Текст книги "Затворник (СИ)"

Автор книги: Сергей Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)

А вот Хвост заинтересовался. Он поглядел, посмеиваясь, за бесплодными стараниями будущего великого воина. А когда Пила, выбившись из сил, бросил оружие и опустил руки на колени, то Хвостворту спустился с крыльца и подошел к брату.

– Смотрю, мало в тебе толку от учебы! – оскалясь, прошепелявил Хвост.

– Уйди, а! – выдохнул Пила пересохшим сипящим горлом. Не разгибаясь, он посмотрел на Хвоста исподлобья снизу вверх.

Хвостворту подобрал топорик, и повертел его в руке, подбросил и снова поймал.

– Дорогой подарочек! Только вот тебе обращаться с таким – еще учиться и учиться!

– Ой, брат, не стой над душой! – сказал Пила.

Клинок молча стоял посреди двора, держа дубинку в опущенных руках. Хвост, поигрывая топориком, повернулся в его сторону.

– Сразимся, боярин? – спросил он.

– Сразимся. – сказал Клинок – Насмерть, или понарошку?

– Брат, поосторожнее! – распрямившись, сказал Пила.

– Будь спокоен! – ответил Хвостворту, и крикнул Клинку:

– Давай как в учебном бою. Стеганки только достать бы...

– Достанем. – согласился Клинок.

– Слышь, Хвост! – сказал Пила – Полегче, я говорю! Клинок сильный боец!

Хвостворту глянул на брата с усмешкой.

– Сильный, говоришь? Где ты их видел-то, сильных, чтоб разбираться? Тютя ты, всегда был тютя! Сейчас увидишь, как МЕНЯ в горах выучили. Будешь моим свидетелем.

– А что надо делать?

– Ничего не надо делать, смотри и все!

Спросили у отроков-часовых, и те быстро вынесли два толстых войлочных подлатника и шапки, набитые конским волосом. Достали и дубинку для Хвоста. Оба орудия обмотали шерстью и ветошью.

– Что у вас тут? – спросил Рассветник, выйдя на крыльцо.

– Хвост Клинка вызвал на бой. – сказал Пила – Что делать теперь?

– Вызвал, значит пусть дерется, что тут сделаешь! Не на смерть, надеюсь?

– Сказали, на учебный...

– Ну, значит не убьет.

– Брат! Судьей будешь? – крикнул снизу Клинок.

– Буду. – сказал Рассветник и спустился на двор. – Готовы оба?

Противники стояли друг напротив друга, снаряженные для учебного боя. Хвост взял было в левую руку щит Пилы, но увидев, что у Клинка одна лишь дубинка, отложил щит прочь.

Из дверей хоромины вышел Коршун, потирая заспанное лицо. Отроки на княжеском крыльце лениво поглядывали на поединщиков. К ним присоединились еще двое бояр. Кое-где из окон показались заспанные лица служанок.

– Начали! – сказал Расветник.

Хвостворту бросился вперед, и ударил, сразу метя в голову, но Клинок мелькнул тенью в сторону, и дубинка просвистела в пустом воздухе. В тот же миг Хвоста так хватило чем-то по спине, что он рухнул плашмя, и подмел пол-двора бородой.

– Стоять!– услышал он голос Рассветника – Цел, парень?

– Чего... чего это... – бормотал Хвост, отплевываясь от пыли.

Он встал, и подобрал с земли оброненную палку.

– Еще, или хватит? – спросил Рассветник.

Клинок стоял в двух обхватах от Хвостворту, опустив колотушку.

– Конечно еще!– крикнул Хвост – Я просто еще не собрался толком! Давай. Давай заново!

Клинок молча кивнул.

– Начали! – сказал Рассветник.

Хвост двинулся навстречу противнику уже осторожнее. Взмахнув дрыном, и снова промазав, он отступил было назад, но Клинок одним скачком метнулся ему вдогонку, ткнул дубинкой под ребра, и отскочил так же мгновенно.

Хвост поднял было руку, ударить в ответ, но тут боль – тупая, тягучая как комок глины, возникла в подреберье и мигом разлилась по всему брюху, сдавила грудь и подкатила к горлу.

– Стоять!

От боли Хвостворту согнулся и опустился на колено, хотел закричать, но из его рта вырвалось лишь вялый шипящий кашель...

