412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Плотников » Всадник Ветра (СИ) » Текст книги (страница 8)
Всадник Ветра (СИ)
  • Текст добавлен: 17 июля 2025, 20:57

Текст книги "Всадник Ветра (СИ)"


Автор книги: Сергей Плотников


Соавторы: Варвара Мадоши
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

– Алеша! Ты же разумный мальчик. А что если Фоке Фокичу, – так звали водителя, – придется резко повернуть? Ты же свалишься на меня и помнешь мне платье. Или стукнешься головой.

– Извини, мам, – Алёшка снова плюхнулся рядом с ней на сиденье. – Но там за нами Бастрыкины едут! Мне их машинка нравится! У них ведь такая же модель, как наша, только еще лучше, да?

– Да, у них удлиненная премиум-сборка, – мама улыбнулась. – Только это не их, а служебная. Послу Ордена в Истрелии полагается самая красивая машина, чтобы производить впечатление.

– А почему мы с ними сегодня не поехали? Без папы и без дяди Коли мы бы как раз влезли!

– Потому что папа и дядя Коля поедут с нами на обратном пути, и еще дяди Колин секретарь и охрана. А с ними вместе нам всем даже в премиум-сборке места не хватит.

Вообще-то, припомнил Аркадий, охранник ехал в машине с тетей Аней и Мишей даже сейчас – но один. А у них в машине охраны не было. Зачем? Их папа, командор Андрей Весёлов, занимал должность не посла, а всего только военного атташе. Тоже высокий пост, но далеко не такой статусный. Маловероятно, что на них нападут. Да и на дядю Колю нападут вряд ли, это все-таки столица Истрелии, а не дикие земли Болоса! И уж тем более вряд ли кому-то придет в голову обижать их жен и детей. Просто охрана полагается по штатному расписанию.

Накануне папа позвонил и сказал маме, что задерживается, ночевать на дачу не приедет, только машину пошлет, и чтобы она завтра ехала на благотворительный детский утренник в Госпиталь Ордена сама вместе с детьми, а он доберется туда своим ходом, из посольства. Заодно он попросил передать то же тете Ане, поскольку на их даче сломан телефон, и мама послала с этими сведениями как раз Аркадия. Что там идти-то, через дырку в живой изгороди, которую садовник не заметил!

Аркадий прилип к окну. Ему нравились окрестности Истры – куда больше, чем сам город, слишком шумный и загазованный. То ли дело Лиманион, куда отец возил их на каникулы в прошлом году! Пусть злые языки говорят, что столица Ордена больше похожа на большую деревню, и что в целом орденцы слишком бедны, чтобы покупать много автомобилей, потому что держат слишком большую армию, – Аркадию именно это и понравилось. Просторный, старинный Лиманион был словно создан для пеших прогулок. Аркадий уже успел помечтать, что когда-нибудь приедет туда жить и обойдет своими ногами каждую улочку, особенно ведущие к морю. А в Истре, вроде бы даже более древней, каждый клочок земли настолько дорог, что во всем городе, кроме исторического центра с его Сквером Великого Дуба, почти нет ни парков, ни даже банальных деревьев, под которыми можно посидеть на лавочке! Это город не для того, чтобы по нему гулять, а чтобы нестись на автомобиле или в крайнем случае на велосипеде из одной точки в другую.

Но почему-то вместо любования живописными деревушками и оливковыми рощами Аркадий вдруг задумался о Серпе.

Честно говоря, Серп иногда являлся в его мысли самым неожиданным образом, как не отгоняй.

Впервые Серп появился у него почти год назад, как раз на каникулах в Лиманионе. Аркадий просто нашел его на пляже. Подумал – ого, кто-то такую красивую вещь обронил, музейная, должно быть! Надо подобрать и отнести в полицию. Но едва его пальцы сомкнулись на черной с позолотой рукояти, как Аркадий без тени сомнения ощутил: он держит предмет-компаньон.

Древнее Благословение-Проклятье предлагало ему стать мальчиком-волшебником!

