Текст книги "Человеческое, слишком человеческое (СИ)"

Автор книги: Сергей Дормиенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

– Тогда – отвращение.

– Принято. Контрольная серия пройдена.

Как ни странно, аппарат был вполне доволен результатами и убеждал меня, что передо мной человек. «Вот только грош тебе цена, микросхема. Ни тебе, ни красным глазам веры нет». Я взял почти прогоревшую сигарету и затянулся.

– Уровни установлены, теперь основная серия. Вы в «бездне» видите животное – это котенок…

– Живой?

– Что?

– Я имею в виду, он живой или искусственный?

Я с непониманием смотрел поверх дуги на этого непонятного гражданина, и мне совсем не нравилось, как он переспрашивает: какой-то болезненный интерес, нездоровый. Где он живого видел-то?

– Вопрос снимается, – сказал я. – Третье предупреждение. Следующее – немедленное устранение.

Самое странное – он меня бесил. Эти взлохмаченные волосы цвета мглы, этот узкий хищный нос, тонкие губы, искривленные в легкой усмешке – тварь да и только. А еще меня бесил аппарат, который отмечал, что передо мной человек. Ну что же, предположим худшее: передо мной именно «ноль-ноль». Тогда experimentum crucis, так сказать, и, кстати, у нас есть логичная связочка.

– Вы меня поняли, что в случае срыва еще одного вопроса, я вас ликвидирую?

– Да.

– Как вы относитесь к собственной смерти?

Пауза. Хм, странные реакции лимбической системы. Я положил руку на колено, поближе к кобуре – пусть Ева и не видит сквозь стол, но предиктивная функция была даже в самых древних прошивках. Тестовый модуль колебался, появились красные огоньки задержки на дуге.

– Не знаю, – тихо сказал испытуемый. – Я еще не умирал.

Не умирал он еще.

– Дальше. На ваших глазах отключается Евангелион. Он хрипит и дергает конечностями, его голова задрана в предсмертной судороге…

Меня понесло. Глядя в эти глаза, я видел совсем другую картину – образ из сегодняшнего дня, и это меня здорово заводило – пополам с дикой, изнуряющей злостью. «Я тебя сломаю, сволочь».

– Мне жаль его. Это больно.

Я вздрогнул, приходя в себя: на дуге плясала нормальная реакция сочувствия. Потрясающая в своей нормальности реакция – хрен бы я так посочувствовал воображаемой отключающейся Еве. То есть, в смысле…

– Достаточно.

Поднеся к губам сигарету, я обнаружил только погасший фильтр и хрупкий нарост пепла. «Да что же со мной такое, а?» Во-первых, я чуть не сорвался. Во-вторых, красноглазый оказался человеком, и что еще удивительнее – вряд ли даже специалом.

– Принято. Сомнительный показатель только по одному вопросу – валите сдавать ДНК-тест.

Я откинулся на спинку стула и достал еще одну сигарету, радуясь, что не дрожат руки. Эта тварь мне здорово залезла под кожу – своей внешностью, своей ухмылочкой, своими неприятно странными ответами.

– Я человек?

– Вам заключение в рамочке выписать? – спросил я и бросил через плечо:

– Сержант, это не мой клиент.

– Понял, господин старший лейтенант, – отозвался Мориваки. Судя по голосу, он был здорово впечатлен. Ну да, небось, думал, что я после первого вопроса парню дырку проделаю в голове.

Беловолосый привстал было, но вдруг снова опустился на место, растирая кулаком лоб.

– Я человек… Я человек… Я вспомнил.

Моя рука сама скользнула в карман, поближе к рукояти. В молочном свете ламп бледный парень выглядел кошмарно: огромные и без того глаза сказочного упыря стали и вовсе нереальными, а искаженное мукой лицо – жалким и едва ли не детским. Страшное сочетание, дико напоминающее одну из ранних реакций Ев.

Это назвали «эмотивная судорога». Если Евангелион встречается с непреодолимым противоречием в эмоциях – его корежит, он меняется в лице, кривится, выпучивает глаза, словом… Ведет себя именно так, как этот непонятный альбинос. Беда в другом. Это похоже на псевдо-эпилепсию специалов. Слишком похоже.

Ну почему все так сложно?