– Целый? – спросил Рассветник.

Хвостворту глухо откашливался.

– Будешь продолжать?

– Да! – едва выдавил из себя Хвост. Он с трудом разогнулся, Встал с колена, и поднял свою палицу.

– Начали! – крикнул Рассветник.

Дубинка Клинка опустилась Хвосту на правое плечо – он успел лишь немного отвести в сторону голову, и чуть-чуть – не выше груди, поднять свое оружие, чтобы защититься, но поздно... С криком Хвост схватился за ушибленное место, правая рука свалилась вниз, и повисла в отнявшемся намертво плече, точно тряпочная. Обмотанная овчиной палка стукнулась об землю.

– Стоять! – приказал Рассветник

Клинок отступил назад, и опустил оружие.

– Да что за... – крикнул в ярости Хвост, левой рукой подхватил дубинку с земли и неловко зашвырнул ею в Клинка!

– Хвост, стой! – едва успел крикнуть Пила.

Клинок молниеносно вздернул руку с палицей вверх, и даже не отбил летящую в него дубинку – просто отвел ее в сторону, как люди рукой отводят в сторону занавеску, открывая окно.

Пила не знал закона поединков, но от одной мины, с которой Клинок двинулся на его брата, пильщик насмерть перепугался. А Хвостворту, три года служивший в боярской дружине, закон поединков знал, и опомнившись, он сообразил, какую нешуточную дурость выкинул сгоряча... Страх, как ветер, мигом выдул из его головы досаду, недоумение и злость.

– Постой, постой, добрый че... – пятясь на полукарачках, и одновременно пытаясь подняться, он запнулся, завалился назад, попытался было опереться на отнявшуюся руку, и свалился навзничь.

– Стой, Клинок! Стой! – кричал Пила. Рассветник с Коршуном не успели удержать его. Парень встал между Клинком и своим братом, скрюченным в пыли заднего двора.

– Подожди, Клинок!

Клинок, почти не сбавив шага, дернул одной рукой Пилу за ворот, и дубравец отлетел с его дороги как соломенный. Встав над перепуганным Хвостом, витязь надавил дубинкой на горло незадачливого противника.

Кадык Хвоста сдавило между дубинкой и шейными позвонками словно в тисках. Ни глотка воздуха не могло проникнуть в грудь. Ноги и руки были свободны, но двинуться, схватить и попробовать отбросить дубинку, или ударить Клинка, парень смертельно боялся: он чувствовал, и не мог усомниться ни на мгновение, что одно лишнее движение, и горло превратилось бы в смятку, как яблоко под тележным колесом. Пила, приподнявшись на четвереньки, тоже замер в ужасе. Вспомнился и возник перед его мысленным взором, так ясно, словно вот сейчас был здесь, мертвый Краюха, тусклая свечка над его телом в маленькой каморке, пустой стеклянный взор... "Остались я и Хвост. Если его убьют – что делать тогда!" – промелькнула в голове та давнишняя мысль, с которой он навечно закрыл младшему брату очи...

Не ослабляя натиска, но и не надавливая сильнее, Клинок чуть пригнулся над Хвостом, и негромко сказал:

– Так нельзя.

Хвост готов был поклясться боярской честью, памятью отца с матерью, Землей и Небом, Страной-где-облака-рождаются-под-землей, всеми ее царицами, и своей собственной шкурой в придачу, что никогда больше в жизни не нарушит правил учебного боя, но не мог ни слова сказать, ни кивнуть головой – только пялил на Клинка ошалелые от страха глаза.

Клинок отвел руку с палицей назад, и Хвостворту, зайдясь кашлем, перевернулся на бок. Слезы ручьями лились по алому лицу.

Подбежав к Хвосту, Пила склонился над ним на коленях.

– Что ж ты, а! Я ж говорил тебе, осторожнее!

– Катись... Катись к волкам! – огрызнулся Хвост сквозь кашель и хрип.

– Вот, ты как заговорил! – вскрикнул Пила – Когда я тебя предупреждал, ты только скалишься, а теперь катиться посылаешь! Что?! Кто из нас теперь тютя!

– Уйди, по-хорошему прошу... – пробубнил Хвостворту.

