Текст книги "Каменный пояс, 1986"

Автор книги: Сергей Журавлев

Соавторы: Юрий Зыков,Владимир Курбатов,Николай Верзаков,Александр Куницын,Лев Леонов,Рамазан Шагалеев,Николай Егоров,Виктор Петров,Михаил Шанбатуев,Лидия Гальцева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Лев Леонов
«АРИЭЛЬ»-86, ИЛИ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Артистов еще нет на сцене, но их инструменты, аппаратура уже как будто что-то говорят зрителям. Груды черных звуковых колонок по обеим сторонам сцены. Каждая колонка точно полуоткрытый рот с черными губами. Мерцают красные и белые лампочки на пульте звукорежиссера Игоря Федорова. Около сотни рычажков и ручек на этом пульте. Пока они поставлены так, что инструменты лишены голоса. И сейчас если, допустим, упадет со стула гитара-соло Сергея Антонова, она не загудит, подобно обычной акустической гитаре, – услышим только бряканье деревяшки. Ни звука не издадут черные «губы» колонок, если «пройдемся» по клавишам синтезаторов Сергея Шарикова или клавинета Ростислава Геппа, по струнам бас-гитары Валерия Ярушина или гитары-соло Льва Гурова. Энергия этих «цивилизованных» инструментов скрыта не в них, а в электрических розетках, к которым они подключены. На сцене только барабаны и «тарелки» Бориса Каплуна еще сохраняют связь с живой музыкой. Чутко отзываются они и на легкие удары пальцев, и на жесткое подстегивание деревянных палочек. Этот «последний из могикан», еще не подключенный к розетке музыкальный агрегат вызывает у меня особую симпатию. Он, как человек, по-настоящему тратится, отдает частицу души и тела, в прямом смысле, когда звучит. Шрамы и заплатки все прибывают на нем, в то время, как его соседи по сцене лишь перегоняют электрическую энергию в звуковую.

Прислушаемся, о чем в эту минуту шепчутся инструменты.

– Честно говоря, вся современная музыка без нас немыслима, – звякает гитара Антонова. – Не представляю, как может «семиструнка» озвучить Дворец спорта или стадион. А помните, как в Западном Берлине наши ребята работали на объединенной «электромузыке» ансамбля «Пудис» из ГДР и польского ансамбля «Меч»? Слышно было за несколько километров.

– Вот-вот! – буркнул «том», один из средних барабанов. – Недавно проходили тут две сотрудницы концертного зала. «Как перевести «Ариэль»? – спрашивает одна. «Ари... больше – вот и будешь «Ариэль»...» Нашли, чем хвастать.

– Наши ребята не орут, – сухо заметил синтезатор звука «Профит» Шарикова. – Но, говоря научно, динамические возможности аппаратуры вызвали новое качество музыки. Техника посягнула на эмоции. Слабые ансамбли этим воспользовались и отсутствие таланта компенсировали техническими средствами – прямым психофизическим воздействием оглушающей музыки. Это не искусство, это медицина. Например, известно, что так называемая резонансная частота колебаний сердца составляет семь герц, и сердце может разрушиться, если воздействовать на него даже слабыми колебаниями этой частоты.

– Мы тебе, барабан, говорим это в назидание, – заметил клавинет Геппа, – чтобы ты полнее ощутил возможности современных инструментов. Ты вот только громыхаешь. А на «Профите» можно синтезировать любой звук. Хоть мяуканье. Мы только по форме еще чем-то напоминаем традиционные инструменты: у меня и «Профита» клавиатура, как у рояля, а у гитары остался гриф. Но мы им не родня, мы из будущего.

– Я думаю, нам и люди будут скоро не нужны, – чуть картавя, синтезированным голосом Шарикова вставил «Профит». – Я слышал, что в Японии музыкант Томита один выступает за целый оркестр. Ему помогает электронно-вычислительная машина. Да и мой Шариков, думаете, ноты рисует, когда музыку записывает? Ничего подобного – какие-то дроби, цифры, таблицы. Математика!