Первой реакцией Аркадия был страх. Даже не так – ужас. Нельзя жить в семье полного командора Ордена и не понимать, что такое дети-волшебники и как тяжело им приходится! Потом – облегчение. Ведь Проклятье только предложило ему, не инициировало сразу же, стоило взять Серп в руку. Третьим – стыд. Что же, он избегает этой почетной обязанности – защищать их мир? Конечно, последние лет пять, когда Ордену удалось поставить Искровые башни в достаточном количестве, нападения Тварей стали все чаще отражать регулярные войска, но Искровые башни – технология относительно новая, еще не очень стабильная. Дети-волшебники нужны! И у них высокая убыль: они часто гибнут в бою, еще чаще нарушают гиасы-запреты, случайно или по недомыслию, после чего исчезают… Имеет ли он право уклониться от призыва?

Да и семейные обстоятельства у Аркадия лучше, чем у многих. У него есть два брата – значит, родители не так сильно расстроятся, если он не сможет жить дома. Кроме того, его мама и отец оба всегда воспитывали в нем чувство долга. Они поймут, почему он должен был так поступить…

Но в том-то и дело, что Аркадию очень сильно не хотелось так поступать! Он мечтал о совсем другом будущем для себя! Он мечтал, что пойдет служить – как папа, как старший брат Саша, только с уклоном в военную науку. Разве он не сможет принести больше пользы стране и миру, если займется атомной энергетикой или теми же Искровыми технологиями?

А если уж совсем начистоту, была одна девочка, которая ему нравилась – тоже познакомились в Лиманионе в прошлом году и переписывались…

Но, может быть, это как раз тот выбор, о котором предупреждают книги? Что если выбрать неправильно, потому всю жизнь будешь жалеть о своем малодушии? Или вообще станешь плохим человеком?

От этих мыслей он ничуть не удивился, что Серп вдруг появился рядом с ним на автомобильном сиденье. Аркадий подчеркнуто его проигнорировал. Если он правильно сосчитал – а Аркадий почти никогда не ошибался в цифрах – у него оставалось еще два с половиной месяца, чтобы принять окончательное решение. Даже если в итоге он согласится стать солдатом Проклятия, а не Ордена, то все равно не хотел жертвовать этими месяцами с мамой, папой, другом Мишкой и даже вредным мелюзгой Алёшкой!

– Фока Фокич, – вдруг сказала мама будничным тоном, – мне кажется, или вон та темно-зеленая китра следует за нами, как приклеенная?

– Кажется, да, Майя Мироновна, я и сам думаю, – ответил водитель. – За нами или за Бастрыкиными.

Аркадий знал, что «китра» – одна из истрелийских марок автомобилей. Это небольшие машинки эконом-класса, не требовательные к бензину и не слишком быстрые. Как она может держаться вровень с их арибаллом – большим и мощным?

– Ой, мама, они шпионы⁈ – обрадовался Алёшка.

– Нет, милый, я думаю, журналисты, – сказала мама, поджав губы. – Самый гнусный сорт падальщиков.

В этот момент что-то негромко хлопнуло, машина резко вильнула. Аркадий в шоке увидел, как по лобовому стеклу расползается красная клякса, а Фока Фокич заваливается боком на сиденье.

Он даже не понял еще, что произошло, а мама уже крикнула:

– Аркадий, держи Лёшку!

Сама она полезла через переднее сиденье – в арибалле это сплошной диванчик – не заботясь больше о своих юбках, и одновременно держась одной за руль, чтобы выровнять машину.

«Нужно взять Серп!» – мелькнула у Аркадия мысль. И тут же другая: «А смысл? Фокича не оживишь, у детей-волшебников нет лечебной магии…»

Он схватил в объятия Алешку, который, кажется, понял еще меньше, чем Аркадий, и только удивленно моргал.

Вот мама упала на место водителя, бесцеремонно оттолкнув безвольное тело, и машина…

…подпрыгнула в воздух, одновременно переворачиваясь.

Все закрутилось у Аркадия перед глазами, он больно ударился головой, локтем, коленом. Алёшка завыл и заревел, и все, что Аркадий мог, это крепко держать брата, чтобы и тот не стукнулся головой. А потом машина замерла.

– Мама? Мама! Ма-амочка!