– Ладно, не свирепей только! – сказал Пила, помогая брату подняться – Будет тебе наука!

– Слушай, брат! – сказал Хвостворту вполголоса – Он ведь меня сейчас мог убить запросто.

– Так а я тебе что говорю – он страшно сильный воин!

– Да не про то я! – сказал Хвост – Он меня по закону мог убить.

– Как это? – спросил Пила.

– Вот так это... кто нарушает закон поединка, тот сам вне закона. Его противник может убить на месте.

– Вот же ты дурак! – изумился Пила – Да куда тебя, скажи, леший дернул дубинками кидаться, если ты все это знаешь!

– Да бес с ним!

Клинок тем временем снял с себя стеганку и подшлемник, и вернул отрокам. Он стоял у княжеского крыльца и отматывал от палицы веревку и овечью шерсть.

– Слушай, Клинок... – сказал Пила, подойдя к нему – Благодарю, что брата не убил... Ты же мог...

– Не благодари. Убил бы, если бы не война. На, держи! – Клинок подал пораженному Пиле дубинку в руки – Отбивай удары, сколько надо.

После завтрака к Рассветнику пришел отрок от Смирнонрава, и позвал на большое совещание, которое собирали князь и княгиня. На Струг ехали по мостам бояре, посадские и выборные с обоих концов. Поднялся на остров и Месяц со своими сотниками и старшинами.

Всего в большой столовой собралось под две сотни человек. Во главе зала сидела Стройна. Высокое кресло Мудрого рядом с ней пустовало. Место советника по правую руку занял высокий и худощавый засемьдырский князь, по левую – тучный Волкодав. На стороне Смирнонрава сидели за столами все двадцать его дружинников, здесь же – хранитель рода Лихой. Дальше – выборные от уннаяка и верхнесольцев, за ними – Рассветник с Коршуном (Рассветник взял его с собой на совет "Может, понадобишься" а прочим сказал отдыхать), еще дальше – Месяц и его первый подручный, большой боярин Гордый. Гордый был когда-то, еще в молодости, наездом в заморском Злат-городе. Там он обменял чуть ли не трехгодичный доход своего имения на сказочно дорогой и богатый хвалынский халат, которым очень гордился и надевал по всякому случаю и без, даже когда одеяние с годами заметно истрепалось. Теперь, по случаю высокого собрания, этот знаменитый в Храброве халат тоже был надет на боярине. Дальше к дверям от Месяца и Гордого сидели прочие воеводы их земли.

По правую руку от княжеских мест сидели каяло-брежицкие вельможи. И если на стороне гостей порядок определялся больше страной, откуда приехали воины, то хозяева рассаживались согласно всем известной очередности, по старшинству рода и службы.

Почти под боком Волкодава, за одним столом с Бобром и Мореходом сидел человек, лишь раз взглянув на которого, Коршун подумал, что приходить на совет ему все-таки не стоило. Этот некто был огромного размера – так же широк и грузен, как княгинин первый советник, но выше на целую голову. Почти всю грудь закрывала темно-русая с проседью борода. Не только внешность, но и состояние его внушало – большой стреженский боярин, ближний дружинник великого князя Льва и хранитель рода при Мудром. Даже имя у господина было великанское – Скала.

Едва войдя в зал, Коршун поймал на себе взгляд стреженца. Скала, внимательно и зло прищурившись, проводил его глазами до места, потом отвернулся, и больше пока не обращал на соратника видимого внимания. Словно сделал себе отметку на потом и вернулся к текущим делам.

– Черт, зыркает сидит! – сказал Коршун Рассветнику вполголоса, когда оба уселись на лавке.

– Кто? – спросил Рассетник.

– Скала, чтоб ему... Ближний дружинник Льва, давний знакомый мой. Ох, как складно он про меня напишет в Стреженск, чувствую!

– Ладно, поживем-увидим. – сказал Рассветник – Что будет завтра, мы не знаем, а сегодня другие дела. Я, к тому же, сомневаюсь, что Лихой ему еще не нашептал про тебя, или сам не сочинил письмишко...

Между тем дождались последних из приглашенных к собранию, и княгиня, встав, прямая и тонкая как стрела, объявила:

– Всех с добрым утром, господа, кого еще не видела. Начнем совет. Все знаете, что вчера наконец к нам на подмогу пришел воевода Месяц, храбровский наместник. С ним две тысячи воинов. Это добрая весть.