– Рано вы нас хороните, – отрубил большой барабан. – Слыхали мы о таком концерте. Стоит маленькая коробочка, из нее вылетает «Болеро» Равеля, а рядом сидит мумия без всяких эмоций на лице и передвигает рычажки. Больше часа на эту мумию смотреть невозможно – нервов не хватает. А нашего Бориса Каплуна со сцены не отпускают, хоть десять раз пой про Бабу-Ягу. Вам, иностранцам, не понять, что русского человека эффектами не поразишь. Ей-богу, говорить с вами не хочется. Вот ты, «Профит». Ведь ты американец и по-русски тебя надо звать «Пророк». Ну кого ты на Руси своим мяуканьем удивишь?.. Рок, пророк – слов-то к нам каких натащили!

Стоп! Вот тут я вмешаюсь в спор инструментов.

Действительно, стилю «рок» не повезло с названием. В русском языке давным-давно существовало это слово – рок, от общеславянского «ректи», что значит «говорить». Оно обозначало судьбу, обычно злую, грозящую несчастьями. «Рок завистливый бедою угрожает снова мне» – у Пушкина есть такая строчка, помните? И когда в начале 60-х годов на эстраду пришел стиль рок-музыки с его обостренным, прихотливым ритмом, специфическим звукоизвлечением, броским сценическим поведением артистов, многие не приняли его, потому что слово «рок» настраивало на что-то ужасное, чуждое. Потом разобрались. Оказывается, музыка в этом стиле может быть и ритмичная и мелодичная, сливаться с симфонической музыкой (классик-рок, симфо-рок), и с народной мелодией (фольк-рок), украшаться восточным орнаментом (рага-рок, реггей) и наполняться как бы отголосками космических катаклизмов (хэви-рок, или тяжелый рок)...

А название... Ну, что же, кто открывает новое явление, тот его и называет на своем языке. Во все языки вошло же русское слово «спутник». А русский язык спокойно принял «кредит», «гарантию» и другие иностранные новинки. Только вот «рок» многих продолжает все-таки смущать.

Рок-группа? Не годится. Назовем скромнее: вокально-инструментальный ансамбль.

На этот счет у конферансье «Ариэля» Владимира Царькова есть забавная реплика. Рассказывая об инструментах ансамбля, он показывает на одну детальку и объясняет: «По-английски она называется «вау-вау», по-французски – «уа-уа», по-японски – «гу-гу». А по-русски – важно и мудрено: «Педаль автоматическая ножная для гитары электрической ручной».

Смешно? Пожалуй. Но, увы, так бывает не всегда. И в истории «Ариэля» – а у него уже есть своя история, ведь ансамблю исполнилось 15 лет – бывали минуты, когда смеяться не хотелось... Тем более, что «Ариэль» никогда не открещивался от своих истоков. «Своим учителем считаю ансамбль «Битлз», – не раз заявлял Валерий Ярушин. – Мы многое взяли у него. Приверженность к крупной форме, манеру пения «белыми» голосами, то есть на открытом звуке, как, кстати, поют Уральский и Оренбургский народные хоры».

«Битлз» и Уральский русский народный хор... Такая параллель не случайна. «Битлз» первый из авангардистов обратился к народной музыке и попытался создать для нее современную форму. Об этом, кстати, многие забывают. «Покуда «Битлз» не указал ей на первоисточник, американская белая молодежь вообще ничего не знала о нашем искусстве», – говорил негритянский музыкант М. Уотерс.

То, что «Битлз» обратился к народным песням, помогло коллективу удержаться на эстраде дольше ансамблей, возникших одновременно с ним. И в нашей стране рок-группы, опирающиеся на фольклор, оказались самыми жизнестойкими – белорусские «Песняры», узбекский ансамбль «Ялла», русский «Ариэль». Все они, в том числе и челябинцы, предприняли попытку возродить современное бытование народной песни. Может быть, ближе других к этой цели подошел «Ариэль», которому, как писала газета «Кельнише рундшау» (ФРГ), «удалось слияние жесткого стиля рок с фольклором, чего не добилась ни одна наша группа в этом направлении».