– Я вспомнил…

– Эй, полегче, полегче, – сказал Мориваки и сделал шаг вперед, намереваясь обойти стол. – Парень, сиди смирно…

Я ухватил его за ремень, стараясь не делать лишних телодвижений. Сверху на меня уставились изумленные глаза сержанта. Понять-то он понял, но вот…

– Вы же сказали, старш…

– Заткнись и замри, – прошипел я, наблюдая, как мучается беловолосый, будто от сильнейшей головной боли, как из его горла со стоном вырываются хриплые выдохи. Как пульсирует жилка на шее, как блестит висок.

Тоненькая струйка пота защекотала мне висок. Прибор уверен, что это человек, я не могу отделаться от впечатления, что это Ева. Я помню Аянами. «Но смерть… Он не мог пройти этот вопрос. Или мог?» Я еще успеваю выстрелить, если не буду позорно рефлексировать. И либо спасу себя и сержанта, либо добавлю себе на счет еще одну жертву – но теперь уже вопреки ВК-тесту.

– Вспомнил…

Парень обмяк и вдруг поднял на меня глаза. Полные дикого откровения глаза – будто он сейчас не от стола оторвал взгляд, а от Свитков Судьбы. Как минимум.

– Я должен, должен вам рассказать!

Красноглазый вскочил так резко, что наткнулся на пистолет, который уже смотрел ему в грудь. Секундой позже Мориваки выбросил вперед и свой длинноствольный «мульти».

– Сядь на место, – тяжело сказал сержант. – И угомонись. Ты теперь наш клиент с невыясненной личностью.

Беловолосый помотал головой, но все же сел на место:

– Вы не понимаете, я должен рассказать блэйд раннеру…

– Если ты что-то вспомнил, то лучше расскажи мне, – посоветовал сержант, немного опуская оружие.

– Я с «Саббебарааха»!

Уже поднимаясь, я застыл, как прихваченный радикулитом.

– Не понял? – осведомился Мориваки. – Это что-то должно…

– Это очень важно! – почти умоляющим тоном сказал альбинос.

– Выйдите.

Я сам едва слышал свой голос: слишком уж был занят тем, как в голове с грохотом складывалась картинка. «Человек. Искаженная картина тестов. Скорее всего, все же специал. Отшибленная память. Посттравматический синдром. Свидетель бегства Ев».

– Э, старший лейтенант?

– Выйдите, сержант. У него сведения по делу со статусом «браво».

Я оторвал взгляд от изможденного своим прозрением альбиноса и посмотрел на копа – тот все еще был здесь. Я потянул носом.

– Мориваки, повторяю. Пробейте ключевое слово по своим базам и посмотрите, кто ведет это дело. И заодно – какие там уровни секретности.

– Понял.

Сержант развернулся и потопал к дверям.

Потом, может, потешу твое самолюбие, потом. Расскажу, как ты помог следствию. Может быть – потому что сейчас тут есть свист закрывшейся двери, свидетель и я, а остальное – не заслуживающая внимания фигня.

– Странно, – произнес задумчивый голос, и я обернулся.

Красные глаза спокойно смотрели на меня, без тени того безумия, что бушевало в них недавно.

– Что странного?

– Все оказалось просто: я хотел остаться наедине с тобой – и остался.

Парень поднялся и пересел на стол, положив одну ногу на другую – его простой свободный комбинезон скрадывал движения, так что парень словно бы плыл, перетекал при перемещении, и я вдруг узнал задергавшееся в груди ощущение: это был страх.

Я оказался заперт в одном помещении с Евангелионом.

«Потом подумаю, как он прошел вопрос о смерти. Если будет это самое „потом“».

Уже не скрываясь, я сунул руку в карман – и Ева не отреагировал, лишь смерил меня своим насмешливо-пустым взглядом, так что я даже почувствовал удивление.

– И что тебе надо?

Рукоять легла в ладонь, но я знал, что все равно не успею. Призрачный шанс: он до сих пор не напал. Еще один крохотный полу-шанс: даже Еве не прыгнуть сразу из такой позы, какую он принял. Итого: полтора шанса в мою, все остальные – в его пользу. Даже, как выясняется, мозги.

– Мне? Хотел с тобой познакомиться.

Беловолосый был, казалось, искренне удивлен моим вопросом, и не понять, имитирует ли он эмоции, или подобно Рей уже перешагнул барьер. Впрочем, результаты ВК-теста более чем красноречивы – они попросту бесполезны, как и сам ВК-тест.