Вторая новость – дурная, хотя пока не точная. Нам было сказано, что вчера утром табунщики взяли Каиль.

Княгиня говорила так, словно докладывала о количестве перин и белья в запасах Струга, а не о нападении врага на свой родной город, в котором у нее оставалось немало близких.

– Кем это сказано? – крикнул кто-то из миротворских.

– Господа, прежде, чем спросить или сказать свое, извольте, просите слова – так же бесстрастно сказала княгиня, не повернув головы – Новость о взятии Каили еще неясная, ее требуется проверить. Но принять во внимание все равно надо – угроза очень большая. Тому есть доказательство, хотя, опять же, не прямое. Сегодня перед рассветом мы получили с гонцом письмо из Горбунова. Волкодав, прочти! – сказала Стройна, усаживаясь в кресло.

– Горбуновский воевода пишет – начал читать Волкодав – "Светлой княгине Стройне, боярину Волкодаву и всему народу Каяло-Брежицка. Мне донесли, что к Чернову Городищу, где раньше ыканцы появлялись полками – всадников по сто или двести, теперь подошла большая орда. Может пятьдесят сотен, а может и больше. Черново Городище крепкое, и в нем из сел набралось много людей. Как будут новые известия – немедленно вышлю гонцов"

– Когда написано? – спросил Месяц.

– Вчера днем. – ответил Волкодав.

– Что скажете, господа бояре? – спросила Стройна.

Мореход взял слово:

– Черново Городище правда крепкое, и если в нем хватает людей, годных на защиту, то ыкуны его запросто не возьмут. Но перед кем пала Каиль – наша твердыня из твердынь, того Черново разве что задержит...

– На сколько задержит, вот вопрос! – сказала Стройна.

– Да и правда ли еще, что Каиль взяли! – сказал Лихой. – Откуда нам знать!

– Я тебе еще раз говорю! – сказал Смирнонрав. Видимо, разговор между ними об известии Рассветника уже был – Я этим людям верю, и тебе велю верить! А если не можешь верить – молчи!

Лихой сердито посмотрел на князя.

– А я тебе, светлый князь, не слуга! Я стреженский боярин, и слуга стреженского князя!

– Хорошего слугу к нам прислал великий князь! – крикнул с места Месяц – Нет бы, прислать тыщу-другую с копьми, так прислал одного с длинным языком!

– Ты еще меня попрекать будешь! – закричал Лихой – Мое дело – хранить по закону княжеский род, а твое дело было – привести войско к городу в срок! Я свою службу знаю, а вот ты, не во все харчевни заглянул по дороге!?

Хвалынский Халат и подоспевший от своего стола Бобр едва успели удержать за руки Месяца, рвавшегося выхватить меч. Волкодав встал между ним и Лихим, тоже готовым к бою... Князь, княгиня и весь совет стояли на ногах.

– Тихо! Тихо! – кричал Волкодав.

– Всем сесть и молчать без спроса! – закричала Стройна таким голосом, что позавидовал бы иной воевода. – Сесть по местам!

Месяц, отпихнув от себя Бобра и Гордого, вернулся на место. Сел и Лихой.

– Теперь говорить по очереди! – велела Стройна – И только с моего разрешения, или с разрешения князя. Один говорит – второй встает, если хочет сказать, и стоит молча! Кто слово скажет не в свою очередь, того сразу выведут, кто еще будет орать или хвататься за оружие – того в яму на день! Стыдитесь, господа совет! Мужчины в годах, бороды по пояс, большие бояре, а ведете себя хуже баб! Готовы передраться как собаки за масел, когда враг идет на город! А ты, – повернулась Стройна к Лихому -ты реши, что ли – с нами ты, кто собрался город защищать, или будешь выполнять только свою службу! Если ты защитник Струга, тогда изволь слушаться князя и меня! Если нет – тогда твое место в спальне, а отсюда пошел вон!

Лихой сидел на месте, злой как черный черт, но молчал, только косился глазами по сторонам. Остальные бояре тоже молчали, слова княгини угомонили всех.

– Кто желает говорить, господа бояре? – продолжила она вдруг самым спокойным тоном.

Слова попросил Месяц.