...Артисты выходят на сцену. Как всегда двое – Ярушин и Гуров – выдвинуты вперед, четверо – сзади.

Программа «Ариэля» открывается песней московского композитора Игоря Якушенко «Время мое»:

 
Верю я, что потомки не смогут представить
Без меня это время —
Время мое...
 

Я сижу рядом со звукорежиссером Игорем Федоровым и вижу, как он буквально изо всех сил борется с «паразитным» фоном, который вдруг «полез» через синтезатор «Корг», на котором играет Ростислав Гепп. Вот они, капризы техники. А неподключенный к розетке барабан рокочет и подгоняет: «Время, время мое...»

Крупным планом: Лев Гуров

От Гурова идет сердечность в композициях ансамбля. Голос у него искренний, интонации порой просто бытовые, и это подкупает. У него открытая улыбка, располагающая к себе внешность. Не обладая специальным музыкальным образованием, получил от природы прекрасную музыкальную память. Первые песни, которые сочинял, заучивал наизусть, потому что нотами записать не мог, чтобы показать ребятам. Так, кстати, родилась и известная его песня «Тишина», которая перешагнула рубежи нашей страны.

«Я участник Великой Отечественной войны, – отзывается о «Тишине» челябинец Антипенко, – и честно говоря, не очень люблю так называемые ВИА. Но вот мой сын, студент, подарил мне ко Дню Победы пластинку и поставил на проигрыватель одну из песен. Когда прозвучали первые аккорды и молодой голос запел: «Соловьи, не пойте больше песен, соловьи. В минуту скорби пусть звучит орган, поет о тех, кого сегодня нет, скорбит о тех, кого сегодня нет, с нами нет...», что-то во мне перевернулось и слезы под ступили к глазам».

Всего Львом Гуровым написано около 60 песен.

– Говорят, что многое зависит от среды. А я считаю, что всегда должен быть пример перед глазами и конкретный человек, который тебя увлечет, – утверждает он. – Таким человеком стал для меня отец. Он сам прекрасно пел, и вокруг него в областной больнице, где он работал хирургом, собрались неравнодушные к музыке люди. Так я еще пацаном вошел в музыкальную среду, подпевал...

Двадцать лет назад при областной больнице стали создаваться первые в Челябинске молодежные ансамбли а ля «Битлз». Приобретались инструменты. В 1966 году появился и предшественник нынешнего «Ариэля», который также назывался «Ариэль». В нем играли и пели в основном дети врачей, которым было по 15—17 лет.

Незабываемой осталась в памяти Льва Гурова первая гастрольная поездка. Он только что закончил школу и по предложению одного артиста филармонии месяц пел на летних танцевальных вечерах в Пласте, в городском саду.

– Мы были бессребреники, – вспоминает Гуров, – выступали бесплатно и репетировали по ночам с огромным увлечением. Помню наши первые сольные концерты в медицинском институте. Аппаратура хрипит, слов не разобрать. Но как принимали!

К 1970 году, когда из трех ансамблей Челябинска – «Ариэля-66», «Аллегро» и «Пилигримы» – сложился новый «Ариэль», Лев Гуров стал его первым бесспорным лидером. «На него» писались песни. Молодому слушателю нравилась его джентльменская корректность, подкупало откровение, с которым он доносил до слушателя песню. Ему хотелось подпевать.

У молодежи он пользовался огромной популярностью. Казалось, он весь пропитался стихией «Битлз», и его копии «Битлз» были, что называется, один к одному. Однако сам, несколько флегматичный от природы, не терял головы. «Ну, как концерт?» – спрашивали бывало домашние. «Нормально, – коротко бросал он. – Аншлаг».

– Наш конферансье Владимир Царьков объясняет зрителям, что имя «Ариэль» можно встретить в произведениях Шекспира, Гете. Так называется и один из спутников Урана, – вспоминает Гуров о происхождении названия ансамбля. – Но это все поздние домыслы. Мы такими познаниями двадцать лет назад не обладали. Авторство принадлежит одному почитателю ансамбля из ЧПИ. Он нам подарил это красивое слово. Скорее всего, позаимствовал из книги писателя Беляева о фантастическом летающем человеке Ариэле...