Это выл Алёшка. У Аркадия звенело в голове, но этот вопль он, тем не менее, расслышал. Кое-как Аркадий выбрался из щели между потолком и спинкой сиденья, куда завалился. Голова раскалывалась от боли, перед глазами плыло. Тем не менее он ясно разобрал мамино лицо. Мама лежала поверх Фоки Фокича, который лежал на оказавшемся снизу окне – машина встала на бок. Половина лица Майи Весёловой была залита кровью, вместо одного глаза – что-то очень непонятное, кровавое. Ее белые-белые губы, неожиданно бесцветные на таком же белом лице, что-то шептали. А потом перестали шептать, лицо остановилось, сделалось пустым. Мертвым.

Аркадий с ужасом понял, что это только что умерла его мама. Рядом безутешно воет его младший братишка. И все потому, что он вовремя не взял в руки Серп!

В следующий момент Аркадий уже держал предмет-компаньон за узорчатую рукоять. А еще через секунду знал, что серп на самом деле зовут Смеющийся Жнец, что он может управлять воздухом, что он готов подарить Аркадию вечную юность, боевую мощь и десяток заклятий – если Аркадий, конечно, согласится!

И Аркадий согласился.

Боль ушла сразу, как выключили. Перед глазами прояснилось. Все стало просто и ясно. Алёшка продолжал выть.

– Тихо! – сказал ему Аркадий. – Мама ранена, видишь? Нельзя шуметь!

– Мама уме-е-ерла-а! – застонал Алёшка. – Не ври-и!

Ну да, мелюзга-то он мелюзга, но не совсем уж. Не четыре года, все-таки шесть с половиной, почти семь. Осенью в школу. Что такое смерть, он уже знал: зимой умерла их любимая кошка Муська.

Аркадий сжал зубы.

– Так будь мужчиной! Маму убили. Мы должны за нее отомстить. И за Фокича тоже.

Это внезапно подействовало. Алёшка замолчал и уставился на Аркадия, сглатывая.

– Смотри, – Аркадий показал ему Смеющегося Жнеца, теперь видимого всем. – Я только что стал мальчиком-волшебником. Это мой предмет-компаньон. Мне нужно, чтобы ты сидел тихо и не привлекал внимания. Сейчас я выберусь и посмотрю, кто на нас напал.

– И всех убьешь? – спросил Алёшка, командорский сын.

– И всех убью, – кивнул Аркадий, его старший брат.

В два движения Аркадий высадил ботинком стекло, оказавшееся сверху. Выбрался сам. Оглядел автомобиль. Колеса не крутились, двигатель заглох. Повреждения не такие уж серьезные, не взорвется, не в кино. Алёшка здесь в относительной безопасности, если не полезет наружу.

Аркадий обернулся к шоссе. Огромный, сияющий черным лаком автомобиль посла стоял у обочины, дверцы широко распахнутыми. У заднего колеса кулем валялся мужчина в костюме – декарх Ларионов. Двое мужчин в неприметной одежде вытаскивали с заднего сиденья мальчишку, тот брыкался – это Мишка. Рядом еще один держал, заломив ей руку, женщину в пышном бежевом платье, вроде маминого, с мешком на голове – тетя Аня. Платье то самое, что она вчера забрала от портнихи, Аркадий его мельком видел, когда прибегал к ним вечером.

Похищение семьи посла, ясно. В их машину выстрелили, просто чтобы заставить водителя и охрану Бастрыкиных остановиться. Маму и Фоку Фокича убили ради этого.

Аркадий метнулся вперед.

Кажется, по нему стреляли, он не отследил. Зато знал точно: они не успели, а он успел. Он теперь всегда собирался… Успевать.

Смеющийся Жнец отлично подходил для того, чтобы перерезать людям глотки. Кто бы мог подумать!

Глава 12

Чтобы успеть в Лиманион к следующему утру, у меня было два варианта: либо сесть на поезд в ночь, либо попросить Лошадок подкинуть меня утром, переночевав в нашем замке.

Естественно, когда девчонки выбрали второе.

– Давно хотела слетать в Лиманион! – воскликнула Ксения. – Ни разу пока не была.

– А я там выросла, – с ностальгической улыбкой сказала Рина. – В смысле, мы там жили с моих четырех лет, я раньше себя не помню. С удовольствием снова погуляю!

– Я тоже, – кивнула Левкиппа. – Так-то я уже во все мировые столицы слетала, но одно дело одна, а другое дело с друзьями!