«Мне конец. Черт побери, мне конец…»

– Я хотел увидеть человека, которому поручили найти и остановить меня.

Он просто сидел и трепался, а я стоял на полпути между дверью – безнадежно запертой снаружи – и столом, сидя на котором, игриво покачивал ножкой чертов Евангелион. Меня мутило, нос подтекал, виски взмокли от пота. А еще я пытался заставить себя, черт возьми, думать. Он знает, что я следователь по его делу, знает, где я живу – он вообще слишком много знает. Он выбрал ближайший к моему дому участок, и теперь…

– Ты не выйдешь отсюда, если меня убьешь.

Прозвучало бы это почти пафосно, если бы не предательский насморк.

– Убить? Нет.

Евангелион сбросил свое тело со стола и подошел ко мне вплотную. Он пребывал в движении какую-то секунду, но за эту секунду я успел пройти все круги, все бездны сопливого ада под названием «ужас».

«Каору. Его зовут Каору Нагиса», – вспомнил я, когда его пальцы коснулись моей скулы. Я скрипнул зубами: это было легкое прохладное касание, почти неуловимое, но сантиметр выше, и он без усилия и без замаха выбьет мне глаз. Рывок вниз – сорвет челюсть.

– Ты болен. Ты устал. Ты боишься.

Красные глаза изучали меня с расстояния какого-то полуметра, у меня в животе натужно ворочался игольчатый ком, глаза резало от напрасных попыток не моргать, непрерывно следить за жутким противником.

Каору понюхал пальцы, на которых остались капельки моего пота. Я выдохнул сквозь зубы.

– Ты интересный, хотя и слабый.

«Слабый…»

– Да. Я слабый, – сказал я, чувствуя, что мышцы на лице словно бы окаменели. – А ты отсюда не уйдешь.

Каору улыбнулся, растягивая рот короткими быстрыми рывками.

– Я же сказал, что не стану тебя убивать – просто хотел увидеть.

– Ничего это не меняет.

– Меняет.

Нагиса выбросил руку вперед и выдернул из кармана мою руку с пистолетом. Звон боли, крошка эмали во рту, кисло-соленый вкус, – а пистолет летит в угол.

Он отступил к столу, по-прежнему глядя мне в глаза:

– Ты убил других беглецов. Я умею переживать за их смерть.

«Как он это сказал – криво, плоско, коряво… Но как он это сказал!»

– Я понял радость, понял горе и скорбь, – ровным тоном сообщил Каору. – Я не понял одного: азарта. Игры. Вернее, понял, но только когда решил прийти сюда. Когда планировал свои действия.

Снова этот огонек – как перед началом теста.

– Ты много говоришь, Нагиса.

– Да, потому что могу. И хочу. Мне понравился азарт, я хочу играть с людьми. И это не мешает цели.

«Цель». Это он о своей прихоти или о том загадочном, полумифическом приказе от хозяев? Запястье кололось и саднило, едва заметно отекало и вместе с болью, как водится, приходила трезвая и очень недовольная мною злость.

– Игра окончена, ты не уйдешь.

– Посмотрим.

Каору нарочито неспешно сложил кулак, поднял его на уровень лица и вдруг без замаха ударил себя. Седая копна дернулась, брызнула кровь из разбитого носа.

– Посмотрим, – повторил он гнусаво, голосом, который был копией моего.

Еще удар.

Я смотрел на это, не пытаясь пошевелиться, и вдруг Нагиса закричал. И упал.

«Мать твою, это же…» Дверь за спиной зашипела, и понимание пришло только вместе с окриком Мориваки:

– Э, какого дьявола?! А ну-ка, руки!

Я смотрел на Еву, и мне было совершенно пофигу, что в спину уперся ствол пистолета. Этот Евангелион только что меня сделал – по всем статьям, как сосунка, как гребаного недоумка, и я ничего уже не мог изменить. И в голове металась только эта мысль. И я просто слушал, как лепетал этот непостижимый Нагиса, что-то говорил все еще невидимому копу, а я просто слушал, слушал, слушал…

На тестовом модуле запись закончилась моей фразой о том, что это человек, я выпроводил копа, чтобы поболтать наедине со свидетелем. И вот сейчас этот жалкий альбинос размазывает по лицу сопли пополам с кровью, а я шмыгаю, тру запястье, которое, надо понимать, отбил об его рожу…

Да, и вот сейчас мне надо сказать: «Не слушай его, он Ева!»