Можно ли представить себе музей ВИА? Не склад экспонатов, говорящих о том, что уже ушло из нашей жизни, а реликвии, рассказывающие о становлении жанра?

Да, через двадцать лет после создания первых советских профессиональных ансамблей (а ими стали в 1966 году ленинградские «Поющие гитары» и московский ансамбль «Веселые ребята») речь пошла о музейной пыли на ВИА. Ну, что ж, продержаться 20 лет на гребне популярности, да еще у переменчивой молодежной аудитории – это достойно. Но стоит присмотреться, что умирает естественным путем, а что мы торопимся похоронить. Объектом наблюдений для выводов, видимо, должен стать ансамбль, наиболее типичный, повторяющий в своей судьбе изгибы биографии жанра. Таков «Ариэль».

Немногие из ансамблей, возникших на заре ВИА, дожили до сегодняшнего дня. А те, что сохранились, в сущности, пережили смену поколений и сейчас предстают фактически другими коллективами под старыми названиями. И может быть, лишь «Ариэль» сохранился в неизменном составе с неизменным творческим кредо, а потому может стать предметом серьезного изучения для выводов о судьбе жанра.

Достойны, например, внимания те средства, которые коллектив использовал для внутреннего обновления. Другие ансамбли в поисках новых красок, новых творческих возможностей шли по пути обновления состава солистов, инструментария. «Ариэль» же перестраивался, все время как бы меняя кожу, открывая внутри себя возможности для перемен.

Ансамбль неоднократно терял слушательскую популярность, но снова и снова обретал ее. Можно отметить цикличность: примерно раз в четыре года наблюдалось падение интереса к ансамблю и его новый подъем. Вот эти взлеты:

1970—1971 годы. Первые успехи на телевизионном конкурсе «Алло, мы ищем таланты!» и на горьковском фестивале «Серебряные струны».

1974 год. Победа на пятом Всесоюзном конкурсе артистов эстрады.

1978 год. Из «всегда вторых» «Ариэль» выходит на первое место в популярности у слушателей, оттеснив «Песняров». В этом году чехословацкий журнал «Мелодия», сравнивая «Песняров» и «Ариэль», писал: «„Песняры“ – борона, „Ариэль“ – плуг». Одни только очищают почву народной песни от сорняков и камней, другие ее вспахивают.

1981—1982 годы. Серия успешных зарубежных поездок – ФРГ, ГДР, Чехословакия, встреча с американской молодежью в Иркутске. «Ариэлю» доверяют представлять нашу молодежь на международном уровне.

И наконец, 1985 год. «Ариэль» вновь активизировал творческий поиск, создал новое широкое музыкально-сценическое полотно «За землю русскую».

Примечательно, что каждый взлет ансамбля отмечен какой-то крупной творческой работой. Или это рок-опера «Сказание о Емельяне Пугачеве» в 1978 году, или рок-оратория «Мастера» в 1981 году и рок-сюита «Утро планеты» в 1982 году. Хотя эти произведения крупных форм сами по себе сложны для восприятия и, наверное, по популярности не могли бы соперничать с песнями «Ариэля», но их роль несомненно важна в «разрыхлении почвы», в создании атмосферы творческого вдохновения и удовлетворения.

Они как бы закрепляют достигнутое.

Закономерно, видимо, и то, что популярность ансамбля, с годами распространяясь вширь, «географически», никогда уже не была такой «взрывной», как в первые годы. В памяти артистов, как яркий миг, запечатлелся не зарубежный «круг почета», и даже не творческий марафон 1974 года, принесший им звание лауреатов Всесоюзного конкурса, а скромный, с точки зрения сегодняшних достижений, успех на мало кому известном фестивале «Серебряные струны» в Горьком в 1971 году.

Сегодня хорошо видно, что это был один из важнейших рубежей в жизни ансамбля. Именно после горьковского фестиваля «Ариэль» стал таким, каков он есть.

