Текст книги "Человеческое, слишком человеческое (СИ)"

Автор книги: Сергей Дормиенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

– Что это за…

– «Pfeifer Waffen Feldkirch» ZRK-02.

Вот за что я люблю немецкий: как только звучит эта речь, ты, даже ни хрена не понимая, сразу чувствуешь – ерунду так не назовут. А уж если это подкреплено таким чудовищем…

– Я так и понял, Аска. А чем это стреляет и на сколько метров тебя отбрасывает отдачей?

Девушка переломила оружие и продемонстрировала донца пяти патронов, заряженных в барабан.

– Ха-ха. Меня вообще-то не с улицы подобрали. А это – шестисотый калибр.

– Какой-какой?

– «Нитро экспресс» шестьсот.

«Боже, я попал в анекдоты о сафари».

– Это которым в охотничьих баснях слона опрокидывают?

– Он самый.

Немка была поразительно невозмутима – ни оружейного фанатизма, ни желания изничтожить ненавистника больших пушек. Просто демонстрировала мне свое орудие производства. То есть, что это я – оружие уничтожения, и судя по размерам, – массового.

– Понятно. One shot – one kill? – поинтересовался я.

– No chance for heal, – сказала Аска в тон, опуская ствол себе за спину.

– Круто, не слышал такого продолжения. И сколько эта штуковина весит?

– Шесть кило в снаряженном виде.

– Внушает. Наверное, заряжать в бою долго?

– Как показывает практика, перезаряжать обычно не надо. В крайнем случае, отобьюсь, как дубиной.

Приятная улыбка Аски не оставляла сомнений, что крайнего случая не будет. Ни в жизнь.

Мы как раз подлетали к офису, а я, принимая ручное управление, соображал, как же должны работать мозги блэйд раннера, который заказывает индивидуальный ствол с кибер-наворотами и садит из него пятнадцатимиллиметровыми патронами. А еще она слушает марши. Да, психоаналитики должны за такую просто драться. Впрочем, как и за всех нас.

– Масахира, привет.

Мы вошли в приемную, и сразу же попали в центр внимания – промерзшие коллеги прикипели взглядами к моей спутнице, которая небрежно сняла капюшон и вальяжным движением навела на голове огненный бардак. Мне до жути нравится, когда красивые девушки вот так запросто относятся к своей внешности, и Аска только что получила очередной жирный плюсик в моем мысленном табеле.

– А где тут кабинет капитана Кацураги? – поинтересовалась Сорью, нарушая звонкую паузу. – Мне надо представиться начальству.

– Позвольте, но вы… – начал было наш бессменный дежурный, но Аска его оборвала, демонстрируя значок. А поскольку жетон нашит был на перчатку с тыльной стороны ладони, то Сорью показала Масахире натуральный задорный кулак.

– Старший лейтенант Сорью, Берлин. Повторить, господин дежурный специал?

Я поморщился: это было грубо. С другой стороны, я уже имел возможность убедиться, что Сорью Аска Лэнгли слов не выбирает – в конце концов, она же не японка.

– Н-нет, госпожа Сорью… Пожалуйста, вам сюда, – пробормотал расстроенный Масахира, открывая двери. – Четвертый кабинет слева.

Аска кивнула мне и исчезла, помахивая гривой. Только сейчас обнаружилось, что на спине у нее красовалась надпись «R U Sure?». Я успел мысленно ответить, что таки нет, не уверен, и тут же был окружен коллегами. Аоба, Такагаса и Винс взяли меня по всем правилам и тут же засыпали вопросами, общий смысл которых сводился к тому, почему я такой говнюк и мне так везет.

– У нее ствол шестисотого калибра, – сказал я, снял шляпу и пошел в зал для брифингов. Позади меня разрастался вакуум полного непонимания – ну и пусть себе. Идиоты.

Счастливчик, тоже мне. Видал я такое счастье.

И тут началось совещание. Кацураги представила новую сотрудницу, велела вести себя хорошо и баловаться только по делу, а Сорью все это время улыбалась так, что все, даже Такагаса, кажется, поняли: баловаться не стоит даже по делу.

– Так. Теперь по сути. В портовом районе какие-то проблемы с модулем сто пять. Макото уже выехал туда…

«А я думаю, где это очкастый…»

– Две жалобы на управление…

«И в бурю, и в шторм, и в дождь огненный. Как им не надоест, либералам хреновым?..»