Ну да, Лёвка ведь, насколько я понял, дольше всего из нас была волшебницей и успела выполнить «культурную программу» большинства активных узников Проклятья. Которая, как правило, состояла во всевозможных путешествиях и развлечениях, просмотре сериалов допоздна и тому подобном.

Меланиппа и Ксантиппа тоже высказались за. Ксантиппа в Лиманионе бывала несколько лет назад, с родителями, а Лана не бывала вовсе. Она стала девочкой-волшебницей всего год назад и до встречи с Лошадками чувствовала себя слишком неуверенно, чтобы летать с визитами в большие города, больше по Убежищам сидела.

Вечер после тренировки в Замке провели дружно: играли в домино, в карты и травили анекдоты. После недавнего вечера откровений, когда девчонки рассказывали о себе, больше как-то о серьезных вещах трепаться не хотелось. Расходились спать все тоже в хорошем настроении, поэтому, когда я среди ночи рывком проснулся от того, что услышал всхлипы, то очень удивился.

Плакали… Плакали снаружи, за каменной стеной башни! Точнее, прямо за заколоченным прессованной фанерой окном.

Бормоча и поругиваясь про себя, я вышел из своей отгороженной деревянной переборкой спальни в будущую «штабную комнату». Здесь мы еще ничего не успели сделать, только сколотили на скорую руку стол, поскольку я заявил, что он нам нужен. Даже не стол скорее, а верстак. Стены тоже не красили, занятые водопроводом.

Зато девчонки еще до меня восстановили старинную дверь, ведущую со второго яруса прямо на стену. Правильно мыслили: запасной выход может потребоваться в самых разных ситуациях!

Сейчас он мне потребовался, чтобы проверить, кто там горько плачет прямо у меня над ухом, спать не дает.

Ночью стена старинной крепости выглядела очаровательно: белые шапки сугробов, блестящие под луной, превосходный вид на узкую долину Ихоса… Ясное от мороза небо сверкало множеством звезд – самая романтичная обстановка! Но я быстро понял, что у девочки, сидящей на парапете башни, вовсе не романтика на уме. Плакала она… Не романтично совсем. Сдавленно, со всхлипами глотая воздух. В таком плаче чувствуется отчаяние.

– Ксюш, ты чего? – сказал я, подходя к ней.

Она вздрогнула и резко ко мне обернулась.

– Кир⁈ Ты… Ты как… – она оглянулась, увидела у себя за спиной стену башни с заколоченным окном и сообразила. – Я прямо у твоей спальни реветь уселась, да?.. Прости-прости-прости! Я не наро-очно! – тут она заревела снова.

– Да что случилось-то? – мне очень не хотелось садиться рядом с ней на холодный выщербленный зубец стены и вникать в ее проблемы. Неудивительно, что именно это я и сделал: уселся и спросил. – Вечером же все хорошо было!

– Да-а! – заплакала она еще горше. – У вас… У всех хорошо! А я!.. Так, сбоку припека! Зачем я вообще нужна⁈

– Чего⁈ – я даже не понял.

– Думаешь, я не понимаю? – Ксения заговорила быстро и зло, размазывая слезы по щекам. – Я у вас одна… Девочка с комплексами! Ладно, у Груни еще дурацкие родители, но они прямо почти настоящие злодеи, это все-таки немножко прикольно, и только у меня – такие… Противные! Абьюзили меня, ругались все время! И я из-за этого все хочу, чтобы меня все любили, и набиваюсь на это, а толку чуть, и всем только досадно, потому что меня не за что любить! – тут она заговорила уже совсем-совсем быстро, так, что у меня даже слова не получилось бы вставить при всем желании. – Саня культурная и умная, Лёвка почти как взрослая и кучу всего умеет, Груня – это Груня… Даже Лана милая и ее все любят! А я⁈ Я же знаю, что я самая грубая, и книжек меньше всего читала, и в школе у меня тройки были… Вроде атаки у меня самые мощные – но бесполе-е-зные!!! Особенно теперь! У тебя-то мощнее! А по скорости я ото всех отстаю! И сегодня на тренировке с Сапсанами спорила как ду-ура!