Взять, например, достижение «Ариэля» – новаторское отношение к русскому фольклору. Вначале ведь это направление появилось из чисто тактических соображений. Предложение Ярушина спеть на областном телевизионном конкурсе русские народные песни «Ой, мороз-мороз» и «Ничто в полюшке не колышется» вызвало бурную реакцию коллег. Кто-то язвительно заметил: не лучше ли начать сразу с «Шумел камыш»?

В Челябинске эти песни прошли успешно. Но в Свердловске на полуфинале конкурса «Алло, мы ищем таланты!» случилось неожиданное – челябинцев «обошел» ташкентский ансамбль «Ялла». И судьба фольклорных аранжировок повисла на волоске.

Вообще это был самый сложный период в жизни ансамбля. С нарушением, как говорится, «спортивного режима». Расшаталась дисциплина. Из ансамбля ушел один из основателей «Ариэля-66», автор идеи объединения трех челябинских ансамблей Л. Фидельман.

И в это же время судьба подарила надежду – горьковчане пригласили ансамбль на свой фестиваль.

«Ходьба» за аппаратурой привела тогда «Ариэль» во Дворец культуры челябинских трубопрокатчиков. Здесь появился усилитель «Регент» с немыслимой тогда мощностью 60 ватт. Во Дворце ЧТПЗ ансамблю сшили костюмы в русском стиле, и началась подготовка к фестивалю «Серебряные струны».

В четырех песнях решили показать разные грани своего творчества. Ярушин снова предложил обработку народной песни «Отставала лебедушка». Именно к горьковскому фестивалю Гуров написал свою «Тишину», песню гражданственной тематики. Была также в репертуаре молодежная тема – первая вообще песня, родившаяся в «Ариэле», – «Принцесса» В. Колесникова, а также «Золотые сны» из репертуара «Битлз».

Но жюри и слушатели были покорены прежде всего русской народной песней. Ребята вспоминают, что таких слушательских эмоций они больше уже не встречали. Жюри аплодировало «Ариэлю» стоя.

Первые интервью, которые давали дрожащими голосами... А через две недели – так оперативно! – по Всесоюзному радио в популярной передаче «Запишите на ваши магнитофоны» прозвучала «Лебедушка». Домой вернулись «королями».

Судьба фольклорных аранжировок была решена окончательно. Именно они принесли победу «Ариэлю» и на пятом Всесоюзном конкурсе артистов эстрады, стали тем открытием, которое сделал коллектив в современной эстрадной музыке.

Но «Ариэль» по-прежнему оставался самодеятельным ансамблем, хотя и состоявшим из профессионально высокообразованных музыкантов. Самодеятельный статус накладывал ограничения. Так, осталась нереализованной идея Р. Паулса записать после успеха коллектива на фестивале «Янтарь Лиепаи-72» первый диск. Запись состоялась в Риге, но пластинка не вышла. Вставали и другие проблемы.

К началу 1974 года в коллективе остаются трое – Ярушин, Гуров и Антонов. Казалось, все кончено и ансамбль распался. Но тут Ярушин принимает важное решение: выбирает путь профессиональной эстрады. Это решение поддержал художественный руководитель Челябинской филармонии В. Д. Стрельцов. И с 1974 года «Ариэль» становится коллективом Челябинской филармонии.

Однако наивно было бы полагать, что у ансамбля началась здесь легкая жизнь. На смену одним трудностям пришли другие.

Как в гастрольной круговерти нарабатывать репертуар? Как не превратиться в контору по прокату песен? Как не потерять живого контакта со слушателями (ведь тем и сильны любительские ансамбли, что они – как бы часть слушателей и прекрасно ориентируются в колебаниях музыкального спроса)? Со всей остротой на передний план выдвинулись вопросы творческие. Оказалось, что удержаться в профессионалах на достойном уровне ох как не просто! Многие ВИА, ярко вспыхнув, пропадали в небытие, выходя в открытый и безбрежный «космос» профессиональной эстрады. В тот период только в Москве работало около пяти тысяч ВИА. Кто их теперь помнит?