– Сколько у тебя будет людей, государыня? – спросил .

– Три тысячи с князем ушло – ответил Стройна – вооруженных осталось три сотни. Еще годных на стенах стоять, будет тысячи три. Так, Волкодав?

– Так, примерно, государыня! – ответил боярин – Тысячи три, ну сотней-другой больше-меньше.

– Больше-меньше! – возмутилась Стройна – Сотнями раскидываемся, когда на счету каждый человек! Сегодня же по всем концам пересчитать – сколько есть людей, годных к бою! Вооружать чем можно. Хотя чем вооружишь – тут хоть поленницы на дубины разбирай!

Княгиня подперла кулаком чуть опущенную голову. Взгляд ее уставился в пол перед сидением

– Что еще, господа совет? – спросила она.

– Еще Кречет со стреженцами есть... – заметил Бобр, встав с места – Только вот где он есть...

– Послать к нему еще гонцов. – негромко сказала княгиня, не поднимая головы – Узнать точно, где он, и через сколько смогут быть. Торопить, как можно!

– Позволь, княгиня! – поднял руку грузный Волкодав – Надо Кречету приказать, чтобы он шел к нам обязательно правым берегом Черока, раз по левому ходят ыкуны.

– Пожалуй, так пусть и сделают. – согласилась Стройна.

Взял слово Месяц.

– Светлые князь и княгиня! Господа совет! Из Честова вам известия. Честовская земля – ближайшая к нашей, храбровской, и к уделу Миротвора. И им наши дела не совсем чужие. Потом: сами знаете, какой данью Светлый и Затворник обложили Честов в позорные годы. Когда Мудрый просил честовскую землю о подмоге, то наместник, назначенный из Стреженска, выпроводил наших гонцов. Теперь слух о злыднях прошел далеко, так и там тоже заволновались. Дальше пусть мой товарищ скажет.

Позади Месяца встал со скамьи боярин Тур, по прозвищу Горох. На его лице красовались с полтора десятка больших бородавок, круглых как горошины.

– Светлые князь с княгиней, и честный совет! – сказал Горох – Я в Храбров приехал к самому сбору войска, приехал из Честова. Народ там гудит. Тамошний воевода передал всем приказ великого князя – всем быть готовыми по первому зову идти за Хребет, а на войну с каганом никому не уходить. Но люди открыто спорят – и бояре, и простые граждане – против кого сейчас надо им воевать, против короля или против кагана. Говорят, что нельзя идти воевать за Горы, когда злыдни – худшие наши враги, тут как тут, да еще с ыканским войском. Нельзя ли нам дать ход этим разговорам, и получить помощь от честовцев?

– Это к нашей пользе! – сказал Волкодав – Нам нельзя от такой помощи отказываться!

Тут встал, прося, а по взгляду – требуя слова, важный боярин Скала.

– Говори, Скала. – сказала Стройна.

– Скажу, светлая княгиня! – загремел и разлетелся эхом в коридорах низкий громкий голос вельможи – О чем тут речь идет! В Честове пошло шатание, неразумные люди хотят пойти против великокняжеского приказа, оставить службу, в которой клялись! А здесь, кажется, этому только и рады!

Месяц, и еще несколько бояр стояли, прося слова, но повинуясь приказу княгини, никто не раскрывал рта. Встал даже неповоротливый Волкодав, которому обычно позволительно было лишь поднять руку.

Скала продолжал:

– Если честовцы сделают, как вы здесь говорите, то испытают на себе гнев великого князя! И тот, кто войдет с ними в сговор, тоже его не избежит! Для чего, вам это, скажите? Чего испугались? Ыкуны пошумят и уйдут, как бывало всегда – Струг им никак не взять! то, что Каиль пала – еще большой вопрос, об этом нет достоверных вестей. А если действительно Каиль взята и разорена, то изменой великому князю города не вернуть! Ыкуны сегодня пришли, завтра вернутся в свое поле, а вы останетесь, и будете держать ответ перед Львом! А насчет злыдней, что будто бы ведут на нас ыканцев – так кто их видел? Мертвыми – да! Я сам их видел мертвыми пять лет назад, в Стреженске – и их, и Ясноока, а кто их живыми видел? Те безумные, что бегут в город с каильской стороны? Так они от страха не живы, не мертвы, и от собственной тени шарахаются, им за каждой копной мерещится по дюжине злыдней! Вон, допрашивали таких у восходных ворот! Или те бродяги, что по дороге пристали к светлому князю – может быть, они злыдней живьем видели?! Сами бегут с княжеской службы, а чтоб за это оправдаться, метут здесь языками! А что могут этим весь подвести край под беду, им плевать! Из-за них, что ли, хотите пойти против Стреженска и против великого князя!