Я успел изобразить вполне приятную карикатуру на Винса, и вдруг понял, что следующий профиль напоминает мне кого-то другого – о ком, я оказывается, до сих пор думаю. Я спешно заштриховал его, кляня рассеянность, и потому прослушал следующие несколько пунктов разбора. Аска тем временем скучала и разглядывала окружающих, а сами эти окружающие принимали подчеркнуто небрежные позы, претендуя на звание отчаянно крутых парней. Позеры дешевые.

– Все. Икари, Сорью. По вашему делу есть вот это – пробейте. Пара минут на сборы и знакомство с новенькой – и по делам.

Кацураги сделала всем ручкой и умелась прочь, охлопывая карманы в поисках трезвонящего мобильника. Как только дверь за ней закрылась, коллеги уставились на невозмутимую Аску. Сейчас будут позорить Токийское управление, понял я с отчаянием. Ну что за идиоты, а? Как будто они на целибате сидят.

– Мы рады знакомству, – заявил Аоба, закуривая. – Официально когда выставляетесь, старший лейтенант? Традиция, знаете ли…

– О, традиция? И что в нее входит? – поинтересовалась Сорью безо всякого энтузиазма.

– Ничего. Нет такой традиции. Это он так шутит, – сказал я.

«Может, дойдет до них после облома-то?»

– Икари у нас собственник, – пояснил Винс, улыбаясь самой мужественной своей улыбкой. – Но мы же не можем позволить, чтобы вы общались только в столь узком и ограниченном кругу.

Ограниченном, значит? Я это тебе припомню. Всенепременнейше.

– Позвольте, Сорью, вы курите?

Так, и Такагаса туда же.

– Только когда нервничаю и устала.

– О, простите в таком случае, а то мы тут надымили и не спросили…

Какая вежливость, с ума сойти. Я смотрел на своих коллег и от души огорчался. За Кацураги как-то обидно: на капитана они едва с ножами не идут за какое-нибудь сраное ограничение по патронам, а тут новенькая, – и все сразу распушились. Да, замечательная новенькая, хоть и хамка. Я прислушался: кто-то уже озвучил сакраментальный вопрос о сигаретке после секса, и теперь Аска изучала аудиторию с явным интересом – интересом ученого при виде новой колонии вируса.

– Как-то вежливо слишком предлагаете переспать, – произнесла она. – С другой стороны, вам эта информация явно не пригодится.

Я мысленно дорисовал ей еще один плюс.

– О, ну что вы, – сказал осаженный Винс. – Но если чисто теоретически…

– Чисто теоретически, курю ли я в постели, может быть интересно только вашему самому главному.

Это называется – ядерный удар в глухую полночь. Германия начинает и выигрывает.

– Главному? – спросил Такагаса, изо всех сил делая невозмутимое лицо. – Капитану Мисато Кацураги?

– Нет, с женщинами мне как-то не очень, – безмятежно сказала Аска. – Главному – это старшему лейтенанту Синдзи Икари.

Скрипя шеей, я повернулся к ней и обнаружил ободряющую ухмылку. Ага, это шуточки у нас теперь такие. Ну-ну.

– Вообще-то, главный… – начал было Аоба, но Сорью вежливо подняла руку и принялась расставлять термоядерные точки, попутно повышая тон. И вот это уже было похоже на ту хладнокровную стерву, которая вышла из стратоплана. Выяснилось, что главный – это лучший, а лучший – это ее напарник. Я с интересом выяснил критерии своего превосходства, и испытал смешанные чувства: она в первых строках же разъяснила, что ее прислали сюда и прикрепили к человеку, который не может не быть самым-самым. Просто потому что. К тому же, мой стиль – это стиль не слишком разумный, но эффективный, что мои действия в «Брэдбери-таэур» – дебилизм, но дебилизм, достойный аплодисментов. А послужной список – лучший в отделении.

Я изучал царящую вокруг выжженную пустыню, которая еще слегка дымилась после отбомбившейся немки, и снова не мог понять: вот к чему это было? У Сорью что, стиль знакомства такой? Укатывать всех до уровня моря?