«Многие люди, – писал в одной из статей Р. Паулс, – даже профессионально образованные, имеют весьма смутное представление о том, как тяжел и сложен труд музыканта ВИА». «Они режимные ребята», – говорил об артистах первый директор «Ариэля» В. Колтунов.

Действительно, жизнь артиста ВИА регламентируется жестким ритмом. На гастролях болен ты или здоров не имеет значения – твое место на сцене. По два концерта в день с полной отдачей – не редкость. Да еще нужно репетировать, чтобы дома максимально выкроить время для семьи, для детей. Но и дома репетиции – каждый день, ведь встают все новые и новые творческие задачи.

В таких условиях «выживает» только сплоченный коллектив, у которого есть крепкий лидер. Он и профессиональный музыкант, сочинитель и аранжировщик, а также худрук, заботящийся об общем «классе» артистов, и менеджер.

«Ариэль», как и другие ансамбли, – вот еще доказательство в защиту этой модели для музея ВИА – не мог долго задержаться на стадии коллективного руководства. Все больше и больше выделялся в нем общепризнанный лидер – Валерий Ярушин.

Крупным планом: Валерий Ярушин

В семье Ярушиных особых музыкальных талантов не было. Отец, правда, играл на гармошке-хромке. Научил и Валерия. В детском саду тот был первый гармонист, и вся группа отправлялась из садика в школу под специально разученный им марш на мелодию «Провожала Ваньку мать во солдаты».

После смерти отца материальное положение семьи ухудшилось (кроме Валерия, мать воспитывала еще двух дочерей). Было нелегко, но музыкальную школу мальчик не бросил. Заметим, что приняли его туда с испытательным сроком после долгих уговоров матери – музыкального слуха у Валерия почему-то не обнаружили.

Однако свою первую получку – 14 рублей – он заработал не как музыкант, а как актер пионерского театра при Челябинской студии телевидения, за участие в одном из телевизионных спектаклей. Долгое время он даже раздумывал: выбрать ли ему театральную сцену или музыку?

Судьба с ранних лет приучила его к самостоятельности. Он рано начал обеспечивать себя материально и помогать семье – подрабатывал в разных музыкальных ансамблях Челябинска и Копейска. Кстати, в Копейске в ВИА «Поющие сердца» впервые встретился с электромузыкальными инструментами и сделал первую в жизни аранжировку песни «Спасибо, сердце» из репертуара Л. Утесова.

В 1967 году, учась в Челябинском музыкальном училище, организовал инструментальный ансамбль «Джаз-балалайка». Через год во Дворце культуры завода им. Колющенко возглавил вокально-инструментальный ансамбль, которому дал имя «Аллегро».

А в это время в Челябинске уже гремит «Ариэль-66» с Львом Гуровым и репертуаром «под Битлз». В репертуаре же «Аллегро» сразу установилась традиция – исполнять только песни советских композиторов. На шутливых соревнованиях этих групп жюри всегда отдавало предпочтение группе «Аллегро», симпатии же зрителей чаще были на стороне «Ариэля». И всегда существовала третья точка зрения, почти по Гоголю: вот если бы идейную направленность «Аллегро» да соединить с эмоциональностью «Ариэля»... Это удалось осуществить в начале 70-х годов, когда родился новый «Ариэль».

Тем временем Ярушин учился уже в институте культуры. Много работал. Учился у педагогов, учился у жизни, использовал все возможности. Летом со своим баяном ходил по деревенским свадьбам. Много раз смотрел и музыкальные кинофильмы «Шербурские зонтики», «Девушки из Рошфора», перекладывал на ноты музыку фильмов – магнитофона у него не было. «Кавказскую пленницу» смотрел 53 раза. Присматривался, когда возникает смех, что его вызывает. И новая музыка входила в репертуар его ансамблей.

Работа в «Аллегро», а потом в новом «Ариэле» привлекает его не в последнюю очередь материальной стороной. Но после первых успехов русских народных песен в его обработках он начал смотреть на «Ариэль» как на дело всей жизни. Именно композиторское творчество утвердило его в «Ариэле» как бесспорного лидера и открыло путь творческого восхождения, пик которого, можно надеяться, еще впереди.