– Какого дьявола, блэйд раннер?!

«Он меня сейчас ударит». Я оглянулся и посмотрел на сержанта – тот с отвращением на лице изучал меня, поглядывая на валяющийся в углу пистолет.

– Я сейчас отведу его в приемную, а потом вернусь за тобой, – тяжело сказал он наконец.

Язык не слушался меня. Да, я должен сейчас хотя бы попытаться предупредить его, должен, но сама только мысль о том, каким я покажусь идиотом… «Черт побери, Икари!»

– Не выпускайте его отсюда, – тихо сказал я. – Я должен провести анализ костного мозга…

– Да? С чего это?

«Действительно. Прошел ВК-тест, хлюпает разбитым носом – человек, да и только».

– Заприте его здесь, а я пойду с вами, – сказал я, повышая голос. – Поверьте, он опасен!

А вот кричал я зря.

– Опасен? Да неужели? – переспросил Мориваки. – А я вот вижу совсем другое. Не знаю, что сказал тебе этот малый, но ты сам явно не в себе. Сиди тут.

– Он Ева, мать твою!

Я ринулся вперед, к спине в свободном комбинезоне, и врезался в закрывшуюся прямо перед носом дверь.

Тишина.

Идиот. Я мог применить «пенфилд». Я мог выбить пистолет у сержанта – я мог все, но я затупил, на жалкие секунды, но и их хватило с лихвой. В который раз я оказался не готов к тому, что моя мишень ни в чем не уступает человеку, что все, чему меня учили – дерьмо. Что моя цель – это человек, просто очень быстрый, сильный, а отныне еще и очень умный.

За дверью послышался вскрик, грохнул выстрел, и я сполз по двери.

Там продолжалась его игра, первый раунд которой я проиграл.

Потом я вскочил, я, кажется, кричал, разбил в кровь костяшки, я достал телефон, наорал на кого-то…

Потом наступила тишина, невыносимая тишина.

На парковке участка было светло, как днем – в глухую ночь тут собрались врачи (что им тут ловить уже?), парамедики, копы, дознаватели из прокуратуры. Я хрипло повторял в тридцатый раз одно и то же, всегда одно и то же – даже для парамедиков. А перед глазами застывали лужи крови у тел двух полицейских.

Игараси умер в своем кресле. Мориваки – еще в коридоре.

Должна была подохнуть одна Ева, а умерли они – простые и жалкие пешки в игре поразительно умного синтетика. Мне не верили. Записывали показания и не верили.

Даже безразличные ко всему парамедики.

– Понимаешь, что это означает?

– Да, капитан.

– Это конец нашей работы.

– Да, капитан.

Ублюдок. Один Евангелион вышвыривал нас всех на обочину. Прояви я хоть чуть-чуть больше смекалки – и я мог бы отсрочить неминуемое, да, мог бы. А еще я мог бы спасти двоих.

– Капитан, мне надо идти.

– С утра чтоб явился.

– Да.

Я не запомнил выражения ее лица – освещенного бликами, но в то же время упрятанного под густую тень челки. Потому что не чувствовал ничего. Меня обошли, убили из-за моей оплошности двоих человек, убили подло, мерзко, совсем по-человечески – сыграв на жалости. Я облажался.

И все равно мне было пусто, словно все произошло не со мной. Не здесь, не сейчас – на экране. Вот-вот я услышу финальную мелодию этой серии, пойдет анонс, и я краешком глаза увижу, что со мной произойдет в следующей серии, и, по крайней мере, буду знать, что все круто, на мне снова плащ, а в кармане пистолет.

На плечо шлепнулась тяжелая капля. Потом еще одна – и все вокруг сразу заспешили, прячась в машины, надевая маски, капюшоны и шляпы. Дождь снова на сцене – дождь из ледяного ада, который по всем правилам и законам физики должен быть снегом или в лучшем случае градинами.

Я сел в ховеркар и засмотрелся, как потеки змеятся по лобовому стеклу. Сквозь бегущую воду рвались иглы мигалок и габаритных огней, кто-то взлетал, кто-то сдвигался, мелькали тени, а я все смотрел.

И мне по-прежнему было пусто.

На торпеде перед стеклом обнаружилась чашка. Я нахмурился: «Что она делает здесь?»

«Он знает, где я живу».

* * *

Ты бежишь, оскальзываясь на ступенях – ведь лифт уже выключили, кому он нужен в три часа ночи. Ты понимаешь, что судьба уже отвернулась от тебя, что ты сегодня в заднице, но как же отчаянно ты цепляешься за ничтожную веру в утешительный приз. И потому ты еще торопишься, надеешься, тяжело дышишь пересохшим ртом.

Страшно получить, страшно хранить, но – боже-боже-боже! – как же невыносимо страшно терять.

Ты вбегаешь в квартиру, весь пустой внутри, легкий, будто из тебя выкачали весь воздух, и вдруг понимаешь, что дверь на месте, внутри все в порядке, а она сидит в кресле, что она смотрит на тебя сквозь темноту, которую ты так и не решился разорвать.

Это как конец света – или его начало, но тебе ведь наплевать сейчас на метафоры. Ты опускаешься на пол рядом с ней, снимаешь с ее коленей альбом – она его просто держала, не смотрела же, в самом деле, в такой тьме?

И просто кладешь пустую голову ей на колени.

Так просто и так сложно.

Ты слушаешь удары своего сердца, твой висок просто разрывает пульсом, пульс должен бить ей в ноги, как отбойный молоток, и вдруг ты чувствуешь, как ладонь нерешительно ложится на макушку – просто ложится, а потом слегка оглаживает колючую проволоку, которая заменяет тебе волосы.

Это как откровение.

И ты этим откровением понимаешь, что она завтра будет здесь, у тебя. Что вы будете разговаривать – по-своему. Что ее взгляд наполнит твою ежеутреннюю, ежесекундную пустоту. Что ты ее однажды обнимешь крепче, чем стоило бы, и она – смешно представить – ответит.

Но это все ерунда, ведь ты достаточно взрослый, чтобы понимать: ничего круче этого момента в твоей жизни уже не произойдет.

Глава 10

– А ты не заметил у него шейный рефлекс?

– Отстань.

Аска шмыгнула носом и покрутила колесико мыши, уткнувшись в экран.

– Синдзи, но ведь это же!..

Я поднял на нее взгляд – тяжелый и тупой, надо понимать, – подумал и решил ничего не говорить. Глаза у меня слипались, в голове звенело после сыворотки «колд-фри», помноженной на мои переживания и бессонную ночь. Если бы не Аянами, правду сказать, меня бы на работу привезли разве что для набивания чучела. Вот ведь парадокс: один Евангелион накануне смешивает некоего Синдзи Икари с дерьмом, а другой до рассвета держит прохладную ладонь на моем лбу, пока меня трясет от лекарств, стимуляторов и чувства собственной ничтожности.

«„Клин клином вышибают, или Ох уж эти синтетики“. Драма в двух действиях. С продолжением».

Кацураги впервые проводила оперативку с таким лицом. Ребята впервые сидели, словно на похоронах, и только Аска порывалась что-то сказать, затребовала список вопросов, которые я задавал, треснула кулаком по столу и выскочила прочь – задолго до конца совещания.

Черт, я ее ненавижу. Реально ненавижу. Она раз двадцать слушала эту чертову запись ВК-теста Каору Нагисы – слушала в моем, мать его, кабинете, при мне, при живом мне! И теперь я с наслаждением смотрел, как стерва исходит бессильной яростью: да, Сорью, прими это, тест был проведен верно. Но не вздумай только напоминать, что я все же облажался – но уже после тестирования. Двадцать минут назад Аске надоело слушать логи Войта-Кампфа, и она принялась уточнять детали, заравнивая своим иезуитством те немногие извилины, что остались в моих мозгах.

– Синдзи, ты его найдешь.

«Что, и это все?» Я изумленно поднял на нее взгляд:

– Представляешь, я в курсе. Мне за это деньги платят.

– Ты не понял, болван. Я не о том.

Я отвернулся и полез в карман за зажигалкой. Не понял я, как же. У меня в голове творится черти что, но не так уж я и туп.

– Аска, давай сейчас тут развезем дискуссию на тему: «Плевать на бабло, только дайте мне его за горло подержать». Давай, а? Всем сразу полегчает.