Теперь уже Коршуна едва удержали под руки Рассветник и подоспевший боярин из верхнесольских.

– Убью... – только и можно было разобрать из всего рычания, скрипа зубов и фыркания, с которым Коршун кропил все вокруг брызгами слюны. Зал снова взорвался криками и руганью.

– Тихо! Всем на места! – снова орал Волкодав, что было голоса.

– А с тобой, Коршун, разговор будет особый! – сквозь общий рев гремел голос Скалы – Я Льву сегодня же напишу, где ты пасешься, и к чему пристал! А потом лично тебя в колодках поведу в Стреженск!

Коршун не унимался, держал его уже трое, двое за руки, один – сзади поперек туловища, но он, будто совсем собой не владея, все силился вырваться и добраться до хранителя рода.

Смирнонрав встал с места, и подойдя к Коршуну, прокричал ему в лицо:

– Коршун, уймись!

– Светлый князь... – прорычал Коршун

– Уймись, говорю, и выйди вон!

Богатырь замер.

– Успокойся, брат! – сказал ему Рассветник, обхватив шею Коршуна локтем – Выйди по добру-по здорову, не нарушай порядок!

От слов князя и названного брата Коршун, кажется, немного пришел в себя. Он заправился, стряхнул со своих плеч руки верхнесольца и зашагал к дверям. Все уселись на места. Гомон в зале затих.

– Кто хочет слово взять? – снова спросила княгиня. Голос ее уже не был таким спокойным, стал чуть тише и начала звучать в нем стиснутая злость. – Говори ты, Мореход, и без обращений пока давайте, господа, а сразу к делу.

– Тут господин хранитель рода сказал, – начал наместник закатной стороны – что если мы призовем на помощь честовцев, то ответим за это перед великим князем. Наверное, так и есть. Поэтому надо думать, господа, что для нас опаснее: Если ыканцы придут, и оставят от Струга-Миротворова пепелище, то пусть тогда Лев спрашивает с углей за ослушание, нам от этого уже не холодно, не жарко. Надо город защищать – кем можем, и чем можем. Стреженск далеко, а Дикое Поле – уже и не за плетнем, а стоит у самых дверей!

– Стреженск далеко, да... – загудел было с места Скала, но тут же его оборвала Стройна.

– Молчи, боярин! Совет для тебе закончен, встань и выйди вон! Бобр! Возьми двух отроков, и проводи боярина в покои. Да смотри, чтобы они с тем, первым, не сцепились за дверями!

Скала не стал дожидаться, пока его возьмут под стражу, встал, и двинулся вслед за Коршуном. В дверях великан остановился, и в пол-оборота поглядев на Стройну со Смирнонравом, на Волкодава, на Месяца, и Рассветника, которого уже успел приметить, прорычал:

– Стреженск далеко, но руки у него длинные! Мало вас при Светлом поучили, не пришлось бы переучивать!

И вышел, наклонившись в слишком низком проеме дверей. За ним последовали Бобр и стража.

Вокодав взял слово, и заговорил:

– Мореход прав, тут спорить не о чем. Сейчас нам надо ыкунов бояться, их отобьем – тогда уже можно будет бояться великого князя. А если ыкуны поснимают с нас головы, то и князь нам не страшен.

– Что предлагаешь? – спросила Стройна.

– Послать в Честов гонцов. И не к воеводе, а прямо к большим боярам. Сообщить все, как есть.и просить помощи.

Месяц попросил слова.

– Позвольте тогда отправить в Храбров послом Тура! Он только что оттуда и много там жил, у него в Храброве и родня, и много знакомых среди больших бояр. Никто в этом собрании не знает тамошних людей, и всего положения, так, как он.

Горох встал и поклонился совету.

– Добро. – сказала княгиня – Пусть поезжает сегодня же.