Ярушин – человек больших творческих планов, высоких отдаленных целей. Он не любит раскрывать их, неохотно пускает в свою творческую лабораторию. Но всегда чувствуется, что он не живет одним днем, хорошо видит перспективу ансамбля и умело приближает к ней коллектив. За годы в «Ариэле» он выковал в себе и качество организатора, объединив и сцементировав в творчестве удивительно разные личности своих коллег. Вызывает огромное уважение тот черновой труд, который позволил ему подняться над не очень благоприятными для формирования его культурного уровня житейскими обстоятельствами, его умение взять от общения с народом самое ценное – глубинное понимание народного творчества.

В конце 1984 года «Ариэль» выступал во втором отделении большого эстрадного представления в московском Дворце спорта в Лужниках. Подстраиваясь к ходу концерта, который продолжался уже полтора часа, челябинские артисты решили выступить перед подуставшим слушателем с облегченным репертуаром: некоторыми русскими народными песнями, а также особо популярными в их исполнении – «Комната смеха», «Баба-Яга», «В краю магнолий»...

На этом концерте присутствовала государственная комиссия, оценивавшая программы с точки зрения их соответствия сегодняшним задачам. «Ариэлю», допустившему тактическую ошибку, было высказано много серьезных замечаний. Прозвучало даже такое: «Если бы это был не «Ариэль», мы бы немедленно поставили вопрос о расформировании коллектива».

Ансамбль точно попал под холодный душ. О своем творчестве привыкли слышать чаще хорошие и даже лестные слова. Но вдруг такое! И вот назначен специальный концерт, на котором перед госкомиссией нужно не просто подтвердить свою репутацию, а, пожалуй, отстоять право на свое существование. Было от чего заволноваться.

Репетиции новой программы проходили неровно. Взяли в репертуар новые песни: «Россия помнит» Р. Геппа и «Это Южный Урал» В. Ярушина, песни военных лет – «Днем и ночью» Н. Богословского, «Партизанская борода» Л. Бакалова. Из старых программ подняли «Тишину» Л. Гурова, рок-сюиту А. Морозова «Утро планеты». Вошла в программу и песня Е. Гудкова «Танкоград». Эти песни обогатили первое отделение концерта, придали ему актуальность. Впервые в программе так четко обозначились «географические» приметы ансамбля, что он – коллектив уральский.

Существенные добавления получил цикл русских народных песен. В него вошли лирические песни – старые «Как из бору-борочку», «На горе, на гороньке» и новая – «Дубровушка». Традиционные для «Ариэля» шутливые русские народные песни пополнились еще одной аранжировкой – «Пчелочка златая».

На репетициях не только совершенствовалось исполнение песен, добавлялись новые краски, но очень трудно, медленно выстраивалась программа в целом.

С чего открывать концерт? Куда вставить неудобную, трудно сочетаемую с другими произведениями рок-сюиту «Утро планеты»? Чем завершить концерт? Эти вопросы вплоть до самого важного отчетного концерта не находили ответа.

Никак не получалось – просто сесть за стол и «вычислить» концерт. Слушатели своими эмоциями постоянно вносили коррективы. Таким образом, программы «Ариэля» – это отчасти и творчество слушателей.

...Как один концерт не похож на другой, так не похожи друг на друга и репетиции. Бывают добродушно-вольготные (это поначалу), бывают деловые, когда все удается с первого раза. Бывают и резкие, нервные в конце репетиционного периода перед сдачей программы областной комиссии.

Но все репетиции начинаются одинаково.

Раньше всех на пустой сцене концертного зала появляется рабочая группа. Устанавливается аппаратура. Ритуал этот отработан до мельчайших подробностей. Имеют значение и несущественные на первый взгляд детали. Например, Борис Каплун по всей стране и за границу таскает за собой красную тряпицу, которую аккуратно на каждой репетиции или на концерте стелет на стульчик. Без нее Каплун начинает нервничать. Гепп не расстается с какой-то обшарпанной подставкой в форме мениска.