– С чего ты взяла, что у тебя одной дурацкие родители? – спросил я первое, что пришло в голову.

– А что, нет? – она агрессивно вытерла слезы и шмыгнула носом.

– Мой отец только с вами милашка. Со мной он знаешь каким был? Хуже Твари!

– Да не может быть, – не поверила Ксюша. – Мастер Пантелеймон-то?

– Серьезно! Он меня готовить заставлял и попрекал, что я много денег трачу на продукты. И говорил, что я бездельник, а сам целыми днями за компом сидел!

– Че, правда? – снова переспросила Ксения.

– Правда-правда… – я уже пожалел, что ляпнул это: им же все-таки еще у отца платья забирать.

– Ты же готовить не умеешь! – засмеялась Ксения. – Один раз только эти… Ну как их… На молоке сделал! И то их Саня спасла, а то бы они у тебя подгорели.

– Ну сделал же! И яичницу пожарить могу, макароны там сварить, сосиски… Слушай, вот, ты говоришь, что ты бесполезная и ничего не знаешь – но ты уже готовишь лучше Агриппины.

– Кто угодно готовит лучше Агриппины!

– И эту крепость ты нашла! Без тебя бы…

– Ну да, но сюда зато продукты далеко носить! Саня постоянно из-за этого ворчит! И вообще, мало ли, что один раз было, поблагодарили – и забыли!

Ого, какой взрослый подход! Даже не ожидал такого понимания жизни от условно маленькой девочки. Обычно-то и куда более взрослые люди пытаются требовать от других благодарности за давно совершенные деяния, и то, что «оказанная услуга услугой не считается» доходит только до индивидов с обогащенной биографией.

Пораскинув мозгами, я выдал:

– Зато ты мебель вон как быстро научилась делать! Очень красиво у тебя выходит.

– Это не боевой навык, – стояла на своем уничижении Ксения.

– Ну слушай, ты только что, когда про девчонок говорила, тоже не про боевые навыки рассказывала! А про бой… Мы ведь только учимся. Смешно приходить в школу в первый класс и страдать, что ты не профессор математики!

– Ну да-а… Я уже больше года девочка-волшебница! Могла бы и научиться чему-то!

– Вот именно, – авторитетно сказал я. – Ты всего лишь немного больше года девочка-волшебница! За это время ты победила несколько монстров, нашла крутых товарищей и даже учишься современному бою у настоящих спецназовцев! Разве это бесполезная?

– Все равно… – упрямо проговорила Ксения. – По сравнению с другими… Я как будто зря свою жизнь прожила! Ничему не научилась.

Я еле сдержал смешок.

– Знаешь, если ты чувствуешь, что зря прожила свою жизнь в двенадцать – это, наоборот, клево. У тебя куча времени, чтобы сделать все, что хочешь, и научиться чему угодно. Вот когда ты так чувствуешь в почти что семьдесят… – я сделал паузу, стараясь подобрать слова, адекватные своим воспоминаниям. – Скажем так, есть ощущения похуже, но их не так уж много.

– А ты как будто на опыте, – буркнула Ксения.

– Считай, что на опыте. Видел своими глазами.

Ксения вздохнула.

– Но мне-то никогда не будет семьдесят! Мне всегда будет двенадцать.

Я не стал говорить что-нибудь пафосное из серии: «Будет! Я об этом позабочусь!» Тем более, что прозвучало бы двусмысленно и неуместно. Ксения хотела совсем другого утешения. И я сказал:

– Ну так это же хорошо. Значит, у тебя всегда будет масса времени. Дети-волшебники меняются и накапливают жизненный опыт, как и любые другие люди. И все тебя любят, не переживай. Мы же отряд. Ты ведь чувствуешь, что у нас нет к тебе неприязни?

Ксения неуверенно кивнула.

– Но… Но я все равно чувствую себя немного чужой. У меня даже имя не лошадиное!

– Что? – не понял я.

– Ну, у всех девчонок лошадиные имена! Приручающая лошадей, Белая лошадь, Черная Лошадь, Рыжая лошадь… И только у меня – Ксения! Гостья[1].

– Да нормально лошадиное у тебя имя, еще и побольше других лошадиное! – сказал я, не подумав. Культурные ассоциации из другого мира сыграли со мной злую шутку.