– И в Пятиградье пошлем людей – сказал с места Смирнонрав – Там Затворника и позорные годы тоже хорошо помнят. Едва мы там появились, и сказали, куда идем – к нам сразу присоединилось полсотни людей, а ведь мы не с тем шли, чтобы там набирать подмогу, и не задерживались.а если напрямую объявим, кто здесь объявились, в Степном уделе, и попросим помощи, то еще больше придут. Надо к уннаяка послать.

– И про наших не забывай, светлый князь! – сказал, поднявшись, тот верхнесольский боярин, что помогал Рассветнику удержать Коршуна – наши тоже здесь есть, а будет от вас зов, и будет срок – так еще соберутся!

Поднял руку Волкодав и заговорил с места:

– Это все хорошо. Пусть все так – будет нам подкрепление и из Честова, и из Пятиградья, и от верхнесольцев. Дождемся и Кречета с его стреженцами. Но когда, господа совет? До Честова далеко, до Пятиградья – того больше. Многие недели пройдут, пока гонцы туда доскачут, пока там люди расшевелятся, соберутся в дорогу, пока выберут, кому быть вожаками, а только тогда – в поход, это тоже время, и немалое – а наши дни посчитаны по пальцам! А ыканцы уже под Черновым Городищем, в переходе от наших пригородов...

– Что предлагаешь? – спросила княгиня.

– А вот, что: Первое наше дело – собирать войска в Струге, откуда можем, и готовить город к обороне, это понятно. Второе дело – задержать приход табунщиков к городу. Если сама Каиль уже пала, то города между Каилью и Каяло-Брежицком степняков тем более надолго не задержат. Надо нам выходить в поле. Но не как вышел Мудрый – явно, большим войском, а тайно, и малым полком. Людей взять поменьше, но самых отчаянных, а коней – побольше и самых резвых, чтобы мы, как ыканцы, могли ударить, и тут же унестись. Нападать на их легкие отряды, на разведку, на охранения. Ударили – и отошли подальше. Если удастся в лагере под каким-нибудь городом ыкунов застать – опять же в их лагере навести шороху. Но опять же – навести, и уйти, пока степняки не хватятся. Так можем их сильно задержать. Была бы удача.

Совет затих. Бояре думали, кто-то перешептывался вполголоса.

– Что скажете, господа? – спросила Стройна – Воевода дело говорит?

– Дело. – ответил Смрнонрав.

– Дело, светлая княгиня! – ответил Месяц, вскочив с места, и не дождавшись разрешения говорить – Кочевникам только и надо, чтобы мы сидели взаперти, как медведи по своим логовищам. Так им нас травить куда как удобно, каждого из берлоги вынимать поодиночке! Они думают, что всех до одного воинов в краю перебили, а кого не убили, того запугали до смерти. Им и в голову не придет, что мы теперь решимся выйти в поле.

– Ыкунам, может, и не придет в голову ждать от нас нападения. – сказал, дождавшись слова, один из бояр со стороны Морехода – А злыдни? Если они, и правда, те самые злыдни, то с ними как быть? От них, наверное, так просто не спрячешься, и не убежишь?

Поднялся Рассветник.

– Говори! – сказал князь. – Только подожди, не все в совете тебя знают! – сказал Смирнонрав, и встав, продолжил – Господа! Кто со мной пришел из Засемьдырска, те этого человека знают, знают и его учителя, Старшего! А кто не знает, тот будет знать: это Старший, а ни кто иной, в день, когда закончились Позорные Годы, спустился в Стреженске в логово Ясноока, сразился с ним и победил! Ни мой отец, князь Светлый, ни Лев, а именно Старший – мудрец с Белой Горы! Я при этом не был, но все доподлинно знаю, готов в этом поклясться! А кто не верит моему слову, то на Струге есть целых два человека, которые все видели своими глазами, потому что сами, со Страшим и с отцом, спускались в нору затворника! Оба – дружинники Светлого и Льва. Жаль, обоих пришлось вывести. Велеть позвать их обратно, чтобы они перед всеми вами подтвердили мои слова? Что скажете?

Звать свидетелей не потребовал никто. Люди по всем сторон кивали головами, и говорили, что свидетели к слову Смирнонава не прибавят правды.

– Одного твоего слова нам хватит! Ничего больше не надо! – сказал во всеуслышание Волкодав – Так, бояре?

– Так, воевода! – прокричал Мореход среди общего гула – Так, светлый князь!

– Кому нам и верить, как не тебе, князь! – крикнул Месяц.

– Так! Так! – кричали все.

Смирнонрав поднял правую руку, призывая к тишине:

– А раз так, господа, раз верите мне, то верьте и этому человеку! Говори, Рассветник!

– Добрые люди! – заговорил витязь – То, что ыкунов на Каяло-Брежицк ведут злыдни – это правда. В этом давно нет сомнений. То, что от них не так просто спрятаться – тоже правда, так и есть! Их колдовской взгляд много видит – но не все. И укрыться от него тоже можно. И если решите идти в поле, то я сам с вами пойду, и во всем, чем смогу, буду помогать. Перехитрим их как-нибудь. Злыдни и их хозяин, кто бы он ни был, будут нам тьмой застилать глаза, а мы их будем белым светом слепить! А если удастся обмануть самих мар, то ыкунов тем более обманем! Я так считаю, они сейчас собственной головой совсем не думают, а полагаются только на своих полководцев, на их хитрость и власть. И в этом – их слабость, а наша большая сила и надежда. Думаю, сможем с ними справиться. Надо попробовать.

Рассветник сел на место.

– Так что, господа совет? – спросила Стройна – Что решим в конце концов?

– Надо делать, как сказали. – ответил Смирнонрав – Пойдем малым полком в поле. Надо решить – кто, когда пойдет.

Месяц попросил слова.

– Идти надо, и как можно скорее. Мои люди вчера с дороги, но они не так быстро шли, чтобы кони выбились из сил, найдем и людей, и коней, сколько надо.

– Сам пойдешь вторым воеводой. – сказала Стройна – Мой приказ.

– Благодарю за честь, светлая княгиня! – ответил Месяц, и земно поклонился княгине, словно она отправляла его на какую-то почетную службу, а не на самое трудное и опасное дело.

– Кого назначим первым воеводой? – спросила Стройна.

– Я и пойду. – сказал князь.

– Ты? – переспросила Стройна, удивленно посмотрев на деверя – Сам пойдешь в тайный поход?

– Тайный поход – все тот же поход. Княжеской чести никакого ущерба в нем не может быть. Моих людей, которые сюда шли с Засемьдырья, я не оставлю без дела, и сам пойду с ними.

– А город? – спросил Волкодав.

– Город пусть на княгине остается, как приказал брат, уходя. И ты, Волкодав, как прежде, будешь ей за советника. Правда, я не знаю путей по вашей стране, но проводников, уж наверное, в Струге найдем. И что Месяц будет у меня вторым воеводой, думаю, тоже к добру.

Княгиня, кажется, чуть озадачилась этим скорым решением Смирнонрава, (не так сгоряча ушел в поход Мудрый, долго готовился и обдумывал все, а пропал ни за что) но отговаривать не стала.

– Делай, светлый князь! – сказала она те слова, что слышал от нее еще муж – Как решил, делай! Все, что есть в городе – тебе в помощь!

Совещались еще долго. Решали, скольких людей брать в поход, кого ставить над ними начальниками. Смирнонрав настоял взять в полк всех воинов, что он привел в город, все сто двадцать человек, весь отряд, с которым шел из Засемьдырска, и всех, кто присоединился к нему в Пятиградье и Верхнесольске. Лихой тоже вызвался сопровождать князя в походе.

Еще сотню решили отобрать с Каяло-Брежицка, и две сотни – из храбровских бояр. Итого четыреста с небольшим. На большее не хватило бы годных коней.

– Четырехконно надо идти, а еще лучше было бы – пятиконно. – говорил Волкодав – Иначе в скорости с табунщиками никак нельзя поспорить. Они если одвуконь если идут, то только самой большой ордой. А все легкие отряды, разъезды и охрана – трехконно, не меньше!

Думали, сколько наберется лошадей, посылали даже считать в конюшнях по головам, прикидывали, сколько необходимо оставить в городе – в том числе, и на тот крайний случай, если малый полк в Каяло-Брежицк не вернется. В конце концов постановили: отправить в тайный поход четыре сотни всадников при шестнадцати сотнях лошадей.