Взрослые люди! Казалось бы, какая ерунда лежит в основе творческой уверенности. Но это детали из артистического мира, наполненного за долгие годы совместной работы своими мифами и не всегда открывающегося для непосвященного.

Лет шесть назад ленинградские социологи попробовали выяснить, из чего складывается микроклимат ансамбля. Удивленные фактом редкого для ВИА долгожительства коллектива в одном составе, они провели, по словам Сергея Антонова, «перепись взглядов населения». И похоже, уехали ни с чем. По крайней мере, вразумительно сказать о «секрете» «Ариэля» не смогли.

А секрета никакого нет. Есть незначительные, казалось бы, детали, принципы общения и главное, по-моему, уважение к внутреннему миру коллеги, если даже этот мир проявляется в таких чудачествах, как красная тряпица Каплуна.

В этом ключе разработаны, а точнее сказать, выявились со временем свои, ариэлевские методы воздействия друг на друга.

Например, юмор. Это важное средство поддержания в «боевом состоянии» внимания на репетициях. Оно всегда под рукой, используется «против» всех без исключения.

Репетируют фрагмент песни «Партизанская борода».

– Послушай, – обращается Ярушин к Геппу, который в этой песне солирует. – Что ты там поешь? «То ли девка, то ли детка...»

– Не, – серьезно поясняет Гепп, – тут, понимаешь, действует молодой бородатый партизан, а в тексте написано «то ли детка (он показывает рукой от пола росточек), то ли дедка».

– Песню надо петь понятно, – назидательно замечает Каплун, – чтобы она шла от самого что ни на есть... души.

И дальше следуют мгновенные экспромты по поводу этого «детки-дедки» пока, наконец, к общему удовольствию не выводят: «Итак, поем: то ли Геппка, то ли дедка».

Минута расслабления – и дальше в путь. Но решается и важная задача – добиться четкости слова, образа.

С юмором преодолевается и барьер неприятия.

Все замечания здесь стараются смягчить юмором, что, похоже, действует сильнее.

– В «Танкограде» ты вяло поешь, – бросает, например, Ярушин Гурову.

– Я же на репетиции, – оправдывается Гуров.

– Ах, на репетиции ты не можешь, как на концерте, – с деланным пониманием и сочувствием говорит художественный руководитель...

Гепп забыл мелодию.

– Ты гвоздиком нацарапай ноты на «Корге»... за шесть тысяч рублей, – подсказывает Ярушин.

Каплун добавляет:

– А лучше кнопочками выложи.

В такой форме здесь критикуют.

Бригада каменщиков, которая строит дом, не может себе позволить разбросать кирпичи и пытаться возводить здание во второй, в третий раз. Мы видим дом, как он сложился сразу. А на репетиции каждый раз, образно говоря, возникает все новое и новое здание будущего концерта. Не все находки можно повторить и порой становится грустно от невозвратимости счастливого открытия.

Однако потому-то мы и говорим о профессионализме, что раз за разом все глубже уясняют себе музыканты главное в песне, стараются это главное зафиксировать «намертво». На репетициях порой не замечаешь постепенности этой кропотливой работы, кажутся несущественными мельчайшие изменения в оттенках. И требовательность Ярушина, который хочет добиться именно такого тембра или оттенка, а не другого, кажется чрезмерной. И только после нескольких репетиций, когда микронами снимаемая шероховатость обнажает благородную основу песни, становится понятно, к чему стремились музыканты.

Ярушин четко видит, приближается ли к цели «Ариэль» или топчется на месте. И другие видят. Но он и зорче и требовательнее. Авторитет его как музыканта, как художественного руководителя непререкаем. Поэтому на первых порах создается даже впечатление, что какая-либо импровизационность, творческий поиск на репетиции отсутствуют. Просто Ярушин высказывает, что бы он хотел услышать, и артисты стараются выполнить его пожелания без всяких сомнений и вопросов: «А может, попробовать по-другому?»