– Почему это? – удивилась Ксения.

Пришлось выкручиваться.

– Ну как же? Ты историю учила? Ксен – это не просто гость, это «чужестранец, пользующийся защитой закона», то есть не какой-то бродяга, а заезжий богач или купец. А купцы в древние времена приезжали на чем? На лошадях! Это беднота всякая пешком ходила. Так что говоришь «гость», подразумеваешь – «всадник». Ты, считай, тоже всадница!

Вот этот наскоро придуманный бред, как ни странно, действительно ее успокоил! Тайна женской души, блин.

* * *

Несмотря на ночные разговоры по душам, я отлично выспался и проснулся бодрым и свежим в намеченные четыре пополуночи. Когда я спустился вниз, девчонки уже тоже, позевывая, вылезали из уютных кроваток – никто не канючил, не просил доспать и не предлагал отложить полет. Не зря я им вчера втирал, как важно быть в столице вовремя! Кобылотрона мы тоже собрали безо всяких проблем. А вот добраться до Лиманиона оказалось сложнее, чем я думал (точнее, не-думал) – карты-то нужного масштаба я не припас! И, естественно, после одного полета над облаками дороги тоже не запомнил.

– Да что тут мучиться-то? – спросила Агриппина. – Нужно лететь на чистый юг, мимо моря не пролетим! А там по очертанию берега я город-то найду.

Тут я пожалел, что не сделал выбор в пользу поезда. Вот доберемся только к обеду и окажется, что больше времени мне уделить не могут – будет весело. Аркадий и так выглядит так, будто не сегодня-завтра помрет, кто знает, представится ли другой случай поучиться магии?

Вылетели мы совсем еще ночью, в пять утра, когда снег от мороза казался зеленоватым. Юг – это зимой в наших широтах навстречу солнцу: мы добрались до Лиманиона, когда еще и восьми не было. У нас в горах в это время солнце только-только начинает окрашивать в розовый самые высокие вершины, а в долины день приходит чуть ли не к десяти. Здесь же, у моря, уже царили розово-голубые сумерки, которые чрезвычайно шли нашей старо-молодой столице.

– Ой, как красиво! – воскликнула Ксения, совсем забывшая ночные страдания.

Мы уже разбили свой полетный ордер – хотя я подозреваю, что в этот-то раз нас радары срисовали, ну ладно, лишь бы никто из военных при нас не заржал – и летели бок о бок, неспешно (ну, для девочек неспешно, я-то полностью выкладывался), однако слышали друг друга прекрасно.

– Вот неудачно, что сегодня понедельник, половина музеев закрыта, – посетовала Агриппина.

– Так пойдемте на пляж, – предложила Левкиппа.

– Сказанула! – воскликнула Ксения. – Что там делать – зима же!

– Но ведь мы не мерзнем, – логично заметила Ксантиппа. – Что нам мешает искупаться? Только надо зайти в какой-нибудь магазин, взять купальники…

– Я буду стесняться! – пискнула Меланиппа.

– Кого стесняться? Зимой на пляже никого нет! И мы такой найдем, чтобы из окружающих домов видно не было, – это Левкиппа.

– Ну тогда ладно… Только давайте еще мячик возьмем и в пляжный волейбол поиграем!

– А давайте!

– И в теннис!

Я почти пожалел, что вместо того, чтобы лететь с ними на пляж, отправляюсь в военный госпиталь. Будь они не маленькими девочками, а взрослыми девушками, и имейся у меня рабочее либидо, чтобы оценить зрелище по достоинству, то пожалел бы совсем.

В общем, мы с девчонками расстались, договорившись встретиться в пять вечера у Зала Тысячи Колонн. Ну или созвониться раньше: я записал номер телефона Ксантиппы и пообещал, что одолжу у кого-нибудь аппарат и позвоню. На самом деле, хватит мне уже миндальничать, давно пора в пару к коммуникатору и обычный телефон завести! Очень сильно упростит связь. А с другой стороны… Если подумать, то в горах-то он все равно ловить не будет, а в города я не так уж часто залетаю.

Ладно, подумать надо. Можно же вообще заскочить в мой прежний дом и взять старый мобильник. Я не сомневался, что он все так же лежит у меня в комнате, примерно там, где я его оставил.