– Иди в жопу, понял? – Аска убрала локон за ухо, встала и уперлась ладонями в мой стол. – Мне не надо, чтоб тебе полегчало, мне нужен напарник, а не рефлексирующая простокваша! На кой-хрен тебя сторожить, если ты завалишь дело? Мое в том числе дело? А?

«А, вон она чего бесится. Ждет, что я стану сопливой девочкой, провалюсь и утащу ее с собой. А тут еще и капитан отличилась: назначила Аску моей нянькой».

Я ухмыльнулся.

– Аска, не выдумывай мне всяких мотиваций и прочей воли к жизни, – посоветовал я. – Мне не обязательно ненавидеть свою мишень, чтобы ее прострелить.

– Да ладно? – очень натурально изумилась рыжая, подалась вперед и ухватила меня за галстук. – Значит, ты настолько мямля, что не можешь ненавидеть эту тварь? Он ведь попользовал тебя и убил этих идиотов!

Хватка у нее была очень правильной и крепкой – узел в момент стянул мне горло. Ее лицо, раскрасневшееся и крайне недоброе, оказалось в нескольких сантиметрах от моего собственного. Да у нее веснушки, понял я. А еще я понял, что если слегка отвлечься от контекста, то ситуация даже возбуждает. Интересно, у меня асфиксофилия или – пожалуйста-пожалуйста! – просто симпатия к волевым девушкам?

– Мне насрать на Каору, – прохрипел я. – Он – моя мишень. И точка.

Она отпустила галстук, и я тут же ослабил его, надеясь, что это выглядело не слишком поспешно.

– Слюнтяй, – резюмировала она и рухнула в свое кресло. – Того, кто сотворил такое, мало просто убить. Его надо жаждать убить. Его надо ненавидеть.

Я аккуратно вытащил из пепельницы сигарету и засунул ее в рот. Вот мы и подошли к пропасти, Аска. Тут, Веснушка-тян, мы с тобой никогда не сойдемся.

– Надо, Аска. Я и ненавижу.

Она скосила на меня глаз:

– О да, себя-то ты ненавидишь. Отличная мотивация.

Пожать плечами в ответ, затянуться. Может, плюнуть еще в пепельницу? Черт, а шея-то болит.

– Это все какая-то психология, Аска. Мне вполне достаточно вещей попроще.

– Еще бы. Ты извращенец.

Я понял, что если пожму плечами еще раз, это будет выглядеть, как что-то нервное. Еще стоило бы подрасспросить эту буйную немку о ее жизненной концепции, но для этого нужна минимально наполненная голова и чтоб без всяких химических примесей в теле.

– Ладно, Синдзи, это дело твое, – неожиданно легко остыла Аска. – Но ты же понял, что он с тобой играет?

Меня передернуло.

– Да.

– И игра ведь не закончена.

– Да, Аска, да! – черт, она задалась целью меня взбесить, а? – Какого дьявола? Я все понимаю! Я охочусь на Еву с повадками маньяка, этот маньяк ведет охоту на меня. Еще меня жаждут убрать и корпорации, и любой сбрендивший синтетик, и еще не пойми кто…

Я перевел дыхание и обнаружил, что Аска, развалившись в своем кресле, внимательно на меня смотрит. Изучающе так.

– Ну, на этот случай есть еще я, – сказала, наконец, она. Кажется, я прошел какой-то ее хитрый тест, и меня теперь награждали. – Твоя задница в надежных руках. Просто позаботься о том, что ты не завалишь дело.

Легко сказать. Знать бы, куда его крутить – дело это, – и какое движение сделать, чтобы ничего не завалить. Ночной инцидент стал последней каплей, и теперь точно ясно, что давить надо на самых главных. Если не свернуть производство «ноль-ноль», мы не справимся. Хотя бы крошечный мораторий – хоть на месяц, заткнуть все дыры и вычистить уже сбежавших, попутно разрабатывая новые системы распознания.

Только вот фиг мне – Кадзи ведь сказал, что этот весь цирк может быть неспроста. Процедуру затянут, будут поминутно требовать отчетности, прикрепят купленных дознавателей. И мне с моим статусом «браво» в конце концов покивают, сочувственно наобещают, торжественно смоют в канализацию пару зародышей синтетиков, а тем временем…

Дверь распахнулась, и в кабинет влетела Кацураги. Капитан была встрепана и вдвое более энергична в сравнении с утренним сбором.

