белый подлец окажется Евой, я бы хотел, чтобы именно ты находился подальше от места событий. Дверь зашипела, становясь на место, у меня за спиной шумно дышал Мориваки, а на столе в кейсе оживал модуль.

– Процедура тестирования – стандартная. Протокол – стандартный, – скучно сказал я тубе теста. – Ограничения по коду «А». Вопросы из списка ноль-три…

Я задумался. «Ноль-три» – это сразу подозрение на специала. Точность я, конечно, понижаю, зато меньше шансов ухлопать его по ложному подозрению.

– … включены, – решился таки я.

Не нужен мне еще один человек на совести. Видит небо, совсем не нужен.

– Настоящей процедурой вы даете согласие на результаты…

Надевая светодиодную дугу, я взглянул на задержанного и запнулся. Готов поклясться, что на какую-то секунду увидел в окруженном маркерами глазе искру азарта. «Ах ты ж сука такая, играться со мной будешь среди ночи?»

– Гм. Отказ – словами или действием – от процедуры в процессе тестирования расценивается как проявление синтетика и подразумевает немедленное уничтожение…

Я бубнил стандартное предупреждение, теперь уже не отрывая глаз от взгляда непростого альбиноса. Черт бы тебя побрал, псих. Кто же ты такой?

– Вы все поняли?

– Да.

Я вынул сигарету изо рта и положил ее на край стола. Сержант за спиной задышал чаще – хоть бы язык там не вывалил, позорище. Никогда не видел процедуры, что ли?

– Хорошо. Контрольная серия. Расположите слова от наименее приятного к наиболее приятному. Стена, друг, картина, стекло.

Беловолосый прищурился, раздумывая:

– Стена, стекло, друг, картина.

Огоньки исправно бегали по дуге, показывая фоновую реакцию, уровни возбуждения, и прибор в целом отрапортовал удовлетворенно. А вот мне лично ответ не понравился. Хотя бы по смыслу.

– Дальше. Вам предлагают на выбор книги: о войне, о дружбе, о математике. Ваш выбор?

– Я непременно должен выбрать из них?

Признаться, я не сразу понял, что это был не ответ – все-таки сопли и глубокая ночь делали свое дело. К тому же эмоциональный отклик определенно был, какие-то реакции – тоже, но снова – что-то шло не так. Как минимум то, что идиот нарушил правила.

– Я же просил. Отвечать четко и по первой ассоциации.

Надеюсь, он правильно истолковал взгляд поверх дуги.

– Хорошо, – парень тряхнул шевелюрой, маркеры дернулись вслед за глазом. – Я выберу о дружбе.

«Вот так бы и сразу».

– Дальше. Вы видите кровь – большую лужу. Выберите слово, которое лучше всего характеризует вашу реакцию: страх, отвращение, паника, боль.

Пауза. Аппаратно реакцию я видел, а вот глазами ничего подтвердить не мог – рожа испытуемого замерла, как остывший воск. Долго думаешь, дружище.

– Ничего похожего.

– Это не ответ. Второе нарушение процедуры, – сказал я. – Еще одно, и…

– Но я не могу выбрать среди этих слов, – спокойно сказал парень и прикрыл глаза. – Они все чужие.

«Вот фигня, он и в самом деле специал».

– Я сказал выбрать ближайшее, а не точное.

Красные глаза внимательно изучали меня, я сосредоточенно боролся со своими личными ассоциациями, а за спиной слышалось отчетливое дыхание. Дыши носом, пока можешь, астматик хренов.