Пролетев над госпиталем, я засомневался – с крыши, на вертолетной площадке опять приземляться или просто с парадного входа зайти? Как меня ждут-то? Решил все-таки с парадного, чтобы никого не напрягать – мало ли, сигнализация какая-нибудь сработает.

И тут же понял свою ошибку: огромный, отделанный мрамором холл бурлил, как бурлит любая зона любой больницы в самые что ни на есть рабочие часы (утром больше всего поступлений). Я уж было решил, что мне придется стоять очередь в регистратуру минут на двадцать, как обычному посетителю, как тут ко мне подбежала юная девица в темно-красной госпитальной форме. С ресепшена, наверное. Очевидно, появление мальчика-волшебника с двухметровой алебардой в руке даже в этой кутерьме привлекло внимание.

– Вы Кирилл Ураганов? – спросила барышня очень командным, деловым тоном. – В следующий раз звоните! Хорошо, что вас на подлете засекли. Мне бежать пришлось.

Ага, значит, не с ресепшена.

– Я не пользуюсь телефоном, – сказал я.

– Мне дали понять, у вас есть коммуникатор, – нахмурила девица брови. – Опять ложная информация?

– А с него можно позвонить на обычный телефон?

– На обычный, насколько я знаю, нет, но секретарю… – еле уловимая пауза, – человека, который вас сюда пригласил, точно. Он бы мне доложил.

Ничего себе! Оказывается, барышня имеет какое-то отношение к команде Аркадия, да еще такое, чтобы его секретарь ей «докладывал». Ну и более-менее высокий допуск. Что, тоже бывшая девочка-волшебница?.. Или, чем черт не шутит, настоящая – просто так взросло выглядит?..

Да нет, чушь. Все-таки она выше меня ростом, хоть и не сильно. Да и вообще, взрослая, в том числе анатомически, это видно.

– А вы, простите, кто? И какое отношение имеете к моему визиту?

Она оглянулась.

– Пойдемте куда поспокойнее, у меня к вам есть важный разговор. Лучше поздно, чем слишком поздно.

На самом деле я мог бы упереться и не идти – мало ли, а вдруг она шпионка из Ороса! – но здравый смысл подсказывал, что это вряд ли. Да и оружие под неплохо пригнанной формой на такой худенькой девушке не спрячешь.

– Так с кем имею честь, все-таки? – сухо спросил я, когда девица открыла толстые двери «только для персонала», и мы оказались в почти пустой, служебной части госпиталя.

– Меня зовут Леонида Георгиевна Романова, я хирург-трансплантолог, – ответила девица мне в тон. – А остальное подождет, пока не придем в мой кабинет.

Я начал подозревать, что девица значительно старше, чем выглядит. Нет, конечно, там, где ты уже встретил человека, живущего без сердца, можно встретить и юного гения, который по-анимешному начал пересаживать органы лет в четырнадцать, но какова вероятность?

Кабинет доктора Романовой подтвердил мои догадки: над столом висел диплом, датированный 823 годом от Исхода и 2156 от Снисхождения. Сейчас идет 832 от Исхода (в Ордене используются обе датировки, но в обиходе чаще первая, потому что там цифры короче), то есть она выпустилась из университета девять лет назад. Не в восемь же лет она в морг на практику гоняла! Да и когда молодая женщина жестом попросила меня присесть рядом со своим столом и сама устроилась напротив, так, что мы оказались лицом к лицу, я понял, что первое впечатление и правда было очень обманчивым. Что-то в выражении глаз за прямоугольными стеклышками очков, в едва заметной морщинке у уголка неподкрашенных губ, в пропорциях лица подсказывало – «девочке с ресепшена» уже идет к тридцати, а то и перевалило за этот рубеж.

– Так, давайте по порядку, – сказала Романова. – Как я уже сказала, я хирург, занимаюсь сердечными имплантами. Последние десять лет работаю в группе специалистов, сопровождающих случай Аркадия Веселова.

Я не удержался и снова взглянул на ее диплом. Девушка проследила за моим взглядом.