– Так, марш по домам, оба. Одеться в парадное и к пяти в офис «Ньюронетикс». Буду ждать на месте без десяти пять.

«Снова туда?» Я ощутил холодную испарину на загривке. Рефлексы, чтоб их.

– «Парадное»? – осведомилась Аска. – Нас будут награждать?

– Вас – обязательно, Сорью.

В дверях кабинета обнаружился Редзи Кадзи. Инспектор эффектно опирался рукой на лутку, привычно улыбался и вообще выглядел до неприличия хорошо. Последнее мне особенно не понравилось.

– Проще лицо, Синдзи-кун, – посоветовал мне он. – И вам, возможно, сегодня повезет.

– А вы кто? – склочным тоном полюбопытствовала Аска.

Ей-богу, у него лицо сейчас треснет от этой улыбки. Причем наискось.

– Я? Я Редзи Кадзи. Возглавляю тактический отдел Службы контроля за Евангелионами. Это я вам выбил билетики на слет акул большого бизнеса.

Ах слет… Вон оно как.

– Я точно не знаю, когда они поняли, что стоит собраться, но решение было очень неожиданным…

Кадзи уселся на мою тумбочку с делами, поерзал там и продолжил, демонстративно разглядывая Сорью. Аска в долгу не осталась, во всяком случае руки она эффектно сложила под грудью.

– Так что, Икари, продумай свое выступление, – сказала Кацураги. – Нам нужно хотя бы гласное признание производителей, что «ноль-ноль» надо сворачивать…

– Да, кстати, – прервал ее Кадзи. – По моим данным, некоторые игроки на рынке Евангелионов напуганы последними событиями. Мои информаторы очень уж активно зашевелились, прямо навязываются сотрудничать с СКЕ.

Как я понял, победа в поединке между ним и Сорью закончилась в пользу моей напарницы: наглая немка просто прикусила губку и томно склонила голову, заставив матерого служаку сдаться. Да, эта дрянь ни одного поля боя не уступит.

– То есть, свернув серию, мы…

– Да, Икари, – Мисато Кацураги удовлетворенно кивнула. – Если что, мы получим право ревизии производственных мощностей. А уж как их СКЕ возьмет за задницы…

Судя по выражению лица Кадзи, на задницы производителей Ев у него были далекоидущие планы.

– Я все понял. Мне надо все представить в черных красках?

– Того, как оно было, тоже хватит, Синдзи-кун, – серьезно сказал Кадзи. – Я читал о ночном инциденте. Так что просто расскажи, как есть.

Я кивнул. Да, этого вполне достаточно. Если уж Ева способна облечь в эмоции само ядро своей прошивки – контуры солдата – дело совсем плохо. «Азарт. Азарт и игра, – вспомнилось мне. – Они произвели на свет идеального маньяка». Но у медали была другая сторона – и обитала эта самая другая сторона у меня дома. Рей не стала убийцей. Возможно, это и доказывает версию о таинственном приказе от хозяев? Развитие беглецов идет все равно в зависимости от базовых обстоятельств, от того, что спустило курок в их мозгах – одни предпочитают тихо прятаться, другие впадают в амок и крошат жителей Земли направо и налево, третьи изучают среду и старательно мимикрируют под людей. С «ноль-ноль» же все еще хуже – они эмоциональны. Если допустить, что Каору Нагиса, так сказать, «сбежал» с приказом убивать, то вполне возможно, что он стал облекать это в эмоции.

«А ведь сходится», – вдруг понял я. Аянами подалась в бега, когда ощутила призрачную надежду на то, что я ее считаю человеком. Соответственно, она и развивается, как человек. А Нагиса… М-да. Дикая резня сразу в колонии, преследование бедолаги Фуюцки, потом, кажется, на корабле еще убийства. Потом «беги – прячься – ищи – убивай» здесь. Путь развития Евы, скажем так, слегка предсказуем.

Я поднял голову: моего раздумья то ли не заметили, то ли сочли, что стоит оставить ушибленного в покое. Аска расспрашивала о подробностях собрания акул бизнеса, Кацураги курила, скупо отвечала, вставляя непечатные словечки, а Кадзи как раз вышел в коридор с кем-то поболтать по мобильнику.

«Да, жаль, что не могу своими выводами поделиться с остальными. Но для себя – учту. И в общении с Рей, кстати, тоже». Хотя в общении с ней это самое «кое-что» уже учел. Шатаясь от слабости, я перед уходом объяснил ей, как пользоваться моим компактным «выжигателем» и как активировать усиление замков на двери. Жаль, не запомнил деталей этого разговора, ее ответов, но это и не так уж важно: мне просто хотелось чувствовать, что я ее защищаю. А еще я, конечно, защищал свой разум от повторения ночной паники, от страха потерять ее – но это уже само собой.

«Вот еще что. Надо посмотреть данные о случаях эмоциональных связей людей и Ев». Были у меня подозрения, что человеко-синтетическая идиллия заканчивается приездом блэйд раннеров, но все же, все же… Наверное, такова человеческая натура – изо всех сил искать доказательства, что ты такой не один.

– Синдзи, ты почему еще не собрался? – рявкнули над ухом, так что я поспешно схватился за сброшенный на спинку кресла пиджак. Вот ведь зараза, а? И что самое противное, теперь она меня опекает. Смена ролей, чтоб ее.

– Сорью, не ори, – поморщилась Кацураги и встала. Уже на выходе она обернулась и недовольно сказала:

– И сделайте что-нибудь с кондиционером. Как на литейном заводе, ей-богу.

Я улыбнулся, видя, как по лицу Аски пробежала тень растерянности: теплолюбивость рыжей, похоже, никто не оценил. Однако, это все фигня, а вот чего я до сих пор не знаю…

– Капитан, один момент.

Женщина обернулась, поднимая бровь.

– Кэп, что откопал Аоба? Ну, по поводу реплики?

– Ах да, – Кацураги порылась в кармане пиджака. – Чуть не забыла. Вам туда тоже надо смотаться. Лови. Тут и адреса, и показания, и отчеты, и все-все. По дороге посмотрите.

Я повертел между пальцами черную флэшку и кивнул ей на прощание. Кацураги унеслась прочь, а я вопросительно посмотрел на Аску:

– Сначала переодеваться?

– Давай глянем, куда нам тащиться для начала, а там и маршрут определим.

Гм, а я ведь на этот модуль давно точил зубы. Меня там как-то притормозила охрана без распознавательных лычек и предложила пойти прочь – частная собственность, мол, кордон на кордоне, ваших клиентов не водится. Поскольку я был тогда совсем еще зелен, меня это заинтриговало – все же не каждый день полномочий блэйд раннера не хватает – и я некоторое время подкапывался под эти самые двадцать закрытых уровней. А плюнул на безнадежное занятие, только узнав, что там какая-то лаборатория «Ньюронетикс».

«Ну, все мы под небом ходим и возвращаемся на круги своя. А также – Земля круглая. Ну, и еще много разных мудростей говорит нам, что все в этом мире правильно. Что не дерьмо, то непременно правильно».

– Так, – сказала Аска, изучив карту и часы. – Сначала напяливаем на тебя парадные памперсы, потом едем одевать меня, потом в эту лабораторию, потом на саммит еводелов. Ага?

– Ага, – сказал я, пытаясь попасть в рукав плаща, а другой рукой набирая смс-ку Аянами. Мало ли, приспичит рыжей зайти в квартиру – ну его, лучше перестрахуюсь. Все-таки в некотором онемении мозга были преимущества: я, по крайней мере, не стал фантазировать насчет развития этой ситуации.

Аску я из-за руля выгнал, игнорируя все ее вопли, и мы поехали. Дождь был как никогда плотным и навязчивым, Рипдаль – особенно мозговыносящим, но я чувствовал, что мое состояние уверенно улучшается. Прошли пост-эффекты отработавшей сыворотки, а об убитых копах я старался не думать.

«Им не поможет, мне помешает, а совесть пусть идет в другое место», – решил я, опуская машину на парковке своего уровня. Сорью зафыркала и район, и жилой блок, но в подъезд за мной потащилась и даже честно шла впереди, держа руку у кобуры.

Бурчащая Аска осталась за дверью, я осторожно вошел в квартиру и Аянами не обнаружил – как и просил ее, собственно. Так, решил я. Некогда мне тут в прятки играть – надо в темпе одеваться, если я хочу ознакомиться с лабораторным корпусом, а не просто туда заехать для галочки. Вдобавок, я не знаю, как долго моя напарница изволит возиться с парадно-выходными шмотками.