– А вообще, это все теория, – любезным тоном подвела итог Аска. – С коллегами я предпочитаю не спать. К тому же, у Икари есть девушка.

Ага, это я ошибся – последняя бомба ушла-таки по мне.

– У кого? – прокашлялся Винс, и это было уже откровенным хамством.

– У старшего лейтенанта Синдзи Икари.

Надо бы похлопать глазами еще, для вящей тупости впечатления. Нет, но какой сукин сын этот Винс? Это он что, в монахи меня записал? Или в «голубцы» прямиком?

– Во-первых, предлагаю не борзеть, – сказал я. – Без намеков и все такое, хотя бы при новенькой. Во-вторых, нам всем пора по делам.

– Есть, главный, – козырнул Аоба, и сразу стало ясно, что если раньше я был просто одним из козлов, то теперь превратился во всеми нелюбимого козла. Ну, спасибо моей напарнице. Подцепив брошенный капитаном планшет, я пошел к выходу.

– Синдзи!

Аска окликнула меня аж у выхода. Эдакая довольная кошка – только сливки с носа не облизывает. Я махом поубирал все выставленные ей плюсы и выжидающе уставился на рыжую – та, похоже, ни на грамм не комплексовала.

– Куда мы?

– В университет, – я уже успел пробежаться по шапке задания, но не горел желанием делиться чем-то с ней.

– Ага, ну, поехали.

Я с интересом посмотрел, как Сорью натягивает капюшон, маску, как вежливо делает ручкой оторопевшему Масахире. Такая милашка, ей богу, так и хочется гладить по головке.

Стерва.

– Недоноски какие-то, – сообщила Аска невинным тоном, наблюдая, как я вывожу ховеркар со стоянки.

– Да, они такие.

Разговаривать с немкой мне не хотелось совсем. Вот совсем-совсем.

– Терпеть не могу этого – только появляются новые буфера в поле зрения, и сразу же начинается слюноотделение.

Я думал. О многом. И о том, что я теперь самый крутой парень в управлении, и о том, что соваться даже с мелкой просьбой теперь к парням не стоит, и о том, что наглая стерва только что озвучила мои собственные мысли.

– Слушай, Аска, – сказал я с досадой. – Вот зачем ты это сделала, а?

– Сделала что?

– Вот это все: я, мать вашу, центр вселенной, а этот Икари – он мой, и он круче вас всех, потому что…

Сорью без улыбки смотрела на меня, и ее голубые глаза были совсем не радостными.

– А что тебе с этого?

– Что мне с этого?! Да ты что, издеваешься?

– И не думаю.

Я добил координаты в автопилот, ткнул штурвал и обернулся к ней:

– Аска, видишь ли, я с этими людьми работал. И работаю. И буду работать. А ты приехала и уедешь, а я…

– А ты останешься. И как был до моего приезда одиночкой, так им и будешь.

Она отвела взгляд и смотрела в окно – на оживший промороженный город. Там осыпался иней, почти снег, таял уже на нашем уровне в горячих потоках машин. На лице у немки блуждала какая-то тоскливая полуулыбка, а вот глаза были серьезными. Убийственно прямо серьезными.

– Они тебе не ровня, а то, что ты на них оглядываешься якобы – это твоя маска. Ведь ты коллег ненавидишь в душе. Просто за то, что они делят с тобой твою работу. Я ведь права, Синдзи?

Аска могла бы и не спрашивать – уж на лице то я все отобразил. Когда тебе одним взмахом ножа вскрывают гнойник – о да, выражение лица становится красноречивым. Особенно если хирург забыл тебе сказать, что он и без тебя знает, где этот чертов гнойник.

– А у тебя и в самом деле нет девушки?

– Нет, – сказал я, грубо отбирая управление у недовольно визжащего виртуального интеллекта: машина уже выруливала на парковку Токийского университета.

– Странно.

Ну надо же, какой задумчивый тон, подумал я. Внутри все еще звенело тупое недоумение («откуда она это все обо мне знает?»), но разобрать интонации у мозга уже получалось.

– Что тебе странно?

– Мне показалось, – ответила Аска и открыла свою дверцу.

Потом выясню, что ей там показалось. Мы стояли у огромной витой башни, которая росла из крыши модуля в окружении более мелких товарок. Переходы на разных уровнях объединяли невесомые полупрозрачные здания в один комплекс, и только первый уровень университета кто-то решил стилизовать под мрачные, почти европейские сооружения – со стрельчатыми окнами, лепниной и непременными картушами с мудростями по-латыни.

Полиции у входа оказалось много, но, как и было написано в резюме от капитана, систем экспресс-биометрии тут не водилось. Значит, стоит однозначно тут потереться.

– Что делать будем? – деловито полюбопытствовала Аска, осмотрев толпы шатающихся студентов. – Какое-то мероприятие?

– Отойдем.

Я взял ее за локоть и увел на боковую аллею, усаженную искусственными кустами. На листьях минеральной пылью осел иней, на лавке неподалеку парочка что-то изучала в КПК и весело хихикала, а откуда-то из зарослей доносились томные беседы. Но в целом тут поспокойнее.

– Открытая лекция ведущего специалиста «Ньюронетикс» – доктора Рицко Акаги.

– Той самой? – Аска прекратила зябко ежиться и нахмурилась.

– Ага. Ее первое появление вне производственных зон фирмы за два года. Университет заплатил сумасшедшие деньги за ее спецкурс. Который и начнется после лекции.

– Наши синтетики должны на нее охотиться?

Я кивнул: это был правильный вопрос с вроде как очевидным ответом. Строго говоря, скорее, можно назвать причину, по которой Евы НЕ должны на нее охотиться. Как-никак, почитай, создатель искусственных людей, и уж какие с ней могут быть счеты у слетевших с нарезки «детишек» – черт поймет. Но было тут еще одно «но», и Аска вдруг щелкнула пальцами:

– А, стоп. Это не она сболтнула три года назад по поводу монополизации рынка Ев?

– Ага, – кивнул я, осматриваясь, и понизил голос. – То есть она в нашем списке потенциальных жертв.

– Ну, это если есть этот заговор.

– Точно. Если он есть. Пойдем.

– Осуществим вооруженное, так сказать, присутствие.

Полиция была не слишком довольна нашим появлением, так что Аска с явным удовольствием демонстрировала им свой кулак чуть ли не на каждом повороте. Я же скучающе озирал окрестности и понимал, что захоти сюда пробраться Ева – ее ничто не остановит: всеобщая толчея, мало охраны и огромные бреши в системах наблюдения, не иначе спудеи сами скручивают «лишние» камеры и сенсоры.

– Дерьмо тут, а не обзор, – сказала Аска, изучив лекционный зал, уже забитый слушателями. – Расходимся.

Я подумал: логика тут была, и открытые зрительские галереи на уровне второго этаже добавляли плюсов предложению Аски. Кивнув, я показал ей, где займу свое место, и пошел протискиваться в толпе. Слушатели, разинув рты, крутили головами в поисках незанятых кресел, так что маневрировать становилось все труднее. Парочки, «троечки», неизменные обалдуи с плеерами, нагловатые субкультурщики всех мастей – вузы, кроме военизированных, все на одно лицо. Это многоглазое лицо сейчас весело скалилось и пыталось сосредоточиться, тем паче, что в районе подиума показалась администрация – какие-то седовласые ученые мужи, подтянутый молодняк из управленцев…

Не то. Я встал у ниши, бесцеремонно выгнав оттуда парня с камерой. Меня напрягало все – и то, что никто не обращает внимания на меня – на меня, столь непохожего на завсегдатаев лекций и студенческих столовых. И то, что ко мне ни разу не подошла охрана с предложением предъявить и предоставить. И то, что тут чертова прорва людей в капюшонах – кенгурушках, пайтах, даже дождевики некоторые не поснимали. И то, что я бы поставил одного снайпера – Винса, например, – вон туда, а к тому входу стоило бы нагнать полицейское мясо, просто, чтобы закупорить такую брешь.

Это отчаяние – отчаяние и паника. Я вдруг остро осознал, что почти бессилен, случись тут что.

– Попрошу внимания!..

Начинается. В сторону это все. Потом сопли пожую.

Хорошо, хоть не театр, свет не гасят. Я поискал Аску и обнаружил ее на крайне удачной позиции: она перекрывала два входа сразу, могла видеть три четверти галереи надо мной и почти весь зал. Собственно, было бы глупо ожидать от лучшего европейского оперативника неумения «видеть» пространство. По сути, при наших скоростях схватки выбор стартового положения – это почти половина дела.

Почему-то хотелось надеяться, что Аска сейчас выставила мне схожую оценку.

Рыжая, на взгляд непосвященного, откровенно скучала, скрестив руки под грудью. К ней охрана уже подкатывалась, но это только потому, что кобура за спиной разве что студентам могла показаться каким-то экзотическим рюкзаком.

– …сегодняшний гость нашего университета – профессор Рицко Акаги.

Аплодисменты.

Черт побери, аплодисменты. Я провалился в этот грохот, доводя свой слух до изнеможения, – что-то было не так, что-то уже, мать его, пошло не так, какое-то лишнее движение, неправильно звучащее. Я краем глаза видел идущую по помосту невысокую блондинку – слишком яркие волосы, чтобы быть натуральными. Я видел Аску, скуку которой сдуло как ветром – рыжая крутила головой, скупо обстреливая взглядом зал. Я видел каждую черточку на лицах студентов, их руки разбегались и встречались, издавая глушащую меня дробь.

Я видел все – кроме главного.

Тень скользнула в углу и стремительным рывком побежала по карнизу галереи прямо над головой Аски – в ее мертвой зоне.

– На землю! ВСЕ!

Я выхватил оружие, уже слыша стрельбу. Идиоты. Чтобы попасть по синтетику, надо разучиться стрелять по человеку, потому что… Потому что. Ева текуче шла, глотая метры, а пули, кроша лепнину, ложились за ней или перед ней – и ни одна еще не попала. Я на выдохе спустил курок.

Сразу пять раз.

Ева дернулась, но все равно прыгнула – сверху, с пяти метров и прямо на застывшую у трибуны Акаги.

Реквиескат, мразь.

Я успел перевести палец ко второму курку, ловя синтетика на прицел – и опоздал.

Оглушительный грохот поймал Еву в воздухе и швырнул на стену, а весь президиум заляпало алым – как будто там подорвали пакет с донорской кровью.

Сорвавшись с места, я опрокинул какого-то охранца, ринулся к президиуму, а по другому проходу, сметая вскочивших слушателей, мчалась рыжая грива. Вдох, выдох, вдох… Я взлетел на трибуну, пролетел мимо заляпанной кровью фигуры доктора и взял на прицел Еву.

Синтетика почти разорвало пополам – пуля вошла ему в бок и вырвала ребра с другой стороны. Но сломанная кукла, лежа лицом вниз, еще билась, ее конечности дрожали в невероятном танце, независимо друг от друга, независимо от кровопотери. «Нексус-6» загинался сейчас от сумасшедшей боли, отсекая нервные окончания, убивая сам себя. И наконец, я смог разглядеть эту тварь в подробностях – длинный темно-зеленый плащ, глухой капюшон, высокие сапоги.

– Ты испортил мое соло, Синдзи.

Я обернулся. Аска держала свое чудо-оружие наперевес, нимало не заботясь ни о людях вокруг, ни о все еще живом пока нечеловеке.

«One shot, вот уж воистину».

– Испортил? Ты же его сбила.

Аска подошла ближе и носком кроссовка откинула полу плаща. Там была огромная рана, разорвавшая мышцы бедра – дыра, которую оставляет только патрон 357-го калибра.

– Он прыгал с одной толчковой ноги, так что все по-честному – я целилась уже в подранка. Он наш общий.

Я оглянулся. В дверях кого-то давили бегущие, полиция стреляла в воздух, где-то на краю поля зрения валялись упавшие со стульев преподаватели с деканами, а мы тут полеты разбирали. Еще была забрызганная кровью доктор Акаги, которая курила сигарету и смотрела на нас – и что-то с ней было неправильно, но разбираться, что именно, – не судьба.

– Стоять! Бросить оружие!

– Не двигаться!

– Ни с места! Ни с места!

«О, опомнились».

Аска с ленцой развернулась к нацеленным на нас стволам и фонарикам, и уже знакомым жестом подняла в воздух кулак:

– Никто никуда не бежит. Опустите эту хрень.

– Токийское управление блэйд раннеров, офицеры, – добавил я.

Сорью подняла над плечом свой ZRK, и пока приводы трудолюбиво складывали цевье и приклад, опустила ствол в кобуру, после чего пошла к затихающему синтетику.

– Добейте его! – взвизгнул кто-то из толпы ученых. Я оглянулась, ища взглядом истеричку. Ею оказался симпатичный малый чуть старше меня, но выглядел он сейчас хуже издолбанной пулями лепнины.

– Эй, Синдзи, взгляни-ка сюда, – окликнула меня Аска, перевернув тело. – Только не вляпайся.

– Да добейте же его вы, слышите?!

– Офицеры, – попросил я. – Уберите отсюда гражданских.

Я подошел к Аске и посмотрел сверху вниз в лицо уничтоженной Еве.

В искаженное дикой мукой лицо Рей Аянами.

Глава 8

– Добегалась, – сказал кто-то очень знакомым голосом.

Я смотрел вниз и пытался вдохнуть. Выдыхать получалось – отработанный воздух исправно покидал грудь короткими толчками, а вот втянуть даже крохотную новую порцию я не мог. Не мог – и хоть ты тресни. Наверное, потому, что из ее уха на голубоватые волосы вытекала струйка крови. Чудовищная все же штука эти пули – они перемалывают все внутри, не оставляя ни малейшего шанса жертве. Что не покромсал «нитро экспресс» – довершил удар об стену.

No chance for heal.

И кто сказал: «добегалась»?

– Это Рей Аянами.

Я едва соображал, голос прозвучал голым: без тембра, без интонаций до меня дошел только смысл. Я оглянулся и обнаружил, что Аска со сдержанным любопытством изучала ликвидированную Еву, и губы немки медленно смыкались – это были ее слова. Но как… Как Аянами попала сюда? И какого хрена я не могу вдохнуть? Почти не чувствуя слабеющие ноги, я опустился на колено, рассматривая уничтоженного синтетика – и со стороны, наверное, выглядел почти нормально. Очень хотелось верить хотя бы в это.

«Зачем Аянами убивать ее? Наверное, тут что-то не так, она ведь…»

– Аянами? Это что ли?

Я сглотнул, отчаянно надеясь, что так избавлюсь от той хрени, которая мешает мне дышать. А уж о том, как выглядит мое лицо, – даже думать не охота. Надо мной стояла Акаги с сигаретой в руке, а за ее плечами маячили охранники, и я не мог даже разглядеть их лиц. Строгий костюм профессора пятнали бурые брызги.

«Сворачивайся! Замкнись на себе! Нельзя, идиот, нельзя!»

Прикрыв глаза, я спрятал от окружающих взгляд и встал. Сколько я смогу не дышать? Минуту? Или еще минуту? Пульс уже гремел в ушах, лишая меня слуха, почти раскалывая мою голову.

– Эй, Синдзи?

«Аска. Это она выстрелила в нее… Сразу после меня».

– Синдзи, что с тобой?

Солгать этой суке. Быстро, как можно быстрее что-то придумать, что-то…

– Плохо, – сказал я и сам едва понял, что это мой голос. – В толпе кто-то двинул… В висок. Пока я…

– Я тоже еле увернулась от этих паникеров, – зло сказала Аска. – Скот тупой, verfickten Huren. Не двоится в глазах?

И вдруг я вдохнул: она поверила. Воздух с шипением ворвался в уже усохшие легкие и расправил там все. Черт возьми, она поверила! Я едва сдержал торжествующий смешок. Вот это главное, и вот об этом есть смысл подумать, да!

– Это не Аянами.

Я опустил взгляд и обнаружил, что Рицко Акаги, присев возле тела Евы, ухватила за нос голову синтетика и поворачивает ее туда-сюда. Ее левая рука с тлеющей сигаретой была отставлена в сторону, слегка сутулая спина напряжена, а вообще – она здорово держалась на таких каблуках, и уж как она на них присела…

Секундочку.

– Что вы сказали?

«О! Вот это я понимаю – почти нормальный тон. И тембр».

– Это не Аянами.

Акаги встала, сунула сигарету в рот, и, достав из кармана платок, вытерла руки, швырнула испачканную ткань на тело. А уж после этого я сполна ощутил себя на прицеле – зеленые глаза профессора оказались едва ли не лучшим пыточным инструментом, чем карие глаза нашего капитана.

– Вы сын Гендо, так?

Я кивнул – как-то необычно легко. Наверное, мне просто пусто. «И наплевать. Что там насчет: „Это не Аянами“?»

– А я – старший лейтенант Сорью, – представилась Аска, а потом обернулась, панибратски втыкая кулак мне в бицепс:

– Эй, Синдзи, ты, может, присядешь? Или предпочитаешь мужественно хлопнуться на пол?

– Ясно, – нейтрально отозвалась Акаги и посмотрела куда-то мне за спину. – Грег, Ита. Помогите господину блэйд раннеру сесть.

– Да провалите вы, – сказал я, стряхивая заботливые руки ее провожатых. – Что значит – не Аянами?

Акаги криво улыбнулась, жестом услала всех прочь, и мы остались одни на подиуме. Где-то по углам зала жались полицейские, но сюда подходить не спешили, да и мне было на них плевать – или же я просто старательно себя в этом убеждал. Профессор внимательно изучила меня, снова обжигая острым взглядом, и кивнула каким-то своим выводам:

– Реплика, полная копия физического морфа. Евангелион «ноль-ноль» Рей Аянами – это тестовый образец для целой группы реплик.

– Гм, – сказала Аска. – У нас ориентировка только на одну Еву этой серии. На этот ваш «образец».

Акаги посмотрела на мою напарницу, а я пытался разобраться, наконец, что же происходит со мной, и почему такая куча информации. Ликвидирована Ева, никто не пострадал, выясняется, что на свободе на одного синтетика больше, чем мы думали, профессор с легкостью различает реплики, а я стою – весь из себя словно тряпками набит – и ни хрена не понимаю. Но мне почему-то кажется, что я уже узнал самое важное, невозможное, но важное.

«Жива».

– Ну, значит, вы перевыполнили план, – Акаги пожала плечами, поискала взглядом, куда деть бычок, и просто бросила его на пол. – Это довольно давняя реплика, у нее уже появились «кольца Синигами» на радужке.

Я бросил взгляд на тело. Но ведь если это реплика Рей…

– Да ладно вам. Этой что, оставалось всего три дня? – недоверчиво спросила Аска. – И вы хотите, чтобы мы…

– Это «ноль-ноль», старлей. Вы никогда не видели таких, – сказала Акаги. – Они полнофункциональны до последней секунды срока существования.

Я вспомнил рывок Евы по карнизу. О да, функциональность на лицо.

– Значит, Аянами можно снимать с санкции, – сказала Аска, сдаваясь.

– Нет, – сказал я глухо. – У Аянами не было даже ранних признаков колец неделю назад.

«Неделя?» – я не верил сам себе. Прошла всего какая-то жалкая неделя. Или что-то около того.

Мне отчего-то представилось, как Рей сейчас угасает на диване, с альбомом фотографий в руках, и я понял, что в моих ощущениях она гибнет второй раз за этот день. Мне, словом, снова не хватило воздуха. «А ну-ка, хватит», – прикрикнул я на себя.

– Все верно. У Аянами нет ограничений по сроку функционирования.

Произнося эту ересь, Акаги с непроницаемым лицом потерла пальцем висок, глядя куда-то между мной и Аской – и, скорее всего, смотрела она именно что внутрь себя.

– Вы понимаете, что вы сейчас в присутствии сотрудников управления? – спросила немка, подобравшись: ее профиль хищно заострился, как у завидевшей добычу кошки. Крупной такой рыжей кошки. И я ее понимал – профессор сейчас фактически сболтнула, что инженеры «Ньюронетикс» нарушили первое правило производства Ев. Я понимал Аску – и одновременно ощущал неимоверное облегчение: наверное, так провожают взглядом пресловутый камень, который уже сброшен с души и сейчас летит – к чертовой матери, в тартарары, в гости к князю Яме…

– Да мне плевать, – вдруг сказала Акаги и оскалилась. – Чертова кукла директора изготовлена вот этими самими руками. И с нарушением всех правил. Всех ваших правил.

Это было на двенадцать полновесных баллов по Рихтеру.

Первая полоса новостного сайта: «Главный инженер „Ньюронетикс“: „Я создала человека“»… Нет, я хреновый журналист. Скорее, посвети она нас в подробности этого, ее имя появится в разделе некрологов того самого сайта. Потому как такие подставы в бизнесе обычно хорошо сочетаются с фразами типа: «трагически оборвалась жизнь…»

– И вы готовы подтвердить свои слова?

– Нет, Сорью, само собой, – улыбнулась Акаги. – Я могу позволить себе болтать что угодно – моя работа для Гендо важнее подмоченной репутации. Но суда я не переживу.

«Ученые все такие подорванные или только конструкторы Ев?»

– Простите, в таком случае я не понимаю, – решительно сказал я.

– И не надо. Вы слишком милый, Икари.

Я моргнул – она что, издевается? Вроде нет.

– А вам не кажется, что это покушение – звоночек? – поинтересовалась Аска неприятным тоном. – И вы уже можете быть не так уж важны?

Вот черт, я должен был понять первым! «Ты бы и понял, болван, если бы не забивал мозги синтетической красноглазкой…»

– Может быть.

Я невольно восхитился: ну и выдержка! Или блеф? Или все же выдержка?

– Так, может, в таком случае… – начала Аска вкрадчиво.

– Нет. Но… Как это там у вас говорят? Если я приму решение, то знаю, как вас найти.

Профессор жестом позвала свою свиту и кивнула нам обоим на прощание. Я смотрел, как уходила эта невысокая женщина по засыпанному мусором проходу. С подлокотника крайнего кресла свисал смешной полосатый шарф, брошенный кем-то впопыхах – и я не мог оторвать от него взгляда, прокручивая в уме разговор с Акаги. Я попал не просто в корпоративную игру, но в игру, где участвует корпорация безумцев, где есть копии моей незаконной соседки, где мои гребаные мозги просто текут от неимоверных откровений. Которые, черт побери, никогда не прозвучат в суде – просто потому что Акаги либо псих, либо ее шлепнут по дороге в суд. Либо ее шлепнут просто так, поскольку она уже где-то налажала.

А еще было воспоминание о запачканной кровью голубоватой седине и горле, пережатом спазмом.

– Синдзи. Ты сядешь сам, или мне тебя вырубить?

– А?

Аска грубо ухватила меня за плечо и толкнула к креслам. Подбежал кто-то из местных яйцеголовых, начал что-то горячо рассказывать, я его, кажется, послал, а потом его послала Аска, стало черно от копов – словом, все завертелось в привычном ключе.

Порой мне кажется, что я не могу работать блэйд раннером – меня ведь так просто выбить из колеи. Порой мне кажется, что я смог бы работать кем угодно, ведь мой язык и мое тело куда совершеннее мозгов. Как бы ни было противно это признавать. И не знаю, что там я думал, пока мозг пребывал в блаженной отключке от реальности, однако с органами дознания я разобрался – четко отвечал на все вопросы, демонстративно тер «отбитый» висок, и вообще – вел себя образцово и где-то даже показательно, так что мне козырнули даже напоследок.

Самокопания – самокопаниями, но я все же начал думать, пускай направление этих мыслей мне и не нравилось. Хотя бы потому, что мне стало так плохо от понимания, что Рей устранена – и никак не получалось списать это на шок, удивление и непонимание. «Она мертва» было мыслью сродни тому, давнему откровению, когда я понял, что убил человека – это как покрытая кислотой раскаленная шипастая кувалда, размазывающая во мне все и вся.

А что уж говорить об облегчении, которое я испытал, услышав объяснения профессора.

Собственно, именно с воспоминания о словах Акаги и начались действительно дельные мысли.

«Во-первых, откуда взялась эта дрянная реплика?»

Ее не было в списках на ликвидацию еще в полдень. С другой стороны, бардак во время шторма наверняка послужил одним из факторов бегства Евы, да и информация о побеге могла задержаться из-за капризов погоды. Возникает вопрос: откуда она удрала? Мутный, надо заметить, вопрос.

Я вынырнул в реальный мир, поерзал в кресле и вытянул ноги. На потолке была стилизованная под какой-то ренессанс люстра, слева кто-то бубнил, но разговор меня вроде бы не касался. Продолжим.

«Во-вторых, почему это вдруг беглянка решила убить…»

Вопрос за номером два я снял – понять логику умирающей реплики – задание не для средних умов. Лучше забить сразу.