– Ага, зрение хорошее, и считать вы умеете, – сказала она спокойным тоном. – Да, я начала здесь еще ординатором, мой научный руководитель тогда был ведущим специалистом группы. Год назад он вышел на пенсию, руководство реабилитацией и поддержанием жизнедеятельности Весёлова перешло ко мне. Я знаю, что вы мысленно прикидываете мой возраст, так что сразу скажу – тридцать один год. Удачные гены.

– Даже не думал об этом, – соврал я.

– Разумеется. Так вот, в прошлый раз вас допустили до разговора с моим пациентом без согласования со мной. Что само по себе недопустимо, но, разумеется, неизбежно, когда руководитель команды меняются, а налаженные связи между людьми и прежние привычки остаются, – вздохнула Романова. – Грубо говоря, вместо того, чтобы пропустить вас через стандартную процедуру, вас провели в обход. Насколько я поняла, вас не то что комбинезон биозащиты, а даже халат надеть не попросили?

– Нет, прямо с улицы запустили, – сказал я. – Практически из хлева.

А сам подумал, что Аркадию ну очень не повезло с этой формалисткой. Видно, она из тех врачей, которым дай волю – и законопатили бы пациента в стерильный бокс, кормили бы кашами по расписанию и не давали бы читать газеты, чтобы сберечь от стресса. Понятно, почему он провел меня мимо этого цербера в медицинской форме!

– Вы зря иронизируете, – холодно проговорила Леонида Георгиевна. – Речь идет о носителе уникальной информации и навыков, единственном в Ордене или даже в мире. С учетом этого мы принимаем даже слишком мало предосторожностей. Чем хорош сердечный имплант: иммунитет не нужно давить наглухо, потому нет необходимости в стерильных боксах или других таких же тяжелых для психики мерах, – надо же, как мысли мои прочитала!

– Но все равно, – продолжала она, – в состоянии Весёлова любые осложнения даже при обычной простуде могут дать фатальную нагрузку на организм. Поэтому наша задача в этом случае – как можно тщательнее контролировать любые риски. Поэтому попрошу вас надеть бахилы и халат перед следующим визитом. Вам их выдадут.

– Хорошо, – разумеется, я не стал отказываться.

– А теперь главное, ради чего я вас сюда позвала… – Романова постучала пальцами по столу, нахмурила брови, как будто не знала, с чего начать. Наконец сказала: – У меня достаточно высокий допуск, но я не имею права знать, какие вопросы вы решаете с Весёловым. И не хочу. Это меня не касается. Но, давайте начистоту, всякие второстепенные и не опасные вещи под гриф секретности не прячут. То, что он второй раз организует с вами встречу – признак, что речь пойдет о делах уровня государственной безопасности.

– Допустим, – сказал я.

Пожалуй, она даже промахнулась на уровень – надо брать еще выше. Речь пойдет о выживании человечества.

– При обсуждении вопросов с такими высокими ставками может быть сложно управлять своим эмоциональным состоянием.

– Может быть, не спорю, – снова согласился я. – Только при чем здесь это?

– Извините за прямоту, но дети-волшебники не славятся умением держать эмоции под контролем. Скорее, наоборот.

– И снова не понимаю, на что вы намекаете.

И подумал: «Ей что, рассказали, как я в прошлый раз призвал глефу? Так ни на кого не направил же!»

Я, честно говоря, за последние дни несколько раз возвращался мыслями к этому эпизоду и каждый раз приходил к в выводу, что бессердечный маг меня специально спровоцировал. Видимо, как раз чтобы посмотреть на реакцию.

– Все дело в механизме функционирования сердечного импланта. Вы себе представляете, что это такое?

– Слабо, – честно сказал я. – Видимо, миниатюрный насос, который заменяет собой сердце?

– В общих чертах, – неожиданно кивнула врачиха. – На самом деле, довольно точное описание. Живое человеческое сердце – это ведь тоже насос. Но сердце подключено к нервной системе и получает от нее электрические сигналы. А от желез внутренней секреции – биохимические, в том числе и гормональные. Оно перекачивает кровь быстрее, когда мы взволнованы, и медленнее, когда расслаблены. От механического сердца этого добиться нельзя – его не подключишь ни к нервам, ни к рецепторам веществ. Во всяком случае, сегодня медицинская наука не знает, как это сделать. Понимаете, что из этого следует?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю